И действительно, не успела Крегга договорить, как в зал ввалились Бурак и Нимбало.
   Нимбало быстро освоился в аббатстве и чувствовал себя в Рэдволле как рыба в воде. Он сновал повсюду, появлялся тут и там, помогал на кухне, болтал с Дроггом в погребах, давал советы в саду… А уж с зайцем Нимбало мог день-деньской врать наперегонки. Вот и сейчас Бурак прямо с порога раскрыл рот:
   — Приветствуем вас, леди. Не могли противостоять желанию посетить прелестных дам, во!
   — Я, стало быть, прелестница, — шепнула Крегга Мгере и Фавилле. — Давайте сразу к делу, меньше болтовни. Говори, Нимбало, я этому вруну не поверю.
   Нимбало выгнул грудь колесом:
   — Эти двое в кухне, брат Бобб и Брогл. Мы хотим им помочь, а они не разрешают. Выгнали нас, так ведь, приятель?
   Бурак звякнул колокольчиками, кивнув головой:
   — Точно. Выперли взашей, а за что? Пара горсток каштанов в сахаре, во, чуток фруктового пирога, э-э… Пирог с грибами, миска салата, крошка творогу да…
   — Стоп, стоп! — перебила Мгера. — Похоже, вы собирались полностью очистить кладовые. Я бы на месте Бобба вас метлой вымела.
   Уши зайца скорбно поникли.
   — Во, во! Жестокие слова, жестокое обращение. И мисс Мгера даже не взглянет на то, что мы нашли, ей это не интересно, во. Пошли отсюда, друг.
   Фавилла мигом подскочила к зайцу и вцепилась в его ухо:
   — Отдай немедленно!
   — Ай, ай! Сама отдай, во! Отдай ухо! Ним, отдай ей, выменяй на мое ухо, не то быть мне редким одноухим экземпляром.
   Нимбало протянул Мгере полоску выцветшей зеленой ткани.
   — Мы обнаружили это на подошве сандалии брата Бобба. Когда он вышиб нас из кухни, это прилипло к моему хвосту.
   Мгера пощупала ткань:
   — Да, немножко намазано медом. Все остальное то же. Сиренью пахнет. А что написано? РОСНА. Заглавными.
   Фавилла выпустила зайца.
   — Странное слово. Как будто название какого-то существа. Может быть, одно из многочисленных имен мистера Бурака?
   • Бурак морщился и тер оскорбленное ухо.
   — Нет у меня такого имени, мисс.
   Мгера сложила тряпицу и сунула в сумку-набрюшник, к остальным таким же.
   — Мы пытаемся разгадать эту загадку, но пока никак. Иногда аж голова раскалывается, — пожаловалась она.
   Крегга протянула громадную лапу и положила ее на голову выдры:
   — Мне кажется, что скоро ты ее разгадаешь. А теперь идите-ка вы все на солнышко, а я посплю. Устала я с вами.
   Мгера остановилась в дверях и обернулась. Крегга лежала спокойно, опустив голову на подушку. Не было еще случая, чтобы она ошиблась, подумала Мгера. Но когда придет решение?

32

   В Большой зал торжественно внесли большие столы. Один поставили у ног Крегги, два других — с обеих сторон ее постели. Предстоял праздник в ее честь. Перед старой барсучихой поставили ее любимые яства: горячие лепешки, творог, засахаренные фрукты, летний салат. Дрогг с кротоначальницей Брулл и двумя добровольцами, Бураком и Нимбало, подбирали напитки к столу.
   Мгера и Фавилла занимались малышами. Мыльная трава с розовыми лепестками и миндальным маслом наполнила помещение свежим, бодрящим ароматом. Вымытую малышню обряжали в безукоризненно чистые одежки. Некоторые пугались излишней чистоты и упирались всеми четырьмя лапами. Словом, в Рэдволле царствовала обычная предпраздничная суета.
   Вечером колокола Рэдволла пригласили обитателей на праздник. Мгера и Филорн пришли вместе, взявшись за лапы.
   — Жаль, что Дейны нет с нами, — вполголоса сказала Мгера матери. — Я его так долго не видела, да и потом только мельком.
