Джеллис Роберта. Английская наследница

   — Убирайтесь, — прошептала она. — Убирайтесь и оставьте меня в покое.
   — Но, мадам…
   — Пошел прочь, — почти закричала она.
   Раздражение в ее голосе подтолкнуло Фифи к незамедлительным действиям. Она зарычала и стала кусать Дану за ноги. Сдержав первый порыв пнуть собаку, он отступил и запер за собой дверь. В ту же минуту он подумал, не покинуть ли дом, город и даже страну. Но это означало потерять то, что он так недавно получил. Он был извозчиком, одетым в отрепье, и едва сводил концы с концами, до того, как его нанял Шаметт. Сейчас он получил все, что желал, и там, где желал, и никто не смел, отказывать ему. Он велел Пане сидеть в комнате напротив Леонии и слушать, а сам вышел. Подходило обеденное время. Он принесет лучший обед, который только можно найти. Это даст ему надежду подступиться к этой глупой девчонке и постараться ей понравиться.
   То, что ее так быстро оставили в покое, немного утешило Леонию. Она утихомирила Фифи, намочила полотенце, выжала его и положила на раскалывающуюся от боли голову. Боль немного утихла, но голова еще кружилась. Мысли путались. Она всплакнула, скорбя об утерянной надежде. Никогда им не убежать, подумала она, но затем прогнала эту отчаянную мысль. Она убежит прочь и опять будет с Роджером, обязательно. Но потом, не сейчас. Сейчас ее тошнит, слишком кружится голова. Позже.
   Случилось так, что Роджеру не пришлось долго ждать партию ружейных деталей. Товар упаковали, он заплатил за него. Труднее было найти экипаж. Одно дело гулять по городу с пустыми руками, совсем другое — тащить тяжелый багаж. Роджер дал знак Гарнье и спросил, не хочет ли он поехать домой вместе.
   — Если, нет, — сказал он, — я подожду, пока вы не найдете другой экипаж. Не хочу, чтобы гражданин Шаметт думал, что я увиливаю от его стражи.
   Он не был бы таким вежливым, если бы знал, что его усилия избежать подозрительности Шаметта напрасны. Однако этого он знать не мог и даже ничего не заподозрил вначале, когда вошел в мастерскую и увидел сидящего на стуле, принесенном из кухни, Шаметта. Если Роджер и надеялся на что-то, так это на то, что Леония не заупрямилась и не разругалась с ним. Он не ожидал от нее такой глупости, потому что объяснил, что Шаметт обладает настоящей властью в революционном правительстве и с ним нужно считаться, но… Его мысли сбились, когда Шаметт резко сказал:
   — Пожалуйста, не сопротивляйтесь, это предосторожность.
   И одновременно его руки завернули за спину.
   Роджер судорожно рванулся, невзирая на предупреждение. Один человек зашатался, но второй твердо устоял на ногах и Шаметт крикнул резче:
   — Нет! Я только хочу поговорить с вами.
   — Зачем же держать человека, если хочешь с ним поговорить? — Роджер огрызнулся, но больше не вырывался. Он не справился бы с двумя, когда они наготове.
   — Потому что я собираюсь сказать вам нечто, что вы найдете весьма неприятным и можете разгневаться. Уверяю вас, что для тревоги и злости нет причин, это не более чем предосторожность.
   — Нет! — закричал Роджер, догадавшись, и стал вырываться. — Нет! Леония! Леония!
   — Она в полной безопасности. Невредима. Даже не напугана. — Шаметт ревел, пытаясь перекричать Роджера.
   — Я убью тебя, — прошипел Роджер, глаза его горели гневом. — Я убью тебя.
   — Нет, потому что у вас нет и не будет причин убивать меня. Повторяю, ваша жена в полной безопасности. Она отдает себе отчет в том, что случилось и почему. Она содержится в хорошем помещении, не заключена в тюрьму.
   — Ты лжешь!
   Шаметт смотрел на горящие глаза, жилы, выступающие на шее Роджера, когда он пытался высвободиться. Двое здоровенных головорезов едва справлялись с ним.
   Какое-то мгновение жизнь Роджера висела на волоске, пока Шаметт решал, можно ли обуздать такое неистовство. Тем не менее, столь бурная реакция говорила о его преданности этой женщине. Итак, чем сильнее его гнев сейчас, тем покорнее он будет, когда ему придется примириться. Однако Шаметт понимал, что ему нужно быть крайне осторожным. Нельзя намекать, что жена Роджера согласна с происшедшим, это может вызвать ревность у такого любящего супруга. К тому же он был очень горд своей проницательностью. Девчонка глупа. Если она поверит, что находится в безопасности и будет щедро вознаграждена за согласие, то сможет успокоить Роджера, и он не подумает о предательстве.
