Страница:
Динни внимательно посмотрел на Мартина поверх своей кружки:
— И что на это сказал пожилой господин? Мартин пожал плечами:
— Немного. Но он обещал, что я узнаю все, что мне нужно, когда мы отвезем его обратно домой. Место называется Высокие Скалы.
Тримп с интересом спросила:
— Высокие Скалы? Где это, Мартин? Воитель посмотрел вдаль, на серое зимнее море:
— Вероятно, еще севернее. Вург обещал показать нам дорогу.
Фурмо поднял с палубы льняной мешочек, который выпал из-под плаща старика, и передал его Мартину:
— Как ты думаешь, что там?
Мартин глубоко вздохнул и осторожно, чтобы не потревожить Вурга, положил мешочек в складки его плаща:
— Надеюсь, он сам расскажет нам, когда захочет. Хотя я не уверен теперь, что хочу узнать это. У меня предчувствие, что это длинная и трагическая история.
Вург проснулся около полудня, отдохнувший и освеженный, и плотно позавтракал. Под его руководством они снялись с якоря и взяли курс на север. Мартин задумчиво смотрел, как удаляются и исчезают в тумане его родные места, и молчал.
16
КНИГА ВТОРАЯ
17
— И что на это сказал пожилой господин? Мартин пожал плечами:
— Немного. Но он обещал, что я узнаю все, что мне нужно, когда мы отвезем его обратно домой. Место называется Высокие Скалы.
Тримп с интересом спросила:
— Высокие Скалы? Где это, Мартин? Воитель посмотрел вдаль, на серое зимнее море:
— Вероятно, еще севернее. Вург обещал показать нам дорогу.
Фурмо поднял с палубы льняной мешочек, который выпал из-под плаща старика, и передал его Мартину:
— Как ты думаешь, что там?
Мартин глубоко вздохнул и осторожно, чтобы не потревожить Вурга, положил мешочек в складки его плаща:
— Надеюсь, он сам расскажет нам, когда захочет. Хотя я не уверен теперь, что хочу узнать это. У меня предчувствие, что это длинная и трагическая история.
Вург проснулся около полудня, отдохнувший и освеженный, и плотно позавтракал. Под его руководством они снялись с якоря и взяли курс на север. Мартин задумчиво смотрел, как удаляются и исчезают в тумане его родные места, и молчал.
16
Через два дня после того как путешественники оставили родину Мартина, к вечеру впереди по курсу появились Большие Скалы. Ветер совершенно успокоился, шел проливной дождь. На рябой от дождя поверхности моря не было тем не менее огромных пенистых валов, обычных в здешних местах. Вург на носу лодки подсказывал направление. Рядом с ним стоял Мартин. Фурмо и Динни были у руля и во всем слушались указаний Вурга:
— Держите курс в открытое море.
Фурмо послушался, но недоверчиво заметил:
— А может, все-таки лучше забирать к берегу? Мартин быстро ответил:
— Нет-нет, наоборот, туда, где поглубже! Вург говорит, что у берега подводные рифы почти выходят на поверхность. А дальше от берега — глубоко, так что рифы — далеко под нами. Держите нос лодки повыше!
— Разумно. Тем более что волны сегодня небольшие. Мартин кивнул:
— Да. Вург говорит: если начнется волнение, надо править в открытое море, прочь от Высоких Скал, и думать о них забыть, пока не начнется отлив. Иначе «Жимолость» разобьется.
Динни с опаской посмотрел на линию горизонта:
— О море, не позволяй нам засорять собою свои воды! Ничего нет хуже, чем крот-утопленник, уверяю тебя!
Тримп и все остальные просто рты разинули, увидев, как огромны эти Большие Скалы. Величественные каменные глыбы высились над водой, похожие на доисторических чудовищ, страшных и угрожающих. Они тянулись на много верст вдоль береговой линии, эти громадные глыбы темного базальта, разнообразные по форме: треугольные, цилиндрические, квадратные, поросшие у основания бурыми водорослями и мхом. Парус спустили, и на весла сели самые опытные из землероек. Они знали, что их собственные жизни и безопасность остальных теперь зависят от их точности и уверенности. Когда лодка поравнялась с целой группой гигантских скал и прямо перед путешественниками возникла одна, заметно превышающая остальные по высоте, послышался приказ:
— Обходите ее спокойно. Большая должна остаться у вас с левого борта.
Тримп крепко сжала лапу Фолгрима:
— Чур меня! Только посмотри, какие они огромные, Фолгрим!
Чаггер взобрался на плечи к Фолгриму, вцепился в него, как пиявка, и захныкал:
— Я боюсь, Фол! Чаггу здесь не нравится!
Фолгрим похлопал бельчонка по задней лапке:
— Мне тоже не по себе, дружок. Да и всем остальным, думаю, даже Мартину. Так что у нас хорошая компания!
Когда путешественников обступили страшные башни, они сразу позабыли обо всем остальном. Фурмо закричал непривычно высоким голосом, в котором звенел страх:
— Поворачивайте! Огибайте большую скалу! Обходите ее, ребята! Давайте же!
Вода под ними стала вспухать, море подхватило лодку, как скорлупку, и понесло прямо на скалу. Гребцы с противоположного борта старались изо всех сил, а Мартин, Гонфф и остальные веслами и шестами пытались оттолкнуться от каменной глыбы. Волна отхлынула с каким-то сосущим звуком. И лодка очутилась в подобии желоба, по которому она храбро помчалась, огибая базальтовый монолит. Но оказавшись с подветренной стороны скалы, мореплаватели поняли, что их положение стало еще опаснее. Теперь они находились в узеньком коридорчике между самой большой глыбой и несколькими поменьше. Послушный указаниям Вурга, шкипер Фурмо нараспев прокричал:
— Я иду вон к тем скалам! Эй, там, на корме, готовьте канаты! Надо закрепиться! Только не привязывайте лодку слишком крепко, друзья, — она должна иметь возможность перемещаться при приливе и отливе.
Как только они подплыли к скоплению скал, Мартин на носу лодки, Фолгрим — посередине, а Гонфф — на корме, раскрутили тяжелые канаты. Тут очередная волна опять подняла лодку наверх, и Фурмо скомандовал:
— Бросайте!
Три прочных каната взмыли в воздух. Три железные «кошки» одновременно клацнули о камень. Теперь «Жимолость» была надежно закреплена и мягко покачивалась на волнах, привязанная длинными канатами, позволяющими ей опускаться и подниматься с отливом и приливом.
Лог-а-Лог Фурмо никак не мог унять нервную дрожь. Он прислонился к Мартину, весь бледный, задыхающийся, потрясенный только что пережитым.
Мартин крепко сжал лапы друга:
— Ты сделал все великолепно, Фурмо! Никто лучше тебя не провел бы судно. Ты совершил чудо!
