— Прыгай! Живо!
   Нимбало был еще в воздухе, когда Таг, выбросившись го пещеры кувырком назад, врезался в мышь. Они шумно плюхнулись в воду. Таг сразу подхватил товарища, поднял над водой, а другой лапой отмахнулся от ударившей из пещеры гадюки. Он раскроил череп змеи зажатым в лапе ножом, и гадюка, страшно шипя, убралась обратно.
   Таг быстро поплыл по течению, поддерживая Нимбало, который громко вопил:
   —Не урони! Я плавать не умею!
   Отплыв подальше от страшной пещеры, Таг высунул морду из воды и спросил мышь:
   — Ты в порядке, приятель?
   —В порядке? Не утопу в реке, так в ливне точно захлебнусь. Давай на сушу!
   Таг заметил скалистый выступ и ссадил на него свою ношу. Потом выбрался сам, и оба, скользя и срываясь, выбрались на берег. Найдя прибежище под нависающим валуном, они спрятались там от ливня. Гроза уже удалялась. Гром гремел в отдалении, молнии сверкали реже. Таг вытер лапы и откинулся на спину.
   —Гроза уходит. Дождь к утру прекратится. Что ж, плащ и еду мы потеряли, зато живы остались. А это не малое достижение.
   Нимбало чистил уши хвостом.
   —Здорово я тебя надул, веслохвост? Я ведь лучший пловец в мире. Быстрее рыбы плаваю.
   —Да ну?
   —В следующий раз я тебя в лапе понесу.
   —Согласен!
   Обоим было не до сна. Они сидели рядышком и следили за дождем. Казалось, он затихал. Легкий ветер сносил его в сторону. Таг закрывал от ветра своего маленького друга.
   —Смотри, свет! — толкнул Тага Нимбало.
   Действительно, к ним приближался огонек.
   —Кто-то с фонарем идет! — уточнил «лучший пловец в мире». Зрение у него и точно оказалось неплохое.
   Таг спрятал нож и подвинулся, дав поместиться под валуном и вновь пришедшему. Это оказался старик-землеройка, согнувшийся под тяжестью лет и накинутого на голову и спину одеяла. В одной лапе пришелец держал палку, другой он опустил наземь фонарь. Вытащив платок, старец тщательно вытер усы.
   —Ну и ночка, давно такой не припомню. Вы чуть не свалились ко мне в нору, когда карабкались на берег. Хо-хо, чуть не свалились в гости.
   Он постучал фонарь по боку, и шесть светлячков засияли с новой силой.
   —Хи-хи-хи, — захихикал старик. — Я бы раньше пришел, да надо было ребят подкормить. Им много не надо, каплю меду — и они светят в свое удовольствие. А позвольте спросить, с чего это вам в такую ночь дома не сидится?
   —А мы как раз собирались вас о том же спросить, — выскочил Нимбало.
   —Этот малыш — полевая мышь, — сообщил старик, прикоснувшись к лапе Нимбало. — А имя ваше можно узнать?
   —Я — Нимбало-Убийца. Меня все знают.
   —Да? — Старик пожевал беззубыми деснами. — Возможно, возможно. Я что-то не припоминаю. Но я вам лучше скажу, почему я здесь, Лимоно. Я пришел предложить вам убежище в моей пещере. Нора невелика, но сухая. Так что прошу вас и вашего большого молчаливого братца пожаловать ко мне.
   Таг вежливо потрогал свой нос:
   —Спасибо, вы очень добры. Меня зовут Таг.
   Старик закряхтел, поднялся и взял фонарь.
   —А меня зовут, э-э, м-м, да, Рускем. Я так давно ни с кем не разговаривал, что уж и позабыл, как это. Идемте, Гаг. Нимало может взять фонарь.
   Они направились обратно к берегу. Нимбало зашипел на ухо Тагу:
   —Вот бы он запомнил мое имя!
   —Не обращай внимания, — посоветовал Таг. — Он и своего-то имени толком не помнит, бедняга. Не обижайся.
   Пещера Рускема и вправду оказалась небольшой, но уютной. Тагу пришлось немного пригнуться, чтобы не подпирать головой потолок. В углу горел огонь в каменном очаге, у стены — кровать, в середине — кресло, а на полу толстые ковры из мха и камыша. Рускем вытащил две деревянные миски и поварешку, которой зачерпнул что-то из висящего над огнем котла.
