Страница:
— Дай мне встать. Я словно растянута на дыбе.
— Тебе не нравится? А мне — очень. Я ощущаю каждый мускул, каждый нежный изгиб твоего тела. По-моему, если бы я вошел в тебя в этом положении, тебе это очень понравилось бы. Помнишь, какое наслаждение ты получила, растянувшись на подлокотниках кресла? Я знаю, как…
— Дай мне' встать! — И вдруг она отчаянно вскрикнула: — Если ты собираешься меня изнасиловать, делай это сейчас!
Но никакого насилия не потребовалось бы. Она уже дрожала всем телом, в котором бились волны страстного желания.
— Делай это! Или же отпусти меня.
Он не хочет отпускать ее. Он никогда не отпустит ее, вдруг осознал Джордан. Ни сейчас, ни после. До самой смерти. Эта мысль, явившись неожиданно, поразила его до глубины души.
Марианна напряглась, не спуская глаз с его лица:
— Что случилось?
Она нужна ему больше всего на свете, но если он попытается ее удержать, то потеряет навсегда.
— Очень многое, — мрачно сказал он. — И мне жаль, что я осознал это именно сейчас. — Он выпустил ее руки, приподнялся и отодвинулся в сторону. — Вставай.
Марианна продолжала лежать неподвижно, ошеломленная неожиданной победой.
— Я сказал тебе: вставай, — резко повторил он. — И Бога ради, прекрати так на меня смотреть. А не то я пожалею…
Он замолчал и отодвинулся еще дальше от нее на широкой ступени.
Она медленно села и убрала упавшие на глаза волосы:
— Почему ты…
— Здесь дьявольски холодно. — Он встал и пошел вниз по лестнице. — Я нарублю дров для камина. У тебя было несколько часов, чтобы осмотреться. Здесь найдется небольшая комнатка, которую можно было бы легко прогреть?
Марианна указала на дверь с левой стороны вестибюля.
— Вон в той комнате есть камин. Он кивнул, а потом добавил:
— Не пытайся убежать. Грегор с отрядом остановились в деревне. Если ты убежишь, мы тебя поймаем.
— Можешь не беспокоиться. Мне незачем бежать, — спокойно ответила она. — Сначала я должна сделать то, ради чего сюда приехала.
Джордан опускал его снова и снова, разбивая поленья, словно они были его смертельными врагами.
Марианна вздрогнула, наблюдая за ним из окна. Она уже ощутила его гнев, и теперь ей было страшно видеть, как его нерастраченная сила выливается в действие.
Страшно, но в то же время немного возбуждает.
Вулкан.
Да, Джордан напомнил ей этого древнеримского бога, работающего своим тяжелым молотом. Она видела, как напрягаются его стройные ноги, когда он готовится к каждому новому удару, как натягиваются под черной рубашкой крепкие мускулы. Волна жара разлилась по всему ее телу от одного воспоминания о том моменте, когда она лежала под ним на ступеньках.
Молот, бьющий по наковальне.
Но она — не наковальня. Она ответила бы ему ударом на удар. Почему же тогда с каждой минутой, с каждым прикосновением она ощущала, как теряет волю?
И он это знал. Он всегда знал, как откликается ее тело на его властный призыв. Он знал, что может овладеть ею, — и все-таки отпустил!
— Что это за место?
— Этот дворец принадлежал царю Павлу.
— Похоже, что здесь очень давно никого не было.
— Так оно и есть. Царя убили в 1801 году, а царской семье не было известно о существовании этого дворца. Его построили те же рабочие, что строили туннель.
Щепки начали разгораться.
— Замок от ключа.
Марианна не ответила.
Не отрывая взгляд от огня, Джордан тихо спросил:
— Где Джедалар, Марианна? Бесполезно скрывать. Ведь если он обыщет дворец, он все равно его найдет.
— В дворцовой церкви, дальше по коридору. Хочешь посмотреть?
— Не сейчас. — Он встал подбросить поленьев в огонь. — Надеюсь, что чуть позже ты мне его покажешь. Я не хочу отнимать его у тебя силой. — Он повернулся и направился к двери. — Присматривай за огнем. Ты, наверное, голодна. У меня в седельных сумках есть еда.
Если бы только он пришел на час позже… Она успела бы осуществить свой замысел. Но, может, и к лучшему, что все сложилось именно так. Она сумеет еще несколько часов провести рядом с Джорданом, насладиться этими последними мгновениями близости. Потому что, когда он узнает, что именно она сделала, он больше не захочет ее видеть.
Когда Джордан вернулся в комнату, огонь уже ярко разгорелся. Стало почти тепло. Он бросил седельные сумки перед камином и скинул плащ.
— Я расседлал твою лошадь и поставил в конюшню. Тебе не следовало оставлять ее на улице так долго. Она виновато ответила:
— Я как раз выходила, чтобы расседлать ее, — и увидела внизу тебя и Грегора.
— И решила снести мне голову с плеч.
— Я же говорила: я не собиралась тебя убивать или даже ранить.
Он потер шею и затылок:
— Ты чуть не отправила меня на тот свет.
— Тебе и правда больно?
— Еще как. — Он всмотрелся в ее лицо. — Похоже, ты встревожена. Не значит ли это, что ты что-то замышляешь?
— Нет. — Она подошла к седельным сумкам. — Не сейчас. Мне слишком хочется есть. Если ты сделаешь вертел, я сдеру шкуру с этого зайца.
— Именно для этого я и прихватил палку, которой ты пыталась меня оглушить. Садись и отдыхай. Мне помощь не нужна. — Посмотрев на покрытые толстым слоем пыли кресла, он добавил: — Ты не так сильно испачкаешься, если постелишь свой плащ на пол и сядешь на него, а не на эти кресла.
— Я уже много недель не думала о чистоте. — Но она все же последовала его совету, уселась перед огнем и стала смотреть, как он заостряет один конец палки. — Куда ты послал Грегора?
— В деревню. Он вернется утром посмотреть, остался ли я в живых. — Он смущенно улыбнулся. — Я скажу ему, что это оказалось нелегким делом. — Джордан перевел взгляд с лица Марианны на большое круглое окно, украшавшее стену напротив. Цветное стекло изображало алое солнце, разбрасывающее золотые лучи, опускаясь за лиловую гору. Свет, лившийся сквозь яркие стекла, образовывал цветной круг на дубовом паркете в центре комнаты. — Очень красивый витраж. Это работа твоей бабушки?
Марианна кивнула, и лицо ее радостно осветилось:
— Бабушка сделала в этом дворце все витражи. Правда, великолепная работа?
— Да. — Он снова посмотрел на окно. — Но, по-моему, та, которую ты выполнила в Камбароне, — лучше.
