Страница:
— Ты прав. Я пойду, но не к Фуше. Роджер, я не видела лица Тулона, но я хорошо его слышала. Я говорю тебе, он не обирается выдавать нас. Он хочет чего-то другого, может быть, денег.
— Наверное, ты права, — сказал Роджер немного спокойней. — У меня было такое же чувство, но в эти дни нож гильотины поднимается так легко, что нет времени думать о том, что нам кажется.
— Нельзя давать людям повод думать, что мы что-то скрываем. Я выйду через переднюю дверь с корзинкой для покупок. Ты станешь в проходе, чтобы посмотреть на меня, как любящий супруг. Если меня схватят, иди к Фуше. Если нет, я вернусь назад и посмотрю, что будет дальше. Затем выйду снова.
Леония увидела, что ее доводы не устраивают Роджера. К счастью, волноваться было не о чем. Никто не обратил на нее никакого внимания, за исключением жены лавочника, которая подозвала Леонию, чтобы спросить, не идет ли она за продуктами. Так как Леонии была все равно, куда идти, она любезно предложила купить ей что-нибудь, а соседка все стояла и болтала, в то время как у Роджера в жилах стыла кровь. В конце концов, Леония ушла. Роджер вернулся в мастерскую, но его руки так дрожали, что он ничего не мог делать, только смотрел на оружие, требующее починки.
Прошло какое-то время. Наконец Роджер взял ружье, которое собирался ремонтировать. Несомненно, думал он, даже если время тянется потому, что я запуган до потери рассудка, Тулон мог уже давно вернуться, чтобы арестовать меня. Он поднес ружье к свету и осмотрел его. Тихо выругавшись, достал из-под прилавка длинный прут и почистил ствол.
— Идиот, — бормотал он, обращаясь к тому, кто мог позволить себе иметь дорогое оружие, но не утруждал себя уходом за ним. Скоро он с головой ушел в работу.
Леония возвратилась, сменила платье и вышла снова.
— Вернулась из магазина. Иду делать визиты, — сказала она, успокоенная. Ей начинало казаться, что Тулону было просто любопытно или он хочет заставить их поволноваться перед вымогательством денег. Ничего не случилось и после полудня, когда Леония возвратилась. Роджер отложил инструменты и пошел в кухню, где были расставлены тарелки для позднего обеда.
— Ну, что ты думаешь? — спросил он. — Иногда они предпочитают арестовывать ночью.
— Я не изменила своего мнения, — ответила Леония. — Нам нужно куда-нибудь сходить. Как жаль, что театры закрыты. О, я знаю. Пойдем в кафе «Бретон».
Они так и сделали и провели очень приятный вечер, оставшись позже, чем собирались. Это было очень рискованно, так как по улицам шатались банды воров. Им и тут повезло, и они благополучно попали домой. Все было тихо. Ясно, что их никто не собирался арестовывать, а поведение Фифи говорило о том, что никто не ждал их в засаде у входной двери.
— Посмотрим, — заметил Роджер, открывая дверь, чтобы Фифи могла обследовать и черный вход.
Здесь удача изменила им. Голос Тулона раздался в темноте аллеи. Он вышел на слабый свет, льющийся из окон кухни.
— Ты англичанин, — сказал он так тихо, что только Роджер мог его слышать. — Ты пропал. Ты не выстрелишь в меня. Мой товарищ Лепитр знает, где я и почему.
— Чего ты хочешь? — спросил Роджер. — Если бы ты собирался выдать меня, то давно бы это сделал.
— Тебя подозревают в шпионаже, — сказал Тулон, пропуская Роджера в комнату. — Я могу выдать тебя, ты потеряешь голову, а меня хорошо наградят. Но я считаю тебя трезвомыслящим и практичным человеком и думаю, что ты предпочтешь другой выход.
Роджер прогнал Фифи и закрыл дверь. Скоро она прибежит назад и покажет, есть ли здесь кто-то еще. Он тревожился, что Леония наверху в спальне слышит их. Если она спустится и отвлечет Тулона… Он покачал головой.
— Если вы считаете меня английским шпионом, который будет поставлять вам информацию, то это досадная ошибка. Я уже много лет во Франции.
— Я знаю. У меня есть друзья-англичане, вот почему я уловил акцент, но лишь немногие определят, что вы не парижанин.
Это единственное доброе дело, которое сделала Соланж, она отказывалась отвечать ему, если он говорил с ней по-английски и смеялась над его французским. Поэтому Роджер научился говорить почти безупречно. Это промелькнуло в глубине его сознания, пока он обдумывал слова Тулона. Если Тулон верит, что у него нет секретов, какого предательства против Англии он ожидает от него? Не глупи, сказал себе Роджер, это касается предательства Франции, если он должен сложить за нее голову. Они в Англии тоже вешают людей за предательство.
— Я вас не совсем понял, — сказал Роджер.
— Можно, я задам вам вопрос? — сказал Тулон. — Как вы относитесь к казни, казни Капо?
Здесь можно было не лгать, гильотина годится как для овцы, так и для ягненка.
—Я видел в этом политическую необходимость, но скорбел о человеке, который, я думаю, не имел дурных намерений.
— Но, — Тулон вскочил, услышав скрип лестницы. Он повернулся и оторопел, увидев Леонию с пистолетом, направленным на него.
— Стойте тихо, месье, — заметила она спокойно. — Я умею стрелять, уже стреляла прежде.
— Брось оружие! — закричал Тулон, но в его голосе был гнев, а не страх. Он повернулся к Роджеру. — Сантэ, заберите у нее оружие. Она может убить и вас.
Роджер не смог сдержать улыбки, ведь Тулон сказал чистую правду. Однако его мысль работала. У Тулона не было необходимости выяснять его роялистские симпатии. Вопрос о Луи имел другую цель. Роджер не мог обвинить никого ни в чем. Он покачал головой.
— О, нет, — сказал он. — Жена оружейника разбирается в оружии. Однако вы сказали, что я честный человек. Надеюсь, вы тоже. Сядь на ступеньки, Леония. Я не верю, что комиссар Тулон хочет причинить нам вред.
Он сам не верил своим словам. Он ошибался, думая, что факты требуют доказательств в ситуации, когда законность исключается. Если Тулон хочет заключить их в тюрьму или желает их смерти, ему нужно только обвинить их в неучтивости. Он был преданным бойцом революции, этого было достаточно.
— Я могу навредить вам, — вдруг сказал Тулон убежденно, — но, клянусь, это не будет намеренно.
Роджер кивнул и указал на стул:
— Пожалуйста, присядьте, комиссар. Не хотите ли стакан вина?
