Страница:
Из спальни появились Лиззи и Элейн.
— Прими наши поздравления, Франко! — воскликнули они хором, и Лиззи поцеловала Франко в щеку.
— Журнал «Тайм» — торжествующе воскликнул Франко. — Я скупил все номера в ближайшем киоске. Правда, потом отправил половину назад. Нельзя же лишать соседей приятных новостей. Вот дилемма! Хочешь скупить все для себя, но ведь одновременно хочется, чтобы и мир о тебе прочитал. Наверное, стоит скупить по одному экземпляру в каждом киоске Ист-Сайда. Закажу себе новый журнальный столик — огромный, а вся столешница — из журнальных вырезок, покрытых лаком.
— Подожди немного, — сказал Либра. — Как-нибудь я помещу тебя на обложку «Тайма».
— Именно об этом я и хотел поговорить, — сказал Франко и бросил взгляд на дам, явно желая избавиться от их присутствия.
— Лиззи и Элейн, давайте-ка отсюда… мигом, — бросил Либра. — Аудиенция у Папы закончена. Джерри остается.
Лиззи и Элейн раздраженно посмотрели на Либру. Элейн забрала графин с «Кровавой Мэри» и обе вновь удалились в спальню.
— Вот это мне нравится, — сказал Франко Либре. — Беспрекословное повиновение. Мои модели никогда меня не слушаются, пока не наорешь на как следует.
— А ты с ними не фамильярничай, — заметил Либра и сел. Франко и Джерри последовали его примеру. — Итак, Франко, я хотел бы обсудить с тобой следующее: обнаженная модель — это блестящая идея, но ее нельзя продавать на улице, поместив на обложку. Твоя следующая коллекция… вся коллекция… должна быть совершенно необычной, новой, захватывающей дух. Ты уже совершил революцию со своим подвенечным платьем, твоя новая коллекция должна изменить лицо высокой моды по всей стране. Она не должна быть похожа на то, что ты или кто-нибудь другой делали раньше. Есть у тебя идеи?
— Что вы думаете о стиле «Шелков и Сатинов»?
— Не подходит, — ответил Либра. — Это ново для поющих групп, потому что все группы копируют друг друга, и никогда ничего не придумывают. Ты просто одел их в то, в чем можно ходить по улице, и все в восторге сказали «Ах». И считают, что это необычно. Нет, я хочу, чтобы при взгляде на твою коллекцию, люди замирали и сразу узнавали автора.
— Да, — уныло откликнулся Франко, покусывая ногти.
Либра посмотрел на портрет Сильвии Полидор, словно в ожидании помощи от нее. Он смотрел на нее как на Мадонну, способную ниспослать ему божественное вдохновение. Затем лицо его озарилось, он вскочил и заходил по комнате.
— Накладные плечи! — воскликнул он. — Длинные баски! Сетки! Туфли на платформе обитой шляпками от гвоздей, с завязками на лодыжках. Прозрачные полые каблуки с золотыми рыбками внутри.
— Оу! — воскликнул Франко, вскакивая на ноги. — «Взгляд Джильды». Я видел, видел этот фильм вчера по телевизору. Господи! Рита Хейворт — самая сексуальная женщина в мире!
— Никто не может сравниться с Сильвией Полидор, — возразил Либра.
— Ты думаешь, она стала бы носить мои платья?
— Их будут носить все! — заявил Либра. — Я закажу Нельсону проклятые сетки для волос. А ты предложишь им… чулки со швом! О, Господи, ну и видок же будет у Лиззи — два фута роста, накладные плечи и длинная баска. Придется и мне пойти на жертвы ради твоей карьеры.
— Я отправляюсь домой и тут же сажусь за эскизы, — воскликнул Франко, схватив Либру за руку. — Тореадор, смелее в бой.
— Ты, лысый извращенец, я тебе не бык! Ты тапой же испанец, как и я. И не забудь для вечерних платьев вышить баски бисером.
— О, это прекрасно, изумительно, — восторженно выкрикивал Франко. — Я мечтаю, Джерри, увидеть вас в новом стиле.
— У меня уже есть длинные рыжие волосы, — ответила Джерри, думая о том, что скорее умрет, чем напялит на себя что-нибудь из того, что они тут напридумывали.
— У меня прекрасная идея, — воскликнул Франко. — Вы днем будете в офисе?
— Вероятно, — ответил Либра.
— Значит, будете, — крикнул Франко, хватая свою куртку и бегом устремляясь к двери.
Либра торжествовал. Он улыбнулся Джерри своей улыбкой Чеширского Кота.
— Вот так гений делает бизнес, — заметил он. — Не забывайте об этом. Только обещайте, никому — ни слова. Тайны моды надо сохранять тщательнее, чем государственные. Ни слова!
— Ни за что, — пообещала Джерри. Конечно, она никому ничего не скажет. Ей вовсе не хотелось, чтобы окружающие подумали, что она работает на сумасшедшего.
Либра отправился на очередной деловой завтрак. Лиззи и Элейн потребовали омара и шампанское за счет Либры прямо в номер, чтобы компенсировать моральный ущерб. Джерри ограничилась шоколадом с орехами. Она экономила деньги на мебель для своей новой очаровательной квартиры.
В четыре Лиззи отправилась в спортзал, Элейн — домой, а Либра принялся диктовать Джерри письма. И тут снова появился Франко. Поначалу Джерри его даже не узнала. На голове у него красовался рыжий парик, волосы спадали до плеч, а один глаз был прикрыт волнистым локоном.
— О, Господи! — воскликнул Либра. — По-моему, мне сейчас станет плохо.
— Ну, как тебе? — гордо поинтересовался Франко. — Я создам и для себя новый имидж.
— Тебе придется научиться не потеть, — сухо заметил Либра. — Парик уже отклеился.
Франко провел пальцем по линии стыка.
— Ну надо же! — Ничуть не растерявшись, он вытащил из кармана бутылочку с клеем, и подклеил отставший на висках парик.
— Длинные волосы для мужчин, — заявил Франко. — Мне осточертели твои шутки насчет моей лысины.
— Кажется, я успел полюбить ее, — откликнулся Либра.
— Теперь придется ее забыть, — самодовольно промолвил Франко. — Нет, серьезно, этот парик не для меня. Я собираюсь надеть его на все свои модели.
Зазвонил телефон. Это был Дик Девере.
— Привет, Джерри. Какие новости в нашем дурдоме?
— Да ничего особенного, — ответила Джерри. — У нас тут парень в рыжеволосом парике и с бутылкой клея.
— Похоже на Нельсона, — предположил Дик.
— Это Франко.
Франко все еще вертелся перед зеркалом, закидывая голову и любуясь переливом волос в лучах солнца.
— Хотите поговорить с мистером Либрой?
