Коломбина хихикала над старательными выдрочками, пока они не добрались и до нее:
   — Ничего нет смешного, госпожа Коломбина!
   — Да уж! Что сказал бы господин Гонфф, если бы увидел вас сейчас? Мы еще раз посмотрим на ваши лапки, когда вы их вымоете.
   Для сборщиков урожая приготовили простой и питательный ланч. Нарезанные ломтиками яблоки, сыр с хрустящими хлебцами, свежеприготовленный сидр и холодный мятный чай, а на десерт — клубника со сливками. Коломбина сидела под каштаном со своими подругами, все еще улыбаясь при воспоминании о хозяйственных маленьких поварихах:
   — Честное слово, я почувствовала себя нашкодившим диббаном, когда они отослали меня к пруду!
   Аббатиса положила себе кусочек сыру на хрустящий хлебец:
   — Признаться, я тоже! Но они же хотели как лучше.
   Белла фыркнула:
   — «Хотели как лучше»? Маленькие мучительницы! Они меня дважды отсылали мыть мордочку!
   Миггло, который невольно подслушал этот разговор, проходя мимо, обернулся к ним:
   — Старый Командор может гордиться своими внучками!
   И вдруг все вздрогнули: послышался громкий воинственный клич:
   — Рэ-эдво-олл!
   Белла молниеносно вскочила и указала лапой вверх:
   — Смотрите! Они уже водрузили флюгер на башню! Все в саду воздели лапы к небу и, глядя на крошечные фигурки на вершине башни, закричали:
   — Рэ-эдво-олл!
   Когда на башне услышали ответный клич, королева белок балансировала на флюгере, чуть покачиваясь от ветра на его металлической стрелке. Ферди и Копт стояли, вцепившись в северную и южную подпорки, и победно махали друзьям, которые приветствовали их снизу. Коломбина окинула взглядом южную стену и от полноты чувств обняла аббатису:
   — Они сделали это, матушка аббатиса! Как это красиво!
   Термина держалась сколько могла, а потом прикрыла глаза, чтобы скрыть слезы:
   — Наконец-то! Мое аббатство Рэдволл! Я не думала, что доживу до того дня, когда мечта станет реальностью!
   Белла подхватила аббатису, как будто та ничего не весила, и посадила старушку мышь к себе на плечо, чтобы ей лучше было видно. Барсучиха утерла глаза краем своего платья.
   — Трижды ура в честь аббатства Рэдволл! Пусть оно стоит, пока сменяются времена года и восходит солнце по утрам!
   Никогда еще никто не кричал «ура» так радостно.
   — Ура! Ура! Ура!

38

   В одно прекрасное осеннее утро две выдры стояли по пояс в воде как раз там, где Нортфоркский ручей впадает в более крупный, несущий свои воды к морю. Именно тут, где быстрое течение, водились самые крупные креветки. Выбрав длинную сеть, сплетенную из тростника, выдры осторожно вытаскивали ее на берег. Выдра постарше, плотная и крепкая, обучала своего сына-подростка рыболовным навыкам их племени:
   — Всегда вытягивай сеть медленно и осторожно, Джидди. Мне приходилось видеть, как некоторые в спешке теряли весь улов. Смотри-ка, сынок, каких красавиц мы поймали! Хорошенько завяжи, вот так.
   Улыбаясь от уха до уха, Джидди похлопал лапой по плотно набитой сетке:
   — Хахарр! У вождя Тунгро глаза на лоб полезут, когда он увидит наш улов. Теперь-то он уж точно разрешит мне ловить креветок одному…
   Выдра-подросток не успел договорить. Мать резко пригнула его к земле и толкнула в тень нависавшей над ручьем ивы. Зажав ему рот лапой, она залегла рядом с ним и неотрывно смотрела на странную лодку, которая показалась выше по течению ручья:
   — Вы только поглядите! Никогда не видала здесь ничего подобного! Погоди-ка. Да ведь я, кажется, знаю этого, который стоит у руля! Пойдем, Джидди, надо сообщить Тунгро… Да уж, плохие новости.
