Джулия натянула поводья, и лошадь остановилась, пританцовывая. Сердце Джулии грохотало. Ей не надо было приезжать. Она должна сейчас же отправиться домой. Ее еще никто не видел, и она вполне могла уехать. Кобылка продолжала пританцовывать, описывая небольшие круги, выделывая пируэты, как будто ее этому учили. Тяжелая, потемневшая от времени дверь открылась, и на пороге появился Хоук.
   Их взгляды встретились. Боже, она совсем забыла, до чего он смуглый, до чего привлекательный. Она забыла даже, что слегка боялась его.
   Вместо алой униформы на нем были надеты простая туника с поношенным кожаный жилетом и не менее поношенные бриджи и сапоги для верховой езды. Он без улыбки быстро подошел к ней и: схватил поводья. Лошадь сразу успокоилась. Их взгляды снова встретились.
   Джулия почувствовала, что краснеет. Она напомнила себе, что ей нечего бояться. Он не мог знать ее потаенные мысли. Не мог знать о бесстыдных снах, которые снятся ей по ночам.
   И вряд ли он мог догадаться, как старательно она одевалась для этой встречи. Утром Джулия отбросила несколько платьев, пока не выбрала особенно привлекательное из жатого шелка, темно-зеленый цвет которого подчеркивал контраст ее кремовой кожи и поразительно черных волос. Платье было богато отделано мехом, и к нему надевалась меховая накидка. Джон Хоук как будто не заметил, как все это ей шло. Его синие глаза не отрывались от ее лица.
   — Добрый день, леди Стретклайд, какой сюрприз, — коротко сказал он.
   Джулия нервно поежилась. Ей не надо было приезжать. Особенно после этих ужасных снов, в которых Джон Хоук, муж ее лучшей подруги, целовал ее самым неподобающим образом.
   — Я слышала, что вы приехали, — еле слышно выговорила она.
   Хоук молча смотрел на нее.
   — Надеюсь, вы не против, что я решила навестить вас, — выдавила она.
   Он стиснул челюсти и вовсе не выглядел довольным, что и подтвердил своей фразой:
   — Вообще-то я занят.
   Она застыла. Он ясно давал понять, что не желает с ней разговаривать. Джулию охватило чувство глубочайшей обиды. Чтобы он не увидел навернувшихся ей на глаза слез, она опустила голову, теребя поводья. И зачем только она приехала?
   Он что-то пробормотал про себя, потом его крепкие руки обхватили ее талию, и он снял ее с лошади. От его прикосновения Джулия замерла, не в силах дышать.
   Когда он опустил ее на землю, она отступила на шаг и прижалась спиной к лошади, молча глядя на него. Ее сердце готово было выскочить из груди.
   — Леди Стретклайд?
   Она вдруг осознала всю неприглядную истину. Она здесь не для того, чтобы узнать насчет Катарины. Она приехала, чтобы увидеть Джона, приехала потому, что тайно, греховно желала этого мужчину, мужа своей лучше подруги, хотя и была уже обручена с лордом Саймоном Хантом.
   Она сделала глубокий вдох, отлично понимая, что должна немедленно сесть на лошадь и уехать, прежде чем ему станут ясны ее истинные чувства, до того, как она успеет какой-нибудь мелочью предать свою лучшую подругу и своего жениха.
   — Я… я нехорошо себя чувствую. Я не привыкла много ездить верхом, — солгала она. — У меня кружится голова.
   Он смотрел на нее.
   — Вот как? Никогда еще не видел, чтобы женщина сидела на лошади так уверенно, как вы. А эта к тому же еще не приучена к седлу.
   Она ощутила необъяснимое удовольствие от его похвалы. Джон Хоук взял ее за руку. Она вздрогнула от неожиданности.
   — Зайдемте в дом. Может, бокал вина придаст вам силы.
   Джулия не видела возможности отказаться. Она проследовала за ним в дом и позволила усадить себя за стол. Сам он садиться не стал, только приказал принести напитки и продолжал ее разглядывать, не пытаясь завести разговор.
   Джулия сделала глубокий вдох.