— Если честно, я позвонил поговорить с тобой, Джерри.
— Да?
— Не надо волноваться, — заметил он. — Ничего плохого еще не случилось.
— Просто здесь сейчас такая суматоха.
— Именно поэтому я предлагаю тебе встретиться завтра за ланчем. Ты свободна?
— Нет, извините, — солгала Джерри.
— О'кей, днем у меня репетиция, так что выпить мы не сможем. А что насчет послезавтра?
— Я не знаю… Наверное, я не смогу отлучиться из офиса. Я ведь только приступила к своим обязанностям, и мне многое надо сделать.
— В том числе — познакомиться с клиентами. Так как насчет послезавтра?
Конечно же, он был прав. Его на лжи не проведешь — он был слишком умен. Либра ценил всех своих клиентов, и она должна была следовать его примеру. Что же ей делать? Ей хотелось, чтобы Дик сказал что-нибудь о Силки — либо что у него с ней чисто дружеские отношения, либо — что она его девушка, а Джерри он хочет видеть исключительно по деловым соображениям, чтобы проявить вежливость или что-нибудь в этом роде.
— Уверена, что у вас есть гораздо более важные занятия, чем болтовня с секретаршей, — сказала она без всякого кокетства, однако, стараясь, чтобы это не прозвучало стервозно.
Он расхохотался.
— Секретаршей? Тебя что, понизили в должности?
— Вы понимаете, что я имею в виду.
— Ни малейшего представления. Разве что ты считаешь меня грубияном, и я тебе не нравлюсь.
— Дело совсем не в этом, — поспешно возразила Джерри. Франко все еще любовался собственным отражением в зеркале, зато Либра не спускал с нее глаз, и Джерри поняла, что надо заканчивать дискуссию, пока за нее это не сделал Либра. — Хорошо, я согласна со всем.
— Значит, я заеду за тобой в четверг, в час дня. Запиши.
— Хорошо. До встречи.
Она положила трубку и сладко улыбнулась Либре.
— И кто же это предпочел вас мне? — поинтересовался Либра.
— Дик Девере, — ответила Джерри.
— Отлично. Я хочу, чтобы все любили вас.
«Господи, — подумала Джерри. — Тогда похоже, мне стоит позвонить Силки и пригласить ее на ланч. Если она согласится…»
Франко отправился рисовать эскизы, а Либра засадил Джерри за машинку и принялся диктовать, так что на размышления времени у нее не осталось. Но по дороге домой Джерри начала понимать, что на самом деле она страдает из-за мук совести, а не бескорыстия. Ей льстило внимание Дика. Она уже два месяца ни с кем не встречалась. А с кем она успела познакомиться в офисе Либры? Пока только с извращенцами и дураками. А что ее ждет? Новые извращенцы и дураки. Она была слишком умна, скромна и горда, чтобы ходить в бары для одиночек. Можно было конечно позвонить кому-нибудь из своих старых приятелей и сказать: «Привет, я снова в Нью-Йорке!» Но ведь она покинула этот город в первую очередь из-за них. Может у Дика, как сказала бы ее мать, есть симпатичный друг. У него, наверное, много приятелей.
По дороге она заскочила в магазин и купила жареного цыпленка и мускусную дыню. Вот ее жизнь — выбирать самого маленького цыпленка, и понимать, что все равно ей его не съесть. Ей было даже лень готовить для себя одной. По крайней мере она еще не достигла той стадии, когда будет покупать одну баранью отбивную, как старая дева. Цыпленок выглядел более достойно — окружающие могли счесть, что она ждет кого-нибудь в гости на ужин или собирается кормить любимого мужа. И все же эти мысли повергали ее в уныние. Цыпленок, завернутый в бумагу, был еще теплым, и от этого тепла тоже становилось грустно. Можно заставить себя забыть о сексе и детях, которых не имеешь, но как забыть об одиночестве? Можно уткнуться в телевизор, но телевизор можно смотреть и в девяносто лет. Джерри увидела молодую парочку, пересекающую улицу, — мужчина махал рукой, пытаясь остановить такси. Она уже миллион лет не ходила на свидания в Нью-Йорке!
Ей вовсе не хотелось радоваться предстоящей встрече с Диком в четверг, но не смотря ни на что, она радовалась от предчувствия свидания.
«Что это ты такая гордячка? — спросила она себя, словно речь шла о третьем лице. — Ты встречалась с женатыми мужчинами, и верила им, когда они утверждали, что с женами им не о чем говорить. Тебя же не волновали их жены. Конечно, тогда ты была моложе, и не знала еще, что такое боль, но зачем ты сейчас разыгрываешь благородство? Из-за того, что Силки чернокожая? Взваливаешь на себя все грехи мира — а тебя всего-то пригласили на ланч.» Она преодолела три пролета лестницы и вошла в свою новую пустую квартиру. Джерри оглядела гостиную — в ней было чисто и голо. Надо будет купить искусственные цветы и свечи. Интересно, доведется ли ей кого-нибудь пригласить сюда на обед. Жить одной значит страдать от одиночества, ходить на свидания — страдать от неловкости. Она все еще не могла привыкнуть к своей новой квартире. Джерри отнесла цыпленка на свою безукоризненно чистую кухню, ощущая себя скорее постояльцем в гостинице, чем хозяйкой дома. Не удивительно, что люди вечно приглашают друг друга на ланчи и обеды. Есть в одиночестве ужасно. Надо быть честной с собой. Она ведь и правда рада, что Дик ее пригласил. За всю неделю хоть одна маленькая радость. Она сможет надеть свой новый зеленый костюм, который купила еще в Париже, точно такого же зеленого оттенка, как и ее глаза. Господи, ну надо же его наконец надеть, а то он скоро выйдет из моды.
Глава 4
— Прими наши поздравления, Франко! — воскликнули они хором, и Лиззи поцеловала Франко в щеку.
— Журнал «Тайм» — торжествующе воскликнул Франко. — Я скупил все номера в ближайшем киоске. Правда, потом отправил половину назад. Нельзя же лишать соседей приятных новостей. Вот дилемма! Хочешь скупить все для себя, но ведь одновременно хочется, чтобы и мир о тебе прочитал. Наверное, стоит скупить по одному экземпляру в каждом киоске Ист-Сайда. Закажу себе новый журнальный столик — огромный, а вся столешница — из журнальных вырезок, покрытых лаком.
— Подожди немного, — сказал Либра. — Как-нибудь я помещу тебя на обложку «Тайма».
— Именно об этом я и хотел поговорить, — сказал Франко и бросил взгляд на дам, явно желая избавиться от их присутствия.
— Лиззи и Элейн, давайте-ка отсюда… мигом, — бросил Либра. — Аудиенция у Папы закончена. Джерри остается.
