Страница:
— Почему?
— Фелисити! — Голос Йена дрогнул, он выпрямился. — Мы едем в Лондон раньше времени еще и по другой причине.
Что он задумал?
— Я отправил записку нотариусу, назначил встречу на завтра. — Йен помедлил. — Этот нотариус специализируется на аннулировании браков.
Сердце Фелисити болезненно сжалось.
— Что ты хочешь этим сказать? Он посмотрел ей в глаза.
— Пора признать, что мы совершили ошибку.
Ошибку? Он хочет аннулировать брак? Да как он смеет!
— Почему? Потому что я так долго не пускала тебя в постель?
— Нет, конечно. Но из-за этого ты не забеременела. С точки зрения закона наш брак считается несостоявшимся. Надо этим воспользоваться и аннулировать его, пока не поздно.
— Я не хочу! Он вздохнул.
— О деньгах можешь не беспокоиться, я назначу такое содержание, что хватит и тебе, и твоим братьям.
— Черт побери, Йен, мне плевать на деньги. Я не хочу аннулирования, и ты тоже не хочешь!
— Не важно, чего я хочу. — Он посмотрел ей в глаза. — В своем стремлении найти жену я пренебрег моралью, совестью и, наконец, вежливостью. Шел напролом. Остановился на тебе. Когда ты мне отказала — соблазнил. Когда не хотела выходить за меня хотя бы для того, чтобы спасти свою репутацию, сделал так, чтобы ты не могла отказаться. И все потому, что хотел тебя.
Она собралась возразить, но он сделал ей знак помолчать.
— Теперь во мне проснулась совесть и я считаю единственно правильным решением аннулировать нашу пародию на брак.
А она-то собралась сегодня его соблазнить!
— Черт возьми, Йен, почему ты именно сейчас решил искупить свои грехи? — «Сейчас, когда я так тебя люблю!»
— Лучше поздно, чем никогда, ты не находишь?
— Нет, нет! Я не хочу, чтобы в тебе просыпалась совесть, если это означает конец нашего брака! Я вышла за тебя замуж не из-за твоей совести!
— Ты не хотела за меня выходить, я тебя заставил!
— Черта с два! Вспомни наш разговор в вестибюле церкви, ведь я могла повернуться и уйти! Этого было бы вполне достаточно. Но я этого не сделала! — Сказать ему почему? Может, он опомнится? Нельзя упускать последний шанс. — Я люблю тебя, Йен! Иначе не вышла бы за тебя замуж.
Йен ушам своим не верил. На лице отразилось замешательство.
Он отвернулся и взъерошил волосы.
— Не знаю, за что ты меня любишь.
— Не знаешь? — Она подошла к нему. — За то, ты щедр и терпелив с моими братьями. Зато, что готов внимательно выслушать меня в отличие от других мужчин, которые считают, что женщина может говорить только глупости. К слугам ты так же внимателен, как ко мне.
— Знала бы ты, как черна моя душа, бежала бы от меня без оглядки.
Так вот оно что! Значит, все дело в занозе, застрявшей у него в сердце.
Ну нет! Она слишком упорно за него боролась и слишком любит его, чтобы уйти. Со временем он откроет ей свою тайну, и она при этом должна быть рядом, а не жить отдельно от него где-то в Лондоне.
— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
— Вот как? Ты знала, что я все время тебе врал о причинах необходимости жениться?
— Зачем?
— Если в ближайшие два года у меня не появится наследник, то я потеряю Честерли и большую часть дохода. Я сохраню только титул. Не более того.
Фелисити ахнула:
— Не может быть! Наверняка твое имение отписано…
— Нет. Мой дед умер, когда отец был еще ребенком. Он, вступив в права наследования, заявил, что передаст его мне, когда я достигну зрелости и женюсь.
Он поджал губы.
— В завещании сказано, что я должен иметь наследника до того, как закончится мое тридцатилетие, иначе все достанется дяде.
— Твоему дяде! — ужаснулась Фелисити.
— Да. А ты знаешь, что он за человек. В прошлом месяце мне исполнилось двадцать девять, остается всего два года, чтобы произвести на свет наследника. Вот почему я так спешил со свадьбой, принудил тебя выйти за меня замуж.
— Причины более чем серьезные. Тебе не в чем себя винить.
— Я не должен был тебе лгать. Но боялся, что, узнав правду, ты мне откажешь, и вел себя самым недостойным образом.
— Каждый из нас в чем-то виноват. И у каждого на то свои причины. Но мы давно друг друга простили. По крайней мере это не может изменить моих чувств к тебе. И я не вижу причин для аннулирования брака.
Глаза его сверкнули.
— Ты плохо меня знаешь! На континенте я занимался шпионажем. Обманывал и предавал. Как положено шпиону.
Йен говорил горячо, с надрывом. Фелисити не знала, что и думать.
— Что бы ни говорил Веллингтон, я не сделал ничего, чем мог бы гордиться. Да, я добывал информацию, которую никому не удавалось получить. Благодаря цвету кожи и знанию иностранных языков проник в высшие слои наполеоновской армии в Испании. Ты и не представляешь, сколько французов и испанцев я предал.
— Но это были враги.
— Не все. Шпионаж — дело грязное. Он губит жизнь. Я сделал много такого, о чем до сих пор сожалею.
— У тебя доброе сердце, потому и сожалеешь. Вот за что я тебя и люблю.
— Ты не можешь любить такого, как я! Фелисити подошла к нему.
— Люблю! И готова это доказать!
Фелисити обняла его шею руками и поцеловала его.
Глава 23
Глава 24
— Фелисити! — Голос Йена дрогнул, он выпрямился. — Мы едем в Лондон раньше времени еще и по другой причине.
Что он задумал?
— Я отправил записку нотариусу, назначил встречу на завтра. — Йен помедлил. — Этот нотариус специализируется на аннулировании браков.
Сердце Фелисити болезненно сжалось.
— Что ты хочешь этим сказать? Он посмотрел ей в глаза.
— Пора признать, что мы совершили ошибку.
Ошибку? Он хочет аннулировать брак? Да как он смеет!
— Почему? Потому что я так долго не пускала тебя в постель?
— Нет, конечно. Но из-за этого ты не забеременела. С точки зрения закона наш брак считается несостоявшимся. Надо этим воспользоваться и аннулировать его, пока не поздно.
— Я не хочу! Он вздохнул.
— О деньгах можешь не беспокоиться, я назначу такое содержание, что хватит и тебе, и твоим братьям.
— Черт побери, Йен, мне плевать на деньги. Я не хочу аннулирования, и ты тоже не хочешь!
— Не важно, чего я хочу. — Он посмотрел ей в глаза. — В своем стремлении найти жену я пренебрег моралью, совестью и, наконец, вежливостью. Шел напролом. Остановился на тебе. Когда ты мне отказала — соблазнил. Когда не хотела выходить за меня хотя бы для того, чтобы спасти свою репутацию, сделал так, чтобы ты не могла отказаться. И все потому, что хотел тебя.
