— Никаких заплат, все новое, — похвасталась старуха-целительница. Она указала палкой на валун: — Вон тот.
   Дейна обхватил валун лапами и легко зашвырнул на середину потока. Брызги упали на сидящих на берегу. Рукки вытерла морду и указала на воду:
   — Положи на место.
   Дейна нырнул и появился с валуном.
   — Хах-х, сильный, сильный речной пес.
   Она велела Дейне присесть рядом. Командор одобрительно хлопнул его по плечу:
   — Ведь расскажешь — не поверят!
   — Спасибо, Рукки, ты спасла мне жизнь! — Растроганный Дейна полез к целительнице с объятиями.
   Она встретила его палкой:
   — Не прикасайся ко мне! Никто не смеет до меня дотрагиваться. Иди в пещеру, вытащи из стены свой нож и проваливай.
   Обиженный Дейна стоял, опустив голову и лапы. Вредная старуха похлопала его по хвосту палкой:
   — Хи-хи-хи-их-х-х! Но возвращайся, когда научишься варить суп лучше, чем Командор. Рукки тогда рада будет тебя увидеть.
   Два дня и три ночи держали вахту на крепостной стене сестры-выдры Слек и Блек, Филорн с Мгерой. Иной раз все население толпилось на стене, за исключением брата Бобба и поваров, занятых на кухне. Здесь пели песни и слушали легенды, здесь делились новостями и играли дети. Малышне не смог испортить настроения даже строгий надзор сестры Алканет, настоявшей на том, чтобы детишек связали веревкой. Иначе обязательно свалятся, уверяла Алканет.
   Последнюю вахту третьей ночи несли Фавилла, Брогл, Филорн и Бурак. Они сидели у огня, завернувшись в одеяла, и негромко беседовали. Беспокойный Бурак вызвался сходить помочь на кухне, но его не пустили.
   — Ну и тьфу на вашу кухню. Этот старый пузан Бобб душу вытрясет, пока там надрываешься, хвост отъест, во. Того не трогай, этого не касайся, отойди от пирожков, не подходи к пудингу… Когда наконец жрать принесут, во-во-во? Брюхо возмущается, гудит и стонет, мочи нет терпеть!
   Где-то защебетала первая птаха, ночной туман становился все реже. Фавилла плотнее завернулась в одеяло и пересела ближе к огню.
   — Странные ощущения вызывает этот ночной туман здесь, на крепостной стене.
   Брогл зевнул:
   — Да, меня от этого тумана как-то развозит.
   Бурак фыркнул:
   — Не-е, ребята, не видали вы тумана. Вот я раз попал в гороховый суп, хоть ножом разрезай, во!
   Появился Нимбало, завернутый в одеяло, напоминающий крохотное привидение.
   — Ха, вы в горном тумане не плутали. Оглянешься — так даже своего хвоста не видишь, а вперед смотришь — носа не видать. Такой густой был туман, что в нем лягушки плавали.
   Из-за Нимбало послышался еще один голос:
   — Горные туманы — всего лишь дымки по сравнению с добрым болотным туманом. Из иного болотного тумана можно накроить одеял для моих больничных коек.
   К удивлению сидящих, у огня из ночной мглы выплыла улыбающаяся сестра Алканет.
   — Ха-ха-ха! Здорово придумано! Одеяла для больницы! Ха-ха-ха!
   Филорн распахнула свое одеяло, приглашая Алканет согреться.
   Шаркающей походкой приблизилась кротоначальница Брулл. Туман оседал на шерсть капельками воды. Они причудливо сверкали, освещенные языками пламени.
   — Хурр, солнце скоро, скоро. Туман рассеивается.
   И вот настало утро. Мгера подошла к стоящей между зубцами стены Блек.
   — Когда же наконец вернется Дейна?
   Блек перехватила дротик и повернулась к настоятельнице:
   — Трудно сказать. Яблоки посыпались, верно, но они еще долго падать будут. Рукки Гарж дня не назвала. Придется потерпеть. Ты бы лучше отдохнула. Усталый у тебя вид.
   — Что бы я не сделала, чтобы ускорить этот день!
   — Можно попробовать, — произнес кто-то совсем рядом.
   Мгера обернулась. Неслышно подошел Хорг.