   Они быстро пошли по берегу к лагерю. Джидди, как любой ребенок, приставал к матери с расспросами:
   — Та выдра в лодке… Я тоже ее заметил. Кто это? И почему ты говоришь, что это плохая новость для Тунгро? Он ее знает?
   — Знает ли он ее! Ха! Еще бы ему не знать. Это же Фолгрим, его родной брат! Я уж думала, мы больше не увидим этого сумасшедшего.
   — Сумасшедшего? А почему он сумасшедший? Что он такого сделал?
   — Ну, он охотился за хищниками, а потом, когда ловил их, то… то он… то он их… Да не важно, что он делал! Не отставай и смотри не урони сеть!
   День выдался пасмурный, но иногда солнце все же проглядывало сквозь бело-серые облака, которые шаловливый ветерок гнал на юго-восток. «Жимолость» на малой скорости шла к берегу, где уже столпились выдры.
   Тримп стояла рядом с Фолгримом и внимательно на него смотрела:
   — Боже мой, Фол, они все собрались встречать тебя! Смотри, вон и твой брат Тунгро!
   Чаггер спустился с мачты прямо на плечо своего друга Фолгрима:
   — Эй, Фол, а почему они не приветствуют тебя, не кричат и не машут лапами? У них у всех мордочки вытянулись.
   Фолгрим усадил бельчонка поудобнее:
   — У них нет причин особенно радоваться мне, приятель. Мое племя меня опасается. Я долго был им обузой и не приносил ничего, кроме неприятностей.
   Чаггер заворчал:
   — Гурр! Никакая ты не «обуза», ты мой друг! Да я им хвосты поотрываю!
   Фолгрим наклонился, осторожно спуская Чаггера с плеча:
   — Лучше посиди пока тут. И веди себя хорошо. Я сам справлюсь.
   Выдры расступались перед Фолгримом, все опасались оказаться рядом с ним. Один лишь Тунгро, не колеблясь, вышел к нему навстречу. Крепко сжав лапы Фолгрима, он радостно улыбнулся своему покрытому шрамами брату:
   — Добро пожаловать домой, брат! Давай, веди сюда своего маленького друга и всех остальных зови. Вам надо отдохнуть и поесть.
   Нора представляла собой длинную пещеру, старую и очень уютную, полную красивой резной мебели. Племя Тунгро славилось искусной резьбой по дереву. Они были прекрасные плотники и гордились своим мастерством. Большинство все еще относилось к Фолгриму настороженно, так что он держался команды «Жимолости». Все расселись у огня на резных лавках и с удовольствием пообедали горячим супом из кореньев и креветок, хлебом и салатом из трав.
   Мартина и Гонффа посадили за высокий отполированный стол вместе с Тунгро. Он разливал им черничное вино и настойку шалфея, а повара подавали еду.
   — Ты и твои друзья сотворили настоящее чудо с моим братом. Он уже не тот дикий зверь, которым был. Спасибо вам.
   Воитель отхлебнул вина.
   — Я тут ни при чем. Это Тримп и маленькому Чаггеру мы обязаны переменам в Фолгриме.
   Повернувшись к Гонффу, Тунгро спросил:
   — Что ты так пристально смотришь на меня, Мышеплут?
   Невозмутимый Гонфф пожал плечами:
   — Чем дольше я смотрю на тебя, тем больше ты мне кое-кого напоминаешь. Мартин, ведь правда, Тунгро удивительно похож на Командора?
   — Да, дружище, теперь, когда ты это сказал, я тоже вижу: очень похож!
   Тунгро оживился, услышав это имя:
   — Командор? По возрасту он годится мне в отцы, верно?
   Гонфф стукнул лапой по столу:
   — Я так и знал, что вы с ним родня!