   — Ничего, у вас еще будет время узнать друг друга. Командору можно верить, он вернется с Дейной. А теперь улыбайся и не расстраивай нашу матушку-барсучиху.
   Сестра Алканет содрогнулась от ужаса, заслышав какое-то треньканье и бряканье. Бурак и с полдюжины выдр волокли в Большой зал аккордегардию. Сестра фыркнула:
   — Неужели вы хотите испортить праздник этой своей адской шарманкой?
   — Чарующие звуки небесного инструмента никак не могут испортить праздник, мэм, во…
   Когда все расселись и колокола перестали звонить, Бурак вскочил, застучал ложкой по столу и заорал:
   — Звери добрые, минуточку молчания-внимания, брат Хобен прочитает благодарственную молитву, во.
   Молитва прозвучала в благоговейной тишине, а в конце раздалось дружное и нестройное «Аминь!». Заяц снова застучал ложкой:
   — Еще внимание, во! Предлагаю тост в честь матушки-барсучихи нашего аббатства леди Крегги, ради которой мы здесь все и собрались!
   Все присутствующие, даже самые маленькие малыши, повскакали с мест и подняли свои бокалы, кубки, кружки, чашки. Казалось, балки рухнут от крика:
   — За Креггу!!!
   Гундил, распираемый эмоциями, нырнул под стол и подбежал к постели Крегги.
   — Хурр-хурр, мы все вас очень любим. Скажете нам что-нибудь?
   — Спасибо, Гундил. Всем спасибо, друзья. Да, я хочу вам кое-что сказать, и притом весьма важное. — Незрячие глаза барсучихи, казалось, видят и Гундила, и тех, кто подбежал к ней вслед за ним.
   — Мы все обратились в слух, во!
   — А ты еще и в уши, — пробормотал Нимбало. В наступившей тишине все его услышали, раздался хохот.
   — Спасибо, спасибо, друзья, — продолжала Крегга. — Я прошу вас разойтись по местам и приступить к трапезе. Вы будете есть, а я — говорить.
   Все расселись, а Крегга снова заговорила:
   — Сезоны аббатисы Песенки закончились еще до того, как родился самый старый из вас. Мне, как ближайшему своему другу, она завещала заботу об аббатстве и его обитателях. Она предлагала мне стать настоятельницей, но я предпочла подождать, пока появится подходящий кандидат на это место. При этом я не забывала советы мудрой аббатисы Песенки. Наконец мне показалось, что это свершилось. Я наблюдала и проверяла, испытывала и делилась опытом его подготовкой. Никто не может жить вечно, это стало для меня особенно очевидным, когда грудь мою пронзила стрела. И сегодня я предлагаю вам избрать нового настоятеля аббатства.
   Тут все, и даже заяц, прекратили жевать.
   — Мгера, дочь Филори, подойди ко мне, пожалуйста.
   Мгера поднялась и под аплодисменты, одобрительные выкрики и грохот ложек по столам направилась к Крегге, подталкиваемая и подбодряемая со всех сторон.
   — Поздравляю, дорогая! Подумать только, моя дочь — настоятельница Рэдволла!
   — Хурр-хурра-а! Матушка Крегга знает, кого выбрать, у нее глаза на верном месте, даром что слепая как крот и даже еще слепее, хурр-хурр-хурр…
   Сестра Алканет сунула Мгере в лапы чистый платок:
   — Прямее держитесь и никаких слез, барышня. Что ж, на месте Крегги я тоже вас бы выбрала.
   Мгера добралась до постели барсучихи, опустилась возле нее на подушку и заплакала:
   — Крегга, ты не умрешь?
   — Вот еще! Умереть на собственном празднике и оставить этому длинноухому обжоре всю свою вкуснятину? Ты лучше посмотри… — И она вытащила что-то, завернутое в зеленоватую ткань. Она сняла полоски зеленой ткани и отдала их Мгере вместе с небольшой книжечкой, которая под ними скрывалась. — Конец твоей тайне. Все осны-сосны, которые мы с Хоргом не успели спрятать. В книжечке ты можешь прочитать об этом, но лучше оставь на завтра. А сейчас у нас праздник, и я не хочу, чтобы кто-то на нем лил слезы. Ваша новая настоятельница Мгера хочет что-то сказать.