   —Шуру-буру называется это, в котле, а что там, я и сам не помню. Котел пустым не бывает, что найду — все туда. Ягодки, корешочки, травки… Это тебе, Тамбывал, а это большому Тигу. Вот тут, рядышком, мятный чай в чайнике, сами наливайте.
   Шуру-буру оказалось на удивление вкусным блюдом, хотя и с неожиданным сочетанием продуктов. Рускем налил им чаю и заметил, что глаза Нимбало слипаются.
   —Время на отдых, Вамболел. Ложись на кровать, я сплю в кресле. Большой Баг ни в какую кровать не поместится, на ковре ляжет.
   Таг с любопытством рассматривал стены пещеры, увешанные пластинками с изображениями землероек.
   —Здорово нарисовано! Кто художник, Рускем?
   —Да я, все я. — Рускем показал на очаг, возле которого на полке лежали острые осколки кремня. — Нравится мне это занятие. Это все мои родственники. Мать, отец, дедушка и бабушка. Это вот моя хозяюшка, ее бедное сердце не бьется уж долгие сезоны. Никого, никого не осталось. Кто умер, остальные разбрелись. Один я остался. Но здесь мой дом, он мне нравится, и здесь я буду жить, сколько еще придется. Отдыхай, Флаг. Устал, небось. Ночной ночи!
   Среди ночи Таг вдруг проснулся. Рускем спокойно посапывал в своем кресле, но Нимбало что-то горячо лепетал, всхлипывал, вздрагивал во сне:
   —Я все сделал, папа! Есть хочется… Ой! Не бей, папа, не бей, я все сделал! Мама, мамочка, где ты?
   Нимбало всхлипнул. Таг осторожно подошел к нему и погладил по голове.
   —Спи, спи спокойно, все хорошо, — прошептал он.
   Нимбало открыл глаза и сел, не просыпаясь. Голос его стал тверже.
   —Оставь ремень, папа. Не смей! Больше никогда! Таг уложил его и шепнул:
   —Спи. Таг здесь, с тобой. Спи.
   —Таг, — пробормотал Нимбало и успокоился.
   Таг подбросил торфа в затухающий очаг. Значит, Нимбало сбежал из дому от жестокого отца. Понятно, почему он пытается представить себя «самым-самым» — хочет показать, что НИКОМУ не позволит издеваться над собой.
   На следующий день Таг проснулся поздно. Нибало еще спал, но Рускем уже хлопотал у котла. Он заложил в него овса, ячменя, вмешал кусок пчелиного сота, Всыпал ягод земляники.
   —Проснулся, Трог? С добрым утречком! Как думаешь, лучку добавить?
   —Не стоит, — замотал головой Таг. — Земляники с медом хватит. Интересно, как там погода сегодня?
   Рускем подал гостю кружку чаю.
   —Погодушка — что розовый бутончик! Дождь прошел, поток грязный, по полноводный. Чего еще желать?
   —Еще можно пожелать, чтобы попутчик проснулся сказал Таг, подошел к кровати и толкнул храпящего Нимбало.
   —Не сплю! Давно не сплю, слежу за вами, завтрак поджидаю. Здорово я вас надул?
   —Теперь надуй живот вот этим, Тимбало. — Рускем подал ему миску.
   После завтрака Рускем направился к своему креслу и вытащил из-под его многочисленных подушек две пластинки со свежей гравировкой. Таг узнал себя и Нимбало
   —Ха-ха, я давно уже не сплю. Нравится?
   —Очень, очень нравится, — восхитился Таг.
   —Хе-хе, спасибо, Баг. Вы уйдете, а я повешу на стену, и вы будете со мной, войдете в мою семью.
   —Не хочу входить ни в чью…
   Таг прикрыл лапой ротик Нимбало и поднял его,
   —Быстро на воздух!
   —Что с Бимбало? — испугался Рускем.
   —Животик схватило. Сейчас пройдет, — объяснил Таг, Направляясь с Нимбало к выходу.
   —Не надо обижать старика, — внушал Таг своему попутчику на освещенном ярким солнцем берегу. — Он вовсю старается, чтобы нам было лучше, он оказал нам честь, нарисовав наши морды.