Лиззи и Элейн раздраженно посмотрели на Либру. Элейн забрала графин с «Кровавой Мэри» и обе вновь удалились в спальню.
— Вот это мне нравится, — сказал Франко Либре. — Беспрекословное повиновение. Мои модели никогда меня не слушаются, пока не наорешь на как следует.
— А ты с ними не фамильярничай, — заметил Либра и сел. Франко и Джерри последовали его примеру. — Итак, Франко, я хотел бы обсудить с тобой следующее: обнаженная модель — это блестящая идея, но ее нельзя продавать на улице, поместив на обложку. Твоя следующая коллекция… вся коллекция… должна быть совершенно необычной, новой, захватывающей дух. Ты уже совершил революцию со своим подвенечным платьем, твоя новая коллекция должна изменить лицо высокой моды по всей стране. Она не должна быть похожа на то, что ты или кто-нибудь другой делали раньше. Есть у тебя идеи?
— Что вы думаете о стиле «Шелков и Сатинов»?
— Не подходит, — ответил Либра. — Это ново для поющих групп, потому что все группы копируют друг друга, и никогда ничего не придумывают. Ты просто одел их в то, в чем можно ходить по улице, и все в восторге сказали «Ах». И считают, что это необычно. Нет, я хочу, чтобы при взгляде на твою коллекцию, люди замирали и сразу узнавали автора.
— Да, — уныло откликнулся Франко, покусывая ногти.
Либра посмотрел на портрет Сильвии Полидор, словно в ожидании помощи от нее. Он смотрел на нее как на Мадонну, способную ниспослать ему божественное вдохновение. Затем лицо его озарилось, он вскочил и заходил по комнате.
— Накладные плечи! — воскликнул он. — Длинные баски! Сетки! Туфли на платформе обитой шляпками от гвоздей, с завязками на лодыжках. Прозрачные полые каблуки с золотыми рыбками внутри.
— Оу! — воскликнул Франко, вскакивая на ноги. — «Взгляд Джильды». Я видел, видел этот фильм вчера по телевизору. Господи! Рита Хейворт — самая сексуальная женщина в мире!
— Никто не может сравниться с Сильвией Полидор, — возразил Либра.
— Ты думаешь, она стала бы носить мои платья?
— Их будут носить все! — заявил Либра. — Я закажу Нельсону проклятые сетки для волос. А ты предложишь им… чулки со швом! О, Господи, ну и видок же будет у Лиззи — два фута роста, накладные плечи и длинная баска. Придется и мне пойти на жертвы ради твоей карьеры.
— Я отправляюсь домой и тут же сажусь за эскизы, — воскликнул Франко, схватив Либру за руку. — Тореадор, смелее в бой.
— Ты, лысый извращенец, я тебе не бык! Ты тапой же испанец, как и я. И не забудь для вечерних платьев вышить баски бисером.
— О, это прекрасно, изумительно, — восторженно выкрикивал Франко. — Я мечтаю, Джерри, увидеть вас в новом стиле.
— У меня уже есть длинные рыжие волосы, — ответила Джерри, думая о том, что скорее умрет, чем напялит на себя что-нибудь из того, что они тут напридумывали.
— У меня прекрасная идея, — воскликнул Франко. — Вы днем будете в офисе?
— Вероятно, — ответил Либра.
— Значит, будете, — крикнул Франко, хватая свою куртку и бегом устремляясь к двери.
Либра торжествовал. Он улыбнулся Джерри своей улыбкой Чеширского Кота.
— Вот так гений делает бизнес, — заметил он. — Не забывайте об этом. Только обещайте, никому — ни слова. Тайны моды надо сохранять тщательнее, чем государственные. Ни слова!
— Ни за что, — пообещала Джерри. Конечно, она никому ничего не скажет. Ей вовсе не хотелось, чтобы окружающие подумали, что она работает на сумасшедшего.
Либра отправился на очередной деловой завтрак. Лиззи и Элейн потребовали омара и шампанское за счет Либры прямо в номер, чтобы компенсировать моральный ущерб. Джерри ограничилась шоколадом с орехами. Она экономила деньги на мебель для своей новой очаровательной квартиры.
В четыре Лиззи отправилась в спортзал, Элейн — домой, а Либра принялся диктовать Джерри письма. И тут снова появился Франко. Поначалу Джерри его даже не узнала. На голове у него красовался рыжий парик, волосы спадали до плеч, а один глаз был прикрыт волнистым локоном.
— О, Господи! — воскликнул Либра. — По-моему, мне сейчас станет плохо.
— Ну, как тебе? — гордо поинтересовался Франко. — Я создам и для себя новый имидж.
— Тебе придется научиться не потеть, — сухо заметил Либра. — Парик уже отклеился.
Франко провел пальцем по линии стыка.
— Ну надо же! — Ничуть не растерявшись, он вытащил из кармана бутылочку с клеем, и подклеил отставший на висках парик.
— Длинные волосы для мужчин, — заявил Франко. — Мне осточертели твои шутки насчет моей лысины.
— Кажется, я успел полюбить ее, — откликнулся Либра.
— Теперь придется ее забыть, — самодовольно промолвил Франко. — Нет, серьезно, этот парик не для меня. Я собираюсь надеть его на все свои модели.
Зазвонил телефон. Это был Дик Девере.
— Привет, Джерри. Какие новости в нашем дурдоме?
— Да ничего особенного, — ответила Джерри. — У нас тут парень в рыжеволосом парике и с бутылкой клея.
— Похоже на Нельсона, — предположил Дик.
— Это Франко.
Франко все еще вертелся перед зеркалом, закидывая голову и любуясь переливом волос в лучах солнца.
— Хотите поговорить с мистером Либрой?
— Если честно, я позвонил поговорить с тобой, Джерри.
— Да?
— Не надо волноваться, — заметил он. — Ничего плохого еще не случилось.
— Просто здесь сейчас такая суматоха.
— Именно поэтому я предлагаю тебе встретиться завтра за ланчем. Ты свободна?
— Нет, извините, — солгала Джерри.
— О'кей, днем у меня репетиция, так что выпить мы не сможем. А что насчет послезавтра?
— Я не знаю… Наверное, я не смогу отлучиться из офиса. Я ведь только приступила к своим обязанностям, и мне многое надо сделать.
— В том числе — познакомиться с клиентами. Так как насчет послезавтра?
Конечно же, он был прав. Его на лжи не проведешь — он был слишком умен. Либра ценил всех своих клиентов, и она должна была следовать его примеру. Что же ей делать? Ей хотелось, чтобы Дик сказал что-нибудь о Силки — либо что у него с ней чисто дружеские отношения, либо — что она его девушка, а Джерри он хочет видеть исключительно по деловым соображениям, чтобы проявить вежливость или что-нибудь в этом роде.