   Наступила тишина. И тут раздался писк какого-то малыша:
   — Что никогда больше не надо мыться!
   Мгера рассмеялась:
   — Нет-нет. Давайте веселиться, друзья! Продолжаем праздник!
   Крегга выждала, пока затихнет радостный шум, и подняла лапу:
   — У меня еще одно краткое сообщение. Испытательный срок мистера Бурака истек, теперь он полноправный житель Рэдволла.
   Заяц вскочил с набитым ртом и затараторил:
   — Долгий был срок, во! Позвольте по этому случаю исполнить какой-нибудь шедевр на аккордегардии. Что бы вы пожелали услышать, мэм? — спросил он у Крегги. — Балладу, реквием, плач отвергнутого влюбленного…
   — Ничего печального, ничего скорбного, — улыбнулась Крегга. — Я бы предпочла услышать… старый боевой марш. Знаешь его, заяц?
   Бурак уже крутил колесики и дергал рычаги своего музыкального монстра.
   — Знаю ли я его? Я выучил этот марш, сидя на лапах дедушки Бэгската. Вы его помните, конечно. Самый отчаянный и прожорливый заяц Дозорного Отряда.
   — Хватит болтать, начинай, — легонько подтолкнула его кротоначальница Брулл.
   Заяц рванул струны, дернул рукоятку и ударил в барабан. Из инструмента поднялось облако пыли и вылетели три божьих коровки. И грянул боевой марш.
   Гремели барабаны аккордегардии, топали в такт сидящие за столами, а Крегга вспоминала дни молодости. Могучая воительница во главе тысячи зайцев Долгого Дозора… Зоркие глаза ее выслеживали неприятеля и следили за порядком в собственном войске. Не утомляли ее ни долгие дни, ни трудные переходы. Напевая мелодию марша, шагала она во главе войска рядом с лихими офицерами-командирами. Синее небо, золотое солнце, зеленые долины.
   Мгера почувствовала, что лапа барсучихи стала тяжелей. Лицо Крегги оставалось спокойным и мирным, на нем еще жила улыбка. Бурак закончил пение и раскланивался во все стороны под аплодисменты, выкрики слушателей и шипение своей затихающей музыкальной машины. Сестра Алканет почуяла неладное и заспешила к постели барсучихи.
   — Заснула? — тревожным шепотом спросила она у Мгеры.
   Мгера осторожно прикоснулась к незрячим глазам, опустив их веки.
   — Да, сестра. Наша матушка-барсучиха заснула вечным сном.
   В глазах Алканет появились слезы. Мгера сжала ее лапу:
   — Крепитесь, сестра. Выплачемся позже. Продолжим
   праздник в ее честь. Выше голову, улыбайтесь!
   Сестра Алканет отошла к Филорн.
   — Воистину, ваша дочь — прирожденная настоятельница аббатства.

33

   Грувен продвигался на юг между дюнами, сквозь начинавшую таять в солнечных лучах дымку. Справа шумели бьющиеся о берег волны. По неизвестной ему причине лагерь Юсказанн опустел. Стая двинулась на юг, как ему удалось определить после длительного рыскания по береговому пляжу и между дюнами.
   Припасы подошли к концу, но пищу всегда можно раздобыть. Вот, например, довелось позавтракать из мышиного котла. Недавно он заметил, как семейство мышей готовит пищу у подножия песчаного холма. Нескольких энергичных прыжков на вершине было достаточно; чтобы склон холма пополз вниз и похоронил под собою нахальных грызунов. Отдохнув часок, Грувен спустился и закусил тем, что не испортил песчаный оползень.
   Следя за восходящим светилом, Грувен еще раз повторил в уме историю, которую собирался рассказать в стае. Ладная получилась история, не придерешься. Потом отрепетировал праведный гнев по случаю смены лагеря. Надо будет найти виновных и истребить их безо всякого снисхождения, чтобы укрепить свой авторитет вождя… Грувен Занн Юсказанн!
