Джеф Рона. Закулисные игры

   Джерри находилась рядом с ним почти все время, кроме его выхода на сцену. Но все равно Дедди поддался панике, которая охватывала его при виде толпы. Когда он стоял перед камерой или перед аудиторией, скрытой во тьме зала, он чувствовал себя свободным и наслаждался собой, как всегда. Забавно, в зале люди — зрители и друзья, но стоит им оказаться на улице, как они мгновенно превращаются во врагов. Они играют роль публики, а он роль исполнителя. Но когда шоу заканчивается, они выбирают себе новую роль — охотников, а он превращается в жертву. Перед выходом из здания студии Дедди бросило в пот.
   — Ты уверена, что машина остановилась прямо перед входом?
   — Я проверила.
   — Хочу выпить.
   — В машине есть кое-что, — сказала она и подмигнула. Джерри всегда знала, как действовать в экстремальных ситуациях.
   — Хотелось бы мне выпить прямо сейчас.
   — Ну пошли же в машину. Через две секунды ты получишь свой коктейль. Она не понимала, этого никто не мог понять, кроме него. Это похоже на ощущение тех, кто панически боится летать на самолете. Им можно доказывать с помощью статистики, что летать безопаснее чем ездить на машине, но тщетно: их ноги становятся ватными, сердце готово выскочить из груди, пот льет ручьями. Толпа, которая знала его в лицо, действовала на него точно так же. Раньше, когда он только мечтал о славе, такое ему даже в голову не приходило.
   Его трясло, лил пот, тело стало столь чувствительным, что любое прикосновение могло обратить Дедди в паническое бегство. Стоящие снаружи люди казались ему каннибалами, готовыми наброситься на него в любую секунду. Полицейский распахнул дверь, и Джерри вышла первой. Дедди вцепился в рукав ее пальто как четырехлетний ребенок. Толпа взревела как взбесившееся дикое животное. На мгновение он выпустил край пальто Джерри и на него нахлынула паника и одиночество.
   Как в тумане он видел всех этих нимфеток, которые сходили по нему с ума, и к панике примешалось чувство вины и настигающего его возмездия. Теперь, когда он любил Джерри, а Джерри любила его, девочки казались непристойными. Он сам был непристойным. Как он мог гладить их бедра, целовать их рты? Он был безумен! Теперь они были для него совершенно лишены сексуальной привлекательности, дети прыгали вокруг него, пытаясь дотронуться до его одежды, до его тела, до его члена. Они хотели его! Дедди хотелось закричать и разогнать их по домам.
   Но кричали они. Они выкрикивали его имя. Эти взбесившиеся зверьки. Он устремился к лимузину, и молился, молился, молился…
   Вдруг толпа взревела: «Шальной Дедди-и-и-и-и!» Это был он. Он выходит, выходит!
   Барри увидела его. Толпа волнами накатывала на полицейских. Дедди был почти рядом с ней. Реальность повергла ее в шок. Она никогда раньше не видела его так близко: вот она ее любовь, живая, во плоти своей. «Дедди-и-и-и!»
   Толпа бросила Барри на него. Она могла дотронуться до него рукой.
   — Дедди! — кричала она.
   Он посмотрел на нее. Нет, он смотрел сквозь нее. В его глазах застыли страх и ненависть, как во взгляде змеи. Он поняла, что в этом хаосе он ее не узнает.
   — Дедди! — кричала она. — Я — Барри. Барри!!!
   Она должна была задержать его на секунду, чтобы он смог вспомнить. О, автограф… Она лихорадочно искала в сумке ручку и блокнот.
   Он оттолкнул ее от себя — со всего размаха, рукой. Его взгляд совершенно ясно говорил, что он не хочет ее, не знает ее. Она для него меньше, чем ничего. Он отмахнулся от нее, как от мухи. И это причинило Барри огромную боль.
   — Не прикасайся ко мне! — крикнул он.
   Ее рука, шарившая в сумке, наткнулась на маленький нож.