С гордостью топнув по палубе, Фурмо победоносно улыбнулся:
— Ни одно судно в мире, кроме нашей «Жимолости», не выдержало бы таких испытаний. Что за чудо-лодка! Вернусь домой — расскажу о ее подвигах!
Вург набрал побольше воздуха и, сложив лапы рупором, крикнул своим дребезжащим голосом:
— Эй, там, на «Половине»! Эй! Вы меня слышите?
Ответа не последовало. К тому времени Фурмо уже оправился от потрясения и гаркнул своим громовым басом:
— Эй, там, на «Половине»! Это Вург! И не один! Э-э-эй!
Мартин едва успел оттолкнуть Лог-а-Лога в сторону, чтобы его не зашибла тяжелая веревочная лестница с деревянными перекладинами, которая упала со скалы на палубу.
Гонфф изумленно уставился на Вурга:
— Кому это ты кричал и что это за половина?
Наверху, на выступе скалы, появился заяц. Он казался таким же древним, как Вург, даже еще старше. Помахав Вургу трясущейся лапой, заяц крикнул:
— Где ты, черт возьми, шлялся? Клянусь фартуком моей тетки! Я тут сижу на скале, как чайка, которая страдает морской болезнью, все глаза проглядел, волнуюсь, понимаешь, за него! А он, как ни в чем не бывало, участвует в какой-то крысиной регате! Здрасьте пожалуйста!
Забравшись с помощью Тримп на нижнюю ступеньку, Вург полез наверх по веревочной лестнице, а за ним следом — и все остальные. Уже на скале старик попытался урезонить разгневанного зайца:
— Помолчи, Бью! Дай отдохнуть своей вставной челюсти! Это друзья. Они доставили меня сюда с Северного Берега. Не тебя же было дожидаться! У меня бы усы на лапах выросли, пока ты сподобился бы приплыть и забрать меня, старый, стукнутый пыльным мешком кролик на ватных лапах!
Уши зайца гневно затрепетали. Он помог Вургу подняться на ровную площадку и разразился яркой речью:
— Ах так! Значит, «кролик»! Ну, будь ты неладен! Да я тут два дня готовил для тебя запеканку из устриц! Неплохо для кролика, а? А еще я собирался приготовить для тебя сливовый пудинг, будь он неладен совсем! Только мне уже трудновато сбивать его! Так что на десерт получишь дырку от бублика.
Голова Мартина деликатно высунулась из-за края скалы:
— Послушайте, когда вы закончите вашу приятную беседу, не будете ли вы так любезны немного отодвинуться от края? Дело в том, что вся команда висит на веревочной лестнице.
Заяц вставил себе в глаз монокль из кристалла горного хрусталя и сверкнул им на Мартина:
— Что вы говорите! С чем вас и поздравляю! И всю вашу команду тоже! Думаю, вы явились, чтобы съесть нас тут без соли и перца?
Вург перебил зайца:
— Бью, держи себя в лапах! Посмотри внимательно на эту мышь. Как по-твоему, кто это?
Бью весь скрючился, подался вперед и, морщась от напряжения, стал всматриваться в Мартина. От удивления у него вылетел монокль:
— Льюк! Клянусь картошкой, которая пригорела у моей тетки! Будь оно все неладно! Ах ты прохвост, пройдоха, негодяй! Как тебе удалось остаться молодым, когда мы все так постарели? Это непорядок!
Мартину наконец удалось выбраться на ровную площадку. Он с улыбкой взял лапу Бью и крепко пожал ее:
— Я Мартин из Рэдволла, сын Льюка Воителя. С кем я имею удовольствие беседовать?
Заяц тряхнул поседевшей головой и тоже улыбнулся:
— Хорошо знал твоего отца. Отличный был парень! Я Бьюгам Фетрингклэр Косфортингсол. Вернее, Бьюсол Фетринггам Косфортингклэр. Тьфу ты! Меня зовут Солклэр Фортингбью Косфортингфетр… Тьфу! Я так стар, что забыл собственное имя. Стыд-позор, будь оно неладно!
Вург хихикнул:
— Ладно, остановимся на Бьюклэр Фетрингсол Косфортингам. Именно так звучит твое дурацкое имечко на самом деле.
Заяц подергал свои облезлые усы:
— Ах да, точно! Спасибо, старина.
Но тут же спохватился, снова подергал себя за ус и напустился на Вурга:
— А кто вообще тебя спрашивал, ты, побитое молью чучело доисторической мыши? Если мне понадобится, чтобы кто-нибудь напомнил мне мое имя, у меня для этого есть я сам!
Вург подступал все ближе и ближе к зайцу. Они уже стояли нос к носу:
— Значит, «побитое молью»? Значит, «чучело»? Значит, «доисторической мыши»? Может, и так, но только кто кроме этого чучела присматривал бы за тобой все эти годы? Нет, надо было бросить тебя тогда на Островах Близнецах, вот что!
Мартин в отчаянии хлопнул себя по лбу и с надеждой посмотрел на Гонффа. Мышеплут растащил спорщиков в разные стороны:
— Успокойтесь оба и послушайте меня. На борту нашего судна есть тот, кто вас примирит. У нас свой способ улаживать разногласия. Каждая из враждующих сторон должна сразиться с нашим арбитром. Фолгрим, подойди-ка сюда!
Попробовав на язык, достаточно ли остро заточено лезвие топора, Фолгрим вышел вперед. Улыбаясь своей страшноватой улыбкой, он посмотрел сначала на Бью, потом на Вурга и ледяным голосом сказал, будто топором отрубил:
— Кто тут ссорится — выбирайте себе оружие. Лично мне все равно — топор или зубы.
Вург немедленно спрятался за спину Бью, а тот все никак не мог проглотить комок, застрявший у него в горле:
— Ссорится? А кто ссорится? Мы с моим закадычным другом, будь он неладен, просто обмениваемся шутками! Послушай, Вург, может, нам лучше пригласить этих отважных мореходов на наш славный корабль «Половина»? Они, кажется, устали и проголодались. Мы могли бы зажарить парочку акул для старины Фолгрима, или, может, он вместо акул предпочтет погрызть своими великолепными зубами наш деревянный стол? На здоровье, будь оно неладно! Ну пошли, ребята. Не обижайтесь на меня, господин Фолгрим, это я так шучу, будь я неладен!
Вург и Бью провели путешественников круглым тоннелем, вырубленным в скале. Они вышли наружу с противоположной стороны скалы и очутились в окружении другой стаи утесов. Зрелище, открывшееся им, заставило их разинуть рты от удивления и испуга. Бью элегантно шаркнул лапой и слегка поклонился: — Добро пожаловать на «Половину». Полкорабля было зажато между той скалой, на которой стояли мореплаватели, и другой, ближайшей к ней. Полсудна висело в воздухе. Под ним было две трети высоты сжимавших его скал, и над ним — одна треть. От середины корпуса до носовой части судно прошивал ржавый железный шип, который неведомая сила вогнала в скалу. Когда-то корабль был красным, но от суровой здешней погоды, морских брызг, солнца и дождей он поблек и приобрел линялый розовый цвет. Тишину нарушил голос Динни:
— Засыпьте мой туннель! Половина корабля висит в воздухе!