   — Как? — удивленно спросила Мгера.
   — Путеводной песней. Когда я был маленьким, мы, бывало, влезали на стену и пели, чтобы наши путешественники поскорее вернулись живыми и невредимыми.
   Блек и Свек согласно закивали:
   — Да, мы тоже об этом слышали.
   — Командор говорил, что помогает. Надо бы попробовать. Мы споем, а вы все будете подтягивать.
   Мгера улыбнулась:
   — Отличная идея.
   Она прочистила горло и крикнула:
   — Слушайте все! Обитатели аббатства, давайте споем путеводную песню для Дейны, чтобы он скорее вернулся домой!
   Все воодушевленно выразили согласие. Лишь Бурак недовольно забубнил:
   — Что за ерунда! Мой желудок всю ночь пел, чтобы к нему жратва пришла, и ничего, во. А теперь, когда наконец можно ему хоть чуть помочь, придется оставить завтрак и петь песенки парню, который их даже и не услышит.
   — Сэр, — обратилась к зайцу Мгера, подражая ледяным интонациям сестры Алканет, — вы можете поступать, как вам заблагорассудится. Но если вы не присоединитесь к хору, вход на кухню будет для вас закрыт навсегда. Брат Бобб, примите мое указание к сведению.
   — Будет исполнено, мэм! — с жаром откликнулся старший повар.
   Заяц оставил завтрак.
   — Ладно, ладно, шантажисты проклятые… Я хотел сказать, прекрасное утро для веселеньких куплетиков. Давайте, давайте споем поскорее, чего ждем, во?
   Блек и Свек выстроили выдр на стене. Они пошушукались и прокашлялись, раза два перестроились и дружно грянули превеселый марш:
 
Гляди, как солнце ярко горит над головой!
Когда же ты вернешься домой? Домой! Домой!
Уже ложатся тени, а я желаю, чтоб
Скорей раздался топот лап. Топ! Топ! Топ!
А если будут тучи, то есть фонарь у нас,
И я тебя увижу. Раз! Два! Раз!
Скорее, барабанный бой, сверни за поворот!
Ты помнишь ли, что мама стоит и ждет? Ждет!
Вьются ли знамена, славные в бою?
Слышишь ли, как я стою и песню пою?
А если будут тучи, то есть фонарь у нас,
И я тебя увижу. Раз! Два! Раз!
Тучи, расходитесь! Прочь! Прочь, мрак!
Миленький, скорей домой! Шире шаг!
Бабушка, готовь постель! Чайник на плиту!
Песенка кончается! Я жду! Жду! Жду!
А если будут тучи, то есть фонарь у нас,
И я тебя увижу. Раз! Два! Раз!
 
   Песня всем так понравилась, что ее повторили. Подпевали и малыши, топая в такт. Во время третьего исполнения Нимбало вдруг вскарабкался на плечо Бураку и что-то ему зашептал, указывая на юг, туда, где тропа исчезала в лесу. Филорн заметила это и дернула за лапу Блек. Та остановила поющих и громогласно провозгласила:
   — Там, на тропе! Сюда идут! Песня сработала!
   Бурак ссадил Нимбало с плеча и заорал:
   — Ну, чего замолкли, солисты и хористы? А застыли чего? Не ломайте магию! Хорг, ворота нараспашку, живо! Все марш вниз, в колонну, встречать пойдем, во, во!
   Заяц исчез в сторожке и мигом появился с самодельным знаменем. Он примотал старую скатерть Хорга к шесту и размахивал ею над головой.
   Идущие к аббатству выдры заметили встречную колонну и ускорили шаг, потом, потеряв терпение, побежали.
   Бурак размахивал знаменем и выкрикивал команды:
   — Гляньте-ка на них! Ха, мы еще посмотрим, кто кого первый встретит, во! Бросай полевые кухни! Вперед, в атаку! Кровь и клочья! Еулалиа-а-а-а-а!
   Толпа ринулась вперед, Бурака сшибли в канаву. Но даже самые быстроногие не смогли догнать Мгеру и Филорн. А от бегущей с тога колонны выдр оторвалась крупная стремительная фигура, казалось, опережавшая ветер. Лапы колотили тропу, вздымая клубы пыли.