   — Я не лгу. Я не говорю, что гражданка Сантэ пошла добровольно. Ее похитили, но она не пострадала, а так как ей все объяснили, она не боится. Ее уверили, что вам ничто не грозит, и она вернется, как только вы отдадите мне этот груз.
   — Но у меня нет его! — закричал Роджер.
   — Нет, нет, — успокоил Шаметт. — Груз будет передан вам, как я и говорил раньше. Однако я думаю, что не смогу путешествовать с вами, как предполагалось. Вам придется хранить его некоторое время для меня. Я должен быть уверен, что вас не подкупят соперники или вы не распорядитесь им в своих целях. Я верю, вы человек честный, Сантэ, но бывают искушения, против которых трудно устоять. Было бы непростительно с моей стороны подвергать вас такому искушению, не предоставив взамен более важный стимул.
   Когда Шаметт закончил свою речь, Роджер не сопротивлялся, а только свирепо сверкал глазами. Еще через мгновение он опустил глаза.
   — Я понял, — еле слышно произнес он.
   — Я уверен в этом, и вы еще яснее все поймете. Клянусь, что ваша жена в безопасности и окружена удобствами. У вас нет причин верить мне, но я докажу, что не лгу. Можете написать ей, задать любой вопрос, поинтересоваться ее положением. Единственное, чего вы не узнаете, это где она находится. Если хотите, можете писать хоть каждый день и даже после того, как уедете с грузом, вы будете получать ответ. Ваших писем никто читать не будет. Ее, письма, конечно, будут вскрывать. Неприятно вторгаться в частную жизнь, но ничего не поделаешь.
   — Мы можем писать друг другу? — выдохнул Роджер, глядя в глаза Шаметту.
   — Разумеется. В зависимости от вашего поведения. Мы даже могли бы устроить вам встречу, если будет задержка с грузом. В любом случае ваша разлука не будет долгой. Мне может понадобиться груз. Если я приеду за ним, то, конечно, привезу с собой вашу жену. Так или иначе, это не продлится больше нескольких месяцев, к лету вам непременно вернут ее.
   Роджер был совершенно спокоен.
   Гнев уступил место спокойным размышлениям. Он был не в силах освободиться, схватить Шаметта и вырвать у него признание о том месте, где укрывают Леонию. Сейчас ему не остается ничего другого, как притвориться согласным.
   — Скажите своим людям, чтобы отпустили меня, — спокойно сказал Роджер. — Я не злюсь больше, — Роджер поднял глаза, чтобы Шаметт не думал, что он их прячет, — я согласился честно заботиться о вашем грузе. Я даже жене ничего не говорил об этом. — Это было ложью. Роджер велел Леонии делать вид, что она не знает, почему они под наблюдением. Просто ее муж делает какое-то дело для коммуны. — Я думал, что груз вот-вот прибудет. Не очень приятно, что мне не доверяют.
   Шаметт пожал плечами. Он дал знак своим приспешникам отпустить Роджера:
   — Уверяю вас, нет никакого недоверия к вам, однако груз настолько драгоценный, что я даже себе не могу доверять. Не думайте, что я держу вашу жену для того, чтобы не дать вам обещанного. Все будет именно так, как было оговорено. Чтобы доказать свою честность, я оставляю этот залог.
   Шаметт вытащил из кармана пальто сверток и положил на прилавок. Потом он направился к двери. Роджер и люди, которые не отходили от него, тоже медленно двинулись. Внезапно Роджер сжался и дернулся к прилавку, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что вытащить револьвер из кармана или дотянуться до ружья за прилавком он не успеет. К тому же, какая польза от револьвера? Он не смог бы убить всех троих, а на карту была поставлена жизнь Леонии.
   — Я сдержу слово, — сказал Роджер. — У меня других намерений не было, в чем вы могли бы убедиться, опросив своих сторожей. Однако, — он поднял пакет, как бы взвешивая на руке, — я понимаю то, что вы сказали. Мне не нравится это, но я понимаю.