   —Ну, что ли, я пойду извинюсь…— застыдился Нимбало.
   —Не надо извиняться, — потрепал его по плечу Таг. — Старик тебя и не услышал. Просто будь с ним повежливей. Он ведь не обязан нам помогать.
   Жмурясь и мигая от яркого света, на берегу появился Рускем.
   —Хи-хи, видите, какая погода. Живи и радуйся! Ни чего нет прекраснее равнины после грозы.
   Нимбало вежливо помог старику присесть.
   —Конечно, сэр! Прекрасный вид!
   Рускем ткнул палкой в сторону пещеры:
   —Я откопал там пару лепешек вам в дорогу. Ведь вы в горы направляетесь… Бывал я там в молодости. Странное место, чудеса, да и только… Осторожно там надо…
   Нимбало опять к чему-то прислушивался.
   —Как будто что-то бухает… Таг прислушался тоже.
   —Кажется, вниз по течению.
   Рускем указал палкой в противоположную сторону:
   —А мне слышится сверху. Но ваши уши помоложе.
   Они решили посмотреть сначала внизу и сразу за поворотом обнаружили громадное сосновое бревно, тыкающееся торцом в берег.
   Таг нажал на него ногой, взобрался — бревно держало его.
   —Повезло! Готова лодка! Ноги побережем.
   Рускем указал в сторону горы:
   —Река начинается там, в северных предгорьях. При сильных ливнях она переполняется и часть воды идет по этому руслу. Через педелю здесь снова будет сухо, но сейчас вы мигом доплывете до западного склона.
   Таг обломал лишние ветви и придержал ствол, пока Нимбало на него влезал и устраивался. Потом оттолкнул бревно от берега, вывел на глубину и присоединился к, мышонку. Они замахали лапами Рускему, который помахивал им вслед своей палкой.
   —Счастливого пути, Фаг и Намбло. Полного желудка и гладкой тропы!
   —Счастливо оставаться, Рускем! Береги себя!
   —Спасибо за гостеприимство!
   Старик землеройка оставался на берегу, пока путешественники не скрылись из виду.
   —Вот бы и мне с ними, — бормотал он. — За приключениями… Хе-е, хватит приключений. Набродился в молодые годы. Пойду-ка лучше вздремну.
   И Рускем вернулся в пещеру, не интересуясь, что за стук послышался ему за верхним изгибом русла. Если бы (Он туда заглянул, то увидел бы раздутый труп Гробита, прибитый к берегу и застрявший в грязи, которую уже сушило солнце, запекая в твердую, как скала, кору.

16

   Фавилла опустила лапу на подоконник.
   — Здесь. Точно по центру, Брогл.
   Брогл, вооружившись каменным молотком с деревянной рукояткой, на половину длины загнал в подоконник небольшой обойный гвоздь.
   —Мы сделаем отвес, — объяснила Фавилла и привязала шнур к рукоятке ножа. — Этот нож на шнурке опускаем вниз почти до самой земли.
   Гундил забрался на подоконник и свесил голову вниз.
   —Хурр, опускается, опускается нож, — сообщил он.
   Скажешь, когда почти достанет до земли, — попросила Фавилла.
   —Еще, еще чуть… Хурр! Стоп! Теперь в самый раз.
   Фавилла привязала шнур к гвоздю.
   —Что там происходит? — спросила Крегга из своего кресла.
   —Фавилла сделала отвес, — объяснил брат Хобен. — Он висит от центра окна до самой земли.
   —Да, все правильно, — согласилась Крегга. — То, что было видно через монокль, находится примерно на этой линии. Может, в швах и трещинах, может, прямо на стене.
   —Хурр, а как по ней лазить, по стене? Страсть какую длинную стремянку надо.
   —Зачем стремянки, если у нас есть Фавилла?
   —Хурр, стена же не дерево! Сучьев-веток никаких! — не унимался Гундил.
   —Не волнуйся, Гундил, я пройду по стене, как ты ходишь по тропинке. Вот увидишь, — рассеяла его сомнения Фавилла.
   Гундил засеменил к кровати. Он спрятал голову под подушку, и оттуда донеслось его причитание:
   —Хурр-хурр, я этого не вынесу. Не смогу смотреть.
