Джентл Мэри. Отряд (Аш - Тайная история - 2)

   У нее волосы зашевелились на затылке. Хотя она лежала ничком, все ее тело сжалось в предчувствии надвигающегося нападения.
   В памяти Аш мгновенно промелькнул калейдоскоп сотен стычек, сотен битв, где она участвовала; и в голове у нее всегда звучал этот же голос: "Советую это, советую то, нападай, отступай". Каменный голем: военная машина. И сейчас она слышит этот же голос: но все же не такой, совсем изменившийся, освященный неким присутствием.
   - Это ты, - подтвердила она. Глаза ее наполнились слезами, но она их не заметила. - Мне все равно, кто ты - демон или чудо, но я намерена впустить тебя назад, Годфри.
   - Я не тот, кого ты знала.
   - Мне все равно, что ты не святой или не дух. Ты вернулся домой, - Аш, лежа под своими одеялами и мехами, закрыла руками лицо. Теплым дыханием грела свою холодную кожу. - Знаешь, что ты говоришь со мной точно так же, как каменный голем? Годфри - ты его тоже слышишь?
   - Со мной говорит некий голос, о войне. Я подумал, что раз уж я стал... этим... что такой голос - наверное, твоя военная машина. Я пытался говорить через него, обращался к людям Карфагена, но они посчитали мои слова какой-то ошибкой.
   Аш отняла руки от лица. Хотя бы чтоб увидеть, что в комнате уже зажгли свечи, что она лежит в своей постели, вокруг люди ее отряда, а не в засыпанном снегом лесу, и не в камере в Карфагене. Перед ее глазами был желтый свет; ей стало жарко, потом холодно.
   - А моя сестра? Она тоже говорит с тобой?
   - Со мной - нет. Я пробовал. Но теперь она и с военной машиной не говорит.
   - Не говорит?
   "Не с тех пор ли, как я побывала у нее? С прошлой ночи? Дерьмо! Если это так..."
   - Слезы Иисуса! - набожно произнесла Аш. - Если это так, значит, нападение на стену - не по совету...
   - Стену?
   Сильно встряхивая головой, Аш прошептала:..
   - Роли не играет! Сейчас не до того! Дерьмо, если она сама так решила - стрелять по своим, - ну, это было довольно дерьмовое решение!
   - Дитя, я не уловил смысла.
   - Но ты слышишь все же? Если она обращается к нему... к тебе - ты это слышишь?
   - Я слышу все.
   - Все?
   Этажом ниже трещали половицы и доносился шум - это пришла смена с дежурства: буйные, воинственные, громкоголосые новобранцы. Аш передернуло.
   Она заговорила, едва шевеля губами:
   - Годфри, я дала слово, что опять обращусь к каменному голему. Я его боюсь. Нет, не так - я боюсь того, кто говорит через него. Других машин.
   - Они называют себя "Дикие Машины". Как будто твоя военная машина ручная и домашняя!
   Ее охватили страх и изумление. Она подумала сначала:
   "Но ведь он не должен знать о них, он погиб до того, как я обнаружила?" А потом: "Но это ведь Годфри. Он-то всегда знает".
   - Откуда ты о них узнал?
   - Со мной говорит не один голос. Дитя, я здесь среди множества голосов. Я пытался говорить с тобой, но ты отгородилась от меня стеной. И тогда я стал слушать их. Возможно, я на краю Ада, и я слышу разговор великих демонов между собой: это Дикие Машины.
   - Что... что они говорят?
   - Они говорят мне: "Мы тебя изучаем..."
   Когда Годфри повторял эти слова, она услышала эхо тех голосов, которые привели ее некогда в смятение.
   - Может быть, они хотят узнать людей, - сказала она и добавила с трудом, стараясь говорить с сарказмом: - Один Зеленый Христос знает, почему! Они двести лет слушали военные сообщения от обширной визиготской империи, они все должны знать о придворной политике и предательствах, что следует знать!
   - Я слышу их, эти голоса во мраке. Они говорят: "Мы изучаем Милость Господню к человеку..." Они говорят: "Прошлым летом солнце зашло над землями Германии". Я слышу, как они говорят: "Это была еще проба нашей силы".
   Все ее тело всколыхнулось от глубокого вздоха.