Собака заскулила и заскреблась в дверь, Роджер впустил ее. Она не лаяла и не убежала прочь, только виляла хвостом. В доме и в аллее никого не было. Итак, Тулон пришел один. Теперь люди не ходят в одиночку по улицам без важной причины. Еще одна деталь, которую Роджер не сразу заметил, поставила точку над «i»: Тулон не надел шарф комиссара. Этот шарф был. хорошей защитой от банд, наводнивших город. Итак! Тулон держал этот визит в секрете. Если свести все факты воедино, получится очень интересный ответ.
— Убери пистолет, Леония, — сказал Роджер. — Принеси вина и присоединяйся к нам. Я уверен, что дело, с которым пришел комиссар Тулон, очень благородное и не принесет вреда Франции.
Тулон вздохнул:
— Вы, конечно, правы. Как вы угадали?
— Я не знаю, что вы хотите от меня, — ответил Роджер, — но я угадал то, что вы хотите сделать для королевской семьи.
Вино разлилось по столу, Леония застыла от удивления. Тулон посмотрел на нее.
— Вы ненавидели Мари де Коньер, когда были ее служанкой? — спросил он.
Леония взглянула на него удивленно, но вспомнила, что Роджер объяснял ее аристократический акцент, сказав, что она была горничной.
— Нет, — вздохнула она. — Она была хорошей женщиной, очень доброй.
— Вы знаете, — продолжал Тулон, — что есть люди, которые говорят, будто Марию Антуанетту должна постигнуть та же участь, что и мужа.
Чтобы не пролить вино, Леония поставила бутылку на стол. Она сжала руки, чтобы они не дрожали. Роджер нежно усадил ее и наполнил три стакана вином, но никто до них не дотронулся.
— Я не слышал об этом, — солгал он. — Откуда простому торговцу знать такие вещи? Но я не удивлен, ее всегда ненавидели.
— И на это были причины, — заметил Тулон. — Она была сумасбродкой. Не понимала ужасного положения, в котором находится страна. Есть факты, подтверждающие то, что она советовала Луи сопротивляться всем реформам и настроила против него людей, которые могли послужить монархии.
Роджер с Леонией не знали, что сказать. Они были согласны с Тулоном. Леония часто слышала, как её отец проклинал королеву за спесь и игнорирование советов Лафайета. Как часто Роджер и его друзья в Англии говорили, что влияние королевы толкает Луи в руки министров, ухудшающих положение Франции. Не было ничего предательского в ненависти к королеве для нынешнего правительства, и утверждение Тулона было беспристрастным. В его голосе не было ненависти или волнения.
— Все это правда, — продолжал он. — Она еще и женщина, нежная, заботливая мать, и она беззащитна. То, что вы сказали о Луи Капо, — правда. Его смерть была политической необходимостью. Если бы его не казнили, то республики бы не было. Однако в смерти Марии нет никакой выгоды. Это будет актом бессмысленной жестокости. Она уже не у дел и никогда не будет опасна для страны.
Роджер поднял стакан и выпил, не осознавая, что его действия воспринимают как тост к словам Тулона, пока не заметил улыбку облегчения на его лице. Тулон был не прав, утверждая, что Мария Антуанетта не опасна. Если силы, выступающие против Франции, победят в войне и возведут дофина на трон, Мария снова будет влиять на него, только сильнее. Мальчику восемь лет, у него забрали отца, он это, без сомнения, сознает. На кого же ему опереться, как не на нежную заботливую мать, как ее описывал Тулон?
Возможно, со временем Пруссия и Англия поставят более надежного регента, но Мария Антуанетта уже преподаст сыну ужасный урок.
Стало ясно, к чему был затеян этот разговор. Тулон, должно быть, втянут в заговор, чтобы спасти Марию Антуанетту. Роджер еще не догадался, какова его роль, но он и не думал об этом. Он должен убедить Тулона, что королева представляет собой большую опасность для Франции, особенно грозную, пока она в изгнании, где ее обещания спровоцируют еще более решительные атаки на Францию, чем сейчас. Пока Мария во французской тюрьме, она не имеет власти и не представляет никакой угрозы. Но когда ее освободят, она может принести огромные бедствия.
Чем большее отвращение питал Роджер к происходящему во Франции, тем яснее понимал, что революцию не остановить с помощью войны. Народ закусил удила. Завоевание страны и реставрация монархии силой вызовет кровавые восстания. Огромная армия должна будет оккупировать Францию, чтобы сдержать эти мятежи. Роджер содрогнулся, представив, что может произойти.
Возможно, Тулону все равно, и он это уже обдумал. Если он выслушает и откажется от участия в заговоре… Роджер сжимал стакан, пока суставы не побелели. Он бы раздавил тонкий хрусталь, если бы это было дома. Если Тулон прислушается и откажется от заговора, Марию Антуанетту казнят, и я буду ее убийцей, подумал Роджер.
— Чего вы хотите? — спросил он.
— Немногого, — с готовностью ответил Тулон. — Нужно пристанище на короткое время. Место, где можно сменить одежду и затаиться. Вы будете вне опасности. Даже : если побег обнаружат, мы позаботимся, чтобы по крайней мере в течение пяти часов ни у кого не возникло подозрений. В вашем магазине останутся два комиссара и будут разговаривать с вами. Это будет знаком, что худшее произошло, и начался розыск.
— О, пожалуйста, Роджер, — сказала Леония со слезами на глазах. — Помоги ей. Она так много потеряла. Ее муж мертв. За все дурное, что она сделала, она уже заплатила, и я не верю, что это было сделано преднамеренно.
Роджер согласно кивнул. За участие в заговоре можно поплатиться жизнью. Вокруг есть много мест, которые могут служить укрытием. Ясно, что если они откажутся помочь, их заставят молчать, защищая Тулона и его друзей, чтобы заговор не провалился. Но согласиться сразу и безоговорочно было опасно. Он улыбнулся Леонии. Ее мольба, возможно, была для них лучшей защитой.
— Я и не собирался отказываться, — сказал он. — Комиссар Тулон прав. Мы рискуем немногим, если выполним то, что он просит.
— Да, а затем вы получите паспорта и сможете уехать, куда захотите.
Роджер пожал плечами, скрывая свою радость.
— Я хочу получить их, но не знаю, куда поехать. Если я останусь здесь, я рискую, потому что я англичанин, в Англии меня назовут французским шпионом.