Она изумленно раскрыла глаза:
— Серьезно? — Но тут же покачала головой. — Нет, не может быть. Она была прекрасным мастером. Лучше бабушки никто не делал витражей.
— Пока не появилась Марианна.
— Правда? — прошептала она.
— Правда.
Ее сердце захлестнула горячая волна счастья. Он говорит совершенно серьезно. Может быть, это на самом деле и не так, но похвала из его уст значит для нее так много!
— Посмотри на витражи в домовой церкви. Именно там осталась ее лучшая работа.
— И туда ты отнесла Джедалар.
Ее улыбка погасла. Разговор всегда возвращался к Джедалару, омрачая все то приятное и радостное, что происходило между ними.
—Да.
— Почему?
Она отвела взгляд.
— Ты хочешь, чтобы я содрала шкуру с зайца? За последние недели я прекрасно освоила это искусство. Секунду Марианне казалось, что он не даст ей уйти от неприятного разговора, но потом его лицо осветилось улыбкой.
— Знаю. — Опускаясь на колени перед огнем, он лениво проговорил: — Будь так любезна. Такая проза жизни мне совершенно недоступна.
Она повеселела, узнав ленивый насмешливый тон, который тысячи раз слышала в Камбароне. Надвигающаяся схватка между ними неизбежна, но время для нее еще не наступило.
— Я сыта. — Она действительно съела очень немного поджаренной на вертеле зайчатины, но голод уже исчез. Аппетит у нее совсем пропал: наверное, из-за того, что всю дорогу она так мало ела. — Остальное тебе.
— Ты наверняка проголодалась. Ведь у тебя не было во рту ни кусочка со вчерашней ночи.
— Откуда ты знаешь? — И тут же, догадавшись, она покачала головой. — Вы были так близко? Джордан коротко ответил:
— Нико.
— Я чувствую себя полной дурой. Я совершенно не замечала, что кто-то за мной едет.
— Никакая ты не дура. Нико — опытный следопыт, а мы ехали в нескольких милях позади. Ты справилась со всем лучше большинства мужчин. — Он перевел взгляд на пляшущие языки пламени, неловко выговорив следующую фразу: — Я был тобой горд.
— Серьезно?
—Да.
— Почему?'
— Конечно, это мелочи, не стоящие внимания, но я заметил в тебе такие качества, которых нет в других: ты никогда не сдаешься, ты очень умная и смелая, как лев. И еще по одной причине я гордился тобой. — Он по-прежнему не смотрел на нее. — Потому что ты моя.
Она напряглась:
— Я не твоя!
— Пока — нет. Но я должен этого добиться. —Он поднял глаза и удержал ее взгляд. — Ты выйдешь за меня замуж, Марианна?
Она изумленно уставилась на него:
— Замуж?
— Я решил, что только так смогу удержать тебя рядом. Ты никогда не нарушишь свои обеты.
Глубокое удивление заставило ее выпалить первое, что пришло в голову:
— Твоя мать их нарушила.
— У нее были на то причины. Мой отец был последним подонком. Я не настолько глуп, чтобы последовать его примеру.
— Это несерьезно!
— Почему же?
— Ты — герцог Камбаронский. И прекрасно знаешь, что такой брак неприемлем.
— Ты поверила той чуши, которой кормила тебя Дороти, — грубовато парировал он. — Для меня этот брак приемлем, а я единственный, кого это касается. Остальной мир может провалиться хоть в преисподнюю.
Марианна покачала головой.
— Ты считаешь, что недостойна меня? Она возмущенно подняла голову:
— С чего это я должна так считать? Скорее я для тебя слишком хороша. Он усмехнулся:
— Тогда мы сходимся во мнениях.
— Но я думаю вовсе не об этом. Они…
— Мне надоело слышать о том, что скажут «они». — Лицо его посуровело. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой, и. Бог свидетель, я это сделаю!
— Потому что я не согласилась стать твоей любовницей!
— Даже если бы ты сейчас согласилась, меня это не удовлетворило бы. Мне нужно больше.
— Почему?
Джордан молчал, словно пытаясь найти нужные слова.
— Я люблю тебя, — наконец с трудом выговорил он.
Марианна почувствовала вспышку ослепительной радости. Это было чудо, бесценный дар. Ей хотелось…
Это действительно было невероятно.
Острая боль пронзила сердце, когда она осознала, насколько наивной была ее первая реакция. Она постаралась проглотить вставший в горле ком.
— До чего же кстати. Джордан тихо чертыхнулся:
— Кстати? Я еще никогда не говорил женщине, что люблю ее, а ты говоришь, что это кстати. Что ты думаешь, я этого хотел? Это не кстати! Это страшно больно!
Если бы он знал о ее боли и мучениях, которые усиливались с каждой секундой!
— Ты говоришь, что я не дура, и хочешь, чтобы я тебе поверила! — воскликнула она. — Я не дам второй раз меня провести, Джордан! — Она сжала дрожащие губы. — Я всегда считала тебя честным и не думала, что ты будешь лгать для того, чтобы получить от меня Джедалар.
Он гневно сверкнул глазами:
— Господи, я могу забрать этот твой проклятый Джедалар! Он здесь, в этом дворце!
— Но ты не знаешь, как решается загадка. Для этого тебе нужна я!
— Ты мне нужна. — Он помолчал. — Но не для этого. Если мне понадобится решить загадку, я справлюсь с этим сам. Почему ты не веришь мне?
— Можно ли меня в этом винить? Он невесело улыбнулся.
— Нет, наверное, это было бы слишком: надеяться на твое доверие. Мне придется доказать, что я говорю искренне.
Марианна устало покачала головой:
— Нет времени.
— Чепуха, у нас сколько угодно времени. — Он не сразу смог справиться с раздражением и обидой. — Когда мы покончим с этим делом, я начну за тобой ухаживать как положено.
Когда они покончат с этим делом, он не захочет даже смотреть в ее сторону. Эта мысль вызвала прилив неудержимого отчаяния. Ей захотелось протянуть руку и дотронуться до Джордана, почувствовать его тепло, которое отогнало бы холод будущего одиночества.
— Нет!
Он мрачно сжал губы:
— Смирись с этой мыслью. Я обязательно найду способ сделать тебя моей. Я даже готов вести себя так цивилизованно и правильно, как только могла бы пожелать Дороти. Какого еще черта тебе от меня надо?
Она проговорила дрожащим голосом:
— Мне надо то, что было у нас в Дзлвинде. — Она помолчала, а потом добавила: — Сейчас. Он замер.
— Несмотря на то, что ты мне не доверяешь? Она кивнула:
— Мне не нужно доверие, мне нужно наслаждение.
— О, так я должен быть для тебя игрушкой?
— Разве тебе не этого хотелось от меня в Дэлвинде?
