— Отлично сработано, ребята! Вы здорово сыграли свои роли!
   Рангувар Гроза Врагов прошептала Льюку через проход:
   — Кажется, я чувствую, что крюк начинает поддаваться!
   Черная белка обмотала свои кандалы тряпками и часами молчаливо и упорно расшатывала их. Только после долгих усилий тяжелый железный крюк, державший толстую цепь, к которой крепились все ножные кандалы, начал чуть-чуть шататься в мокром деревянном настиле палубы. Впервые за свое пребывание на «Пиявке» Льюк улыбнулся:
   — Продолжай, Рангувар. Когда выдернешь этот крюк, отдай его мне.
   «Пиявка» бороздила необъятное поле, называемое морем. То поле, на котором ничто не оставляет следов. Она плыла в ночь, на суровый север, и ветер наполнял ее красные паруса. Она летела по волнам, как огромная кроваво-красная птица, вестница несчастья. Она везла тяжелый груз унижений и бед.
   Вург потел, с трудом вытаскивая балки из остова «Сайны». Бью проржавевшим ножом кромсал парусину. За ними на песке громоздилось сооружение из обломков дерева и обрывков канатов, которое, лишь хорошо приглядевшись, можно было назвать плотом.
   — Слушай, старина, — окликнул товарища заяц. — Для мачты надо бы подобрать что-нибудь попрямее этой хлипкой досточки, а?
   Вург в изнеможении вытер пот со лба:
   — Это самая прямая балка, какую я нашел. Я, между прочим, земледелец, а не строитель лодок и плотов. Если сможешь найти что-нибудь получше, так действуй, приятель!
   Парусина с треском порвалась, нож выскользнул из лапы Бью и порезал его длинное ухо.
   — Держи себя в лапах, дружище! Насколько я помню, мы договаривались так: я строю какой-никакой плот, а ты обеспечиваешь меня строительным материалом. Так что держись в рамках, будь они неладны. Я тут чуть кусок уха себе не отхватил, пока ты ворчал на меня, как старая жаба!
   Вург оторвался от балок. Вытаскивая занозу из лапы, он спустился к Бью:
   — Аи! Опять заноза! Во мне уже накопилось столько дерева, что я, того гляди, поплыву, стоит спустить меня на воду! Ну как наш плот?
   Подбоченившись, заяц обозревал сделанное:
   — Великолепно! Просто слапсшибательно! Теперь всего-то осталось: кливер, бом-брамс-стеньга и бизань!
   Вург вопросительно воззрился на Бью:
   — Ты понимаешь, что означают все эти слова?
   Бью облокотился на плот, и плот упал:
   — Нет! А ты?
   — Йо-хо-хо! Надеюсь, вы не собираетесь выходить в море на этом? Юк-юк-юк! Ну и калоша!
   Бью и Вург с удивлением увидели толстого морского льва, который плескался в проливе и наблюдал за их работой. Похлопав себя плавниками по круглому животу, он выпустил из ноздрей фонтаны брызг и от души рассмеялся:
   — Юк-юк-юк! Больше похоже на гнездо какой-нибудь сумасшедшей чайки, чем на плот. Единственное место, куда вы можете отправиться на этом муравейнике, это дно морское. Юк-юк-юк!
   Вург так и застыл, разинув рот от удивления, но к Бью быстро вернулось присутствие духа, и, презрительно заложив одно ухо за другое, он ответил:
   — «Муравейник»? «Гнездо сумасшедшей чайки»? Поосторожнее, толстощекий, будь ты неладен! Моя старая тетушка всегда говорила: не критикуй того, чего сам не умеешь. Как жаль, что тебе не довелось с ней познакомиться!
   Перевернувшись на спину, морской лев выпустил еще один фонтан, и, пока он низвергался ему на живот, толстяк любовался игрой солнечного света в брызгах.
   — Еще как жаль, лопоухий! У меня и у самого была старая тетушка, да ее съела акула, то-то дядюшка был рад! Ворчливая была старушка!
