Страница:
Надо надеяться, что Лэм не успеет вернуться к этому времени.
Она сбежит отсюда и никогда больше его не увидит.
Катарина отчаянно разозлилась на себя и на свои чувства, на подступившие к глазам слезы, на то, что ее сердце разрывается из-за проклятого пирата.
Она должна бежать, прежде чем случится немыслимое, прежде чем она в него влюбится.
И хватит думать о том, какой прием ее ждет, когда она наконец доберется до Англии. Как бы то ни было, она решила, что должна вернуться к Хоуку, который пока еще был ее законным мужем.
Теперь ее сердце забилось чаще — она вообразила, как предстанет себя перед ним, перед двором, перед королевой. Но ведь они не будут знать, не могут, что в объятиях Лэма она была гораздо более податливой, нетерпеливой и страстной, чем самая дорогая, опытная куртизанка.
А что скажет отец? Катарина ни разу не вспомнила о нем со времени своего похищения. Но теперь она задумалась о том, как он ее примет. Возможно, Джеральд будет охвачен праведным гневом по поводу ее похищения и надругательства над ней. А может быть, он станет бранить ее за то, что она не послушалась его, за то, что стала не женой пирата, а его шлюхой.
Катарина!
Споткнувшись, Катарина остановилась, радуясь поводу отвлечься от своих невеселых мыслей. Через поднятую решетку выбежал Ги и помчался навстречу ей вниз по тропе. За ним не спеша следовал Макгрегор.
Катарина заставила себя приветливо улыбнуться.
Где вы были? Мы вас обыскались! Стараясь не смотреть на Макгрегора, Катарина встрепала густые темные волосы мальчика.
Мне стало одиноко без Лэма, и я решила пройтись, — солгала она.
Вам надо было взять меня с собой, — воскликнул Ги. — Капитан сказал, что я должен присматривать, чтобы с вами ничего не случилось.
Леди Катарина, — заметил Макгрегор, — пожалуйста, просите меня сопровождать вас, когда вы в следующий раз пожелаете выйти за стены замка.
Катарина стиснула зубы и бросила на него мрачный взгляд.
Неужели вы думаете, что я собираюсь бежать? Он только молча смотрел на нее. Катарина тут же пожалела о своих словах.
Мне отсюда не выбраться, и вы это отлично знаете, — сказала она. — Но я не собираюсь сидеть взаперти в этих мрачных каменных стенах. — Она протиснулась мимо Макгрегора, и Ги последовал за ней.
— Катарина!
— Что, Ги?
— Вам здесь не нравится?
Она перестала злиться. До нее вдруг дошло, что Ги расстроится, когда она уедет отсюда. Пожалуй, зря она привязала его к себе. Но она любила детей, и Ги не составлял исключения. Осторожно выбирая слова, она сказала:
Мне здесь нравится. Но в другом месте у меня есть семья и друзья, и мое пребывание здесь — только временное.
Ги уставился на нее со слезами на глазах.
Понятно. Я-то думал, что вы не похожи на других, что вы останетесь. А вы такая же, как другие. Вы уедете рано или поздно.
У Катарины перехватило дыхание. Другие. Сколько же других перебывало здесь? Она не хотела знать этого. И ей необходимо было знать. Но она промолвила только:
Да, я такая же, как другие, — и отвернулась, чтобы не показывать своих чувств.
Испытывая одновременно скуку и беспокойство, остро ощущая отсутствие Лэма, надеясь, что он успеет вернуться до прибытия корабля с припасами из Белфаста, и в то же время не желая этого, Катарина прошла к каменному особняку. Ги плелся за ней следом. Выдался еще один теплый денек, и Катарина решила собрать букетик из первоцветов, которые она обнаружила у тропы сразу за воротами.
Теперь она с букетом в руке привстала на цыпочки и попыталась заглянуть в застекленное окно. Но шторы оказались задернуты. Она повернулась к Ги:
Лэм как-то упоминал про этот дом. Он новый.
Почему Лэм живет не здесь, а в этом ужасном полуразвалившемся замке? Ги пожал плечами:
Я уже больше двух лет с капитаном, и он всегда жил в крепости. Но этот дом построил он, Катарина.
Катарина только разинула рот. Для чего Лэм тратил силы и деньги на строительство дома, если не собирался жить в нем?
— А ты бывал внутри?
— Никогда, ни разу. Он всегда заперт.
Бросив на мальчика таинственный взгляд, Катарина торопливо прошла к дверям. Как Ги и говорил, большие входные двери из мореного дерева, украшенные резными панелями, были заперты.
— И что вы собираетесь делать? — с любопытством спросил Ги.
— Проникнуть внутрь.
Ги широко раскрыл глаза, потом расплылся в улыбке.
— Наверное, у буфетчика есть ключи, но мне он их не даст. И капитан может рассердиться, когда узнает, что мы сделали.
— Пусть О'Нил тебя не волнует. — Мгновение Катарина размышляла. — Не думаю, чтобы буфетчик дал их мне тоже… но попытка не пытка, верно?
Они со смехом повернулись, чтобы идти за ключом, и увидели Макгрегора. Его лицо, как всегда, казалось высеченным из камня, но Катарина заметила в его глазах какой-то необъяснимый блеск.
Могу я вам чем-то помочь, леди Катарина? — вежливо спросил он.
За время, прошедшее с момента ее прибытия на остров, Катарина успела изменить свое мнение об этом лысом и грубом с виду великане. Сначала она считала его простым безграмотным искателем приключений, но когда бы он ни обращался к ней, он всегда говорил вежливо и абсолютно правильно, и к тому же его манеры указывали на полученное им прекрасное воспитание. Кроме того, он любил читать и отлично играл не только на волынке, но и на скрипке и флейте тоже. Нет, этот крупный, похожий на быка мужчина был совсем не тем, чем казался. И те несколько раз, когда он счел нужным говорить с ней, он обращался к ней так почтительно, как будто она была дочерью графа или женой Лэма.
— Я желаю попасть внутрь, — царственным тоном произнесла Катарина.
— Никому не дозволено входить в дом капитана.
— Почему?
Он пожал плечами:
— Я не считал нужным спрашивать.
— И у кого есть ключи?
— Конечно у капитана.
А у буфетчика? Макгрегор вздохнул:
Ему не понравится, когда он узнает, что вы заходили в дом.
Улыбка Катарины угасла. Лэму будет совершенно безразлично, если она зайдет в особняк без разрешения, потому что он придет в ярость, узнав о ее побеге. На мгновение она почувствовала грусть. Ей уже сейчас больно было подумать, что они расстаются.
Макгрегор не понял, чем она опечалена, и сказал:
Не расстраивайтесь, миледи. Я вам достану ключи, но вам придется объяснять капитану, зачем вам это понадобилось.