Она собралась возразить, но он сделал ей знак помолчать.
— Теперь во мне проснулась совесть и я считаю единственно правильным решением аннулировать нашу пародию на брак.
А она-то собралась сегодня его соблазнить!
— Черт возьми, Йен, почему ты именно сейчас решил искупить свои грехи? — «Сейчас, когда я так тебя люблю!»
— Лучше поздно, чем никогда, ты не находишь?
— Нет, нет! Я не хочу, чтобы в тебе просыпалась совесть, если это означает конец нашего брака! Я вышла за тебя замуж не из-за твоей совести!
— Ты не хотела за меня выходить, я тебя заставил!
— Черта с два! Вспомни наш разговор в вестибюле церкви, ведь я могла повернуться и уйти! Этого было бы вполне достаточно. Но я этого не сделала! — Сказать ему почему? Может, он опомнится? Нельзя упускать последний шанс. — Я люблю тебя, Йен! Иначе не вышла бы за тебя замуж.
Йен ушам своим не верил. На лице отразилось замешательство.
Он отвернулся и взъерошил волосы.
— Не знаю, за что ты меня любишь.
— Не знаешь? — Она подошла к нему. — За то, ты щедр и терпелив с моими братьями. Зато, что готов внимательно выслушать меня в отличие от других мужчин, которые считают, что женщина может говорить только глупости. К слугам ты так же внимателен, как ко мне.
— Знала бы ты, как черна моя душа, бежала бы от меня без оглядки.
Так вот оно что! Значит, все дело в занозе, застрявшей у него в сердце.
Ну нет! Она слишком упорно за него боролась и слишком любит его, чтобы уйти. Со временем он откроет ей свою тайну, и она при этом должна быть рядом, а не жить отдельно от него где-то в Лондоне.
— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
— Вот как? Ты знала, что я все время тебе врал о причинах необходимости жениться?
— Зачем?
— Если в ближайшие два года у меня не появится наследник, то я потеряю Честерли и большую часть дохода. Я сохраню только титул. Не более того.
Фелисити ахнула:
— Не может быть! Наверняка твое имение отписано…
— Нет. Мой дед умер, когда отец был еще ребенком. Он, вступив в права наследования, заявил, что передаст его мне, когда я достигну зрелости и женюсь.
Он поджал губы.
— В завещании сказано, что я должен иметь наследника до того, как закончится мое тридцатилетие, иначе все достанется дяде.
— Твоему дяде! — ужаснулась Фелисити.
— Да. А ты знаешь, что он за человек. В прошлом месяце мне исполнилось двадцать девять, остается всего два года, чтобы произвести на свет наследника. Вот почему я так спешил со свадьбой, принудил тебя выйти за меня замуж.
— Причины более чем серьезные. Тебе не в чем себя винить.
— Я не должен был тебе лгать. Но боялся, что, узнав правду, ты мне откажешь, и вел себя самым недостойным образом.
— Каждый из нас в чем-то виноват. И у каждого на то свои причины. Но мы давно друг друга простили. По крайней мере это не может изменить моих чувств к тебе. И я не вижу причин для аннулирования брака.
Глаза его сверкнули.
— Ты плохо меня знаешь! На континенте я занимался шпионажем. Обманывал и предавал. Как положено шпиону.
Йен говорил горячо, с надрывом. Фелисити не знала, что и думать.
— Что бы ни говорил Веллингтон, я не сделал ничего, чем мог бы гордиться. Да, я добывал информацию, которую никому не удавалось получить. Благодаря цвету кожи и знанию иностранных языков проник в высшие слои наполеоновской армии в Испании. Ты и не представляешь, сколько французов и испанцев я предал.
— Но это были враги.
— Не все. Шпионаж — дело грязное. Он губит жизнь. Я сделал много такого, о чем до сих пор сожалею.
— У тебя доброе сердце, потому и сожалеешь. Вот за что я тебя и люблю.
— Ты не можешь любить такого, как я! Фелисити подошла к нему.
— Люблю! И готова это доказать!
Фелисити обняла его шею руками и поцеловала его.
Глава 23
Новый год обещает много заманчивых развлечений, среди них парад фейерверков в Воксхолле, выступление мистера и миссис Локсли, ежегодный бал у лорда Страттона, праздничный обед у его величества в Фрогмор-Лодж. Новогодняя ночь будет великолепной для всех слоев общества.
Лорд Икс, «Ивнинг газетт» 30 декабря 1820 года
Ощутив губы жены на своих губах, Йен застыл как завороженный. Нельзя этого допустить, черт побери! Если они переспят, невозможно будет аннулировать брак!
Она вбила себе в голову, что любит его, только потому, что они занимались любовью. Он рассказал ей лишь часть правды, но если она узнает все, ее любовь уступит место ненависти и Фелисити покинет его навсегда.
Он никак не мог оторвать ее руки от своей шеи. А какие сладкие у нее губы! Роскошные груди так и просятся к нему в ладони.
Фелисити отстранилась от него.
— Йен, ты разучился целоваться?
— Нет, — хрипло ответил он, сгорая от страсти. — Я не хочу целоваться.
— Хочешь. Ты просто упрямишься, а я этого не потерплю. Давай займемся любовью.
— Нет. Я должен еще кое-что тебе сказать…
— Потом. Сначала я хочу получить удовольствие. Она прижалась к его возбужденному естеству.
— Я хочу тебя, Йен. Прямо сейчас.
— Нет!
— У тебя нет выбора. Ты вынуждаешь меня прибегнуть к тактике, которую я применила наутро после свадьбы.
Черт возьми! Он вспомнил, как Фелисити сняла панталоны и подняла ногу.
— Я не позволю!
— Тебе не удастся меня остановить, сам знаешь. — Она снова прижалась к нему. — Если не дашь мне раздеться, я применю твою тактику в то утро — стану рассказывать, что я сделаю с каждой частью твоего тела…
Она обвела жадным взглядом его подбородок, шею.
— Знаешь, где начинаются волосы на груди пониже горла? Я хочу с того места провести пальцем вниз, медленно, все ниже и ниже… Я проведу пальцами по этой дивной линии до живота, обведу пупок, может, поцелую его раз, другой. Буду целовать твой живот, все ниже и ниже, пока не доберусь сам знаешь до чего. — Она хотела еще что-то сказать, но он впился губами в ее губы и все мысли об аннулировании брака и угрызениях совести покинули его. Жена была в его объятиях, и он ее хотел.
Фелисити сочетала в себе чувственность куртизанки и девичью невинность. Ни один мужчина не мог бы ей противостоять. А о Йене и говорить нечего.
