Страница:
— Тогда возникает вопрос, как мы будем спать? — сказала Леония.
— Кровать для тебя, пол для меня, — четко ответил Роджер, не меняя позы.
— Это несерьезно! — закричала Леония.
Роджер не смог удержаться от смеха. Странно, но он страдал меньше до того, как Леония предложила ему себя. Атмосфера становилась все напряженнее, а он смотрел в окно, боясь, что даже его одежда не скроет возбуждения, боясь посмотреть на Леонию, которая вызвала это состояние. Он физически страдал от желания, но не чувствовал себя униженным и несчастным, как было всегда, когда Соланж отказывала ему.
— В чем-то это серьезно, — ответил он. — Утром я сказал, что предпочитаю спать на кровати, но, по крайней мере, я помню, как она выглядит. Ты заявила, что забыла даже это.
— Ты знаешь, я только пошутила, — возразила Леония.
— Да, хорошо, — Роджер снова засмеялся. — Ты хочешь быть доброй, но я уверяю тебя, что буду крепче спать на полу, чем с тобой в кровати.
Леония мочала. Она знала, что происходит. Ей хотелось броситься Роджеру на шею. Не было смысла предлагать ему, чтобы она спала на полу. Он еще раз над ней посмеется.
— Я думаю, лучше пойти в кровать, — сказала она, наконец. — Мы ведь хотим встать рано и уехать.
— Мне уйти, пока ты приготовишься?
В этом глупом вопросе был заключен ответ, подумал Роджер, задав его. И когда Леония быстро ответила, что это не обязательно, он молча сжал зубы. Что еще она может сказать, после того как уверяла его, что не боится? Что с ним не так? Долгие горькие годы с Соланж научили его способам, снимающим страстное желание и неудовлетворенность. Какого дьявола он просто не сказал, что выйдет, вместо того, чтобы задавать вопросы? Сейчас он должен прислушиваться к ее движениям, шелесту одежды, когда она снимала платье и сорочку, надевала мягкие тапочки вместо туфель.. Мысленным взором он следил, как она раздевается, слепо глядя в темноту окна.
Не желая провоцировать Роджера, Леония медленно раздевалась и все время напряженно думала. Было ясно, ей не стоит тревожиться, что Роджер потребует плату за свои услуги. Этот вопрос мучил ее прежде. Она предложила — он отказался, он понял, что она предложила. Оставалась другая сторона проблемы. Если Роджер не возьмет ее, считая безупречной, то как она получит его, не оказавшись проституткой в его глазах?
Вздохнув, Леония скользнула под одеяло. Роджер услышал скрип кровати и сжал зубы. Через мгновение Леония мягко сказала:
— Я забыла задуть свечу.
Роджер молча погасил свет. В темноте он снял пальто и обувь, взял свой плащ, лежащий поверх дорожной сумки, и лег у окна.
— Возьми одну из подушек, — посоветовала Леония. Пока он брал валик, который она ему протянула, их руки встретились, сильное желание охватило Леонию, Казалось, что его пальцы задержались, но, может, она лишь хотела в это верить. Вдруг она испугалась, что если не вынудит его заняться любовью этой ночью, то между ними возникнет преграда.
Она понимала, что каким бы добрым ни был Роджер, он не будет страдать бесконечно. Несомненно, как только они доберутся до лорда Говера, он оставит ее под защитой английского посольства и уедет, чтобы она не искушала его. Она слышала, что он лег как можно дальше от кровати.
Чувство одиночества охватило ее, и она заплакала.
— Что случилось, Леония?
— Я не знаю, — всхлипнула ока. — Я не могу смириться с тем, что ты на полу.
— Это не важно, — сказал Роджер после паузы. — Правда, это лучше для меня.
Леония зарыдала сильнее. Его голос звучал спокойно, как будто он смирился с ситуацией, справился со страстью, которую испытывал к ней. Он оставит ее, когда поймет, что она в надежных руках, без всякого сожаления. Он станет избегать ее, когда будет в Англии. Может быть, она никогда не увидит его больше.
— Я так одинока, — прошептала она.
— Все хорошо, Леония. Не плачь. Не бойся, я выйду. Закрой за мной дверь. Ты в безопасности.
— Нет! — закричала Леония. — Ты не понял!
Как мужчина может быть таким слепым, недоумевала Леония. Почему он настаивает, что она боится его, когда она повторяет ему снова и снова, что это не так?
Вдруг она поняла. Это из-за того, что Маро и другие сделали с ней! Роджер думает, что она боится, что все мужчины, любые мужчины причинят ей такую же боль. Да, конечно, он говорил что-то, связанное с этим, тогда в подземелье.
Но это же смешно. Роджер не знал о Луи. И она действительно боялась вначале, когда Луи сказал, что хочет ее. Она была в холодном поту, тряслась от ужаса, заставляя себя согласиться ради матери и брата. Но Луи не сделал ей больно, прошло время, она привыкла, и ей стало все равно.
Но ведь Роджер не знал этого. В конце концов, решение пришло к ней. Она вздохнула, сдерживая улыбку, и услышала, как Роджер сел.
— Я ничего не понимаю, — сказал он напряженно. — Леония, я не могу слышать, как ты плачешь. Скажи, что тебе нужно, я попробую…
— Ты нужен мне.
— Что?
— Я не боюсь тебя, — прошептала Леония. — Я не знаю, почему, но не боюсь. Возможно, потому, что в подземелье ты не тронул меня. Когда я ложусь в эту кровать для двоих, я хочу разделить ее с человеком… Я одинока. Я буду одинока всю жизнь, если ты не поможешь мне.
— Дитя, я ничем не могу помочь тебе, ничем. Только…
— Я не дитя! — завопила Леония. — Я женщина и я никогда не узнаю, что я женщина, потому что боюсь.
Роджер поднялся и неуверенно шагнул к кровати.
— Я тоже боюсь, — сипло прошептал он. — Я боюсь оставить тебя одну в твоем горе и боюсь причинить еще большую боль.
— Я не боюсь тебя, — убеждала его Леония. — Научи меня не бояться этого. Научи меня, Роджер. Помоги мне.
Он бросился к ней, но остановился, встал на колени и обнял ее.
— Боюсь, что я плохой учитель, — с болью сказал он. — Я научил мою жену лишь ненавидеть меня.
Леония задохнулась. Она понимала, что, вероятно, Роджер женат, но страх ее усилился. Роджер почувствовал напряженность ее позы и ослабил объятия. Чувство потери охватило Леонию, и она воскликнула:
— Нет, не отпускай меня. Будет ли твоя жена…
— Она умерла.