Катарина вскрикнула, не веря своим глазам. Рядом с ней остолбенело замер Ги.
Катарина уставилась на покрытый пылью паркетный пол. Даже во дворце она не видела такого великолепного паркета. Она разглядывала обшитые резным деревом стены и пришла к выводу, что это красное дерево. Резчики знали свое дело — они наверняка не были из поселка внизу. Она прошла по прихожей, разглядывая богатые яркие гобелены и великолепные старые картины в золоченых рамах, и остановилась на пороге обеденной залы.
Стены были обшиты темным дубом. Овальный стол, тоже дубовый, но более бледного оттенка, стоял на тяжелом резном основании с ножками в виде химер. Стол окружали зачехленные кресла, а дубовый пол устилали красно-золотые персидские ковры.
Два огромных сервировочных стола, тусклые серебряные вазы и супницы, покрытый пылью золотой канделябр. Набравшись духу, она прошла в следующую комнату. Это помещение было меньше, но так же богато обставлено. На стенах висели картины. Окна закрывали тяжелые шторы из ткани с тисненым рисунком. Здесь стояло множество стульев и кресел. Одну стену целиком занимал книжный шкаф, полки которого ломились от книг. И заметнее всего был огромный письменный стол, неизвестно как державшийся на тонких ножках с опорами в виде золотых копыт.
Катарина опустилась в ближайшее кресло. По необъяснимой причине ее глаза наполнились слезами.
— С вами все в порядке, миледи? — шепотом спросил Ги.
— Я не понимаю этого человека.
Ги ничего не ответил, снова со смесью страха и почтения оглядывая комнату.
Катарина осмотрелась, больше не сдерживая слез.
Я его не понимаю, — настойчиво повторила она. — Он притворяется пиратом, но на самом деле он джентльмен. Притворяется дикарем, но он грамотен и неглуп. Он называет этот отсыревший замок своим домом, а рядом стоит дворец, который удовлетворил бы принца крови.
Ги присел рядом с ней на деревянный табурет с кожаным сиденьем, украшенным медной клепкой.
— Он великий человек.
— Он грабит и берет то, что ему не принадлежит, Ги. Он пират.
— Так устроен мир, он сам мне это сказал. Или берешь ты, или отберут у тебя.
Катарина посмотрела на мальчика. Ее пробрал легкий озноб, потому что Лэм был прав. В этом мире правила сила, и она на собственном опыте имела возможность убедиться в этом. Ясно, что Лэм тоже усвоил этот жестокий урок. Она задумалась. Когда же ему пришлось столкнуться с горькой действительностью? Возможно, совсем в раннем детстве, когда Шон О'Нил забрал его от матери.
Тогда многое становилось понятным. Противоречивость его личности и характера, его двойственность, способность быть одновременно пиратом и джентльменом — человеком, которого она хотела и боялась понять.
С тяжелым сердцем Катарина тайком вышла из замка тем же способом, что и несколько дней назад. Одна из молочниц передала ей сообщение: корабль из Белфаста прибыл.
Она поспешила в поселок, вздрагивая от каждого звука, пугаясь каждой тени, боясь и в то же время надеясь, что в любой момент ее догонит Макгрегор или, того хуже, что она лицом к лицу столкнется с Лэмом. Но шотландца в этот день нигде не было видно, а Лэм еще не вернулся с моря.
Встреча с матросом должна была состояться неподалеку от пивнушки на Первой стрит — немощеном проезде, тянувшемся вдоль доков. Катарина заметила его среди пивных бочек, громоздившихся у деревянной стены заведения. Она оглядела улицу, но не заметила ничего необычного — только несколько медленно ползущих телег, спешащие по своим делам мужчины, торговка пирогами с рыбой, слоняющаяся по улице проститутка. Неподалеку от верфи ребятишки играли в мяч. Но через мгновение ее кровь застыла, и по коже побежали мурашки. Рядом с ближайшим доком на якоре покачивался «Клинок морей».
Катарина замедлила шаг, глядя на пиратское судно. На палубе матросы подготавливали корабли к стоянке; грузчики выгружали на причал ящики и бочки. Она принялась вглядываться, надеясь в последний раз увидеть Лэма, прежде чем спрячется на корабле, который должен увезти ее с острова.
Миледи?
Катарина подскочила от неожиданности и тут же облегченно вздохнула, увидев знакомое лицо матроса.
— Вы меня напугали! Когда прибыл «Клинок морей»?
— Этим утром.
Лэм появился несколько часов назад — и она его еще не видела? Может, он все еще на борту, присматривает за разгрузкой награбленного? Она должна бы чувствовать вовсе не обиду, а облегчение оттого, что он не поспешил немедленно встретиться с ней.
— Все готово?
— До самого Белфаста, миледи, — с улыбкой ответил матрос.
Катарина зажмурилась, внезапно охваченная нерешительностью, полная сомнений. Ей не хотелось уезжать, но она была должна. И все же она не могла уехать, не попрощавшись с Лэмом. Однако если она и вправду решилась бежать, она не должна тянуть, ей нельзя возвращаться, чтобы увидеться с ним, — она должна поскорее перебраться на свой корабль. Ей оказалось чересчур легко представить себя в его объятиях, и она подозревала, что если сейчас не уедет, то останется здесь насовсем.
А где капитан Лэм? — хрипло выговорила она. Матрос нерешительно посмотрел на нее. Катарина облизнула губы, пытаясь собрать всю свою решимость уехать — решимость, в которой она до сих пор не сомневалась.
Я здесь, Катарина, — сказал Лэм очень мягко и очень угрожающе.
Катарина почувствовала, что земля уходит из-под ее ног. Она резко повернулась. Сзади стоял Лэм, холодно глядя на нее. На его запястье висело рубиновое ожерелье, которым она подкупила матроса.
Глава двадцать четвертая
Она сбежит отсюда и никогда больше его не увидит.
Катарина отчаянно разозлилась на себя и на свои чувства, на подступившие к глазам слезы, на то, что ее сердце разрывается из-за проклятого пирата.
Она должна бежать, прежде чем случится немыслимое, прежде чем она в него влюбится.
И хватит думать о том, какой прием ее ждет, когда она наконец доберется до Англии. Как бы то ни было, она решила, что должна вернуться к Хоуку, который пока еще был ее законным мужем.
Теперь ее сердце забилось чаще — она вообразила, как предстанет себя перед ним, перед двором, перед королевой. Но ведь они не будут знать, не могут, что в объятиях Лэма она была гораздо более податливой, нетерпеливой и страстной, чем самая дорогая, опытная куртизанка.