— Уверена, что у вас есть гораздо более важные занятия, чем болтовня с секретаршей, — сказала она без всякого кокетства, однако, стараясь, чтобы это не прозвучало стервозно.
Он расхохотался.
— Секретаршей? Тебя что, понизили в должности?
— Вы понимаете, что я имею в виду.
— Ни малейшего представления. Разве что ты считаешь меня грубияном, и я тебе не нравлюсь.
— Дело совсем не в этом, — поспешно возразила Джерри. Франко все еще любовался собственным отражением в зеркале, зато Либра не спускал с нее глаз, и Джерри поняла, что надо заканчивать дискуссию, пока за нее это не сделал Либра. — Хорошо, я согласна со всем.
— Значит, я заеду за тобой в четверг, в час дня. Запиши.
— Хорошо. До встречи.
Она положила трубку и сладко улыбнулась Либре.
— И кто же это предпочел вас мне? — поинтересовался Либра.
— Дик Девере, — ответила Джерри.
— Отлично. Я хочу, чтобы все любили вас.
«Господи, — подумала Джерри. — Тогда похоже, мне стоит позвонить Силки и пригласить ее на ланч. Если она согласится…»
Франко отправился рисовать эскизы, а Либра засадил Джерри за машинку и принялся диктовать, так что на размышления времени у нее не осталось. Но по дороге домой Джерри начала понимать, что на самом деле она страдает из-за мук совести, а не бескорыстия. Ей льстило внимание Дика. Она уже два месяца ни с кем не встречалась. А с кем она успела познакомиться в офисе Либры? Пока только с извращенцами и дураками. А что ее ждет? Новые извращенцы и дураки. Она была слишком умна, скромна и горда, чтобы ходить в бары для одиночек. Можно было конечно позвонить кому-нибудь из своих старых приятелей и сказать: «Привет, я снова в Нью-Йорке!» Но ведь она покинула этот город в первую очередь из-за них. Может у Дика, как сказала бы ее мать, есть симпатичный друг. У него, наверное, много приятелей.
По дороге она заскочила в магазин и купила жареного цыпленка и мускусную дыню. Вот ее жизнь — выбирать самого маленького цыпленка, и понимать, что все равно ей его не съесть. Ей было даже лень готовить для себя одной. По крайней мере она еще не достигла той стадии, когда будет покупать одну баранью отбивную, как старая дева. Цыпленок выглядел более достойно — окружающие могли счесть, что она ждет кого-нибудь в гости на ужин или собирается кормить любимого мужа. И все же эти мысли повергали ее в уныние. Цыпленок, завернутый в бумагу, был еще теплым, и от этого тепла тоже становилось грустно. Можно заставить себя забыть о сексе и детях, которых не имеешь, но как забыть об одиночестве? Можно уткнуться в телевизор, но телевизор можно смотреть и в девяносто лет. Джерри увидела молодую парочку, пересекающую улицу, — мужчина махал рукой, пытаясь остановить такси. Она уже миллион лет не ходила на свидания в Нью-Йорке!
Ей вовсе не хотелось радоваться предстоящей встрече с Диком в четверг, но не смотря ни на что, она радовалась от предчувствия свидания.
«Что это ты такая гордячка? — спросила она себя, словно речь шла о третьем лице. — Ты встречалась с женатыми мужчинами, и верила им, когда они утверждали, что с женами им не о чем говорить. Тебя же не волновали их жены. Конечно, тогда ты была моложе, и не знала еще, что такое боль, но зачем ты сейчас разыгрываешь благородство? Из-за того, что Силки чернокожая? Взваливаешь на себя все грехи мира — а тебя всего-то пригласили на ланч.» Она преодолела три пролета лестницы и вошла в свою новую пустую квартиру. Джерри оглядела гостиную — в ней было чисто и голо. Надо будет купить искусственные цветы и свечи. Интересно, доведется ли ей кого-нибудь пригласить сюда на обед. Жить одной значит страдать от одиночества, ходить на свидания — страдать от неловкости. Она все еще не могла привыкнуть к своей новой квартире. Джерри отнесла цыпленка на свою безукоризненно чистую кухню, ощущая себя скорее постояльцем в гостинице, чем хозяйкой дома. Не удивительно, что люди вечно приглашают друг друга на ланчи и обеды. Есть в одиночестве ужасно. Надо быть честной с собой. Она ведь и правда рада, что Дик ее пригласил. За всю неделю хоть одна маленькая радость. Она сможет надеть свой новый зеленый костюм, который купила еще в Париже, точно такого же зеленого оттенка, как и ее глаза. Господи, ну надо же его наконец надеть, а то он скоро выйдет из моды.
Глава 4
Шальной Дедди, или Мойша Феллин, принимал ванну в номере гостиницы в Атлантик-Сити в компании надувной игрушечной Рыбы — копии персонажа его шоу и четырнадцатилетней девочки по имени Марси, которая накануне вечером зашла к нему за кулисы попросить автограф. Марси была высокой загорелой блондинкой со стройными ногами и изящными руками, покрытыми легким платиновым пушком. Сейчас, вся облепленная пузырьками воды и пеной, с поднятыми наверх волосами и несколькими выбившимися мокрыми локонами, она казалась Дедди красивейшей из девушек. Он подтолкнул к ней надувную рыбку, и она, хихикая, отпасовала ее обратно.
Газированная вода с пеной — последнее пристрастие Дедди. Она давала ощущение чистоты и свежести без всякого мыла. И запах был изумителен. Они принимали ванну уже сорок пять минут под звуки рок-н-ролла, доносившегося из радио. Они дурачились и бросались друг в друга пеной. Игрушечная Рыба казалась еще одним членом их компании. У Марси был прелестный смех и добрые голубые глаза. Она безумно понравилась Шальному Дедди с первого же взгляда. Уже через несколько мгновений он покупал ей заварной крем, потом отвел ее на выставку «Хотите верьте, хотите — нет», после чего она совершенно спокойно отправилась к нему. Он отключил телефон, так как был уверен, что Элейн не даст ему покоя, как только узнает, что следующее шоу будет записываться и он не собирается возвращаться.
О двух вещах Дедди определенно не хотелось сейчас думать: первое — это Элейн с ее отвратительным характером, а второе — предстоящий день рождения. Сорок лет! Он сказал Марси, что ему тридцать пять. Он всем так говорил. Как страшно — стареть, особенно когда все еще ощущаешь себя подростком. Он смеялся над тем же, над чем смеются дети. А общаться с равными себе по возрасту ему было скучно и тоскливо. Вот Либра, к примеру. Ему до смерти было скучно с Либрой. Либра всегда так цинично говорил о девочках, утверждая, что будь он на месте Дедди, то воспользовался бы всеми его малолетними поклонницами. У Либры не было ни души, ни чувств. — У меня вся кожа сморщилась, — сказала Марси. — А у тебя?