   Бью выпрямился во весь рост:
   — Еще раз назовешь меня лопоухим, и я доберусь до тебя и примерно накажу, нахал. Меня зовут Бьюклэр Фетрингсол Косфортингам, коротко — Бью. А ты на какое прозвище отзываешься? Говори, будь ты неладен!
   Морской лев подгреб на мелководье, улегся на песке, став похожим на мокрый серый валун. Он улыбнулся и протянул плавник величиной с небольшой столик:
   — Нет у меня никакого прозвища. Меня зовут Болваг. Очень рад познакомиться с тобой, Бью, и с твоим другом тоже.
   Вург пожал протянутый плавник:
   — Меня зовут Вург.
   Болваг вытащил свою тушу из воды и, переваливаясь, пополз вокруг плота:
   — Видал я много плотов получше и плот-другой похуже. Не очень подходящее судно, чтобы гоняться на нем за красным кораблем, а?
   Вург с любопытством посмотрел на огромного морского льва:
   — Откуда ты знаешь, что мы собираемся в погоню за красным кораблем?
   Болваг порылся плавником и мордочкой в том, что они считали своим плотом, и палки и щепки разлетелись в разные стороны:
   — Я не раз видел, как они сюда приходили и отсюда уходили, Вург. Я видел, что произошло с вашими товарищами. Этот их капитан, Вилу Даскар, — он хуже акулы! Такой зверюга!
   Бью подбирал раскиданные морским львом палки:
   — Послушай, Болваг, будь так любезен: перестань разбирать наш плот по бревнышку! Мы довольно долго связывали их вместе! Конечно, нам придется плыть вслепую, мы ни малейшего представления не имеем, куда отправился этот Вилу как его там!
   Болваг мудро кивнул своей огромной головой:
   — Я знаю, куда поплыл красный корабль. Они всегда идут одним и тем же курсом после захода сюда. На северо-запад, на Деревянный Остров. Запастись водой и провизией.
   Вург посмотрел туда, где пролив выходил в открытое море:
   — Деревянный Остров? Ты бывал там, Болваг? Ты можешь показать нам дорогу туда?
   Болваг нахмурился, потом его усы разъехались в разные стороны в широкой улыбке:
   — Да уж придется! Не могу же я позволить двум маленьким сардинкам вроде вас барахтаться в море одним. Этак старая тетушка Бью больше никогда не увидит своего племянника, а мы ведь не можем этого допустить, верно? Но сначала мы должны построить плот, как полагается. Чтобы его можно было спустить на воду. Вы выложите решетку из балок на куске парусины, а я сплаваю за пузырчаткой — ее много растет здесь, в теплой воде. За работу, ребята, не успеете оглянуться, как я вернусь.
   Ни Бью, ни Вург понятия не имели, что такое пузырчатка. Они растянули на песке самый большой парус и выложили на нем деревянную решетку. Вскоре вернулся Болваг, правда, его было трудно узнать, потому что тело морского льва окружало целое облако морских водорослей, которые он буксировал к берегу. Мощным броском он свалил свою ношу на песок.
   — Пузырчатка! Прекрасно держит на плаву!
   Это были скользкие мелкие водоросли, насыщенные бесчисленными мелкими пузырьками воздуха. Болваг подмигнул друзьям:
   — Теперь покройте этим вашу деревянную решетку, а сверху положите еще одну. Я сплаваю и принесу еще пузырчатки.
   Эта процедура была повторена трижды, после чего они покрыли то, что получилось, слоем парусины. Под руководством Болвага Вург и Бью перевязали все это веревками, и тогда морской лев наконец остался доволен работой. Плот напоминал бесформенный тюк.
   Вург залез на него и несколько раз подпрыгнул:
   — Ого! Он хорошо пружинит! Нам понадобится парус, Болваг?
   — Не-а! Я буду толкать или тянуть вас всю дорогу. Не самый удобный транспорт, дорогуши, но по крайней мере прочный и не потонет до Деревянного Острова.