В голосе Роджера было что-то странное, но Леония не думала об этом. Она услышала то, что хотела услышать, — Роджер свободен, и ее возросшая страсть смыла все остальное.
— Видишь, — пробормотала она, обвивая шею Роджера. — Я не боюсь. Мне не холодно и я не дрожу. Иди ко мне.
Он заколебался, затем подвинулся и сел позади нее, не выпуская ее рук:
— Ты уверена?
Где-то в глубине сознания он понимал, что это не только насилие, но и глупость. Он чувствовал, что щедрость Леонии заставляет ее принести себя в жертву. Она была слишком молода для него и слишком богата. Он не должен позволить себе взять ее, потому что после этого его страсть лишь усилится. Ему станет еще хуже. Но стремление быть с ней пронизывало его тело, кровь его кипела. Была слабая надежда, что она сказала правду. Если все правда, и он откажет ей, это будет очень жестоко.
— Да, я уверена, — прошептала она. — Я не боюсь тебя, и я хочу тебя.
Он встал и стал медленно, снимать рубашку, бриджи, носки, периодически замирая, давая Леонии шанс остановить его и прогнать. Она наблюдала за ним, он видел мерцание ее глаз в лунном свете, льющемся через незанавешенное окно. Однако не видел выражения ее лица и не мог знать, застыла ли она от ужаса и страха или ей просто любопытно. Его бы очень удивило и обрадовало, если бы он понял, что Леония чувствовала нетерпение и жажду.
Когда Роджер снял нижнее белье с бедер, Леония чуть не закричала от нетерпения. К счастью, для слуха Роджера, привыкшего к благопристойным выражениям, она так боялась, как бы он не подумал о ней дурно, что не издала ни звука. Он повернулся спиной, снимая нижнее белье, затем перевел дух, ожидая, что Леония закричит от страха. Она издала легкий сдавленный звук — Луи был невысоким парнем, а Роджер прекрасно сложенным рослым мужчиной — и она крепко схватила его за руку.
Он ответил ей, склонившись, чтобы коснуться ее губ. Губы Леонии были подставлены для поцелуя, как у ребенка, это еще раз убедило Роджера в том, что она невинная девушка. Это не было притворством с ее стороны. Луи никогда не утруждал себя поцелуями, и она знала только нежные поцелуи отца, матери и брата. Но рот Роджера был другим, жестким, горячим, он не отпускал ее. Губы ее затрепетали под его натиском и раскрылись.
Он коснулся ее волос, погладил шею, щекоча за ухом и ниже. Леония вздохнула, ее объятия разомкнулись, и рука нежно пробежала по его руке.
Странно, но после агонии мучительной неудовлетворенности Роджер сейчас не спешил. Его страсть не погасла, но он был так увлечен Леонией, что сдерживал себя, все делая только для нее. Когда ее рука медленно обвила его шею, поцелуи Роджера стали более страстными. Его язык коснулся ее раскрытых губ, проник между зубами. Его рука скользнула от ее шеи к груди. Леония задохнулась.
Роджер остановился, но рука вокруг шеи обвила его крепче, и он стал ласкать ее грудь, нежно-нежно водя ладонью по возбужденным соскам.
Леония отшатнулась от него в странном непроизвольном движении. Она спокойно двигалась, когда Луи взял ее, приспосабливаясь к его ритму, но ничего не чувствовала. Все это было по-другому, лишь удовлетворение потребностей Луи. Чтобы не мучить Роджера, а, может быть, в порыве страсти или страха рука Леонии обвилась вокруг него и конвульсивно прижала к себе. Роджер был в затруднении, убрать одеяло с Леонии или самому залезть под него. Он думал об этом, когда ложился, но не хотел коснутся ее обнаженным телом. Он боялся, что если нарушит гармонию момента и Леонию охватит страх, то он потеряет ее, и поэтому стал снова ласкать ее.
Пока Леонии удавалось лежать тихо, она только обнимала Роджера, но это становилось все труднее и труднее. Она попыталась захватить его ногами. Одеяло расхолаживало ее. Чувствуя, что момент настал, Роджер освободил свои бедра.
— Ты уверена? — прошептал он.
— Да, да! — закричала Леония. Он быстро соскользнул с кровати, сорвал покрывало и лег на нее. Он знал, что должен дать ей возможность передумать, но чувствовал, что позволить ей уйти — выше его сил. Он должен верить, что она хочет этого, но боялся, что возьмет ее силой против ее воли. Он еще не забыл слова Леонии и причину, по которой она просила его соединиться с ней. Он не взял ее глубоко и сильно, не стал получать быстрое удовлетворение, которого он ждал годами.
Медленно, томительно, он стал овладевать ею, пока ритм ее движений не начал подгонять его все быстрее, сильнее и не привел к кульминации, и они оба издали стон блаженства.
ГЛАВА 11
— Кровать для тебя, пол для меня, — четко ответил Роджер, не меняя позы.
— Это несерьезно! — закричала Леония.
Роджер не смог удержаться от смеха. Странно, но он страдал меньше до того, как Леония предложила ему себя. Атмосфера становилась все напряженнее, а он смотрел в окно, боясь, что даже его одежда не скроет возбуждения, боясь посмотреть на Леонию, которая вызвала это состояние. Он физически страдал от желания, но не чувствовал себя униженным и несчастным, как было всегда, когда Соланж отказывала ему.
— В чем-то это серьезно, — ответил он. — Утром я сказал, что предпочитаю спать на кровати, но, по крайней мере, я помню, как она выглядит. Ты заявила, что забыла даже это.
— Ты знаешь, я только пошутила, — возразила Леония.
— Да, хорошо, — Роджер снова засмеялся. — Ты хочешь быть доброй, но я уверяю тебя, что буду крепче спать на полу, чем с тобой в кровати.
Леония мочала. Она знала, что происходит. Ей хотелось броситься Роджеру на шею. Не было смысла предлагать ему, чтобы она спала на полу. Он еще раз над ней посмеется.
— Я думаю, лучше пойти в кровать, — сказала она, наконец. — Мы ведь хотим встать рано и уехать.
— Мне уйти, пока ты приготовишься?
В этом глупом вопросе был заключен ответ, подумал Роджер, задав его. И когда Леония быстро ответила, что это не обязательно, он молча сжал зубы. Что еще она может сказать, после того как уверяла его, что не боится? Что с ним не так? Долгие горькие годы с Соланж научили его способам, снимающим страстное желание и неудовлетворенность. Какого дьявола он просто не сказал, что выйдет, вместо того, чтобы задавать вопросы? Сейчас он должен прислушиваться к ее движениям, шелесту одежды, когда она снимала платье и сорочку, надевала мягкие тапочки вместо туфель.. Мысленным взором он следил, как она раздевается, слепо глядя в темноту окна.