А что скажет отец? Катарина ни разу не вспомнила о нем со времени своего похищения. Но теперь она задумалась о том, как он ее примет. Возможно, Джеральд будет охвачен праведным гневом по поводу ее похищения и надругательства над ней. А может быть, он станет бранить ее за то, что она не послушалась его, за то, что стала не женой пирата, а его шлюхой.
Катарина!
Споткнувшись, Катарина остановилась, радуясь поводу отвлечься от своих невеселых мыслей. Через поднятую решетку выбежал Ги и помчался навстречу ей вниз по тропе. За ним не спеша следовал Макгрегор.
Катарина заставила себя приветливо улыбнуться.
Где вы были? Мы вас обыскались! Стараясь не смотреть на Макгрегора, Катарина встрепала густые темные волосы мальчика.
Мне стало одиноко без Лэма, и я решила пройтись, — солгала она.
Вам надо было взять меня с собой, — воскликнул Ги. — Капитан сказал, что я должен присматривать, чтобы с вами ничего не случилось.
Леди Катарина, — заметил Макгрегор, — пожалуйста, просите меня сопровождать вас, когда вы в следующий раз пожелаете выйти за стены замка.
Катарина стиснула зубы и бросила на него мрачный взгляд.
Неужели вы думаете, что я собираюсь бежать? Он только молча смотрел на нее. Катарина тут же пожалела о своих словах.
Мне отсюда не выбраться, и вы это отлично знаете, — сказала она. — Но я не собираюсь сидеть взаперти в этих мрачных каменных стенах. — Она протиснулась мимо Макгрегора, и Ги последовал за ней.
— Катарина!
— Что, Ги?
— Вам здесь не нравится?
Она перестала злиться. До нее вдруг дошло, что Ги расстроится, когда она уедет отсюда. Пожалуй, зря она привязала его к себе. Но она любила детей, и Ги не составлял исключения. Осторожно выбирая слова, она сказала:
Мне здесь нравится. Но в другом месте у меня есть семья и друзья, и мое пребывание здесь — только временное.
Ги уставился на нее со слезами на глазах.
Понятно. Я-то думал, что вы не похожи на других, что вы останетесь. А вы такая же, как другие. Вы уедете рано или поздно.
У Катарины перехватило дыхание. Другие. Сколько же других перебывало здесь? Она не хотела знать этого. И ей необходимо было знать. Но она промолвила только:
Да, я такая же, как другие, — и отвернулась, чтобы не показывать своих чувств.
Испытывая одновременно скуку и беспокойство, остро ощущая отсутствие Лэма, надеясь, что он успеет вернуться до прибытия корабля с припасами из Белфаста, и в то же время не желая этого, Катарина прошла к каменному особняку. Ги плелся за ней следом. Выдался еще один теплый денек, и Катарина решила собрать букетик из первоцветов, которые она обнаружила у тропы сразу за воротами.
Теперь она с букетом в руке привстала на цыпочки и попыталась заглянуть в застекленное окно. Но шторы оказались задернуты. Она повернулась к Ги:
Лэм как-то упоминал про этот дом. Он новый.
Почему Лэм живет не здесь, а в этом ужасном полуразвалившемся замке? Ги пожал плечами:
Я уже больше двух лет с капитаном, и он всегда жил в крепости. Но этот дом построил он, Катарина.
Катарина только разинула рот. Для чего Лэм тратил силы и деньги на строительство дома, если не собирался жить в нем?
— А ты бывал внутри?
— Никогда, ни разу. Он всегда заперт.
Бросив на мальчика таинственный взгляд, Катарина торопливо прошла к дверям. Как Ги и говорил, большие входные двери из мореного дерева, украшенные резными панелями, были заперты.
— И что вы собираетесь делать? — с любопытством спросил Ги.
— Проникнуть внутрь.
Ги широко раскрыл глаза, потом расплылся в улыбке.
— Наверное, у буфетчика есть ключи, но мне он их не даст. И капитан может рассердиться, когда узнает, что мы сделали.
— Пусть О'Нил тебя не волнует. — Мгновение Катарина размышляла. — Не думаю, чтобы буфетчик дал их мне тоже… но попытка не пытка, верно?
Они со смехом повернулись, чтобы идти за ключом, и увидели Макгрегора. Его лицо, как всегда, казалось высеченным из камня, но Катарина заметила в его глазах какой-то необъяснимый блеск.
Могу я вам чем-то помочь, леди Катарина? — вежливо спросил он.
За время, прошедшее с момента ее прибытия на остров, Катарина успела изменить свое мнение об этом лысом и грубом с виду великане. Сначала она считала его простым безграмотным искателем приключений, но когда бы он ни обращался к ней, он всегда говорил вежливо и абсолютно правильно, и к тому же его манеры указывали на полученное им прекрасное воспитание. Кроме того, он любил читать и отлично играл не только на волынке, но и на скрипке и флейте тоже. Нет, этот крупный, похожий на быка мужчина был совсем не тем, чем казался. И те несколько раз, когда он счел нужным говорить с ней, он обращался к ней так почтительно, как будто она была дочерью графа или женой Лэма.
— Я желаю попасть внутрь, — царственным тоном произнесла Катарина.
— Никому не дозволено входить в дом капитана.
— Почему?
Он пожал плечами:
— Я не считал нужным спрашивать.
— И у кого есть ключи?
— Конечно у капитана.
А у буфетчика? Макгрегор вздохнул:
Ему не понравится, когда он узнает, что вы заходили в дом.
Улыбка Катарины угасла. Лэму будет совершенно безразлично, если она зайдет в особняк без разрешения, потому что он придет в ярость, узнав о ее побеге. На мгновение она почувствовала грусть. Ей уже сейчас больно было подумать, что они расстаются.
Макгрегор не понял, чем она опечалена, и сказал:
Не расстраивайтесь, миледи. Я вам достану ключи, но вам придется объяснять капитану, зачем вам это понадобилось.
Катарина вскрикнула, не веря своим глазам. Рядом с ней остолбенело замер Ги.
Катарина уставилась на покрытый пылью паркетный пол. Даже во дворце она не видела такого великолепного паркета. Она разглядывала обшитые резным деревом стены и пришла к выводу, что это красное дерево. Резчики знали свое дело — они наверняка не были из поселка внизу. Она прошла по прихожей, разглядывая богатые яркие гобелены и великолепные старые картины в золоченых рамах, и остановилась на пороге обеденной залы.
Стены были обшиты темным дубом. Овальный стол, тоже дубовый, но более бледного оттенка, стоял на тяжелом резном основании с ножками в виде химер. Стол окружали зачехленные кресла, а дубовый пол устилали красно-золотые персидские ковры.