   День уже клонился к вечеру, когда они погрузили оставшуюся провизию на плот и спустили это в высшей степени нелепое сооружение на воду. Болваг взял в рот канат и поплыл, как рыба. Сначала Вург и Бью с трудом балансировали на качающемся, подпрыгивающем на волнах плоту и поминутно хватались друг за друга, чтобы не свалиться. Однако скоро они приноровились к колебаниям и толчкам и даже пообедали сыром и хлебом. Итак, они спешили на северо-запад, рассекая морскую гладь, хотя трудно было сказать, где у этого судна нос, а где корма, потому что оно все время вертелось. Но Болваг все время следил, чтобы закат был слева от них, и тянул плот без особых усилий.
   Бью потянуло на лирику:
   — Все-таки он так берет за душу, этот старый добрый закат! Небо становится цвета сливок, когда польешь ими сливовый пудинг, море — темным, как вино из черной смородины, а солнце — как сочное розовое яблоко, облитое сверху медом. Правда, очень поэтично, Вург?
   Вург еле сдержал улыбку:
   — Ты сочинил это желудком?
   — Ага! И получилось довольно аппетитно, не правда ли? О господи! Ничто так не испортит вам чудесный вечер, как стая акул! Посмотрите-ка на эту банду!
   Вург увидел зловещие плавники, разрезающие воду. Они окружили путешественников. И вдруг туша Болвага шлепнулась на плот, и он закачался, грозя перевернуться. Бью ухватился за морского льва, пытаясь уцепиться за его скользкую шкуру, и храбро заорал:
   — Я держу тебя, старина! Берегитесь, вы, уроды сплюснутые! Только попробуйте пробить нам днище или что другое на нашем судне! Я вам покажу! Только посмейте откусить хоть маленький кусочек нашего плота — и я прыгну за борт и задам вам хорошую трепку! Ха! Вы имеете дело с Косфортингамом, будьте вы неладны!
   Толстый живот Болвага всколыхнулся — и Бью полетел в море вверх тормашками. Заяц в панике завопил:
   — Я ничего такого не имел в виду, это же была просто шутка, ребята, ну-ну, славные акулки, симпатичные акулочки…
   Одна из крупных рыб сильно ударила Бью хвостом, и он полетел обратно на плот. Болваг хихикнул:
   — Юк-юк-юк! Ты когда-нибудь видел горлышко бутылки? Посмотри на их носы.
   Бью прижался к плавнику Болвага, весь дрожа:
   — Потише, старина! Не оскорбляй их! А то они рассвирепеют и перевернут плот. Славные акулы, милые акулочки, симпатяги! Ну разве не красавицы?
   Болваг захохотал, отчего его живот заходил ходуном:
   — Юк-юк-юк! Это не акулы, балда, это мои приятели, бутылконосые дельфины. Они всего лишь предложили помочь тянуть плот. Хотели дать мне передохнуть.
   Бью мгновенно взял себя в лапы и сориентировался в новой обстановке. Вург просто диву давался находчивости своего друга.
   — Елки-палки, а я что говорил! Вы что, за дурака меня держите? Тоже мне, акулы! Что это вам в головы взбрело?
   Заяц свесился с плота и потрепал ближайшего дельфина по странной, похожей на птичью, вечно улыбающейся мордочке:
   — Эй ты, бутылконосый разбойник, что это ты притворяешься акулой? Ну-ка перестань улыбаться и отвечай, когда тебя спрашивают!
   Дельфин издал тонкий пронзительный крик и выпустил фонтанчик воды прямо в физиономию изумленному Бью. Тот так и сел. Вытираясь, он недовольно заметил Вургу:
   — Жаль, что у этого парня не было тетушки, которая научила бы его хорошим манерам. Плюется водой прямо в физиономию! Очень вежливо, нечего сказать!
   Болваг легонько шлепнул Бью по обвисшим ушам своей огромной ластой:
   — Не называй моих друзей невоспитанными, приятель. Мы с Квикамом дружим еще со школы, с самого детства.
   Пока Болваг и Квикам вели между собой совершенно непонятный разговор, состоявший в основном из пронзительного писка разных частот, Бью шепнул Вургу:
   — Хороша же была у них школа! Должно быть, их там обучали плеваться. Будь я его школьным учителем, я бы оставил его после уроков или выдрал камышовыми розгами, будь они неладны! Этот хулиган даже говорить нормально не умеет, только пищит, как сумасшедшая чайка. Держу пари, все детеныши у этих бутылконосых — препротивные! И то сказать, как ты можешь выглядеть, если у тебя такое имечко — «бутылконосый»!