Не желая провоцировать Роджера, Леония медленно раздевалась и все время напряженно думала. Было ясно, ей не стоит тревожиться, что Роджер потребует плату за свои услуги. Этот вопрос мучил ее прежде. Она предложила — он отказался, он понял, что она предложила. Оставалась другая сторона проблемы. Если Роджер не возьмет ее, считая безупречной, то как она получит его, не оказавшись проституткой в его глазах?
Вздохнув, Леония скользнула под одеяло. Роджер услышал скрип кровати и сжал зубы. Через мгновение Леония мягко сказала:
— Я забыла задуть свечу.
Роджер молча погасил свет. В темноте он снял пальто и обувь, взял свой плащ, лежащий поверх дорожной сумки, и лег у окна.
— Возьми одну из подушек, — посоветовала Леония. Пока он брал валик, который она ему протянула, их руки встретились, сильное желание охватило Леонию, Казалось, что его пальцы задержались, но, может, она лишь хотела в это верить. Вдруг она испугалась, что если не вынудит его заняться любовью этой ночью, то между ними возникнет преграда.
Она понимала, что каким бы добрым ни был Роджер, он не будет страдать бесконечно. Несомненно, как только они доберутся до лорда Говера, он оставит ее под защитой английского посольства и уедет, чтобы она не искушала его. Она слышала, что он лег как можно дальше от кровати.
Чувство одиночества охватило ее, и она заплакала.
— Что случилось, Леония?
— Я не знаю, — всхлипнула ока. — Я не могу смириться с тем, что ты на полу.
— Это не важно, — сказал Роджер после паузы. — Правда, это лучше для меня.
Леония зарыдала сильнее. Его голос звучал спокойно, как будто он смирился с ситуацией, справился со страстью, которую испытывал к ней. Он оставит ее, когда поймет, что она в надежных руках, без всякого сожаления. Он станет избегать ее, когда будет в Англии. Может быть, она никогда не увидит его больше.
— Я так одинока, — прошептала она.
— Все хорошо, Леония. Не плачь. Не бойся, я выйду. Закрой за мной дверь. Ты в безопасности.
— Нет! — закричала Леония. — Ты не понял!
Как мужчина может быть таким слепым, недоумевала Леония. Почему он настаивает, что она боится его, когда она повторяет ему снова и снова, что это не так?
Вдруг она поняла. Это из-за того, что Маро и другие сделали с ней! Роджер думает, что она боится, что все мужчины, любые мужчины причинят ей такую же боль. Да, конечно, он говорил что-то, связанное с этим, тогда в подземелье.
Но это же смешно. Роджер не знал о Луи. И она действительно боялась вначале, когда Луи сказал, что хочет ее. Она была в холодном поту, тряслась от ужаса, заставляя себя согласиться ради матери и брата. Но Луи не сделал ей больно, прошло время, она привыкла, и ей стало все равно.
Но ведь Роджер не знал этого. В конце концов, решение пришло к ней. Она вздохнула, сдерживая улыбку, и услышала, как Роджер сел.
— Я ничего не понимаю, — сказал он напряженно. — Леония, я не могу слышать, как ты плачешь. Скажи, что тебе нужно, я попробую…
— Ты нужен мне.
— Что?
— Я не боюсь тебя, — прошептала Леония. — Я не знаю, почему, но не боюсь. Возможно, потому, что в подземелье ты не тронул меня. Когда я ложусь в эту кровать для двоих, я хочу разделить ее с человеком… Я одинока. Я буду одинока всю жизнь, если ты не поможешь мне.
— Дитя, я ничем не могу помочь тебе, ничем. Только…
— Я не дитя! — завопила Леония. — Я женщина и я никогда не узнаю, что я женщина, потому что боюсь.
Роджер поднялся и неуверенно шагнул к кровати.
— Я тоже боюсь, — сипло прошептал он. — Я боюсь оставить тебя одну в твоем горе и боюсь причинить еще большую боль.
— Я не боюсь тебя, — убеждала его Леония. — Научи меня не бояться этого. Научи меня, Роджер. Помоги мне.
Он бросился к ней, но остановился, встал на колени и обнял ее.
— Боюсь, что я плохой учитель, — с болью сказал он. — Я научил мою жену лишь ненавидеть меня.
Леония задохнулась. Она понимала, что, вероятно, Роджер женат, но страх ее усилился. Роджер почувствовал напряженность ее позы и ослабил объятия. Чувство потери охватило Леонию, и она воскликнула:
— Нет, не отпускай меня. Будет ли твоя жена…
— Она умерла.
В голосе Роджера было что-то странное, но Леония не думала об этом. Она услышала то, что хотела услышать, — Роджер свободен, и ее возросшая страсть смыла все остальное.
— Видишь, — пробормотала она, обвивая шею Роджера. — Я не боюсь. Мне не холодно и я не дрожу. Иди ко мне.
Он заколебался, затем подвинулся и сел позади нее, не выпуская ее рук:
— Ты уверена?
Где-то в глубине сознания он понимал, что это не только насилие, но и глупость. Он чувствовал, что щедрость Леонии заставляет ее принести себя в жертву. Она была слишком молода для него и слишком богата. Он не должен позволить себе взять ее, потому что после этого его страсть лишь усилится. Ему станет еще хуже. Но стремление быть с ней пронизывало его тело, кровь его кипела. Была слабая надежда, что она сказала правду. Если все правда, и он откажет ей, это будет очень жестоко.
— Да, я уверена, — прошептала она. — Я не боюсь тебя, и я хочу тебя.
Он встал и стал медленно, снимать рубашку, бриджи, носки, периодически замирая, давая Леонии шанс остановить его и прогнать. Она наблюдала за ним, он видел мерцание ее глаз в лунном свете, льющемся через незанавешенное окно. Однако не видел выражения ее лица и не мог знать, застыла ли она от ужаса и страха или ей просто любопытно. Его бы очень удивило и обрадовало, если бы он понял, что Леония чувствовала нетерпение и жажду.
Когда Роджер снял нижнее белье с бедер, Леония чуть не закричала от нетерпения. К счастью, для слуха Роджера, привыкшего к благопристойным выражениям, она так боялась, как бы он не подумал о ней дурно, что не издала ни звука. Он повернулся спиной, снимая нижнее белье, затем перевел дух, ожидая, что Леония закричит от страха. Она издала легкий сдавленный звук — Луи был невысоким парнем, а Роджер прекрасно сложенным рослым мужчиной — и она крепко схватила его за руку.