— Не совсем. По правде говоря, в тот момент мои желания были не всегда понятны даже мне самому. — Он пожал плечами. — Но я не возражаю против такой роли. Ты можешь не сомневаться в том, что я постараюсь исполнить твои желания. Раздевайся.
Она непонимающе воззрилась на него.
— Ну, раз ты так горишь желанием, не думаешь же ты, что я буду тратить время на то, чтобы тебя обхаживать? — Он начал расстегивать рубашку. — Совершенно ясно, что тебе не нужны нежные слова.
— Я что-то не помню, чтобы ты когда-нибудь говорил мне нежные слова.
Его обольстительные речи всегда были терпкими и пронизанными откровенной чувственностью.
— Но ты внимала им с благоговением юной служительницы Венеры. — Марианна заметила, что за его привычной насмешливостью прячется издевка. Он скинул рубашку. — Я еще не встречал женщины, которой так хотелось бы, чтобы ее убедили.
— Ты пытаешься причинить мне боль.
— С чего бы мне… Да. — Он скривил губы. — Но какое это может иметь значение? — Он сел на пол и начал снимать сапоги. — Любовная ссора возбуждает не меньше, чем любовная игра.
Для Марианны это имело значение. Ей не хотелось, чтобы их последняя встреча была испорчена горечью и болью.
— Но, возможно, я ошибся. Может быть, тебе нужно от меня что-то еще?
Она обидела его. Бессознательно, неумышленно, но очень сильно обидела. Но как могла она поверить в искренность его предложения, если в этом месте, в этот момент он был для нее врагом. Марианна сняла плащ и бросила на пол.
— Нет, я больше ничего от тебя не хочу.
— Черта с два! — Глаза его пылали гневом. Он сделал глубокий вдох и буквально у нее на глазах снова превратился в того Джордана, которого она так хорошо знала, насмешливого и чувственного. Сев в кресло, он непринужденно откинулся на спинку. — Тогда тебе следует снять не только плащ. Мне начинает становиться скучно. Может, тебе надо помочь?
— Нет. — Дрожащими пальцами Марианна начала расстегивать платье. — Я разденусь сама.
— Ах, до чего же ты независимая! Я тебе когда-нибудь говорил, как меня восхищает это свойство?
— Даже когда ты пытаешься его уничтожить?
— Я никогда не хотел уничтожить твою волю или сломить твой дух. Я просто хотел направить их таким образом, чтобы никто, кроме меня, не мог ими наслаждаться. — Он встал, скинул с себя остальную одежду и снова уселся, чувствуя себя совершенно непринужденно, несмотря на наготу. — Однажды я гостил у султана Марокко, имевшего великолепный дворец, где он хранил свою очаровательную собственность. В то время я ему не завидовал. — Голос его звучал все глуше, пока взгляд скользил по ее теперь уже обнаженному телу. — А теперь завидую. Не пройдешь ли ты на середину комнаты?
— Зачем?
— Чтобы доставить мне удовольствие. Обещаю, что я, в свою очередь, отвечу тебе тем же.
Марианна медленно прошла через комнату. Она остро чувствовала взгляд Джордана, скользивший по ее обнаженной фигуре. Резко остановившись, она повернулась к нему.
— Это нелепо! Я чувствую себя, как рабыня, выставленная на продажу.
— Какое ужасное испытание для независимой женщины! У меня не было такого намерения. Всего несколько шагов, пожалуйста.
Марианна медлила — и вдруг поняла, чего он хочет. Она сделала еще несколько шагов и оказалась в многоцветном круге, созданном солнечными лучами, лившимися через витражное окно. Эти лучи, как теплые пальцы, прикоснулись к ее телу.
— Великолепно, — тихо проговорил он. — Ты похожа на нереиду, резвящуюся под водой.
Она посмотрела на себя и ощутила непонятное волнение, словно это была не она, а какая-то странная незнакомка. Ее тело пересекали алые и золотые линии, а между ними лежали пятна мягкого розового и лилово-голубого цветов. Интересно, какого цвета стали ее волосы в этом освещении? Подняв руку, она прикоснулась к ним, потом тряхнула головой — и они заструились по ее плечам тяжелой и чувственной волной. Все ее тело казалось каким-то другим, посылало незнакомые сигналы мозгу, словно принадлежало уже не ей, а какой-то загадочной женщине.
— Нереиды должны быть прохладными и голубыми.
— Может быть, в твоих витражах. — Она услышала, что Джордан встал с кресла. — Мои Нереиды купаются в солнечном свете и ничуть не прохладные.
Он вступил в круг света и слился с ним. Нагой. Великолепный. Полный страсти. Щеки у него осунулись, светлые глаза, устремленные на нее, сверкали.
— Разве не забавно? Скажи, ты не думаешь, что мы похожи на фигуры в витраже?
— Нет. — Она с трудом сглотнула. — Витражи должны быть выставлены на всеобщее обозрение.
— Да, я немного неприличен для всеобщего обозрения. — Его взгляд упал на ее груди. — И ты тоже, любовь моя.
Она поняла, что он имеет в виду. Даже не прикосновения, а только одного взгляда оказалось достаточно, чтобы все ее тело затрепетало и налилось страстью и сладкая боль возникла в низу живота. Он стоял перед ней: поджарый, мускулистый, перечерченный огненными лучами, и невозможно было оторвать от него глаз.
— Тебе это нравится, правда? — прошептал он. — Конечно, почему бы и нет? Когда ты делала свои прекрасные витражи, ты, наверное, иногда чувствовала, что становишься их частью. — Он помолчал. — Или хотела бы стать их частью. — Он шагнул к ней. — А теперь ты можешь это сделать.
Марианна дрожала. Джордан возвышался над ней, и она ощущала себя маленькой, беспомощной и женственной.
Он взял ее руку и прижал к своему телу.
— Я всегда ревновал тебя к твоей работе. Ты это знала? — Ее пальцы пошевелились. Дрожь пронизала его тело, но он не отпускал ее руки, удерживая ее. — Тебе никогда не хотелось делиться ею со мною, а я хотел тебя всю. — Его другая рука прикрыла ее грудь. — Ты такая крошечная: твоей руки едва хватает, чтобы меня обхватить.
Помолчав секунду, он мягко сказал:
— Подумай, как мы с тобой сейчас выглядим. Представь себе, что мы — фигуры на одном из твоих витражей.
Она закрыла глаза. В ее воображении возникла чудесная картина далеких лиловых холмов, на фоне которых она увидела его…
О небо, она видит и себя тоже! Ее грудь затрепетала, когда он начал нежно проводить большим пальцем по бутону ее соска.
— Я стал его частью? — прошептал он.
— Да… — чуть слышно выдохнула Марианна. Он улыбнулся.
— Мне этого мало. — Вдруг он поднял ее, положил ее ноги себе на бедра и глубоко проник в нее. — Я хочу быть не частью, а всем!