   — Дейна-а-а-а-а-а-а!
   Он схватил обеих и, сжав в объятиях, оторвал от земли. Тут в них врезался Нимбало, свалив с ног. Подбежали с обеих сторон встречающие и вернувшиеся, обступили трепыхающихся в пыли Дейну, Мгеру, Филорн и Нимбало. Раздался дружный, долго не умолкавший смех, заразительный хохот. Хохотали до слез, пугая пролетавших над ними птиц.
   Дейна, сын Риллфлага, вернулся домой.

35

   Очень неуютно чувствовал себя Грувен. Конечно, как и любой трусливый лжец, он убеждал себя, что сможет выпутаться из любой ситуации и достичь всего на свете. Потеря матери не слишком его удручала. Мать вечно донимала упреками, понуканиями, советами. Без нее проще. Плохо, что золотистый лис отнял у него стаю. Но как ее вернуть? Грувен панически боялся Рогана. Таких зверей он еще не встречал. Лис никогда не проявлял обычных для живого существа чувств: удивления, страха, гнева или радости. Никто не видел его улыбки, не слышал гневного окрика. Золотые глаза его, казалось, читали мысли. Встретившись с ним взглядом, Грувен сразу же отводил глаза. При мысли об этом бесстрашном воине и беспощадном убийце у Грувена кровь застывала в жилах.
   Стая маршировала к старому лагерю. Весь день на ногах, простая грубая пища, полное вооружение. Но никто не отставал и не жаловался. Роган Бор шагал во главе колонны, ни с кем не разговаривал, лишь отдавал приказания, выслушивал донесения и изредка советовался со своими жрицами. Грувен попытался было возмущаться, но поджарая лисица тут же накинула на него петлю и грубо прикрикнула:
   — Пошевеливайся, не то мы тебе поможем.
   — Ты смеешь так поступать с Тагерангом? Да я эту веревку вмиг перегрызу. У меня зубы что ножи, — попробовал огрызнуться Грувен и тут же почувствовал, что в спину ему уперлось острие копья.
   — И сразу получишь новый деревянный спинной хребет, — сообщила топающая сзади крыса. — Заткни пасть и шевели лапами.
   Грувен обернулся и плюнул крысе под ноги:
   — Я тебя запомню, крыса. И ты запомни мое имя: Грувен Занн Тагеранг. А копье твое мне что зубочистка.
   Мускулистый хорь, шедший рядом с Грувеном, больно двинул ему локтем в ребра:
   — Зубов для зубочисток не оставлю, понял? Заткнись! Грувен остановился, уперся лапами в песок и завопил:
   — Хватит! Я хочу говорить с Роганом Бором!
   Он не понял, откуда пришел удар, но мысли помутились, в глазах запрыгали искры.
   — Зато он не хочет с тобой говорить, — донеслось откуда-то издалека. — Шевелись!
   Вечером на привале Грувена привязали к дереву. Охрана расселась вокруг, мрачно следя за своим подопечным. Кто-то сунул ему миску. В мутноватой воде плавала раскисшая корка ячменного хлеба.
   — Жри и дрыхни, на заре снова топать!
   Грувен быстро проглотил, что ему дали, свернулся калачиком. В уме он перебирал варианты объяснений, плел паутину вранья. Куда делась голова убитого Тагеранга? Может, ее унес поток, она уже в море, голова. Рыбы съели. А где тело? Конечно, ему зададут такой вопрос. Надо бы «вспомнить», да побыстрее… Скоро уж и старый лагерь. Ах, тело? Да, конечно! Он бросил его в болото. В то самое болото, в котором утопил Спиногрыза. Ха-ха! Что, взяли? То-то же! Попробуй перехитрить Грувена Занна Тагеранга, сковородная морда! Тоже, вождь называется… Да ты и в подметки не годишься Грувену великому, ужасному и хитроумному. Он их еще всех перехитрит, как перехитрил и победил Ифиру и Волога…
   Грувен, конечно, не знал, что дергается и бормочет во сне.
   — Что значит «не убивал»?… Все мертвы, один я остался… Да, я прикончил его…
   — Боевой какой, — процедила сквозь зубы лисица. И презрительно добавила: — Болтун.