   Толпа вздохнула, как умирающее чудовище. Барри понадобилось время, чтобы увидеть его, Дедди, распростертого перед ней. Из его груди лилась кровь. Рядом с ним на коленях стояла рыжеволосая девушка. Она поддерживала его голову и выглядела до смерти испуганной. Девчонки в толпе начали рыдать. Люди толкали ее, пихали, желая узнать, что случилось. «Что случилось? — орали они. — Что случилось?»
   Глаза Дедди были закрыты. Лицо его посерело. Рыжеволосая девушка беззвучно заплакала. Полицейские достали пистолеты, а один их них медленно подошел и, взяв пальто, прикрыл им лицо Дедди. Теперь на земле лежала кучка одежды. Не было больше Дедди. Там мог лежать кто угодно.
   Толпа опять вздохнула. Женщины и девушки плакали. Барри поняла, что сжимает что-то в пальцах. Она разжала пальцы: на землю выпал нож. Рукав ее пальто и перчатка были в крови. Она не понимала, как это случилось.
   Люди орали и напирали на полицейских. Барри, не осознавая, что делает, пробиралась к двери в студию. Она будет стоять там и ждать, когда же выйдет ее Дедди. И дождется, обязательно дождется…

Глава 28

   Они стояли рядом с ней: Либра, Лиззи, Силки, Винсент… Винсент ходил за ней, как собачонка. Они боялись, что она покончит с собой. Но она не собиралась убивать себя — об этом она вообще не думала. К чему еще одна смерть? Ей нужно побыть одной и подумать. Врач Силки (не Ингрид) дала ей таблетки: транквилизаторы и снотворное. Она предпочитала пить. Винсент смотрел на нее, менял пластинки на проигрывателе и придумывал, что бы такое сказать, а она пила по полбутылки неразбавленного виски каждую ночь, приканчивала третью за ночь пачку сигарет, а потом принимала таблетку. Она была послушна, как больная. Почему они обращаются с ней как с больной? Больной была девочка, которую задержали через два дня… Барри. Почему ее так долго искали? Теперь она в каком-то институте на обследовании. И в газетах пишут, что ее признали душевнобольной.
   На похороны прилетела Элейн вся в черном и в умопомрачительной шляпке. Она была похожа на женщин, каждый год приносящих цветы на могилу своего кумира Валентино. Она рыдала, будто потеряла самого любимого человека. Джерри сидела там, наглотавшись транквилизаторов, отупевшая, пьяная. Она казалась спокойной и сильной для мира, который взирал на нее. Прилетели его сестра с мужем. Забавно, что родственников Дедди она первый раз увидела на его похоронах… Ей хотелось разбить гроб, но она понимала: это бессмысленно.
   Публика питалась им, а потом убила. Его, самого доброго, который просто не подумав, случайно, сказал ей грубое слово. Кто-то, кого она не знает, убил его, и изменилось все вокруг. Вот что значит быть идолом толпы. Джерри больше не хотела иметь с этим ничего общего. Она не будет создавать звезд для толпы. Она ненавидела свою работу, она ненавидела Нью-Йорк, она должна уехать.
   Она уедет на далекий необитаемый остров, о котором она мечтала вместе с Дедди. Она будет жить там одна, делая вид, что она с ним, пока время ее не излечит. Пришлось сказать Либре, что она уезжает. Через два дня после похорон она уложила чемоданы и сказала Винсенту, что он может уезжать к родителям. По каталогу она нашла себе остров и заказала билеты по телефону. Потом она пошла в офис попрощаться. На один его вопрос она ответила ложью.
   — Не надо, — сказал он. — Пожалуйста, не надо. — В его глазах она увидела боль и удивилась: ей раньше и в голову не могло прийти, что его заботит что-то подобное. — Не уезжай к родителям. Оставайся здесь и работай. Работа — лучшее лечение. Скоро мы переедем в новый офис. Посмотри, какой это будет красивый дом. Посмотри в окно, его отсюда видно. У тебя будет свой офис. Там будет все так, как ты пожелаешь. Я заплачу за это. Ты вообще не будешь работать, пока его не отделают. Поверь мне, быть занятой, не думать — единственное спасение.