   - Да, ты действительно слышишь их. Мне они тоже это говорили.
   - Что послужило демонстрацией силы? Но это было сделано не для того, чтобы принести тьму в христианский мир. Это было сделано, только чтобы посмотреть, могут ли они проявить такую силу? Могут ли ею воспользоваться? Но они еще не полностью ее реализовали. Это все в перспективе.
   - Они берут свою силу от энергии солнца. Я слышала, как они говорили, что взяли от солнца за это лето больше энергии, чем за предыдущие десять тысяч лет. - Аш облизнула пересохшие губы. - И когда это случится в следующий раз, то с той целью, чтобы при помощи Фарис совершить чудо. Я только вот чего не поняла: почему они не сделали этого раньше...
   Голос Годфри Максимилиана неумолимо шептал у нее в голове с отчаянной решительностью:
   - Они требуют милости от солнца, так же, как мы молимся святым о Божественной Милости. Как я совершал свои крошечные чудеса милостью Божьей, так и они сделают ее каналом для проявления их воли и совершения их чуда. Уже скоро! Это будет скоро.
   - Да, но, Годфри...
   Голос, который был и един, и множествен, достаточно громкий, чтобы она прикусила язык в потрясении, ворвался в ее сознание:
   ЭТО ОНА!
   Аш толчком села.
   - Позовите ко мне священника! И когда к ней повернулись все, кто был в комнате, она объяснила:
   - Все! Они меня нашли!
   4
   - Говорить с дьяволами ужасно опасно! - угрюмо протестовал Роберт Ансельм. - Ты нужна нам здесь. Командовать отрядом. Дьяволы могут тебя погубить.
   Аш, глядя на его взмокший лоб под низко надвинутым шерстяным капюшоном, подумала: "Я тебе нужна для командования отрядом. Ведь так? И ты это понял за последние три месяца? Дерьмо, Роберт. Никогда не считала тебя одним из этих прирожденных заместителей.
   Интересно, каково тебе тут было?"
   Антонио Анжелотти тихо проговорил:
   - Но ведь это был мессир Годфри. Живой, да, мадонна? Еще живой?
   - Нет, он у мер. Это была... - Аш запнулась. - Это была его душа. Я знаю душу Годфри так же, как свою. Даже лучше, - она криво улыбнулась.
   Флора положила руку на плечо Аш, ее костяшки пальцев тут же согрелись о шею Аш, и сказала, обращаясь не к Аш, а к Анжелотти:
   - Что значит для тебя священник? Это дело не стоит того, чтобы потерять нашу девочку.
   Свалявшиеся кудри пушкаря отливали золотом в свете свечей кудрями; наконец он выглядел как полноправный участник кампании: глубокие морщины опускались от уголков его губ, глаза запали. Левая рука от плеча до локтя была забинтована толстой повязкой в пятнах.
   - Аш меня спасла, - сказал он. - Мессир Годфри молился со мной. Если я могу ему помочь, я готов.
   - Ты был одержим демонами, - вмешался Роберт Ансельм, - и что, если ты в итоге опять станешь одержимым демонами?
   - Слишком опасно, - подтвердила хирург.
   - Я подписала договор. Герцог имеет право требовать этого от меня. Даже если он умирает, - Аш протянула руки к своим пажам. - Ну ладно, сделаю это один раз. Ребята... Я вполне могу поговорить с Дикими Машинами. Теперь они знают, что я жива. Можете заключать пари, что они поговорят со мной!
   Один из пажей закончил привязывать восемнадцать пар металлических подвесок, которыми камзол крепился к рейтузам, и вручил ей короткую мантию. Она вползла в нее.
   - Прямо сейчас? - спросил Роберт Ансельм.
   - Сейчас. Это одно из известных нам правил, Роберт. Мы должны раздобыть всю информацию, какую сможем. Иначе отряд опозорится. Таково мое решение, - она передернула плечами: - Дигори! Ричард!
   На верхней площадке спиральной лестницы появились оба отрядных священника, Дигори Пастон немного впереди, его сухопарое лицо горело энтузиазмом. Позади него, как медведь, вышагивал Ричард Фэвершэм.