По очередной веревочной лестнице они забрались на борт. Тримп была поражена размерами судна. Они как будто оказались в огромной комнате. Деревянные переборки с отверстиями для весел пропускали свет, так же как и люки, расположенные выше. Команда «Жимолости» во все глаза смотрела на это диво. Голос Фурмо звучал гулко и странно в таком огромном помещении:
— И это только половина корабля! Вы представляете, друзья, каким он был до того, как раскололся надвое? Целая плавучая деревня! Никогда не видел ничего столь огромного, что могло бы плавать по морю!
Вург кивнул:
— И тем не менее плавало, а вот теперь от него осталась половина. Посмотрите в открытые люки! Над этой палубой есть еще одна, а над той — еще одна. А самая главная — еще выше, итого — их четыре. Обычно мы держим люки открытыми, чтобы проникал свет, и только в ненастную погоду задраиваем их. Поднимайтесь по лестнице, там каюты. Идемте, я вам покажу.
Мартин покачал головой, проходя мимо длинного ряда лавок со свисающими с них цепями и ломаными веслами. Они выглядели совсем изношенными от многолетнего использования.
— Бью, это было рабовладельческое судно?
— Да, старина, его хозяева были самыми отъявленными негодяями, какие когда-либо бороздили моря. Но теперь это наш дом, наша любимая «Половина». Будь моя воля, я бы так и назвал его «Полкорабля», но остальные решили, что «Половина» — лучше, будь она неладна! Ладно, сначала еда, потом разговоры — такой у нас порядок.
Последовав за ним по украшенной резьбой лестнице, они вошли в просторную каюту с открытыми верхними люками. Комната была вполне обжитая, чистая, прибранная. Все было на местах — столы, стулья, койки и шкафы. Две старые седые мыши работали за столом, что стоял рядом с растопленной печью. Дымоход выходил в один из верхних люков. Вург представил мышей:
— Это все, кто остался в живых из тех, кто давным-давно отплыл от Северного Берега: Дьюлам, Денно и я.
Денно подошел прямо к Мартину и осторожно взял его мордочку в свои испачканные мукой лапы:
— Нет нужды рассказывать старому Денно, кто ты такой, — я и так вижу, что ты сын Льюка Мартин. Иначе и быть не может. Ты — живой портрет великого Льюка. Правда, у тебя глаза твоей матери, Сайны.
Мартин вздрогнул:
— Вы знали мою мать? Денно кивнул:
— Конечно, знал, и не было на свете создания нежнее и прекраснее, чем она. Я всех их знал, Мартин. Но у нас впереди целая ночь, чтобы поговорить об этом. А теперь сядь и отдохни, скоро еда будет готова.
Запеканка оказалась волшебной на вкус смесью морских трав и моллюсков. Землеройки быстро сбегали на «Жимолость» и принесли свои припасы. Бью смягчился и с помощью Фолгрима и Тримп взялся за приготовление сливового пудинга. Гонфф помог поварам Гуосима испечь хлеб и булочки. Мартин и Чаггер нарезали великолепный сыр, начиненный буковыми орешками. Динни сделал овощной салат. Заварили чай с мятой, а вино из одуванчиков и лопушника разлили из бочонка по кувшинам.
Наконец сдвинули столы и расселись. Гонфф предложил тост:
— За окончание нашего путешествия, за моего лучшего друга Мартина Воителя и за великолепное угощение и гостеприимство команды «Половины»!
Все сдвинули кружки и выпили. Когда приступили к еде, Фурмо не удержался и наконец задал вопрос, давно его занимавший:
— Скажи мне, Вург, как же так получилось, что половина такого большого судна застряла здесь? Это кажется просто невероятным!
Вург прожевал хлеб с сыром и сказал:
— Ты прав. Я бы и сам не поверил, если бы не находился тогда на борту. Вот как все случилось. Как-то во время шторма, равного которому по силе никто не припомнит, «Пиявка», а именно так тогда назывался этот корабль, налетела на скалу, вон на ту, что впереди. Поверь мне на слово, волны тогда были вдвое выше этого судна, да еще ветер и дождь. Да нет, это был даже не ветер — ураган. Так вот, «Пиявка» со всего маху впилилась в скалу. И раскололась надвое. Скала разрезала судно, как нож масло. В передней части были рабы, что сидели на веслах, и пираты, морские разбойники. Мы на палубах дрожали, как осенние листья на ветру. Кругом крики, вопли, плач — все были уверены, что смерть наша пришла. Кормовая часть упала в море и затонула, не успели мы и глазом моргнуть. И та же самая волна, что накрыла корму, подхватила уцелевшую половину вместе с нами и вынесла ее на ту же скалу, но с другой стороны. Потом волна пошла на убыль, и мы опускались и опускались вниз и, конечно, уже считали себя покойниками. Потом из-за скалы накатила другая гигантская волна и легко, как песчинку, подбросила корабль вверх. И мы поднимались и поднимались, взлетали все выше и выше. Прижимаясь к палубе, я вдруг увидел перед собой две скалы, и тут нас швырнуло вперед. Сильнейший удар сотряс меня от ушей до кончика хвоста. Потом все стихло. Я открыл глаза и поднялся. Нас загнало сюда, часть судна лежала на плоском выступе одной скалы, часть — на другой скале, а железный штырь, как гвоздь, глубоко вонзился в камень.
Гонфф так заслушался, что даже позабыл донести до рта свою кружку:
— И что же было дальше, Вург?
Старик усмехнулся и разрезал ножиком булочку:
— Тут мы с Бью объединились и прикончили этих чертовых морских разбойников прежде, чем они успели очухаться. С тех пор живем здесь. Ничто не сдвинет с места старую добрую «Половину». Она выдержала и непогоду, и приливы, и отливы и ни щепки не потеряла. Со временем мы протянули канаты и навели мосты между судном и береговыми скалами. Многие покинули нас и вернулись к себе домой. А из тех, кто поселился здесь, остались только Дьюлам, Денно, я и Бью. Большинство наших товарищей уже умерли. Они спят на дне морском, под нами, завернутые в паруса. Да будет священна память о них!
Мартин решил, что пришло его время:
— Расскажи мне, Вург, что стало с моим отцом, Льюком Воителем?