   — Я уеду, — сказала она. — Я пришла только попрощаться и поблагодарить за все, что вы для меня сделали.
   — Не стоит.
   — Тогда до свидания, — сказала она.
   — Подожди, — сказал он. — Если ты хочешь уехать, то у меня есть маленький домик в Малибу. Мы с Лиззи проводили там уик-энды, когда жили в Калифорнии. Поживи там. Он стоит особняком на побережье. Соседи не будут тебя беспокоить. Я закажу билет. Поезжай туда на пару недель, загорай на пляже. Сейчас в Калифорнии очень хорошо. Тебе нужно отдохнуть. Ты уже год работаешь без отпуска.
   Год? Разве уже прошел год? Всего лишь год назад она приехала в Нью-Йорк, а как много всего случилось… Эта работа поглощает время так, что его не замечаешь. Она подумала о доме. Это наверное лучше, чем жить в отеле. Ее никто не будет беспокоить. И кроме того, у нее не так уж много денег, чтобы долго прожить даже на необитаемом острове.
   — Живи там столько, сколько захочешь, — продолжал Либра. — Там есть телефон. Если тебе что-нибудь понадобится, позвони.
   — Нет, спасибо, — сказала она. — Вы будете каждый день звонить мне по делу. А я увольняюсь. Я не смогу жить в вашем доме спокойно и свободно и не говорить с вами о бизнесе. Это будет нечестно.
   — Честно? Честно? Прекрати. — Либра потянулся к телефону. — Улетаешь сегодня вечером. Иди, собирай чемоданы.
   — Я уже все уложила.
   — Тогда улетаешь сегодня днем. Поедешь в аэропорт на моем лимузине. Лиззи тебя проводит. Когда прилетишь — возьмешь такси. В доме найдешь машину и ключи. Там есть женщина, она будет убирать и покупать продукты. В доме есть книги, пластинки, телевизор и большая фильмотека.
   — И все это — в маленьком прибрежном бунгало? — Джерри против воли улыбнулась.
   Винсент поехал вместе с ней. У него теперь была уже мужская прическа. Без макияжа, в свитере и джинсах он выглядел очень симпатичным «голубым» но уже совершенно не походил на девушку. Лиззи его даже не узнала. Пока Винсент занимался ее багажом, Лиззи поинтересовалась:
   — А с девушками он этим тоже занимается?
   — О, нет.
   — Хм-м-м, — промычала Лиззи, разглядывая широкие плечи Винсента и облизывая губы.
   Они поцеловались на прощание, а Лиззи даже заплакала.
   — Я позабочусь о твоей квартире, — пообещал Винсент. — Ты захватила таблетки?
   — Да. — В сумке у нее лежала и бутылка виски. — Позаботься о себе. Измеряй вес каждый день. Не забудь про спортзал и бассейн по утрам. Пиши мне, не звони. Это дорого стоит.
   — Я люблю тебя, — прошептал Винсент. Из глаз его катились слезы. Все знали, что она больше никогда не вернется. Хотя об этом не было сказано ни слова. Джерри еще раз поцеловала Винсента на прощание.
   — Там есть целый винный погреб, — сказала Лиззи. — Чувствуй себя как дома.
   — Спасибо. До свидания. До свидания.
   Усевшись в кресло салона первого класса, Джерри поняла, что впервые после всего случившегося наконец-то осталась одна. Она гадала, не случится ли катастрофа во время ее полета. Ее это не беспокоило, только вот остальных пассажиров жаль. Они-то хотят жить дальше. Она пила скотч, шампанское и вино, которое разносили стюардессы, и спала. Проснулась она уже в Калифорнии.