   — Да, всех поубивал, и вас тоже. Совсем один остался, — изумился хорь.
   — Во сне, — подняла глаза крыса, точившая камушком копье. — Такие трусы всегда во сне всех убивают, направо и налево.
   В лагере горел лишь один костер. Его зажгли жрицы. Роган Бор сидел рядом, наблюдая, как старые лисицы бросают кости и камушки, сжигают перья и порошки. И бормочут, бормочут не переставая, толкуют знамения, объясняют сочетания. И все объяснения должны поправиться вождю. Лис слушал, слушал и вдруг перебил:
   — Ну-ка повтори!
   — Разве лис не родня волку? — забормотала Эрма чуть громче.
   — Никто не сравнится с лисом в ловкости, хитрости, свирепости. В нем течет кровь великого Вулпаза, правителя Врат Ада.
   Роган Бор поморщился. Это он уже слышал.
   — Грисса, что скажешь?
   Грисса, не отрывая взгляда от только что брошенных костей, продекламировала:
 
Тагеранга взявший имя,
Правь над слугами своими!
Рэдволл… Колокольный звон…
Бойся! Бойся! Страшен он…
 
   — И что это значит? Скажи мне, — потребовал Роган Бор.
   Грисса еще ниже нагнулась над рассыпанными костями. Она как будто не слышала вопроса вождя. Роган и раньше видел, как провидцы впадали в транс, поэтому снова обратился к Гриссе:
   — Повтори и объясни.
   Эрма не слишком жаловала новую жрицу. Грисса оттеснила ее, все чаще склоняя к себе ухо Рогана. Подойдя к Гриссе, Эрма тряхнула ее за плечо и приказала:
   — Говори! Вождь обращается к тебе.
   Грисса вместо ответа клюнула носом и свалилась на разбросанные кости, смешав их.
   — Повелитель, она умерла! — с дрожью в голосе воскликнула Эрма.
   Роган приподнял саблей голову покойницы и снова уронил ее.
   — Старуха. Умерла от старости. А что она сказала, ты понимаешь? Хотя бы слова помнишь?
   Эрма сжалась:
   — Нет, повелитель. Видения одного жреца недоступны другому. Кто знает, что увидела она, стоя на пороге Адских Врат, где правит…
   Роган отмахнулся от нее и улегся на отдых.
   — Скажи, чтобы ее похоронили. Ничего она не увидела. Бред умирающего ничего не значит. Отдыхать.
   Наутро Роган Бор уже не помнил ни о Гриссе, ни о ее предсмертном бормотании.
   К старому лагерю они вышли через четыре дня, утром, орошаемые моросящим дождем. Под укрытием дюн развели костры, повара начали готовить горячую пищу. Роган Бор огляделся. Он вытащил саблю и приказал:
   — Горностая Грувена ко мне.
   Грувена привели на веревке. Он понимал, что вести себя следует осторожно, но попытался сохранить достоинство.
   — А, Роган, давно хочу тебя увидеть. Да, отсюда я вышел простым воином, а вернулся Тагерангом… — Под взглядом Рогана Бора голос его сразу потерял звучность.
   — Голова, — напомнил Роган Бор. — Мне нужна голова.
   Грувен сделал еще одну попытку.
   — Я — Грувен Занн Тагеранг. Я протестую против такого обращения. Я не буду отвечать, пока связан.
   Свистнула сабля, Грувен лишился половины усов с левой стороны. Не меняя выражения лица, Роган Бор пообещал:
   — Не будет головы Тагеранга, займусь твоей. Следующими будут уши.
   Испуганный Грувен опустился на песок и заплакал как малое дитя:
   — Я бросил ее в поток.
   — Какой поток? Здесь нет ничего текущего. Но кровь твоя сейчас вся может хлынуть потоком.
   — Там, там, в лесу!
   — В каком лесу?
   — Там, там! — Грувен замотал головой в северо-восточном направлении.
   — А тело? Что сделал с телом?
   Грувена вдруг разобрал смех. Он уставился в глаза Рогану и истерически хихикал и всхлипывал:
   — В болото! Все в болото! Хи-хи-хи-хи! Башку в болото, труп в трясину, хи-хи-хи-хи! Все и навсегда! Ха-ха-ха-ха!