Марианна вскрикнула, впиваясь пальцами в его сильные плечи.
— Возьми меня. — Голос его звучал как глухое рычание. Его бедра отчаянно двигались вперед и назад, пока он удерживал ее, сделав частью своего тела. — Всего меня!
Она уже стонала, почти хрипела, яростно пытаясь прижаться к нему еще теснее, словно она переродилась и перестала быть той загадочной женщиной, которая шагнула в многоцветный круг. Она как в тумане заметила, что он упал на колени, а потом уложил ее на пол. Дерево холодило спину, но солнце согревало кожу, а Джордан пылал жаром… Его лицо над нею казалось лишь темной тенью, но тело было окружено огненным ореолом.
Вулкан, лихорадочно подумала она. Вулкан, бьющий своим молотом…
Его темные волосы выбивались из-под ленты и при каждом движении скользили по ее груди.
— Думай — обо — мне. — Он разделял слова мощными ударами бедер. — Я — должен…
— Молчи! — ахнула она. — Я вообще не могу думать. Я даже не понимаю, что ты…
Она выгнулась навстречу ему, сотрясаемая конвульсиями страсти. Джордан что-то хрипло выкрикнул.
Они лежали в круге света, слившись воедино, сотрясаемые дрожью блаженства.
— И ты думаешь, что сможешь отказаться от такого? — чуть слышно проговорил он.
Нет, это он от нее откажется, печально подумала Марианна.
— Я не хочу об этом говорить. Она ожидала, что Джордан будет протестовать, но спустя мгновение он сказал:
— Хорошо. Наверное, мне надо быть довольным своими успехами. Надеюсь, мои услуги тебя удовлетворили?
Она облизала пересохшие губы.
— Дай мне встать, Я хочу вернуться к огню.
— Подожди секунду. — Он приподнялся над ней, а потом помог ей встать на колени в круге яркого света. — Я хочу, чтобы ты запомнила еще один витраж. — Он встал перед ней на колени, взял ее за руки и заглянул в глаза. — Поверь, это правда. Я действительно тебя люблю. Я люблю .твое тело, и твой ум, и твою душу. — Он поднес ее руку к губам. — И я хочу получить все это. Мне жаль, что взамен я могу дать так мало. Я эгоистичен и самоуверен, и Грегор тебе скажет, что моя душа все время в опасности.
Он мог дать очень много. Он остроумен и отважен, умен и честен. Марианне отчаянно хотелось протянуть руку и взять все, чем был он, но она не могла этого сделать. Риск слишком велик.
Она промолчала.
Джордан пожал плечами.
— Я вижу, что ты тоже так считаешь. — Он обнял ее и притянул к себе. — И все равно это тебе не поможет. Судьба явно на моей стороне. — Он начал гладить ее по голове, мягко укачивая, словно маленького ребенка. — Зачем бы ей сводить нас вместе, если не для того, чтобы соединить навсегда? Иначе все было бы бессмыслицей.
Ей не следовало позволять ему так себя обнимать. Она не ожидала нежности, не привыкла к ней и оказалась беззащитна перед столь сильным оружием. Оно гораздо сильнее, чем страсть. И расставание станет еще более трудным.
Марианна не пошевелилась. Она не может отвернуться от него. Еще немного, еще…
Ее руки тоже обхватили его, и они стояли на коленях, пока не погасли последние лучи заходящего солнца и окружавший их многоцветный круг не исчез.
16.
— Тебе не нравится? А мне — очень. Я ощущаю каждый мускул, каждый нежный изгиб твоего тела. По-моему, если бы я вошел в тебя в этом положении, тебе это очень понравилось бы. Помнишь, какое наслаждение ты получила, растянувшись на подлокотниках кресла? Я знаю, как…
— Дай мне' встать! — И вдруг она отчаянно вскрикнула: — Если ты собираешься меня изнасиловать, делай это сейчас!
Но никакого насилия не потребовалось бы. Она уже дрожала всем телом, в котором бились волны страстного желания.
— Делай это! Или же отпусти меня.
Он не хочет отпускать ее. Он никогда не отпустит ее, вдруг осознал Джордан. Ни сейчас, ни после. До самой смерти. Эта мысль, явившись неожиданно, поразила его до глубины души.
Марианна напряглась, не спуская глаз с его лица:
— Что случилось?
Она нужна ему больше всего на свете, но если он попытается ее удержать, то потеряет навсегда.
— Очень многое, — мрачно сказал он. — И мне жаль, что я осознал это именно сейчас. — Он выпустил ее руки, приподнялся и отодвинулся в сторону. — Вставай.
Марианна продолжала лежать неподвижно, ошеломленная неожиданной победой.
— Я сказал тебе: вставай, — резко повторил он. — И Бога ради, прекрати так на меня смотреть. А не то я пожалею…
Он замолчал и отодвинулся еще дальше от нее на широкой ступени.
Она медленно села и убрала упавшие на глаза волосы:
— Почему ты…
— Здесь дьявольски холодно. — Он встал и пошел вниз по лестнице. — Я нарублю дров для камина. У тебя было несколько часов, чтобы осмотреться. Здесь найдется небольшая комнатка, которую можно было бы легко прогреть?
Марианна указала на дверь с левой стороны вестибюля.
— Вон в той комнате есть камин. Он кивнул, а потом добавил:
— Не пытайся убежать. Грегор с отрядом остановились в деревне. Если ты убежишь, мы тебя поймаем.
— Можешь не беспокоиться. Мне незачем бежать, — спокойно ответила она. — Сначала я должна сделать то, ради чего сюда приехала.
* * *
Удар! Топор с силой врезался в дерево.Джордан опускал его снова и снова, разбивая поленья, словно они были его смертельными врагами.
Марианна вздрогнула, наблюдая за ним из окна. Она уже ощутила его гнев, и теперь ей было страшно видеть, как его нерастраченная сила выливается в действие.
Страшно, но в то же время немного возбуждает.
Вулкан.
Да, Джордан напомнил ей этого древнеримского бога, работающего своим тяжелым молотом. Она видела, как напрягаются его стройные ноги, когда он готовится к каждому новому удару, как натягиваются под черной рубашкой крепкие мускулы. Волна жара разлилась по всему ее телу от одного воспоминания о том моменте, когда она лежала под ним на ступеньках.
Молот, бьющий по наковальне.
Но она — не наковальня. Она ответила бы ему ударом на удар. Почему же тогда с каждой минутой, с каждым прикосновением она ощущала, как теряет волю?
И он это знал. Он всегда знал, как откликается ее тело на его властный призыв. Он знал, что может овладеть ею, — и все-таки отпустил!
* * *
Джордан уложил поленья в очаг, подложил щепок и высек огонь.— Что это за место?