   — Ну и отлично. Когда напишете письмо, отдайте его Гарнье, он будет на своем обычном месте. Конверт получите завтра, ближе к полудню. Мы можем не увидеться до того, как доставят груз. Человек, который будет сопровождать его, даст вам дальнейшие инструкции. Пожалуйста, слушайтесь его, и все будет хорошо.
   Он вышел за дверь. Роджер несколько минут стоял как вкопанный. Наконец, он бросил сверток с золотыми монетами на прилавок и неистово потер руку о бриджи, как бы стараясь вытереть грязь. Потом обхватил голову руками и склонился к прилавку, борясь с гневом, печалью и отчаянием. Дурак, вот он кто! Дурак! Дурак! Как он мог быть таким идиотом и поспешил уверить Шаметта, что лучше, если его будет сопровождать женщина, чтобы заботиться о ребенке. Он должен был понять по той поспешности, с которой Шаметт согласился, что тот не собирается выполнять договор.
   Роджер рвал на себе волосы. Он должен придумать что-нибудь, найти способ отыскать Леонию. Нет, сначала нужно написать ей. Что бы ни говорил Шаметт, а бедная девочка, должно быть, до смерти напугана. Роджер кусал губы. Что, если они побоями и угрозами заставят ее написать то, что они хотят. Ему необходимо внушить ей, чтобы она была спокойна и послушна. Он должен как-то вселить в нее надежду, без намеков, что он намеревается освободить ее. Он ни на миг не сомневался, что его письма будут читать, уверение Шаметта было очередной уловкой.
   Роджер понимал, что Шаметт оказался гораздо хитрее и безжалостнее, чем он думал. Едва ли это было утешением. Скорее всего, их собираются убить, как только получат бедного маленького дофина. Это и будет наградой. Роджер встряхнулся. Нельзя думать об этом. Он должен верить, что скоро найдет Леонию, до того как беда настигнет ее. Но как это сделать? За каждым его шагом следят. Любой подозрительный поступок вызовет ответный удар. Чтобы наказать его, они могут сделать что-нибудь с Леонией. Его затрясло.
   Он глубоко вздохнул, осознав, что должен держать себя в руках. Нельзя показывать свой страх ни Леонии, ни Шаметту, нужно побыстрее написать ей. Роджер пошарил под прилавком в поисках бумаги и чернил. Он взял нож, чтобы заточить перо, но увидел, как сильно дрожат у него руки, и решил налить себе брэнди. Прикончив его одним глотком, он огляделся и понял, что смотреть-то не на кого. Человек, сидевший на кухне для наблюдения, исчез.
   Он не мог сразу понять причину его исчезновения, но почувствовал большое облегчение. Это было хоть маленькой, но надеждой. Шаметту, должно быть, не хватает истинно преданных людей. Роджер вернулся в лавку, перемалывая это в голове, заточил перо и стал писать. Пробегая законченное письмо, он подумал, что не выдал своего смятения. Он объяснил, что случилось, почему Шаметт (не называя имени) сделал это, осторожно написал о ценном грузе, который нужно доставить, и убеждал Леонию быть спокойной и послушной. Он знал, что Шаметт ждет этого, и написал Леонии, что ему позволено задавать вопросы, на которые, кроме них, никто не знает ответа. Он будет задавать по вопросу в каждом письме. В этом он спросил, что лежит за испорченным бочонком.
   Он пытался придумать способ тайного общения, но был слишком расстроен, чтобы собраться с мыслями. К тому же, он подумал, пока складывал лист, запечатывая сургучом и ставя личное клеймо, которым маркировал готовое оружие, что слишком рано начинать хитрить. Пусть Шаметт поверит, что он не питает надежд и не будет пытаться найти Леонию. Пусть думает, что они примирились со своим положением, и не понимают, что их ждет. Раз больше нет стражника, возможно…
   В переднюю позвонили, и Роджер даже подпрыгнул. Почти стемнело, но он забыл закрыть дверь. Меньше всего на свете он хотел сейчас видеть какого-нибудь проклятого комиссара, хотя до этого ни разу не осмеливался отказывать им. Это не соответствовало роли. Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не орать «Лавка закрыта, уходите», он поднялся, чтобы побыстрее от него отделаться. И тут он остолбенел от изумления.
   — А мне говорили, что вы честный оружейник, — сказал Пьер, вопросительно изогнув бровь.