   Он вышел из дюн и зашагал по твердому береговому песку, укатанному морскими волнами. Можно было оставить след. Он уже уверился в том, что шли они вдоль берега. Скоро, должно быть, покажется дым от лагерных костров. К полудню Грувен устал, выдохся. Вернувшись в дюны, он нашел уголок поукромнее и безмятежно заснул.
   Выспаться вволю, однако, не удалось. Разбудил его грубый пинок в бок. Кто-то бесцеремонно выдрал из-за пояса меч. Ужас сковал лапы и перехватил горло, пришлось напрячь все оставшиеся силы, чтобы огрызнуться:
   — Что такое? Кто такие?
   Крупная ласка-самка еще раз пнула его и, не удостоив ответом, приказала:
   — Заткнись и поднимай свою задницу.
   Среди задержавших его Грувен узнал крысу Веррула. Татуировка на его морде изменилась. На знакомый узор легли зеленые волнистые линии, а на каждой щеке красовался желтый кружок. Грувен облегченно вздохнул:
   — Веррул, приятель, что тут происходит? Мы же с тобой одной стаи, оба Юсказанн!
   Веррул дернул веревку, которой обмотали лапы Грувена. Не глядя на бывшего вождя, он проворчал:
   — Нет больше никаких Юсказанн. Мы все вошли в Юскабор. Живей, пошевеливайся!
   Ласка, которую звали Грузла, больно ткнула Грувена в спину:
   — Ты, видно, глухой. Я больше повторять не буду. Заткнись, или прирежу. Говорить будешь у вождя.
   Уже к вечеру изможденного Грувена довели до нового лагеря. Он сразу заметил, что палаток примерно вчетверо больше, чем на прежней стоянке. Народу, стало быть, около трех сотен. Встречались знакомые лица, все с новой татуировкой, как у Веррула. Число лис сильно возросло. Грузла остановилась перед большой палаткой, разрисованной разноцветными фигурами. Она сшибла Грувена с ног, ткнув его мордой в песок.
   — Следите, чтоб не дергался.
   Она исчезла в палатке и вскоре вернулась. Еще через некоторое время входной полог палатки откинулся, и вышли трое. Грувен сразу узнал Гриссу. Еще одна такая же сухая старая лисица явно была ясновидящей. Плащ, кости, сумка, ожерелья… Грувен скользнул по жрицам взглядом и уставился на третьего. Крупный лис с неуловимым выражением физиономии и жесткими золотыми глазами убийцы возглавлял группу и возглавлял стаю. Это Грувен понял сразу, несмотря на простое одеяние лиса. На нем была короткая черная плащ-накидка, на бедрах болталась юбка-килт, тоже черного цвета. Юбку придерживал пояс, скрепленный цепью, на поясе сабля. Роган Бор мельком глянул на Грувена и повернул голову к Гриссе:
   — Это преемник Сони Рата?
   — Да, о вождь, — с почтительным поклоном подтвердила Грисса. — Это горностай Грувен Занн, поклявшийся убить Тагеранга.
   — Развязать, вернуть оружие, — бросил вождь, ни к кому не обращаясь.
   Грузла мгновенно бросилась к Грувену, заторопились и трое стоявших рядом с ним. Все здесь знали свое место и знали, что и когда делать.
   Грувен понял, что сразу его не убьют. Значит, надо укреплять свои позиции. Без изрядной доли блефа это невозможно. Очевидно, Роган Бор решил, что перед ним воин. И Грувен мужественно сузил глаза, расправил плечи и встал, опершись на меч. Рта он, однако, не раскрывал. Инстинкт самосохранения подсказал ему, что с Роганом Бором шутки плохи. Золотистый лис оглядел Грувена с головы до пят:
   — Сын Антигры?
   — Д-да, — почему-то запнувшись, ответил Грувен.
   Лапа Рогана Бора покоилась на рукояти сабли.
   — Я Роган Бор Юскабор, вождь южных берегов. Я присоединил Юсказанн к своей стае, к Юскабору. Антигра, твоя мать, взбунтовалась против меня. Я убил ее.
   Грувену стало неуютно от равнодушного тона, которым продолжал речь Роган Бор.
   — Хочешь ли ты, Грувен Занн, отомстить за смерть матери? Меч при тебе, ты свободен. Ты можешь вызвать меня на поединок здесь и сейчас.