   Домик был маленьким и уединенным. Перед ним был небольшой садик. Солнце светило весь день. И имелся участок пляжа. Другие дома стояли далеко. Ей никто не надоедал. Женщине, которая убирала и присматривала за хозяйством, Либра видимо уже позвонил. Она не задавала вопросов, а только спрашивала меню на неделю. Готовила у себя, а прибиралась в доме, когда Джерри спала. Джерри выбрала для себя спальню Либры, так как ее окна выходили на океан. Там стояла королевских размеров кровать с голубыми простынями. Вся комната была отделана в синих и зеленых тонах — под цвет моря. В хрустальной вазе стояли цветы из сада. С утра женщина подавала Джерри поднос с завтраком прямо в постель. А потом Джерри читала газеты, сидя на солнце перед домом, или лежала на пляже с бутылкой вина и сочиняла идиотские стихи. Они источали насилие и ненависть ко всему.
   В доме нашлась бумага и пишущая машинка, и Джерри попыталась их печатать. Они были ужасны, но ей становилось легче. Каждый день, полупьяная, она печатала, затем спала и обедала, сидя перед телевизором. Она смотрела все подряд. Женщина научила ее обращаться с проектором, но первое время Джерри отнеслась к этому равнодушно. Потом из любопытства и от скуки она начала смотреть фильмы — все, что она пропустила, когда была в Европе. Она устраивалась с бутылкой скотча и крутила пленку иногда по три-четыре раза, если фильм ей нравился. Ей странно было видеть все это на экране: повторяющиеся сцены, жесты, слова. Как будто люди находились рядом с ней, в доме. Она нашла фильм с Заком Мейнардом. И удивилась, что ее профессиональное любопытство победило. Она просмотрела фильм дважды. Он оказался вовсе не таким уж плохим актером. Интересно, а у Силки тоже получится сыграть ее роль в «Мавис»?
   Изредка Силки писала ей, но письма у нее получались сумбурные, дурацкие. Она писала о новостях из Нью-Йорка, но Джерри больше интересовали не новости, а сама Силки. Ее муж, Бобби, делал карьеру на телевидении и довольно успешно. Силки была взволнована.
   Почти каждый день приходили письма от Винсента. Это были совсем другие письма, будто они с Силки жили на разных планетах. Новости Нью-Йорка и бизнес его абсолютно не интересовали.
   «Марсию пришлось отправить в госпиталь из-за каких-то проблем с силиконовыми грудями, — писал он. — Там с нее содрали парик за сто пятьдесят баксов, и оказалось, что она — лысый мужик. И они не знали, как ее регистрировать: как мужчину или как женщину. Она настаивала на том, что она женщина, и ее поместили в женское отделение. Это его-то, лысого мужика шести футов росту с искусственными грудями. Сплошной бардак!»
   Винсент боялся теперь ходить по барам. Он подозревал, что над ним будут смеяться. Все новости из гей-мира он узнавал по телефону. Он прибавил пятнадцать фунтов, подрос еще на дюйм, стал прекрасным пловцом. «И знаешь что? — писал он. — Я встретил в спортзале отличного парня. Он нормальный. Он сказал, что ненавидит трансвестов и женоподобных. И я ему нравлюсь. Я не говорил ему о Бонни Паркер. Он бы просто умер тогда. Мы с ним уже дважды ходили обедать в нормальные рестораны, и над нами никто не смеялся. Волосы у меня отрасли, как у хиппи. А еще появились усы. Смешно, но когда я с ними боролся, они росли слишком быстро, а теперь — медленно. А девчонки со мной стали кокетничать, представляешь! Я несчастный извращенец!»
   На него стали заглядываться девушки! Ух ты! Джерри почему-то было это приятно. Может, Винсент действительно сделает себе карьеру кинозвезды, например, в следующем году. Подростки обожают слегка женоподобных актеров, в них нет скрытой угрозы.