Леония закрыла глаза, слушая его дикие измышления. Роджер старается не показать, как важно для него получить паспорт. Тулон мог насторожиться, почему человек, у которого так хорошо идут дела, хочет все бросить. Осознав это, она увидела и другую опасность. Тулон не знает истинного положения дел. Он не должен знать, что они хотят уехать в Англию. Почему тогда он предлагает паспорта как награду, почему не деньги? На самом деле он не предлагал им вознаграждение, он приказывал покинуть Париж, чтобы они не выдали его или тех, кто замешан в заговоре.
— Я с радостью уеду, — быстро сказала она. — Боюсь оставаться в Париже. Дважды мы попадали в переплет. В следующий раз нам так не повезет. Даже если ты зарабатываешь здесь много денег, цены так высоки… О, Роджер, ты сможешь работать где угодно, и я думаю, как сделать так, чтобы нас приняли в Англии.
Мужчины посмотрели на нее, и она засмеялась:
— Может, нам притвориться аристократами-беженцами?
— Так мы и сделаем, — сказал Роджер.
— Очень хорошо, — казалось, Тулон доволен. — Что мы собираемся делать, это…
— Нет! — прервал его Роджер. — Прошу вас, не рассказывайте мне. Я не болтун, но если совсем ничего не буду знать, я не смогу проговориться. Не надо мне больше ничего знать. С этой ночи или я или Леония всегда будем на месте. Когда бы дом вам ни понадобился, все будет готово.
Казалось, Тулон слегка смутился, видя, что Роджер отнюдь не любопытен. Тем не менее, он увидел в этом резон и быстро откланялся. Роджер уставился на дверь, а Леония убирала вино и мыла стаканы, тихо напевая себе под нос. Не сознавая политических последствий освобождения королевы, она не чувствовала комплекса вины Роджера. И не поняла, что Тулон хотел сообщить информацию человеку, которого едва знал.
Леония понимала, что они в опасности. Если заговор раскроют и их обвинят вместе со всеми, они погибли. Однако она слишком была поглощена положительной стороной дела. Леония вспоминала об ужасах своего заточения, ей очень хотелось помочь таким же заключенным. А что до опасности, она улыбнулась, закрывая буфет, Роджер не позволит, чтобы с ней что-нибудь случилось.
ГЛАВА 16
— Наверное, ты права, — сказал Роджер немного спокойней. — У меня было такое же чувство, но в эти дни нож гильотины поднимается так легко, что нет времени думать о том, что нам кажется.
— Нельзя давать людям повод думать, что мы что-то скрываем. Я выйду через переднюю дверь с корзинкой для покупок. Ты станешь в проходе, чтобы посмотреть на меня, как любящий супруг. Если меня схватят, иди к Фуше. Если нет, я вернусь назад и посмотрю, что будет дальше. Затем выйду снова.
Леония увидела, что ее доводы не устраивают Роджера. К счастью, волноваться было не о чем. Никто не обратил на нее никакого внимания, за исключением жены лавочника, которая подозвала Леонию, чтобы спросить, не идет ли она за продуктами. Так как Леонии была все равно, куда идти, она любезно предложила купить ей что-нибудь, а соседка все стояла и болтала, в то время как у Роджера в жилах стыла кровь. В конце концов, Леония ушла. Роджер вернулся в мастерскую, но его руки так дрожали, что он ничего не мог делать, только смотрел на оружие, требующее починки.
Прошло какое-то время. Наконец Роджер взял ружье, которое собирался ремонтировать. Несомненно, думал он, даже если время тянется потому, что я запуган до потери рассудка, Тулон мог уже давно вернуться, чтобы арестовать меня. Он поднес ружье к свету и осмотрел его. Тихо выругавшись, достал из-под прилавка длинный прут и почистил ствол.
— Идиот, — бормотал он, обращаясь к тому, кто мог позволить себе иметь дорогое оружие, но не утруждал себя уходом за ним. Скоро он с головой ушел в работу.
Леония возвратилась, сменила платье и вышла снова.
— Вернулась из магазина. Иду делать визиты, — сказала она, успокоенная. Ей начинало казаться, что Тулону было просто любопытно или он хочет заставить их поволноваться перед вымогательством денег. Ничего не случилось и после полудня, когда Леония возвратилась. Роджер отложил инструменты и пошел в кухню, где были расставлены тарелки для позднего обеда.
— Ну, что ты думаешь? — спросил он. — Иногда они предпочитают арестовывать ночью.
— Я не изменила своего мнения, — ответила Леония. — Нам нужно куда-нибудь сходить. Как жаль, что театры закрыты. О, я знаю. Пойдем в кафе «Бретон».
Они так и сделали и провели очень приятный вечер, оставшись позже, чем собирались. Это было очень рискованно, так как по улицам шатались банды воров. Им и тут повезло, и они благополучно попали домой. Все было тихо. Ясно, что их никто не собирался арестовывать, а поведение Фифи говорило о том, что никто не ждал их в засаде у входной двери.
— Посмотрим, — заметил Роджер, открывая дверь, чтобы Фифи могла обследовать и черный вход.
Здесь удача изменила им. Голос Тулона раздался в темноте аллеи. Он вышел на слабый свет, льющийся из окон кухни.
— Ты англичанин, — сказал он так тихо, что только Роджер мог его слышать. — Ты пропал. Ты не выстрелишь в меня. Мой товарищ Лепитр знает, где я и почему.
— Чего ты хочешь? — спросил Роджер. — Если бы ты собирался выдать меня, то давно бы это сделал.
— Тебя подозревают в шпионаже, — сказал Тулон, пропуская Роджера в комнату. — Я могу выдать тебя, ты потеряешь голову, а меня хорошо наградят. Но я считаю тебя трезвомыслящим и практичным человеком и думаю, что ты предпочтешь другой выход.
Роджер прогнал Фифи и закрыл дверь. Скоро она прибежит назад и покажет, есть ли здесь кто-то еще. Он тревожился, что Леония наверху в спальне слышит их. Если она спустится и отвлечет Тулона… Он покачал головой.
— Если вы считаете меня английским шпионом, который будет поставлять вам информацию, то это досадная ошибка. Я уже много лет во Франции.
— Я знаю. У меня есть друзья-англичане, вот почему я уловил акцент, но лишь немногие определят, что вы не парижанин.
Это единственное доброе дело, которое сделала Соланж, она отказывалась отвечать ему, если он говорил с ней по-английски и смеялась над его французским. Поэтому Роджер научился говорить почти безупречно. Это промелькнуло в глубине его сознания, пока он обдумывал слова Тулона. Если Тулон верит, что у него нет секретов, какого предательства против Англии он ожидает от него? Не глупи, сказал себе Роджер, это касается предательства Франции, если он должен сложить за нее голову. Они в Англии тоже вешают людей за предательство.