Два огромных сервировочных стола, тусклые серебряные вазы и супницы, покрытый пылью золотой канделябр. Набравшись духу, она прошла в следующую комнату. Это помещение было меньше, но так же богато обставлено. На стенах висели картины. Окна закрывали тяжелые шторы из ткани с тисненым рисунком. Здесь стояло множество стульев и кресел. Одну стену целиком занимал книжный шкаф, полки которого ломились от книг. И заметнее всего был огромный письменный стол, неизвестно как державшийся на тонких ножках с опорами в виде золотых копыт.
Катарина опустилась в ближайшее кресло. По необъяснимой причине ее глаза наполнились слезами.
— С вами все в порядке, миледи? — шепотом спросил Ги.
— Я не понимаю этого человека.
Ги ничего не ответил, снова со смесью страха и почтения оглядывая комнату.
Катарина осмотрелась, больше не сдерживая слез.
Я его не понимаю, — настойчиво повторила она. — Он притворяется пиратом, но на самом деле он джентльмен. Притворяется дикарем, но он грамотен и неглуп. Он называет этот отсыревший замок своим домом, а рядом стоит дворец, который удовлетворил бы принца крови.
Ги присел рядом с ней на деревянный табурет с кожаным сиденьем, украшенным медной клепкой.
— Он великий человек.
— Он грабит и берет то, что ему не принадлежит, Ги. Он пират.
— Так устроен мир, он сам мне это сказал. Или берешь ты, или отберут у тебя.
Катарина посмотрела на мальчика. Ее пробрал легкий озноб, потому что Лэм был прав. В этом мире правила сила, и она на собственном опыте имела возможность убедиться в этом. Ясно, что Лэм тоже усвоил этот жестокий урок. Она задумалась. Когда же ему пришлось столкнуться с горькой действительностью? Возможно, совсем в раннем детстве, когда Шон О'Нил забрал его от матери.
Тогда многое становилось понятным. Противоречивость его личности и характера, его двойственность, способность быть одновременно пиратом и джентльменом — человеком, которого она хотела и боялась понять.
С тяжелым сердцем Катарина тайком вышла из замка тем же способом, что и несколько дней назад. Одна из молочниц передала ей сообщение: корабль из Белфаста прибыл.
Она поспешила в поселок, вздрагивая от каждого звука, пугаясь каждой тени, боясь и в то же время надеясь, что в любой момент ее догонит Макгрегор или, того хуже, что она лицом к лицу столкнется с Лэмом. Но шотландца в этот день нигде не было видно, а Лэм еще не вернулся с моря.
Встреча с матросом должна была состояться неподалеку от пивнушки на Первой стрит — немощеном проезде, тянувшемся вдоль доков. Катарина заметила его среди пивных бочек, громоздившихся у деревянной стены заведения. Она оглядела улицу, но не заметила ничего необычного — только несколько медленно ползущих телег, спешащие по своим делам мужчины, торговка пирогами с рыбой, слоняющаяся по улице проститутка. Неподалеку от верфи ребятишки играли в мяч. Но через мгновение ее кровь застыла, и по коже побежали мурашки. Рядом с ближайшим доком на якоре покачивался «Клинок морей».
Катарина замедлила шаг, глядя на пиратское судно. На палубе матросы подготавливали корабли к стоянке; грузчики выгружали на причал ящики и бочки. Она принялась вглядываться, надеясь в последний раз увидеть Лэма, прежде чем спрячется на корабле, который должен увезти ее с острова.
Миледи?
Катарина подскочила от неожиданности и тут же облегченно вздохнула, увидев знакомое лицо матроса.
— Вы меня напугали! Когда прибыл «Клинок морей»?
— Этим утром.
Лэм появился несколько часов назад — и она его еще не видела? Может, он все еще на борту, присматривает за разгрузкой награбленного? Она должна бы чувствовать вовсе не обиду, а облегчение оттого, что он не поспешил немедленно встретиться с ней.
— Все готово?
— До самого Белфаста, миледи, — с улыбкой ответил матрос.
Катарина зажмурилась, внезапно охваченная нерешительностью, полная сомнений. Ей не хотелось уезжать, но она была должна. И все же она не могла уехать, не попрощавшись с Лэмом. Однако если она и вправду решилась бежать, она не должна тянуть, ей нельзя возвращаться, чтобы увидеться с ним, — она должна поскорее перебраться на свой корабль. Ей оказалось чересчур легко представить себя в его объятиях, и она подозревала, что если сейчас не уедет, то останется здесь насовсем.
А где капитан Лэм? — хрипло выговорила она. Матрос нерешительно посмотрел на нее. Катарина облизнула губы, пытаясь собрать всю свою решимость уехать — решимость, в которой она до сих пор не сомневалась.
Я здесь, Катарина, — сказал Лэм очень мягко и очень угрожающе.
Катарина почувствовала, что земля уходит из-под ее ног. Она резко повернулась. Сзади стоял Лэм, холодно глядя на нее. На его запястье висело рубиновое ожерелье, которым она подкупила матроса.
Глава двадцать четвертая
Лэм бросил бесценное ожерелье матросу.
— Оставь его себе, Жако. Неплохо сделано.
Катарина прижала руку к губам, широко раскрыв глаза, в которых застыл страх. Жако с ухмылкой засунул ожерелье в карман, четко отсалютовал Лэму и ушел. Катарина посмотрела Лэму в глаза. От его взгляда в ней все застыло.
Он был ужасно рассержен, и она должна была бы его бояться. Но теперь ее сердце почему-то стало успокаиваться. На самом деле Катарина даже чувствовала какое-то облегчение.
Он схватил ее за руку и рывком притянул к себе.
Я не думал, что вы настолько несчастливы, Катарина.
Она не сводила глаз с его красивого лица. О Господи. Она и вправду чувствовала облегчение. На самом деле ей вовсе не хотелось сбежать от него, вовсе нет.
Стиснув зубы, он чуть встряхнул ее, чтобы привлечь к себе внимание.
Я не думал, что вы настолько несчастливы, — сердито повторил он.
Ее глаза наполнились слезами, и она ответила не сразу:
— Я… я не была такой уж несчастной, Лэм.
— Тогда зачем? — требовательно спросил он. — Зачем все это?
Несмотря на неодолимое желание броситься в его объятия, она стояла совершенно неподвижно.
Это был мой долг по отношению к самой себе. Он уставился на нее.
Я не могла просто смириться с тем, что произошло, — негромко сказала она.
Он окинул ее взглядом.
В моем присутствии вы никогда не выказывали ни малейшего неповиновения.
Она поняла, на что он намекает, и вспыхнула.
— Это несправедливо.
— Жизнь вряд ли справедлива. И я устал от вашего ханжества. — Он подтолкнул ее в том направлении, откуда пришел.
Катарина вначале старалась не отставать от него, пытаясь высвободиться, потом сдалась, потому что ей стало ясно, что он хочет именно тащить ее. Она осознавала, что встречные с откровенным любопытством смотрят на них, и замечала улыбки на лицах мужчин.