   Тунгро задумался, потом начал рассказывать:
   — У моей бабушки было трое сыновей. Они родились в один день: Баргуд, мой отец, Ривервайт и Вортхорн. Ривервайт был такой же, как мой брат Фолгрим, воин, беспощадный к врагам. Его тоже считали сумасшедшим за то, что он так любил драться. Он покинул родную нору и пошел бродить по свету. Говорят, враги в бою отрубили ему хвост. А выдра без хвоста — все равно что рыба без воды. Ривервайт поселился в лесу, научился маскироваться, он так и называл себя «Маска». Какие-то странники рассказали моему отцу, что его брата убили, а кто, когда и где, — мы так и не узнали. Второй брат, Вортхорн, был самым крупным и сильным из троих. Он ушел из дому еще подростком, потому что не мог больше подчиняться воле отца. Вортхорн был настоящий вожак, поэтому никто и не называл его по имени, а только Командор. Это титул, который у выдр дается вождям. И вот он ушел, чтобы основать свое собственное племя. И с тех пор о нем ничего не слышали. Мой отец, Баргуд, бывало, говорил, что я — вылитый его пропавший брат, Командор, а Фолгрим — вылитый Ривервайт, второй его брат. Мартин наклонился и накрыл своей лапой лапу сидящего напротив Тунгро:
   — Ты хотел бы встретиться со своим дядей Вортхорном?
   Тунгро задумался, потом кивнул:
   — Да, конечно, я столько слышал о нем. Но он ушел из дому задолго до того, как я родился, и я его никогда не видел. Вы думаете, это возможно?
   — Конечно, дружище. Отправляйся вместе с нами в Рэдволл. Там ты и познакомишься с дядей.
   Несколько дней спустя на берегу ручья разъяренная жена Лог-а-Лога Фурмо укрощала свою ораву. Она крепко держала в лапах извивающегося старшего сынка:
   — А ну не вертись, маленький червяк! Я тебе покажу валяться в грязи, негодная ты землеройка!
   Она размахнулась и шлепнула еще одного отпрыска по хвосту мокрой тряпкой:
   — Убери-ка лапы от булочек, или я тебе хвост оторву и положу его в пирог! А ну прочь отсюда!
   Тут на берег высыпали четыре крошечные выдрочки и запищали:
   — Мама! Мама! Там папа приплыл на большой лодке с парусом!
   Жимолость изловчилась и поймала одну из дочек:
   — Посмотри, как ты извозила в грязи платьице! А ведь утром оно было чистое! Ступай попроси бабушку дать тебе другое, да не из тех, что сушатся на скале, те еще не высохли. Значит, великий путешественник Лог-а-Лог соизволил наконец приплыть домой.
   С реки уже раздавался глубокий густой голос Фурмо:
   — Жимолость, драгоценная моя! Я вернулся! Звездочка моя ясная! Росинка моя!
   Жимолость взглянула на реку и увидела Фурмо: он выглядел настоящим героем на носу лодки, готовой пристать к берегу. Скрутив жгутом полотенце, которым она оттирала мордочку сына, Жимолость повесила его на ухо ребенку, как на крючок, и разразилась пламенной речью:
   — «Я вернусь в конце лета, моя дорогая! Первый осенний туман не успеет опуститься на траву! О, краса лесов, жемчужина моего сердца!» Это ты называешь концом лета, ты, несчастный увалень в шкуре землеройки!
   Гонфф уже бежал на берег, а за ним две землеройки с подарками: скамеечка, сработанная лучшими мастерами-выдрами, яркие браслеты и ожерелья, изготовленные ежами. Он тут же указал супруге Фурмо на название лодки, написанное на борту, и запечатлел галантный поцелуй на покрытой мыльной пеной лапке Жимолости:
   — О прекраснейшая из жен, ваш супруг привез вам издалека эти дары. Они прибыли сюда на борту судна, носящего ваше прелестное имя. День и ночь он только и делал что тосковал о вас.
   Жимолость тут же растаяла. Кокетливо прищурившись, она игриво толкнула Гонффа, отчего тот плюхнулся в воду.
   — О господин Гонфф, вы такой обходительный! Подумать только: назвать этот чудесный корабль моим именем! Кто это, интересно, его надоумил?
   Холодная ванна вовсе не умерила красноречия Гонффа:
   — Это была идея вашего доброго Фурмо, госпожа. Мы-то собирались назвать лодку «Плющ», но он и слышать об этом не хотел! Он сказал: «Только „Жимолость“, в честь моей возлюбленной!»