— Я вас не совсем понял, — сказал Роджер.
— Можно, я задам вам вопрос? — сказал Тулон. — Как вы относитесь к казни, казни Капо?
Здесь можно было не лгать, гильотина годится как для овцы, так и для ягненка.
—Я видел в этом политическую необходимость, но скорбел о человеке, который, я думаю, не имел дурных намерений.
— Но, — Тулон вскочил, услышав скрип лестницы. Он повернулся и оторопел, увидев Леонию с пистолетом, направленным на него.
— Стойте тихо, месье, — заметила она спокойно. — Я умею стрелять, уже стреляла прежде.
— Брось оружие! — закричал Тулон, но в его голосе был гнев, а не страх. Он повернулся к Роджеру. — Сантэ, заберите у нее оружие. Она может убить и вас.
Роджер не смог сдержать улыбки, ведь Тулон сказал чистую правду. Однако его мысль работала. У Тулона не было необходимости выяснять его роялистские симпатии. Вопрос о Луи имел другую цель. Роджер не мог обвинить никого ни в чем. Он покачал головой.
— О, нет, — сказал он. — Жена оружейника разбирается в оружии. Однако вы сказали, что я честный человек. Надеюсь, вы тоже. Сядь на ступеньки, Леония. Я не верю, что комиссар Тулон хочет причинить нам вред.
Он сам не верил своим словам. Он ошибался, думая, что факты требуют доказательств в ситуации, когда законность исключается. Если Тулон хочет заключить их в тюрьму или желает их смерти, ему нужно только обвинить их в неучтивости. Он был преданным бойцом революции, этого было достаточно.
— Я могу навредить вам, — вдруг сказал Тулон убежденно, — но, клянусь, это не будет намеренно.
Роджер кивнул и указал на стул:
— Пожалуйста, присядьте, комиссар. Не хотите ли стакан вина?
Собака заскулила и заскреблась в дверь, Роджер впустил ее. Она не лаяла и не убежала прочь, только виляла хвостом. В доме и в аллее никого не было. Итак, Тулон пришел один. Теперь люди не ходят в одиночку по улицам без важной причины. Еще одна деталь, которую Роджер не сразу заметил, поставила точку над «i»: Тулон не надел шарф комиссара. Этот шарф был. хорошей защитой от банд, наводнивших город. Итак! Тулон держал этот визит в секрете. Если свести все факты воедино, получится очень интересный ответ.
— Убери пистолет, Леония, — сказал Роджер. — Принеси вина и присоединяйся к нам. Я уверен, что дело, с которым пришел комиссар Тулон, очень благородное и не принесет вреда Франции.
Тулон вздохнул:
— Вы, конечно, правы. Как вы угадали?
— Я не знаю, что вы хотите от меня, — ответил Роджер, — но я угадал то, что вы хотите сделать для королевской семьи.
Вино разлилось по столу, Леония застыла от удивления. Тулон посмотрел на нее.
— Вы ненавидели Мари де Коньер, когда были ее служанкой? — спросил он.
Леония взглянула на него удивленно, но вспомнила, что Роджер объяснял ее аристократический акцент, сказав, что она была горничной.
— Нет, — вздохнула она. — Она была хорошей женщиной, очень доброй.
— Вы знаете, — продолжал Тулон, — что есть люди, которые говорят, будто Марию Антуанетту должна постигнуть та же участь, что и мужа.
Чтобы не пролить вино, Леония поставила бутылку на стол. Она сжала руки, чтобы они не дрожали. Роджер нежно усадил ее и наполнил три стакана вином, но никто до них не дотронулся.
— Я не слышал об этом, — солгал он. — Откуда простому торговцу знать такие вещи? Но я не удивлен, ее всегда ненавидели.
— И на это были причины, — заметил Тулон. — Она была сумасбродкой. Не понимала ужасного положения, в котором находится страна. Есть факты, подтверждающие то, что она советовала Луи сопротивляться всем реформам и настроила против него людей, которые могли послужить монархии.
Роджер с Леонией не знали, что сказать. Они были согласны с Тулоном. Леония часто слышала, как её отец проклинал королеву за спесь и игнорирование советов Лафайета. Как часто Роджер и его друзья в Англии говорили, что влияние королевы толкает Луи в руки министров, ухудшающих положение Франции. Не было ничего предательского в ненависти к королеве для нынешнего правительства, и утверждение Тулона было беспристрастным. В его голосе не было ненависти или волнения.
— Все это правда, — продолжал он. — Она еще и женщина, нежная, заботливая мать, и она беззащитна. То, что вы сказали о Луи Капо, — правда. Его смерть была политической необходимостью. Если бы его не казнили, то республики бы не было. Однако в смерти Марии нет никакой выгоды. Это будет актом бессмысленной жестокости. Она уже не у дел и никогда не будет опасна для страны.
Роджер поднял стакан и выпил, не осознавая, что его действия воспринимают как тост к словам Тулона, пока не заметил улыбку облегчения на его лице. Тулон был не прав, утверждая, что Мария Антуанетта не опасна. Если силы, выступающие против Франции, победят в войне и возведут дофина на трон, Мария снова будет влиять на него, только сильнее. Мальчику восемь лет, у него забрали отца, он это, без сомнения, сознает. На кого же ему опереться, как не на нежную заботливую мать, как ее описывал Тулон?
Возможно, со временем Пруссия и Англия поставят более надежного регента, но Мария Антуанетта уже преподаст сыну ужасный урок.
Стало ясно, к чему был затеян этот разговор. Тулон, должно быть, втянут в заговор, чтобы спасти Марию Антуанетту. Роджер еще не догадался, какова его роль, но он и не думал об этом. Он должен убедить Тулона, что королева представляет собой большую опасность для Франции, особенно грозную, пока она в изгнании, где ее обещания спровоцируют еще более решительные атаки на Францию, чем сейчас. Пока Мария во французской тюрьме, она не имеет власти и не представляет никакой угрозы. Но когда ее освободят, она может принести огромные бедствия.
Чем большее отвращение питал Роджер к происходящему во Франции, тем яснее понимал, что революцию не остановить с помощью войны. Народ закусил удила. Завоевание страны и реставрация монархии силой вызовет кровавые восстания. Огромная армия должна будет оккупировать Францию, чтобы сдержать эти мятежи. Роджер содрогнулся, представив, что может произойти.