— Этот дворец принадлежал царю Павлу.
— Похоже, что здесь очень давно никого не было.
— Так оно и есть. Царя убили в 1801 году, а царской семье не было известно о существовании этого дворца. Его построили те же рабочие, что строили туннель.
Щепки начали разгораться.
— Замок от ключа.
Марианна не ответила.
Не отрывая взгляд от огня, Джордан тихо спросил:
— Где Джедалар, Марианна? Бесполезно скрывать. Ведь если он обыщет дворец, он все равно его найдет.
— В дворцовой церкви, дальше по коридору. Хочешь посмотреть?
— Не сейчас. — Он встал подбросить поленьев в огонь. — Надеюсь, что чуть позже ты мне его покажешь. Я не хочу отнимать его у тебя силой. — Он повернулся и направился к двери. — Присматривай за огнем. Ты, наверное, голодна. У меня в седельных сумках есть еда.
Если бы только он пришел на час позже… Она успела бы осуществить свой замысел. Но, может, и к лучшему, что все сложилось именно так. Она сумеет еще несколько часов провести рядом с Джорданом, насладиться этими последними мгновениями близости. Потому что, когда он узнает, что именно она сделала, он больше не захочет ее видеть.
Когда Джордан вернулся в комнату, огонь уже ярко разгорелся. Стало почти тепло. Он бросил седельные сумки перед камином и скинул плащ.
— Я расседлал твою лошадь и поставил в конюшню. Тебе не следовало оставлять ее на улице так долго. Она виновато ответила:
— Я как раз выходила, чтобы расседлать ее, — и увидела внизу тебя и Грегора.
— И решила снести мне голову с плеч.
— Я же говорила: я не собиралась тебя убивать или даже ранить.
Он потер шею и затылок:
— Ты чуть не отправила меня на тот свет.
— Тебе и правда больно?
— Еще как. — Он всмотрелся в ее лицо. — Похоже, ты встревожена. Не значит ли это, что ты что-то замышляешь?
— Нет. — Она подошла к седельным сумкам. — Не сейчас. Мне слишком хочется есть. Если ты сделаешь вертел, я сдеру шкуру с этого зайца.
— Именно для этого я и прихватил палку, которой ты пыталась меня оглушить. Садись и отдыхай. Мне помощь не нужна. — Посмотрев на покрытые толстым слоем пыли кресла, он добавил: — Ты не так сильно испачкаешься, если постелишь свой плащ на пол и сядешь на него, а не на эти кресла.
— Я уже много недель не думала о чистоте. — Но она все же последовала его совету, уселась перед огнем и стала смотреть, как он заостряет один конец палки. — Куда ты послал Грегора?
— В деревню. Он вернется утром посмотреть, остался ли я в живых. — Он смущенно улыбнулся. — Я скажу ему, что это оказалось нелегким делом. — Джордан перевел взгляд с лица Марианны на большое круглое окно, украшавшее стену напротив. Цветное стекло изображало алое солнце, разбрасывающее золотые лучи, опускаясь за лиловую гору. Свет, лившийся сквозь яркие стекла, образовывал цветной круг на дубовом паркете в центре комнаты. — Очень красивый витраж. Это работа твоей бабушки?
Марианна кивнула, и лицо ее радостно осветилось:
— Бабушка сделала в этом дворце все витражи. Правда, великолепная работа?
— Да. — Он снова посмотрел на окно. — Но, по-моему, та, которую ты выполнила в Камбароне, — лучше.
Она изумленно раскрыла глаза:
— Серьезно? — Но тут же покачала головой. — Нет, не может быть. Она была прекрасным мастером. Лучше бабушки никто не делал витражей.
— Пока не появилась Марианна.
— Правда? — прошептала она.
— Правда.
Ее сердце захлестнула горячая волна счастья. Он говорит совершенно серьезно. Может быть, это на самом деле и не так, но похвала из его уст значит для нее так много!
— Посмотри на витражи в домовой церкви. Именно там осталась ее лучшая работа.
— И туда ты отнесла Джедалар.
Ее улыбка погасла. Разговор всегда возвращался к Джедалару, омрачая все то приятное и радостное, что происходило между ними.
—Да.
— Почему?
Она отвела взгляд.
— Ты хочешь, чтобы я содрала шкуру с зайца? За последние недели я прекрасно освоила это искусство. Секунду Марианне казалось, что он не даст ей уйти от неприятного разговора, но потом его лицо осветилось улыбкой.
— Знаю. — Опускаясь на колени перед огнем, он лениво проговорил: — Будь так любезна. Такая проза жизни мне совершенно недоступна.
Она повеселела, узнав ленивый насмешливый тон, который тысячи раз слышала в Камбароне. Надвигающаяся схватка между ними неизбежна, но время для нее еще не наступило.
* * *
— Ешь! — Джордан нахмурился. — Ты съела всего несколько крошечных кусочков.— Я сыта. — Она действительно съела очень немного поджаренной на вертеле зайчатины, но голод уже исчез. Аппетит у нее совсем пропал: наверное, из-за того, что всю дорогу она так мало ела. — Остальное тебе.
— Ты наверняка проголодалась. Ведь у тебя не было во рту ни кусочка со вчерашней ночи.
— Откуда ты знаешь? — И тут же, догадавшись, она покачала головой. — Вы были так близко? Джордан коротко ответил:
— Нико.
— Я чувствую себя полной дурой. Я совершенно не замечала, что кто-то за мной едет.
— Никакая ты не дура. Нико — опытный следопыт, а мы ехали в нескольких милях позади. Ты справилась со всем лучше большинства мужчин. — Он перевел взгляд на пляшущие языки пламени, неловко выговорив следующую фразу: — Я был тобой горд.
— Серьезно?
—Да.
— Почему?'
— Конечно, это мелочи, не стоящие внимания, но я заметил в тебе такие качества, которых нет в других: ты никогда не сдаешься, ты очень умная и смелая, как лев. И еще по одной причине я гордился тобой. — Он по-прежнему не смотрел на нее. — Потому что ты моя.
Она напряглась:
— Я не твоя!
— Пока — нет. Но я должен этого добиться. —Он поднял глаза и удержал ее взгляд. — Ты выйдешь за меня замуж, Марианна?
Она изумленно уставилась на него:
— Замуж?
— Я решил, что только так смогу удержать тебя рядом. Ты никогда не нарушишь свои обеты.
Глубокое удивление заставило ее выпалить первое, что пришло в голову:
— Твоя мать их нарушила.
— У нее были на то причины. Мой отец был последним подонком. Я не настолько глуп, чтобы последовать его примеру.
— Это несерьезно!
— Почему же?
— Ты — герцог Камбаронский. И прекрасно знаешь, что такой брак неприемлем.
