— Я же сказал, никого. — Привратник повернулся, чтобы уйти.
   Роджер бешено грохнул по воротам и властно крикнул:
   — Стой! Привратник остановился.
   — Где мистер Линдсей, судебный исполнитель?
   — В Версале, если еще не уехал, но я думаю, что он уехал, — последовал сердитый ответ.
   Роджер вернулся к экипажу, где его ждала Леония, в смятении.
   Когда они проехали ворота, он снова вспомнил, что потеряет Леонию, как только они доберутся до лорда Говера. Когда он звонил в дверь, мысль о том, что он теряет Леонию, заставила болезненно сжаться его сердце. Узнав, что лорд Говер уехал, вместо того чтобы расстроиться, он повеселел. Роджер думал только об одном — он не потерял Леонию.
   Чувства Леонии почти полностью совпадали с его чувствами, но она хотела знать, рад ли он освободиться от нее или нет. Поэтому, когда он сказал, что у него дурные новости, Леония одарила его самой лучезарной улыбкой.
   — Конечно, это такая досада, — радостно сказала Леония, она не казалась разочарованной. — Ну, и что мы будем делать?
   — Я полагаю, — медленно сказал Роджер, — что нам следует выехать из города на Версальскую дорогу. Если Линдсей еще не уехал, мы могли бы к нему присоединиться. Мы хорошие знакомые, поэтому все обойдется. Но если он уже уехал…
   Искорки в глазах Леонии погасли. Она думала, что с отъездом лорда Говера Роджер будет привязан к ней, пока не найдется другой путь, чтобы покинуть Францию. Ей очень хотелось удержать Роджера. Уж лучше не встречаться с Линдсеем, кем бы он там ни был, потому что это означало расставание с Роджером.
   — Если он уже уехал, мы могли бы поехать в Бретань, пока есть деньги. Как ты думаешь, Роджер, безопасно поменять ассигнации на монеты? Ты не знаешь никого, кто мог бы это сделать?
   — Знаю, — весело ответил Роджер. Безразличное отношение Леонии к отъезду лорда Говера его очень взбодрило. — Да, я знал таких людей в Париже. Только живы ли бедняги, на свободе ли, а если да, то есть ли у них запасы, чтобы помочь нам. И еще одно. Если лорд Говер попал в немилость, значит Англия готова вступить в войну и не очень умно говорить, что я англичанин.
   — Хорошо бы раздобыть газету, — сказала Леония.
   Не следовало ехать в повозке, пусть даже такой обшарпанной, через весь город. Леония предложила оставить ее в конюшне, которую она помнила по прошлым приездам семьи в Париж, после чего они пешком отправились в один из политических республиканских центров. Они ожидали увидеть оживление, людей, снующих туда-сюда, где никто не заметит новую пару, чтобы поговорить и почитать объявления. Однако, к их удивлению, это место оказалось тихим и пустынным.
   Несколько мужчин взглянули подозрительно на Роджера, когда он, чтобы что-нибудь сказать, спросил гражданина Бриссо.
   — Разве вы не знаете, что он в Заль де Менаж? Там сейчас очень важное собрание ассамблеи, — сказал один.
   — Я только сегодня приехал, — ответил Роджер. — Подумал, что могу быть полезен в это опасное время. Я оружейный мастер, но не знаю, кому предложить свои услуги.
   Его голос был совершенно спокойным и лицо почти бесстрастным, но Леония, которая стояла рядом с ним, увидела бисеринки пота на виске, а правая его рука была в кармане, где лежал револьвер. Она оглянулась в поисках подходящего предмета, который можно было бросить, если нужно будет защищаться, но тяжелая минута прошла.
   — А-а, — сказал делегат. — Вы очень кстати. У вас ружья? Нам нужны мушкеты.
   — У меня есть несколько, но они не здесь. Никто не ходит с мушкетами по улицам. В основном у меня инструменты и части для револьверов.
   — Понятно, — согласился мужчина. — Вы откуда?