   — Сэр Джон, я приехала к вам, чтобы узнать о Катарине. Я надеялась, что у вас есть какая-то весточка от нее.
   Хоук покраснел.
   — Нет.
   — Совсем ничего? — поразилась Джулия. — Но наверняка к этому времени О'Нил должен был позволить ей связаться с вами.
   — Нет. Никаких сообщений не было.
   Джулию захлестнула волна отчаяния. Она сидела совершенно неподвижно. Джон устремил невидящий взор в окно на пустошь, с приближением зимы приобретшую серо-багровый оттенок. Она глядела на него, пытаясь угадать, что он чувствует. Она ощущала его гнев — его все еще злило похищение Катарины, — но не могла уловить признаков горя.
   Джулия стиснула лежащие на коленях перчатки.
   — Я уверена, что с ней ничего не случилось. Он не сделает ей ничего плохого.
   Хоук повернулся к ней:
   — Да, он не стал бы ее насиловать, и если бы он был ею недоволен, то давным-давно отпустил бы ее.
   Джулия ахнула, когда поняла, на что он намекает — Лэм добился любви Катарины, и она всегда готова доставить ему удовольствие.
   Щеки Джулии горели. Она не знала, что может сказать в утешение, но ей хотелось как-то его успокоить. Движимая непреодолимым желанием, Джулия встала, подошла к нему и коснулась его ладони, слегка пожав ее. Ярко-синие глаза Хоука встретили ее взгляд. Еще мгновение Джулия растерянно молчала, не в силах отвести глаз.
   — Катарина не хотела, чтобы ее похищали, сэр Джон, — мягко промолвила она. — Она хотела выйти за вас замуж, она сама мне это сказала.
   Это было правдой. И все же Джулия вспомнила, что тогда она уловила как будто сомнение в глазах подруги. Но об этом она не собиралась сообщать Джону.
   Джон смотрел на нее без всякого выражения.
   — Если вы что-нибудь услышите о ней, — наконец сказала Джулия, чувствуя себя неловко под его взглядом, — то дадите мне знать?
   Джулия чувствовала, что теперь у нее не осталось предлога задерживаться. И все же ей очень не хотелось уходить. Она подумала, что вряд ли они увидятся еще.
   — Когда вы возвращаетесь ко двору? — спросила она.
   — Сегодня.
   Джулия постаралась скрыть разочарование. Она так надеялась, что он пробудет в Корнуэлле еще несколько дней, хотя и понимала, что его немедленный отъезд был наилучшим решением. Со всех точек зрения.
   — Сама королева поручила мне отправиться за О'Нилом. Мои люди и корабли почти готовы к отплытию. Я собираюсь поднять паруса не позже чем через неделю.
   От этих слов Джулия замерла, потрясенная. Она ничего не слышала об этом новом повороте событий. Джон отправлялся в погоню за Лэмом… Ей стало страшно.
   — И что вы должны делать? — в смятении прошептала она.
   Он посмотрел ей прямо в глаза:
   — Королеве нужна его голова.
   Джулия не просто испугалась — она пришла в ужас.
   — Сэр Джон… он очень опасный человек! Прошу вас, будьте осторожны… Да будет с вами Господь!
   Он уставился на нее, широко раскрыв глаза. Джулия резко отвернулась, боясь, что он заметил ее страх за него, страх, чувствовать который она не имела права.
   Она поспешила к выходу. Его большие ладони внезапно обхватили ее руку. Джулия остановилась, полуобернувшись к нему. Его синие глаза горели двумя яркими огнями.
   — Благодарю вас, леди Стретклайд, за ваши молитвы, — сказал он.
   Она вспыхнула от удовольствия. Ее сердце так отчаянно билось, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
   — И если вы минуточку подождете, я провожу вас до Тарлстоуна.
   Она еще немного сможет побыть в его обществе. Ее радость была безгранична. И тут она вспомнила о его предстоящем отъезде, о том, зачем он едет, и вся радость померкла. Господи, она так боялась, что Хоук погибнет, когда дело дойдет до схватки с О'Нилом.