Бью с трудом встал из-за стола и медленно подошел к буфету. К столу он вернулся с большим пыльным фолиантом:
— Все это здесь, на этих страницах, Мартин, записанное так, как мы четверо запомнили. Мы провели много осенних и зимних вечеров, восстанавливая в памяти и на бумаге эту историю. Это наш общий труд. Я-то думал, что его найдут, когда нас уже не будет в живых. Но судьба улыбается нам напоследок. На столе еда и питье, и у нас целая ночь впереди. Ну-ка, Денно, молодой торопыга, только ты сам можешь разобрать свой почерк, прочитай же эти записи нашим друзьям, будь умницей!
Денно протер свои крошечные очки. Нацепив очки на нос, он посмотрел поверх них на Мартина:
— Я, понимаешь ли, у них за писаря. Ну что ж, начнем сначала. Надеюсь, вам понравится название нашей рукописи: «По следам Красного Корабля. История Льюка Воителя, записанная его друзьями».
Снаружи море омывало Высокие Скалы, ветры пели свою вечную песню над базальтовыми глыбами, кружили и кричали морские птицы. А высоко над морем, окруженный вершинами скал, в каюте, Мартин Воитель слушал сказание о своем отце, Льюке Воителе, сагу, еще не читанную никем.
— Держите курс в открытое море.
Фурмо послушался, но недоверчиво заметил:
— А может, все-таки лучше забирать к берегу? Мартин быстро ответил:
— Нет-нет, наоборот, туда, где поглубже! Вург говорит, что у берега подводные рифы почти выходят на поверхность. А дальше от берега — глубоко, так что рифы — далеко под нами. Держите нос лодки повыше!
— Разумно. Тем более что волны сегодня небольшие. Мартин кивнул:
— Да. Вург говорит: если начнется волнение, надо править в открытое море, прочь от Высоких Скал, и думать о них забыть, пока не начнется отлив. Иначе «Жимолость» разобьется.
Динни с опаской посмотрел на линию горизонта:
— О море, не позволяй нам засорять собою свои воды! Ничего нет хуже, чем крот-утопленник, уверяю тебя!
Тримп и все остальные просто рты разинули, увидев, как огромны эти Большие Скалы. Величественные каменные глыбы высились над водой, похожие на доисторических чудовищ, страшных и угрожающих. Они тянулись на много верст вдоль береговой линии, эти громадные глыбы темного базальта, разнообразные по форме: треугольные, цилиндрические, квадратные, поросшие у основания бурыми водорослями и мхом. Парус спустили, и на весла сели самые опытные из землероек. Они знали, что их собственные жизни и безопасность остальных теперь зависят от их точности и уверенности. Когда лодка поравнялась с целой группой гигантских скал и прямо перед путешественниками возникла одна, заметно превышающая остальные по высоте, послышался приказ:
— Обходите ее спокойно. Большая должна остаться у вас с левого борта.
Тримп крепко сжала лапу Фолгрима:
— Чур меня! Только посмотри, какие они огромные, Фолгрим!
Чаггер взобрался на плечи к Фолгриму, вцепился в него, как пиявка, и захныкал:
— Я боюсь, Фол! Чаггу здесь не нравится!
Фолгрим похлопал бельчонка по задней лапке:
— Мне тоже не по себе, дружок. Да и всем остальным, думаю, даже Мартину. Так что у нас хорошая компания!
Когда путешественников обступили страшные башни, они сразу позабыли обо всем остальном. Фурмо закричал непривычно высоким голосом, в котором звенел страх:
— Поворачивайте! Огибайте большую скалу! Обходите ее, ребята! Давайте же!
Вода под ними стала вспухать, море подхватило лодку, как скорлупку, и понесло прямо на скалу. Гребцы с противоположного борта старались изо всех сил, а Мартин, Гонфф и остальные веслами и шестами пытались оттолкнуться от каменной глыбы. Волна отхлынула с каким-то сосущим звуком. И лодка очутилась в подобии желоба, по которому она храбро помчалась, огибая базальтовый монолит. Но оказавшись с подветренной стороны скалы, мореплаватели поняли, что их положение стало еще опаснее. Теперь они находились в узеньком коридорчике между самой большой глыбой и несколькими поменьше. Послушный указаниям Вурга, шкипер Фурмо нараспев прокричал:
— Я иду вон к тем скалам! Эй, там, на корме, готовьте канаты! Надо закрепиться! Только не привязывайте лодку слишком крепко, друзья, — она должна иметь возможность перемещаться при приливе и отливе.
Как только они подплыли к скоплению скал, Мартин на носу лодки, Фолгрим — посередине, а Гонфф — на корме, раскрутили тяжелые канаты. Тут очередная волна опять подняла лодку наверх, и Фурмо скомандовал:
— Бросайте!
Три прочных каната взмыли в воздух. Три железные «кошки» одновременно клацнули о камень. Теперь «Жимолость» была надежно закреплена и мягко покачивалась на волнах, привязанная длинными канатами, позволяющими ей опускаться и подниматься с отливом и приливом.
Лог-а-Лог Фурмо никак не мог унять нервную дрожь. Он прислонился к Мартину, весь бледный, задыхающийся, потрясенный только что пережитым.
Мартин крепко сжал лапы друга:
— Ты сделал все великолепно, Фурмо! Никто лучше тебя не провел бы судно. Ты совершил чудо!
С гордостью топнув по палубе, Фурмо победоносно улыбнулся:
— Ни одно судно в мире, кроме нашей «Жимолости», не выдержало бы таких испытаний. Что за чудо-лодка! Вернусь домой — расскажу о ее подвигах!
Вург набрал побольше воздуха и, сложив лапы рупором, крикнул своим дребезжащим голосом:
— Эй, там, на «Половине»! Эй! Вы меня слышите?
Ответа не последовало. К тому времени Фурмо уже оправился от потрясения и гаркнул своим громовым басом:
— Эй, там, на «Половине»! Это Вург! И не один! Э-э-эй!
Мартин едва успел оттолкнуть Лог-а-Лога в сторону, чтобы его не зашибла тяжелая веревочная лестница с деревянными перекладинами, которая упала со скалы на палубу.
Гонфф изумленно уставился на Вурга:
— Кому это ты кричал и что это за половина?
Наверху, на выступе скалы, появился заяц. Он казался таким же древним, как Вург, даже еще старше. Помахав Вургу трясущейся лапой, заяц крикнул:
— Где ты, черт возьми, шлялся? Клянусь фартуком моей тетки! Я тут сижу на скале, как чайка, которая страдает морской болезнью, все глаза проглядел, волнуюсь, понимаешь, за него! А он, как ни в чем не бывало, участвует в какой-то крысиной регате! Здрасьте пожалуйста!
Забравшись с помощью Тримп на нижнюю ступеньку, Вург полез наверх по веревочной лестнице, а за ним следом — и все остальные. Уже на скале старик попытался урезонить разгневанного зайца:
— Помолчи, Бью! Дай отдохнуть своей вставной челюсти! Это друзья. Они доставили меня сюда с Северного Берега. Не тебя же было дожидаться! У меня бы усы на лапах выросли, пока ты сподобился бы приплыть и забрать меня, старый, стукнутый пыльным мешком кролик на ватных лапах!