   — Поставьте эту жабу на ноги, — приказал Роган. — Пусть покажет болото.
   Дождь прекратился, выглянуло солнце, засвиристели птицы. В лес звери вступили широкой цепью, направляясь на поиски болота. Роган держался сзади, удерживая при себе Грувена и приставленную к нему охрану.
   Вскоре из чащи вернулся запыхавшийся молодой лис.
   — Мы нашли болото. Большое болото. Сначала только ящерицы да лягушки попадались, потом наткнулись на сумасшедшего горностая. Сейчас его доставят сюда.
   — Хо-хо, у нас теперь два сумасшедших горностая, — шепнула крыса из охраны Грувена хорю.
   Крыса замолкла, когда по ней скользнул взгляд Рогана. Взгляд остановился на Грувене.
   — Что за горностай? — спросил Роган.
   — Все мертвы, все, все, — мрачно бубнил Грувен. — Я всех перебил. Всех и навеки.
   Роган услышал шаги приближающихся с пойманным горностаем, но не обернулся. Он пристально смотрел на Грувена. За его спиной раздался голос:
   — Вождь, у этого горностая с головой не все в порядке. Глаза Грувена расширились от ужаса.
   — Спиногрыз? Уйди! Ты труп! Говорю тебе, ты труп!
   Упитанный Спиногрыз на покойника похож не был. На болоте в изобилии водилась всякая съедобная мелочь. Но рассудок его явно был не в порядке, о чем свидетельствовали блуждающие глаза и мутный взгляд. Он склонил голову набок и показал Грувену язык. Потом повернулся к Рогану Бору и сказал ему вполголоса, как бы по секрету:
   — Этот вот воображает, что он меня угробил. Думал, что утопил старика Спиногрыза в болоте. Хо-хо-хо! Чуть не утоп, верно. Ветка! Хорошая, добрая ветка… Два дня держала меня, тянула и вытянула. Помаленьку, помаленьку… Хо-хо-хо! Во как я его надул. Ты, Грувен, мне больше не друг. А вы не будете толкать меня в болото?
   — Конечно пет, друг мой. — Роган дал знак, и Спиногрыза тут же развязали. — Присядь поудобнее, сейчас тебе принесут чего-нибудь вкусненького и бутылку смородиновки. Посидим, потолкуем.
   Спиногрыз ловко схватил лапу Рогана и чмокнул ее.
   — Смородиновка! Да снизойдут на вас многие сезоны! Потолкуем? Все, что знаю, скажу такому доброму господину.
   Грувен подумывал, не рвануть ли ему в кусты, но спину неприятно щекотало острие копья крысы, а дротик мускулистого хоря маячил в вершке от живота. И еще острее казались глаза шестерых охранников.
   Спиногрыз жадно поглощал пищу, какой давно не видел, отрывал ломти теплого свежеиспеченного хлеба, терзал жареного голубя, запивая изрядными глотками смородинового вина. Роган ободряюще похлопал его по плечу:
   — Ты ветеран старой стаи, вижу по раскраске. Ешь, ешь, у нас много пищи. А потом расскажешь мне о Грувене. Как он убил Тагеранга.
   Полупережеванная каша из пищи и вина брызнула изо рта Спиногрыза.
   — Хо-хо-хо-хо! Он убил Тагеранга? А-ха-ха-ха-ха! Ой, не могу, Грувен убил Таге… Та… а-ах-ха-ха-ха!…
   — Не слушайте этого психа! — заорал Грувен, пытаясь заглушить смех Спиногрыза. — Вы же видите, он с ума сошел. Мало ли что он наврет!
   Поджарая лисица обхватила сзади шею Грувена и заткнула ему пасть комком грязи и травы. Она придерживала его пасть, пока хорь не замотал ее собственным поясом Грувена.
   — Больше он нам не помешает, друг, — успокоил Роган Спиногрыза, придвигая к нему еще одну бутылку. — Теперь спокойно можешь все рассказать. Как вы вышли из лагеря, что потом произошло…
   Смородиновка улучшила настроение Спиногрыза и развязала ему язык. А память его от происшествия на болоте совсем не пострадала. Он подробно поведал Рогану все, что помнил о походе за головой Тагеранга. Роган Бор слушал внимательно, особенно о том, что произошло у стен Рэдволла.