   - Капитан, - орарь Дигори Пастона криво висел на его плечах. Он огляделся. - Очистите помещение. Пусть пажи принесут чистую воду и хлеб, а потом уйдут вниз. Уходят все, за исключением мастера Ансельма, мастера Анжелотти и... хирурга, - он покраснел до кончиков ушей. - Мастер Ансельм, мастер Анжелотти, прошу вас, охраняйте дверь.
   - Одну минутку, - Аш уперлась кулаками в бедра.
   - Прошу вас, капитан, - взмолился священник. - Это изгнание дьявола.
   Аш долгую минуту глядела на него молча. Потом сказала:
   - Да, в принципе все может обернуться именно этим.
   - Тогда позвольте мне и отцу Фавершэму сделать все необходимое. Нам потребуется вся Божья милость, которую мы сможем получить.
   От сквозняков по потолку комнаты метались тени от пламени свечей. Аш перешла поближе к огню, сложив руки, следила, как оба священника очищают комнату удивительно неспешно, без суеты. Пока Ричард Фавершэм размахивал кадилом, Дигори Пастон ходил за ним, по всем коридорам, проложенным в стенах, появлялся в оконных проемах, снова исчезал, их пение отдавалось эхом в сводчатых каменных помещениях.
   - Тебе надо через это пройти, - уступая, Флора встала около Аш в желтом свете свечей.
   - Кто-то же должен.
   - Они должны, да?
   - Чтобы выиграть эту...
   - Ах, войну! - Флора встала спиной к исходящему от огня теплу. Какую-то секунду на Аш с лица Флоры глядели нефритовые глаза ее брата. Кровавая, бесцельная, разрушительная!.. Неужели я никогда тебе этого не втолкую? Большинство людей всю жизнь строят!
   - Но не те, кого я знаю, - мягко сказала Аш. - Может, ты исключение.
   - Я всю свою жизнь собираю людей, после того как ты доведешь их до расчлененного состояния. Иногда меня от этого тошнит. На этой стене погибло десять наших!
   - Мы все смертны, - сказала Аш. Флора стала отворачиваться. Аш поймала ее за рукав и повторила: - Когда-то умрем все. Какая разница, что мы делаем в жизни. Обрабатываем поля, продаем шерсть, продаем свой зад, молимся всю свою жизнь в монастыре - все мы умрем. Четыре вещи проходят через всю жизнь, как времена года: голод, чума, смерть и война* [См. Откровения, гл. 6]. Так было до моего рождения, и так будет долго после меня. Люди смертны. Точка.
   - И ты следуешь за четырьмя всадниками, потому что тебе это нравится и потому что это окупается.
   - Не старайся затеять ссору, Флора. Я драться с тобой не собираюсь. Здесь не просто война. Здесь просто плохая война. Это полное и окончательное разрушение...
   - Мертвец есть мертвец, - рявкнула Флориан. - Не думаю, что твои гражданские жертвы волнует, в какой войне они погибнут - просто в войне или в "плохой" войне.
   Пастон и Фавершэм пели: "Христос Император, Христос Виридианус". Их голоса сливались, один высокий, один низкий. Светло было только в той части комнаты, где стояли свечи. Стоявшие у входных дверей Анжелотти и Ансельм в этом свете казались просто парой вооруженных солдат. Пушкарь, кажется, что-то бесстрастно говорил очень тихим голосом. Аш заметила, что Ансельм хмурится.
   От нетерпения она переминалась с ноги на ногу, рассматривала ставни на окнах, штабели ящиков с оружием.
   - Ах да, Флориан, пока я не забыла: я видела сестру Симеон в башне Филипа Красивого. Она хочет, чтобы твоя Маргарет Шмидт вернулась назад. Меня потрясло, когда я увидела ее на стене: никогда не думала, что встречу ее с пушкарями. Я думала, она станет одной из помощниц хирурга.
   - Она не "моя" Маргарет, - тихо объяснила Флора дель Гиз.
   - О-о, - Аш растерялась.
   Флора смотрела на нее со смешанным выражением угрюмости и горькой насмешки.
   - Лично меня ничего не удивляет. Она... Вроде бы она записалась в книгах отряда как помощник пушкаря.
   - С ней все будет в порядке, - проговорила Аш, несколько растерянно, ожидая, когда закончится благословение. - Она была при одном из лучших пушкарей Анжелотти, он ее обучит.