   Десятка два дельфинов буксировали плот с пугающей скоростью. То и дело кто-нибудь из них, резвясь, выскакивал из воды, а потом снова нырял прямо под плот. Вург сидел, стараясь держаться очень прямо, совершенно потрясенный происходящим вокруг него. Бью попытался заснуть, заткнув уши пучками пузырчатки и брюзжа:
   — Заснешь тут, как же! С толстяком Болвагом, который храпит, как тысяча лягушек… Да еще эти бутылконосые скрипят, как несмазанные ворота! Нет, это совсем не те условия, к каким привыкли Косфортингамы! Какое счастье, что здесь нет моей бедной тетушки!
   Однако, невзирая на все помехи, Бьюклэр Фетрингсол Косфортингам вскоре присоединился к концерту, заливисто храпя и видя увлекательные сны. А странный плот тем временем несся по волнам к месту назначения.
   — М-м… — бормотал заяц во сне, — передай, пожалуйста, салат, тетя, и скажи капитану: пусть перестанет так раскачивать корабль! М-м… Нет-нет, спасибо, старина, я не могу есть этот пузырчатый пудинг! Это очень невкусно! Дайте его лучше бутылконосым школьникам на ланч. Акулы вообще любят такую пищу, будь они неладны…

31

   Кнут Живодера описал дугу над головами несчастных гребцов, прикованных к веслам в Яме Смерти: — Сушить весла, мерзкое отродье! Сидеть смирно, не двигаться, не разговаривать, а то шкуру спущу до костей!
   Льюк вытащил свое весло и услышал всплеск: бросили якорь. Прижавшись щекой к уключине весла, Льюк попытался хоть что-нибудь увидеть, но обзор был очень плохой. Прозрачная вода, белый песок на берегу и маленький кусочек холма, поросшего лесом. Выдра Норгл, который тоже припал к уключине, прошептал:
   — Это невыносимо, когда пристаем к берегу. Мне просто дурно становится, как подумаешь о траве, о твердой земле под лапами, о прежней свободной жизни…
   Живодер вытянул Норгла кнутом по спине, и тот замолк и сжался. Блохастый стоял рядом, помахивал своим кнутом и ухмылялся:
   — А ты не думай, падаль. Господин Живодер запретил тебе двигаться и разговаривать, а теперь я запрещаю тебе думать, понял?
   Блохастый резко обернулся, потому что у него за спиной зловеще звякнули цепи. Рангувар напряглась, как струна, и сверлила Блохастого ненавидящим взглядом:
   — А ну-ка попробуй запретить что-нибудь мне, крысиная рожа! Я думаю! Слышишь? Думаю! И знаешь, о чем? О том, как бы дотянуться до твоей вшивой шеи. Давай-давай, накручивай свой кнут, посмотрим, перестану ли я от этого думать!
   Блохастый смешался под взглядом черной белки и быстренько убрался с нижней палубы вслед за Живодером.
   Вилу Даскар вышел из своей каюты. Белый шарф по-прежнему скрывал следы лап Льюка на его шее. Морщась от боли, горностай прочистил горло и подозвал двух хорьков, Акклу и Заплату. Они подбежали и застыли в ожидании приказаний.
   — Освободите их. Нам нужно несколько рабов, чтобы принести воды и насобирать трав и кореньев. Только берите с верхней палубы. И чтобы на одного раба приходилось по два разбойника. Мы простоим здесь две ночи. Запасемся провизией. Если кто-нибудь сбежит, ответите головой.
   Две крысы притащили на палубу стол и стул. Когда стул был застелен покрывалом, а стол накрыт, Вилу Даскар сел и распорядился:
   — Виллаг, Григг, Живодер, приведите ко мне этого… Льюка.
   (Льюку сняли кольцо с шеи, оставив только ручные кандалы. Живодер замахнулся на него кнутом:
   — На верхнюю палубу, мышь! Пошевеливайся!
   Льюк презрительно усмехнулся:
   — Только попробуй ударь меня, и я задушу тебя этим самым кнутом!