   Голова закружится. Очень переживаю за мисс Фавиллу!
   Внизу, вытянув шеи и задрав головы, столпились обитатели аббатства. Те, кто находился в комнате Крегги, подошли к подоконнику и, перегнувшись вниз, следили за белкой. Брогл сиял от гордости и восхищения, глядя, как Фавилла ловко двигалась по стене вдоль отвеса.
   —Потрясающе, великолепно! Чемпион-верхолаз!
   Фавилла вдруг замерла, сосредоточившись на одном из стенных блоков. Потом взмахнула пушистым хвостом и рванулась вверх. Подпрыгнув к Крогге, она возбужденно затараторила:
   —Нашла, нашла! Надпись, буквы в камне вырезаны.
   Но я читать-писать не умею, вот беда! Что делать?
   Мгера и брат Хобен тут же придумали выход из положения. Фавилла вернулась к блоку песчаника с белой столовой салфеткой. Она намазала углы салфетки медом, приклеила ее поверх надписи и принялась тереть поверхность ткани свечкой из пчелиного воска. На салфетке осталась ясно различимая белая надпись. Фавилла взмахнула салфеткой, как знаменем, и под одобрительные возгласы собравшихся взлетела к окну.
   —Готово!
   В комнату Крегги снова набились любопытные. Все затаили дыхание, стараясь не проронить ни слова. Брат Хобен прочитал вслух:
 
Подо мною пала вражья голова.
Один я был, теперь нас два.
Мы немы, но наш гулкий глас
Слышен вам в урочный час.
В час победы и в час пира
Мы глаголем вестью мира.
Наши голоса звучали
В час прощанья и печали.
Дуб наш тайну долго носит,
Мы молчим, пока не просят.
 
   В наступившей тишине все услышали озадаченный вопрос Фавиллы:
   —Вот так загадка! Великие Сезоны, что это значит? Раздался оглушительный хохот. Брогл закричал:
   —Что тут смешного? Прекратите!
   Мгера постучала по крышке столика. Все замолчали.
   —Брогл прав. Фавилла только что прибыла в аббатство, откуда же ей знать его историю?
   Тут все наперебой пустились разъяснять белке значение надписи. На этот раз не выдержала Крегга. Она зарычала:
   —Тихо! Флоберт, объясни, пожалуйста, Фавилле. Все слышали? Только Флоберт. Остальных прошу помолчать. Благодарю вас.
   И юная ежиха рассказала то, что с детства известно каждому обитателю аббатства.
   —Это стихи о двух колоколах аббатства. Они называются Матиас и Мафусаил. Когда-то в Рэдволле был только один колокол. Он назывался «Колокол Джозефа», по имени мастера-изготовителя. Наше аббатство захватила злобная крыса по имени Клуни Хлыст, по мышонок Матиас этого Клуни победил. Матиас взял меч Мартина Воителя и разрубил веревки, на которых висел колокол Джозефа. Колокол упал на Клуни и убил его, но при этом треснул. Потом его переплавили и отлили два колокола поменьше. Они и поныне висят на колокольне. Если это знать, то ответ простой. Колокол не говорит, но его звон всем слышен в полдень, в полночь и вечером.
   Старый привратник Хорг удивился:
   — Надо же! Я тоже не знал этого, пока ты не объяснила, Флоберт. А что насчет строки, которая говорит о тайне в нашем дубе? Где этот дуб?
   Мгера прошептала что-то матери. Филорн понимающе кивнула и громко объявила:
   —Все узнаете, только чуть позже, после нашего увлекательного конкурса!
   Все заинтересовались:
   — Что за конкурс?
   —Хурр, впервые слышу.
   —Интересно, что-то новенькое.
   Мгера восстановила порядок:
   —Конкурс будет проводиться возле сторожки. Все желающие могут записаться у привратника Хорга. Моя матушка вручит победителю большой фруктовый пирог со сливками. Итак, к сторожке, все желающие записаться!
   Через минуту Брогл озирался в опустевшей комнате.
   —Да, Мгера, здорово ты всех выставила. Умчались, как муравьи за медом. Любой побежит, если ему пообещать пирог твоей мамы. Сама придумала?