Возможно, Тулону все равно, и он это уже обдумал. Если он выслушает и откажется от участия в заговоре… Роджер сжимал стакан, пока суставы не побелели. Он бы раздавил тонкий хрусталь, если бы это было дома. Если Тулон прислушается и откажется от заговора, Марию Антуанетту казнят, и я буду ее убийцей, подумал Роджер.
— Чего вы хотите? — спросил он.
— Немногого, — с готовностью ответил Тулон. — Нужно пристанище на короткое время. Место, где можно сменить одежду и затаиться. Вы будете вне опасности. Даже : если побег обнаружат, мы позаботимся, чтобы по крайней мере в течение пяти часов ни у кого не возникло подозрений. В вашем магазине останутся два комиссара и будут разговаривать с вами. Это будет знаком, что худшее произошло, и начался розыск.
— О, пожалуйста, Роджер, — сказала Леония со слезами на глазах. — Помоги ей. Она так много потеряла. Ее муж мертв. За все дурное, что она сделала, она уже заплатила, и я не верю, что это было сделано преднамеренно.
Роджер согласно кивнул. За участие в заговоре можно поплатиться жизнью. Вокруг есть много мест, которые могут служить укрытием. Ясно, что если они откажутся помочь, их заставят молчать, защищая Тулона и его друзей, чтобы заговор не провалился. Но согласиться сразу и безоговорочно было опасно. Он улыбнулся Леонии. Ее мольба, возможно, была для них лучшей защитой.
— Я и не собирался отказываться, — сказал он. — Комиссар Тулон прав. Мы рискуем немногим, если выполним то, что он просит.
— Да, а затем вы получите паспорта и сможете уехать, куда захотите.
Роджер пожал плечами, скрывая свою радость.
— Я хочу получить их, но не знаю, куда поехать. Если я останусь здесь, я рискую, потому что я англичанин, в Англии меня назовут французским шпионом.
Леония закрыла глаза, слушая его дикие измышления. Роджер старается не показать, как важно для него получить паспорт. Тулон мог насторожиться, почему человек, у которого так хорошо идут дела, хочет все бросить. Осознав это, она увидела и другую опасность. Тулон не знает истинного положения дел. Он не должен знать, что они хотят уехать в Англию. Почему тогда он предлагает паспорта как награду, почему не деньги? На самом деле он не предлагал им вознаграждение, он приказывал покинуть Париж, чтобы они не выдали его или тех, кто замешан в заговоре.
— Я с радостью уеду, — быстро сказала она. — Боюсь оставаться в Париже. Дважды мы попадали в переплет. В следующий раз нам так не повезет. Даже если ты зарабатываешь здесь много денег, цены так высоки… О, Роджер, ты сможешь работать где угодно, и я думаю, как сделать так, чтобы нас приняли в Англии.
Мужчины посмотрели на нее, и она засмеялась:
— Может, нам притвориться аристократами-беженцами?
— Так мы и сделаем, — сказал Роджер.
— Очень хорошо, — казалось, Тулон доволен. — Что мы собираемся делать, это…
— Нет! — прервал его Роджер. — Прошу вас, не рассказывайте мне. Я не болтун, но если совсем ничего не буду знать, я не смогу проговориться. Не надо мне больше ничего знать. С этой ночи или я или Леония всегда будем на месте. Когда бы дом вам ни понадобился, все будет готово.
Казалось, Тулон слегка смутился, видя, что Роджер отнюдь не любопытен. Тем не менее, он увидел в этом резон и быстро откланялся. Роджер уставился на дверь, а Леония убирала вино и мыла стаканы, тихо напевая себе под нос. Не сознавая политических последствий освобождения королевы, она не чувствовала комплекса вины Роджера. И не поняла, что Тулон хотел сообщить информацию человеку, которого едва знал.
Леония понимала, что они в опасности. Если заговор раскроют и их обвинят вместе со всеми, они погибли. Однако она слишком была поглощена положительной стороной дела. Леония вспоминала об ужасах своего заточения, ей очень хотелось помочь таким же заключенным. А что до опасности, она улыбнулась, закрывая буфет, Роджер не позволит, чтобы с ней что-нибудь случилось.
ГЛАВА 16
Прошла неделя. Они чувствовали, что за ними наблюдают, хотя это делалось достаточно осторожно, и соседи ничего не заподозрили. Леония понимала, что Тулон принимает меры предосторожности, и перестала об этом думать. Но Роджера это довело почти до безумия, так как он боялся, что даже невинные поставки или покупки вызовут подозрение. В конце концов, после злосчастного воскресенья, когда у Роджера была уйма времени для раздумий, в понедельник в магазин пришел человек с прелестным карманным пистолетом от Негрони, у которого был сломан затвор. Роджер поморщился, осмотрев повреждение, и покачал головой.
— Я комиссар Лепитр, президент комитета по паспортам, — сказал человек.
Голова Роджера была занята поломкой и он сразу не сообразил, что Тулон упоминал Лепитра в связи с заговором.
— Даже если вы Архангел Михаил, я не смогу починить ваше оружие. Нужен новый затвор, у меня его нет, и я не знаю, где его достать.
Страх отразился на лице Лепитра:
— Разве комиссар Тулон не чинил пистолет здесь несколько дней назад?
Роджер задумался, как могла произойти такая поломка. Оружие было предлогом. Еще одна прекрасная вещь бессмысленно испорчена и, вероятно, зря.
— Да, — сказал он, — это так.
— Ваше имя Сантэ? — спросил Лепитр, нервничая, стараясь не выдать себя признанием, что Тулон говорил с Роджером о заговоре.
— Да, — бесстрастно ответил Роджер. Затем, чувствуя, что о нем могут подумать, будто он не хочет сотрудничать или проглотил язык, он неуверенно добавил, — к вашим услугам, комиссар.
К счастью, он выбрал верный тон. Лепитр был гораздо осторожнее Тулона. Он наклонился, как бы изучая оружие, и тихо сказал:
— Паспорта принесут сюда в такое же время. Вы и ваша жена уедете утром, сразу после того, как уедет первая партия. — Затем гораздо громче. — Я уверен, вы найдете способ починить его. Подержите у себя оружие пару дней. Вдруг кто-нибудь предложит детали.
После того как ушел Лепитр, фраза, которую он сказал, стала преследовать Роджера. Он не мог понять, почему она так встревожила его. Конечно, если речь идет о паспортах для него, Леонии, королевы и нескольких человек, можно успокоиться. Но Роджер не мог убедить себя. Он испугался, что они собираются спасти не только Марию Антуанетту, но и ее детей и сестру Луи. Он знал, что это не получится, и чувство безысходности росло. Это было значительно тяжелее, чем смотреть в лицо опасности.