   Фурмо едва не задохнулся, когда Жимолость схватила его в охапку и так сдавила, что, казалось, весь воздух вышел из его легких.
   — О! Я так скучала по тебе, мой дорогой, прости меня! Что за чудные подарки ты привез своей женушке! Ох, я готова отрезать свой глупый язык за то, что наговорила тебе тут сгоряча!
   Фурмо удалось вдохнуть пару раз и сдавленно пробормотать:
   — Отрезать глупый язык? Вот была бы удача!
   Жимолость отпустила Фурмо, и он свалился в воду:
   — Что? Что ты сказал?
   Фурмо поднялся на лапы, лихорадочно соображая:
   — Э-э… Я сказал: «Отрезать язык? При мысли об этом я просто плачу!»
   Вург и его товарищи были просто очарованы малютками-землеройками. И больше всех Бью. Заботливые крошки скормили прожорливому зайцу огромное количество еды.
   Жимолость ерзала на подаренной ей скамеечке для задних лап, которую она сочла стулом, и бросала неодобрительные взгляды в сторону Бью:
   — И чего они толкутся вокруг этого вечно голодного длинноухого? Куда только в него влезает? Только из уважения к вам, Гонфф… Только потому, что это вы привели его сюда, так же как и все племя голодающих выдр… Они скоро весь дом съедят!
   Гонфф развязно ущипнул землеройку за пухлую щечку:
   — Полно, красавица, вы ведь не хотите, чтобы еда заплесневела у вас в кладовой, пока вы будете в интереснейшем путешествии, которое придумал для вас Фурмо.
   — Путешествие? Фурмо ничего мне не говорил ни о каком путешествии!
   — Это потому, моя прелесть, что он хочет сделать вам сюрприз. Как насчет приятной прогулки в лодке до аббатства Рэдволл?
   — О! Да благословят его небеса! Нет ничего, что Фурмо не сделал бы для меня. Какой ты у меня заботливый!
   Фурмо потер лапой свое ухо, оглохшее от крика жены:
   — О, перестань вопить и передай мне пиво!
   — Что? Что ты сказал сейчас, Фурмо Лог-а-Лог?
   — Э-э, дорогая, я только сказал: «Мне хочется пить, передай мне пиво».
   Испуганный визг детишек заставил Мартина вскочить и схватиться за меч. Над ними кружила огромная тень, которая чуть позже оказалась Краром Стражем Лесов. Он камнем упал в середину образовавшегося круга, сложил громадные крылья и вежливо поклонился:
   — О, что за радостный день! В мои владения вернулся принц Мышеплут, и вы тоже, Мартин Воитель из Рэдволла!
   Гонфф небрежно кивнул, как и подобает особам королевской крови:
   — Увы, господин, вы повели себя крайне неосторожно, появившись так неожиданно и напугав детей Фурмо, нашего верного вассала.
   Огорченный тем, что вызвал неудовольствие принца Мышеплута, Крар низко, до земли, склонил голову:
   — У меня не было намерения напугать детей, принц. Я так быстро сел, потому что мне не терпелось опять оказаться в обществе таких достойных зверей.
   Мартин слегка дотронулся лапой до устрашающего клюва. Крар не заметил, что Мартин и Гонфф успели подмигнуть друг другу.
   — Прошу вас, принц Гонфф, не гневаться на нашего друга Стража Лесов. Мы знаем его как добрую и честную птицу. Разделите с нами трапезу, Крар. Здесь обильное угощение.
   Ястреб ждал решения Гонффа. Решив, что он зашел, пожалуй, слишком далеко в своем царственном гневе, Гонфф великодушно улыбнулся и похлопал по земле рядом с клювом Крара:
   — Признаюсь, я погорячился. Сядьте рядом со мной, мой верный друг. Я уверен: тот, кто сражался за нас с разъяренным лебедем, достоин нашего гостеприимства!
   Жимолость толкнула Фурмо в бок, едва не опрокинув того со стула:
   — Слышишь? Почему бы тебе не научиться говорить так же красиво, как Гонфф и Мартин? Вот что значит хорошее воспитание!