Он все ускорял и без того быстрые шаги, и она стала спотыкаться. Только его железная хватка не позволяла ей упасть.
— Что вы собираетесь делать? — обеспокоено спросила она.
Его глаза напоминали лед.
— Мы с этим покончим раз и навсегда.
— Что вы имеете в виду?
В ответ он лишь неприятно улыбнулся. Катарине стало страшно. Он был очень рассержен, он не понимал, что на самом деле ей вовсе не хочется его оставлять, а она пока еще не была готова открыть ему свое сердце. Она даже представить не могла, что он теперь собирается с ней сделать. Вдруг он резко свернул направо и потащил ее в центр поселка.
— Я желаю знать, куда вы меня ведете, — задыхаясь, проговорила Катарина, с трудом поспевая за ним.
— В церковь, — ответил он, не глядя на нее. Внезапно за рощицей покачивающихся на легком ветерке берез Катарина увидела свежепобеленные стены церкви и возвышающийся к небу серый шпиль с золотистым крестом. До нее вдруг стало доходить, что он задумал, но наверняка она ошибалась!
Остановитесь, Лэм, в этом нет никакого смысла! — воскликнула она.
Вместо ответа он протащил ее по мощенной каменными плитами дорожке с бордюром из синих фиалок и подтолкнул вверх по трем ступеням в церковь.
— О чем вы только думаете? — выдохнула она, когда он толкнул плечом дверь. Дверь с грохотом распахнулась.
— На этот раз мы поженимся, — заявил он.
В церкви было прохладно, темно и поразительно тихо. Каждую сторону прохода украшали окна с разноцветными стеклами. Прямо напротив возвышался алтарь. Увидев огромное золотое распятие, Катарина поняла, что церковь католическая, но это ее ничуть не успокоило. Она лишь почувствовала еще большее смятение.
Лэм, — с отчаянием сказала она, — ведь я уже замужем, вы же знаете.
Он холодно посмотрел ей в глаза.
— Я знаю только то, что ваш брак с Хоуком не был завершен. Может быть, он уже развелся с вами. В любом случае вам наверняка известно, что Папа Римский не признает браков между католиками и еретиками. С точки зрения вашей собственной церкви, Катарина, вы с Хоуком не состоите в браке.
— Но вы протестант, — неуверенно возразила она, начиная понимать, что он настроен серьезно. Конечно же она знала, что он говорит правду.
Во что я верю — это мое дело, — откровенно признался он, — но отец Майкл мне не откажет, потому что я построил эту церковь, привез его сюда и оплачиваю его содержание. Он может сразу и обратить меня в вашу веру, и обвенчать нас.
Она открыла было рот, чтобы возразить, но вдруг ей стало ясно, что она всегда хотела выйти замуж по католическому обряду. Но, конечно, не за безбожного пирата.
Лэм, — послышался мужской голос с другого конца прохода.
Катарина повернулась и увидела шедшего к ним священника. Темная сутана мягко облегала его стройное тело. Это был молодой темноволосый мужчина, и он улыбался Лэму так, как будто был рад его видеть. Сердце Катарины теперь билось так, что у нее закружилась голова.
Неужели это настолько ужасно — быть женой ЛэмаО'Нила?
Отец Майкл, — ровным голосом сказал Лэм, — я хочу представить вам Катарину Фитцджеральд.
Отец Майкл с улыбкой повернулся к ней.
Я надеялся встретиться с вами, миледи, — сказал он, глядя ей в глаза. Взгляд его синих глаз был проницательным, но мягким. — Чтобы приветствовать вас на нашем острове и предложить вам мои услуги, если они вам потребуются.
Катарина не знала, что сказать.
Я хочу, чтобы нас обвенчали, — твердо произнес Лэм. — Я, конечно, дам все необходимые обеты.
Священник посмотрел на него без малейшего удивления.
— Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы церемония была исполнена сейчас же?
— Верно, — отозвался Лэм. Его голос резко прозвучал в пустой церкви. — Я хочу, чтобы вы обвенчали нас немедленно.
У Катарины подогнулись колени. Но Лэм тут же подхватил ее и провел вперед по проходу, к алтарю, все время глядя ей в глаза. Катарина увидела в его взгляде непреклонную решимость и поняла, что сейчас ничто не свернет его с избранного пути — ни человек, ни зверь, ни Бог, ни дьявол.
Лэм открыл дверь в их спальню. Проходя в комнату, Катарина старалась не дотронуться до него. Они были обвенчаны; каким бы это ни казалось невероятным , они были мужем и женой. Она прошла в дальний конец комнаты и стояла, глядя через узкое окно во двор и не видя ничего.
Она должна смириться со своей судьбой. А ее судьбой явно был Лэм О'Нил. И, по правде говоря, разве у нее был какой-то другой выбор? Скорее всего Хоук уже развелся с ней. Разве не лучше в этом случае быть женой пирата, а не его шлюхой? Если бы Лэм не женился на ней, отпустил бы ее, никто другой ее не взял бы замуж, тем более после ее пребывания на острове. Ее отец не мог бы оказать ей поддержку, и она стала бы бездомной бродягой.
И, если уж быть откровенной, разве так плохо быть его женой? Ведь она так желает его. Она, возможно, почти готова его полюбить. А может, уже полюбила?
На глаза Катарины навернулись слезы. Она была измучена, так измучена и так ни в чем не уверена! Ни в нем, ни в себе. Она не осмеливалась подумать о прошлом или о будущем. Только не сейчас, только не сегодня.
Катарина отметила, что в комнате стоит мертвая тишина. Но она знала, что он не ушел. Она оглянулась. Лэм все еще стоял у двери, напряженно глядя на нее.
Ее сердце стучало. Она ответила ему вызывающим взглядом.
Он стиснул зубы и отвернулся, уставясь в пол. Какой у него прекрасный профиль. Но ведь он должен бы торжествовать. Он хотел этого брака, и он выиграл. Почему же он выглядит таким задумчивым? Почему он вдруг стал так сдержан? Может, он чувствовал ту же неуверенность, ту же стеснительность, что и она?
Катарина не могла оторвать от него взгляда, раздумывая, что он скажет, что он будет делать теперь, когда они стали мужем и женой. Наконец он поднял голову, вопросительно глядя на нее, и, что было вовсе ему не свойственно, провел рукой по волосам. Катарине показалось, что его рука чуть заметно дрожала.
— Что мы теперь будем делать?
— А что бы вы хотели делать, Катарина?
— Не знаю. — Прежние мечты, в которых она была такой веселой, такой невинной и такой счастливой, нахлынули на нее. Беззаботная новобрачная. Ей хотелось быть такой новобрачной сейчас.