   — Да, сидим это мы, значит, в канаве перед воротами. Волог и Ифира кричат, мол, отдайте Тагеранга. И тут этот мышоныга… мышонок, ну, наш пленный, как-то развязался, и все вкривь-вкось полетело! Волог всадил слепой собаке полосатой стрелу, убил, похоже, да… А мышь — хвать топор и за Даграбом. А про нас с Грувеном все забыли, знать, не до нас тут… Ну, Грувен втихаря меч подобрал да деру по канаве. К северу дернул. Я за ним, что ж… Обернулся, нет ли погони. Вижу — Волог уж без головы, падает, а за Ифирой Тагеранг уже за канавой по полю гонит. Ну, Тагеранга-то как не узнать… Он, он это был, к западу гнал Ифиру. Меч в лапе здоровенный, сверкает… Стрела в нем торчала, это верно, да что такому воину стрела… Его и колчан не свалит. А эта шушера из аббатства торчит вся в воротах, и все вопят, вопят, храбрые вояки, тоже… лапами машут… Больше я не оглядывался, а все за Грувеном, за Грувеном… Догонишь его, как же… удирать мастак. Выпрыгнули из канавы… Роган Бор услышал достаточно.
   — Ладно, Спиногрыз, ешь, отдыхай, набирайся сил. Теперь ты снова член стаи.
   Спиногрыз под воздействием съеденного и выпитого почти сразу захрапел, а Грувена освободили от кляпа и опять поставили перед вождем.
   — Все слышал? — спросил Роган Бор. — Что скажешь?
   Грувен выплюнул под ноги грязь Изо рта. Он оправился от приступа паники и уже придумал свою версию событий.
   — Спиногрыз псих. Это же сразу видно. Это Тагеранга он видел без головы, не Волога. Я отрубил ему голову!
   — А как же труп в болоте, голова в потоке? Сколько голов было?
   Грувен напялил на себя новую маску. Теперь он был отважный воин, но несколько смущенный своим проступком.
   — Я не хотел признаваться в том, что сбежал среди боя. Но врагов было слишком много. А Тагеранга я все же успел убить.
   Роган Бор помолчал, затем заговорил спокойно, как и всегда:
   — Всякого я наслушался на своем веку. От тебя я ничего, кроме вранья, не слышал и не слышу. Ты начал врать, как только открыл пасть. Разумеется, я верю Спиногрызу. Ему правда не вредит. Мои воины удивляются, почему я тебя до сих пор не прикончил. Они видели, как я поступаю с трусами и с теми, кто мне врет. Но ни один шанс не должен уйти от тебя. Легенда о Тагеранге давно живет среди Юска. Конечно, странно, что честь стать Тагерангом выпала выдре. Мы всегда хотели видеть Тагерангом лиса. Итак, если Тагеранг пал от твоей лапы на поле боя, то не один ты это видел. И мы можем найти очевидцев того боя, во время которого ты удрал от Тагеранга… или, как ты утверждаешь, убил его. Можем узнать правду, Грувен. Как только прибудем в Рэдволл.

36

   С каждым днем темнело все раньше. Деревья оголились, урожай убран в кладовые. Дейна с сестрой и матерью прогуливались по лужайкам аббатства, наслаждаясь лунной ночью. Он поймал странный взгляд Филорн.
   — Что, мама?
   — Ах, сынок, ты так похож на отца. Такой же большой и мужественный. — Она повела плечами, почувствовав ночную прохладу. Дейна накинул на нее плащ и улыбнулся.
   — А ты очень похожа на мою мать. Мгера похожа на мою сестру, только она ведь теперь тоже мать, мать-настоятельница. Хорошо, когда у тебя две матери, о тебе вдвое больше заботятся.
   — Назови меня матерью, и я твой хвост в пруд закину» — улыбнулась Мгера. — Идемте-ка внутрь, уже прохладно, да и дождь приближается.
   Дейна запихнул ее под плащ к матери.
   — Извините. Я так много времени проводил на воздухе, что едва обращаю внимание на погоду. Пошли потихоньку.
   Филорн повернулась и начала отмерять крохотные шажки.