— Ты поверила той чуши, которой кормила тебя Дороти, — грубовато парировал он. — Для меня этот брак приемлем, а я единственный, кого это касается. Остальной мир может провалиться хоть в преисподнюю.
Марианна покачала головой.
— Ты считаешь, что недостойна меня? Она возмущенно подняла голову:
— С чего это я должна так считать? Скорее я для тебя слишком хороша. Он усмехнулся:
— Тогда мы сходимся во мнениях.
— Но я думаю вовсе не об этом. Они…
— Мне надоело слышать о том, что скажут «они». — Лицо его посуровело. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой, и. Бог свидетель, я это сделаю!
— Потому что я не согласилась стать твоей любовницей!
— Даже если бы ты сейчас согласилась, меня это не удовлетворило бы. Мне нужно больше.
— Почему?
Джордан молчал, словно пытаясь найти нужные слова.
— Я люблю тебя, — наконец с трудом выговорил он.
Марианна почувствовала вспышку ослепительной радости. Это было чудо, бесценный дар. Ей хотелось…
Это действительно было невероятно.
Острая боль пронзила сердце, когда она осознала, насколько наивной была ее первая реакция. Она постаралась проглотить вставший в горле ком.
— До чего же кстати. Джордан тихо чертыхнулся:
— Кстати? Я еще никогда не говорил женщине, что люблю ее, а ты говоришь, что это кстати. Что ты думаешь, я этого хотел? Это не кстати! Это страшно больно!
Если бы он знал о ее боли и мучениях, которые усиливались с каждой секундой!
— Ты говоришь, что я не дура, и хочешь, чтобы я тебе поверила! — воскликнула она. — Я не дам второй раз меня провести, Джордан! — Она сжала дрожащие губы. — Я всегда считала тебя честным и не думала, что ты будешь лгать для того, чтобы получить от меня Джедалар.
Он гневно сверкнул глазами:
— Господи, я могу забрать этот твой проклятый Джедалар! Он здесь, в этом дворце!
— Но ты не знаешь, как решается загадка. Для этого тебе нужна я!
— Ты мне нужна. — Он помолчал. — Но не для этого. Если мне понадобится решить загадку, я справлюсь с этим сам. Почему ты не веришь мне?
— Можно ли меня в этом винить? Он невесело улыбнулся.
— Нет, наверное, это было бы слишком: надеяться на твое доверие. Мне придется доказать, что я говорю искренне.
Марианна устало покачала головой:
— Нет времени.
— Чепуха, у нас сколько угодно времени. — Он не сразу смог справиться с раздражением и обидой. — Когда мы покончим с этим делом, я начну за тобой ухаживать как положено.
Когда они покончат с этим делом, он не захочет даже смотреть в ее сторону. Эта мысль вызвала прилив неудержимого отчаяния. Ей захотелось протянуть руку и дотронуться до Джордана, почувствовать его тепло, которое отогнало бы холод будущего одиночества.
— Нет!
Он мрачно сжал губы:
— Смирись с этой мыслью. Я обязательно найду способ сделать тебя моей. Я даже готов вести себя так цивилизованно и правильно, как только могла бы пожелать Дороти. Какого еще черта тебе от меня надо?
Она проговорила дрожащим голосом:
— Мне надо то, что было у нас в Дзлвинде. — Она помолчала, а потом добавила: — Сейчас. Он замер.
— Несмотря на то, что ты мне не доверяешь? Она кивнула:
— Мне не нужно доверие, мне нужно наслаждение.
— О, так я должен быть для тебя игрушкой?
— Разве тебе не этого хотелось от меня в Дэлвинде?
— Не совсем. По правде говоря, в тот момент мои желания были не всегда понятны даже мне самому. — Он пожал плечами. — Но я не возражаю против такой роли. Ты можешь не сомневаться в том, что я постараюсь исполнить твои желания. Раздевайся.
Она непонимающе воззрилась на него.
— Ну, раз ты так горишь желанием, не думаешь же ты, что я буду тратить время на то, чтобы тебя обхаживать? — Он начал расстегивать рубашку. — Совершенно ясно, что тебе не нужны нежные слова.
— Я что-то не помню, чтобы ты когда-нибудь говорил мне нежные слова.
Его обольстительные речи всегда были терпкими и пронизанными откровенной чувственностью.
— Но ты внимала им с благоговением юной служительницы Венеры. — Марианна заметила, что за его привычной насмешливостью прячется издевка. Он скинул рубашку. — Я еще не встречал женщины, которой так хотелось бы, чтобы ее убедили.
— Ты пытаешься причинить мне боль.
— С чего бы мне… Да. — Он скривил губы. — Но какое это может иметь значение? — Он сел на пол и начал снимать сапоги. — Любовная ссора возбуждает не меньше, чем любовная игра.
Для Марианны это имело значение. Ей не хотелось, чтобы их последняя встреча была испорчена горечью и болью.
— Но, возможно, я ошибся. Может быть, тебе нужно от меня что-то еще?
Она обидела его. Бессознательно, неумышленно, но очень сильно обидела. Но как могла она поверить в искренность его предложения, если в этом месте, в этот момент он был для нее врагом. Марианна сняла плащ и бросила на пол.
— Нет, я больше ничего от тебя не хочу.
— Черта с два! — Глаза его пылали гневом. Он сделал глубокий вдох и буквально у нее на глазах снова превратился в того Джордана, которого она так хорошо знала, насмешливого и чувственного. Сев в кресло, он непринужденно откинулся на спинку. — Тогда тебе следует снять не только плащ. Мне начинает становиться скучно. Может, тебе надо помочь?
— Нет. — Дрожащими пальцами Марианна начала расстегивать платье. — Я разденусь сама.
— Ах, до чего же ты независимая! Я тебе когда-нибудь говорил, как меня восхищает это свойство?
— Даже когда ты пытаешься его уничтожить?
— Я никогда не хотел уничтожить твою волю или сломить твой дух. Я просто хотел направить их таким образом, чтобы никто, кроме меня, не мог ими наслаждаться. — Он встал, скинул с себя остальную одежду и снова уселся, чувствуя себя совершенно непринужденно, несмотря на наготу. — Однажды я гостил у султана Марокко, имевшего великолепный дворец, где он хранил свою очаровательную собственность. В то время я ему не завидовал. — Голос его звучал все глуше, пока взгляд скользил по ее теперь уже обнаженному телу. — А теперь завидую. Не пройдешь ли ты на середину комнаты?
— Зачем?
— Чтобы доставить мне удовольствие. Обещаю, что я, в свою очередь, отвечу тебе тем же.
Марианна медленно прошла через комнату. Она остро чувствовала взгляд Джордана, скользивший по ее обнаженной фигуре. Резко остановившись, она повернулась к нему.