Я не хочу с вами ссориться, — сдавленно произнес он.
Она вздрогнула, заглядывая ему в глаза.
— Тогда, пожалуй, вам стоит изменить вашу властную манеру, Лэм.
— Пожалуй.
Молчание становилось почти физически ощутимым. Катарина чувствовала нарастающее напряжение в теле и в мыслях. Теперь они были женаты. Это их брачная ночь. Теперь у него было полное право распоряжаться ее телом, в то время как прежде не было никакого. Наверняка эта ночь должна завершиться обольщением и любовными играми. Почему же тогда он стоит и так серьезно смотрит на нее? Что мешает ему подойти к ней?
Он сложил руки на груди:
Я не знаю, возможен ли мир между нами. У нее захолонуло сердце.
Я… я тоже не знаю. Мы… можем попробовать.
Теперь она поняла, как сильно ей хотелось перемирия, как устала она от постоянного состояния войны, с каким нетерпением ждет его крепких объятий, с каким нетерпением хочет его тела как для защиты, так и для наслаждения.
Теперь мы женаты. Воевать просто бессмысленно.
Он прошел вперед и остановился перед ней.
Наверное, я безумец, Кэти. Сделать все то, что я сделал, рисковать столь многим — и все ради вас.
Ее охватил беспричинный восторг. Катарина пыталась сдержать его, не дать вырваться наружу.
Может быть, у нас получится, — сказала она. — Мы сделаем так, чтобы получилось.
Он шумно вздохнул.
Катарина почувствовала, что ее глаза наполняются слезами, и, почти ничего не видя, она протянула руку и коснулась ладонью его щеки. Лэм закрыл глаза, повернул голову и поцеловал ее ладонь.
Катарина улыбалась, прижимаясь к нему. Когда их губы соединились, это было прелюдией к чему-то большему, чем просто чувственное наслаждение.
Катарина проснулась оттого, что на ее обнаженное тело набросили покрывало. Она слышала незнакомые звуки, которые через некоторое время узнала, — слуги наполняли лохань водой для купания.
Понемногу она начинала воспринимать окружающее. Она была в постели, в их спальне, где они вместе спали уже много раз. Она теперь все вспомнила. Лэм не отпустил ее, и страсть породила еще большую страсть. Первый раз был поразительно мягким, нежным, следующий — диким, яростным. Остальное она не помнила. Его руки, его губы, его огромное, жаркое погружение в нее, его шепот — то ласковый, то похотливый — все смешалось. Кроме одного, кроме одной вещи, которую она помнила кристально ясно: ни разу Лэм не оставил в ней свое семя.
На Катарину внезапно нахлынуло отчаяние, смывая всю ее удовлетворенность. Ей всегда хотелось иметь детей. И сейчас тоже. Теперь она была его женой. Почему же он все еще отказывался подарить ей ребенка? Какие темные демоны заставляют его так неестественно вести себя? Все мужчины хотели иметь детей, наследников, продолжения рода. Все, кроме, очевидно, этого мужчины, который теперь был ее мужем.
Вдруг она снова услышала его слова, так громко и отчетливо, словно он сейчас произнес их здесь, в комнате. «Я не настолько жесток, чтобы производить на свет ублюдков. Я не хочу иметь детей. И не буду. Я не желаю, чтобы они унаследовали такую жизнь».
Катарина сразу открыла глаза. Комнату заливал солнечный свет. Уже была середина дня — прекрасного, солнечного дня. Ее переполнили отчаяние и щемящая грусть.
Неужели он настолько настроен против того, чтобы иметь детей, что у нее их никогда не будет? Что заставило пирата принять такое странное, мрачное решение?
Пока еще Катарина не знала ответа. Она повернулась, глядя на служанку, добавлявшую душистые травы в лохань с горячей водой. Аромат розмарина разнесся по комнате. Катарина хотела набраться решимости и встать, но у нее ничего не вышло. Тем не менее ей больше не хотелось спать, и она села, придерживая простыню у шеи. И ахнула.
В дверях стоял Лэм, испытующе глядя на нее. Он не улыбался, но когда их взгляды встретились, по его лицу скользнула нерешительная, чуть заметная улыбка.
Катарина постаралась улыбнуться в ответ. Улыбка вышла застенчивой и такой же нерешительной, как и его.
— Доброе утро, Кэти. — Он подошел к ней, взял ее руку и поднес к губам. Не сводя с нее взгляда, он поцеловал ей ладонь. Служанка сделала вид, что ничего не заметила, и быстро вышла. У Катарины в груди все забурлило. Ее щеки горели. Его глаза очень тепло смотрели на нее, и Катарине невольно подумалось, что он любит ее гораздо сильнее, чем позволяет себе выказать.
Ее потрясло это открытие.
Он уселся рядом с ней на кровати.
Какие темные мысли вы таите, что проснулись такая мрачная и серьезная?
Она недоверчиво взглянула на него, но он как будто и вправду интересовался ответом, поэтому она сразу выпалила:
Лэм, теперь, когда мы поженились, вы ведь захотите иметь детей?
Его улыбка исчезла. Лэм встал, глядя на нее сверху вниз потемневшими от сдерживаемого чувства глазами.
Нет, Катарина. Я думал, что вы поняли. Я не хочу, чтобы мои дети жили в этом мире.
Катарина притянула к шее покрывало.
— Я не понимаю.
— Я в этом не уверен.
Ее захлестнули гнев и отчаяние.
Я ваша жена. Видит Бог, я не просила об этом, но так вышло, и наверняка у меня есть какие-то права.
Он окинул взглядом ее лицо и снова посмотрел ей в глаза.
Я не хочу, чтобы мои сыновья скитались по морям, не имея возможности обосноваться где-нибудь на земле. И не дай Господь нам иметь дочь, потому что у нее не будет и такого выбора. Нет, я не буду иметь детей.
— Оставь его себе, Жако. Неплохо сделано.
Катарина прижала руку к губам, широко раскрыв глаза, в которых застыл страх. Жако с ухмылкой засунул ожерелье в карман, четко отсалютовал Лэму и ушел. Катарина посмотрела Лэму в глаза. От его взгляда в ней все застыло.
Он был ужасно рассержен, и она должна была бы его бояться. Но теперь ее сердце почему-то стало успокаиваться. На самом деле Катарина даже чувствовала какое-то облегчение.
Он схватил ее за руку и рывком притянул к себе.
Я не думал, что вы настолько несчастливы, Катарина.
Она не сводила глаз с его красивого лица. О Господи. Она и вправду чувствовала облегчение. На самом деле ей вовсе не хотелось сбежать от него, вовсе нет.
Стиснув зубы, он чуть встряхнул ее, чтобы привлечь к себе внимание.
Я не думал, что вы настолько несчастливы, — сердито повторил он.