— Какой ужас! — воскликнул Дедди и выскочил из ванной, чтобы осмотреть свое тело. — Нигде я не сморщился. А ты что, сморщилась?
Марси оглядела свое стройное тело, потом выпрыгнула из ванной и начала отряхиваться стоя на коврике как щенок после купания.
— Нет, — рассмеялась она. — Все на месте. — И она вытащила из ванной Рыбу. — Мы ей тоже не дадим скукожиться.
— Можешь забрать ее себе, если хочешь, — сказал Дедди.
— Правда? Как классно! — Марси прижала к себе резиновую Рыбу. — Но ты мне нравишься еще больше. Ты еще более классный.
— Меня ты не сможешь забрать, — с легкой укоризной ответил Дедди. — А так ты можешь? — У него была игрушка, подбрасывающая шарик от пинг-понга, который затем попадал в сетку. Спусковым механизмом было трудно управлять. Он поиграл немного, демонстрируя его работу, и предложил попробовать Марси.
— У меня ничего не получается»! — воскликнула девочка со смехом.
Он поставил ее перед огромным зеркалом в спальне и стал ее учить, но Марси совершенно не было свойственно чувство времени, еще хуже обстояло дело с координацией движений, и ей ни разу не удалось поймать шарик. В конце концов она разозлилась и запустила шарик в Дедди, попав тому в ухо. Он восторженно закричал и кинул шарик в Марси, но она уклонилась. А потом они начали носиться по всей комнате, кидаясь друг в друга всем, что попадалось под руку: подушками, журналами, игрушками, тапочками и ее бюстгальтером.
— Где ты так прекрасно загорела, Марси?
— Ездила на каникулы во Флориду. В Форте Лодердейл множество парней. Нам было так весело. — Она на секунду стала серьезной. — Дедди, скажи мне честно. Никто не знает, у тебя есть жена или нет?
— Конечно, я женат, — ответил Дедди. — Я же взрослый. А взрослые всегда женаты.
— Вот тоска! — протянула девочка.
— Угу, тоска смертная, — согласился Дедди.
— А она тебе нравится? Твоя жена?
— Да, она хорошая.
— И сколько ей лет?
— Восемьдесят семь, — сказал Дедди и бросил Марси на кровать.
Та залилась смехом и ударила Дедди подушкой.
— Она такая же старая, как ты?
— А что, я выгляжу на восемьдесят семь?
— Сколько ей все-таки?
— Двадцать шесть.
Марси передернула плечами. Ей стало скучно.
— Я умираю от голода, — заявила она.
— И я. Сейчас закажу завтрак.
Он позвонил в ресторан и заказал два гамбургера с соусом чили и две банки колы. Потом подумал и добавил жареной картошки и мороженое под шоколадом.
— Это мой любимый завтрак, — сказала Марси.
— И мой, — согласился Дедди.
— А откуда у тебя столько игрушек? — спросила она.
— Устроители игрушечного шоу присылают мне множество образцов. — А мы пойдем туда посмотреть?
— А ты хочешь?
— Не особенно, — сказала она, наморщив носик. — Давай лучше посмотрим телевизор. Скоро тебя будут показывать.
Шальной Дедди посмотрел на часы. Они продурачились все утро и часть дня. Шоу должно было начаться через десять минут. Он выключил радио и включил телевизор.
— Мне нравятся твои программы, — сказала Марси. — Я каждый день смотрю их после школы. А сегодня я вообще в школу не пошла. Интересно, они позвонят моим родителям? — Накануне она позвонила родителям и предупредила, что переночует у подружки.
— Будут неприятности?
— Не-а, — протянула она.
У нее-то неприятностей не будет, а вот у него… Элейн его убьет. По правде говоря, он здорово боялся Элейн. Она была такой крутой, а когда выпивала, что теперь происходило каждый вечер, так вообще становилась неуправляемой. Она рыдала, а несколько раз даже набрасывалась на него с кулаками. Но больше всего он боялся, когда она начинала орать. Тут равных ей не было. Она могла уцепиться за любой повод. Даже трудно было представить, что когда-то она была такой нежной.
Люди менялись. И совсем не так, как меняются дети, когда растут, как, например, его дети, наблюдать за которыми было одно удовольствие. От того, как менялись взрослые, становилось страшно. Они делались подлыми, нервными. Он видел это на примере своей старшей сестры Рут, которая воспитывала его после смерти родителей. Она была такая красивая и добрая, а потом выросла, вышла замуж и превратилась в занудную сплетницу, как и все остальные домохозяйки по соседству. Ее муж, Берни, работал в фирме по производству булавок для галстуков, и когда они переехали в Скарсдейл, Рут как с цепи сорвалась. Застелила весь дом огромными белыми коврами, покрыла все сверху полиэтиленом, и всякий раз входя в комнату, надо было снимать обувь. Она постоянно знакомила Шального Дедди с незамужними, либо разведенными или овдовевшими соседками, которые как две капли воды походили на нее саму. Она ненавидела всех его жен. И она с Берни продолжала называть его Мойша. «У меня был один Дедди, — заявляла она, — и это был не ты»[5].
Вот уж Рут порадуется, если узнает о его проблемах с Элейн. Сразу начнет свою песню: «Я тебе говорила» и будет повторять это, пока у него голова не начнет трещать. Казалось его жены начинали ей нравиться только тогда, когда он с ними разводился и они находили себе нового мужа. Тогда она начинала вспоминать их и сравнивать с новой. Он терпеть не мог обеды у Рут. От ее нытья у него начиналось несварение желудка, хотя и ее стряпни было достаточно, чтобы его вызвать.
— Вот он! — завизжала вдруг Марси. Она сидела перед телевизором скрестив ноги и соорудив себе из простыни подобие сари. — Я обожаю его! Правда здорово?
— Это я, — уточнил Шальной Дедди.
Действительно на экране был он. Шоу, записанное за день до этого. Он отлично выглядел, — никому даже в голову не могло приди, что на следующей неделе ему исполнится сорок.
— Ш-ш-ш, — неодобрительно зашипела Марси.
— Но это же я, — повторил Дедди, начиная ощущать себя лишним, побежденным своим собственным экранным изображением.
Марси тупо посмотрела на него.
— Может ты помолчишь, а то я пропущу все шутки.
Дедди достал из шкафа халат и натянул его на себя. Ему вовсе не хотелось смотреть шоу, он и так знал в нем каждое слово. Шоу это шоу, это — его работа, и когда она закончена, можно передохнуть. Он никогда не получал удовольствия от собственной славы. Он иногда секунду-другую смотрел свои передачи, но только, чтобы удостовериться, что хорошо выглядит. На этом его интерес иссякал. Принесли завтрак и Шальной Дедди расписался в счете, скромно придерживая дверь и заслоняя собой сидящую на полу Марси.