— Это нелепо! Я чувствую себя, как рабыня, выставленная на продажу.
— Какое ужасное испытание для независимой женщины! У меня не было такого намерения. Всего несколько шагов, пожалуйста.
Марианна медлила — и вдруг поняла, чего он хочет. Она сделала еще несколько шагов и оказалась в многоцветном круге, созданном солнечными лучами, лившимися через витражное окно. Эти лучи, как теплые пальцы, прикоснулись к ее телу.
— Великолепно, — тихо проговорил он. — Ты похожа на нереиду, резвящуюся под водой.
Она посмотрела на себя и ощутила непонятное волнение, словно это была не она, а какая-то странная незнакомка. Ее тело пересекали алые и золотые линии, а между ними лежали пятна мягкого розового и лилово-голубого цветов. Интересно, какого цвета стали ее волосы в этом освещении? Подняв руку, она прикоснулась к ним, потом тряхнула головой — и они заструились по ее плечам тяжелой и чувственной волной. Все ее тело казалось каким-то другим, посылало незнакомые сигналы мозгу, словно принадлежало уже не ей, а какой-то загадочной женщине.
— Нереиды должны быть прохладными и голубыми.
— Может быть, в твоих витражах. — Она услышала, что Джордан встал с кресла. — Мои Нереиды купаются в солнечном свете и ничуть не прохладные.
Он вступил в круг света и слился с ним. Нагой. Великолепный. Полный страсти. Щеки у него осунулись, светлые глаза, устремленные на нее, сверкали.
— Разве не забавно? Скажи, ты не думаешь, что мы похожи на фигуры в витраже?
— Нет. — Она с трудом сглотнула. — Витражи должны быть выставлены на всеобщее обозрение.
— Да, я немного неприличен для всеобщего обозрения. — Его взгляд упал на ее груди. — И ты тоже, любовь моя.
Она поняла, что он имеет в виду. Даже не прикосновения, а только одного взгляда оказалось достаточно, чтобы все ее тело затрепетало и налилось страстью и сладкая боль возникла в низу живота. Он стоял перед ней: поджарый, мускулистый, перечерченный огненными лучами, и невозможно было оторвать от него глаз.
— Тебе это нравится, правда? — прошептал он. — Конечно, почему бы и нет? Когда ты делала свои прекрасные витражи, ты, наверное, иногда чувствовала, что становишься их частью. — Он помолчал. — Или хотела бы стать их частью. — Он шагнул к ней. — А теперь ты можешь это сделать.
Марианна дрожала. Джордан возвышался над ней, и она ощущала себя маленькой, беспомощной и женственной.
Он взял ее руку и прижал к своему телу.
— Я всегда ревновал тебя к твоей работе. Ты это знала? — Ее пальцы пошевелились. Дрожь пронизала его тело, но он не отпускал ее руки, удерживая ее. — Тебе никогда не хотелось делиться ею со мною, а я хотел тебя всю. — Его другая рука прикрыла ее грудь. — Ты такая крошечная: твоей руки едва хватает, чтобы меня обхватить.
Помолчав секунду, он мягко сказал:
— Подумай, как мы с тобой сейчас выглядим. Представь себе, что мы — фигуры на одном из твоих витражей.
Она закрыла глаза. В ее воображении возникла чудесная картина далеких лиловых холмов, на фоне которых она увидела его…
О небо, она видит и себя тоже! Ее грудь затрепетала, когда он начал нежно проводить большим пальцем по бутону ее соска.
— Я стал его частью? — прошептал он.
— Да… — чуть слышно выдохнула Марианна. Он улыбнулся.
— Мне этого мало. — Вдруг он поднял ее, положил ее ноги себе на бедра и глубоко проник в нее. — Я хочу быть не частью, а всем!
Марианна вскрикнула, впиваясь пальцами в его сильные плечи.
— Возьми меня. — Голос его звучал как глухое рычание. Его бедра отчаянно двигались вперед и назад, пока он удерживал ее, сделав частью своего тела. — Всего меня!
Она уже стонала, почти хрипела, яростно пытаясь прижаться к нему еще теснее, словно она переродилась и перестала быть той загадочной женщиной, которая шагнула в многоцветный круг. Она как в тумане заметила, что он упал на колени, а потом уложил ее на пол. Дерево холодило спину, но солнце согревало кожу, а Джордан пылал жаром… Его лицо над нею казалось лишь темной тенью, но тело было окружено огненным ореолом.
Вулкан, лихорадочно подумала она. Вулкан, бьющий своим молотом…
Его темные волосы выбивались из-под ленты и при каждом движении скользили по ее груди.
— Думай — обо — мне. — Он разделял слова мощными ударами бедер. — Я — должен…
— Молчи! — ахнула она. — Я вообще не могу думать. Я даже не понимаю, что ты…
Она выгнулась навстречу ему, сотрясаемая конвульсиями страсти. Джордан что-то хрипло выкрикнул.
Они лежали в круге света, слившись воедино, сотрясаемые дрожью блаженства.
— И ты думаешь, что сможешь отказаться от такого? — чуть слышно проговорил он.
Нет, это он от нее откажется, печально подумала Марианна.
— Я не хочу об этом говорить. Она ожидала, что Джордан будет протестовать, но спустя мгновение он сказал:
— Хорошо. Наверное, мне надо быть довольным своими успехами. Надеюсь, мои услуги тебя удовлетворили?
Она облизала пересохшие губы.
— Дай мне встать, Я хочу вернуться к огню.
— Подожди секунду. — Он приподнялся над ней, а потом помог ей встать на колени в круге яркого света. — Я хочу, чтобы ты запомнила еще один витраж. — Он встал перед ней на колени, взял ее за руки и заглянул в глаза. — Поверь, это правда. Я действительно тебя люблю. Я люблю .твое тело, и твой ум, и твою душу. — Он поднес ее руку к губам. — И я хочу получить все это. Мне жаль, что взамен я могу дать так мало. Я эгоистичен и самоуверен, и Грегор тебе скажет, что моя душа все время в опасности.
Он мог дать очень много. Он остроумен и отважен, умен и честен. Марианне отчаянно хотелось протянуть руку и взять все, чем был он, но она не могла этого сделать. Риск слишком велик.
Она промолчала.
Джордан пожал плечами.
— Я вижу, что ты тоже так считаешь. — Он обнял ее и притянул к себе. — И все равно это тебе не поможет. Судьба явно на моей стороне. — Он начал гладить ее по голове, мягко укачивая, словно маленького ребенка. — Зачем бы ей сводить нас вместе, если не для того, чтобы соединить навсегда? Иначе все было бы бессмыслицей.
Ей не следовало позволять ему так себя обнимать. Она не ожидала нежности, не привыкла к ней и оказалась беззащитна перед столь сильным оружием. Оно гораздо сильнее, чем страсть. И расставание станет еще более трудным.