Уши зайца гневно затрепетали. Он помог Вургу подняться на ровную площадку и разразился яркой речью:
— Ах так! Значит, «кролик»! Ну, будь ты неладен! Да я тут два дня готовил для тебя запеканку из устриц! Неплохо для кролика, а? А еще я собирался приготовить для тебя сливовый пудинг, будь он неладен совсем! Только мне уже трудновато сбивать его! Так что на десерт получишь дырку от бублика.
Голова Мартина деликатно высунулась из-за края скалы:
— Послушайте, когда вы закончите вашу приятную беседу, не будете ли вы так любезны немного отодвинуться от края? Дело в том, что вся команда висит на веревочной лестнице.
Заяц вставил себе в глаз монокль из кристалла горного хрусталя и сверкнул им на Мартина:
— Что вы говорите! С чем вас и поздравляю! И всю вашу команду тоже! Думаю, вы явились, чтобы съесть нас тут без соли и перца?
Вург перебил зайца:
— Бью, держи себя в лапах! Посмотри внимательно на эту мышь. Как по-твоему, кто это?
Бью весь скрючился, подался вперед и, морщась от напряжения, стал всматриваться в Мартина. От удивления у него вылетел монокль:
— Льюк! Клянусь картошкой, которая пригорела у моей тетки! Будь оно все неладно! Ах ты прохвост, пройдоха, негодяй! Как тебе удалось остаться молодым, когда мы все так постарели? Это непорядок!
Мартину наконец удалось выбраться на ровную площадку. Он с улыбкой взял лапу Бью и крепко пожал ее:
— Я Мартин из Рэдволла, сын Льюка Воителя. С кем я имею удовольствие беседовать?
Заяц тряхнул поседевшей головой и тоже улыбнулся:
— Хорошо знал твоего отца. Отличный был парень! Я Бьюгам Фетрингклэр Косфортингсол. Вернее, Бьюсол Фетринггам Косфортингклэр. Тьфу ты! Меня зовут Солклэр Фортингбью Косфортингфетр… Тьфу! Я так стар, что забыл собственное имя. Стыд-позор, будь оно неладно!
Вург хихикнул:
— Ладно, остановимся на Бьюклэр Фетрингсол Косфортингам. Именно так звучит твое дурацкое имечко на самом деле.
Заяц подергал свои облезлые усы:
— Ах да, точно! Спасибо, старина.
Но тут же спохватился, снова подергал себя за ус и напустился на Вурга:
— А кто вообще тебя спрашивал, ты, побитое молью чучело доисторической мыши? Если мне понадобится, чтобы кто-нибудь напомнил мне мое имя, у меня для этого есть я сам!
Вург подступал все ближе и ближе к зайцу. Они уже стояли нос к носу:
— Значит, «побитое молью»? Значит, «чучело»? Значит, «доисторической мыши»? Может, и так, но только кто кроме этого чучела присматривал бы за тобой все эти годы? Нет, надо было бросить тебя тогда на Островах Близнецах, вот что!
Мартин в отчаянии хлопнул себя по лбу и с надеждой посмотрел на Гонффа. Мышеплут растащил спорщиков в разные стороны:
— Успокойтесь оба и послушайте меня. На борту нашего судна есть тот, кто вас примирит. У нас свой способ улаживать разногласия. Каждая из враждующих сторон должна сразиться с нашим арбитром. Фолгрим, подойди-ка сюда!
Попробовав на язык, достаточно ли остро заточено лезвие топора, Фолгрим вышел вперед. Улыбаясь своей страшноватой улыбкой, он посмотрел сначала на Бью, потом на Вурга и ледяным голосом сказал, будто топором отрубил:
— Кто тут ссорится — выбирайте себе оружие. Лично мне все равно — топор или зубы.
Вург немедленно спрятался за спину Бью, а тот все никак не мог проглотить комок, застрявший у него в горле:
— Ссорится? А кто ссорится? Мы с моим закадычным другом, будь он неладен, просто обмениваемся шутками! Послушай, Вург, может, нам лучше пригласить этих отважных мореходов на наш славный корабль «Половина»? Они, кажется, устали и проголодались. Мы могли бы зажарить парочку акул для старины Фолгрима, или, может, он вместо акул предпочтет погрызть своими великолепными зубами наш деревянный стол? На здоровье, будь оно неладно! Ну пошли, ребята. Не обижайтесь на меня, господин Фолгрим, это я так шучу, будь я неладен!
Вург и Бью провели путешественников круглым тоннелем, вырубленным в скале. Они вышли наружу с противоположной стороны скалы и очутились в окружении другой стаи утесов. Зрелище, открывшееся им, заставило их разинуть рты от удивления и испуга. Бью элегантно шаркнул лапой и слегка поклонился: — Добро пожаловать на «Половину». Полкорабля было зажато между той скалой, на которой стояли мореплаватели, и другой, ближайшей к ней. Полсудна висело в воздухе. Под ним было две трети высоты сжимавших его скал, и над ним — одна треть. От середины корпуса до носовой части судно прошивал ржавый железный шип, который неведомая сила вогнала в скалу. Когда-то корабль был красным, но от суровой здешней погоды, морских брызг, солнца и дождей он поблек и приобрел линялый розовый цвет. Тишину нарушил голос Динни:
— Засыпьте мой туннель! Половина корабля висит в воздухе!
По очередной веревочной лестнице они забрались на борт. Тримп была поражена размерами судна. Они как будто оказались в огромной комнате. Деревянные переборки с отверстиями для весел пропускали свет, так же как и люки, расположенные выше. Команда «Жимолости» во все глаза смотрела на это диво. Голос Фурмо звучал гулко и странно в таком огромном помещении:
— И это только половина корабля! Вы представляете, друзья, каким он был до того, как раскололся надвое? Целая плавучая деревня! Никогда не видел ничего столь огромного, что могло бы плавать по морю!
Вург кивнул:
— И тем не менее плавало, а вот теперь от него осталась половина. Посмотрите в открытые люки! Над этой палубой есть еще одна, а над той — еще одна. А самая главная — еще выше, итого — их четыре. Обычно мы держим люки открытыми, чтобы проникал свет, и только в ненастную погоду задраиваем их. Поднимайтесь по лестнице, там каюты. Идемте, я вам покажу.
Мартин покачал головой, проходя мимо длинного ряда лавок со свисающими с них цепями и ломаными веслами. Они выглядели совсем изношенными от многолетнего использования.
— Бью, это было рабовладельческое судно?