   Нервы Грувена натянулись до предела. Он понимал, что, подняв меч, сразу превратится в покойника. Но безумная надежда стать хоть когда-нибудь вождем стаи придавала решительности. И он выкинул козырную карту, надеясь произвести впечатление на лиса-воина.
   — Меня зовут теперь Грувен Занн Тагеранг. Восемь воинов покинули со мной лагерь. Вернулся я один. И я убил Тагеранга.
   Роган повернулся к своей жрице:
   — Эрма, что скажешь об этом?
   — Ничего, повелитель. Я не вижу признаков смерти Тагеранга.
   Горящие золотые глаза сверлили теперь Гриссу.
   — А ты?
   — Ничего, о вождь, — потупилась Грисса. — Знамения молчат об этом. Кто знает…
   — Я знаю! — выкрикнул Грувен. — Я знаю, потому что я теперь Тагеранг. Я убил его и принял его имя.
   Грисса чувствовала себя между двух огней. Она была почти уверена, что Грувен врет. Почти. А вдруг… Но на чьей стороне сила, она видела ясно.
   — Грувен Занн, ты поклялся принести в лагерь голову Тагеранга. Где она? — спросила Грисса.
   Грувен усмехнулся. Ответ на этот вопрос он много раз репетировал.
   — Погода жаркая. Сколько можно по такой жаре таскать с собой дохлятину? Я донес ее до старого лагеря, но там пришлось выкинуть.
   В порыве справедливого возмущения Грувен повернулся к Рогану Бору.
   — Слово воина Юска! Я убил Тагеранга этим мечом.
   Золотые глаза спокойно смотрят на Грувена. Физиономия вождя ничего не выражает. Лапа все еще на рукояти сабли.
   — Слышу, Грувен Занн. Но не слышу ответа на первый вопрос: вызываешь ли ты меня на поединок, чтобы отомстить за смерть матери и занять место вождя?
   Чтобы сохранить голову и шансы на место вождя, приходилось соображать быстро.
   — Мы оба могучие воины, — откликнулся Грувен. — Стая ничего не выиграет, если лишится одного из нас. Когда вы все поймете, что я Тагеранг, стая примет решение.
   Роган Бор повернулся к Грузле:
   — Возьми шестерых, поставь Грувену палатку. Кормить, охранять.
   Уже отвернувшись, чтобы уходить, бросил Грувену:
   — Приглашаю завтра к завтраку, Грувен Занн. Там и побеседуем.
   Грувен сидел в своей палатке и жевал жареную птицу, запивая ячменным вином. Пища высшего качества! Кто он, почетный гость или пленник? Почетный караул у его палатки или тюремные надзиратели?
   Роган Бор задал работу своим жрицам. Он наблюдал, как они мечут кости, жгут в костре перья, перебирают четки. Спокойно ждал, спокойно выслушал сообщения.
   — Ничего нового, повелитель. Сплошной туман.
   — Да, о вождь, но время обнажит истину.
   Золотистый лис не возражал.
   — Время покажет, верно, но терпеть этого лицемера здесь… Он наверняка затеет заговор за моей спиной. Если он убил Тагеранга, почему он не вызвал меня? Я убил его мать, занял его место. Если бы я был на его месте, он бы уже кормил морских рыб. Ладно. Свободны. Я сам подумаю.
   Утренняя заря заползала на небо. Роган Бор сидел перед угольками костра в своей палатке. Он прищурил глаз и уставился в спину часового у палатки. Постовой обернулся и отсалютовал копьем.
   — Слушаю, вождь!
   — Повар пусть несет завтрак для двоих. Грувена сюда.
   Грувен привык спать долго, он еще зевал, появившись в палатке Рогана. Не выказывая презрения к лентяю, вождь кивнул:
   — Сядь, Грувен Занн. Ешь и отвечай на мои вопросы. Правду говори.
   Грувен принялся за кашу с морскими раковинами, приготовившись врать напропалую.
   Роган вообще к еде не прикоснулся.
   — Где ты убил Тагеранга? Назови место.
   — У старого лагеря.
   — Но ты говорил, что голову туда принес. Откуда?