   Джерри взвешивалась на весах, которые стояли у Либры в ванной, и заметила, что из-за постоянного потребления алкоголя прибавила несколько фунтов. Тогда она сократила дозу до нескольких бокалов в день, и попросила женщину не готовить ничего слишком калорийного. Заботиться о себе было приятно. Она писала открытки родителям, рассказывая об отпуске в Малибу. (Они ведь ничего не знали про нее и Дедди. Джерри не хотела сообщать новости до окончания его развода.) Она писала коротенькие письма Силки, Винсенту, Либре и Лиззи. Теперь в ее стихах стало меньше злости и больше печали, хотя они оставались такими же ужасными. Джерри хранила листки с текстами. Растущая кипа бумаги говорила ей, что она, несмотря на подобный образ жизни, еще сохраняет в себе что-то человеческое.
   Она начала читать журналы, а потом книги Либры. Больше всего ей нравились книги по истории, они ничем не напоминали ей о сегодняшней жизни. В них был совсем другой мир. Либра организовал повтор всех программ Дедди по утрам, и Джерри перестала смотреть телевизор. Она принимала снотворное и спала. И старалась ни о чем не думать. Однажды ночью ей приснился Дедди. С Джерри началась истерика. Она взяла бутылку виски, стакан и пошла на пляж. Она шла по песку и вдруг увидела, что в одном из домов — вечеринка. Какие-то люди бегали по пляжу. К ней подошел какой-то мужчина.
   — Привет, — сказал он. — Присоединяйся к нам.
   — А почему бы и нет? — ответила Джерри.
   Выглядела она ужасно: без косметики, в ночной рубашке с покрасневшими от слез глазами и заплаканным лицом. Все вокруг были молодыми, загорелыми и красивыми. На ее ночную рубашку, казалось, никто не обращал внимания. Наверное, они решили, что она — хиппи. Джерри нашла лед для виски (она так и держала бутылку в руке), и еще сигареты, и устроилась на диване. Кто-то заговаривал с ней, а она улыбалась, чтобы не казаться слишком пьяной. Музыка была включена на полную громкость, люди танцевали. Кто-то пригласил ее, но она отказалась, испугавшись, что ей станет плохо. Она встала, чтобы поискать еще льда, и вдруг наткнулась на Дика Девере, загорелого и счастливого.
   — Джерри! — он радостно улыбался. — Я не знал, что ты в Калифорнии. И давно ты здесь?
   — Уже больше месяца, полагаю.
   Он обнял ее. Неужели это Дик, которого она так любила? Не может быть. — Как ты? — Он не дождался ее ответа. — А я так счастлив. Все идет отлично. Фильм будет чудесным. Денег будет уйма! Это будет здорово.
   Джерри высвободилась из его объятий. Он ничего не знал, а если и знал, то это его не касалось. Дика волновало только его благополучие.
   — Я куплю себе дом в Беверли-Хиллс и заведу себе японского мальчика-слугу, — продолжал он. — Я так счастлив. Это мой год!
   — Отлично, — сказала Джерри с отсутствующим видом. Но он уже куда-то направился, забыв о ней.
   — Это ночная рубашка, да? — спросил ее кто-то. Она обернулась и увидела мальчика, просто мальчика. Наверное, он играет у Дика в фильме. Джерри кивнула. — А почему вы ее не снимите?
   Она отшатнулась и отправилась в другую комнату, которая оказалась спальней. На ковре лежала парочка, еще пятеро резвились в кровати. Потом их оказалось шестеро. Обнаженные, они походили на рыбок в аквариуме. Вокруг звучала музыка, прислуга в униформе разносила еду и напитки, протискиваясь между телами, будто происходящее здесь — обычное дело. Из свалки тел на кровати высунулась рука и схватила стакан с подноса.
   Она убежала, чтобы найти необитаемый остров, и нашла его, здесь, просто никто из всех этих людей об этом не подозревал. А сейчас она смотрела на все происходящее в спальне отчужденно: это ее не касалось. А всего лишь год назад она была в шоке, увидев Лиззи Либру и Зака Мейнарда, удалявшихся в спальню на вечеринке… Правда, Лиззи и Зака она знала. Парень, окликнувший ее в гостиной, проследовал за ней в спальню и поцеловал в ухо. Она отпрянула, но он уже обнимал ее. Он целовал ее губы, а Джерри пыталась понять нравится ли ей это… Так давно она не ощущала прикосновения мужчины, и она была так одинока… К горлу подступила тошнота, и Джерри оттолкнула парня от себя. У него были маленькие хитрые глазки. Для нее он был никто, всего лишь тело; тело, которое могло умереть в любую минуту. Комната дышала смертью, в ней было больше мертвечины, чем в кошмарах, которые мучили Джерри по ночам, но ведь эти люди делали вид, что живы!