   Мгера скромно кивнула:
   —А вот теперь спокойно осмотрим колокольню.
   Крегга отказалась:
   —Стара я уже на колокольни лазить. Но до сторожки-то я дойду. И на конкурс запишусь. Неплохо бы заполучить целый пирог!
   Внутри колокольной башни рассеялись полумрак и прохлада. Ступенек на винтовой лестнице — не счесть. Уставший брат Хобен опустился на одну из них, чтобы отдохнуть.
   —Ух! Очень понимаю Креггу.
   —Поднимайтесь, поднимайтесь! — раздался сверху голос Фавиллы. — Я уже наверху.
   —Хурр-р-р… — Гундил утер лапой лоб. — Хорошо ей, быстролапой. А бедный крот к лестницам не приспособлен.
   И вот они стоят на мощной деревянной балке под конической кровлей. Толстыми канатами привязаны к балке колокола. Вниз с головокружительной высоты спускаются веревки звонарей.
   —Слева Матиас. Справа Мафусаил, — показала Мгера. — Вон их имена по краям. Интересно, правда?
   Гундил беспокойно повел пересохшим носом:
   —Хрррр, не птица я, нет. Но сейчас полечу.
   Мгера и Фавилла помогли кроту слезть с балки и усадили на ступень. Гундил уткнулся носом в стену и пробормотал:
   — Ху-у-ур, земля, милая земля! Где ты? Коснусь ли я тебя лапою?
   Брогл обследовал балку, почти приклеившись к ней носом.
   —Это, конечно, дуб. А этот разрез поперек! Что это?
   Брат Хобен, историк аббатства, знал ответ.
   —Это след меча Мартина Воителя. Сюда ударил Матиас, когда разрубил крепление колокола.
   Брогл ковырял в следе меча своим маленьким ножом.
   —Должно быть, он отрубил кусок своей одежды. Здесь застрял кусок ткани.
   —Осторожнее, Брогл! — обратилась к нему Мгера. — Постарайся не повредить ее, вытащить целиком.
   Брогл осторожно колдовал над деревом и тканью.
   —Вот она!
   Он извлек кусочек из разреза.
   —Он своим ножичком чудеса творит, — похвалила Мгера Брогла, обращаясь к Фавилле. — Никто в аббатстве так не сможет.
   Смущенный похвалой поваренок передал тряпицу Мге-ре. Та первым делом ее обнюхала.
   —Гм-м. Слабый запах сирени. Так чей же это лоскут?
   Так, здесь буквы. Посмотрим… СОСНА… Что за сосна? Да и написано необычно. Вертикально, буквы одна под другой.
   Все буквы заглавные. Брат Хобен, что вы об этом скажете?
   Брат Хобен аккуратно сложил ткань и положил ее в сумку.
   —Пока ничего. Давайте подумаем. Обсудим позже. Кажется, болезнь Гундила заразна. У меня тоже в голове жучки жужжат.
   Возле сторожки подходила к концу борьба за призовой пирог.
   Уже спели и сплясали Эгберт и Флоберт. Сестра Алканет и трое малышей с важным видом продекламировали нравоучительные стихи о пользе умывания.
   Но звездой конкурса оказался Бурак с душераздирающим стихотворением собственного сочинения.
   Громадный пирог возвышался на пороге сторожки. Мгера и Фавилла помогли Крегге подняться по ступенькам, и она повернулась к зрителям.
   —Прекрасные выступления. Трудно выбрать лучшего.
   Я присудила бы пирог мистеру Бураку, но он перед своим выступлением благородно отказался от награды. Давайте присудим награду всем малышам, которые участвовали в представлении. Все равно этот прекрасный пирог слишком велик даже для обжоры.
   Предложение Крегги присутствующие встретили дружными аплодисментами. Детишки утащили пирог в сторожку и заперлись там.
   Мгера повернулась к брату Хобену:
   —Ну как, брат Хобен, что-нибудь пришло в голову?
   Брат Хобен вынул из сумки обрывок ткани и уставился на него.
   —У меня даже голова заболела от напряжения, но я так ничего и не понял. Извините.
   Брат Бобб взглянул на тряпочку.
   —Это ваша новая находка? Что это значит?