   Флориан смотрела на Аш:
   - Я так и не смогла объяснить тебе свою мысль, верно? Ее учат убивать других! Не для защиты, не ради ее Господа даже. Ради денег. И потому, что ей это понравится. А если в конце ее начнет воротить от всего этого, что ей светит? Назад она не вернется.
   - Я не заставляла ее вербоваться к нам, - тихо произнесла Аш.
   Она слишком молода и сама себя не знает!
   Дигори Пастон и Ричард Фавершэм снова вошли в главную комнату, внеся с собой аромат ладана, и вместе запели торжественное благословение.
   - Ладно, - властно сказала Аш, - я поступлю с ней так, как всегда с очень молодыми рекрутами. Сегодня ночью поставлю ее в пикет, на восточную стену, над рекой Оуч. С той стороны атаки не будет, но холод будет обалденный, - и перевела взгляд со священников на Флору. - Большинство молодых ребят после такого увольняются. Они имеют моральное право говорить, что были на войне, так что их гордость не страдает. Но если она останется, Флориан, я ее не заставлю уходить. Потому что она нам нужна. Пока мы не получили провиант и не ушли из города, нам понадобится любой, кого мы сможем заполучить.
   Наступившее молчание сказало ей, что служба окончена.
   На нее смотрели Фавершэм и Пастон.
   Флора перевела взгляд на ожидающих священников.
   - Девочка, у тебя благочестия меньше, чем у кролика. Верно?
   Губы Аш скривились, возможно, это должно было означать улыбку, если бы ее лицо не застыло от страха:
   - Ты бы удивилась...
   - Хирург... должен остаться на всю службу. Изгнание бесов иногда оказывается опасным, - сказал Дигори Пастон.
   - Хорошо, - Аш взялась руками за пояс; его на ней не оказалось; она увидела, что он еще лежит на кровати, вместе с кошельком и кинжалом; так что она была безоружна. - Дигори, Ричард, прошу вас помолиться за меня, пока я все это буду делать. И когда я обращусь с вопросом - я прошу вас помолиться о Божьей милости, чтобы Он подавил голос между моей душой и каменным големом.
   Флора подняла на нее мрачный взгляд:
   - Ты хочешь рискнуть - отрезать себя от Диких Машин? Герцогу это не понравится!
   - Я задам интересующие его вопросы. Если Годфри прав, и на данном этапе я испугала Фарис настолько, что она не обращается к военной машине, я не собираюсь задавать вопросы о ее тактике. А великая стратегия Карфагена нам известна.
   - Она могла измениться. А если ты так поступишь, мы про это не узнаем.
   - Ты вспомни, они меня просто развернули, Флориан. Они заставили меня пойти к ним, - голос у Аш стал тоненьким. - Ну ладно, мы далеко от Карфагена. Но такое больше не случится. Ни за что. От меня люди зависят.
   - А Годфри?
   Аш не успела ответить, - скрытый смысл этого был слишком ощутим для нее, - как Дигори Пастон схватил ее за руку своей костлявой лапой и повел к очагу, в котором прыгало ослепительное пламя. Холодная, насквозь продуваемая сквозняками, пыльная, заваленная багажом комната была полна движущихся теней. Под его настойчивым понуканием Аш упала на колени. Сверху, с рамы очага смотрели древние резные фигуры. Перед ее глазами мелькали тени и листва на дереве Зеленого Христа.
   Дигори Пастон взял кусок черного хлеба и преломил его. Ричард Фавершэм опрыскал его водой и солью.
   - Огонь и соль и свет свечей - да приимет Христос твою душу...
   Аш закрыла глаза. Не стали видны обеспокоенные лица двух священников; исчезла Флора, ходящая взад-вперед в освещенном свечами углу; исчезли голоса Ансельма и Анжелотти. Коленям было больно стоять на жестком полу из-за синяков после сегодняшней схватки на стенах Дижона.
   - Л это было не твое дело, вести атаку, дитя! Грешно искушать смерть таким образом.
   К ее губам поднесли посоленный хлеб. Она его взяла в рот. Во рту он превратился в слизистый твердый ком.
   - Какого черта, - она проглотила хлеб, - откуда ты знал, что я буду делать тут сегодня, Годфри?