   Разинув рот от восхищения, Бью смотрел, как еда исчезает в клюве Крара с устрашающей скоростью.
   — Чтоб мне три года так голодать! И вы думаете, этот тип сможет взлететь, когда слопает все это?
   Тримп не смогла отказать себе в удовольствии подразнить зайца:
   — Хотела бы я знать, хватит ли в кладовых аббатства Рэдволл запасов на вас двоих?
   Динни покачал головой:
   — Да уж, барышня, ваша правда! Уж они зададут работы нашим поварам!
   Плыть вверх по ручью было совсем не трудно — они просто возвращались тем же путем, которым шли вначале. Выдры Тунгро были отличными пловцами. Они то и дело выныривали тут и там около лодок землероек, которые эскортом шли за «Жимолостью». Их сильные лапы всегда были готовы помочь, если надо. Ленивый золотой полдень застал Гонффа растянувшимся на корме. Он подбрасывал в воздух лесные орехи и ловил их ртом. Мартин дремал рядом, и усы его чуть заметно шевелились, потому что какая-то муха назойливо пыталась исследовать нос Воителя. Гонфф неудачно подбросил очередной орех, и тот угодил в нос Мартину. Мартин медленно приоткрыл один глаз:
   — Будь так любезен, оставь меня в покое! Нечасто я позволяю себе вздремнуть среди бела дня.
   Гонфф прицелился в приятеля очередным орехом:
   — «Вздремнуть»? Как можно дремать, дружище! Ведь мы уже почти дома! Скоро я увижу Коломбину и моего дорогого Гонфлета. Интересно, вырос этот сорванец, пока нас не было?
   Мартин разглядывал листья деревьев, наклонявшихся к воде. Они расплывались перед глазами, залитые солнечным светом.
   — Вырос ли? Думаю, он стал достаточно большим, чтобы доставлять взрослым еще больше неприятностей. Надеюсь, строительство аббатства шло без нас как надо. И все же я уверен, что Белле нас не хватало. Зато повара, должно быть, отдохнули. И можно было спокойно оставлять пироги остывать на подоконниках, не боясь за их сохранность!
   — Ха! А мой Гонфлет на что?
   Одним плавным движением Тунгро скользнул на борт лодки и встревожено прошептал Мартину:
   — По-моему, нам угрожает опасность!
   Воитель продолжал лежать, но лапа его потянулась к мечу:
   — Почему ты так решил?
   — Во-первых, впереди я слышу шум водопада, но дело даже не в этом. Кто-то преследует нас. Я заметил шевеление в листве, и рябь на воде у нас в кильватере, и впереди тоже!
   Мартин встал и обнажил свой меч:
   — Похоже, нас окружили, а, Гонфф?
   — Вы двое оставайтесь здесь. Я пойду посмотрю.
   Гонфф прокрался на палубу и быстро оценил ситуацию. Выдры Тунгро были в воде, они охраняли лодки Фурмо, окружавшие «Жимолость». Казавшееся теперь зловещим молчание нарушали только плеск ручья и отдаленный шум водопада. Мирный теплый осенний денек вдруг стал жутковатым. Крар сидел на носу лодки и смотрел во все глаза. Фолгрим с топором стоял на корме последней лодки. Фурмо и его землеройки, обнажив рапиры, изготовились к бою. Гонфф поднял обе лапы, подав всем сигнал ждать. Острый глаз Мышеплута разглядел какое-то шевеление в ветвях дерева, нависшего над водой.
   У Гонффа отлегло от сердца. Он дал всем отбой. Потом крикнул, и голос его прорезал глубокую тишину над ручьем:
   — Хахарр! Я откушу тебе хвост и заткну им твое ухо! Из-под дерева ему ответил грубый голос:
   — Сдавайся, мышонок, ты окружен!
   Гонфф подмигнул землеройкам из Гуосима:
   — Окружен? Эх ты, толстая бочка, да тебе только лягушек пугать! Стой где стоишь, сейчас я доберусь до тебя и покажу тебе «окружен»!
   Прыгнув в воду с громким всплеском, Гонфф бросился к кому-то, кто спешил ему навстречу с берега. Когда эта парочка встретилась, вода вокруг них закипела и забурлила, точно в водовороте.