   Лапа Живодера дрогнула и повисла. Он и сам не знал, кого больше боялся: сумасшедшую черную белку или эту строптивую мышь. Льюк прошел мимо надсмотрщика с гордо поднятой головой и, направляясь к лестнице, кивнул Денно и Дьюламу.
   Вилу Даскар положил в рот виноградину и, тщательно пережевывая ее, смерил взглядом Льюка:
   — Виллаг, стул для нашего гостя!
   Льюк коротко бросил:
   — Я постою.
   Указав на жареное мясо, фрукты и вино, Вилу сказал:
   — Угощайся, Льюк. Ты, должно быть, голоден. Поешь и выпей. Еда хорошая — мне подают все самое лучшее.
   Хотя у Льюка текли слюнки при виде такого изобилия, он покачал головой:
   — Я не стану есть со стола убийцы.
   Вилу пожал плечами:
   — Как знаешь. Я велел привести тебя, потому что хочу услышать побольше о твоих спрятанных сокровищах. Откуда они у тебя взялись?
   Вилу получил короткий сухой ответ:
   — Мне нечего больше тебе сказать. Я проведу тебя туда. Говорить больше не о чем.
   Вилу вытащил свой ятаган с костяной ручкой и приставил лезвие к шее Льюка:
   — Смерть бывает разная: бывает легкая и быстрая, один удар — и все, а бывает медленная и мучительная… А ну говори!
   Льюк поднял скованные лапы и отвел ятаган разбойника:
   — Если ты убьешь меня, быстро или медленно — все равно, ты никогда не найдешь моего тайника. Только тронь меня или моих друзей — и ты никогда не получишь сокровищ моего племени!
   Вилу воткнул свое оружие в палубу. Ятаган слегка покачивался. Разбойник кивнул и улыбнулся:
   — Ты не знаешь, что такое страх, Льюк, ты не похож на других. У меня ты бы быстро выдвинулся. Может быть, даже стал бы моей правой лапой, вторым на этом корабле.
   Льюк ответил ему с презрительной усмешкой:
   — Да, Даскар, уж ты бы сделал из меня настоящего воина, научил бы меня убивать беззащитных, а после убегать на этом красном корабле. Тебе и твоим разбойникам никогда не устоять в честном бою против настоящих воинов. Трусы, преступники, отбросы, грязная пена — вот кто вы все, капитан «Пиявки»!
   Здоровенный разбойник — ласка по кличке Дубина — оказался неподалеку и слышал слова Льюка. Желая выслужиться перед Вилу Даскаром, он выхватил свой кинжал, бросился на скованного пленника и взревел:
   — Никто не смеет так разговаривать с нашим капитаном! Ты умрешь! Я прикончу тебя!
   Дубина был крупный и сильный, но у него не было быстроты реакции Льюка. Ласке попало наручниками промеж глаз, а потом Льюк сжал его лапу с кинжалом и принялся выкручивать ее. Дубина оказался в ловушке и упал на спину. Льюк упал на него, придавил его своим весом и вонзил его собственный кинжал ему в сердце.
   Потом Льюк с быстротой молнии вскочил, выдернул из груди разбойника окровавленный кинжал и нацелился прямо в горло Даскара. Тот засмеялся и в знак одобрения постучал рукояткой ятагана по столу:
   — Грамотно! Ты настоящий воин, Льюк! Ну, теперь, когда ты вооружен, попробуй убить меня.
   Разбойники уже сбегались. Они плотным кольцом окружили Льюка. Тот расслабился и спокойно стоял, опустив лапу с кинжалом. Вилу Даскар встал и слегка поклонился. Он знаком дал приспешникам понять, чтобы расступились, и указал ятаганом на Льюка: — Поздравляю. Ты не только храбр, но и мудр.
   Льюк обвел взглядом всех собравшихся разбойников:
   — Силы не равны, Даскар. Однажды я убью тебя. Но я выберу для этого подходящее время и место!
   Горностай улыбнулся, покачал головой и произнес:
   — Неплохо сказано! Мне нравится иметь дело с врагом, у которого есть кое-что в голове. Отвести его вниз и приковать к веслу.