   — Я из Бретани, — ответил он, — но я француз.
   — А-а, — это сказали с удовлетворением. — Я и подумал, что акцент у вас странный. Вы добрый гражданин, раз приехали. Где вы остановились?
   — Пока нигде. Видите ли, со мной жена.
   Мужчина посмотрел на Леонию. Она скромно опустила голову, благодаря в душе объемистые оборки шляпы, закрывавшие лицо. Чувствуя напряжение хозяйки, Фифи извивалась у нее на руках и тихо рычала.
   — Здесь неподалеку есть кафе. — Мужчина подвинул лист бумаги. — Ваши имена?
   — Гражданин и гражданка Сантэ, — ответил Роджер. Он решил не называть истинных имен, но изменил только одну букву, чтобы избежать слишком аристократического звучания. Отказаться от него полностью он не рискнул, чтобы не проговориться, когда к нему обратятся. Всегда можно изменить имя, если это понадобится, а сейчас он все равно не имел документов, удостоверяющих личность.
   — Пожалуйста, — сказал делегат, вручая Роджеру помятый листок. — Скажете хозяину кафе «Бретон», что Лефрон послал вас, и он вас примет. Возвращайтесь сюда вечером. Бриссо, Вержно или Годе будут здесь, чтобы поговорить с вами.
   Скрывая облегчение, Роджер потащил Леонию к выходу. Они быстро пошли в указанном направлении, а потом свернули обратно к конюшне, где были оставлены лошадь и повозка.
   — Мне это не нравится, — сказал Роджер. — Слишком все спокойно. Как будто люди боятся дышать. Думаю, нам следует попытаться выбраться отсюда. Одному Богу известно, что мы будем делать, если Линдсей уехал, но у меня такое чувство, что скоро в Париже будет очень неспокойно.
   Леония не возражала. Она от всей души надеялась, что Линдсей уехал, но у нее было такое же предчувствие. Они запрягли лошадь и направились к западным воротам по направлению к Версалю. Когда они проезжали улицу Риволи, Роджер вскрикнул. Медная дощечка на двери адвоката, с которым он долгое время имел дела, была на месте. Более того, она ярко сверкала, недавно начищенная. Роджер остановил лошадь.
   — Фуше все еще здесь, — сказал он. — Это один из моих знакомых, я не думаю, что он меня выдаст, даже если Франция и Англия на пороге войны. Попытаем удачи, Леония, или ты хочешь скорее уехать?
   — Давай попробуем, — быстро ответила она. — Не думаю, что несколько минут, которые мы потратим, так уж важны. Если он может разменять ассигнацию, нам гораздо легче будет уехать.
   — На улице было спокойно. Роджер усадил Леонию в глубь коляски, где ее не было видно, и дал револьвер с взведенным курком! Он не думал, что она попадет в цель, если придется стрелять, но на звук выстрела он прибежал бы к ней на помощь.
   Через несколько минут он вышел в сопровождении клерка, который занялся лошадью.
   — Пойдем, Леония, — сказал Роджер. — Фуше здесь, он поможет нам по мере возможностей, но боюсь, что завлек тебя в ловушку.
   — Какую ловушку?
   — Никто не имеет права уехать из Парижа. Вот почему мы просто въехали. Их не волнуют шпионы, потому что обратной дороги у них нет.
   — Но это не может быть надолго, Роджер, — ответила она. — Это безумие. Прекратится торговля. Начнется голод. Раньше или позже они должны это отменить.
   Роджер открыл дверь перед Леонией. Мэтр Фуше поднялся с кресла и Роджер сказал:
   — Мэтр Фуше, позвольте представить леди Леонию де Коньер, дочь графа Стоура. Некоторое время она жила во Франции, но из-за сложившегося положения ее семья попросила доставить ее домой. К несчастью, я был недостаточно расторопен, и у нас появились затруднения. Мне только сейчас сказали, что мы, кажется, попали в Париже в западню.
