Эддингс Дэвид. Обитель чародеев

   Се'Недра с Вальгоном плавно двигались между рядами высоких легионеров и, когда достигли центра зала, остановились.
   Бренд с выражением спокойствия и собственной значимости взял у Бралона, своего старшего сына, посох и трижды ударил им по каменному полу.
   – Её императорское высочество принцесса Толнедрийской империи Се'Недра! – произнес он глубоким грудным голосом. – Соблаговолит ли ваше величество дать ей аудиенцию?
   – Я приму принцессу, – объявил свою волю Гарион, расправляя плечи.
   – Принцесса Се'Недра может приблизиться к трону, – разрешил Бренд. Несмотря на то, что его слова являлись чистой формальностью, они были выбраны с большой тщательностью, чтобы показать с абсолютной ясностью, что императорская принцесса прибыла в зал райвенского короля в качестве просителя. Глаза Се'Недры сверкнули огнем, и Гарион стиснул зубы. Принцесса между тем прошествовала на указанное место перед троном и присела в величественном реверансе. В этом жесте не было никакого проявления покорности.
   – Принцесса может говорить, – громогласно объявил Бренд, и в этот миг Гариону захотелось задушить его.
   Се'Недра откинула назад голову, её лицо дышало холодом зимнего моря.
   – Я, Се'Недра, дочь Рэн Боруна Двадцать третьего и принцесса империи Толнедра, предстаю, как того требует договор и закон, перед его величеством, Белгарионом из Райве, – заявила она, – и, таким образом, Толнедрийская империя вновь демонстрирует свое намерение выполнить обязательства, установленные Во-мимбрскими соглашениями. Пусть все королевства внимают тщательно продуманному решению Толнедры и следуют её примеру в соблюдении своих обязательств. Объявляю перед свидетелями, что я девушка, никогда не была замужем и достигла совершеннолетия. Не согласится ли его величество взять меня в жены?
   Ответ Гариона был кратким и тщательно продуманным. Он встал и произнес:
   – Я, Белгарион, король Райве, настоящим согласен взять императорскую принцессу в жены и сделать её королевой. Я также объявляю: она будет вместе со мной на равных правах править в Райве и где бы то ни было, куда могла бы распространяться власть нашего трона.
   Вздох изумления вырвался у сотен людей, а лицо Бренда стало совершенно белым. Се'Недра вопросительно взглянула на Гариона, и её взгляд потеплел.
   – Ваше величество слишком добры, – ответила она, склоняясь в грациозном реверансе. Резкости в её голосе как не бывало. – Не могла бы я, с разрешения вашего величества, удалиться? – спросила она мило, искоса глядя на ошеломленного Бренда.
   – Как будет угодно вашему высочеству, – ответил Гарион, садясь снова на трон. Пот катил с него градом.
   Принцесса сделала еще один реверанс, и от внимания Гариона не ускользнул озорной огонек, вспыхнувший в её глазах, затем повернулась и оставила зал вместе с легионерами, которые сомкнутыми рядами проследовали за ней.
   После того как тяжелые двери с грохотом затворились, шум недовольства прокатился по толпе. И наиболее часто повторяемым словом было: «Возмутительно!»
   – Это неслыханно, ваше величество! – запротестовал Бренд.
   – Не совсем, – оправдываясь, ответил Гарион. – На троне Арендии совместно правят король Кородаллин и королева Мейязерана. – Он многозначительно взглянул на Мендореллена, закованного в броню, и тот все понял.
   – Его величество говорит правду, милорд Бренд, – поддержал друга Мендореллен. – Уверяю вас, что наше королевство не страдает от отсутствия единоначалия на троне.
   – То Арендия, – возразил Бренд, – а мы – Райве. Одно с другим несравнимо. Никак. Никогда еще олорнским королевством не правила женщина.