Он ответил ей, склонившись, чтобы коснуться ее губ. Губы Леонии были подставлены для поцелуя, как у ребенка, это еще раз убедило Роджера в том, что она невинная девушка. Это не было притворством с ее стороны. Луи никогда не утруждал себя поцелуями, и она знала только нежные поцелуи отца, матери и брата. Но рот Роджера был другим, жестким, горячим, он не отпускал ее. Губы ее затрепетали под его натиском и раскрылись.
Он коснулся ее волос, погладил шею, щекоча за ухом и ниже. Леония вздохнула, ее объятия разомкнулись, и рука нежно пробежала по его руке.
Странно, но после агонии мучительной неудовлетворенности Роджер сейчас не спешил. Его страсть не погасла, но он был так увлечен Леонией, что сдерживал себя, все делая только для нее. Когда ее рука медленно обвила его шею, поцелуи Роджера стали более страстными. Его язык коснулся ее раскрытых губ, проник между зубами. Его рука скользнула от ее шеи к груди. Леония задохнулась.
Роджер остановился, но рука вокруг шеи обвила его крепче, и он стал ласкать ее грудь, нежно-нежно водя ладонью по возбужденным соскам.
Леония отшатнулась от него в странном непроизвольном движении. Она спокойно двигалась, когда Луи взял ее, приспосабливаясь к его ритму, но ничего не чувствовала. Все это было по-другому, лишь удовлетворение потребностей Луи. Чтобы не мучить Роджера, а, может быть, в порыве страсти или страха рука Леонии обвилась вокруг него и конвульсивно прижала к себе. Роджер был в затруднении, убрать одеяло с Леонии или самому залезть под него. Он думал об этом, когда ложился, но не хотел коснутся ее обнаженным телом. Он боялся, что если нарушит гармонию момента и Леонию охватит страх, то он потеряет ее, и поэтому стал снова ласкать ее.
Пока Леонии удавалось лежать тихо, она только обнимала Роджера, но это становилось все труднее и труднее. Она попыталась захватить его ногами. Одеяло расхолаживало ее. Чувствуя, что момент настал, Роджер освободил свои бедра.
— Ты уверена? — прошептал он.
— Да, да! — закричала Леония. Он быстро соскользнул с кровати, сорвал покрывало и лег на нее. Он знал, что должен дать ей возможность передумать, но чувствовал, что позволить ей уйти — выше его сил. Он должен верить, что она хочет этого, но боялся, что возьмет ее силой против ее воли. Он еще не забыл слова Леонии и причину, по которой она просила его соединиться с ней. Он не взял ее глубоко и сильно, не стал получать быстрое удовлетворение, которого он ждал годами.
Медленно, томительно, он стал овладевать ею, пока ритм ее движений не начал подгонять его все быстрее, сильнее и не привел к кульминации, и они оба издали стон блаженства.
ГЛАВА 11
Рано утром они так и не уехали. Роджер застонал, когда солнечный луч упал на его лицо, и зарылся головой в плечо Леонии. Леония проснулась. Она уже много месяцев не просыпалась в залитой солнцем комнате. Решив спросонья, что это комната Луи и их уже ищут, она испуганно вскрикнула, от чего Роджер моментально проснулся.
— Все хорошо, Леония, — успокаивал он. — Я не обижу тебя.
Его голос тут же напомнил ей все, что было этой ночью, и она уцепилась за него, стараясь удержать на кровати.
— Не обидишь меня! — поддразнивала она. — Лжец! Я же чуть не умерла!
— Но, Леония! — испуганно воскликнул Роджер, который еще не пришел в себя после сна и подумал, что она испугана. — Ты же говорила…
— Проснись! — веселилась Леония. — Ты, должно быть, еще спишь, если не отличаешь комплимента от жалобы.
Он тревожно вглядывался в ее лицо, стараясь угадать, шутит она или нет. Он ничего не увидел в ее ясных глазах и безмятежной улыбке, чуть погодя она уже казалась озабоченной и смущенной. Нельзя, говорила она себе, шутить с Роджером на тему любви. Кажется, он относится к этому очень серьезно, почти со страхом. Леония подавила вздох. Впредь нужно быть очень внимательной.
— Я никогда прежде не слышал комплиментов, одни бесконечные жалобы, — медленно сказал Роджер.
Конечно, это было не совсем правдой. Многие женщины говорили ему, что он хороший любовник, но это не в счет. Что еще они могли сказать, когда их услуги оплачивались?
Леония, однако, приняла это утверждение и зарделась от удовольствия. Она самонадеянно полагала, что это он для нее особенно старался, что во многом было правдой, или что она вдохновила его на слишком большие мужские подвиги. И то, и другое было лестно.
— Я с удовольствием дала бы тебе больше доказательств своей искренности, — сказала она. — Но боюсь, уже поздно. Нужно вывести Фифи и пора собираться в дорогу, иначе мы никогда не уедем.
— Да, конечно. — Роджер хотел, было до нее дотронуться, но тут же вскочил и, прикрываясь, стал одеваться.
Фифи, услышав оживленные голоса, выскочила из-под кровати и бросилась к двери, рассекая хвостом воздух. Роджер понимал ее нужду и отдал должное Леонии за нежность к животным. Хотелось бы только знать, собачья нужда была для нее хорошим предлогом или необходимостью, которой она подчинялась с неохотой.
Возможно, поэтому она сейчас прибегла к отговорке. Не привыкший делить ложе с женщинами, за исключением проституток, Роджер несколько раз просыпался от ее прикосновений и ласкал ее неосознанно, Когда они просыпались, у него сразу же появлялось желание продолжить, и Леония, казалось, отвечала ему со всей страстью. Поэтому они так долго не могли проснуться и ощущали такую разбитость в теле. Когда он перестал грезить, Фифи прыгала перед ним. Она, видно, закончила свои серьезные дела и рвалась к хозяйке.
Я обязательно должен объяснить, что не всегда такой требовательный, думал Роджер. Его неудачный брак напоминал, что ни одна порядочная женщина не может наслаждаться, жертвуя отдыхом, четыре раза за ночь, хотя Леония, кажется, так же страстно и пылко его хотела. Старые раны не давали Роджеру покоя, пробуждая несправедливые подозрения. Не могла же она подумать, что такой ценой должна расплачиваться, и притворялась страстной? Но если это не было притворством, сказать, что он не будет делить с ней постель, было бы оскорбительно. Я ей обязательно все объясню, а потом пусть сама выбирает, подумал Роджер. Когда он вошел, Леония, уже одетая, ждала его, признавшись, что ужасно голодна.