   — Мое почтение, ваша милость, — сказал Фуше.
   Он не спрашивает, отметила Леония, откуда я приехала. Ясно, он догадался, что я аристократка и скрывалась. Или он бессилен помочь и чувствует, что незнание истинного положения — защита для нее, или просто не желает впутываться во что-то опасное, этого Леония не могла угадать. Она отвечала на его вопросы, но потом вернулась к теме, с которой они начали.
   Фуше улыбнулся ей:
   — Вы совершенно правы, ваша милость, но вы не поняли. Не то чтобы никому не позволено уехать, хотя это и действует всего несколько дней. Для того чтобы выбраться, необходимо специальное разрешение, паспорт, подписанный офицером Парижской Коммуны. Для меня дошли очень тревожные слухи. У нас есть «друзья», которые заседают в галерее собрания, слушают, участвуют в дебатах и приносят нам новости. — В Жирондистском клубе я слышал, что какое-то важное собрание проходит именно сейчас, — сказал Роджер.
   — Да, Дантон, — Фуше посмотрел по сторонам, желая удостовериться, что он довольно далеко от открытого окна, и продолжил тихим голосом, так что Леонии и Роджеру пришлось нагнуться, чтобы слышать. — Это чудовище, этот предатель своего рода призывает арестовать «всех предателей». Он подразумевает под этим всех, кто против него.
   — Вы не думаете, что нам следует уехать, пока дебаты не закончились? — спросил Роджер.
   — Нет, Боже упаси, нет! Они будут подозревать любого, кто сейчас собирается уезжать. Они подумают, что вы спасаетесь бегством от пруссаков, и допросят вас более чем сурово.
   Роджер засмеялся:
   — Наверное, с пруссаками мы бы чувствовали себя в большей безопасности! — И посерьезнев, добавил, — не могли бы вы разменять ассигнации? Я знаю, что сейчас они ничего не стоят, но я отдам долг, когда вернусь в Англию. Если у нас будут деньги, мы сможем остаться в Париже на несколько дней и уехать, когда…
   — Я дам вам денег, — перебил Фуше. — Но вам нужны бумаги или протекция, которую я не могу составить. Хотел бы, но не могу. Действительно, я хочу этого всем сердцем, месье Сэнт Эйр, и надеюсь, вы поверите, что я не боюсь опасности. Хотя я и не под подозрением, насколько мне известно, мои связи с бывшим правительством…
   — Не беспокойтесь, — сказал Роджер. — Мне кажется, я знаю, как все устроить. — Он рассказал Фуше, как он использовал прикрытие оружейного мастера, чтобы не обнаружить цели своего путешествия во Францию, затем описал разговор, который произошел в Жирондистском клубе, и показал Фуше записку Лефрона. — Если я добровольно принесу мушкеты, которые взял, чтобы сыграть роль оружейного мастера, и предложу их для защиты Франции, я смогу, возможно, добиться от какого-нибудь депутата «Свидетельства о проживании» или что там еще требуется. Все, о чем я прошу, это подтвердить, что вы вели для гражданина Сэнт Эйра какое-нибудь пустячное дело, если вас спросят. Не нужно говорить, что мы знакомы. По сути, это никому не принесет пользы.
   — Да, понимаю. Это подтвердит, что вы приехали действительно из Бретани.
   Дело будто бы заключалось в том, что английский мастер отказался заменить некоторые части, которые прибыли поврежденными. Фуше, как было известно, имел связи в Англии. Он дал Роджеру большую сумму денег.
   — И еще одно, — сказал Роджер, — у меня лошадь и повозка. Как вы думаете, небезопасно держать их?
   — Небезопасно? В наше время и дышать опасно, — горько сказал Фуше. — Оставьте их у меня, если хотите.
   Он объяснил Роджеру, где найти коляску и как дать знать, если она понадобится. Они направились к кафе «Бретон», где Леония и Роджер с удивлением обнаружили, что их поджидает хозяин.