   — Эй! — сказал парень. Он был то ли пьян, то ли — в наркотическом бреду и продолжал держать ее за край сорочки. Она услышала треск рвущейся ткани и попыталась вырваться и убежать в светлую гостиную. Рубашка еще кое-как держалась на ней. Парень бросился за Джерри.
   — Эй! — опять крикнул он.
   — Ты разорвал мне платье, — сказала Джерри.
   — Ночную рубашку…
   — Это платье. Пошел вон!
   К ней направился еще кто-то. Джерри бросилась в ванную. Там стояли трое мужчин, как ни странно, одетые. Они были настолько поглощены своим занятием, что даже не заметили ее. Они измеряли свои члены с помощью косметического карандаша. Один из них оказался коротышкой, и даже поднялся на цыпочки, чтобы представить свое оснащение во всей красе. Во втором Джерри инстинктивно угадала одного из тех, кто собирается стать восходящей звездой кино. Третьим был Дик.
   — Я выиграл, — сказал Дик. — У меня больше почти на дюйм, а он еще не полностью встал. — Он начал мастурбировать.
   — Давай я сделаю это, — заявил восходящая звезда и, встав на колени перед Диком, взял его член в рот. Дик с восторгом смотрел вниз, сложив руки на груди и широко расставив ноги.
   Джерри не верила своим глазам. Картинка напоминала непристойные фрески в Помпее — это не мог быть мужчина, которого она любила, романтический герой, разбивший столько женских сердец. Но она чувствовала только легкую тошноту и печаль. Ей стало жалко Дика Девере. Теперь уже не важно сколько девичьих сердец он разбил. Всю оставшуюся жизнь он будет страдать гораздо больше. Она пришла в себя.
   Джерри бросилась вон из дома. Всю обратную дорогу она шла по самой кромке прибоя. Шум и музыка таяли вдали, за ее спиной. В остальных домах царила тьма и спокойствие — так, как и должно быть. В ночном небе мерцали звезды. О, Дедди, Дедди, где же ты? Может ты на одной из этих звезд? Джерри молилась об этом. Она сама могла выбрать звезду и поверить, что Дедди смотрит на нее оттуда. Она так хотела в это поверить.
   Вскоре вдали показался ее дом, и Джерри почему-то обрадовалась. Сейчас он казался ей ее домом. В нем теперь не было одиноко и страшно. Над головой светили звезды. Ей хотелось написать стихотворение про звезды. Но у нее так кружилась голова, что Джерри направилась прямиком в постель и сразу же заснула.
   — Какой сегодня день? — спросила она у женщины на другое утро.
   — Двадцать третье мая.
   — Мая? — Она оказывается пробыла здесь гораздо дольше, чем ей показалось. Ей хотелось о чем-нибудь еще спросить женщину. — А вам нравится работать на мистера Либру?
   — Это — работа. А яйца вам нравятся? Или я их не доварила?
   — Все хорошо. И как давно вы на него работаете?
   — С тех пор, как умер мой муж.
   — А когда это случилось?
   — В декабре будет уже шесть лет.
   Поддерживать разговор становилось трудно, да и женщина не стремилась к этому.
   — Здесь наверное скучно одной? — спросила Джерри.
   — Нет. У меня есть друзья.
   — Я не так уж много знаю о нем, — сказала Джерри.
   — О ком?
   — О мистере Либре.
   Женщина улыбнулась. Она была чуть полноватой. На вид ей можно было дать лет сорок.
   — Я тоже не так уж и много о нем знаю, хотя знаю его всю жизнь.