   Вж-ж-жик!
   Никто и шевельнуться не успел — Льюк метнул кинжал, и он вонзился в мачту, прямо над головой Вилу Даскара.
   — Иногда кинжал вернее меча. Запомни это, горностай!
   Льюка тут же скрутили. Вилу Даскар стоял над ним и трясся от ярости. Дрожащей лапой он взял меч и занес его над головой бесстрашного раба, потом, одумавшись, процедил сквозь зубы:
   — Вниз его, с глаз долой!
   Разбойники схватили Льюка и поволокли обратно в Яму Смерти, на нижнюю палубу.
   Тяжелая мокрая ласта Болвага похлопала Вурга по щеке и разбудила его. Морской лев снова был в воде.
   Стояла ночь. Шли уже вторые сутки с тех пор, как они покинули Острова Близнецы.
   — Вург, дружище, просыпайся. И растолкай Бью. Смотрите! Вот он, Деревянный Остров. А вон красный корабль.
   Лунные блики плясали на фосфоресцирующей поверхности воды. Примерно в часе хода стояла на якоре «Пиявка». Она была совсем близко от берега, от лесистого островка в море.
   Бью протер глаза и сонно пробормотал:
   — А он неплохо смотрится в лунном свете, будь он неладен!
   Болваг сполз с плота в воду:
   — Ага! Красивый. И очень опасный. Ну, попутчики, тут мы распрощаемся. Вряд ли я вам пригожусь на суше, да и на корабле тоже. Мое дело — доставить вас сюда.
   Вург помахал доброму великану:
   — Спасибо тебе, Болваг! Ты очень нам помог. Удачи тебе и твоим бутылконосым, кстати, им тоже передай большое спасибо!
   Бью присоединился:
   — Ну, прости-прощай, старый хитрюга! Я бы на твоем месте все-таки берегся акул. Не забывай, как они обошлись с твоей неосторожной тетушкой, и не зевай! Ах да! И передай от меня привет тем бутылконосым ребятам. Они вообще-то ничего, симпатичные, только вот плюются и как-то странно вскрикивают. Ну, пока!
   Болваг нырнул и больше не показывался.
   Теперь они остались одни и могли полагаться только на собственные силы и сообразительность. Лежа на плоту, они гребли лапами и обсуждали создавшееся положение. Они были еще слишком далеко от «Пиявки», чтобы там их могли услышать.
   — Ну что ж, Бью, вот мы и добрались. Каковы будут наши дальнейшие действия?
   — Это же очевидно, мой дорогой! Мы должны вызволить наших друзей из рабства, будь оно неладно!
   — Ха! Это-то понятно, но мало чего мы добьемся, если сейчас объявимся на «Пиявке» и бросим вызов разбойникам, ведь правда?
   — Конечно! Вот если бы нас было хотя бы трое… Нам нужен план, тактика, идея… А лучше и то, и другое, и третье. Ну-ка, Вург, пошевели своим мышиным серым веществом! Ты ведь знаешь: я больше организатор, чем мыслитель.
   Пока они подплывали все ближе и ближе к смертоносной красной громаде, Вург взвесил все «за» и «против», и у него возникла идея:
   — Бью, ты видишь эти парусиновые кранцы, что висят вдоль бортов «Пиявки»?
   — Еще бы мне не видеть! Большие штуковины, некоторые из них побольше нашего плота будут. А что?
   — Я вот подумал, что мы тоже могли бы стать таким кранцем.
   — Ну, допустим, но зачем это нам?
   — Понимаешь, я заметил, что в кормовой части кранцы висят довольно низко. Что если мы обрежем один из них, и пусть себе плывет. А мы тем временем привязываем вместо него наш плот…
   До Бью вдруг дошло. Мысль его стала развиваться в том же направлении, что и мысль Вурга.
   — Точно! — воскликнул он. — Великолепно! Оттуда мы ночью сможем переговариваться с нашими друзьями, прикованными к веслам.
   — Ну да! Дать им знать, что мы здесь, возможно, стащить какое-нибудь оружие и вызволить Льюка и остальных!