   – Ничего плохого нет в том, чтобы рассмотреть возможные преимущества ситуации, – сказал король Родар. – Моя королева, например, играет более значительную роль в делах Драснии, чем того требуют строгие обычаи.
   С большим трудом, не меняясь в лице, Бренду удалось взять себя в руки.
   – Я могу удалиться, ваше величество? – спросил он.
   – Как вам будет угодно, – спокойно ответил Гарион. Дело пошло не так гладко, как он предполагал. И виной всему убеждения Бренда, о которых он не подозревал.
   – Это интересное решение, дорогой, – проговорила ему на ухо тетя Пол, – но ты не считаешь, что лучше посоветоваться с кем-нибудь, прежде чем делать публичные заявления?
   – Разве это не наладит наши отношения с толнедрийцами?
   – Вполне возможно, – согласилась она. – Я же не говорю, что идея плоха, Гарион; я просто хочу сказать, что не мешало бы заранее кое-кого предупредить... Над чем ты смеешься? – набросилась она на Белгарата, который прислонился к трону, стараясь подавить душивший его смех.
   – Приверженцев культа Медведя разом хватит апоплексический удар, – сдавленно проговорил он. Её глаза расширились, и она выдохнула:
   – О... я совсем забыла!
   – Им это не понравится, – заключил Гарион, – в особенности если учесть, что Се'Недра – толнедрийка.
   – Будь уверена – они сдохнут от ярости, – добавил старый чародей, смеясь.
   Обычно мрачные залы цитадели теперь заполнили официальные гости и представители, которые несколько дней бродили по крепости, сплетничали и вели деловые разговоры в укромных уголках. Богатые и разнообразные дары, преподнесенные ими, разложили на столах, поставленных вдоль стен просторного тронного зала. Гариону, однако, было не до даров. Он целые дни проводил с советниками и толнедрийским послом, обсуждая параграфы документа об официальном обручении.
   Вальгон воодушевился тем, что Гарион пренебрег обычаями, и пытался добиться выгод для толнедрийцев, тогда как Бренд отчаянно старался ввести новые пункты и оговорки, которые бы жестко ограничили власть Се'Недры. И пока эти двое спорили до хрипоты, Гарион ловил себя на мысли, что слишком часто поглядывает в распахнутое окно... По темно-синему небу ветер гнал редкие белые облака. На мрачных скалах острова кое-где уже виднелась первая весенняя поросль. Откуда-то издалека ветер донес песню пастушки. Природа наградила её прекрасным голосом, и она пела, вкладывая в это всю свою душу, словно за сотни лиг её никто не мог услышать. Гарион вздохнул, когда смолкли последние звуки её голоса, и вернулся к скучным переговорам.
   Его внимание, однако, было рассеянным в эти первые весенние дни. Поскольку он не мог заняться поисками человека с разорванным плащом сам, то пришлось поручить расследование Леллдорину. Поиски предполагаемого убийцы разожгли воображение молодого и горячего астурийца, который рыскал по цитадели и только сообщал о бесплодных усилиях заговорщическим шепотом. Поручать такое деликатное дело Леллдорину, возможно, и было ошибкой, но никого другого у Гариона не было на примете. Любой из друзей немедленно поднял бы всеобщую тревогу, и тогда тайна осталась бы тайной на века, а Гариону этого не хотелось. Он еще не решил, как поступит с убийцей, пока не установит, кто и с какой целью швырнул в него нож. Слишком многое может иметь отношение к этому делу. Только один человек мог сохранить все в полной тайне – Леллдорин, пусть даже и пришлось предоставить ему неограниченные возможности перемещения по цитадели и слежки. С другой стороны, Леллдорин отличался уникальной способностью превращать пустяки в катастрофы, и Гариона это волновало не меньше, чем новое покушение на него.
   Среди приглашенных на церемонию обручения была двоюродная сестра Се'Недры Зера, которая являлась личным представителем королевы Ксанты. Робкая и застенчивая дриада вскоре оставила свою сдержанность, в особенности когда попала в центр внимания пылких молодых дворян.