Ее глаза наполнились слезами, и она ответила не сразу:
— Я… я не была такой уж несчастной, Лэм.
— Тогда зачем? — требовательно спросил он. — Зачем все это?
Несмотря на неодолимое желание броситься в его объятия, она стояла совершенно неподвижно.
Это был мой долг по отношению к самой себе. Он уставился на нее.
Я не могла просто смириться с тем, что произошло, — негромко сказала она.
Он окинул ее взглядом.
В моем присутствии вы никогда не выказывали ни малейшего неповиновения.
Она поняла, на что он намекает, и вспыхнула.
— Это несправедливо.
— Жизнь вряд ли справедлива. И я устал от вашего ханжества. — Он подтолкнул ее в том направлении, откуда пришел.
Катарина вначале старалась не отставать от него, пытаясь высвободиться, потом сдалась, потому что ей стало ясно, что он хочет именно тащить ее. Она осознавала, что встречные с откровенным любопытством смотрят на них, и замечала улыбки на лицах мужчин.
Он все ускорял и без того быстрые шаги, и она стала спотыкаться. Только его железная хватка не позволяла ей упасть.
— Что вы собираетесь делать? — обеспокоено спросила она.
Его глаза напоминали лед.
— Мы с этим покончим раз и навсегда.
— Что вы имеете в виду?
В ответ он лишь неприятно улыбнулся. Катарине стало страшно. Он был очень рассержен, он не понимал, что на самом деле ей вовсе не хочется его оставлять, а она пока еще не была готова открыть ему свое сердце. Она даже представить не могла, что он теперь собирается с ней сделать. Вдруг он резко свернул направо и потащил ее в центр поселка.
— Я желаю знать, куда вы меня ведете, — задыхаясь, проговорила Катарина, с трудом поспевая за ним.
— В церковь, — ответил он, не глядя на нее. Внезапно за рощицей покачивающихся на легком ветерке берез Катарина увидела свежепобеленные стены церкви и возвышающийся к небу серый шпиль с золотистым крестом. До нее вдруг стало доходить, что он задумал, но наверняка она ошибалась!
Остановитесь, Лэм, в этом нет никакого смысла! — воскликнула она.
Вместо ответа он протащил ее по мощенной каменными плитами дорожке с бордюром из синих фиалок и подтолкнул вверх по трем ступеням в церковь.
— О чем вы только думаете? — выдохнула она, когда он толкнул плечом дверь. Дверь с грохотом распахнулась.
— На этот раз мы поженимся, — заявил он.
В церкви было прохладно, темно и поразительно тихо. Каждую сторону прохода украшали окна с разноцветными стеклами. Прямо напротив возвышался алтарь. Увидев огромное золотое распятие, Катарина поняла, что церковь католическая, но это ее ничуть не успокоило. Она лишь почувствовала еще большее смятение.
Лэм, — с отчаянием сказала она, — ведь я уже замужем, вы же знаете.
Он холодно посмотрел ей в глаза.
— Я знаю только то, что ваш брак с Хоуком не был завершен. Может быть, он уже развелся с вами. В любом случае вам наверняка известно, что Папа Римский не признает браков между католиками и еретиками. С точки зрения вашей собственной церкви, Катарина, вы с Хоуком не состоите в браке.
— Но вы протестант, — неуверенно возразила она, начиная понимать, что он настроен серьезно. Конечно же она знала, что он говорит правду.
Во что я верю — это мое дело, — откровенно признался он, — но отец Майкл мне не откажет, потому что я построил эту церковь, привез его сюда и оплачиваю его содержание. Он может сразу и обратить меня в вашу веру, и обвенчать нас.
Она открыла было рот, чтобы возразить, но вдруг ей стало ясно, что она всегда хотела выйти замуж по католическому обряду. Но, конечно, не за безбожного пирата.
Лэм, — послышался мужской голос с другого конца прохода.
Катарина повернулась и увидела шедшего к ним священника. Темная сутана мягко облегала его стройное тело. Это был молодой темноволосый мужчина, и он улыбался Лэму так, как будто был рад его видеть. Сердце Катарины теперь билось так, что у нее закружилась голова.
Неужели это настолько ужасно — быть женой ЛэмаО'Нила?
Отец Майкл, — ровным голосом сказал Лэм, — я хочу представить вам Катарину Фитцджеральд.
Отец Майкл с улыбкой повернулся к ней.
Я надеялся встретиться с вами, миледи, — сказал он, глядя ей в глаза. Взгляд его синих глаз был проницательным, но мягким. — Чтобы приветствовать вас на нашем острове и предложить вам мои услуги, если они вам потребуются.
Катарина не знала, что сказать.
Я хочу, чтобы нас обвенчали, — твердо произнес Лэм. — Я, конечно, дам все необходимые обеты.
Священник посмотрел на него без малейшего удивления.
— Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы церемония была исполнена сейчас же?
— Верно, — отозвался Лэм. Его голос резко прозвучал в пустой церкви. — Я хочу, чтобы вы обвенчали нас немедленно.
У Катарины подогнулись колени. Но Лэм тут же подхватил ее и провел вперед по проходу, к алтарю, все время глядя ей в глаза. Катарина увидела в его взгляде непреклонную решимость и поняла, что сейчас ничто не свернет его с избранного пути — ни человек, ни зверь, ни Бог, ни дьявол.
Лэм открыл дверь в их спальню. Проходя в комнату, Катарина старалась не дотронуться до него. Они были обвенчаны; каким бы это ни казалось невероятным , они были мужем и женой. Она прошла в дальний конец комнаты и стояла, глядя через узкое окно во двор и не видя ничего.
Она должна смириться со своей судьбой. А ее судьбой явно был Лэм О'Нил. И, по правде говоря, разве у нее был какой-то другой выбор? Скорее всего Хоук уже развелся с ней. Разве не лучше в этом случае быть женой пирата, а не его шлюхой? Если бы Лэм не женился на ней, отпустил бы ее, никто другой ее не взял бы замуж, тем более после ее пребывания на острове. Ее отец не мог бы оказать ей поддержку, и она стала бы бездомной бродягой.
И, если уж быть откровенной, разве так плохо быть его женой? Ведь она так желает его. Она, возможно, почти готова его полюбить. А может, уже полюбила?
На глаза Катарины навернулись слезы. Она была измучена, так измучена и так ни в чем не уверена! Ни в нем, ни в себе. Она не осмеливалась подумать о прошлом или о будущем. Только не сейчас, только не сегодня.
Катарина отметила, что в комнате стоит мертвая тишина. Но она знала, что он не ушел. Она оглянулась. Лэм все еще стоял у двери, напряженно глядя на нее.
Ее сердце стучало. Она ответила ему вызывающим взглядом.