   — Честное слово, я рад, что придумал этот план! Что ты остановился, Вург? Давай, греби веселей! Пошевелить мозгами и придумать что-нибудь — это я могу, но требовать от меня, чтобы я еще и греб, — это уж слишком!
   — Да заткнись ты, Бью! От тебя больше шума, чем от всех бутылконосых вместе взятых!
   — Ах, простите! Уж эти мне слабонервные мыши!
   — Хватит молоть языком, работай лучше лапами!
   — Фу-ты ну-ты! На себя посмотри, усатый!
   — А ты на себя, лопоухий!
   — Нет, ты на себя, длинноносый!
   — От длинноносого слышу, трепло!
   Оживленно переругиваясь, они не заметили, как врезались в корму «Пиявки»:
   «Бумм!»
   Выше, на уровне палубы, открылось окошко. Из него высунулась крыса и, щурясь от света, сочившегося из кают, крикнула:
   — Эй, кто там? А ну покажись!
   Друзья схватились за днище шлюпки и подтащили свой плот поближе к «Пиявке». Они прижались друг к другу так тесно, что слышали дыхание друг друга. К крысе наверху присоединился еще кто-то:
   — Что тут такое, приятель?
   — Мне показалось, я слышал шум. Как будто двое переругивались, а потом что-то ударилось о борт.
   Третий, злющий голос вступил в разговор:
   — Если сейчас же не закроете окно, получите! Отдохнуть не дают! Сквозняки по ночам устраивают!
   Окно захлопнулось, за ним кто-то сдавленно бранился. Бью и Вург облегченно вздохнули. Вург прошептал:
   — Надо выждать, пока они все уснут. Тогда посмотрим, что можно сделать. Что это ты такую рожу скорчил?
   — Я оттого «такую рожу скорчил», приятель, что зверски проголодался!
   — Ты хочешь сказать, что продовольствие кончилось?
   — Вот именно, и вода тоже. Мы тут с голоду помрем.
   — Не говори ерунды. Тебе хватит запасов жира на годы!
   — Пф-ф!
   — Да не шуми ты! Лучше скажи, что ты еще затеял, Бью?
   — Ф-фу! У пузырчатки вкус отвратительный!
   — Не удивительно! Даже акулы носы воротят от этой дряни. Бью, куда ты? Вернись!
   Но Бью уже карабкался на кормовой балкон с проворством, на какое способен только голодный заяц.
   — Я ненадолго, старина. Держи оборону, пока я не вернусь.
   Мгновение спустя прожорливое создание уже исчезло во тьме. Вург сидел как на иголках, нервно покусывая собственную лапу.
   Хорек и крыса готовили на камбузе. Хорек выкладывал ломти горячего хлеба на поднос, чтобы остудить их, а крыса нарезала фрукты, чтобы потом смешать их с медом.
   — Они принесли с острова хорошие свежие фрукты. Капитан фрукты не очень любит, и все-таки будет неплохо подать их ему к завтраку.
   Отрезав ломтик яблока, хорек слизнул мед с лапы и подмигнул крысе:
   — А мы съедим их на ланч, после того как уберем со стола капитана.
   Вытерев лапы о тряпку, второй разбойник снял с крюка тушку голубя:
   — Помоги-ка ощипать птичку, приятель!
   Этим они оба и занялись. Потом крыса полезла в шкаф за вертелом… Остановилась, тупо посмотрела на пустой стол, что стоял как раз напротив окна, и злобно повернулась к своему напарнику:
   — Ты считаешь, это смешно, да? А ну положи обратно!
   — Положить обратно? Что, приятель?
   — Я тебе не приятель, толстый ворюга! Куда делся фруктовый салат, что я приготовил? А ну отдавай!
   — Да не трогал я твой са… Ой! А где же хлеб? Я его только на секундочку здесь оставил, чтобы он остыл…
   — Ну ты, нытик, ты меня не разжалобишь своими разговорами о хлебе! Я сам видел, как ты таскал ломтики яблок из салата! Я тебе живо отрежу твои вороватые лапы!
   — Ах, вороватые? А как, интересно, ты утром объяснишь команде, почему нет хлеба?