   Грувен принялся долго и медленно запивать еду, обдумывая ответ.
   — Ну да. У старого лагеря я его выследил. Шел за ним три дня. Убил и вернулся к старому лагерю, посмотреть, может, кто вернулся. Никого там не оказалось, и я выкинул голову.
   — Ну-ну. Потом обнаружил наши следы и пошел по ним. А почему не заметил этих следов раньше?
   — А, да… — Грувен проклинал себя за ошибку, лихорадочно ища ответ. — Ну, я ведь не кого-нибудь выслеживал, а Тагеранга. Остальное тут забудешь, пожалуй.
   — Пожалуй. Ладно, наелись, пошли.
   — Куда? — удивился Грувен.
   —' В старый лагерь. Голову искать.
   Недожеванная пища во рту Грувена как будто превратилась в золу. Он едва нашел в себе силы кивнуть.
   Оставив на месте охрану, Роган Бор повел стаю в старый лагерь. Грувен шел под надежной охраной. Точнее, его вели.

34

   Прекрасным осенним утром Хорг и Хобен работали в Большом зале. Они ремонтировали окна, разбитые камнями осаждавшей аббатство нечисти. Хорг придерживал стремянку, а брат Хобен вставлял в витраж тщательно подобранный и подрезанный кусок хрусталя и заполнял шов свинцом. Закончив работу, они сложили стремянку и подмели осколки.
   Из кухни прискакали Брогл и Фавилла. Они помахали старикам лапами: — Привет! Старик Хорг тоже замахал им лапой.
   — Если вы наружу, не хлопайте дверью. Дайте окну осесть.
   Белки осторожно закрыли дверь и понеслись в сад.
   — Смотри, красота какая! — восторгалась Фавилла. — Золотые и красные листья, желтые груши, розовые яблоки. А вон аббатиса. Мгера, привет!
   Мгера стояла возле яблони позднего сорта с несколькими малышами. Она помахала лапой друзьям, а малыши не отрывали глаз от дерева. Только Трей прижал лапу к губам:
   — Ш-ш-ш! Мать-настоятельница Мгера велела не прыгать и не топать. Яблоки сами должны падать, когда созреют.
   Фавилла и Брогл подошли к группе.
   — Это игра? — спросила Фавилла у Фигл. — А нам можно?
   Фигл кивнула.
   — Кто увидит, как падает яблоко, получит приз.
   В этот момент яблоко сорвалось с дерева и упало Броглу на макушку.
   — Я увидел, я, я! — завопил ежонок Вегг.
   — А я почувствовал, — потер голову Брогл.
   Мгера чуть не опрокинула Фавиллу и весьма несолидно для матери-настоятельницы понеслась к дверям аббатства.
   — Мама, мама! Падают! Падают! — кричала она на бегу.
   За ней, смеясь, крича и толкаясь, побежали малыши.
   Первой в кухню ворвалась Мгера. Она с трудом удержала равновесие. Филорн подхватила ее, но их обеих чуть не сшибли с ног ворвавшиеся за Мгерой малыши.
   Трей вскарабкался на лапы Мгере, перескочил к Филорн и завопил:
   — Филорн, мэм, осенние яблоки падают!
   Мгера поддержала Филорн, но Трей по инерции сорвался и плюхнулся головой в пирог.
   — Хорош, хорош, — приговаривал брат Бобб, под смех малышни выуживая ежонка из пирога.
   Блек и Слек плескались в пруду. Заметив приближение Филорн и Мгеры, они вылезли на берег и вежливо махнули хвостами.
   — Осенние яблоки начали падать, я сама видела, — сообщила Мгера. — Что нужно делать?
   — Только ждать, — вздохнула Слек. — Мы будем следить со стены, не сомневайся. А ты занимайся своими делами. Как что заметим, сразу дадим вам знать.
   — Спасибо, Слек, но мы пойдем на стену с вами.
   — Не надо этого делать, — возразила Блек. — Командор вряд ли нас за это похвалит. Стену уж оставь нам.
   — Командора я беру на себя, — заверила Мгера. — Мы идем с вами. Мама, скажи Фавилле, чтобы нам туда носили еду, и попроси кротоначальницу прислать одеяла для всех.