— А можно мне ваш автограф? — попросил посыльный.
— Я уже подписал тебе счет, — ответил Дедди.
— Нет, я хочу свой собственный.
— Ну так оставь счет себе. — Хитро предложил Дедди и оба расхохотались. Он чиркнул свою подпись на клочке бумаги, который протянул ему парнишка.
— Ой, это же вы, на экране, — заметил тот, изгибая шею и заглядывая в комнату. Дедди постарался заслонить собой обзор. — Интересно, что ощущаешь, когда видишь себя на экране.
— Это как отражение в зеркале, — ответил Дедди. И парень снова рассмеялся.
Как только посыльный ушел, Дедди захлопнул дверь и провозгласил:
— Завтрак прибыл.
— Ш-ш-ш.
Он взглянул на гамбургеры, чувствуя себя покинутым, открыл банку с колой и уселся с ней перед семнадцатидюймовым экраном, мечтая, чтобы шоу поскорее закончилось. Потом он поковырялся в жареной картошке. Он терпеть не мог есть в одиночестве, а еще больше он ненавидел остывшую еду. Если Марси не присоединиться к нему, то ему либо придется есть одному, либо все холодное. Это его угнетало. Он развернул гамбургер и всунул его Марси в руку. Она взяла его не взглянув и как лунатик поднесла его ко рту. Не отрывая глаз от экрана. Даже «спасибо» не сказала.
— Эй, я голоден, — сказал он, стараясь придать бодрость своему голосу. Она, казалось, ничего не слышала. — Эй! У меня в гамбургере рыбная кость! — Никакого ответа. Он положил недоеденный гамбургер на телевизор, чтобы он не остыл и с мрачным видом забрался на кровать, прихватив с собой банку колы, и размышляя не попробовать ли успеть на Выставку Игрушек до ее закрытия. В его присутствии торговля пойдет в два раза бойчее. Он получал неплохой доход от игрушек — Рыбы, Крошки Анджелы и Мыши-Альфонсы. Либра умел делать деньги. Дедди задумался о ночном шоу. Хорошо ли оно пойдет? Он собирался использовать кое-что из того, что делал и в дневных шоу. Ничего другого он просто не мог придумать. Он надеялся, что Либра окажется прав, и ночью удастся собрать в два раза большую аудиторию, чем днем. Он запишет все программы в присутствии зрителей. Наверное, продолжит делать и дневные программы. Он уже к ним привык. Забавно было думать, что он, клоун из Ист-Сайда, развлекавший своих соседей всякими импровизациями, станет миллионером и обладателем многочисленных спонсоров. Либра сказал, что он станет миллионером. Тогда он сможет купить себе необитаемый остров, будет расхаживать там голым с утра до ночи, пить кокосовый сок, есть бананы и плавать в океане, когда захочется. У него будет шалаш на дереве, о котором он всегда мечтал в детстве. Он встретит красавицу и подарит ей только что найденную раковину. Она молча возьмет ее, улыбнется и поведет за руку в джунгли, где они вместе опустятся на землю. У нее будут длинные черные волосы и она тоже будет обнаженной. Она совсем не будет походить на Элейн. Он подумал об Элейн. Она выросла за время их брака. Не повзрослела, а просто стала выше ростом. И еще научилась командовать. Кто мог тогда это предсказать? Ему никто не говорил, что шестнадцатилетние девчонки могут еще подрасти. Теперь она была на два дюйма выше него. И еще считает, что стала страшно образованной только потому, что вышла замуж за телезвезду. Даже французский начала изучать. Это, конечно, не так уж и плохо, только она на людях все время говорила по-французски, чтобы произвести впечатление на окружающих. Чашу его терпения переполнила попытка Элейн поговорить по-французски с несчастным пуэрториканским официантом.
После этого все, что бы ни сделала Элейн, приводило его в бешенство. Она покупала шестисотдолларовые платья, зная, что он не сможет оплатить их. Засунула их дочку во французский детский сад. А потом стала увиваться вокруг Лиззи Либры, которая ей в матери годится, и вообще просто шлюха. Уж он-то это знал, так как сам однажды оказался в постели с Лиззи, когда на одной грязной вечеринке поссорился с Элейн. Лиззи была не в его вкусе, но она была такой миниатюрной в своей детской одежде, что на мгновение в приступе безумия и одиночества, он представил ее себе маленькой девочкой. А Лиззи постоянно преследовала его и постоянно строила ему глазки из-под своих накладных ресниц. Он не выносил искусственные ресницы на взрослых женщинах. Они от этого выглядели еще старше. Но Лиззи взяла его за руку и потащила в одну из спален прямо с вечеринки, когда Элейн хлопнула дверью и удалилась.
— Ты — мой кумир, — произнесла она, запирая дверь на ключ. В этом не было кокетства, скорее — тоска. И ему стало ее жалко. Она источала такую неудовлетворенность, как будто ее вообще никогда не любили. Ему стало ее жалко. Бедная маленькая Лиззи. В этот момент она показалась ему страшно привлекательной. Ее светлые волосы были распущены и падали на маленькое розовое платье. Она сняла очки и посмотрела на него огромными голодными близорукими глазами.
— Ты — самое великое достижение со времен изобретения хлеба, сказала она ему. И тогда он сделал это на чужой постели. А потом ему стало так стыдно и страшно возвращаться в компанию где был ее муж и их с Элейн друзья, что он не мог даже смотреть, не то что разговаривать с ней.
А она была счастлива как жаворонок. Вся пузырилась от счастья, как бутылка с минералкой. Он никогда не видел, чтобы женщина приходила в такой экстаз после постели. Может все дело в нем? Но он, никогда не считал себя героем-любовником. Так… обычный парень. Она ведь даже не кончила. Странная она женщина! Потом он до смерти боялся, что Лиззи что-нибудь скажет Элейн, они ведь были так близки. Но очевидно Лиззи молчала. Элейн была самой ревнивой женщиной на свете, но про Лиззи она никогда ничего не говорила, даже не намекала.
Газированная вода с пеной — последнее пристрастие Дедди. Она давала ощущение чистоты и свежести без всякого мыла. И запах был изумителен. Они принимали ванну уже сорок пять минут под звуки рок-н-ролла, доносившегося из радио. Они дурачились и бросались друг в друга пеной. Игрушечная Рыба казалась еще одним членом их компании. У Марси был прелестный смех и добрые голубые глаза. Она безумно понравилась Шальному Дедди с первого же взгляда. Уже через несколько мгновений он покупал ей заварной крем, потом отвел ее на выставку «Хотите верьте, хотите — нет», после чего она совершенно спокойно отправилась к нему. Он отключил телефон, так как был уверен, что Элейн не даст ему покоя, как только узнает, что следующее шоу будет записываться и он не собирается возвращаться.