   — Интересно, что же с вами произошло? — встревожено спросил он. — Гражданин Лефрон приходил час назад и спрашивал о вас. Он сказал, что вы хотели поговорить с гражданином Бриссо, который зайдет ненадолго.
   — Мне нужно было забрать товар и инструменты, — ответил Роджер.
   — Мы заблудились, — добавила Леония, сообразив, что прошло намного больше времени, чем нужно для того, чтобы забрать имущество Роджера.
   — Клянусь, мы исколесили весь Париж, прежде чем добрались до вас.
   — А-а, — сказал хозяин, лицо его прояснилось, — с новичками такое может случиться. Это ваш первый приезд в Париж?
   — Да, — неохотно ответил Роджер. Хозяин улыбнулся, думая, что он не хочет чувствовать себя провинциалом. На самом деле Роджер знал Париж так же хорошо, как и Лондон, и боялся это выдать.
   — Вы бы поторопились, — посоветовал хозяин. — Возможно, вы еще застанете гражданина Бриссо. Оставьте свою жену здесь. Я покажу ей комнату и помогу с багажом.
   Роджер вышел из коляски и позвал:
   — Леония! — Затем повернулся к хозяину. — Она так молода и боится оставаться одна в незнакомом месте.
   Он внимательно наблюдал за лицом хозяина и не увидел недоверия. Тот открыто улыбался. Леония тоже наблюдала, улыбнулась и вышла из коляски, взяв Роджера за руку.
   — Ты надолго? — прошептала она. — Мне нельзя с тобой?
   — Будет лучше, если ты останешься здесь, — медленно сказал он, пытаясь убедить ее, что это необходимо. Если он не вернется, по крайней мере, кто-то будет знать, где он исчез и почему. — Распакуй сначала самый маленький черный футляр.
   Леония кивнула. Она помнила маленький черный футляр. Там была пара хороших револьверов, не таких замечательных, которые постоянно носил Роджер, но довольно эффектных. Он протянул ей футляр, и она вошла в кафе. Оставшись одна, она зарядила револьверы, как учил ее Роджер в первый день путешествия, и положила их обратно в футляр. Если Роджер не вернется вскоре, она поможет ему. Ее удивило, что Роджер предложил это. Обычно он относился к ней очень трепетно, стараясь уберечь от любой опасности и даже от неудобств, и, казалось, удивлялся, почему она не тает под дождем, как сахар. Он убедился, что она уже не ребенок, а взрослая самостоятельная женщина.
   Роджер удивился бы еще больше Леонии, даже ужаснулся, если бы знал, как неверно истолковала она его слова. Он предложил револьверы, чтобы она не чувствовала себя совсем беспомощной. Ему и в голову не приходило, что она может выстрелить, чтобы прийти ему на помощь.
   В Жирондистском клубе Роджер столкнулся с Бриссо. Депутат, казалось, очень спешил и выглядел крайне озабоченным, но выслушал краткий рассказ Роджера. По сути, то, что Бриссо спешил, было на руку Роджеру, так как он задавал только поверхностные вопросы, и когда Роджер предложил мушкеты, которые у него были «на случай войны», Бриссо сказал, чтобы Роджер шел за ним. Он не только дал расписку в получении ружей, но и заполнил удостоверение личности и еще одну бумагу, позволяющую проживать в Париже и выполнять «полезные и необходимые обязанности» ружейного мастера. Затем, поблагодарив Роджера за патриотизм, вернулся на собрание, где, как узнал Роджер, проходило важное голосование.
   Вечером, оставшись вдвоем, Роджер и Леония поняли, как близко они были от беды, и как прав был Фуше, сказав, что им нужна протекция. Был издан указ, в котором говорилось, что все граждане должны закрыть свои дела и расходиться по домам. Пока приказ не будет отменен, все обязаны ждать Инспекционную Комиссию, которая уполномочена собрать все оружие. Это был повод для «домашних визитов по месту жительства». Комиссия была также уполномочена арестовывать любого «подозрительного», включая тех, кто находится вне дома. Если человек гостил у друзей, этого было достаточно, чтобы вызвать подозрение.