Когда она засунула руку ему под халат и стала развязывать тесемки на кальсонах, он снял с нее халат, а затем и все остальное, оставив рубашку и чулки. Панталон не оказалось. Это еще больше возбудило Йена.
Он дернул завязки рубашки, запутался и чертыхнулся. Поднял глаза и остановился, увидев что Фелисити встревожена.
Ведь они всего два раза занимались любовью после того, как он лишил ее девственности.
Он заставил себя успокоиться и вздохнул. Она заслуживает лучшего. Но остановиться Йен не мог, это было выше его сил.
Йен выпустил из рук рубашку и хрипло сказал:
— Сними сама. — Чтобы не было искушения сорвать ее и слишком быстро закончить дело.
Она покраснела, но кивнула. Отойдя на шаг, стала развязывать тугой узел. Йен еще не видел ее в этой рубашке, предназначенной для медового месяца. Из тончайшего шелка, который открывает больше, чем следует, но меньше, чем хотелось бы.
Темнеют соски там, где к ним прижата ткань, но остальная часть груди затенена. По-женски выпуклый животик не виден, зато темнеет треугольник волос между ног. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сорвать с нее эту двусмысленную штуку, дабы порадовать глаз видом голого тела.
Она взялась за подол, чтобы снять рубашку через голову.
— Нет, — сказал он. — Спускай ее. Медленно.
Их взгляды встретились. Тревога в ее глазах уступила место возбуждению. Она выполнила ее желание. Дюйм за дюймом открывалась женская плоть, и у него пересохло во рту.
— Брось ее на пол, — произнес он хрипло.
Она бросила. Йен застонал, впившись взглядом в темные завитки волос.
Она хотела снять подвязку чулка.
— Не надо, оставь. — Он поцеловал ее, подхватил на руки и поставил на кровать, так что она оказалась на несколько футов выше его.
— Йен, что ты собираешься…
— Ш-ш-ш. — Он погладил ее бедра. — Держись за стойку кровати, querida.
Она ухватилась за столбик, ее другую руку он положил себе на плечо, а на второе плечо закинул ее ногу. У нее округлились глаза.
— Йен?
— Помнишь, что я сказал тебе в то утро? — Он поцеловал ногу над подвязкой. — Что я хотел делать языком?
Она всхлипнула, когда он медленно провел языком по внутренней стороне бедра до темного треугольника волос.
— О Боже! — прошептала она, когда он нашел и поцеловал чувствительное местечко. — Ты же не хочешь… Это… О-о-о, Йен…
Это было ни с чем не сравнимое ощущение. «Только бы не потерять контроль над собой», — думал Йен.
— Да, да… Йен, — стонала она, — еще, еще, не останавливайся.
Фелисити содрогнулась и выкрикнула его имя.
— Я и представить себе не могла, что такое бывает.
— Я тоже. Оказывается, ублажать женщину — огромное удовольствие.
Она посмотрела вниз и округлила глаза:
— А как же ты?
Он замер. Можно было бы на этом закончить, тогда у них останется возможность аннулировать брак. Фелисити удовлетворена и не будет особенно возражать. А он попытается ее уговорить. Но она словно прочла его мысли.
— О нет, не надо. — Фелисити прижала его голову к себе.
В следующий момент он обнаружил, что она лежит на спине, он стоит на коленях между ее ног. Он вошел в нее.
— Господи, querida, какая ты теплая. — Теплая, тугая, немыслимая. Можно ли умереть от наслаждения? Если кто сможет это обеспечить, так это его любимая жена.
Фелисити обхватила его и всем телом подалась навстречу ему. Он хотел войти в нее так глубоко, как только возможно.
— Ты потеряла свой шанс на аннулирование брака, — предупредил Йен.
— Вот и хорошо. — Она запечатлела на его губах поцелуй.
Теперь она навеки принадлежит ему. Йен не верил своему счастью.
— Я люблю тебя, — стонала она, — люблю, люблю, люблю…
«Я тоже тебя люблю», — подумал Йен и выплеснул в нее семя.
Теперь придется рассказать ей все. Пусть знает, с кем связала свою жизнь. На что себя обрекла.
Но не сейчас. Эту ночь они проведут на вершине блаженства.
— Просыпайся, querida, давно пора.
Фелисити открыла один глаз, посмотрела на Йена и снова закрыла.
— Просыпайся же, мы отправляемся в Лондон. Забыла? Фелисити открыла глаза. Йен сидел на краю кровати, сложив руки на коленях. К сожалению, полностью одетый. Комната была залита светом, с этим придется что-то делать.
— Который час? — спросила она.
— Поддень.
— Господи, сколько же я проспала!
— Ничего удивительного, ведь ты всю ночь трудилась!.. Да, подумала Фелисити, охваченная радостью. Он сделал наследника, а ради этого стоило и потрудиться.
От приятных воспоминаний улыбка стала застенчивой.
— Ты тоже мало спал. Может, снова ляжешь в кровать? Он засмеялся.
— Как говорит лорд Икс, «не кроватью единой жив человек». Вставай, querida. Я надеюсь выехать в час.
— Так рано? — встревожилась она.
— Разве ты не хочешь провести несколько часов с братьями перед балом? И еще надо переодеться.
Она облегченно вздохнула.
— Такты не пойдешь к нотариусу аннулировать брак? Он отвел глаза.
— Думаю, теперь это невозможно. Где гарантия, что ты не забеременела? Ни один судья не поверит тебе на слою.
— И правильно сделает.
— Посмотрим, что ты скажешь чуть позже.
— Что ты имеешь в виду?
— Нам нужно поговорить. Вообще это следовало сделать вечером, но мы…
— Я не жалею об этой ночи.
— Очень надеюсь, что ты повторишь это после нашего разговора. А поговорим мы на пути в Лондон. Одевайся, лежебока. Или я сам тебя одену.
Он сдернул одеяло и замер. Фелисити была без рубашки. Его охватило желание.
Она схватила его за галстук и привлекла к себе.
— Не надо меня одевать.
— Полагаю, мы можем выехать на час позже. Не имеет значения.
— Или на два. Или на три. — Она расстегнула ему жилет. — Как сказал бессмертный лорд Икс, в страсти не надо спешить.
— Лорд Икс такого не говорил.
— Только что сказал. — Она приглушила его смех поцелуем.
Только через четыре часа они сели в карету. О том, чтобы заехать в Тейлор-Холл, не могло быть и речи. Фелисити не хотела расстраивать братьев, заскочив на минутку, с тем чтобы сразу умчаться на бал. Их приезда ожидают не раньше чем завтра. Они с Йеном поедут в городской дом Сен-Клера и переоденутся.
Фелисити опустилась на мягкое сиденье, чувствуя себя удовлетворенной и любимой. Йену еще только предстоит сказать, что он ее любит, хотя в каждом его движении, в каждом взгляде она чувствовала любовь. Со временем она заставит его произнести эти слова.