   И она поняла, что если он умрет, ее сердце будет разбито. Она жаждала чего-то большего, чем его поцелуи. Непонятно как, но она влюбилась в мужа своей лучшей подруги, да еще накануне собственного замужества.

Глава двадцать седьмая

   Залив Дингл, Ирландия
   «Клинок морей» покачивался на якоре. Припасы гораздо более ценные, чем порох, быстро сгружались в маленькие лодки и перевозились на берег, где ждали люди Фитцмориса. Лэм стоял на берегу. Он высадился с первым грузом продовольствия, которое давало возможность ирландским мятежникам пережить первые зимние месяцы. А зима была не за горами. День был холодным и ветреным, дыхание Лэма вырывалось облачками пара, а его самого укрывала толстая шерстяная накидка.
   Рядом стоял Хью Бэрри. Сейчас оба глядели на корабль, разгружавшийся под руководством первого помощника.
   — На этом мы продержимся первую половину зимы, — сказал Бэрри.
   — Мне это известно, — ответил Лэм. — В январе мы снова встретимся, но уже не здесь. — Он уже дважды использовал залив Дингл и не хотел рисковать, приходя сюда в третий раз. — К югу от Гэлуэя есть небольшая дельта. Вы ее знаете?
   Бэрри кивнул. Лэм несколько мгновений смотрел на него. Молодой человек заметно повзрослел за последний год. На прежде гладком лице появились морщины. И он похудел. Он и раньше не был крупным, но теперь стал хрупким, как былинка. Лэм уже давно не испытывал ненависти к Хью Бэрри. Дело мятежников было почти безнадежным, и Лэм чувствовал к нему жалость.
   — Как поживает Кэти? — неожиданно спросил Бэрри.
   Лэм удержался от улыбки, стараясь не выдать блеск в глазах, который вызвало упоминание ее имени.
   — Хорошо.
   — Она сама осталась с вами, О'Нил? Или вы удерживаете ее силой?
   — Она осталась по собственной воле, Бэрри. — Он ограничился этим, намеренно не сообщая новость об их браке. Если его когда-нибудь схватят, для Катарины будет лучше, если никто не будет знать, что она стала его женой. Он предвидел, какой скандал и какие последствия могут возникнуть, если это станет известным. — Вы сказали, что Фитцморис хочет со мной встретиться. И где же он, черт побери?
   — Не знаю, — сознался Бэрри, бросив взгляд на лесистые холмы за спиной. — Меня самого это удивляет.
   С самого момента прибытия в залив Дингл Лэм ощущал смутное беспокойство. Хотя эта миссия и была опасной, но он бывал в гораздо более крутых переделках, не чувствуя ни малейшей тревоги. Ему вовсе не нравилось то, что Фитцморис опаздывал на встречу, назначенную несколько месяцев назад. Лэм внутренне напрягся, раздумывая, что могло случиться с предводителем мятежников.
   — Фитцморис не приедет, — вдруг сказал он, сразу же понимая, что так оно и есть. Его ладонь сжала рукоять рапиры.
   — Что? Откуда вы знаете?
   Лэм не ответил. Теперь он был уверен, что здесь что-то неладно. Он окинул взглядом лес и каменистые холмы. Хотя он не заметил никаких тревожных признаков, он повернулся к своим людям, выкрикивая приказы. Он хотел, чтобы разгрузка окончилась как можно быстрее и чтобы уже сейчас команда начала готовиться к отплытию.
   — Я встречусь с Фитцморисом в другой раз, — сообщил он Бэрри, добавив про себя: «Если Фитцморис будет еще жив и на свободе». Теперь он остро ощущал опасность. Он широкими шагами направился к кромке берега, намереваясь вернуться на «Клинок морей».
   Бэрри шел рядом.
   — Через два месяца, — сказал он.
   Лэм кивнул, и в этот момент одновременно раздался крик и мушкетный выстрел.
   Лэм резко повернулся, выхватив рапиру. Из зарослей выскочили английские солдаты, вооруженные рапирами и мушкетами, и, спотыкаясь, побежали вниз по склону.