   — Гарравей! Ах ты хвостатая речная собака! Я сразу догадался, что это твоих лап дело! Вот тебе за это!
   — Ха! Гонффо, меня не одурачишь. Ты испугался так, что все твои мышиные поджилки тряслись! Придется тебе признать это.
   — Я испугался? Да не больше, чем бревно, которое плавает в ручье. Единственное, чего я боюсь, — что у тебя ужин не готов, усатая ты обжора, мокрая любительница пудинга!
   С воплями восторга Фолгрим и Тунгро нырнули в воду:
   — Тетушка Гарравей, это мы, ваши племянники!
   — О, только не это! Запирайте все кладовые — это же сынки Баргуда! Бедная моя сестричка и померла-то, наверно, от голода, откармливая этих проглотов. Гонффо, убери их от меня!
   Выдры из племени Гарравей выныривали из воды одна за другой и радостно перекрикивались с выдрами из племени Тунгро. Тримп посмотрела на Мартина: он с интересом наблюдал эту встречу родственников и усмехался их выходкам:
   — Похоже, они все родня. Так что нас окружают сплошные тетушки, дядюшки, племянники и племянницы. Уф-ф!
   Увесистый кусок прибрежной грязи угодил Мартину прямо в нос. Дело в том, что два племени выдр были так рады видеть друг друга, что тут же затеяли кидаться грязью. Остальные члены команды, в том числе и землеройки Фурмо, не заставили себя долго упрашивать: они, не колеблясь, присоединились к этой шуточной драке с веселым хохотом и визгом. Брызгаясь, плескаясь, то и дело шлепаясь в воду, они запускали друг в друга целыми пригоршнями коричневой вязкой грязи. Грязь была везде! Она пристала к шерсти, мордочкам, лапам и хвостам. Молоденькая ежиха наткнулась на что-то вроде маленького коричневого шарика грязи. Шарик пропищал:
   — Хи-хи! Это вы, госпожа Тримп?
   — Ха! Я-то это я, а вот ты кто?
   — О, я всего лишь маленький Чагг!
   — Эй ты, чертенок, ты зачем в меня кидаешься? Кидайся лучше в этих сумасшедших выдр. Они же все это затеяли.
   — Хи-хи! Я кидаюсь в кого попало! Вот вам еще! Шлеп! Плюх! Шмяк!
   И только Крар невозмутимо сидел на носу лодки. Он покачивал головой, с отвращением глядя на недостойное зрелище:
   — Кажется, сегодня день дураков! Вероятно, эти речные собаки лишились разума. Ай!
   Бью, весь в грязи, наклонился, чтобы набрать еще пригоршню, и поздравил себя:
   — Отличный удар, Фетрингсол! Может быть, у этого мешка перьев поубавится аппетита!
   К тому времени, как все угомонились и отмылись, уже наступил вечер. Королева Гарравей, используя свой последний шанс, изловила-таки своих племянников и окунула их в воду.
   — Эй, что здесь происходит? — спросил вездесущий Гонфф. — Пытаемся утопить родственников?
   — Именно, Гонффо! Это же надо быть такими невоспитанными! Я научу их, как надо ко мне обращаться: ваше величество, а никакая не «тетушка Гарравей». Ну ладно, дружище, лучше нам передохнуть. У моей команды есть специальные приспособления, чтобы поднять вашу лодку на верх водопада. Это самое меньшее, что я могу сделать для таких отважных воинов!
   Фолгрим наконец-то вынырнул на поверхность и, выплюнув воду, заявил:
   — Да уж, тетушка Гарравей, потому что в противном случае ваше имя навсегда будет покрыто… грязью!

39

   Молочно-белый туман добрался до вершины высокого вяза. Тишина раннего утра царила в аббатстве Рэдволл. Ее нарушало лишь негромкое, доносившееся издалека пение какой-то ранней пташки. Всего лишь час прошел после восхода солнца. Командор и Белла стояли на северной стене. Гонфлет устроился между ними. Белла строго сказала:
   — Держись подальше от края. У твоей мамы найдется что сказать мне, если ты упадешь!