   Подарок королевы Ксанты королевской паре Гарион нашел странным. Ксанта прислала два зрелых желудя, завернутых в простые листья. Се'Недра, однако, пришла в восторг от преподнесенного дара. Ей хотелось немедленно посадить два семени, и она побежала в крохотный садик, разбитый неподалеку от королевских апартаментов.
   – Очень мило, – с сомнением прокомментировал Гарион, наблюдая, как принцесса, стоя на коленях, старательно обрабатывает влажную землю, чтобы посадить в неё желуди.
   Се'Недра резко вскинула голову.
   – По-моему, ваше величество не понимает значения подарка, – произнесла она ненавистным официальным тоном, на который теперь переходила при разговоре с ним, когда была не в духе.
   – Прекрати, – сердито сказал Гарион. – У меня есть имя, в конце концов... и я уверен, что ты его не забыла.
   – Если ваше величество настаивает, – высокомерно продолжала она.
   – Мое величество настаивает. Так что важного в этой паре желудей?
   Она посмотрела на него почти с жалостью.
   – А тебе не понятно?
   – Нет, пока ты не соблаговолишь объяснить.
   – Очень хорошо, – раздраженно сказала Се'Недра. – Один желудь с моего собственного дерева, второй – с дерева королевы Ксанты.
   – Да?
   – Ты видишь, насколько он глуп, – заметила принцесса сестре.
   – Он не из дриад, Се'Недра, – ответила примирительно Зера.
   – Сразу видно.
   Зера повернулась к Гариону и сказала:
   – Желуди на самом деле не от моей матери. Они – дары самих деревьев.
   – Почему нельзя было это сказать с самого начала? – резко спросил Гарион у Се'Недры.
   Она фыркнула и снова занялась землей.
   – Когда появятся молодые побеги, Се'Недра свяжет их вместе, – продолжала объяснять Зера. – Побеги переплетутся во время роста, образуя одно дерево. У дриад оно служит символом замужества. Двое превращаются в одно... точно так, как вы с Се'Недрой.
   – Ну, это мы еще посмотрим, – опять фыркнула Се'Недра, окучивая ямку.
   – Надеюсь, – вздохнул Гарион, – у деревьев хватит терпения.
   – Деревья очень терпеливы, Гарион, – ответила Зера, слегка кивая в сторону Се'Недры и делая ему знак отойти. Когда они удалились на такое расстояние, что Се'Недра не могла их услышать, Зера продолжила: – Ты знаешь, она тебя любит, но никогда, конечно, не признается в этом. Я знаю её слишком хорошо.
   – Тогда почему она ведет себя таким образом?
   – Ей не нравится действовать по принуждению, вот и все.
   – Я её ни к чему не принуждаю. Зачем ко мне так относиться?
   – А к кому ей еще так относиться?
   Гарион не подумал об этом. Он незаметно вышел из сада. Слова Зеры позволяли надеяться на то, что хотя бы одна из проблем в конце концов будет решена. Се'Недра будет изводить его своими капризами и насмешками, а затем, убедившись, что он помучился достаточно, успокоится. Возможно, дело ускорилось бы, если б он более явно демонстрировал свои страдания.
   Что касается других проблем, то их решение откладывалось надолго. Во-первых, предстояло обдумать, как вести армию в поход на Кол-Торака, во-вторых, Белгарат никоим образом не проявлял своих удивительных способностей, и, наконец, кто-то продолжает бродить по цитадели с намерением его убить.
   Позднее ему сообщили, что тетя Пол приглашает его к себе. Гарион, недолго думая, отправился к ней и нашел сидящей, как обычно, за шитьем. Белгарат в потрепанной одежде сидел в комфортабельном кресле по другую сторону камина, положив на него ноги и держа кружку в руке.