Скрыть новые обстоятельства от Леонии было невозможно, так как через несколько дней снова появился Тулон. Он передал Роджеру коробку и попросил его спрятать то, что в ней находится. В доме не было подвала, а чердак под крышей был занят всякой ерундой. Роджер посмотрел на коробку. — Какого черта он думает, что я могу спрятать что-нибудь такого размера! — свирепо пробормотал он, не сознавая, что Леония услышала стук и уже стоит на лестнице с пистолетом в руке.
— Это не одна вещь, — сказала она, засовывая оружие под рубашку и спускаясь по ступенькам. — Открой, и мы попробуем рассовать то, что в ней находится.
Это было больше, чем просто одежда. Они поняли, кого будут спасать. Там были два мужских костюма для комиссаров, охраняющих узников, и два особых шарфа, идентифицирующих этих людей. Леония сгребла их и бросила на дно сумки, где держала тряпки для уборки. Для гражданина, которого не наградили этим шарфом, иметь хоть один из них означало бы тюрьму и смерть. За костюмами были два платья неяркого цвета и простого фасона, но изысканно сшитые, типичные платья богатых жен буржуа. Два комплекта детской одежды — для мальчика и девочки. Один грязный и рваный, какие обычно носят дети простых рабочих, а другой такого же качества, как одежда женщин.
— Ну, слава богу, ничего страшного, — весело сказала Леония. — Я положу эти платья и костюмы с нашими. Не сомневаюсь, никто не заметит разницы в размерах. Детские вещи я, конечно, не могу повесить в гардероб. Их заметят. Однако они маленькие. Я думаю…
— Леония, — жестко сказал Роджер, — неужели ты не понимаешь, что все это значит? Тулон пытается вывезти их из страны.
— Конечно, — ответила Леония.
— Что значит «конечно»? — перебил Роджер. Леония не обратила внимания на свирепость его тона и пожала плечами:
— Естественно, королева не согласится уехать без своих детей и свояченицы. Я бы тоже не поехала без мамы, отца и брата. Может быть, Мария Антуанетта гордая и глупая, но она не чудовище.
Она даже не обдумала свой ответ. Она думала, как изменилось отношение к ней Роджера за последнюю неделю. Это началось, когда он пообещал Тулону, что кто-то постоянно будет дома, и стал выходить один. Теперь он постоянно молчал или злился и засыпал не сразу, как бывало, когда смертельно уставал, но не начинал нежных ласк и поцелуев, которые обычно предшествовали занятиям любовью.
Единственное, что могла предположить Леония, — Роджер встретил другую женщину. До сих пор она не решалась поверить в это и искала другие причины его раздражительности и злости. Печаль и ужас переполняли ее. Он устал от нее, раздражаясь от необходимости жениться, но был слишком хорошим человеком, чтобы оставить ее. Не удивительно, что он так рад получить паспорт. Конечно, это самый простой путь, но щедрое сердце Леонии ни на секунду не поверило, что женщина может оставить детей, чтобы спасти свою жизнь.
Опыт Роджера и то, что он знал об испорченных женщинах, позволяли ему иметь другое мнение, не было сомнений, Мария имела всевозможные удовольствия с ранней юности до своего падения. Дети не были в опасности. Даже лунатики во главе правительства не собирались причинять им зла. Наоборот, они были ценным залогом. В худшем случае возникла бы кукольная монархия с ребенком-королем. Девочка также была ценным товаром, хотя закон Сали запрещал женщинам управлять Францией. Роджер считал, что Мария Антуанетта сделает все возможное, чтобы вернуть свободу.
— Для нас было бы гораздо лучше, — проворчал он, — если бы она была менее чувствительна, даже если это сделает ее чудовищем в твоих глазах.
Леония сжала одежду, которую держала. Она была потрясена гневом Роджера, считая, что он злится на нее по какому-то другому поводу, а раздражен просто ее существованием. Ей казалось, что все, что она делает или говорит, ненавистно ему, потому что ему скучно. Так кончается любовь, думала она, люди перестают выносить друг друга, потом дико ссорятся и расходятся. Для супружеских пар начало такое же, но из-за того, что они не могут расстаться, конец еще хуже, возникает ненависть.
Роджер уловил страх на лице Леонии, но он неправильно его понял. Он, естественно, сознавал, что находится во взрывном настроении последнюю неделю. Его попытки сдержаться не облегчала ненатуральная веселая слепота Леонии, и страх прорывался в раздражительности и придирках. Он даже не мог извиниться, потому что гнев и страх сразу овладевали им, тогда он выбегал на улицу и гулял один. Сейчас, видя, как побледнело лицо Леонии, как она прижимает к себе одежду, Роджер понял, что его попытки защитить ее от страха провалились.
Он беспорядочно пытался придумать что-нибудь, давая хоть какую-нибудь надежду. Не было ничего — ни надежды, ни малейшей уверенности, что заговор Тулона окажется удачным. Попытка вытащить из Тэмпля женщин и детей, как угадал Роджер по одежде, могла иметь шанс на успех. Очевидно, Лепитр, контролирующий официальную часть, обеспечит не только паспорта, но и пропуска, чтобы вывести королеву и принцессу Элизабет в одежде комиссаров. Дети будут одеты, как дети слуг, и выведены отдельно. Возможно, они соберутся в доме Роджера, сменят подозрительную одежду и покинут Париж.
На этом все кончалось. Ясно, невозможно, чтобы королева, принцесса и королевские дети позаботились о себе сами. Если Мария Антуанетта очень постарается, с той минуты, как она откроет рот, заговор обречен на провал. Не только из-за ее акцента (она так и не избавилась от немецкого акцента после стольких лет, ведь никто не осмеливался поправлять ее), у нее не было ни малейшего представления, как заказать еду или попросить комнату. Это означало, что нужен один человек, а может, и больше для сопровождения и защиты.
Слишком большая компания для маленькой незаметной повозки. Значит нужна большая карета, четыре или шесть лошадей. В такие времена подобную карету и ее пассажиров обязательно проверят. Их поймают. Однако не беспокойство за беглецов заставляло Роджера мучиться. Он надеялся, что план побега сработает. Даже если королевская компания выедет на дорогу, он уже не боялся бы за себя и Леонию. К этому времени они с Леонией благополучно скроются или удачно спрячутся.