Сейчас не время для долгих рассказов о сексуальных разочарованиях. Роджер согласился, что и он очень голоден. Леония покраснела, им обоим была известна причина такого аппетита. Сверх того, гостиничная комната не лучшее место для обсуждения интимных подробностей. Роджер заметил, что Леония избегает его взгляда. Даже когда они сели в экипаж, она казалась замкнутой, и он никак не мог начать разговор.
Леония была очень занята своими мыслями и не замечала тревожных взглядов Роджера. Она была полна бурной радостью и щемящим сожалением. Правда, Леония не совсем представляла, что ее ждет. Она слышала рассказы о радостях любви, видела, какое наслаждение испытывает Луи, но совсем другое — испытать это самой. Взрыв освобождения, которое дал ей Роджер, превзошел все ее ожидания. Более того, возбуждение и наслаждение, которое возвращалось с такой же или большей силой несколько раз, сулило ей и впредь огромную волнующую радость.
Будущее — вот что так ее волновало. Когда Роджер вышел, она не спеша принялась за свои туалет, умылась, оделась, возвращаясь к переживаниям ночи, воскрешая в памяти каждое слово, каждый жест Роджера. Вдруг ей пришло в голову, что замечание Роджера о комплименте, должно быть, вежливая ложь. Существует мнение, что джентльмен не должен болтать о своих амурных делах, обычай, который чаще нарушается, чем выполняется многими джентльменами. Однако Леония верила, что Роджер — настоящий джентльмен, он никогда не оскорбит женщину даже намеком об их связи. Леония не очень ревновала к прошлому Роджера, но уже заранее ревновала к будущим соперницам. Ей казалось, что только очень опытный любовник был способен такое с ней проделать и, без сомнения, такой искушенный любовник в этой области обладает разнообразными познаниями. Потом ее поразила неприятная мысль, что любой женщине, наверное, трудно удержать Роджера надолго. Она не верила, что Роджер может быть осознанно жестоким. Возможно, его бывшие женщины были из тех, что цинично относятся к своим мужчинам. Никого не ранит разлука при таких отношениях, когда ничего нет, кроме желания новизны и возбуждения.
Однако Леония уже много прочувствовала и верила, что ее чувства к Роджеру со временем только возрастут. Она не перестанет его любить. Зная это, Роджер не бросит ее, даже если она ему очень надоест. Леония понимала это, но ни за что не хотела бы удержать Роджера из жалости. В течение длинного молчаливого дня однообразного путешествия с остановками для отдыха лошадей и прогулок Фифи Леония и Роджер решали каждый свои проблемы. Они не пришли ни к какому решению и не знали, что будут делать дальше. Для Леонии, конечно, дело было не таким безнадежным. Все, до чего она могла додуматься, это под видом невинного эксперимента возобновить приемы, которым ее научил Луи, и те, которые она сама придумала. Применяя каждый раз новый, она сможет удержать Роджера некоторое время.
Умственные изыскания Роджера принесли еще меньшие плоды. Он додумался только до того, чтобы спросить Леонию, что он должен делать. Было очень темно, когда они, наконец, остановились в городе Сенсе. Наступление прусских войск и падение Лонгви двадцать третьего августа, казалось, довели правительство до полного безумия.
Молодой священник ренегат, выпив вина, рассказывал затаившей дыхание публике, в том числе Роджеру и Леонии, что законодательное собрание проголосовало за то, что все священники, не принявшие присягу, должны подчиняться собранию и отречься от папы римского, а потом покинуть Францию или они будут сосланы на каторгу. И это не все, продолжал он. Многие считают, что следует казнить всех политических заключенных в Аббайской тюрьме.
— Во имя Господа, почему? — спросил Роджер, не сдержавшись. В ответ получил презрительные и предостерегающие взгляды.
— Потому что они предали революцию и хотели погубить жен и детей тех, кто защищает Париж от пруссаков.
Роджер стерпел и прикусил язык, после того как Леония предостерегающе взяла его за руку, и даже заставил себя кивнуть, как бы соглашаясь. Он ничего не смог сделать для заключенных в Аббаи, а за Леонию он был в ответе. Он не мог подвергнуть ее опасности, ввязываясь в политический спор.
— Но если они уже в тюрьме… — сказал еще кто-то.
— У них есть родственники и подчиненные, которые могут развязать контрреволюционный мятеж или заплатить для этого другим, — прорычал другой, сердито посмотрев на того, кто намекал, что заключенные безвредны. — Марат говорит в «Ami du Peuple», что мы должны очистить страну кровью.
Роджер с тоской подумал, как это ужасно, но ничего не сказал, только сильнее прижал дрожащую Леонию.
— О-о, — гордо сказал молодой священник, — собрание позаботится об этом. Есть предложение схватить семьи всех политических заключенных и сделать их заложниками. Депутат, который протестовал против заключения в тюрьмы женщин и детей, получил ответ: «Для борьбы с врагами отечества все способы хороши». А другой депутат, Жан де Бри, предложил сформировать корпус добровольных тираноубийц, которые будут подвергать террору всех иностранных неугодных. Был принят указ о смертной казни. Лонгви следует сравнять с землей, и его население навсегда лишат всех гражданских прав.
Теперь страхи Роджера рассеялись. Это было смехотворно. Он поднял глаза к небу и язвительно сказал Леонии:
— Самая практичная и гуманная мысль, которую мне довелось услышать за последнее время. Именно то, что воодушевляет.
Это не было, однако, предметом для насмешек. Быстро, чтобы не вызвать нежелательных замечаний, Роджер увел Леонию в их комнату. Они тихо обсудили новости, размышляя, стоит ли в такой ситуации ехать в Париж. Важным преимуществом было то, что Париж огромный город, там сейчас неразбериха, он переполнен иностранцами и беженцами, поэтому там легко затеряться. В любом другом месте их сразу разоблачат. Роджер спросил священника о связях Англии с Пруссией и Австрией и тот ответил, что не знает определенно, но если верить слухам, широко распространяемым в газетах, это ужасное политическое событие скоро будет объявлено.
Они решили следовать дальше. Было много яростных споров. Из разговора в гостиной Роджер понял, что маленькие города следуют за Парижем. Если история достигнет апогея, и всех иностранцев будут арестовывать и допрашивать, что вполне возможно, так как везде мерещатся прусские шпионы, они будут уязвимее в городе, где всех знают, чем в Париже. Им не пришлось бы подвергаться опасности. Как только они выедут за ворота города, сразу же направятся в резиденцию лорда Говера. Там им ничего не грозит, если только не начнется восстание, вроде того, когда ворвались в Тюильри, чтобы захватить короля.