   —Если бы мы знали, — потупилась Фавилла. — Ни у кого ни малейшего представления.
   Крегга пощупала и обнюхала находку.
   —Слабый запах сирени… пожалуй, и все, что могу сказать. Что на ней написано?
   —СОСНА. Заглавными буквами по вертикали, сверху вниз.
   —Боюсь, что я ничего не понимаю.
   —Значит, мы потерпели поражение, — печально вздохнул брат Хобен.
   —Нот! — крикнула Мгера, ударив хвостом по ступеньке. — Я не признаю поражения и не считаю себя побежденной. Я еще разгадаю, что это значит.
   Упавшие духом друзья направились к аббатству. Их не развеселил даже Бурак, колотивший лапами в дверь сторожки.
   —Ребятишки, откройте бедному, умирающему с голоду созданию, во! Я бы с вами поделился, честно! Будьте умненькими, добренькими, откройте дверку! Из-за вас я умру в муках голода! Паршивые жмоты! Чтоб у вас животы разболелись!
   Он прыгнул прочь и поравнялся с Мгерой и ее друзьями.
   —А вы что такие печальные? Тоже пирога хочется?
   Мгера кисло улыбнулась. Конечно, боевой дух ее не угас, но от сознания поражения никуда не денешься. Брат Хобен прав, они ни к чему не пришли. Все остается тайной.

17

   На исходе второй день горных странствий, а никаких следов своей жертвы нет и в помине. Волог-лучник трясся от холода возле крохотного костра, сооруженного из нескольких веточек и сухого вереска. Живот громко жаловался на голод, но пищей и не пахло.
   Появилась Ифира. Она подошла к костру и тоже протянула лапы к огню.
   —Давно сидишь? — спросила она Волога.
   —Достаточно, чтобы поразмыслить.
   —И до чего додумался?
   —Жрать тут нечего. Теплой одежды нету. Мы тут замерзнем, сдохнем, и никто ничего не узнает. Исчезнем без следа.
   —Так, так. Мы тут два дня, и никакого следа выдры. А не кинул ли он нам ложный след от реки, чтобы сюда заманить?
   —А сам отправился куда-то еще? — понял мысль Ифиры Волог.
   —Вот только куда?
   Волог понизил голос, как будто кто-то мог их подслушать:
   —Надо подумать. Грисса все бормочет насчет знамений и пророчеств. Она напророчила место, где мы найдем Тагеранга. Сони плел что-то насчет колоколов. Давно это было, но я помню. Сони не хотел с этими колоколами связываться, говорил, что там силищи немерено.
   —Помню, помню, — кивнула Ифира. — Рэдволл это место называется. Красное место, все в магии, если Гриссу послушать. А ты как думаешь?
   —Нет на свете никакой магии, — презрительно выпятил губу Волог. — Никогда еще не встречал живую тварь, которую бы не могла остановить моя стрела. Кажись, та выдра, которую я уложил, отец выдренка, пришел из этого Рэдволла. И Тагеранг тоже о Рэдволле пронюхал. Вот и надул нас, а сам отвалил в свой Рэдволл.
   Ифира так заслушалась, что нечаянно сунула лапу в огонь. Затрещала паленая шерсть. Ласка резко отдернула лапу и ткнула ее в снег, чтобы охладить.
   —Точно, Волог. Верно мыслишь. Как поступим?
   Волог закинул лук за плечи.
   —Идем за ним. На тех дураков с Грувеном плевать.
   Пусть остаются. Как уже сказано, замерзнут, сдохнут и никто ничего не узнает. Исчезнут без следа.
   —А кто знает, не скажет, — добавила Ифира. — То есть скажет как надо. Печально, но что поделаешь.
   —Да. — Волог пихнул Ифиру в бок. — Мы пытались их спасти, но сами едва выбрались. Змеи, щуки… налимы хищные. Шагай, я за тобой.
   —Не-е, друг. Иди вперед.
   Они встретились взглядами и ухмыльнулись. Оба слишком хорошо знали, что значит подставить «другу» спину.
   Таг и Нимбало наслаждались пейзажем и обществом друг друга. Вечером второго дня они остановились у развилки потока. Одна ветвь терялась на равнине, другая сворачивала и огибала гору.