   Ночью Леония лежала в объятиях Роджера. Она была совершенно счастлива. Неделю или две Роджер будет с ней, а Линдсей тем временем обязательно уедет. Это значит, что они с Роджером могли бы предпринять путешествие в Бретань. Конечно, они не поедут, пока погода не установится. Возможно, она сумеет удержать Роджера до весны, а к тому времени он так привыкнет к ней, что и не захочет искать новую любовницу.
   — Я думаю, нам ничего не грозит, — мягко сказал Роджер, обнимая Леонию.
   — Я в этом уверена, — радостно ответила она. — Только подумай, как все у нас складывается. Словно какая-то сила защищает нас от беды. — Должно быть, эта сила порядком страдает от рассеянности, — едко ответил Роджер. — Из-за своей забывчивости не столкнула нас с лордом Говером, и теперь никакой надобности в ее дальнейшем вмешательстве нет.
   — Откуда ты знаешь? — спросила Леония. — Безответственно правительство, которое действует по протоколу. Возможно, слова лорда Говера недостаточно, чтобы защитить меня. Я не удивлюсь, если его свиту проверяли особенно тщательно, чтобы не допустить бегства того, кто виноват, что родился аристократом. В любом случае мне это безразлично, — сказала она вызывающе. — Я не думаю, что мне понравилось бы путешествовать с лордом Говером так, как с тобой.
   — Леония, это означает…
   — Все, что ты хочешь под этим понимать, — прошептала она.
   — Могу ли я… ты действительно не возражаешь, если я…
   — Ты не слушаешь меня, — мягко сказала Леония, касаясь губами шеи Роджера. — Я тебе говорю одно и то же, снова и снова, а ты не слушаешь меня.

ГЛАВА 12

   Обстановка в городе становилась все напряженнее. Проверки начинались в десять вечера. Постояльцам кафе «Бретон» повезло, комиссары, прибывшие на рассвете, навестили их первыми. Как бы подтверждая надежду Леонии, что их кто-то охраняет, среди них оказался Лефрон, который посоветовал им остановиться в кафе «Бретон». Хорошо зная цену «людям двора», Роджер шагнул вперед, чтобы обратить на себя внимание Лефрона. Другие комиссары угрожали им дубинками.
   — Прошу прощения, — твердо сказал Роджер. — Я хочу поблагодарить гражданина Лефрона за то, что он обратил на меня внимание гражданина Бриссо и порекомендовал мне это место. Нам хорошо здесь, но если это не позволено гражданам…
   — А, оружейник из Бретани, — сказал Лефрон, взглянув на Роджера — Нашел ли ты место для мастерской?
   — Нет. У меня нет времени искать его. Нам приказали не выходить.
   — Да, это правда. Хорошо, когда все закончится, приходи в клуб. Мне кажется, я знаю хорошее место. Он удовлетворенно кивнул Роджеру, подумав, что «эти двое» — хорошие граждане и не находятся под подозрением.
   Таким образом, Роджера не тронули. Остальных забрали, несмотря на протесты домовладельца и наличие документов. Один из посыльных проворчал:
   — Молодой человек, продавец шерсти, мог бы служить своей стране, не зарабатывая на этом деньги.
   Любить деньги больше, чем Францию, было подозрительно. Никто особенно не спорил при аресте, даже сами арестованные. Они думали, что это на несколько часов, пока ответственное лицо не разберется, что это ошибка невежественных комиссаров. Самое худшее, на что они рассчитывали, — это несколько дней заточения, пока законность их документов и бизнеса не будет доказана. Если бы они могли предвидеть последующие события, вряд ли они были так оптимистично настроены.
   Однако для Роджера и Леонии проверка имела исключительные результаты. Было доказано, что они друзья жирондистов. Кроме того, укрепились взаимоотношения с домовладельцем и его женой, которые считали, что постояльцам можно верить.