— Но если ты боишься, Леония, — сказал Роджер, — возможно, я мог бы…
Она подошла ближе, чтобы он обнял ее.
— Когда мы вместе, я ничего не боюсь. Давай спать. Мы ничего не можем загадывать наперед, пока не знаем истинного положения дел. Может быть, этот глупый священник специально все преувеличил, чтобы казаться значительней.
Это решило проблему Роджера. Было бы смешно спрашивать Леонию, можно ли ему остаться, если она сама его пригласила. Он увидел, когда они лежали в кровати, что она повернулась к нему совершенно естественно, раскрыв губы для поцелуя, как будто так было всегда. Роджер чувствовал то же самое. Не было ни смущения, ни напряженности, ни болезненного ожидания резких слов: «Хорошо, раз ты должен, то скорей заканчивай». С другой стороны, это было совершенно новое и волнующее возбуждение, как будто она была первой женщиной, к которой он когда-либо прикасался. Из-за того, что он знал о жестоком обращении с ней в прошлом, он относился к ней очень бережно. Как будто он всякий раз овладевал девственницей, пусть страстной и радостной, но все же очень уязвимой, которую можно невзначай напугать.
Еще один вопрос был решен той же ночью. Насладившись сполна друг другом, они мирно спали, пока на рассвете их не разбудил шум в гостинице. На душе у Роджера стало гораздо легче. Он уже не чувствовал неловкости, пользуясь великодушием Леонии, только не следует на многое претендовать. Сейчас, когда им грозит опасность, она нуждается в нем, ей спокойнее, когда он рядом, говорил себе Роджер. В сущности он делает ей больше добра, чем зла. Как только они доберутся до лорда Говера, все изменится. Тогда не нужно будет бояться ареста и делить комнату. Их связь сама собой оборвется, без всяких объяснений.
Когда Роджер пришел к этому выводу, его охватило уныние. Он опять стал обсуждать, не лучше ли будет свернуть в сторону от Парижа, однако, когда Леония ответила, что готова делать все, что он посчитает нужным, он осознал свои замыслы. Чтобы быть с ней, он готов тащить ее через всю Францию, подвергая опасности и унижениям. Он рассердился на себя и отмел все прежние доводы, приняв решение ехать в Париж прямой дорогой. Он даже настаивал на отъезде ночью, хотя Леония напомнила ему, что в Париже сейчас, как в древние времена, в отличие от Лондона закрывают ворота и ставят стражников.
Роджера не надо было долго убеждать. Они остановились на ночлег в стороне от Принжи, в пятидесяти километрах от Парижа в фермерском доме. Люди не хотели обсуждать положение в городе. Роджер не понял, то ли они просто неразговорчивы, то ли напуганы, и был слишком осторожен, чтобы не заходить дальше общих вопросов о последних новостях. Они не занимались любовью этой ночью. Кровать, которую им предоставили, стояла в общей большой комнате, где уже спал престарелый отец фермера.
Неожиданно это оказалось восхитительным опытом, полным покоя и радости. Роджер мог обнимать Леонию и чувствовать ее податливое гибкое тело рядом со своим, почти не возбуждаясь, и воспоминание о глубокой страсти только добавляло теплоту объятиям. Она прижалась к нему, не говоря о страхе, хотя каждый знал, что эта ночь может оказаться для них последней. И все же ни он, ни она не чувствовали большего желания, чем коснуться губами, прижаться друг к другу. Было спокойно и очень хорошо. В этой ночи они черпали силы перед завтрашним днем, полным опасностей.
Вначале казалось, что все их опасения ложны. У ворот их окликнули. Никто не спросил удостоверения и не поинтересовался, откуда они приехали. Напротив, у Роджера спросили, не боится ли он пруссаков. На что он ответил совершенно искренне, что боится их меньше всего. Пошел бы он сражаться с ними, чтобы защитить свою страну? Непременно, ответил он, сдерживая улыбку. После того как они отъехали, Роджер сказал Леонии, что вряд ли Англия и Пруссия будут воевать, но он, конечно, сражался бы за Англию. Леония засмеялась в ответ, и после пережитого настроение улучшилось.
Они думали только о своих делах, поэтому ни Роджер, ни Леония не учли, что ворота открывают, чтобы пропускать всех, но никого не выпускают.
Это выяснилось позже. Вход в резиденцию лорда Говера был закрыт. Это не было сюрпризом, учитывая события года. Роджер настойчиво звонил в колокольчик, пока не спустился привратник.
— Убирайтесь! — зло сказал он. — Здесь никого нет. Лорд Говер вернулся в Англию.
— Вернулся! Когда? — спросил Роджер.
— Пять дней назад. Здесь никого нет, кроме меня и моей жены.
— О, Господи! — воскликнул Роджер. — Но есть же кто-нибудь, кто занимался бы делами англичан?
— Все хорошо, Леония, — успокаивал он. — Я не обижу тебя.
Его голос тут же напомнил ей все, что было этой ночью, и она уцепилась за него, стараясь удержать на кровати.
— Не обидишь меня! — поддразнивала она. — Лжец! Я же чуть не умерла!
— Но, Леония! — испуганно воскликнул Роджер, который еще не пришел в себя после сна и подумал, что она испугана. — Ты же говорила…
— Проснись! — веселилась Леония. — Ты, должно быть, еще спишь, если не отличаешь комплимента от жалобы.
Он тревожно вглядывался в ее лицо, стараясь угадать, шутит она или нет. Он ничего не увидел в ее ясных глазах и безмятежной улыбке, чуть погодя она уже казалась озабоченной и смущенной. Нельзя, говорила она себе, шутить с Роджером на тему любви. Кажется, он относится к этому очень серьезно, почти со страхом. Леония подавила вздох. Впредь нужно быть очень внимательной.
— Я никогда прежде не слышал комплиментов, одни бесконечные жалобы, — медленно сказал Роджер.
Конечно, это было не совсем правдой. Многие женщины говорили ему, что он хороший любовник, но это не в счет. Что еще они могли сказать, когда их услуги оплачивались?
Леония, однако, приняла это утверждение и зарделась от удовольствия. Она самонадеянно полагала, что это он для нее особенно старался, что во многом было правдой, или что она вдохновила его на слишком большие мужские подвиги. И то, и другое было лестно.
— Я с удовольствием дала бы тебе больше доказательств своей искренности, — сказала она. — Но боюсь, уже поздно. Нужно вывести Фифи и пора собираться в дорогу, иначе мы никогда не уедем.