   — Всю жизнь?
   — А вы разве не знаете? Я его сестра.
   — Его сестра? — Джерри сама себе казалась тупицей, повторяя за женщиной ее фразы.
   — Сэм заботиться о своей семье, — сказала женщина. И Джерри не могла понять, гордится ли женщина этим или язвит.
   — Он и обо мне заботится, — сказала Джерри. — Он хороший, правда?
   — Кто может сказать, что хорошо, а что плохо?
   — Я не его подружка, если вы об этом подумала.
   — А кто об этом говорит? Люди могут чувствовать перед кем-то свою вину, и поэтому делать добро другим, чтобы как-то сгладить это чувство. — Женщина пожала плечами.
   — А почему он должен чувствовать вину?
   — Не спрашивайте меня. Я ничего не знаю о мире, в котором он живет. Поверьте мне, я не соглашусь переехать в Нью-Йорк ни за какие деньги. Двадцать два года я прожила с любимым мною мужчиной. У меня две дочери, они уже замужем. Я не имею ничего общего с шоу-бизнесом. Кто знает, что он делает в Нью-Йорке?
   «Действительно, кто?» — подумала Джерри.
   Женщина взяла поднос.
   — Почему бы вам не поехать куда-нибудь? Молодым девушкам не стоит сидеть дома целыми днями. Поезжайте. Вы заболеете, если будете только сидеть изо дня в день наедине со своими мыслями. Осмотрите окрестности. Калифорния прекрасна. — Она вышла из комнаты. Эта женщина дала ей хороший совет, и мир стал чуть-чуть ярче.
   Она оделась, вывела машину и поехала по автостраде, поглядывая по сторонам в поисках супермаркета, где женщина (нет, сестра Либры, но так думать о ней Джерри не могла, настолько женщина не походила на своего брата) покупала продукты. На пляже играли дети. Джерри остановилась. Они были такими счастливыми, что заразили этими чувствами Джерри, хотя и не обращали на нее ни малейшего внимания. Для них она, наверное, вообще уже старушка. Она купила хот-дог и банку колы и съела прямо на пляже. Ну и тоска же здесь! Как же раньше это не приходило ей в голову? Она загорела настолько, что цвет ее кожи стал как у Силки. Стать чернее было уже просто невозможно, а зачем тогда лежать на пляже? Плавать Джерри не особенно любила. Серфингом тоже не увлекалась. Делать на взморье было абсолютно нечего. Она поймала себя на мысли, что стала думать как Либра. И рассмеялась. Она скучала без него. Интересно, кого он нанял на ее место? Может, он тоже по ней скучает?
   Вечером позвонил Винсент.
   — Я же просила тебя не звонить, — сказала Джерри.
   — Я скучаю по тебе. Что ты делаешь?
   — Ничего. Отдыхаю.
   — Скучно?
   — Немного.
   — Здесь тоже тоска, — сказал Винсент. — Я снова вызывал мастера для кондиционера. Он опять сломался. Мастер посоветовал купить новый. Сказал, что больше не будет его чинить.
   «А зачем мне новый? — подумала Джерри. — Я же никогда не вернусь домой». — А что еще новенького?
   — Я сделал несколько снимков. Я пошлю один тебе. Познакомился с одним геем, он писатель, мистер Эмеральд. Он говорит, что по его книге будут снимать фильм. И предложил мне роль. Надо сыграть парня, переодетого девушкой.
   — Нечего тебе играть таких парней! — заявила Джерри. — Ты что, хочешь проститься со своей карьерой, даже не успев начать? Я не хочу, чтобы ты вообще куда-нибудь выходил, пока из нового яйца не вылупишься. В следующем году, в следующем году, когда ты окончательно вырастешь, я сделаю тебя секс-символом. И нечего считать себя педиком!
   — Хорошо, Джерри, я ничего не буду делать без тебя, — ответил Винсент патетическим тоном. — Я не знаю, что мне делать, пока ты не приедешь и не расскажешь мне об этом. Ты так нужна мне.