А пока он с хмурым видом сел напротив нее. Разговор, видимо, предстоит неприятный.
Карета тронулась; милю-другую они проехали в полном молчании. Она смотрела в окно, с ужасом ожидая начала разговора. Погода не предвещала ничего хорошего: пока они занимались любовью, сияло солнце, а теперь зловещие тучи затянули небо, угрожая снегопадом. Мрачный, унылый день.
Йен кашлянул.
— Пора рассказать тебе все. У нее упало сердце.
— О чем? — Фелисити приготовилась к самому худшему.
— О моем прошлом. Ту правду, которую ты пыталась вытянуть из меня неделю назад.
— Почему сейчас? — Она вдруг испугалась. Эта правда может изменить всю их жизнь.
— Ты заслуживаешь того, чтобы знать. Аннулировать брак мы пока не можем, но есть другие способы разойтись — развод, раздельное проживание, как захочешь. Но ты должна знать, за кого вышла замуж, и не тешить себя иллюзиями, что любишь меня.
В его лице было столько боли.
— Моя любовь — не иллюзия, — мягко возразила она. — Что бы ты ни рассказал, ничего не изменится.
Он посмотрел в окно, играя желваками.
— А если я убийца?
— Хочешь рассказать, что соблазнил свою тетю?
— Правда в десять раз хуже.
— Я сердцем чувствую, что ты порядочный и добрый, что бы ты ни рассказал.
Он помолчал.
— Ладно. Посмотрим, что ты скажешь, когда узнаешь, как все было на самом деле. Я не соблазнял свою тетю, как заявляет леди Брумли, и не насиловал ее, как утверждает дядя. Я ее убил.
Лорд Икс, «Ивнинг газетт» 30 декабря 1820 года
Ощутив губы жены на своих губах, Йен застыл как завороженный. Нельзя этого допустить, черт побери! Если они переспят, невозможно будет аннулировать брак!
Она вбила себе в голову, что любит его, только потому, что они занимались любовью. Он рассказал ей лишь часть правды, но если она узнает все, ее любовь уступит место ненависти и Фелисити покинет его навсегда.
Он никак не мог оторвать ее руки от своей шеи. А какие сладкие у нее губы! Роскошные груди так и просятся к нему в ладони.
Фелисити отстранилась от него.
— Йен, ты разучился целоваться?
— Нет, — хрипло ответил он, сгорая от страсти. — Я не хочу целоваться.
— Хочешь. Ты просто упрямишься, а я этого не потерплю. Давай займемся любовью.
— Нет. Я должен еще кое-что тебе сказать…
— Потом. Сначала я хочу получить удовольствие. Она прижалась к его возбужденному естеству.
— Я хочу тебя, Йен. Прямо сейчас.
— Нет!
— У тебя нет выбора. Ты вынуждаешь меня прибегнуть к тактике, которую я применила наутро после свадьбы.
Черт возьми! Он вспомнил, как Фелисити сняла панталоны и подняла ногу.
— Я не позволю!
— Тебе не удастся меня остановить, сам знаешь. — Она снова прижалась к нему. — Если не дашь мне раздеться, я применю твою тактику в то утро — стану рассказывать, что я сделаю с каждой частью твоего тела…
Она обвела жадным взглядом его подбородок, шею.
— Знаешь, где начинаются волосы на груди пониже горла? Я хочу с того места провести пальцем вниз, медленно, все ниже и ниже… Я проведу пальцами по этой дивной линии до живота, обведу пупок, может, поцелую его раз, другой. Буду целовать твой живот, все ниже и ниже, пока не доберусь сам знаешь до чего. — Она хотела еще что-то сказать, но он впился губами в ее губы и все мысли об аннулировании брака и угрызениях совести покинули его. Жена была в его объятиях, и он ее хотел.
Фелисити сочетала в себе чувственность куртизанки и девичью невинность. Ни один мужчина не мог бы ей противостоять. А о Йене и говорить нечего.
Когда она засунула руку ему под халат и стала развязывать тесемки на кальсонах, он снял с нее халат, а затем и все остальное, оставив рубашку и чулки. Панталон не оказалось. Это еще больше возбудило Йена.
Он дернул завязки рубашки, запутался и чертыхнулся. Поднял глаза и остановился, увидев что Фелисити встревожена.
Ведь они всего два раза занимались любовью после того, как он лишил ее девственности.
Он заставил себя успокоиться и вздохнул. Она заслуживает лучшего. Но остановиться Йен не мог, это было выше его сил.
Йен выпустил из рук рубашку и хрипло сказал:
— Сними сама. — Чтобы не было искушения сорвать ее и слишком быстро закончить дело.
Она покраснела, но кивнула. Отойдя на шаг, стала развязывать тугой узел. Йен еще не видел ее в этой рубашке, предназначенной для медового месяца. Из тончайшего шелка, который открывает больше, чем следует, но меньше, чем хотелось бы.
Темнеют соски там, где к ним прижата ткань, но остальная часть груди затенена. По-женски выпуклый животик не виден, зато темнеет треугольник волос между ног. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сорвать с нее эту двусмысленную штуку, дабы порадовать глаз видом голого тела.
Она взялась за подол, чтобы снять рубашку через голову.
— Нет, — сказал он. — Спускай ее. Медленно.
Их взгляды встретились. Тревога в ее глазах уступила место возбуждению. Она выполнила ее желание. Дюйм за дюймом открывалась женская плоть, и у него пересохло во рту.
— Брось ее на пол, — произнес он хрипло.
Она бросила. Йен застонал, впившись взглядом в темные завитки волос.
Она хотела снять подвязку чулка.
— Не надо, оставь. — Он поцеловал ее, подхватил на руки и поставил на кровать, так что она оказалась на несколько футов выше его.
— Йен, что ты собираешься…
— Ш-ш-ш. — Он погладил ее бедра. — Держись за стойку кровати, querida.
Она ухватилась за столбик, ее другую руку он положил себе на плечо, а на второе плечо закинул ее ногу. У нее округлились глаза.
— Йен?
— Помнишь, что я сказал тебе в то утро? — Он поцеловал ногу над подвязкой. — Что я хотел делать языком?
Она всхлипнула, когда он медленно провел языком по внутренней стороне бедра до темного треугольника волос.
— О Боже! — прошептала она, когда он нашел и поцеловал чувствительное местечко. — Ты же не хочешь… Это… О-о-о, Йен…
Это было ни с чем не сравнимое ощущение. «Только бы не потерять контроль над собой», — думал Йен.
— Да, да… Йен, — стонала она, — еще, еще, не останавливайся.
Фелисити содрогнулась и выкрикнула его имя.
— Я и представить себе не могла, что такое бывает.