   - Ты молилась. Нашему Господу или военной машине, а, может, и обоим. Я тебя слышал. "Храни меня в живых, пока мир не придет сюда!" У меня не было информации, где ты сражалась и как; но я не дурак, и я тебя знаю.
   - Ладно, я была на поле боя. Иногда это нужно. Это не было самоубийством, Годфри.
   - Но вряд ли безопасно.
   Она посмеялась этому, проглатывая хлеб, и чуть не поперхнулась. И слушала с закрытыми глазами, все ее чувства обострились. Той частью своего существа, которая у нее была предназначена для общения, она разделяла с ним и веселье, и доброту, и любовь. Слезы навернулись ей на глаза: она сморгнула, чтобы их отогнать. В пустоте своего разума она чувствовала возможность услышать не только голос Годфри Максимилиана, одинокого во мраке.
   - Что бывает после смерти?
   Она не об этом собиралась спросить. Ушами она слышала резкое "Благословенна будь!" Дигори Пастона, и "Аминь!" Ричарда Фавершэма.
   - Как это выразить? Вот Преддверие Ада, вот Чистилище. Вот боль! А вовсе не Общность благословенных!
   - Годфри...
   При звуке его голоса ее затопило страдание.
   - Мне надо видеть Лик Господа нашего! Мне это обещано!
   Она ощутила боль, поморгала и ненадолго открыла глаза, но достаточно, чтобы увидеть, что вонзила ногти себе в ладони.
   - Я хочу найти тебя.
   - Я... нигде. Меня не найти. У меня нет глаз, чтобы видеть, нет рук, чтобы обнимать. Я - то, что слушает, то, что слышит. Все - тьма. Голоса... подсматривают за мной. Разоблачают меня. Часы, дни - или это годы? Здесь только голоса, ничего больше...
   - Годфри!
   Только тьма, и пожирающие меня Великие Демоны!
   Аш протянула руки. Ее схватили мужские руки, жесткие, от погоды и физической работы, холодные от ноябрьской стужи. Она ухватилась за них, как будто это был Годфри Максимилиан.
   - Я тебя не оставлю.
   - Помоги мне!
   - Мы все сделаем, что можно. Верь мне. Ни перед чем не остановимся. Я организую тебе помощь.
   Она говорила абсолютно убежденно, решительно, как в бою. Сейчас не важно, что такое спасение может быть просто невозможно или недоступно; главное - необходимость дойти до него.
   Теперь он тихо смеялся:
   - Ты часто говорила нам эти слова, малышка, в самых невероятных боевых ситуациях.
   - Ну да, и оказывалась права.
   - Молись за меня.
   - Да, - она прислушалась к себе. В пустоте своей раздробленной души искала, не прозвучат ли Голоса более громкие, чем голос Господа.
   - Давно ли ты говорила со мной в последний раз?
   - Минуты... Меньше часа.
   - А я не могу сказать, дитя. Здесь, где я нахожусь, времени не существует. Я читал однажды у Фомы Аквинского, что срок пребывания души в Аду может представлять собой не дольше, чем один удар пульса, но для пропащих душ этот срок - вечность.
   Ей мгновенно передалось его безысходное отчаяние. И она тут же грубо спросила:
   - Ты слышишь мою сестру. Обращалась ли она снова к каменному голему?
   - Еще один раз. Я сначала решил, что это ты. Она обращалась к Карфагену, к машине, сказала, что ты жива. Сказала, что ты, как и она, можешь спрашивать и получать ответы от военной машины, И сказала своему хозяину, королю-калифу, что теперь их подслушивают.
   У нее в ушах стучала кровь, и шепотом голос, звучащий в голове, добавил:
   - Вы очень разные, ты и она.
   В чем? Нет, не сейчас. Позже скажешь.
   Ей больно было стоять коленями на жестком полу, но зато она могла сосредоточиться.
   - Скажи мне, какие войска она развернула сейчас. Какие последние посланцы прибыли из армий в Иберии и Венеции. И насколько она сильна на севере - я знаю, что у нее было еще два легиона, когда мы были в Базеле: сейчас они, должно быть, во Фландрии!
   - Мне кажется, я... могу сказать тебе, какие сообщения посланы военной машине.
   Аш наклонила голову, все еще крепко вцепившись в руки человека, стоявшего перед ней; глаза не открывала.