Роджер боялся за Тулона. Человек он был, без сомнения, честный и смелый. Он не был осторожным. В первый раз, когда они встретились с Тулоном, тот хотел рассказать ему все детали побега. Почему бы ему не рассказать это другим? Может ли он забыть о предосторожностях, даже не сознавая этого? Роджер знал, что он и Леония пропадут. Это неизбежно. Если он сам разболтает про заговор, то обязательно выдаст сообщников. Это сделает Роджера и Леонию уязвимыми, как заговорщиков, которых все хорошо знают, и, вероятно, предателей. Из-за того что за ними будут следить, они не смогут убежать, и так как они не могут контролировать Тулона, они погибнут.
Смерть страшна, но жить в страхе еще хуже. Леония достаточно натерпелась, и Роджер пытался оградить ее. Он хотел сказать ей, что все будет в порядке, не надо бояться, но Леония побежала вниз по лестнице, и он слышал сдавленные рыдания. Нет способа спасти ее. Ей только восемнадцать. Она едва начала жить.
— Думай! — сказал себе Роджер. — Ты, чертов дурак, перестань трястись от страха и думай.
Вдруг его озарило, что в доме была ведь только одна женщина. Наблюдатели, вероятно, не интересовались, была ли эта женщина его женой. Ему, конечно, придется остаться, так как его ремесло выдает его. Никто не сможет заменить его. Роджер был уверен, что некоторые люди, приходившие в магазин, хотели лишь удостовериться, на месте ли он. Но Леонию можно спасти. Роджер взбирался по ступенькам, и улыбка впервые за эти дни осветила его лицо.
— Не о чем беспокоиться! — воскликнул он, врываясь в спальню, где Леония пыталась спрятать детскую одежду, но единственное, о чем она могла думать, — это то, что Роджер больше не хочет ее. — Ты не должна оставаться здесь, — начал он с энтузиазмом. — Завтра я поговорю с Фуше, и он договорится с какой-нибудь женщиной, чтобы поменяться с тобой местами.
— Что? — задохнулась Леония. Единственно, в чем она была уверена, — это то, что Роджер не оставит ее. А пока она будет рядом, у нее есть шанс завоевать его снова.
— Это будет нетрудно, — продолжал Роджер, видя в ее расширенных глазах не надежду, а ужас. — Ты встретишься с ней в безопасном месте, в доме Фуше или еще где-нибудь, и поменяешься одеждой. Затем Фуше даст тебе денег и скажет, где жить, пока она не вернется туда. Даже если Тулон, Лепитр или кто-то из наблюдателей обнаружат, что ты ушла, это не будет иметь значения, потому что…
— Я комиссар Лепитр, президент комитета по паспортам, — сказал человек.
Голова Роджера была занята поломкой и он сразу не сообразил, что Тулон упоминал Лепитра в связи с заговором.
— Даже если вы Архангел Михаил, я не смогу починить ваше оружие. Нужен новый затвор, у меня его нет, и я не знаю, где его достать.
Страх отразился на лице Лепитра:
— Разве комиссар Тулон не чинил пистолет здесь несколько дней назад?
Роджер задумался, как могла произойти такая поломка. Оружие было предлогом. Еще одна прекрасная вещь бессмысленно испорчена и, вероятно, зря.
— Да, — сказал он, — это так.
— Ваше имя Сантэ? — спросил Лепитр, нервничая, стараясь не выдать себя признанием, что Тулон говорил с Роджером о заговоре.
— Да, — бесстрастно ответил Роджер. Затем, чувствуя, что о нем могут подумать, будто он не хочет сотрудничать или проглотил язык, он неуверенно добавил, — к вашим услугам, комиссар.
К счастью, он выбрал верный тон. Лепитр был гораздо осторожнее Тулона. Он наклонился, как бы изучая оружие, и тихо сказал:
— Паспорта принесут сюда в такое же время. Вы и ваша жена уедете утром, сразу после того, как уедет первая партия. — Затем гораздо громче. — Я уверен, вы найдете способ починить его. Подержите у себя оружие пару дней. Вдруг кто-нибудь предложит детали.
После того как ушел Лепитр, фраза, которую он сказал, стала преследовать Роджера. Он не мог понять, почему она так встревожила его. Конечно, если речь идет о паспортах для него, Леонии, королевы и нескольких человек, можно успокоиться. Но Роджер не мог убедить себя. Он испугался, что они собираются спасти не только Марию Антуанетту, но и ее детей и сестру Луи. Он знал, что это не получится, и чувство безысходности росло. Это было значительно тяжелее, чем смотреть в лицо опасности.
Скрыть новые обстоятельства от Леонии было невозможно, так как через несколько дней снова появился Тулон. Он передал Роджеру коробку и попросил его спрятать то, что в ней находится. В доме не было подвала, а чердак под крышей был занят всякой ерундой. Роджер посмотрел на коробку. — Какого черта он думает, что я могу спрятать что-нибудь такого размера! — свирепо пробормотал он, не сознавая, что Леония услышала стук и уже стоит на лестнице с пистолетом в руке.
— Это не одна вещь, — сказала она, засовывая оружие под рубашку и спускаясь по ступенькам. — Открой, и мы попробуем рассовать то, что в ней находится.
Это было больше, чем просто одежда. Они поняли, кого будут спасать. Там были два мужских костюма для комиссаров, охраняющих узников, и два особых шарфа, идентифицирующих этих людей. Леония сгребла их и бросила на дно сумки, где держала тряпки для уборки. Для гражданина, которого не наградили этим шарфом, иметь хоть один из них означало бы тюрьму и смерть. За костюмами были два платья неяркого цвета и простого фасона, но изысканно сшитые, типичные платья богатых жен буржуа. Два комплекта детской одежды — для мальчика и девочки. Один грязный и рваный, какие обычно носят дети простых рабочих, а другой такого же качества, как одежда женщин.
— Ну, слава богу, ничего страшного, — весело сказала Леония. — Я положу эти платья и костюмы с нашими. Не сомневаюсь, никто не заметит разницы в размерах. Детские вещи я, конечно, не могу повесить в гардероб. Их заметят. Однако они маленькие. Я думаю…
— Леония, — жестко сказал Роджер, — неужели ты не понимаешь, что все это значит? Тулон пытается вывезти их из страны.
— Конечно, — ответила Леония.
— Что значит «конечно»? — перебил Роджер. Леония не обратила внимания на свирепость его тона и пожала плечами:
— Естественно, королева не согласится уехать без своих детей и свояченицы. Я бы тоже не поехала без мамы, отца и брата. Может быть, Мария Антуанетта гордая и глупая, но она не чудовище.
Она даже не обдумала свой ответ. Она думала, как изменилось отношение к ней Роджера за последнюю неделю. Это началось, когда он пообещал Тулону, что кто-то постоянно будет дома, и стал выходить один. Теперь он постоянно молчал или злился и засыпал не сразу, как бывало, когда смертельно уставал, но не начинал нежных ласк и поцелуев, которые обычно предшествовали занятиям любовью.