— Да, конечно. — Роджер хотел, было до нее дотронуться, но тут же вскочил и, прикрываясь, стал одеваться.
Фифи, услышав оживленные голоса, выскочила из-под кровати и бросилась к двери, рассекая хвостом воздух. Роджер понимал ее нужду и отдал должное Леонии за нежность к животным. Хотелось бы только знать, собачья нужда была для нее хорошим предлогом или необходимостью, которой она подчинялась с неохотой.
Возможно, поэтому она сейчас прибегла к отговорке. Не привыкший делить ложе с женщинами, за исключением проституток, Роджер несколько раз просыпался от ее прикосновений и ласкал ее неосознанно, Когда они просыпались, у него сразу же появлялось желание продолжить, и Леония, казалось, отвечала ему со всей страстью. Поэтому они так долго не могли проснуться и ощущали такую разбитость в теле. Когда он перестал грезить, Фифи прыгала перед ним. Она, видно, закончила свои серьезные дела и рвалась к хозяйке.
Я обязательно должен объяснить, что не всегда такой требовательный, думал Роджер. Его неудачный брак напоминал, что ни одна порядочная женщина не может наслаждаться, жертвуя отдыхом, четыре раза за ночь, хотя Леония, кажется, так же страстно и пылко его хотела. Старые раны не давали Роджеру покоя, пробуждая несправедливые подозрения. Не могла же она подумать, что такой ценой должна расплачиваться, и притворялась страстной? Но если это не было притворством, сказать, что он не будет делить с ней постель, было бы оскорбительно. Я ей обязательно все объясню, а потом пусть сама выбирает, подумал Роджер. Когда он вошел, Леония, уже одетая, ждала его, признавшись, что ужасно голодна.
Сейчас не время для долгих рассказов о сексуальных разочарованиях. Роджер согласился, что и он очень голоден. Леония покраснела, им обоим была известна причина такого аппетита. Сверх того, гостиничная комната не лучшее место для обсуждения интимных подробностей. Роджер заметил, что Леония избегает его взгляда. Даже когда они сели в экипаж, она казалась замкнутой, и он никак не мог начать разговор.
Леония была очень занята своими мыслями и не замечала тревожных взглядов Роджера. Она была полна бурной радостью и щемящим сожалением. Правда, Леония не совсем представляла, что ее ждет. Она слышала рассказы о радостях любви, видела, какое наслаждение испытывает Луи, но совсем другое — испытать это самой. Взрыв освобождения, которое дал ей Роджер, превзошел все ее ожидания. Более того, возбуждение и наслаждение, которое возвращалось с такой же или большей силой несколько раз, сулило ей и впредь огромную волнующую радость.
Будущее — вот что так ее волновало. Когда Роджер вышел, она не спеша принялась за свои туалет, умылась, оделась, возвращаясь к переживаниям ночи, воскрешая в памяти каждое слово, каждый жест Роджера. Вдруг ей пришло в голову, что замечание Роджера о комплименте, должно быть, вежливая ложь. Существует мнение, что джентльмен не должен болтать о своих амурных делах, обычай, который чаще нарушается, чем выполняется многими джентльменами. Однако Леония верила, что Роджер — настоящий джентльмен, он никогда не оскорбит женщину даже намеком об их связи. Леония не очень ревновала к прошлому Роджера, но уже заранее ревновала к будущим соперницам. Ей казалось, что только очень опытный любовник был способен такое с ней проделать и, без сомнения, такой искушенный любовник в этой области обладает разнообразными познаниями. Потом ее поразила неприятная мысль, что любой женщине, наверное, трудно удержать Роджера надолго. Она не верила, что Роджер может быть осознанно жестоким. Возможно, его бывшие женщины были из тех, что цинично относятся к своим мужчинам. Никого не ранит разлука при таких отношениях, когда ничего нет, кроме желания новизны и возбуждения.
Однако Леония уже много прочувствовала и верила, что ее чувства к Роджеру со временем только возрастут. Она не перестанет его любить. Зная это, Роджер не бросит ее, даже если она ему очень надоест. Леония понимала это, но ни за что не хотела бы удержать Роджера из жалости. В течение длинного молчаливого дня однообразного путешествия с остановками для отдыха лошадей и прогулок Фифи Леония и Роджер решали каждый свои проблемы. Они не пришли ни к какому решению и не знали, что будут делать дальше. Для Леонии, конечно, дело было не таким безнадежным. Все, до чего она могла додуматься, это под видом невинного эксперимента возобновить приемы, которым ее научил Луи, и те, которые она сама придумала. Применяя каждый раз новый, она сможет удержать Роджера некоторое время.
Умственные изыскания Роджера принесли еще меньшие плоды. Он додумался только до того, чтобы спросить Леонию, что он должен делать. Было очень темно, когда они, наконец, остановились в городе Сенсе. Наступление прусских войск и падение Лонгви двадцать третьего августа, казалось, довели правительство до полного безумия.
Молодой священник ренегат, выпив вина, рассказывал затаившей дыхание публике, в том числе Роджеру и Леонии, что законодательное собрание проголосовало за то, что все священники, не принявшие присягу, должны подчиняться собранию и отречься от папы римского, а потом покинуть Францию или они будут сосланы на каторгу. И это не все, продолжал он. Многие считают, что следует казнить всех политических заключенных в Аббайской тюрьме.
— Во имя Господа, почему? — спросил Роджер, не сдержавшись. В ответ получил презрительные и предостерегающие взгляды.
— Потому что они предали революцию и хотели погубить жен и детей тех, кто защищает Париж от пруссаков.
Роджер стерпел и прикусил язык, после того как Леония предостерегающе взяла его за руку, и даже заставил себя кивнуть, как бы соглашаясь. Он ничего не смог сделать для заключенных в Аббаи, а за Леонию он был в ответе. Он не мог подвергнуть ее опасности, ввязываясь в политический спор.
— Но если они уже в тюрьме… — сказал еще кто-то.
— У них есть родственники и подчиненные, которые могут развязать контрреволюционный мятеж или заплатить для этого другим, — прорычал другой, сердито посмотрев на того, кто намекал, что заключенные безвредны. — Марат говорит в «Ami du Peuple», что мы должны очистить страну кровью.
Роджер с тоской подумал, как это ужасно, но ничего не сказал, только сильнее прижал дрожащую Леонию.