Марианна не пошевелилась. Она не может отвернуться от него. Еще немного, еще…
Ее руки тоже обхватили его, и они стояли на коленях, пока не погасли последние лучи заходящего солнца и окружавший их многоцветный круг не исчез.
16.
— Почему тебя называют Герцогом Бриллиантов?
Язык Джордана нежно заскользил вокруг ее соска.
— Откуда ты об этом знаешь?
— Дороти как-то раз случайно упомянула это имя, но она тоже не знала подробностей — и сказала лишь, что это было как-то связано с мешочками бриллиантов и женщинами… Тогда мне это было не интересно.
— А почему сейчас решила спросить?
Потому что теперь она жаждет знать о нем все: и плохое, и хорошее. Ей надо ощутить его целиком, насладиться всем, что у него есть, взять все, что он дает ей. Потом у нее не будет ничего, кроме воспоминаний, и она хочет, чтобы в этих воспоминаниях он остался раскрытым до конца.
— Расскажи мне!
— Это было в далекой юности, — нетерпеливо ответил он. — Я уже давно не занимаюсь такими глупостями. — Он начал тереться щекой о ее грудь. — И моей жене не пристало слушать такое.
— Но я тебе не жена.
— Будешь.
Марианна не стала с ним спорить. Так мало осталось этих драгоценных минут!
— Я хочу знать. Он поднял голову:
— Предупреждаю — тебе это не понравится. Она посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц и поддразнила его:
— Это не может быть страшнее того, что я уже знаю.
Он поморщился:
— Как это успокаивает! Однако правда может оказаться неприятнее, чем ты предполагаешь. В моем беспутном прошлом есть такие детали, которых ты не знаешь и не должна знать. — Взяв ее руку, он прижался губами к ладони и рассеянно спросил: — Что это все-таки за запах?
Она напряглась и попыталась вырвать у него руку:
— Какой запах?
Он понюхал ее ладонь.
— Я уже и раньше его почувствовал. Он ужасно знакомый, но я никак не могу сообразить…
— Лошадиный пот, — быстро ответила она. — Я же говорила тебе, что не имела возможности мыться. — Она заставила себя улыбнуться. — А ты должен быть достаточно деликатным, чтобы не говорить об этом. — Ей обязательно надо его отвлечь. — Или ты просто пытаешься уйти от ответа на мой вопрос? Я хочу знать о Герцоге Бриллиантов.
Джордан нахмурился:
— Господи, ты что — никогда не сдаешься? Он отпустил ее руку. Но надо сделать так, чтобы он потом не вспомнил об этом запахе. Упрямо подняв подбородок, она сказала:
— Насколько я понимаю, весь свет знает, почему тебя так прозвали. По-моему, это в высшей степени несправедливо, что тебе известно обо мне все, а я…
Она замолчала: он поднял руки в знак того, что сдается.
— Это была просто вздорная прихоть. В конце ночи наслаждений я оставлял даме мешочек бриллиантов. В нем было столько камушков, сколько раз ей удавалось доставить мне удовольствие. — Он отвел взгляд. — Это породило некую соревновательность, которая тешила мое самолюбие.
Он явно рассказал ей не все.
— Дороти сказала, что за этим было что-то еще.. Что все смеялись, когда говорили об этом.
— Дороти вообще не следовало с тобой это обсуждать. — Снова пожав плечами, он коротко бросил: — Им казались забавными места, где я оставлял бриллианты.
— Места…
Тут до нее дошло, и щеки у нее запылали.
— Я же говорил, что тебе это не понравится.
Язык Джордана нежно заскользил вокруг ее соска.
— Откуда ты об этом знаешь?
— Дороти как-то раз случайно упомянула это имя, но она тоже не знала подробностей — и сказала лишь, что это было как-то связано с мешочками бриллиантов и женщинами… Тогда мне это было не интересно.
— А почему сейчас решила спросить?
Потому что теперь она жаждет знать о нем все: и плохое, и хорошее. Ей надо ощутить его целиком, насладиться всем, что у него есть, взять все, что он дает ей. Потом у нее не будет ничего, кроме воспоминаний, и она хочет, чтобы в этих воспоминаниях он остался раскрытым до конца.
— Расскажи мне!
— Это было в далекой юности, — нетерпеливо ответил он. — Я уже давно не занимаюсь такими глупостями. — Он начал тереться щекой о ее грудь. — И моей жене не пристало слушать такое.
— Но я тебе не жена.
— Будешь.
Марианна не стала с ним спорить. Так мало осталось этих драгоценных минут!
— Я хочу знать. Он поднял голову:
— Предупреждаю — тебе это не понравится. Она посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц и поддразнила его:
— Это не может быть страшнее того, что я уже знаю.
Он поморщился:
— Как это успокаивает! Однако правда может оказаться неприятнее, чем ты предполагаешь. В моем беспутном прошлом есть такие детали, которых ты не знаешь и не должна знать. — Взяв ее руку, он прижался губами к ладони и рассеянно спросил: — Что это все-таки за запах?
Она напряглась и попыталась вырвать у него руку:
— Какой запах?
Он понюхал ее ладонь.
— Я уже и раньше его почувствовал. Он ужасно знакомый, но я никак не могу сообразить…
— Лошадиный пот, — быстро ответила она. — Я же говорила тебе, что не имела возможности мыться. — Она заставила себя улыбнуться. — А ты должен быть достаточно деликатным, чтобы не говорить об этом. — Ей обязательно надо его отвлечь. — Или ты просто пытаешься уйти от ответа на мой вопрос? Я хочу знать о Герцоге Бриллиантов.
Джордан нахмурился:
— Господи, ты что — никогда не сдаешься? Он отпустил ее руку. Но надо сделать так, чтобы он потом не вспомнил об этом запахе. Упрямо подняв подбородок, она сказала:
— Насколько я понимаю, весь свет знает, почему тебя так прозвали. По-моему, это в высшей степени несправедливо, что тебе известно обо мне все, а я…
Она замолчала: он поднял руки в знак того, что сдается.
— Это была просто вздорная прихоть. В конце ночи наслаждений я оставлял даме мешочек бриллиантов. В нем было столько камушков, сколько раз ей удавалось доставить мне удовольствие. — Он отвел взгляд. — Это породило некую соревновательность, которая тешила мое самолюбие.
Он явно рассказал ей не все.
— Дороти сказала, что за этим было что-то еще.. Что все смеялись, когда говорили об этом.
— Дороти вообще не следовало с тобой это обсуждать. — Снова пожав плечами, он коротко бросил: — Им казались забавными места, где я оставлял бриллианты.
— Места…
Тут до нее дошло, и щеки у нее запылали.
— Я же говорил, что тебе это не понравится.