О двух вещах Дедди определенно не хотелось сейчас думать: первое — это Элейн с ее отвратительным характером, а второе — предстоящий день рождения. Сорок лет! Он сказал Марси, что ему тридцать пять. Он всем так говорил. Как страшно — стареть, особенно когда все еще ощущаешь себя подростком. Он смеялся над тем же, над чем смеются дети. А общаться с равными себе по возрасту ему было скучно и тоскливо. Вот Либра, к примеру. Ему до смерти было скучно с Либрой. Либра всегда так цинично говорил о девочках, утверждая, что будь он на месте Дедди, то воспользовался бы всеми его малолетними поклонницами. У Либры не было ни души, ни чувств. — У меня вся кожа сморщилась, — сказала Марси. — А у тебя?
— Какой ужас! — воскликнул Дедди и выскочил из ванной, чтобы осмотреть свое тело. — Нигде я не сморщился. А ты что, сморщилась?
Марси оглядела свое стройное тело, потом выпрыгнула из ванной и начала отряхиваться стоя на коврике как щенок после купания.
— Нет, — рассмеялась она. — Все на месте. — И она вытащила из ванной Рыбу. — Мы ей тоже не дадим скукожиться.
— Можешь забрать ее себе, если хочешь, — сказал Дедди.
— Правда? Как классно! — Марси прижала к себе резиновую Рыбу. — Но ты мне нравишься еще больше. Ты еще более классный.
— Меня ты не сможешь забрать, — с легкой укоризной ответил Дедди. — А так ты можешь? — У него была игрушка, подбрасывающая шарик от пинг-понга, который затем попадал в сетку. Спусковым механизмом было трудно управлять. Он поиграл немного, демонстрируя его работу, и предложил попробовать Марси.
— У меня ничего не получается»! — воскликнула девочка со смехом.
Он поставил ее перед огромным зеркалом в спальне и стал ее учить, но Марси совершенно не было свойственно чувство времени, еще хуже обстояло дело с координацией движений, и ей ни разу не удалось поймать шарик. В конце концов она разозлилась и запустила шарик в Дедди, попав тому в ухо. Он восторженно закричал и кинул шарик в Марси, но она уклонилась. А потом они начали носиться по всей комнате, кидаясь друг в друга всем, что попадалось под руку: подушками, журналами, игрушками, тапочками и ее бюстгальтером.
— Где ты так прекрасно загорела, Марси?
— Ездила на каникулы во Флориду. В Форте Лодердейл множество парней. Нам было так весело. — Она на секунду стала серьезной. — Дедди, скажи мне честно. Никто не знает, у тебя есть жена или нет?
— Конечно, я женат, — ответил Дедди. — Я же взрослый. А взрослые всегда женаты.
— Вот тоска! — протянула девочка.
— Угу, тоска смертная, — согласился Дедди.
— А она тебе нравится? Твоя жена?
— Да, она хорошая.
— И сколько ей лет?
— Восемьдесят семь, — сказал Дедди и бросил Марси на кровать.
Та залилась смехом и ударила Дедди подушкой.
— Она такая же старая, как ты?
— А что, я выгляжу на восемьдесят семь?
— Сколько ей все-таки?
— Двадцать шесть.
Марси передернула плечами. Ей стало скучно.
— Я умираю от голода, — заявила она.
— И я. Сейчас закажу завтрак.
Он позвонил в ресторан и заказал два гамбургера с соусом чили и две банки колы. Потом подумал и добавил жареной картошки и мороженое под шоколадом.
— Это мой любимый завтрак, — сказала Марси.
— И мой, — согласился Дедди.
— А откуда у тебя столько игрушек? — спросила она.
— Устроители игрушечного шоу присылают мне множество образцов. — А мы пойдем туда посмотреть?
— А ты хочешь?
— Не особенно, — сказала она, наморщив носик. — Давай лучше посмотрим телевизор. Скоро тебя будут показывать.
Шальной Дедди посмотрел на часы. Они продурачились все утро и часть дня. Шоу должно было начаться через десять минут. Он выключил радио и включил телевизор.
— Мне нравятся твои программы, — сказала Марси. — Я каждый день смотрю их после школы. А сегодня я вообще в школу не пошла. Интересно, они позвонят моим родителям? — Накануне она позвонила родителям и предупредила, что переночует у подружки.
— Будут неприятности?
— Не-а, — протянула она.
У нее-то неприятностей не будет, а вот у него… Элейн его убьет. По правде говоря, он здорово боялся Элейн. Она была такой крутой, а когда выпивала, что теперь происходило каждый вечер, так вообще становилась неуправляемой. Она рыдала, а несколько раз даже набрасывалась на него с кулаками. Но больше всего он боялся, когда она начинала орать. Тут равных ей не было. Она могла уцепиться за любой повод. Даже трудно было представить, что когда-то она была такой нежной.
Люди менялись. И совсем не так, как меняются дети, когда растут, как, например, его дети, наблюдать за которыми было одно удовольствие. От того, как менялись взрослые, становилось страшно. Они делались подлыми, нервными. Он видел это на примере своей старшей сестры Рут, которая воспитывала его после смерти родителей. Она была такая красивая и добрая, а потом выросла, вышла замуж и превратилась в занудную сплетницу, как и все остальные домохозяйки по соседству. Ее муж, Берни, работал в фирме по производству булавок для галстуков, и когда они переехали в Скарсдейл, Рут как с цепи сорвалась. Застелила весь дом огромными белыми коврами, покрыла все сверху полиэтиленом, и всякий раз входя в комнату, надо было снимать обувь. Она постоянно знакомила Шального Дедди с незамужними, либо разведенными или овдовевшими соседками, которые как две капли воды походили на нее саму. Она ненавидела всех его жен. И она с Берни продолжала называть его Мойша. «У меня был один Дедди, — заявляла она, — и это был не ты»[5].
Вот уж Рут порадуется, если узнает о его проблемах с Элейн. Сразу начнет свою песню: «Я тебе говорила» и будет повторять это, пока у него голова не начнет трещать. Казалось его жены начинали ей нравиться только тогда, когда он с ними разводился и они находили себе нового мужа. Тогда она начинала вспоминать их и сравнивать с новой. Он терпеть не мог обеды у Рут. От ее нытья у него начиналось несварение желудка, хотя и ее стряпни было достаточно, чтобы его вызвать.
— Вот он! — завизжала вдруг Марси. Она сидела перед телевизором скрестив ноги и соорудив себе из простыни подобие сари. — Я обожаю его! Правда здорово?
— Это я, — уточнил Шальной Дедди.
Действительно на экране был он. Шоу, записанное за день до этого. Он отлично выглядел, — никому даже в голову не могло приди, что на следующей неделе ему исполнится сорок.