ГЛАВА 20

   Леония проспала несколько часов после того, как Дан запер ее в комнате наверху, измученная болью и переживаниями. Когда она проснулась, голова почти прошла, хот, она еще ощущала боль там, где ее ударили. Она поразилась, увидев, что находится в постели и полностью одета, но тут же вспомнила все, что произошло. Она перекатилась на бок, чтобы соскользнуть с кровати, и резко откатилась обратно, когда что-то твердое и острое впилось ей в бедро, а потом зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться.
   Ее пистолеты! У нее еще были пистолеты, которые она всегда носила с собой. Она совсем забыла о них! Как хорошо, что, очевидно, в доме не было женщин, так как они обязательно попытались бы снять с нее одежду, чтобы было удобнее, а мужчина, похитивший ее, даже не подумал искать оружие. Она ликовала, что может сбежать, когда захочет.
   Но ее радость была недолгой. Пистолеты делали побег возможным, но это не было гарантией. Она может стрелять, но не очень метко. Это скорее угроза или защита против толпы, — если не ранишь одного, то, скорее всего попадешь в другого, и никто не поймет, куда целился. Однако угрозы бесполезны против двух мужчин, которые могут подойти с разных сторон. Для одной женщины, не владеющей оружием, пистолеты не являются ключом к свободе.
   Леония тихо лежала, размышляя над своим положением. Она не хотела двигаться, боясь, что издаст какой-нибудь звук, который привлечет Дану или другого мужчину. У пистолетов должны быть запасные пули и порох, но она так медленно их заряжала, что была фактически беззащитна.
   Если в доме будет только один человек, этого достаточно. Она позвала бы его, и, скорее всего, он пришел бы и отпер дверь. Если она будет стоять рядом с ним с пистолетами под рубашкой, ей почти не придется прицеливаться, промахнуться будет невозможно, прежде чем он поймет, что она делает. Даже если не убьет первым выстрелом, убьет вторым. Леония вздохнула. Одно дело — стрелять в обезумевшую толпу, ты не видишь, кого ранишь, и не знаешь этого человека. Другое дело — хладнокровно обдумывать убийство человека, который похитил тебя из страха перед другим. Дану был нежным и внимательным, насколько это было возможно в данных обстоятельствах.
   Леония боролась с сомнениями какое-то время, затем вспомнила, что Дану был не один. Другой человек хотел убить Фифи. Где она? Шелест был ответом на ее вопрос. Собачка вылезла из-под кровати и прыгнула, стараясь лизнуть лицо хозяйки. Леония обняла дорогое существо и вернулась к своим проблемам. Если в доме двое мужчин, план не сработает. Звук первого выстрела насторожит другого мужчину. Он бросится на помощь и справится с вооруженной пленницей. Конечно, он не приблизится к ней и не позволит выстрелить в упор, а она не умеет хорошо целиться, чтобы попасть в него на расстоянии.
   Возникает вопрос, как выбраться из дома. Двери заперты. Леония не могла вообразить, что ее похитители позволят звать на помощь, если кто-то случайно зайдет в дом. Ключей нет. Даже если она убьет того, кто носит ключи, ей придется искать их, сбежать вниз по лестнице, открыть дверь… Это не получится, так как она убьет лишь одного из стражей. Первая необходимость — нужно убедиться, что в доме, только один человек, и, конечно, сохранять в секрете то, что у нее есть пистолеты.
   Для женщины не характерно носить оружие, никто и не подумает обыскивать ее, но узнать, сколько людей в доме, будет очень трудно. Если она будет все время заперта в комнате, ей не нужно больше одного охранника. Но как это выяснить? Она вздохнула. Невозможно действовать сразу. Ей придется узнать, насколько строго ее охраняют, какой распорядок дня в доме, один охранник может регулярно выходить за едой, например. Необходимо выяснить, где она находится.
   Леония опустила Фифи на пол и поднялась сама. В комнате было очень темно, она выглянула в окно. Можно ли убежать через окно? Она затрепетала снова. Будет лучше, если она просто убежит и не станет никого убивать. Она взглянула в окно и увидела сад, огражденный стеной с высокими железными воротами, окно было забито. Даже если она вытащит гвозди, разорвет простыни и спустится, необходимо еще преодолеть стену, ворота, конечно, будут заперты. На стене также есть охрана. Леония вздохнула. Если ее запрут в комнате и у нее не будет возможности выяснить, кто еще находится в доме, она попробует выбраться этим путем, но лучше изыскать другие возможности.