— Да, старина, его хозяева были самыми отъявленными негодяями, какие когда-либо бороздили моря. Но теперь это наш дом, наша любимая «Половина». Будь моя воля, я бы так и назвал его «Полкорабля», но остальные решили, что «Половина» — лучше, будь она неладна! Ладно, сначала еда, потом разговоры — такой у нас порядок.
Последовав за ним по украшенной резьбой лестнице, они вошли в просторную каюту с открытыми верхними люками. Комната была вполне обжитая, чистая, прибранная. Все было на местах — столы, стулья, койки и шкафы. Две старые седые мыши работали за столом, что стоял рядом с растопленной печью. Дымоход выходил в один из верхних люков. Вург представил мышей:
— Это все, кто остался в живых из тех, кто давным-давно отплыл от Северного Берега: Дьюлам, Денно и я.
Денно подошел прямо к Мартину и осторожно взял его мордочку в свои испачканные мукой лапы:
— Нет нужды рассказывать старому Денно, кто ты такой, — я и так вижу, что ты сын Льюка Мартин. Иначе и быть не может. Ты — живой портрет великого Льюка. Правда, у тебя глаза твоей матери, Сайны.
Мартин вздрогнул:
— Вы знали мою мать? Денно кивнул:
— Конечно, знал, и не было на свете создания нежнее и прекраснее, чем она. Я всех их знал, Мартин. Но у нас впереди целая ночь, чтобы поговорить об этом. А теперь сядь и отдохни, скоро еда будет готова.
Запеканка оказалась волшебной на вкус смесью морских трав и моллюсков. Землеройки быстро сбегали на «Жимолость» и принесли свои припасы. Бью смягчился и с помощью Фолгрима и Тримп взялся за приготовление сливового пудинга. Гонфф помог поварам Гуосима испечь хлеб и булочки. Мартин и Чаггер нарезали великолепный сыр, начиненный буковыми орешками. Динни сделал овощной салат. Заварили чай с мятой, а вино из одуванчиков и лопушника разлили из бочонка по кувшинам.
Наконец сдвинули столы и расселись. Гонфф предложил тост:
— За окончание нашего путешествия, за моего лучшего друга Мартина Воителя и за великолепное угощение и гостеприимство команды «Половины»!
Все сдвинули кружки и выпили. Когда приступили к еде, Фурмо не удержался и наконец задал вопрос, давно его занимавший:
— Скажи мне, Вург, как же так получилось, что половина такого большого судна застряла здесь? Это кажется просто невероятным!
Вург прожевал хлеб с сыром и сказал:
— Ты прав. Я бы и сам не поверил, если бы не находился тогда на борту. Вот как все случилось. Как-то во время шторма, равного которому по силе никто не припомнит, «Пиявка», а именно так тогда назывался этот корабль, налетела на скалу, вон на ту, что впереди. Поверь мне на слово, волны тогда были вдвое выше этого судна, да еще ветер и дождь. Да нет, это был даже не ветер — ураган. Так вот, «Пиявка» со всего маху впилилась в скалу. И раскололась надвое. Скала разрезала судно, как нож масло. В передней части были рабы, что сидели на веслах, и пираты, морские разбойники. Мы на палубах дрожали, как осенние листья на ветру. Кругом крики, вопли, плач — все были уверены, что смерть наша пришла. Кормовая часть упала в море и затонула, не успели мы и глазом моргнуть. И та же самая волна, что накрыла корму, подхватила уцелевшую половину вместе с нами и вынесла ее на ту же скалу, но с другой стороны. Потом волна пошла на убыль, и мы опускались и опускались вниз и, конечно, уже считали себя покойниками. Потом из-за скалы накатила другая гигантская волна и легко, как песчинку, подбросила корабль вверх. И мы поднимались и поднимались, взлетали все выше и выше. Прижимаясь к палубе, я вдруг увидел перед собой две скалы, и тут нас швырнуло вперед. Сильнейший удар сотряс меня от ушей до кончика хвоста. Потом все стихло. Я открыл глаза и поднялся. Нас загнало сюда, часть судна лежала на плоском выступе одной скалы, часть — на другой скале, а железный штырь, как гвоздь, глубоко вонзился в камень.
Гонфф так заслушался, что даже позабыл донести до рта свою кружку:
— И что же было дальше, Вург?
Старик усмехнулся и разрезал ножиком булочку:
— Тут мы с Бью объединились и прикончили этих чертовых морских разбойников прежде, чем они успели очухаться. С тех пор живем здесь. Ничто не сдвинет с места старую добрую «Половину». Она выдержала и непогоду, и приливы, и отливы и ни щепки не потеряла. Со временем мы протянули канаты и навели мосты между судном и береговыми скалами. Многие покинули нас и вернулись к себе домой. А из тех, кто поселился здесь, остались только Дьюлам, Денно, я и Бью. Большинство наших товарищей уже умерли. Они спят на дне морском, под нами, завернутые в паруса. Да будет священна память о них!
Мартин решил, что пришло его время:
— Расскажи мне, Вург, что стало с моим отцом, Льюком Воителем?
Бью с трудом встал из-за стола и медленно подошел к буфету. К столу он вернулся с большим пыльным фолиантом:
— Все это здесь, на этих страницах, Мартин, записанное так, как мы четверо запомнили. Мы провели много осенних и зимних вечеров, восстанавливая в памяти и на бумаге эту историю. Это наш общий труд. Я-то думал, что его найдут, когда нас уже не будет в живых. Но судьба улыбается нам напоследок. На столе еда и питье, и у нас целая ночь впереди. Ну-ка, Денно, молодой торопыга, только ты сам можешь разобрать свой почерк, прочитай же эти записи нашим друзьям, будь умницей!
Денно протер свои крошечные очки. Нацепив очки на нос, он посмотрел поверх них на Мартина:
— Я, понимаешь ли, у них за писаря. Ну что ж, начнем сначала. Надеюсь, вам понравится название нашей рукописи: «По следам Красного Корабля. История Льюка Воителя, записанная его друзьями».
Снаружи море омывало Высокие Скалы, ветры пели свою вечную песню над базальтовыми глыбами, кружили и кричали морские птицы. А высоко над морем, окруженный вершинами скал, в каюте, Мартин Воитель слушал сказание о своем отце, Льюке Воителе, сагу, еще не читанную никем.
КНИГА ВТОРАЯ
ЛЬЮК
17
В племени были мыши старше и опытнее, были — моложе и сильнее. Но все безоговорочно признавали первым именно Льюка. Казалось бы, в нем не было ничего особенного: средних размеров, коренастый. Но стоило приглядеться, и всякому становилось ясно, что Льюк — прирожденный воин. В его спокойных темных глазах таился огонь, его походка говорила о бесстрашии, и что-то, трудно определимое словами, убеждало в том, что на него можно полностью положиться. Племя считало его главным, будучи уверено в его честности и в мудрости всех его решений. Вот таким был Льюк Воитель.