   Гонфлет рассеянно переминался с лапы на лапу, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь пелену тумана:
   — Когда же приедет мой папа?
   Командор придержал малыша за плечо:
   — Не волнуйся, приятель, уже скоро. Может быть, когда рассеется этот туман.
   Гонфлет беспардонно дернул Командора за ухо:
   — Да-а! Ты уже который день это говоришь!
   Снизу послышался голос Коломбины:
   — Белла, Командор! Где вы?
   — Здесь, наверху, западный угол северной стены!
   Коломбина поднялась к ним по ступеням. Она принесла с собой поднос и поставила его на стену:
   — Боже мой, что это вы втроем тут делаете так рано? Отсюда все равно ничего не видно, там такой туман. Гонфлет, ты бы должен быть еще в кроватке!
   — Нет, сегодня моя очередь дежурить на стене и ждать папу. Белла и Командор мне просто помогают. Мой папа скоро приедет, вот!
   Коломбина ласково погладила сына по голове:
   — Да, я уверена, что теперь уже скоро. Ой, смотрите, туман становится золотистым! Давайте-ка позавтракайте пока. Туман еще не скоро рассеется.
   Коломбина и сама составила им компанию. Закутанные, как в кокон, в золотистый осенний туман, они с удовольствием позавтракали овсянкой со свежими ягодами и медом.
   Выдры тянули, землеройки толкали, и «Жимолость» благополучно преодолела канаву в западной части Леса Цветущих Мхов и оказалась около той самой тропинки, где в начале лета Тримп впервые повстречала Ферди и Коггса.
   Гонфф крикнул Мартину сквозь туман:
   — Поставь парус, дружище!
   Фурмо удивленно покачал головой:
   — Зачем тебе парус? Кругом туман и ни ветерка!
   Сняв с головы командира Гуосима яркую повязку, Гонфф нацепил ее себе на голову. Он встал на носу лодки и принял величественную позу:
   — Да ну тебя с твоим ветерком, Лог-а-Лог! Я возвращаюсь домой, и я намерен прибыть, как полагается! Верно, Мартин?
   Мартин присоединился к Гонффу. Он встал рядом, приняв не менее героическую позу: обнажив меч и как бы указывая им вперед:
   — Ты прав, приятель! Домой!
   Фурмо с восхищением кивнул:
   — Вот это дело! Давайте-ка, друзья! Смажем получше колеса, расчешем усы, приналяжем и будем петь все время, что осталось до дома. Все вы знаете «Конец Путешествия». Тримп, ты будешь петь верхним голосом, я — баритоном, а Гарравей — басом. Три-четыре…
   И «Жимолость» легко покатилась по тропинке. Команда тянула лодку, а два племени выдр и племя землероек объединились, чтобы толкать ее сзади. Мартин, Гонфф, Динни и Тримп, те четверо, что отправились в путь из аббатства, стояли на носу лодки, Крар сидел на мачте, цепко удерживая Чаггера, который по-прежнему считал себя капитаном.
   Солнце начало понемногу растапливать туман, и теперь можно было что-то разглядеть. Когда они миновали поворот у дубовой рощицы, пение вдруг стихло и «Жимолость» остановилась. Все увидели Рэдволл.
   Паря над золотистым туманом подобно видению, волшебному сну, южная башня поднималась к синему небу, и флюгер гордо трепетал над стенами из розового песчаника. От этого зрелища захватывало дух. Все стояли и молча смотрели, а потом раздалось мощное «Ура!». Динни гордо улыбался, не в силах сдержать слезы:
   — Наконец-то я дома!
   Гонфлет спрыгнул с плеча Командора на северо-западный угол, который был выше всей остальной стены. Командор протянул мышонку лапы:
   — Слезай, приятель, сквозь этот туман все равно ничего не разглядишь.
   Коломбина что-то почувствовала. Она внимательно посмотрела на сына:
   — Что ты, Гонфлет?
   — Я слышу их, мама! Слышите? Папа возвращается домой!
   Сначала едва слышное, многоголосое пение становилось все громче и громче и наконец наполнило собой аббатство.