   Одно было совершенно очевидно — за ней внимательно следили. Кто-то услышал, что она встала. Пока она стояла у окна, в замке повернули ключ. Леония обернулась к двери, но, к удивлению, в дверь поскреблись, и Дану попросил разрешения войти. Это несколько успокоило ее. Леония вспомнила его уверения, чтобы она не боялась, и что все ее желания будут выполнены полностью как можно быстрее. Она думала, все это говорится, чтобы она без сопротивления вошла в свою тюрьму. Однако оказалось, что учтивость по отношению к ней еще определяла порядок дня.
   — Да? Войдите, — сказала Леония.
   Вошел Дану с подсвечником, его лицо расплылось в улыбке:
   — Надеюсь вам лучше, гражданка, у меня есть кое-что для вас, это принесет вам облегчение. — Он протянул свернутый лист бумаги.
   Леония не могла предположить, что это, и не двинулась с места. Возьмите, — настаивал он. — Это письмо от вашего мужа.
   — От Роджера?
   Дану кивнул, но Леония не двигалась. Она не могла поверить, что Роджер организовал это похищение. Откуда он узнал, куда послать письмо? Даже если он сделал это, чтобы спасти ее… Нет, Дану говорил о Шаметте. Могла ли у Роджера быть договоренность с Шаметтом?
   — Клянусь, что не трону вас, гражданка, — все еще настаивал Дану. — Не бойтесь меня, умоляю вас. Подойдите и возьмите письмо.
   Он не решался сказать глупой женщине, что его хозяин убьет его, если она не перестанет бояться. Он думал, что доставка письма поможет уладить все проблемы, но маленькая дурочка, кажется, боялась даже листка бумаги. Женщины такие непредсказуемые. Некоторые стремятся защитить его, если он в опасности, но другие испытывают злобную радость, видя, что из-за них он попал в беду.
   Леония почти не замечала его, пока перебирала все возможные варианты. Она пришла к заключению, что это письмо не могло быть от Роджера. Наконец слова Дану дошли до нее. Он извинялся за случившееся, а затем умоляюще сказал ей, что она сама может выбрать охранника, но если она выберет другого, хозяин убьет его.
   — Возьмите письмо, пожалуйста. Прошу вас, не бойтесь, — настаивал он.
   Леония медленно подошла к нему, размышляя над его словами, взяла письмо, но не взглянула на него.
   — Когда я снова могу увидеть гражданина Шаметта? — спросила она. — Он приходил, пока вы спали. Мы не хотели беспокоить вас из-за несчастного случая с вашей головой. Он придет завтра утром, чтобы взять ваш ответ мужу.
   — Я могу написать своему мужу? — недоверчиво спросила Леония.
   — Да, конечно, только вы не должны описывать дом или то, что видно из окна. Можете написать что-нибудь еще, все, что хотите.
   — Как мило, — сказала Леония и улыбнулась, пытаясь стереть с лица насмешливое выражение. Теперь она должна казаться глупой и покорной, особенно глупой. — Но я не могу читать в темноте, — заметила она.
   — Нет, конечно, нет. Я оставлю свечи, если хотите. У меня для вас еда. Но, возможно, она слегка переварилась, потому что вы долго спали. Мне принести еду наверх или вы спуститесь?
   — Я сама приду, — в голосе Леонии были дрожь и надежда, но ее сердце упало. Если она свободно может разгуливать по дому, то здесь не один охранник. Леония подавила в себе разочарование. Лучше она сейчас разберется в ситуации, насколько это возможно. — Я спущусь. Можно сейчас?
   — Конечно.
   Дану отступил и поднял свечи. Леония пошла следом, с любопытством осматриваясь. Три двери вели в маленький коридор, где начиналась лестница. Одна из дверей была открыта, и человек, чьи правильные черты были бы очень привлекательными, если бы не злобное выражение, сидел на стуле в дверном проеме. Он поднялся, когда Леония вышла из комнаты, и последовал за ней в нескольких шагах по лестнице, достаточно близко, чтобы схватить ее, если она толкнет Дану и попытается убежать. Он что-то бормотал себе под нос, но Леония была слишком поглощена своими мыслями, чтобы разобрать слова. Охрана была со всех сторон, это подтвердило ее предостережения, но настроение поднялось, когда Дану повел ее в гостиную слева от лестницы на нижнем этаже. Здесь было только двое людей, может быть, что-нибудь удастся предпринять. В комнате стояла печь, дающая уютное тепло. Леония разобралась, что печная труба проходила на крышу через комнату, где она спала, и обогревала ее. Эта комната также была с заднего фасада и не было надежды выбраться через окно. Дану зажег свечи на столе и настенных светильниках и вышел. Пане остался в коридоре, наблюдая через открытую дверь. Леония ждала этого, после того как он сопровождал ее по лестнице, и не расстроилась, а полностью сосредоточилась на письме, которое вручил ей Дану. Первое, что бросилось в глаза, — это клеймо оружейника Роджера на сургуче, которым был запечатан свернутый лист. Леония чуть не заплакала. Она убедила себя, что письмо не от Роджера, но теперь закралось недоброе предчувствие. Будет ли Шаметт думать об использовании клейма торговца? Как он достал его? Это единственное, что Роджер тщательно запирал, это символ его мастерства.