— Ш-ш-ш, — неодобрительно зашипела Марси.
— Но это же я, — повторил Дедди, начиная ощущать себя лишним, побежденным своим собственным экранным изображением.
Марси тупо посмотрела на него.
— Может ты помолчишь, а то я пропущу все шутки.
Дедди достал из шкафа халат и натянул его на себя. Ему вовсе не хотелось смотреть шоу, он и так знал в нем каждое слово. Шоу это шоу, это — его работа, и когда она закончена, можно передохнуть. Он никогда не получал удовольствия от собственной славы. Он иногда секунду-другую смотрел свои передачи, но только, чтобы удостовериться, что хорошо выглядит. На этом его интерес иссякал. Принесли завтрак и Шальной Дедди расписался в счете, скромно придерживая дверь и заслоняя собой сидящую на полу Марси.
— А можно мне ваш автограф? — попросил посыльный.
— Я уже подписал тебе счет, — ответил Дедди.
— Нет, я хочу свой собственный.
— Ну так оставь счет себе. — Хитро предложил Дедди и оба расхохотались. Он чиркнул свою подпись на клочке бумаги, который протянул ему парнишка.
— Ой, это же вы, на экране, — заметил тот, изгибая шею и заглядывая в комнату. Дедди постарался заслонить собой обзор. — Интересно, что ощущаешь, когда видишь себя на экране.
— Это как отражение в зеркале, — ответил Дедди. И парень снова рассмеялся.
Как только посыльный ушел, Дедди захлопнул дверь и провозгласил:
— Завтрак прибыл.
— Ш-ш-ш.
Он взглянул на гамбургеры, чувствуя себя покинутым, открыл банку с колой и уселся с ней перед семнадцатидюймовым экраном, мечтая, чтобы шоу поскорее закончилось. Потом он поковырялся в жареной картошке. Он терпеть не мог есть в одиночестве, а еще больше он ненавидел остывшую еду. Если Марси не присоединиться к нему, то ему либо придется есть одному, либо все холодное. Это его угнетало. Он развернул гамбургер и всунул его Марси в руку. Она взяла его не взглянув и как лунатик поднесла его ко рту. Не отрывая глаз от экрана. Даже «спасибо» не сказала.
— Эй, я голоден, — сказал он, стараясь придать бодрость своему голосу. Она, казалось, ничего не слышала. — Эй! У меня в гамбургере рыбная кость! — Никакого ответа. Он положил недоеденный гамбургер на телевизор, чтобы он не остыл и с мрачным видом забрался на кровать, прихватив с собой банку колы, и размышляя не попробовать ли успеть на Выставку Игрушек до ее закрытия. В его присутствии торговля пойдет в два раза бойчее. Он получал неплохой доход от игрушек — Рыбы, Крошки Анджелы и Мыши-Альфонсы. Либра умел делать деньги. Дедди задумался о ночном шоу. Хорошо ли оно пойдет? Он собирался использовать кое-что из того, что делал и в дневных шоу. Ничего другого он просто не мог придумать. Он надеялся, что Либра окажется прав, и ночью удастся собрать в два раза большую аудиторию, чем днем. Он запишет все программы в присутствии зрителей. Наверное, продолжит делать и дневные программы. Он уже к ним привык. Забавно было думать, что он, клоун из Ист-Сайда, развлекавший своих соседей всякими импровизациями, станет миллионером и обладателем многочисленных спонсоров. Либра сказал, что он станет миллионером. Тогда он сможет купить себе необитаемый остров, будет расхаживать там голым с утра до ночи, пить кокосовый сок, есть бананы и плавать в океане, когда захочется. У него будет шалаш на дереве, о котором он всегда мечтал в детстве. Он встретит красавицу и подарит ей только что найденную раковину. Она молча возьмет ее, улыбнется и поведет за руку в джунгли, где они вместе опустятся на землю. У нее будут длинные черные волосы и она тоже будет обнаженной. Она совсем не будет походить на Элейн. Он подумал об Элейн. Она выросла за время их брака. Не повзрослела, а просто стала выше ростом. И еще научилась командовать. Кто мог тогда это предсказать? Ему никто не говорил, что шестнадцатилетние девчонки могут еще подрасти. Теперь она была на два дюйма выше него. И еще считает, что стала страшно образованной только потому, что вышла замуж за телезвезду. Даже французский начала изучать. Это, конечно, не так уж и плохо, только она на людях все время говорила по-французски, чтобы произвести впечатление на окружающих. Чашу его терпения переполнила попытка Элейн поговорить по-французски с несчастным пуэрториканским официантом.
После этого все, что бы ни сделала Элейн, приводило его в бешенство. Она покупала шестисотдолларовые платья, зная, что он не сможет оплатить их. Засунула их дочку во французский детский сад. А потом стала увиваться вокруг Лиззи Либры, которая ей в матери годится, и вообще просто шлюха. Уж он-то это знал, так как сам однажды оказался в постели с Лиззи, когда на одной грязной вечеринке поссорился с Элейн. Лиззи была не в его вкусе, но она была такой миниатюрной в своей детской одежде, что на мгновение в приступе безумия и одиночества, он представил ее себе маленькой девочкой. А Лиззи постоянно преследовала его и постоянно строила ему глазки из-под своих накладных ресниц. Он не выносил искусственные ресницы на взрослых женщинах. Они от этого выглядели еще старше. Но Лиззи взяла его за руку и потащила в одну из спален прямо с вечеринки, когда Элейн хлопнула дверью и удалилась.
— Ты — мой кумир, — произнесла она, запирая дверь на ключ. В этом не было кокетства, скорее — тоска. И ему стало ее жалко. Она источала такую неудовлетворенность, как будто ее вообще никогда не любили. Ему стало ее жалко. Бедная маленькая Лиззи. В этот момент она показалась ему страшно привлекательной. Ее светлые волосы были распущены и падали на маленькое розовое платье. Она сняла очки и посмотрела на него огромными голодными близорукими глазами.
— Ты — самое великое достижение со времен изобретения хлеба, сказала она ему. И тогда он сделал это на чужой постели. А потом ему стало так стыдно и страшно возвращаться в компанию где был ее муж и их с Элейн друзья, что он не мог даже смотреть, не то что разговаривать с ней.
А она была счастлива как жаворонок. Вся пузырилась от счастья, как бутылка с минералкой. Он никогда не видел, чтобы женщина приходила в такой экстаз после постели. Может все дело в нем? Но он, никогда не считал себя героем-любовником. Так… обычный парень. Она ведь даже не кончила. Странная она женщина! Потом он до смерти боялся, что Лиззи что-нибудь скажет Элейн, они ведь были так близки. Но очевидно Лиззи молчала. Элейн была самой ревнивой женщиной на свете, но про Лиззи она никогда ничего не говорила, даже не намекала.