— Я тоже. Оказывается, ублажать женщину — огромное удовольствие.
Она посмотрела вниз и округлила глаза:
— А как же ты?
Он замер. Можно было бы на этом закончить, тогда у них останется возможность аннулировать брак. Фелисити удовлетворена и не будет особенно возражать. А он попытается ее уговорить. Но она словно прочла его мысли.
— О нет, не надо. — Фелисити прижала его голову к себе.
В следующий момент он обнаружил, что она лежит на спине, он стоит на коленях между ее ног. Он вошел в нее.
— Господи, querida, какая ты теплая. — Теплая, тугая, немыслимая. Можно ли умереть от наслаждения? Если кто сможет это обеспечить, так это его любимая жена.
Фелисити обхватила его и всем телом подалась навстречу ему. Он хотел войти в нее так глубоко, как только возможно.
— Ты потеряла свой шанс на аннулирование брака, — предупредил Йен.
— Вот и хорошо. — Она запечатлела на его губах поцелуй.
Теперь она навеки принадлежит ему. Йен не верил своему счастью.
— Я люблю тебя, — стонала она, — люблю, люблю, люблю…
«Я тоже тебя люблю», — подумал Йен и выплеснул в нее семя.
Теперь придется рассказать ей все. Пусть знает, с кем связала свою жизнь. На что себя обрекла.
Но не сейчас. Эту ночь они проведут на вершине блаженства.
— Просыпайся, querida, давно пора.
Фелисити открыла один глаз, посмотрела на Йена и снова закрыла.
— Просыпайся же, мы отправляемся в Лондон. Забыла? Фелисити открыла глаза. Йен сидел на краю кровати, сложив руки на коленях. К сожалению, полностью одетый. Комната была залита светом, с этим придется что-то делать.
— Который час? — спросила она.
— Поддень.
— Господи, сколько же я проспала!
— Ничего удивительного, ведь ты всю ночь трудилась!.. Да, подумала Фелисити, охваченная радостью. Он сделал наследника, а ради этого стоило и потрудиться.
От приятных воспоминаний улыбка стала застенчивой.
— Ты тоже мало спал. Может, снова ляжешь в кровать? Он засмеялся.
— Как говорит лорд Икс, «не кроватью единой жив человек». Вставай, querida. Я надеюсь выехать в час.
— Так рано? — встревожилась она.
— Разве ты не хочешь провести несколько часов с братьями перед балом? И еще надо переодеться.
Она облегченно вздохнула.
— Такты не пойдешь к нотариусу аннулировать брак? Он отвел глаза.
— Думаю, теперь это невозможно. Где гарантия, что ты не забеременела? Ни один судья не поверит тебе на слою.
— И правильно сделает.
— Посмотрим, что ты скажешь чуть позже.
— Что ты имеешь в виду?
— Нам нужно поговорить. Вообще это следовало сделать вечером, но мы…
— Я не жалею об этой ночи.
— Очень надеюсь, что ты повторишь это после нашего разговора. А поговорим мы на пути в Лондон. Одевайся, лежебока. Или я сам тебя одену.
Он сдернул одеяло и замер. Фелисити была без рубашки. Его охватило желание.
Она схватила его за галстук и привлекла к себе.
— Не надо меня одевать.
— Полагаю, мы можем выехать на час позже. Не имеет значения.
— Или на два. Или на три. — Она расстегнула ему жилет. — Как сказал бессмертный лорд Икс, в страсти не надо спешить.
— Лорд Икс такого не говорил.
— Только что сказал. — Она приглушила его смех поцелуем.
Только через четыре часа они сели в карету. О том, чтобы заехать в Тейлор-Холл, не могло быть и речи. Фелисити не хотела расстраивать братьев, заскочив на минутку, с тем чтобы сразу умчаться на бал. Их приезда ожидают не раньше чем завтра. Они с Йеном поедут в городской дом Сен-Клера и переоденутся.
Фелисити опустилась на мягкое сиденье, чувствуя себя удовлетворенной и любимой. Йену еще только предстоит сказать, что он ее любит, хотя в каждом его движении, в каждом взгляде она чувствовала любовь. Со временем она заставит его произнести эти слова.
А пока он с хмурым видом сел напротив нее. Разговор, видимо, предстоит неприятный.
Карета тронулась; милю-другую они проехали в полном молчании. Она смотрела в окно, с ужасом ожидая начала разговора. Погода не предвещала ничего хорошего: пока они занимались любовью, сияло солнце, а теперь зловещие тучи затянули небо, угрожая снегопадом. Мрачный, унылый день.
Йен кашлянул.
— Пора рассказать тебе все. У нее упало сердце.
— О чем? — Фелисити приготовилась к самому худшему.
— О моем прошлом. Ту правду, которую ты пыталась вытянуть из меня неделю назад.
— Почему сейчас? — Она вдруг испугалась. Эта правда может изменить всю их жизнь.
— Ты заслуживаешь того, чтобы знать. Аннулировать брак мы пока не можем, но есть другие способы разойтись — развод, раздельное проживание, как захочешь. Но ты должна знать, за кого вышла замуж, и не тешить себя иллюзиями, что любишь меня.
В его лице было столько боли.
— Моя любовь — не иллюзия, — мягко возразила она. — Что бы ты ни рассказал, ничего не изменится.
Он посмотрел в окно, играя желваками.
— А если я убийца?
— Хочешь рассказать, что соблазнил свою тетю?
— Правда в десять раз хуже.
— Я сердцем чувствую, что ты порядочный и добрый, что бы ты ни рассказал.
Он помолчал.
— Ладно. Посмотрим, что ты скажешь, когда узнаешь, как все было на самом деле. Я не соблазнял свою тетю, как заявляет леди Брумли, и не насиловал ее, как утверждает дядя. Я ее убил.
Глава 24
В Новый год правильнее будет посмотреть не вперед, а назад. Человек, который ничему не научился на ошибках прошлого, не может надеяться избежать их впредь.
Лорд Икс, «Ивнинг газетт» 31 декабря 1820 года
Фелисити похолодела.
— Хочешь сказать, что она наложила на себя руки из любви к тебе?
— Нет. Она никогда меня не любила. И не покончила с собой ни из-за любви ко мне, ни по какой-либо другой причине. Ее убил я.
У нее так затряслись руки, что она зажала их между коленями.
— Я не верю. Как такое могло быть? Он тяжело вздохнул.
— Придется начать сначала. Когда мне исполнилось девятнадцать, я проводил каникулы с отцом в Честерли. Мы постоянно ссорились. Дядя и тетя были свидетелями наших ссор. Дядя Эдгар поддерживал отца, чем лишь ухудшал дело. Но тетя… — У него смягчился голос. — Тетя старалась нас помирить. С пониманием выслушивала мои жалобы. Она была ненамного старше меня, но я прислушивался к ее разумным советам. Мы проводили много времени вместе. Ее доброта буквально покорила меня.