   — Куда завтра направимся? — спросил Таг. — У гор река может затечь и в пещеру. Хочешь рискнуть?
   Нимбало подбросил в костер торфа.
   —Лишь бы наше бревно не растрясло в щепки. Ладно.
   Попробуем, только завтра. Сейчас спать пора. Неплохие лепешки пожертвовал нам старик Рускем.
   Таг раскроил своим ножом очередную лепешку старой землеройки, и Нимбало заметил метку на его лапе.
   —Откуда у тебя это? Татуировка?
   —Нет. Наверное, что-то вроде родимого пятна. Татуировки у меня на морде. Они показывают, к какой стае я принадлежу. Покинуть стаю, по законам Юска, может только мертвый. Но от этого я могу избавиться и сейчас.
   Он стянул с лап тканые браслеты, отстегнул от уха золотую серьгу и швырнул их в реку.
   —Что-то устал я сегодня, — пожаловался Таг и улегся на спину. — Сыграй мне что-нибудь спокойное.
   Нимбало вытащил свою дудочку и какое-то время действительно играл. Потом он отложил свой инструмент и сквозь сон пробормотал:
   —Моя жизнь не медом текла. Я тебе расскажу о себе… как-нибудь в другой раз, — закончил он, увидев, что Таг уже почти заснул.
   Костер догорал, а из темноты за путешественниками следили четверо крохотных существ. Трое из них могли похвастаться обновками. Их пухлые талии украшали новые пояса: тканые запястья Тага и его серьга. Тот, кому обновки не досталось, пропищал:
   —Йик, йик, на мыши отличный пояс, как раз на меня!
   Самый крупный из зверьков хлопнул болтуна по уху.
   —Шушш! Разбудишь большого, он всех сожрет! — прошептал он, полюбовался своим новым поясом из золотой серьги, поразмыслил и вмазал шумному по второму уху.
   —Иди, приведи Боджа и народ. Давай, давай!
   —А вы не зацапайте себе мышиный пояс, пока я хожу! Большой добавил ему лапой под зад.
   —Шушш, ты! Ори громче, болван!
   Еще один из них зажал лапой рот большому.
   —Шушш, Альфик, они проснутся, и не видать нам рыбок-змеек.
   Скоро прибыл и Бодж, пузатый вождь землероек-пигмеев. Он привел с собой еще воинов. Каждый нес на плече сосновую дубину, усаженную острыми осколками кремня.
   Вождь пристроился рядом с Альфиком — своим сыном — и с ужасом прошептал, глядя на Тага:
   —Ау-вау! Вот так чудовище! Здоровенный какой!
   —Ха! Да я его просто… нашел тут… спал он, — храбро заявил Альфик. — Что делать будем, папуля?
   Бодж сверкнул на сына глазами, подумал и хлопнул его по уху.
   —Вождя зовут Бодж, понял? Папуля был, когда ты был маленьким. Запомнить надо!
   Таг вдруг замычал и заворочался во сне, и кто-то из племени землероек осмелился высказаться:
   —Вы бы лучше шушш, а то большой проснется и всех сожрет!
   Бодж не смог понять, кто сделал ему замечание, и на всякий случай хлопнул по ушам всех, кого смог достать.
   —Это кто шушш? Кому шушш? Вождю шушш? Все шушш, рыбок-змеек ждать! А потом поймаем мыша и большого.
   Таг увидел во сне мышь-воина с мечом, но не смог догнать. Он беспомощно барахтался в теплом розовом тумане, отставая все больше и больше.
   —Дейна, Дейна! — закричал он.
   Мышиный воин услышал его, остановился. Улыбнувшись, он коснулся лапой грудной брони и назвал свое имя:
   —Мартин. — И сразу исчез, оставив Тага в недоумении. Если мышь Мартин, то кто же такой Дейна?
   Тут сны сменила действительность. Таг и Нимбало вскочили в море навалившегося на них сверкающего серебра. Они скользили и падали. Рассвет разрывали дикие писки и тонкие вопли. Землеройки-пигмеи метались с дубинками и лупили по серебристой массе.
   —Динки-динк! Змеерыбки!
   —Йик, йик, в воду, в воду!
   —Динк-динк-динк, куча мала, рыбки-змейки, братва!