   – Ты хотела меня видеть, тетя Пол? – спросил Гарион, входя.
   – Да, дорогой, – ответила она. – Садись. – Она окинула его критическим взглядом. – Он все еще не очень походит на короля, не так ли, отец?
   – Погоди, Пол, – произнес старик. – Он стал им совсем недавно.
   – Вы все знали заранее, признавайтесь? – с упреком произнес Гарион. – То есть кем я был.
   – Разумеется, – ответила своим не терпящим возражений тоном тетя Пол.
   – Хорошо... если бы вы хотели, чтобы я вел себя, как настоящий король, давно бы дали мне знать, чтобы я свыкся с этой мыслью.
   – По-моему, как-то заходил разговор на эту тему, – заметил Белгарат, – очень давно. Я уверен, что если ты пораскинешь мозгами, то поймешь, почему мы все хранили в тайне.
   – Может, и так, – мрачно ответил Гарион. – Но все произошло слишком быстро. Я не успел привыкнуть к тому, что я чародей, а теперь – и король. Это выбивает из колеи.
   – Ты умеешь хорошо приспосабливаться к обстоятельствам, – сказала ему тетя Пол, ловко орудуя иглой.
   – Лучше вручи ему амулет, Пол, – посоветовал Белгарат. – Принцесса скоро придет.
   – Я как раз собиралась сделать это, отец, – ответила дочь, откладывая свою работу.
   – Что это? – спросил Гарион.
   – Подарок от принцессы, – сказала тетя Пол. – Кольцо. Оно немного претенциозное, но сделай вид, что тебе нравится.
   – Мне полагается ответить?
   – Я уже позаботилась обо всем, дорогой. – Она взяла бархатный футляр со стола, стоящего рядом, и протянула Гариону. – Это передашь ей.
   Внутри лежал серебряный амулет, чуть меньше того, что носил Гарион, на котором было изображено тончайшей работы дерево – миниатюрная копия дерева, росшего в гордом великолепии в самом центре Долины Олдура. В ветви дерева была искусно вплетена корона. Гарион подержал амулет на ладони, стараясь определить, не имеет ли он какую-то силу подобно тому, который висит на его шее. Ему показалось, что он ощутил какое-то воздействие, но с уверенностью утверждать бы не стал.
   – Он не похож на наши, – заметил Гарион.
   – Ты прав, – ответил Белгарат, – хотя и отчасти. Се'Недра не волшебница, поэтому наш амулет ей не к чему.
   – Ты сказал «отчасти». Значит, все-таки он обладает некой силой?
   – Он позволит ей проникнуть в суть некоторых вещей, – отвечал старик, – если она наберется терпения и поймет, как им пользоваться.
   – А что значит проникнуть в суть вещей?
   – Способность видеть и слышать то, что иначе невозможно ни увидеть, ни услышать, – пояснил Белгарат.
   – Мне полагается что-либо еще знать перед тем, как передавать ей этот амулет?
   – Скажи только, что это фамильная ценность, – сказала тетя Пол. – Он принадлежал моей сестре Белдаран.
   – Ты должна оставить его у себя, тетя Пол, – возразил Гарион. – Я могу подарить принцессе что-нибудь другое.
   – Нет, дорогой. Белдаран хочет, чтобы он принадлежал ей.
   Гарион знал, что тетя Пол любит говорить о давно умерших людях в настоящем времени, и это его несколько раздражало.
   Послышался осторожный стук в дверь.
   – Входи, Се'Недра, – ответила тетя Пол.
   На маленькой принцессе было простое зеленое шитье, чуть приоткрывающее грудь; лицо выражало кротость и смирение.
   – Проходи к огню, – пригласила тетя Пол. – В это время года по вечерам становится холодно.
   – В Райве всегда так холодно и сыро? – спросила Се'Недра, подходя к камину.
   – Тол Хонет значительно южнее, – заметил Гарион.