Карету сильно тряхнуло на выбоине, но Йен этого не заметил.
— Я увлекся ею, даже желал ее, но в таком возрасте мужчины желают любую женщину. Вряд ли она догадывалась о моих чувствах. Вопреки тому, что тебе говорили, тетя Синтия оставалась верна дяде, несмотря на его ужасный характер.
Он смотрел на Фелисити, но не видел ее. Он видел только свое прошлое, и ей надрывала сердце безысходность, написанная на его лице. Ей бы хотелось, чтобы во время рассказа он сидел с ней рядом, но не такой он человек, чтобы желать женских утешений. Он продолжал:
— Однажды днем, проходя мимо дома дяди, я услышал женский плач и мужской крик. Это был дядин голос.
Йен сжал кулаки.
— Я и раньше замечал синяки на теле тети, но она никогда не рассказывала об их происхождении, что-то выдумывала, если ее спрашивали об этом. Я остановился под дверью.
Он судорожно вздохнул.
— Не задумываясь о том, что мое вмешательство лишь распалит дядю, я ворвался в дом.
Йен долго молчал. Фелисити шепотом спросила:
— А он… Он?..
— Он ее бил. У нее уже был синяк под глазом и красные пятна на лице. Она забилась в угол, а он стоял над ней с занесенным кулаком… — Йен зарычал. — Она была вдвое меньше его, совсем крошка. А этот ублюдок орудовал кулаками!
Фелисити пришла в ужас, представив себе это зрелище и то, как болезненно воспринял его муж.
— О, Йен! — простонала она.
— Я обезумел и набросился на дядю. Мы подрались, но я без труда с ним справился, он был старше меня почти на двадцать лет. Я повалил его на пол и стал избивать, не помня себя от ярости.
Йен вздохнул.
— Тетя подошла и схватила меня за руку, опасаясь, как бы я его не убил. Но я оттолкнул ее с такой силой, что она… она… — Он снова замолчал. Потом расправил плечи и посмотрел на Фелисити. — Она упала и ударилась головой о камин. Врач сказал, что она умерла мгновенно.
— Господи, бедная женщина, — прошептала Фелисити. Но ее сердце болело не за бедную женщину, а за него, ее любимого мужа, который так долго хранил в душе эту тайну.
— Да, бедная моя тетя. Зажатая между мной и дядей, она не имела шансов на жизнь и счастье.
Он уткнулся лицом в ладони. Отчаянно желая его утешить, Фелисити положила руку ему на спину. Наступила тишина, нарушаемая лишь скрипом колес, стуком копыт и тяжелым дыханием Йена.
— Я понимаю, как ты страдаешь, любимый, но ты не виноват.
— Не виноват?! — Он вскинул голову. — Как это не виноват? Зачем я вошел в дом? Зачем полез в драку с дядей? Свои эмоции надо держать в узде!
— Тетя могла бы упасть на подушку. Но произошел несчастный случай. Ты не должен винить себя. К тому же ее мог убить дядя, если бы ты не вошел.
— Но не он убил, а я!
— Ты пытался ее защитить! Никто в здравом уме не обвинит тебя!
— Моя семья обвинила! Она похолодела.
— Твой дядя…
— Не дядя. Вернее, он до сих пор винил меня в ее смерти. Но придумал собственную версию происшедшего. Он не дурак. Понимал, что если обвинит меня в убийстве, я обвиню его в избиении жены. А он всячески это скрывал. Особенно от моего отца.
— Значит, отец так и не узнал правды?
— Послали за отцом; он пришел, когда я держал ее на руках, а дядя Эдгар уже пришел в себя и выложил отцу свою версию случившегося. Сказал отцу, что застал меня в тот момент, когда я соблазнял тетю Синтию, стал со мной драться, она попыталась нас остановить и упала.
— Подлец! — воскликнула Фелисити. Как он посмел очернить сына в глазах отца? Тем более что отец относился к сыну с неприязнью! — Что ж, по крайней мере твой чертов дядя последователен во лжи, мне он сказал примерно то же самое, — сухо добавила она. — Ни словом не обмолвился об избиении жены. Однако и не обвинил тебя в убийстве.
— По-моему, он всегда боялся, что если это сделает, я просто солгу и обвиню его. Мне скорее поверят: я 6W юноша, он взрослый человек; убитая была его женой. У меня была свидетельница избиений жены — мисс Гринуэй. Она не отказалась бы это подтвердить.
Теперь все ясно. Йен держал мисс Гринуэй при себе на тот случай, если она ему понадобится. А Фелисити предположила худшее. Неудивительно, что он разозлился.
— Дядя рассказал тебе, что я соблазнил и изнасиловал его жену, чтобы обезопасить себя. Такая версия соответствовала слухам, которые ходят обо мне, в ней я выгляжу негодяем-соблазнителем, а он — обманутым мужем. И даже в таком виде он обычно не рассказывает эту сказку, понимает, что если я дознаюсь, что он говорит женщинам, за которыми я ухаживаю, то я приму меры. Я бы так и сделал, если бы не удалось вовремя жениться и произвести наследника.
— Чего я не понимаю, так это почему твой отец написал такое завещание. Ведь ты рассказал ему, что случилось на самом деле?
— Рассказал. Но он предпочел мне не поверить.
— Поверил брату? Что же это за отец? — О, бедный любимый муж, какую пытку ему пришлось вынести — обвинение собственной семьи!
Йен пожал плечами.
— Отец и без того винил меня в смерти матери. Он считал меня опрометчивым и несдержанным, возможно, я и был таким. Он с легкостью поверил, что я соблазнил тетю. Ведь я ее обожал.
Фелисити молчала. Чем можно утешить человека, испытавшего такое предательство? Хорошо, что отец Йена умер, не то она сама бы его убила.
— В ту же ночь я уехал на континент, — продолжал Йен. — Знай я, что мисс Гринуэй и слугам дяди Эдгара известно о систематическом избиении моей тети, я бы остался и постарался убедить в этом отца. Но я не знал и не мог оставаться под одной крышей с дядей, терпеть недовольство отца, скрывать ужасную тайну. — Голос его дрогнул.
Она пересела к нему, взяла за руку. Он крепко сжал ее.
— Отец воспринял мое бегство как еще одно доказательство вины. Глупо было бежать. Но в свои девятнадцать лет я этого не понимал. Не умел сначала думать, а потом действовать. Если бы умел, тетя и сейчас была бы жива.
Фелисити больше не выдержала:
— Хватит обвинять себя во всех смертных грехах, любимый. На то нет оснований.
— Есть. Я осиротил двоих детей. Смею сказать, мои бедные кузены не очень-то стремятся узнать, как было дело. — Он высвободил руку.