   Когда комиссары ушли, домовладелец отвел Роджера в сторону и сказал:
   — Ты не бретонец. Почему Лефрон так тебя представил?
   Роджер повел плечами, но его правая рука скользнула в карман. Можно ли доверять этому человеку?
   — Он заметил мой акцент, а я не хочу признаться, что я англичанин. Я жил в Бретани и в Котэ д'Ор, моя жена из-под Дижона. Сейчас все боятся неприятностей.
   — Мое имя Анэ, — сказал домовладелец, показывая, что он хочет познакомиться поближе. — Я согласен с вами. Можете считать, что я ничего не сказал. Я знаю, что вы не бретонец, потому что я сам оттуда, хотя вы постоянно используете местные выражения.
   Роджер мысленно отругал себя за то, что использовал выражения Пьера, и незаметно перевел разговор, сказав, что уже поздно и пора спать. Утром мадам Анэ сама приготовила завтрак. Она была парижанкой и не такой наивной, как ее добродушный провинциальный супруг. Она заметила, что ни у Леонии, ни у Роджера нет другой одежды. Это бросало на них тень подозрения, не похоже было, что постояльцы приехали в Париж, собираясь здесь осесть. Однако услышав спокойный ответ Роджера на вопросы мужа, она поняла, что узнать правду проще у его молодой неопытной жены. Тут она глубоко заблуждалась. Вряд ли Леонию можно было поймать на лжи или отсутствии разумных объяснений. В отличие от Роджера ей еще больше нравилась эта игра.
   Тем временем мадам Анэ отозвала Леонию в сторону и завела разговор об отсутствии одежды. У Леонии был вид расстроенной женщины и своя жалостная история. Она отвернулась и всхлипнула:
   — Роджер обещал все скоро возместить, как только появятся деньги.
   — Что ты имеешь в виду? — спросила мадам Анэ.
   — У меня все украли. Все мое приданое! Мы собирались пожениться весной, но когда Роджер сказал, что едет в Париж, я не могла не поехать с ним. — Леония казалась очень расстроенной. — Я думаю, хорошо, что он не один в Париже. Кто знает, кого он встретит — женщин, может быть.
   Мадам Анэ засмеялась и кивнула:
   — Ты поступила мудро. Париж переполнен женщинами, которые ищут мужчин, имеющих солидную торговлю. Но я не поняла…
   — Сундуки с одеждой, мои простыни, мои скатерти — все было привязано ремнями позади кареты. Ружья были внутри, вы понимаете, и инструменты Роджера. Однажды мы остановились — о, это ужасно, — Леония снова мелодраматично всхлипнула. — Кто-то перерезал ремни и исчез со всем добром. Все, с чем мы остались, — это несколько вещей в дорожной сумке, которую мы взяли с собой. Я плакала и плакала. Мадам Анэ охотно поддакивала. Она подумала, что надо быть дураками, чтобы оставить свои пожитки, у нее было мнение истинной парижанки о неотесанных провинциалах и она не находила странным, что они могут быть такими глупыми и доверчивыми. Если бы она не следила за своим Гастоном, его бы сотню раз ограбили и обманули. Ей было приятно, что объяснение их подозрительного поведения является таким простым, потому что в душе она была доброй женщиной, просто жизненный опыт сделал ее осторожной, и перевела разговор на приятную тему — стала давать советы новобрачной.
   Вскоре после этого домовладелец и его жена вернулись к своим заботам. Время шло к полудню. Роджер и Леония немного отдохнули, но в их комнате было так жарко в полдень, что вскоре они спустились и от скуки спросили, не нужна ли помощь по дому. Кое-что им поручили, и все остались довольны.
   Освобождения не последовало до тридцать первого августа. Естественно, что после такого долгого бездействия все ринулись на улицы, как только объявили, что расследование закончилось. Случайные прохожие рассказывали, кого и сколько забрали в их доме. Сначала это всех волновало и подняло дух у тех, кто избежал такой участи. Постепенно Роджер и Леония почувствовали себя неловко и вернулись к себе.