   — На корабль! — скомандовал Лэм своим людям.
   Прогремели выстрелы. Несколько мятежников упало. Другие не растерялись, выхватили оружие и атаковали британские войска. Лэм поежился, заметив вырвавшихся из леса следом за солдатами кавалеристов — на плохих лошадях, но все же на лошадях. Ирландцы были одеты в меха, без лат и кольчуг, и вооружены ножами, кинжалами, тяжелыми мечами и почти бесполезными копьями. Кавалерия без труда расправится с ними. Лэм побежал к лодкам, думая, кто бы мог их предать.
   Бэрри выхватил меч и побежал к своим людям навстречу атакующим солдатам. Лэм слышал, как он вскрикнул, повернулся и увидел, что Бэрри лежит сраженный выстрелом из мушкета. На его груди расплывалось кровавое пятно.
   Завязалась отчаянная схватка. Ирландцы мужественно отбивались от солдат, но их оружие не шло ни в какое сравнение с оружием британцев, которые протыкали их острыми легкими рапирами или стреляли им в спину из мушкетов. Это была просто бойня, и через несколько минут все будет кончено. Лэм бросился обратно в самую гущу.
   Хью пытался встать, но сумел лишь подняться на колени. Лэм подхватил его и увидел несущегося на них всадника. Он бросил Бэрри и, резко повернувшись, расставил ноги и выставил перед собой рапиру. Солдат убрал мушкет и замахнулся рапирой. Лэм с такой силой отбил удар, что всадник свалился с лошади. Лэм бросился на него, не давая подняться, и нанес удар в сердце.
   Оглянувшись, он увидел, что Бэрри, едва держась на ногах, пытается вытащить из ножен меч. Лэм выбил оружие из его рук, перекинул его через плечо и бросился в набегающие волны. Его люди уже прыгнули в лодки и подгоняли его криками. По колено в воде, Лэм добрался до ближайшей лодки, сбросил в нее Бэрри, и двое матросов тотчас перетащили его через борт. Двое других сразу налегли на весла. Над их головами просвистела мушкетная пуля. Все пригнулись.
   Лэм смотрел на берег. Сражение уже окончилось. Мятежники лежали раненые или убитые. Небольшая кучка бежала вверх по склону в лес, английские солдаты добивали раненых. Лэм широко раскрыл глаза: громадный всадник на маленькой лошади, казалось, еле выдерживающей его вес, медленно подъехал к воде. Он был без шлема, и его рыжие волосы горели ярким пятном. Он уставился на Лэма. Это был не кто иной, как сэр Джон Перро.
   Даже с такого расстояния Лэм увидел, как разъярен Перро. Тот поднял руку, грозя кулаком удаляющейся лодке. Лэм стиснул зубы, понимая, что только что избежал смерти — то ли по воле Господа, то ли по прихоти судьбы.
   Катарина была в кухне, когда туда прибежал Ги. Ее руки были липкими от сиропа — вместе с двумя кухарками она занималась изготовлением конфет. Вся последняя неделя прошла в лихорадочной деятельности: приготовление вина, сушка фруктов, изготовление джема. Катарине не нужно было разбирать слова, которые взволнованно выкрикивал Ги, чтобы понять, что «Клинок морей» вернулся домой и она скоро увидит Лэма.
   Она торопливо вымыла и вытерла руки, охваченная возбуждением, пока, наконец, не осознала, что говорит Ги: «Клинок морей» уже встал на якорь, и среди вернувшихся моряков есть раненые.
   — Откуда ты знаешь?! — ужаснулась Катарина, представляя себе бледное, безжизненное лицо Лэма на подушке.
   — Я находился там, когда корабль прибыл, — поспешно сказал мальчик. — Капитан в порядке, но он приказал доставить раненого в дом. Он говорит, что вы должны приготовить кровать и достать лекарства.
   Катарина почувствовала облегчение и тут же приказала двум служанкам принести ее корзину с медикаментами, воду, мыло и побольше чистого полотна для перевязок, после чего торопливо вышла из комнаты.