   Одеяла на крепостную стену принес Гундил. Он вручил Мгере мягкое розовое.
   — Хурр, мать-настоятельница, это для тебя. Я уж тут побуду с вами.
   — Спасибо, Гундил. Извини, что у меня в последнее время для тебя остается так мало времени.
   Гундил потерся головой об ее лапу:
   — Хурр-хурр, дела аббатства, понятно, понятно. Ничего, потом легче будет и время найдется.
   Мгера хлопнула лапой но одеялу, приглашая крота сесть рядом.
   — Вот уже немножко нашлось. Что это у тебя?
   Гундил вытащил книжку аббатисы Песенки, завернутую зелеными полосками.
   — Хурр, плохо у меня с чтением, мать-аббатиса. А послушать люблю. Кроты любят слушать, когда им читают, хурр.
   Мгера сняла полоски с книги.
   — Откуда начнем чтение? И перестань называть меня матерью. Мгерой меня зовут, ты ведь не забыл?
   — Не-ет, не забыл, — расплылся Гундил в улыбке. — С начала начнем, хурр.
   И Мгера прочла первую строку:
   — «Я, Песенка, мать-настоятельница аббатства Рэдволл, оставляю эти записки для того, кто займет мой пост после меня.
   Скромность — обязательное свойство настоятеля аббатства;
   терпение — обязательное свойство настоятеля аббатства;
   мудрость — обязательное свойство настоятеля аббатства;
   понимание — обязательное свойство настоятеля аббатства;
   доброта — обязательное свойство настоятеля аббатства;
   сила — обязательное свойство настоятеля аббатства…»
   Мгера хлопнула по непробиваемому рабочему когтю крота.
   — Вот они все, эти основные «осны». А дальше — смелость, сочувствие, справедливость, решимость… список длинный, все читать?
   Гундил в ответ царапнул лапу Мгеры — нежно, чтобы не повредить.
   — Ххурр… только последнюю строчку. Она мне больше всех нравится.
   Мгера заглянула в самый конец.
   — «Я выбираю в настоятельницы Мгеру», — прочитала она каракули, резко отличающиеся от аккуратного почерка Песенки.
   Со своего наблюдательного поста они хорошо видели надгробие Крегги. Мгера посмотрела туда.
   — Представь себе, сколько усилий приложила Крегга, чтобы это написать. Смотри… — Она выбрала одну из полосок. Тем же почерком написанные буквы ЯВВНМ. — Эту полоску я должна была найти последней… Не плачь, друг, Крегге бы это не понравилось.
   — Но Крегга такое чудесное существо… Хурр. Жаль, что ее больше нет с нами.
   Рукки Гарж и Командор сидели рядышком на берегу. Целительница стукнула суковатой палкой по валуну.
   — Хах-х, Дейна, зверь здоровый, здесь, здесь сядь.
   Дейна повиновался и терпеливо сидел, пока она скребла и мяла его физиономию.
   — Ну, малец, — обратилась она к Командору, — глянь теперь.
   Командор посмотрел на морду Дейны, протер глаза, снова посмотрел. Схватил его голову двумя лапами, ощупал, обнюхал…
   — Рукки, королева, не поверил бы, если б не увидел. Ни следа ведь не осталось, ни отметинки! Это чудо!
   — Хи-и, хи-и… — Древняя старуха застеснялась, как девочка. — А покажи нам, где у тебя родинка была, Дейна.
   Дейна протянул Командору правую лапу. Лапа как лапа, никаких отметок, вся темная.
   — Но ведь… — Командор поскреб хвост. — Чтоб мои усы утонули, вот ведь, а?! Дейна, друг, как это она сделала, а?
   Бывший Тагеранг и сам смотрел на свою лапу, как будто ее впервые увидел.
   — Не знаю, Командор. Я ведь спал почти все время. Но когда не спал, жгло как огнем, и лапу и морду.
   Рукки хлопнула его по лапе палкой.
   — Хах-х, зато теперь не болит.
   — Совсем не болит! — И Дейна с силой хлопнул лапами.
   Старая колдунья треснула Дейну палкой в грудь, туда, куда вошла стрела. Дейна даже не дрогнул.