   – Догадываюсь, – не без резкости в голосе сказала она.
   – Я всегда считал, что пререкаться принято после свадьбы, – усмехнулся Белгарат. – Что, правила изменились?
   – Попрактиковаться не мешает, – хитро улыбаясь, ответила Се'Недра. – В будущем может пригодиться.
   Старик рассмеялся:
   – Ты можешь быть очаровательной, когда захочешь.
   Се'Недра с притворной скромностью поклонилась, затем повернулась к Гариону.
   – По давнему обычаю девушки Толнедры дарят своим нареченным ценные подарки, – сообщила она, протягивая ему тяжелое, затейливо украшенное кольцо с яркими камнями. – Это кольцо принадлежало Рэн Хорту II, величайшему из всех толнедрийских императоров. Оно может сделать тебя великим королем.
   Гарион вздохнул. До чего же надоели все эти церемонии.
   – Для меня большая честь носить это кольцо, – ответил он, стараясь скрыть раздражение. – Со своей стороны я хотел бы преподнести это. – Он передал Се'Недре бархатный футляр.
   – Он принадлежал жене Железной хватки, сестре тети Пол.
   Принцесса взяла коробочку и раскрыла её.
   – О Гарион! Какая прелесть! – Она положила амулет на ладонь и повернула его к огню. – Дерево как настоящее. Мне даже кажется, что я слышу, как оно шелестит листьями.
   – Благодарю тебя, – скромно ответил Белгарат.
   – Это ваше творение? – недоверчиво спросила принцесса.
   Старик поклонился и ответил:
   – Когда Полгара и Белдаран были маленькими, мы жили в долине. Там не хватало золотых дел мастеров, поэтому амулет пришлось сделать мне самому. Кое в чем мне помогал Олдур.
   – Это бесценный подарок, – сияя, сказала девушка, и Гарион подумал, что будущее выглядит не таким уж мрачным. – Помоги мне, – скомандовала она, подавая ему концы цепочки, поворачиваясь спиной и откидывая в сторону прекрасные рыжие волосы.
   – Ты принимаешь подарок, Се'Недра? – спросила её тетя Пол со значением.
   – Ну конечно же принимаю.
   – Без каких-либо условий и по собственной воле? – раздельно спросила тетя Пол.
   – Я принимаю подарок, леди Полгара, – ответила Се'Недра. – Застегни, Гарион. Понадежнее. Я не хочу, чтобы он соскочил с моей шеи.
   – Об этом не стоит так беспокоиться, – произнес Белгарат.
   Пальцы не слушались, когда он застегивал изящный замочек. Но вот концы соединились и замок защелкнулся.
   – Возьми амулет в руку, Гарион, – приказала тетя Пол.
   Се'Недра подняла голову, и Гарион взял медальон в правую руку. Тетя Пол с Белгаратом положили свои ладони на его ладонь. Какое-то странное ощущение передалось через их руки в талисман, висящий на шее Се'Недры.
   – Отныне ты неразрывно связана с нами, Се'Недра, – объявила тетя Пол, – и нить эту никогда не оборвать.
   Се'Недра недоуменно посмотрела на нее, её глаза расширились от ужасного подозрения.
   – Сними его, – отрывисто сказала она Гариону.
   – Теперь невозможно, – объявил ей Белгарат, садясь и снова принимаясь за кружку.
   Принцесса двумя руками вцепилась в цепочку, пытаясь разорвать её.
   – Ты только поцарапаешь себе шею, дорогая, – предупредила её тетя Пол. – Цепочка не оборвется; её невозможно перепилить и снять через голову. Так что не бойся – она не потеряется.
   – Это все ты! – обрушилась принцесса на Гариона.
   – Что я?
   – Заковал меня, как рабыню, в цепь. Как будто недостаточно того, что я кланялась тебе. Теперь эта цепь.
   – Я не знал, – попытался оправдаться он.