   — Заметь, Леония, — сказал Роджер, — мы беседовали примерно с двадцатью хозяевами домов и они рассказали нам еще о семи-восьми пострадавших. Даже если половина всего этого правда, — тысячи людей находятся в тюрьме.
   — Что это значит? Роджер, не может быть, чтобы это были шпионы и предатели!
   — Нет, но легко можно найти людей, желающих возрождения монархии. Если чернь запугала каждого и даже консервативных депутатов, занимающих все более радикальные позиции, отправили воевать с пруссаками, — Бог знает, какую они могут принести пользу, сражаясь с обученными солдатами. Депутаты, которые пытаются оказывать сопротивление, могут попасть в беду.
   — Тогда они увидят, что Франция пала, прежде чем уступят власть, — горько сказала Леония.
   — Я так не думаю. Они могут быть фанатиками и даже бесчестными фанатиками, но они не предатели в том смысле, что желают победу Пруссии. Они не могут этого допустить, потому что это приведет к реставрации монархии.
   — Но нельзя держать тысячи людей в тюрьме так долго. Нет способа…
   — Нет, — согласился Роджер, сжав зубы. — Они должны отпустить их. К чему это приведет, кроме того, что заставит радикалов ненавидеть их все больше и везде доказывать, что они слабое меньшинство, которое может выжить, только если истерия заставит большинство им поклониться, или они должны… Чепуха! Ночные визиты привели к тому, что мои собственные мрачные фантазии заслонили правду. Вероятно, ты права, Леония. Это не запланированная акция, а политическая реакция. Через несколько дней, когда придут хорошие новости с фронта, пленников освободят, и все будет забыто.
   К несчастью, на следующий день пришли еще более печальные вести с фронта. Верден окружен. Люди протестовали против жестокого обращения комиссаров. Было созвано собрание, требующее распустить Парижскую Коммуну. Коммуна нанесла ответный удар. Робеспьер обратился с заявлением, подтверждающим законность своих действий, и призвал поддержать организацию, представляющую волю народа.
   Чернь в целом поддержала это обращение. Когда же пришли новости о дальнейшем продвижении прусских войск, оказалось, что безумие нарастает. Дантон открыто призвал к уничтожению роялистов, Вергно подстрекал толпу «разрыть могилы наших врагов», Дантон кричал:
   — Давайте предадим смерти всех, кто отказывается лично служить или сидит сложа руки!
   Роджер приносил новости из клуба, в котором часто бывал. В городе было тихо, но тишина эта была зловещей. Атмосфера, наполненная истерией, молчаливым сопротивлением, в любой момент могла взорваться и вылиться в дикое выступление.
   Через день до посетителей кафе дошли слухи о новых арестах. Леония одолжила нитку с иголкой у мадам Анэ и сшила пояс с двумя глубокими карманами, в которых можно было носить под объемными блузами пару маленьких дамских пистолетов. Распустив слегка швы платья, она придумала способ доставать оружие, не снимая рубашки.
   Роджер не разрешал ей стрелять, боясь шума, но Леония научилась доставать оружие и прицеливаться и разобралась в механизме пистолетов. Этой ночью Роджер не спрашивал Леонию, можно ли заняться с ней любовью. Он взял ее, как будто в последний раз, и она ответила с таким же неистовством.
   Второго сентября прозвучал тревожный бой колокола, и на всех колокольнях и общественных зданиях вывесили черные флаги, свидетельствующие о чрезвычайном положении. Роджер не пошел узнать новости, так как была слишком большая вероятность, что молодого мужчину схватят и отправят в армию. Кафе «Бретон» находилось на улице Капуцинов, рядом с якобинским клубом. Через дверь было видно, что после полудня активность резко возросла. В конце концов Анэ, хорошо знающий членов клуба, пошел за новостями.