   Катарина взбежала наверх. В свободной спальне она открыла затянутые кожей окна, чтобы впустить обжигающе холодный зимний воздух. Вопреки рекомендациям лекарей она считала свежий воздух ободряющим и полезным. Она сняла с постели покрывало.
   — Давайте я займусь этим, миледи, — сказал подошедший слуга.
   — Разведи огонь, Нед, — приказала она и выбежала из комнаты.
   Торопливо спускаясь по лестнице, она услышала голос Лэма и быстро окинула его взглядом, замечая каждую мелочь.
   Слуга снял с него накидку. Его рубашка и бриджи были в крови, но она не заметила, чтобы он был ранен.
   — Вы целы, Лэм? — воскликнула она, бросаясь в его объятия.
   — Мне нравится такая обеспокоенность, — нежно улыбнулся он ей. — Кэти, со мной все в порядке, не то что с вашим старым приятелем.
   Катарина непонимающе повернулась и увидела мужчину, лежащего на самодельных носилках. Он был в жару и без сознания. Она узнала Хью и широко раскрыла глаза.
   — Боже милостивый! — Подбежав к нему, она опустилась на колени и дотронулась до его лба. Лоб был невероятно горячим. Потом Катарина заметила рану. Этим нужно было заняться немедленно. Хью открыл глаза и смотрел на нее, не узнавая.
   — Отнесите его наверх, — сказала она двум матросам, потом повернулась к стоявшему сзади буфетчику: — Мне нужны уксус, бренди и плесневелый хлеб.
   — Плесневелый? Но у нас нет…
   — Раздобудьте его и побыстрее, — крикнула Катарина. Придерживая юбки, она взбежала по лестнице, полная решимости спасти жизнь человеку, которого она когда-то любила и за которого собиралась выйти замуж.
   — Я так и думал, что это вы, — прошептал Хью. Минуло несколько дней, и Катарина только что зашла в комнату. Она улыбнулась, довольная тем, что он пришел в себя и жара больше нет, но она и так уже несколько дней знала, что он будет жить.
   — Видимо, людей из рода Бэрри не так просто убить.
   Хью наблюдал за ней.
   — Сначала, когда я бредил, я подумал, что вы ангел.
   Катарина засмеялась, вспомнив, как непотребно вела себя этой ночью.
   — Вряд ли можно назвать меня ангелом. Хью не сводил глаз с ее лица.
   — Вы вполне могли бы быть ангелом, Кэти. Вы так прекрасны.
   Она глядела на него без улыбки.
   — Вы очень изменились с тех пор, когда я в последний раз вас видел, — сказал он, со вздохом откидываясь на подушки. — А я все еще слабее новорожденного котенка.
   — Верно, — сказала Катарина. — Но вы быстро поправляетесь и через несколько дней уже сможете вставать.
   — Как мне благодарить вас, — сказал Хью. — Вы спасли мне жизнь.
   — Я заботилась о вас точно так же, как заботилась бы о любом другом. Вам не требуется меня благодарить, — ответила Катарина.
   — Может, я придумаю, как это сделать. — Хью испытующе смотрел на нее.
   Катарина пожала плечами и вздрогнула, заметив стоящего в дверях Лэма.
   Она улыбнулась и сразу подошла к нему. Он обнял ее одной рукой:
   — Я никогда не перестану удивляться вам, Кэти.
   — Пока вы остаетесь на моем острове, — я прошу только об одном, — спокойно сказал Лэм. Он и Бэрри были в холле одни и сидели в креслах перед очагом. Оба потягивали виски.
   — Просите что угодно, — сказал Бэрри, — потому что я обязан вам и Кэти свободой и жизнью.
   — Катарина не знает, что я связан с Фитцморисом, и я предпочитаю, чтобы она оставалась в неведении.
   Бэрри с удивлением уставился на него:
   — Разве она не спрашивала, как я мог оказаться на вашем корабле, к тому же раненый?
   — Да, конечно. Я солгал ей. Я сказал, что привез вам припасы на зиму и что на вас напали бандиты. — Лэм без улыбки смотрел в свой бокал.