— Ты утверждаешь, что смерть от несчастного случая то же, что убийство.
— Результат тот же, не правда ли?
— Ну, тогда на твоей совести еще одно преступление.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты меня изнасиловал, не правда ли?
— Что?! — Он вскинул голову. — Ты же сама сказала, что хочешь…
— Не имеет значения, результат тот же. Ты это утверждаешь. Я больше не девственница, значит, ты меня изнасиловал, потому что изнасилование, соблазнение и занятия любовью имеют один и тот же результат.
После долгого молчания он наконец сказал:
— Риторикой не уничтожить чувства вины.
— А я и не пытаюсь. Разве что смягчить. — Она опять положила руку ему на колено. — Но позволь мне разделить это чувство с тобой, научить тебя жить с ним.
Он содрогнулся.
— Я не имею на это права. Ты не знала, что я за человек, когда выходила за меня замуж. Я тебе не сказал и не дал шанса отказаться. Никто не осудит тебя, если ты от меня уйдешь.
— Но я люблю тебя!
— Ты не знала, что я беспринципный и бессовестный. Что недостоин порядочной женщины.
Он смотрел в окно кареты.
— Мне вообще не следовало жениться. Не будь я уверен в том, что дядя Эдгар разорит Честерли, я не стал бы искать жену. Но у меня нет выхода. Поэтому я и старался найти женщину, которая вышла бы за меня замуж по расчету. Но тут появилась ты, и я почувствовал искушение. Я оправдывал себя тем, что у тебя нет будущего…
— Так оно и есть.
— Я мог помогать тебе, не женясь. Был же этот чертов Мейсфилд…
— Он бы никогда на мне не женился, ты это знаешь. А уж я подавно не вышла бы за него замуж. Будь ты беспринципным, взял бы в жены любую, чтобы достичь своей цели. А ты старался защитить женщину.
— Так, как я тебя защитил? Ведь я манипулировал тобой, лгал, принуждал к браку!
— Полагаю, я не лучше тебя, дорогой. — У нее встал ком в горле. — Ты хранил свою тайну, а я делала все, чтобы вытащить ее на свет. Мной двигали эмоции столь же безрассудные и опрометчивые, как и у тебя. Но у меня нет оправданий — ни молодости, ни стечения обстоятельств. И все же я могу попросить у тебя прощения и жить дальше. Почему ты не можешь?
Он повернул голову и неуверенно посмотрел на нее.
— Потому что мне нет прощения. Проанализируй все хорошенько и поймешь.
— Я все равно буду тебя любить. Если сердце что-то решило, оно не отступится.
— Не забывай, что, если по какой-либо причине у нас не будет сына к назначенному сроку, мы потеряем Честерли.
— Когда мы познакомились, у меня вообще ничего не было. Так что это не имеет для меня никакого значения.
Улыбка тронула его губы.
— У тебя весьма оригинальный взгляд на вещи.
— Поэтому ты меня и любишь. — Фелисити тут же пожалела о сказанном. Он не говорил ей, что любит.
Лорд Икс, «Ивнинг газетт» 31 декабря 1820 года
Фелисити похолодела.
— Хочешь сказать, что она наложила на себя руки из любви к тебе?
— Нет. Она никогда меня не любила. И не покончила с собой ни из-за любви ко мне, ни по какой-либо другой причине. Ее убил я.
У нее так затряслись руки, что она зажала их между коленями.
— Я не верю. Как такое могло быть? Он тяжело вздохнул.
— Придется начать сначала. Когда мне исполнилось девятнадцать, я проводил каникулы с отцом в Честерли. Мы постоянно ссорились. Дядя и тетя были свидетелями наших ссор. Дядя Эдгар поддерживал отца, чем лишь ухудшал дело. Но тетя… — У него смягчился голос. — Тетя старалась нас помирить. С пониманием выслушивала мои жалобы. Она была ненамного старше меня, но я прислушивался к ее разумным советам. Мы проводили много времени вместе. Ее доброта буквально покорила меня.
Карету сильно тряхнуло на выбоине, но Йен этого не заметил.
— Я увлекся ею, даже желал ее, но в таком возрасте мужчины желают любую женщину. Вряд ли она догадывалась о моих чувствах. Вопреки тому, что тебе говорили, тетя Синтия оставалась верна дяде, несмотря на его ужасный характер.
Он смотрел на Фелисити, но не видел ее. Он видел только свое прошлое, и ей надрывала сердце безысходность, написанная на его лице. Ей бы хотелось, чтобы во время рассказа он сидел с ней рядом, но не такой он человек, чтобы желать женских утешений. Он продолжал:
— Однажды днем, проходя мимо дома дяди, я услышал женский плач и мужской крик. Это был дядин голос.
Йен сжал кулаки.
— Я и раньше замечал синяки на теле тети, но она никогда не рассказывала об их происхождении, что-то выдумывала, если ее спрашивали об этом. Я остановился под дверью.
Он судорожно вздохнул.
— Не задумываясь о том, что мое вмешательство лишь распалит дядю, я ворвался в дом.
Йен долго молчал. Фелисити шепотом спросила:
— А он… Он?..
— Он ее бил. У нее уже был синяк под глазом и красные пятна на лице. Она забилась в угол, а он стоял над ней с занесенным кулаком… — Йен зарычал. — Она была вдвое меньше его, совсем крошка. А этот ублюдок орудовал кулаками!
Фелисити пришла в ужас, представив себе это зрелище и то, как болезненно воспринял его муж.
— О, Йен! — простонала она.
— Я обезумел и набросился на дядю. Мы подрались, но я без труда с ним справился, он был старше меня почти на двадцать лет. Я повалил его на пол и стал избивать, не помня себя от ярости.
Йен вздохнул.
— Тетя подошла и схватила меня за руку, опасаясь, как бы я его не убил. Но я оттолкнул ее с такой силой, что она… она… — Он снова замолчал. Потом расправил плечи и посмотрел на Фелисити. — Она упала и ударилась головой о камин. Врач сказал, что она умерла мгновенно.
— Господи, бедная женщина, — прошептала Фелисити. Но ее сердце болело не за бедную женщину, а за него, ее любимого мужа, который так долго хранил в душе эту тайну.
— Да, бедная моя тетя. Зажатая между мной и дядей, она не имела шансов на жизнь и счастье.
Он уткнулся лицом в ладони. Отчаянно желая его утешить, Фелисити положила руку ему на спину. Наступила тишина, нарушаемая лишь скрипом колес, стуком копыт и тяжелым дыханием Йена.
— Я понимаю, как ты страдаешь, любимый, но ты не виноват.
— Не виноват?! — Он вскинул голову. — Как это не виноват? Зачем я вошел в дом? Зачем полез в драку с дядей? Свои эмоции надо держать в узде!