   Торопясь, дрожащими руками Леония вскрыла письмо. Это был почерк Роджера. Мог ли он… Нет. Сначала прочитай, сказала она себе. Прочитав, Леония слепо уставилась на стену, более испуганная, чем прежде, когда осознала свою беспомощность. То, что он написал ей, убедило ее в своей правоте. Жесткие осторожные фразы, просьбы быть послушной — это был не Роджер.
   Волнуясь, она исследовала почерк. Он казался нетвердым, слегка дрожащим, как будто руки тряслись. Его заставили, подумала Леония. Возможно, Шаметт мучил его или угрожал, скорее всего, и то и другое. Она убьет их! Как-нибудь ей удастся убить их. Раньше или позже один из людей покинет дом. Она убьет другого, спрячет тело, перезарядит оружие и убьет второго, когда он войдет. Ни тени сожаления не было больше. Эти чудовища служат Шаметту, который отдавал приказания мучить Роджера. Они заслуживают смерти.
   — Гражданка, — в голосе Дану чувствовался страх. Леония резко отвернулась и закрыла лицо. Она могла лишь молиться, чтобы этот человек принял выражение ненависти на ее лице за гримасу плача.
   — Вот ваш обед, гражданка, — сказал Дану, стараясь говорить нежно, пока его пальцы сжимались от желания убить эту глупую сучку. — Вот бумага, перо и чернила. Пишите мужу. Гражданин Шаметт хочет отнести письмо завтра до обеда. Вы ведь не хотите его расстраивать, не правда ли? — сказал он.
   — Да, я напишу, но, прошу, оставьте меня одну, — прошептала Леония.
   По лицу Дану было видно, что это его не обрадовало. Тем не менее, он согласился и поставил поднос, на котором были письменные принадлежности и еда. Очевидность исполнения всех ее желаний успокоила Леонию. Важно, чтобы она была довольна своим положением, по крайней мере, в этих обстоятельствах. Она должна создать эту видимость, чтобы не вызвать подозрений. Леония подошла к столу и стала есть полусгоревший обед, давая Фифи то, что не могла проглотить, и обдумывала, что написать Роджеру.
   В конце концов, она придвинула письменные принадлежности.
   — Мой самый дорогой и любимый, — написала она. — Я получила твое письмо. Не беспокойся обо мне. Со мной хорошо обращаются, и никто не угрожает и не причиняет вреда. Сначала я очень испугалась, но сейчас ты объяснил мне, почему меня похитили, и мне стало легче. Я не хочу оставаться здесь и быть разделенной с тобой, но ты написал, что я должна, и я попытаюсь терпеливо все вынести. Фифи составляет мне компанию.
   В этот момент Фифи встала и дотронулась до колена Леонии. Леония удивленно взглянула на нее, а потом поняла, что бедняжка не выходила много часов. Она встала из-за стола и пошла к двери. Пане закрыл выход, улыбаясь.
   — Собаку надо выгулять, — сказала Леония.
   Он казался слегка огорченным, но после краткого колебания прокричал:
   — Дану! Гражданка говорит, что ее собачке надо выйти. Дану появился из дальней комнаты в другом конце коридора, и Леония улыбнулась ему.
   — Пожалуйста, — сказала она мягко, — собаке надо выйти по нужде.
   — Как это осуществить? — спросил он нерешительно.
   — Я видела садик из окна, — предложила Леония. — Можно ли ее вывести туда?
   — Хорошо. Пошли, Фифи, — позвал Дану.
   Но Фифи не пошла с ним, хотя скулила и бегала взад и вперед. Наконец Леония спросила, может ли она подойти к черному ходу.
   — Мой муж велел мне оставаться здесь, — уверяла она Дану, — я не попытаюсь бежать и не подниму шума.