   — И она вам поверила?
   — Да, поверила, — ответил Лэм. — Так лучше. Скажи я ей правду, она бы меня не поняла.
   — И неудивительно, учитывая, что Фитцморис хочет узурпировать то, что принадлежало ее отцу, — согласился Бэрри.
   Катарина застыла у входа в холл. Она слышала каждое слово. Блюдо с мясным пирогом выпало из ее рук. Пирог рассыпался по полу, блюдо с лязгом откатилось в сторону.
   Лэм связан с Фитцморисом? Нет, это невозможно!
   Мужчины вскочили на ноги. Лэм обернулся и побледнел, увидев стоящую на пороге Катарину.
   Не веря своим ушам, Катарина ошарашено уставилась на него.
   — Лэм, — хрипло прошептала она, — скажите, что это неправда.
   — Я думаю, что вы не поняли, Кэти, — вполголоса сказал он.
   — Я слышала ваш разговор с Хью от слова до слова. Каким образом вы связаны с Фитцморисом?
   — Дорогая, все совсем не так…
   Ее чувства были в смятении: недоверие переросло в ярость и наконец в панику.
   — Нет! Скажите мне правду, скажите сами, не то я пойду в поселок и стану расспрашивать каждого матроса, который с вами плавал, о ваших долгих тайных походах!
   — Вы не поняли, — настаивал Лэм.
   Катарина видела в его глазах страх и отчаяние, и у нее разрывалось сердце. Она обратилась к Бэрри:
   — Хью?
   Бэрри только широко раскрыл глаза.
   — Чем он занимается, Хью?
   Когда он не ответил, побледнев больше прежнего, она крикнула:
   — Отвечайте, Хью, вы мне обязаны жизнью! Бэрри медленно поднялся на ноги.
   — Я и Лэму обязан жизнью, Кэти.
   Катарина повернулась к мужу, сжав кулаки. Она чувствовала боль в сердце. Ее охватил беспримерный, всепоглощающий ужас.
   — Как я не поняла вас, Лэм? Как?
   — Моя поддержка Фитцмориса, — сказал он, — просто уловка.
   Катарина уставилась на него. В это мгновение весь ее мир рухнул. Его слова были откровенным признанием вины.
   — Значит, вы этого не отрицаете? Вы оказываете помощь злейшему врагу моего отца?
   — Катарина… я помогаю ему, но это совсем не то, что вы думаете. Я руководствуюсь интересами вашего отца.
   Боже! Он помогал Фитцморису.
   — Интересами моего отца? — прошептала она. Ее глаза наполнились слезами. О Боже, как такое могло случиться? Как мог Лэм предать ее? Ведь он был ее мужем!
   Лэм говорил вполголоса, успокаивающим тоном, но Катарина повернулась к нему спиной, закрыв лицо руками. Ее всю трясло. Она не слышала ни единого слова. Лэм, которого она любила, поддерживал Фитцмориса, когда всего несколько месяцев назад она просила его помочь ее отцу. Он солгал, сказав, что помогает Фитцджеральду, просил ее довериться ему. И она доверилась.
   Значит, Лэм ее не любит. О Господи!
   Бэрри вышел из комнаты, оставив их одних, но Катарина этого не заметила.
   — Катарина, — прошептал Лэм, крепко обхватив сзади ее плечи, — я пытаюсь объяснить вам эту игру. Вы должны меня выслушать.
   Катарина вырвалась и повернулась к нему с искаженным от ярости и ненависти лицом.
   — Здесь нечего объяснять! Ублюдок! Обманщик! — Она набросилась на него с кулаками.
   Лэм стоял молча, не двигаясь, пока она с рыданиями колотила его по груди, оплакивая потерю любви, которой никогда не существовало, выплескивая непереносимую боль из-за его предательства. Заливавшие ее глаза слезы не дали ей разглядеть его слез.
   — Я пытаюсь объяснить вам, почему весь этот год я снабжал Фитцмориса, — без всякого выражения сказал он. — Но вы отказываетесь понимать, отказываетесь доверять мне. Вы не слышали ни единого слова из того, что я говорил.