— Тетя могла бы упасть на подушку. Но произошел несчастный случай. Ты не должен винить себя. К тому же ее мог убить дядя, если бы ты не вошел.
— Но не он убил, а я!
— Ты пытался ее защитить! Никто в здравом уме не обвинит тебя!
— Моя семья обвинила! Она похолодела.
— Твой дядя…
— Не дядя. Вернее, он до сих пор винил меня в ее смерти. Но придумал собственную версию происшедшего. Он не дурак. Понимал, что если обвинит меня в убийстве, я обвиню его в избиении жены. А он всячески это скрывал. Особенно от моего отца.
— Значит, отец так и не узнал правды?
— Послали за отцом; он пришел, когда я держал ее на руках, а дядя Эдгар уже пришел в себя и выложил отцу свою версию случившегося. Сказал отцу, что застал меня в тот момент, когда я соблазнял тетю Синтию, стал со мной драться, она попыталась нас остановить и упала.
— Подлец! — воскликнула Фелисити. Как он посмел очернить сына в глазах отца? Тем более что отец относился к сыну с неприязнью! — Что ж, по крайней мере твой чертов дядя последователен во лжи, мне он сказал примерно то же самое, — сухо добавила она. — Ни словом не обмолвился об избиении жены. Однако и не обвинил тебя в убийстве.
— По-моему, он всегда боялся, что если это сделает, я просто солгу и обвиню его. Мне скорее поверят: я 6W юноша, он взрослый человек; убитая была его женой. У меня была свидетельница избиений жены — мисс Гринуэй. Она не отказалась бы это подтвердить.
Теперь все ясно. Йен держал мисс Гринуэй при себе на тот случай, если она ему понадобится. А Фелисити предположила худшее. Неудивительно, что он разозлился.
— Дядя рассказал тебе, что я соблазнил и изнасиловал его жену, чтобы обезопасить себя. Такая версия соответствовала слухам, которые ходят обо мне, в ней я выгляжу негодяем-соблазнителем, а он — обманутым мужем. И даже в таком виде он обычно не рассказывает эту сказку, понимает, что если я дознаюсь, что он говорит женщинам, за которыми я ухаживаю, то я приму меры. Я бы так и сделал, если бы не удалось вовремя жениться и произвести наследника.
— Чего я не понимаю, так это почему твой отец написал такое завещание. Ведь ты рассказал ему, что случилось на самом деле?
— Рассказал. Но он предпочел мне не поверить.
— Поверил брату? Что же это за отец? — О, бедный любимый муж, какую пытку ему пришлось вынести — обвинение собственной семьи!
Йен пожал плечами.
— Отец и без того винил меня в смерти матери. Он считал меня опрометчивым и несдержанным, возможно, я и был таким. Он с легкостью поверил, что я соблазнил тетю. Ведь я ее обожал.
Фелисити молчала. Чем можно утешить человека, испытавшего такое предательство? Хорошо, что отец Йена умер, не то она сама бы его убила.
— В ту же ночь я уехал на континент, — продолжал Йен. — Знай я, что мисс Гринуэй и слугам дяди Эдгара известно о систематическом избиении моей тети, я бы остался и постарался убедить в этом отца. Но я не знал и не мог оставаться под одной крышей с дядей, терпеть недовольство отца, скрывать ужасную тайну. — Голос его дрогнул.
Она пересела к нему, взяла за руку. Он крепко сжал ее.
— Отец воспринял мое бегство как еще одно доказательство вины. Глупо было бежать. Но в свои девятнадцать лет я этого не понимал. Не умел сначала думать, а потом действовать. Если бы умел, тетя и сейчас была бы жива.
Фелисити больше не выдержала:
— Хватит обвинять себя во всех смертных грехах, любимый. На то нет оснований.
— Есть. Я осиротил двоих детей. Смею сказать, мои бедные кузены не очень-то стремятся узнать, как было дело. — Он высвободил руку.
— Ты утверждаешь, что смерть от несчастного случая то же, что убийство.
— Результат тот же, не правда ли?
— Ну, тогда на твоей совести еще одно преступление.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты меня изнасиловал, не правда ли?
— Что?! — Он вскинул голову. — Ты же сама сказала, что хочешь…
— Не имеет значения, результат тот же. Ты это утверждаешь. Я больше не девственница, значит, ты меня изнасиловал, потому что изнасилование, соблазнение и занятия любовью имеют один и тот же результат.
После долгого молчания он наконец сказал:
— Риторикой не уничтожить чувства вины.
— А я и не пытаюсь. Разве что смягчить. — Она опять положила руку ему на колено. — Но позволь мне разделить это чувство с тобой, научить тебя жить с ним.
Он содрогнулся.
— Я не имею на это права. Ты не знала, что я за человек, когда выходила за меня замуж. Я тебе не сказал и не дал шанса отказаться. Никто не осудит тебя, если ты от меня уйдешь.
— Но я люблю тебя!
— Ты не знала, что я беспринципный и бессовестный. Что недостоин порядочной женщины.
Он смотрел в окно кареты.
— Мне вообще не следовало жениться. Не будь я уверен в том, что дядя Эдгар разорит Честерли, я не стал бы искать жену. Но у меня нет выхода. Поэтому я и старался найти женщину, которая вышла бы за меня замуж по расчету. Но тут появилась ты, и я почувствовал искушение. Я оправдывал себя тем, что у тебя нет будущего…
— Так оно и есть.
— Я мог помогать тебе, не женясь. Был же этот чертов Мейсфилд…
— Он бы никогда на мне не женился, ты это знаешь. А уж я подавно не вышла бы за него замуж. Будь ты беспринципным, взял бы в жены любую, чтобы достичь своей цели. А ты старался защитить женщину.
— Так, как я тебя защитил? Ведь я манипулировал тобой, лгал, принуждал к браку!
— Полагаю, я не лучше тебя, дорогой. — У нее встал ком в горле. — Ты хранил свою тайну, а я делала все, чтобы вытащить ее на свет. Мной двигали эмоции столь же безрассудные и опрометчивые, как и у тебя. Но у меня нет оправданий — ни молодости, ни стечения обстоятельств. И все же я могу попросить у тебя прощения и жить дальше. Почему ты не можешь?
Он повернул голову и неуверенно посмотрел на нее.
— Потому что мне нет прощения. Проанализируй все хорошенько и поймешь.
— Я все равно буду тебя любить. Если сердце что-то решило, оно не отступится.
— Не забывай, что, если по какой-либо причине у нас не будет сына к назначенному сроку, мы потеряем Честерли.
— Когда мы познакомились, у меня вообще ничего не было. Так что это не имеет для меня никакого значения.
Улыбка тронула его губы.
— У тебя весьма оригинальный взгляд на вещи.
— Поэтому ты меня и любишь. — Фелисити тут же пожалела о сказанном. Он не говорил ей, что любит.