— О-о, — гордо сказал молодой священник, — собрание позаботится об этом. Есть предложение схватить семьи всех политических заключенных и сделать их заложниками. Депутат, который протестовал против заключения в тюрьмы женщин и детей, получил ответ: «Для борьбы с врагами отечества все способы хороши». А другой депутат, Жан де Бри, предложил сформировать корпус добровольных тираноубийц, которые будут подвергать террору всех иностранных неугодных. Был принят указ о смертной казни. Лонгви следует сравнять с землей, и его население навсегда лишат всех гражданских прав.
Теперь страхи Роджера рассеялись. Это было смехотворно. Он поднял глаза к небу и язвительно сказал Леонии:
— Самая практичная и гуманная мысль, которую мне довелось услышать за последнее время. Именно то, что воодушевляет.
Это не было, однако, предметом для насмешек. Быстро, чтобы не вызвать нежелательных замечаний, Роджер увел Леонию в их комнату. Они тихо обсудили новости, размышляя, стоит ли в такой ситуации ехать в Париж. Важным преимуществом было то, что Париж огромный город, там сейчас неразбериха, он переполнен иностранцами и беженцами, поэтому там легко затеряться. В любом другом месте их сразу разоблачат. Роджер спросил священника о связях Англии с Пруссией и Австрией и тот ответил, что не знает определенно, но если верить слухам, широко распространяемым в газетах, это ужасное политическое событие скоро будет объявлено.
Они решили следовать дальше. Было много яростных споров. Из разговора в гостиной Роджер понял, что маленькие города следуют за Парижем. Если история достигнет апогея, и всех иностранцев будут арестовывать и допрашивать, что вполне возможно, так как везде мерещатся прусские шпионы, они будут уязвимее в городе, где всех знают, чем в Париже. Им не пришлось бы подвергаться опасности. Как только они выедут за ворота города, сразу же направятся в резиденцию лорда Говера. Там им ничего не грозит, если только не начнется восстание, вроде того, когда ворвались в Тюильри, чтобы захватить короля.
— Но если ты боишься, Леония, — сказал Роджер, — возможно, я мог бы…
Она подошла ближе, чтобы он обнял ее.
— Когда мы вместе, я ничего не боюсь. Давай спать. Мы ничего не можем загадывать наперед, пока не знаем истинного положения дел. Может быть, этот глупый священник специально все преувеличил, чтобы казаться значительней.
Это решило проблему Роджера. Было бы смешно спрашивать Леонию, можно ли ему остаться, если она сама его пригласила. Он увидел, когда они лежали в кровати, что она повернулась к нему совершенно естественно, раскрыв губы для поцелуя, как будто так было всегда. Роджер чувствовал то же самое. Не было ни смущения, ни напряженности, ни болезненного ожидания резких слов: «Хорошо, раз ты должен, то скорей заканчивай». С другой стороны, это было совершенно новое и волнующее возбуждение, как будто она была первой женщиной, к которой он когда-либо прикасался. Из-за того, что он знал о жестоком обращении с ней в прошлом, он относился к ней очень бережно. Как будто он всякий раз овладевал девственницей, пусть страстной и радостной, но все же очень уязвимой, которую можно невзначай напугать.
Еще один вопрос был решен той же ночью. Насладившись сполна друг другом, они мирно спали, пока на рассвете их не разбудил шум в гостинице. На душе у Роджера стало гораздо легче. Он уже не чувствовал неловкости, пользуясь великодушием Леонии, только не следует на многое претендовать. Сейчас, когда им грозит опасность, она нуждается в нем, ей спокойнее, когда он рядом, говорил себе Роджер. В сущности он делает ей больше добра, чем зла. Как только они доберутся до лорда Говера, все изменится. Тогда не нужно будет бояться ареста и делить комнату. Их связь сама собой оборвется, без всяких объяснений.
Когда Роджер пришел к этому выводу, его охватило уныние. Он опять стал обсуждать, не лучше ли будет свернуть в сторону от Парижа, однако, когда Леония ответила, что готова делать все, что он посчитает нужным, он осознал свои замыслы. Чтобы быть с ней, он готов тащить ее через всю Францию, подвергая опасности и унижениям. Он рассердился на себя и отмел все прежние доводы, приняв решение ехать в Париж прямой дорогой. Он даже настаивал на отъезде ночью, хотя Леония напомнила ему, что в Париже сейчас, как в древние времена, в отличие от Лондона закрывают ворота и ставят стражников.
Роджера не надо было долго убеждать. Они остановились на ночлег в стороне от Принжи, в пятидесяти километрах от Парижа в фермерском доме. Люди не хотели обсуждать положение в городе. Роджер не понял, то ли они просто неразговорчивы, то ли напуганы, и был слишком осторожен, чтобы не заходить дальше общих вопросов о последних новостях. Они не занимались любовью этой ночью. Кровать, которую им предоставили, стояла в общей большой комнате, где уже спал престарелый отец фермера.
Неожиданно это оказалось восхитительным опытом, полным покоя и радости. Роджер мог обнимать Леонию и чувствовать ее податливое гибкое тело рядом со своим, почти не возбуждаясь, и воспоминание о глубокой страсти только добавляло теплоту объятиям. Она прижалась к нему, не говоря о страхе, хотя каждый знал, что эта ночь может оказаться для них последней. И все же ни он, ни она не чувствовали большего желания, чем коснуться губами, прижаться друг к другу. Было спокойно и очень хорошо. В этой ночи они черпали силы перед завтрашним днем, полным опасностей.
Вначале казалось, что все их опасения ложны. У ворот их окликнули. Никто не спросил удостоверения и не поинтересовался, откуда они приехали. Напротив, у Роджера спросили, не боится ли он пруссаков. На что он ответил совершенно искренне, что боится их меньше всего. Пошел бы он сражаться с ними, чтобы защитить свою страну? Непременно, ответил он, сдерживая улыбку. После того как они отъехали, Роджер сказал Леонии, что вряд ли Англия и Пруссия будут воевать, но он, конечно, сражался бы за Англию. Леония засмеялась в ответ, и после пережитого настроение улучшилось.
Они думали только о своих делах, поэтому ни Роджер, ни Леония не учли, что ворота открывают, чтобы пропускать всех, но никого не выпускают.
Это выяснилось позже. Вход в резиденцию лорда Говера был закрыт. Это не было сюрпризом, учитывая события года. Роджер настойчиво звонил в колокольчик, пока не спустился привратник.
— Убирайтесь! — зло сказал он. — Здесь никого нет. Лорд Говер вернулся в Англию.
— Вернулся! Когда? — спросил Роджер.
— Пять дней назад. Здесь никого нет, кроме меня и моей жены.
— О, Господи! — воскликнул Роджер. — Но есть же кто-нибудь, кто занимался бы делами англичан?