   Катарина уставилась на него, потрясенная еще больше, в полном отчаянии. Он целый год снабжал папистского фанатика? Значит, он стал союзником кузена ее отца сразу после того, как встретился с ней?
   — Нет! — Она подняла ладони, словно отталкивая его. Никогда еще ни к кому она не испытывала такой ненависти. — Не дотрагивайтесь до меня!
   — Вам необходимо выслушать меня, — сказал Лэм в порыве гнева, опустив руки.
   — Я больше никогда не стану вас слушать! — воскликнула она, желая причинить ему такую же боль, какую он причинил ей. Но она не могла, потому что любила его, а он ее не любил!
   — У меня есть план, Катарина, — начал Лэм с таким серьезным, таким искренним выражением, что Катарина отступила на шаг.
   — Нет! — выкрикнула она. И зачем только она сожгла письмо своего отца! Ей так хотелось сейчас ткнуть ему в лицо этим письмом.
   — Катарина, мой план был опасен и трудно выполним, и его первым этапом было укрепление позиций Фитцмориса, — заговорил Лэм, не сводя глаз с ее лица.
   — Нет! — снова выкрикнула Катарина. Слабая надежда в ее сердце заставляла выслушать его, но Катарина отказывалась внимать его словам.
   — Вы возбуждены, и я вас отлично понимаю. — Он подошел к сервировочному столу и налил виски в бокал.
   — Вы меня не понимаете, вам этого не дано! — голосила Катарина, следуя за ним.
   Он повернулся к ней, протягивая бокал.
   — Выпейте.
   Катарина выбила бокал из его руки. Они уставились друг на друга.
   — Я не хочу причинить вам боль, — сказал Лэм. — Я никогда бы не сделал вам больно.
   — Вы не можете сделать мне больно, — нелогично заявила Катарина, заливаясь слезами. — Видите ли, мы с вами похожи. — Она горько рассмеялась. — Оба готовы рисковать, оба готовы притворяться, готовы использовать друг друга для своих личных целей.
   Лэм напрягся, уставившись на нее. Катарина с вызовом ответила на его взгляд. Она почти ничего не видела от нахлынувшей на нее боли. Лэм наконец произнес:
   — Вы слишком честны, чтобы играть в те игры, о которых говорите.
   — Вот как? — Она истерично захохотала. — И вам не хочется узнать, что я имею в виду, дорогой?
   — Не думаю. — Его серые глаза настороженно блеснули.
   — Помните письмо, которое отец прислал мне в июле? То, что вы мне привезли? — резко спросила Катарина.
   — Да.
   — Я его сожгла. А знаете почему?
   — Нет. И знать не хочу. — Но он застыл как вкопанный, не сводя с нее глаз.
   В комнате наступила такая тишина, что можно было слышать неровное дыхание Катарины.
   — Я его сожгла, чтобы вы не могли найти его и прочесть, чтобы вы никогда не могли узнать его содержание.
   — А теперь вы собираетесь сообщить мне, что было в письме, верно?
   — Да! — Она ударила его в грудь кулаком. Лэм как будто не заметил удара. — Да, будьте вы прокляты, да! Еще когда я не обвенчалась с Хоуком, мой отец просил меня, чтобы я вас использовала! Завлекла вас в постель или к алтарю! Он хотел, чтобы я поработила вас, сыграв роль соблазнительницы. Хотел, чтобы я женила вас на себе! Слышите, Лэм!
   Лэм смотрел на нее с выражением нарастающего понимания и ужаса.
   Выкрики Катарины перемежались истерическим смехом.
   — И я сделала, как он просил. Это была игра, Лэм, всего-навсего игра, и каждый вздох и стон был чистым притворством с целью разжечь вашу похоть, привязать вас ко мне. Я притворялась, что только и думаю о вас и вашей любви, притворялась, что не смогу жить без вас и ваших прикосновений, притворялась, что люблю вас! — Из ее глаз снова полились слезы. — Предполагалось, что в результате вы станете помогать моему отцу, а вовсе не Фитцморису!