Он стиснул зубы и отвернулся, уставясь в пол. Какой у него прекрасный профиль. Но ведь он должен бы торжествовать. Он хотел этого брака, и он выиграл. Почему же он выглядит таким задумчивым? Почему он вдруг стал так сдержан? Может, он чувствовал ту же неуверенность, ту же стеснительность, что и она?
Катарина не могла оторвать от него взгляда, раздумывая, что он скажет, что он будет делать теперь, когда они стали мужем и женой. Наконец он поднял голову, вопросительно глядя на нее, и, что было вовсе ему не свойственно, провел рукой по волосам. Катарине показалось, что его рука чуть заметно дрожала.
— Что мы теперь будем делать?
— А что бы вы хотели делать, Катарина?
— Не знаю. — Прежние мечты, в которых она была такой веселой, такой невинной и такой счастливой, нахлынули на нее. Беззаботная новобрачная. Ей хотелось быть такой новобрачной сейчас.
Я не хочу с вами ссориться, — сдавленно произнес он.
Она вздрогнула, заглядывая ему в глаза.
— Тогда, пожалуй, вам стоит изменить вашу властную манеру, Лэм.
— Пожалуй.
Молчание становилось почти физически ощутимым. Катарина чувствовала нарастающее напряжение в теле и в мыслях. Теперь они были женаты. Это их брачная ночь. Теперь у него было полное право распоряжаться ее телом, в то время как прежде не было никакого. Наверняка эта ночь должна завершиться обольщением и любовными играми. Почему же тогда он стоит и так серьезно смотрит на нее? Что мешает ему подойти к ней?
Он сложил руки на груди:
Я не знаю, возможен ли мир между нами. У нее захолонуло сердце.
Я… я тоже не знаю. Мы… можем попробовать.
Теперь она поняла, как сильно ей хотелось перемирия, как устала она от постоянного состояния войны, с каким нетерпением ждет его крепких объятий, с каким нетерпением хочет его тела как для защиты, так и для наслаждения.
Теперь мы женаты. Воевать просто бессмысленно.
Он прошел вперед и остановился перед ней.
Наверное, я безумец, Кэти. Сделать все то, что я сделал, рисковать столь многим — и все ради вас.
Ее охватил беспричинный восторг. Катарина пыталась сдержать его, не дать вырваться наружу.
Может быть, у нас получится, — сказала она. — Мы сделаем так, чтобы получилось.
Он шумно вздохнул.
Катарина почувствовала, что ее глаза наполняются слезами, и, почти ничего не видя, она протянула руку и коснулась ладонью его щеки. Лэм закрыл глаза, повернул голову и поцеловал ее ладонь.
Катарина улыбалась, прижимаясь к нему. Когда их губы соединились, это было прелюдией к чему-то большему, чем просто чувственное наслаждение.
Катарина проснулась оттого, что на ее обнаженное тело набросили покрывало. Она слышала незнакомые звуки, которые через некоторое время узнала, — слуги наполняли лохань водой для купания.
Понемногу она начинала воспринимать окружающее. Она была в постели, в их спальне, где они вместе спали уже много раз. Она теперь все вспомнила. Лэм не отпустил ее, и страсть породила еще большую страсть. Первый раз был поразительно мягким, нежным, следующий — диким, яростным. Остальное она не помнила. Его руки, его губы, его огромное, жаркое погружение в нее, его шепот — то ласковый, то похотливый — все смешалось. Кроме одного, кроме одной вещи, которую она помнила кристально ясно: ни разу Лэм не оставил в ней свое семя.
На Катарину внезапно нахлынуло отчаяние, смывая всю ее удовлетворенность. Ей всегда хотелось иметь детей. И сейчас тоже. Теперь она была его женой. Почему же он все еще отказывался подарить ей ребенка? Какие темные демоны заставляют его так неестественно вести себя? Все мужчины хотели иметь детей, наследников, продолжения рода. Все, кроме, очевидно, этого мужчины, который теперь был ее мужем.
Вдруг она снова услышала его слова, так громко и отчетливо, словно он сейчас произнес их здесь, в комнате. «Я не настолько жесток, чтобы производить на свет ублюдков. Я не хочу иметь детей. И не буду. Я не желаю, чтобы они унаследовали такую жизнь».
Катарина сразу открыла глаза. Комнату заливал солнечный свет. Уже была середина дня — прекрасного, солнечного дня. Ее переполнили отчаяние и щемящая грусть.
Неужели он настолько настроен против того, чтобы иметь детей, что у нее их никогда не будет? Что заставило пирата принять такое странное, мрачное решение?
Пока еще Катарина не знала ответа. Она повернулась, глядя на служанку, добавлявшую душистые травы в лохань с горячей водой. Аромат розмарина разнесся по комнате. Катарина хотела набраться решимости и встать, но у нее ничего не вышло. Тем не менее ей больше не хотелось спать, и она села, придерживая простыню у шеи. И ахнула.
В дверях стоял Лэм, испытующе глядя на нее. Он не улыбался, но когда их взгляды встретились, по его лицу скользнула нерешительная, чуть заметная улыбка.
Катарина постаралась улыбнуться в ответ. Улыбка вышла застенчивой и такой же нерешительной, как и его.
— Доброе утро, Кэти. — Он подошел к ней, взял ее руку и поднес к губам. Не сводя с нее взгляда, он поцеловал ей ладонь. Служанка сделала вид, что ничего не заметила, и быстро вышла. У Катарины в груди все забурлило. Ее щеки горели. Его глаза очень тепло смотрели на нее, и Катарине невольно подумалось, что он любит ее гораздо сильнее, чем позволяет себе выказать.
Ее потрясло это открытие.
Он уселся рядом с ней на кровати.
Какие темные мысли вы таите, что проснулись такая мрачная и серьезная?
Она недоверчиво взглянула на него, но он как будто и вправду интересовался ответом, поэтому она сразу выпалила:
Лэм, теперь, когда мы поженились, вы ведь захотите иметь детей?
Его улыбка исчезла. Лэм встал, глядя на нее сверху вниз потемневшими от сдерживаемого чувства глазами.
Нет, Катарина. Я думал, что вы поняли. Я не хочу, чтобы мои дети жили в этом мире.
Катарина притянула к шее покрывало.
— Я не понимаю.
— Я в этом не уверен.
Ее захлестнули гнев и отчаяние.
Я ваша жена. Видит Бог, я не просила об этом, но так вышло, и наверняка у меня есть какие-то права.
Он окинул взглядом ее лицо и снова посмотрел ей в глаза.
Я не хочу, чтобы мои сыновья скитались по морям, не имея возможности обосноваться где-нибудь на земле. И не дай Господь нам иметь дочь, потому что у нее не будет и такого выбора. Нет, я не буду иметь детей.