   — Ну, не настолько «потихоньку», — засмеялся Дейна. — Я видел, как вы обе бежали, впереди всех.
   Колокола аббатства зазвонили.
   — Вот, дождались, — заторопилась Филорн. — Побежали!
   Большой зал пестрел разноцветными фонарями и букетами цветов. Все уже сидели за столами и поднялись при входе Дейны. Раздался хор приветствий.
   — Великие Сезоны! — воскликнул Дейна, сделав вид, что очень удивился. — Спасибо, друзья, спасибо огромное!
   Дейну усадили во главе большого стола. Рядом сели Филорн, Мгера, Нимбало и Хорг, старейший обитатель аббатства. Картина мира, дружбы, счастья; незабываемое застолье! Пудинги, пироги, паштеты, пирожные, печенья расставлены между подносами с орехами, фруктами и ягодами, свежими и залитыми медом. Всевозможные салаты, хлебы и супы соревновались с тортами, суфле, фланами. Дрогг подкрепил сервировку множеством шипучих и спокойных, прозрачных и разноцветных напитков. Но центральным событием пира стал громадный сыр, изобретение Филорн, Бурака, Нимбало и Гундила. Заяц ревниво следил, как сыр доставили к противоположному краю стола.
   По мере продвижения вдоль стола сыр стремительно убавлялся в размере, но до зайца все же он дошел, к его громадному облегчению, уменьшившись лишь на четверть. Он отрезал большой клин, положил на тарелку, добавил салата, маринованных луковиц и краюху теплого хлеба и передал Дейне.
   — Попробуйте, сэр, и скажите честно и откровенно, пробовали ли вы когда-нибудь что-нибудь подобное, во.
   Дейна разрезал клин пополам и половину отправил на пробу Командору. Они одновременно откусили и одобрительно закивали. Филорн улыбнулась:
   — Свежий желтый сыр с орехами, сельдереем и другими травами, вымоченный в морковно-одуванчиковом отваре с бледным сидром. Мистер Бурак придумал ему название, но уж очень трудно его выговорить.
   — Спешу на помощь, — галантно поклонился заяц. — Название из кусочков наших имен: филбурнимгун. Красиво, правда?
   — Мало кто смог бы этого сыра отведать, если б сначала надо было выговорить название, — пошутила Мгера. — Можно назвать просто большим вкусным сыром.
   — Все дело в памяти, мэм, — с видом знатока пояснил Нимбало. — Всем бы мою память! Брат Бобб, прошу вас, мне кусочек… э-э… флеробугинама!
   Сестра Алканет постучала по столу. Все замолчали.
   — Мистер Бурак, скажите, пожалуйста, еще раз, как правильно называть сыр.
   Все уставились на зайца. Они терпеливо ждали, пока он дожует. Но заяц тоже молчал. Он широко улыбнулся и наконец произнес:
   — Вот незадача! Совсем из головы вылетело, во. Прощенья просим! Ха-ха-ха-ха! — засмеялся он, и с ним грохнуло смехом все застолье.
   Веселье продолжило выступление выдр Командора. Они под волынку исполнили танец и закончили его, выстроившись в кружок хвостами внутрь. Фавилла и Мгера спели дуэтом комическую песенку.
   Дейна не хотел пугать малышей фокусами с оружием, поэтому усадил два десятка карапузов на длинную скамью и понес их по Большому залу. Его наградили аплодисментами, после которых Нимбало гордо заявил:
   — Мой ученик. Способный. Я, правда, ношу их вдвое больше.
   Заяц не захотел отставать.
   — А я еще сажаю в серединку мою толстую тетю и по краям ставлю два бочонка эля, во.
   Это звучало явным вызовом на соревнование врунов, и Нимбало этот вызов принял.
   — Молодец! А я, когда малышом был, залезал в ведро и день-деньской таскал себя в нем не вылезая.
   — Здорово! А видел ты аббатство? Высоко, правда? Я, бывало, выходил на лужайку и прыгал на крышу. Без разбега. Медленно, правда, получалось, потому что поднимался с туманом. Не веришь, спроси кротоначальницу Брулл. Она видела.
   Кротоначальница расплылась в улыбке от уха до уха:
   — Хурр, сэрр, видала, видала я, всеми тремя глазами видала, да.