   - И... мне надо поговорить с Дикими Машинами. Если можно. Не бросишь меня, будешь рядом?
   Аш утонула в его печали. Зазвучал голос Годфри Максимилиана, легкий, как перышко:
   - Когда я был ребенком, я любил леса. Моя мать по обету обрекла меня церкви. Я предпочел бы жить на открытом воздухе, среди животных. Я любил свой монастырь Святого Герлена не больше, чем ты - свой, Аш, и меня били так же жестоко, как тебя. Я и сейчас не считаю, что Господь предназначил меня для службы священника, но Он дал мне милость совершать мелкие чудеса, и одарил счастьем служить в твоем отряде. И сан того стоил. Как на земле, так и тут я - с тобой. Если я о чем и жалею, так только о том, что не добился твоего доверия.
   Слова "И сан того стоил" она задвинула на периферию сознания, стерла, забыла. Пока она не потеряла смелость и ощущала его теплоту, она произнесла:
   - Дислокация войск визиготов, осада Дижона, главные части, дать мне их позиции.
   И голосом Годфри заговорила военная машина:
   - Легион VI Лептис Парвы, северо-восточный сектор: войска рабов в количестве...
   - ЭТО ОНА...
   На нее накатило то же онемение, какое окутывало ее сознание среди пирамид в пустыне. На секунду она перестала ощущать доски пола, на которых стояла, и крепко сжимающие ее руки Дигори Пастона.
   - Сукин сын... - Аш открыла глаза, лицо ее исказилось. Ричард Фавершэм удерживал ее за плечи; Дигори Пастон - за руки. Ее окружали Ансельм, Анжелотти, Флора, но их лица казались ей такими далекими, будто они на дальнем конце поля битвы.
   - Годфри! - схватилась она за костлявые руки Дигори.
   Ответа не было. Холод все больше охватывал ее разум. Она поискала в себе - но только онемение, глухота.
   "Значит, они могут доставать меня и тут.
   Христос, всю дорогу за море из Карфагена, через половину христианского мира!.. Но ведь каменный голем может, почему бы им не суметь?"
   - Годфри!
   Слабый, как во сне, голос Годфри прошептал:
   - Я всегда тут.
   - ЭТО ОНА, ЭТО ТЫ МАЛЫШКА...
   Значит, теперь недостаточно, что тут есть мужчины и женщины - Томас Рочестер, Людмила Ростовная, Караччи, Маргарет Шмидт, - чьи жизни могут быть спасены или разрушены ее решениями.
   "Незаменимых нет", - подумала она.
   Теперь осталась одна Аш старше девятнадцати лет; стоящая коленями на твердом деревянном полу под холодным ветром, рукав камзола перегрелся от близости огня в очаге. Одна женщина, которая вдруг стала молиться так истово, как не молилась с самого детства: "Лев, защити меня!"
   Она вспомнила, как хрустели под копытами бурой кобылы обломки раскрашенной штукатурки, на снегу, на юге, когда она ехала верхом среди больших пирамид. И онемела она сейчас - от холода или от тишины. И тут в голове зазвучали в унисон голоса - их много, множество, легион.
   - МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ТЫ НАС СЛЫШИШЬ.
   - Не врете? - слегка съязвила Аш. Она разжала руки, отпустила больно стиснутые пальцы священника, все еще с закрытыми глазами, и услышала, как он вздохнул. Снова уселась на пятки. Никто не заставляет ее не делать того, что ей хочется. Абсолютно расслабившись, она сказала: - Но вам-то меня не достать. Я могла оказаться где захочу.
   - ДА, МОГЛА. НО ТЫ В ДИЖОНЕ. НАМ ЭТО СКАЗАЛО ДИТЯ ГУНДОБАДА.
   - Как же, сказала. Разве что каменному голему и, может быть, Дому Леофрика. Но уж не вам. Она вас и слушать не станет.
   - ДА ЭТО НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ. ОНА УСЛЫШИТ, КОГДА ПРИДЕТ ВРЕМЯ. МАЛЫШКА, МАЛЫШКА, ПЕРЕСТАНЬ ВОЕВАТЬ С НАМИ.
   - Свинячий хрен вам в ухо!