Единственное, что могла предположить Леония, — Роджер встретил другую женщину. До сих пор она не решалась поверить в это и искала другие причины его раздражительности и злости. Печаль и ужас переполняли ее. Он устал от нее, раздражаясь от необходимости жениться, но был слишком хорошим человеком, чтобы оставить ее. Не удивительно, что он так рад получить паспорт. Конечно, это самый простой путь, но щедрое сердце Леонии ни на секунду не поверило, что женщина может оставить детей, чтобы спасти свою жизнь.
Опыт Роджера и то, что он знал об испорченных женщинах, позволяли ему иметь другое мнение, не было сомнений, Мария имела всевозможные удовольствия с ранней юности до своего падения. Дети не были в опасности. Даже лунатики во главе правительства не собирались причинять им зла. Наоборот, они были ценным залогом. В худшем случае возникла бы кукольная монархия с ребенком-королем. Девочка также была ценным товаром, хотя закон Сали запрещал женщинам управлять Францией. Роджер считал, что Мария Антуанетта сделает все возможное, чтобы вернуть свободу.
— Для нас было бы гораздо лучше, — проворчал он, — если бы она была менее чувствительна, даже если это сделает ее чудовищем в твоих глазах.
Леония сжала одежду, которую держала. Она была потрясена гневом Роджера, считая, что он злится на нее по какому-то другому поводу, а раздражен просто ее существованием. Ей казалось, что все, что она делает или говорит, ненавистно ему, потому что ему скучно. Так кончается любовь, думала она, люди перестают выносить друг друга, потом дико ссорятся и расходятся. Для супружеских пар начало такое же, но из-за того, что они не могут расстаться, конец еще хуже, возникает ненависть.
Роджер уловил страх на лице Леонии, но он неправильно его понял. Он, естественно, сознавал, что находится во взрывном настроении последнюю неделю. Его попытки сдержаться не облегчала ненатуральная веселая слепота Леонии, и страх прорывался в раздражительности и придирках. Он даже не мог извиниться, потому что гнев и страх сразу овладевали им, тогда он выбегал на улицу и гулял один. Сейчас, видя, как побледнело лицо Леонии, как она прижимает к себе одежду, Роджер понял, что его попытки защитить ее от страха провалились.
Он беспорядочно пытался придумать что-нибудь, давая хоть какую-нибудь надежду. Не было ничего — ни надежды, ни малейшей уверенности, что заговор Тулона окажется удачным. Попытка вытащить из Тэмпля женщин и детей, как угадал Роджер по одежде, могла иметь шанс на успех. Очевидно, Лепитр, контролирующий официальную часть, обеспечит не только паспорта, но и пропуска, чтобы вывести королеву и принцессу Элизабет в одежде комиссаров. Дети будут одеты, как дети слуг, и выведены отдельно. Возможно, они соберутся в доме Роджера, сменят подозрительную одежду и покинут Париж.
На этом все кончалось. Ясно, невозможно, чтобы королева, принцесса и королевские дети позаботились о себе сами. Если Мария Антуанетта очень постарается, с той минуты, как она откроет рот, заговор обречен на провал. Не только из-за ее акцента (она так и не избавилась от немецкого акцента после стольких лет, ведь никто не осмеливался поправлять ее), у нее не было ни малейшего представления, как заказать еду или попросить комнату. Это означало, что нужен один человек, а может, и больше для сопровождения и защиты.
Слишком большая компания для маленькой незаметной повозки. Значит нужна большая карета, четыре или шесть лошадей. В такие времена подобную карету и ее пассажиров обязательно проверят. Их поймают. Однако не беспокойство за беглецов заставляло Роджера мучиться. Он надеялся, что план побега сработает. Даже если королевская компания выедет на дорогу, он уже не боялся бы за себя и Леонию. К этому времени они с Леонией благополучно скроются или удачно спрячутся.
Роджер боялся за Тулона. Человек он был, без сомнения, честный и смелый. Он не был осторожным. В первый раз, когда они встретились с Тулоном, тот хотел рассказать ему все детали побега. Почему бы ему не рассказать это другим? Может ли он забыть о предосторожностях, даже не сознавая этого? Роджер знал, что он и Леония пропадут. Это неизбежно. Если он сам разболтает про заговор, то обязательно выдаст сообщников. Это сделает Роджера и Леонию уязвимыми, как заговорщиков, которых все хорошо знают, и, вероятно, предателей. Из-за того что за ними будут следить, они не смогут убежать, и так как они не могут контролировать Тулона, они погибнут.
Смерть страшна, но жить в страхе еще хуже. Леония достаточно натерпелась, и Роджер пытался оградить ее. Он хотел сказать ей, что все будет в порядке, не надо бояться, но Леония побежала вниз по лестнице, и он слышал сдавленные рыдания. Нет способа спасти ее. Ей только восемнадцать. Она едва начала жить.
— Думай! — сказал себе Роджер. — Ты, чертов дурак, перестань трястись от страха и думай.
Вдруг его озарило, что в доме была ведь только одна женщина. Наблюдатели, вероятно, не интересовались, была ли эта женщина его женой. Ему, конечно, придется остаться, так как его ремесло выдает его. Никто не сможет заменить его. Роджер был уверен, что некоторые люди, приходившие в магазин, хотели лишь удостовериться, на месте ли он. Но Леонию можно спасти. Роджер взбирался по ступенькам, и улыбка впервые за эти дни осветила его лицо.
— Не о чем беспокоиться! — воскликнул он, врываясь в спальню, где Леония пыталась спрятать детскую одежду, но единственное, о чем она могла думать, — это то, что Роджер больше не хочет ее. — Ты не должна оставаться здесь, — начал он с энтузиазмом. — Завтра я поговорю с Фуше, и он договорится с какой-нибудь женщиной, чтобы поменяться с тобой местами.
— Что? — задохнулась Леония. Единственно, в чем она была уверена, — это то, что Роджер не оставит ее. А пока она будет рядом, у нее есть шанс завоевать его снова.
— Это будет нетрудно, — продолжал Роджер, видя в ее расширенных глазах не надежду, а ужас. — Ты встретишься с ней в безопасном месте, в доме Фуше или еще где-нибудь, и поменяешься одеждой. Затем Фуше даст тебе денег и скажет, где жить, пока она не вернется туда. Даже если Тулон, Лепитр или кто-то из наблюдателей обнаружат, что ты ушла, это не будет иметь значения, потому что…