Много-много времен года он был вожаком кочевого племени. Давным-давно мыши покинули теплые изобильные места, где любой, кто искал мира и покоя, мог стать добычей злобных хищников. Постоянные войны с превосходящим по численности противником вынудили племя вести кочевой образ жизни, выбирать места, где можно было спокойно уснуть ночью, закрыв глаза и не сжимая рукоятку меча. И тогда из благодатных и плодородных умеренных широт мыши пошли на север, где климат суров, а земля холодна и скудна. В тот день, когда они пришли на Северный Берег, Льюк воткнул свой меч в землю. Здесь будет жить его племя. В уединенном и спокойном месте, далеком от войн и других тревог.
Все племя одобрило решение Льюка. Трудолюбивые звери могли прокормиться и здесь, лишь бы им не мешали. В прибрежных скалах были пещеры, южнее — каменистый мыс выдавался в море. Казалось, тут безопасно: сзади неприступные скалы, впереди — безбрежное море. На вершинах скал была неплохая почва, пригодная для обработки весной, летом и осенью.
Первые несколько дней они жили очень скромно, питаясь тем, что принесли с собой, и обустраивая пещеры. За это время Льюк и его соратники обследовали окрестности, выясняя, есть ли поблизости враги: банды хищников, грабителей и мародеров. Льюк понимал, что его племя — небольшое, к тому же оно устало от кочевья и не сможет дать отпор превосходящим силам. Но, к счастью, никаких следов возможных врагов Льюк не обнаружил.
И на четвертый день Льюк и его товарищи пустились в обратный путь, к пещерам. Воитель шел легкой походкой, и все его существо переполняла радость. Он чувствовал себя счастливым на этой благословенной северной земле. Всего лишь два дня назад его жена Сайна разрешилась от бремени сыном, их первенцем. Они назовут младенца Мартином. Это имя носил один из предков Льюка, и в молодости Льюк часто заслушивался рассказами о славном воине. Это его меч Льюк носил в ножнах, и меч этот передал ему отец. Льюк был третьим в роду обладателем древнего оружия, и однажды, когда придет время, его сын, Мартин станет четвертым.
В племени готовились к пиру в честь рождения сына Льюка и Сайны, первого младенца, родившегося здесь, на Северном Берегу. Намечался большой костер. Когда Льюк и его друзья подошли достаточно близко к пещерам, они увидели на берегу, выше линии прилива, растущую груду плавника, прибитого волнами. Две мыши-подростка, выбиваясь из сил, тащили тяжелый кусок дерева. Льюк улыбнулся, глядя, как они стараются.
— Ну что, Тимбаллист и Фриплл, вы, видно, рассчитываете дотащить это бревно до костра как раз к новому времени года?
Оба носильщика были не старше трех времен года. Они устало сели на бревно, глядя на Льюка круглыми глазами:
— Оно слишком большое для нас, Льюк! Ты нам не поможешь?
Воитель вытащил из ножен свой меч, поднял его высоко над головой и глубоко вонзил острый клинок в дерево.
— А теперь беритесь вместе со мной за рукоятку. Посмотрим, пойдет ли легче, если вместо одного силача приналягут трое. Давайте!
Энергично взявшись, Льюк поволок кусок дерева по песку. Ему было приятно смотреть, как два подростка, ухватившись за рукоятку, стараются изо всех сил.
Дотащив бревно, Льюк разрешил Тимбаллисту и Фриппле помочь ему высвободить клинок, хотя, конечно, легко справился бы с этим сам. Он вытер лапой лоб и кивнул своим помощникам:
— Уф-ф! Спасибо за помощь, друзья! Славно поработали!
Мышка-подросток Фриппл схватила Льюка за лапу:
— Льюк, можно мне к тебе в пещеру, посмотреть на маленького Мартина, ну, пожалуйста, ну Льюк!
Льюк не смог удержаться от улыбки при виде умоляющей мордочки Фриппл. Он ласково пощекотал ее крошечную лапку:
— Конечно, можно, красавица. Ну а ты, Тимбал, разве не хочешь посмотреть?
Тимбаллист мрачно проворчал:
— Я останусь стеречь наши дрова, пока вы не вернетесь.
Колыбель Мартину сделали из выдолбленного бревна, выстелив его изнутри мягким мхом и тканым одеялом. У колыбели сидели те, кто был особенно дорог Льюку, его семья: жена Сайна и ее мать Уиндред. Вскрикнув от восторга, Фриппл склонилась над колыбелькой и взяла крошечные лапки младенца в свои:
— Что за чудесный парнишка!
Сайна вовремя удержала Фриппл за рубашечку, а не то она свалилась бы в колыбель:
— Да, он славный ребенок, с ним никаких хлопот. Он у нас будет еще больше и сильнее, чем отец, когда вырастет.
Мартин смотрел на отца, склонившегося над ним, круглыми серьезными глазенками. Малыш протянул лапку и дотронулся до рукоятки отцовского меча, которая высунулась у Льюка из-за плеча. Это привело Льюка в восторг:
— Ого! Посмотрите, каков! Уже хочет отнять у меня меч!
Уиндред заволновалась:
— Осторожно! Он может порезаться!
Льюк успокоил старую мышь:
— Да нет, он не порежется! Мартин ведь воин, я чувствую. Дайте моему сыну подержать меч. Настанет день, когда он будет принадлежать ему.
Сайна посмотрела, как ее серьезный малыш пытается обхватить лапками черную рукоять, украшенную красным камнем, и невольно вздрогнула:
— Да позаботится судьба о том, чтобы ему никогда не пришлось обнажить этот меч на войне!
Льюк осторожно вынул меч из крошечных лапок и выпрямился:
— Не волнуйся, Сайна, пока я рядом, этого не произойдет. Кроме того, я не думаю, что здесь, на севере, кто-нибудь станет нас беспокоить. Мы тщательно осмотрели берег и скалы. К югу все спокойно, а севернее нас — только огромные скалы, что высятся в море. До них дня три пути отсюда. И нигде мы не заметили ни единого следа хищника. Ну, как идут приготовления к пиру?
Уиндред повернулась ко входу в пещеру. На берегу мыши раскладывали свои припасы у еще не зажженного костра. Каждый принес что мог, но этого явно было недостаточно. Уиндред усмехнулась:
— Ха! Пир, говоришь? Удивительно, как мы еще не умираем с голоду на этом благословенном берегу! Ты привел нас в холодные и голодные земли, Льюк.
Сайна укоризненно возразила матери:
— Ты несправедлива, мама. Льюк не виноват. Где было много еды, там и врагов было много. По крайней мере здесь мы в безопасности, а когда придет весна, мы сможем обрабатывать землю на вершинах скал. Мы посадим что-нибудь. Льюк говорит, что почва там хорошая. А ягоды, которые вчера нашел старый Твула?