   Вот теперь она выступает как наемник, как она всегда и хотела выглядеть: веселая, грубая, сквернословящая, непобедимая. В этом возбужденном адреналином состоянии даже она не знает, что там у нее в глубине, за этим чисто внешним фасадом.
   - Какие же вы Дикие, - по ее лицу закапали слезы, и она сама не сказала бы, от боли они или же от неприятного юмора. - Это мы вас построили. Давным-давно, случайно, но мы, мы. Почему же вы нас ненавидите? Почему вы ненавидите Бургундию?
   - ОНА УСЛЫШАЛА.
   - ОНА ПОНЯЛА.
   - ЗНАЕТ ТО, ЧТО ЗНАЕМ МЫ.
   - ХОТЬ МЫ ЗНАЕМ НЕ ТАК МНОГО.
   - МЫ ЗНАЕМ НАЧАЛО, НО КТО ЗНАЕТ КОНЕЦ?
   То, что было хором Голосов, превратилось при последнем вопросе в разноголосицу. С некоторым отзвуком печали. От громкости Аш заморгала, но тут же ей стал виден огонь очага среди веками закопченных камней. Там, где огонь был сильнее, откололся и отвалился кусок камня. Структура камня в месте разлома все еще была видна.
   В памяти Аш всплыли трещины в куполе дворца короля-калифа и летящие сверху, вертящиеся в полете камни.
   - МЫ ЗНАЕМ КОНЕЦ...
   - МЕРЗОСТЬ ПЛОТИ!
   - МАЛЕНЬКИЕ ОТРЕБЬЯ, НЕДОСТОЙНЫЕ ЖИЗНИ...
   ...ИЗ-ЗА ВАШЕГО ГРЕХА...
   До боли вонзив ногти в ладони, Аш выдохнула сардоническим тоном:
   - А это не предубеждение - после того, как двести лет слушали Карфаген!
   Радость, хоть и с примесью горечи - Годфри? И в голове зазвучал снова умертвляющий душу, леденящий гомон.
   - КАРФАГЕН - НИЧТО...
   - ...ВИЗИГОТЫ - НИЧТО...
   - ГУНДОБАД ГОВОРИЛ С НАМИ ЗАДОЛГО ДО НИХ...
   - САМЫЕ ГРЕШНЫЕ ИЗ ЛЮДЕЙ...
   - МЫ ПОМНИМ!
   - МЫ ПОМНИМ...
   - МЫ СОЖЖЕМ ТЕБЯ, МЕЛКАЯ ЧАСТИЧКА ПЛОТИ.
   От последней прозвучавшей в голове фразы она вздрогнула, прикусила язык и почувствовала привкус крови. И вслух сказала, не видя окружающих:
   - Не волнуйтесь. Если они могли бы сдвинуть тут землю, они бы это сделали. А если не делают, значит, не могут.
   - ТЫ ТАК УВЕРЕНА, МАЛЫШКА?
   Под одеждой по ней пробежали мурашки, и она с отвращением подумала: "Малышка, смотри ты! Меня так называл Годфри, от него позаимствовали".
   - В общем, что-то вам мешает, - сказала она вслух. И сплюнула с отчаянным сарказмом: - По вашим словам, Фарис армия не нужна! Она дитя Гундобада, она творец чудес; она может превратить Бургундию в пустыню, именно так. Вам только остается помолиться о солнце, и - блямс! - оно тут как тут. Всего одно чудо. Так почему вы его не сотворили?
   Вложив в вопрос всю свою ярость, она сразу сконцентрировала внимание обрела то самое внутреннее состояние, какое у нее наступает, когда в руках меч, - и слушала.
   И немедленно она буркнула от беззвучного удара. Стало больно губам. Она подняла руки к лицу, открыла глаза; увидела кровь, поняла, что прикусила губу. Рядом кто-то сказал что-то резкое. Она ничего не видела, только взмахом руки отослала их подальше. И сразу почувствовала, что онемела и задыхается; такое ощущение было у нее, когда она впервые училась ездить верхом. В долю секунды между ударом о землю и началом боли. Она замерла.
   Но физической боли не было.
   - ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ УСЛЫШАТЬ НАС, ПОКА МЫ НЕ ЗАХОТИМ. ТЫ БОЛЬШЕ НЕ УВИДИШЬ НАС.