Много-много времен года он был вожаком кочевого племени. Давным-давно мыши покинули теплые изобильные места, где любой, кто искал мира и покоя, мог стать добычей злобных хищников. Постоянные войны с превосходящим по численности противником вынудили племя вести кочевой образ жизни, выбирать места, где можно было спокойно уснуть ночью, закрыв глаза и не сжимая рукоятку меча. И тогда из благодатных и плодородных умеренных широт мыши пошли на север, где климат суров, а земля холодна и скудна. В тот день, когда они пришли на Северный Берег, Льюк воткнул свой меч в землю. Здесь будет жить его племя. В уединенном и спокойном месте, далеком от войн и других тревог.
Все племя одобрило решение Льюка. Трудолюбивые звери могли прокормиться и здесь, лишь бы им не мешали. В прибрежных скалах были пещеры, южнее — каменистый мыс выдавался в море. Казалось, тут безопасно: сзади неприступные скалы, впереди — безбрежное море. На вершинах скал была неплохая почва, пригодная для обработки весной, летом и осенью.
Первые несколько дней они жили очень скромно, питаясь тем, что принесли с собой, и обустраивая пещеры. За это время Льюк и его соратники обследовали окрестности, выясняя, есть ли поблизости враги: банды хищников, грабителей и мародеров. Льюк понимал, что его племя — небольшое, к тому же оно устало от кочевья и не сможет дать отпор превосходящим силам. Но, к счастью, никаких следов возможных врагов Льюк не обнаружил.
И на четвертый день Льюк и его товарищи пустились в обратный путь, к пещерам. Воитель шел легкой походкой, и все его существо переполняла радость. Он чувствовал себя счастливым на этой благословенной северной земле. Всего лишь два дня назад его жена Сайна разрешилась от бремени сыном, их первенцем. Они назовут младенца Мартином. Это имя носил один из предков Льюка, и в молодости Льюк часто заслушивался рассказами о славном воине. Это его меч Льюк носил в ножнах, и меч этот передал ему отец. Льюк был третьим в роду обладателем древнего оружия, и однажды, когда придет время, его сын, Мартин станет четвертым.
В племени готовились к пиру в честь рождения сына Льюка и Сайны, первого младенца, родившегося здесь, на Северном Берегу. Намечался большой костер. Когда Льюк и его друзья подошли достаточно близко к пещерам, они увидели на берегу, выше линии прилива, растущую груду плавника, прибитого волнами. Две мыши-подростка, выбиваясь из сил, тащили тяжелый кусок дерева. Льюк улыбнулся, глядя, как они стараются.
— Ну что, Тимбаллист и Фриплл, вы, видно, рассчитываете дотащить это бревно до костра как раз к новому времени года?
Оба носильщика были не старше трех времен года. Они устало сели на бревно, глядя на Льюка круглыми глазами:
— Оно слишком большое для нас, Льюк! Ты нам не поможешь?
Воитель вытащил из ножен свой меч, поднял его высоко над головой и глубоко вонзил острый клинок в дерево.
— А теперь беритесь вместе со мной за рукоятку. Посмотрим, пойдет ли легче, если вместо одного силача приналягут трое. Давайте!
Энергично взявшись, Льюк поволок кусок дерева по песку. Ему было приятно смотреть, как два подростка, ухватившись за рукоятку, стараются изо всех сил.
Дотащив бревно, Льюк разрешил Тимбаллисту и Фриппле помочь ему высвободить клинок, хотя, конечно, легко справился бы с этим сам. Он вытер лапой лоб и кивнул своим помощникам:
— Уф-ф! Спасибо за помощь, друзья! Славно поработали!
Мышка-подросток Фриппл схватила Льюка за лапу:
— Льюк, можно мне к тебе в пещеру, посмотреть на маленького Мартина, ну, пожалуйста, ну Льюк!
Льюк не смог удержаться от улыбки при виде умоляющей мордочки Фриппл. Он ласково пощекотал ее крошечную лапку:
— Конечно, можно, красавица. Ну а ты, Тимбал, разве не хочешь посмотреть?
Тимбаллист мрачно проворчал:
— Я останусь стеречь наши дрова, пока вы не вернетесь.
Колыбель Мартину сделали из выдолбленного бревна, выстелив его изнутри мягким мхом и тканым одеялом. У колыбели сидели те, кто был особенно дорог Льюку, его семья: жена Сайна и ее мать Уиндред. Вскрикнув от восторга, Фриппл склонилась над колыбелькой и взяла крошечные лапки младенца в свои:
— Что за чудесный парнишка!
Сайна вовремя удержала Фриппл за рубашечку, а не то она свалилась бы в колыбель:
— Да, он славный ребенок, с ним никаких хлопот. Он у нас будет еще больше и сильнее, чем отец, когда вырастет.
Мартин смотрел на отца, склонившегося над ним, круглыми серьезными глазенками. Малыш протянул лапку и дотронулся до рукоятки отцовского меча, которая высунулась у Льюка из-за плеча. Это привело Льюка в восторг:
— Ого! Посмотрите, каков! Уже хочет отнять у меня меч!
Уиндред заволновалась:
— Осторожно! Он может порезаться!
Льюк успокоил старую мышь:
— Да нет, он не порежется! Мартин ведь воин, я чувствую. Дайте моему сыну подержать меч. Настанет день, когда он будет принадлежать ему.
Сайна посмотрела, как ее серьезный малыш пытается обхватить лапками черную рукоять, украшенную красным камнем, и невольно вздрогнула:
— Да позаботится судьба о том, чтобы ему никогда не пришлось обнажить этот меч на войне!
Льюк осторожно вынул меч из крошечных лапок и выпрямился:
— Не волнуйся, Сайна, пока я рядом, этого не произойдет. Кроме того, я не думаю, что здесь, на севере, кто-нибудь станет нас беспокоить. Мы тщательно осмотрели берег и скалы. К югу все спокойно, а севернее нас — только огромные скалы, что высятся в море. До них дня три пути отсюда. И нигде мы не заметили ни единого следа хищника. Ну, как идут приготовления к пиру?
Уиндред повернулась ко входу в пещеру. На берегу мыши раскладывали свои припасы у еще не зажженного костра. Каждый принес что мог, но этого явно было недостаточно. Уиндред усмехнулась:
— Ха! Пир, говоришь? Удивительно, как мы еще не умираем с голоду на этом благословенном берегу! Ты привел нас в холодные и голодные земли, Льюк.
Сайна укоризненно возразила матери:
— Ты несправедлива, мама. Льюк не виноват. Где было много еды, там и врагов было много. По крайней мере здесь мы в безопасности, а когда придет весна, мы сможем обрабатывать землю на вершинах скал. Мы посадим что-нибудь. Льюк говорит, что почва там хорошая. А ягоды, которые вчера нашел старый Твула?