   – Обманщик! – закричала она, повернулась и, горько рыдая, выбежала из комнаты.

Глава 15

   Гарион был не в настроении. Перспектива проведения очередного дня в долгих церемониях и утомительных совещаниях его совсем не привлекала, и поэтому он пораньше сбежал из спальни, пока не прибыл чрезмерно вежливый секретарь с длинным списком дел и не расписал по минутам, что ему делать Гарион втайне ненавидел бедного чиновника, хотя и понимал, что это его работа. Время короля должно подчиняться строгому распорядку, и в обязанности секретаря входит следить за этим. Каждое утро после завтрака раздавался вежливый стук в дверь и входил секретарь-распорядитель, кланялся и принимался за свое. Гарион иногда с ужасом думал, что, вероятно, где-то спрятан и надежно охраняется самый главный документ, который предопределяет на долгие годы всю его жизнь вплоть до пышных похорон.
   Наступивший день выдался слишком погожим, чтобы заниматься невыносимо скучными делами. Из-за моря Ветров поднялось раскаленное солнце и, коснувшись заснеженных вершин, окрасило их в красновато-розовые тона и озарило легким голубоватым сиянием широкие долины, лежащие внизу. Запах весны врывался через окно из сада, и Гариону не терпелось сбежать из крепости хотя бы на час. Он быстро надел тунику, штаны и мягкие райвенские сапоги (самое скромное, что нашлось в его гардеробе), подпоясался ремнем, взял меч и выскользнул из комнаты. Он решил было отказаться от охраны, но потом благоразумие все же взяло верх.
   Человека, который покушался на его жизнь в темном коридоре, они не обнаружили, зато Гариону и Леллдорину удалось установить, что верхняя одежда подавляющего большинства райвенов требует ремонта. Серые плащи не предназначались для торжеств, скорее надевались для того, чтобы согреться. Шились они из прочной дешевой ткани, и многие занашивали их буквально до дыр, не видя в этом ничего предосудительного. Кроме того, с приходом весны плащи снимут, и единственная улика, по которой можно было бы установить личность нападавшего, будет пылиться в чьем-нибудь шкафу.
   Гарион, предаваясь мрачным размышлениям, задумчиво брел по глухим коридорам цитадели, сопровождаемый двумя охранниками в кольчугах, которые шествовали на почтительном расстоянии. Эту попытку убийства, рассуждал он, предприняли не гролимы, иначе тетя Пол обязательно распознала бы их происки и предупредила бы его. По всей видимости, нападавший не был иностранцем, так как на острове их раз два и обчелся. Скорее всего, убийство замыслил кто-то из местных. Но зачем райвену понадобилось убивать короля, который возвратился на престол спустя тринадцать столетий?
   Он тяжело вздохнул и принялся думать о другом. Как хотелось стать прежним Гарионом, проснуться в какой-нибудь отдаленной гостинице и с первыми лучами солнца отправиться в неизведанные края, на поиски новых приключений. Он снова вздохнул, сожалея о том, что теперь уже не принадлежит себе и свобода передвижения отныне ему заказана.
   Проходя мимо открытой двери, он вдруг услыхал знакомый голос:
   – ...Грех проникает в наше сознание, едва мы позволяем нашим мыслям сбиться с пути праведного, – проповедовал Релг.
   Гарион остановился, жестом велев охранникам молчать
   – Может ли все быть греховно? – спросила Таиба. По обыкновению, они находились вместе. Они почти не расставались с того момента, когда Релг вытащил Таибу, заживо погребенную под развалинами Рэк Ктола. Гарион был почти убежден, что их безотчетно влечет друг к другу. Кроме того, он часто замечал признаки беспокойства на лице не только Таибы, но и Релга, когда они находились порознь. Что-то помимо их воли сближало их.
   – Мир полон греха, – продолжал наставлять её Релг. – Мы постоянно должны быть начеку. Мы должны ревностно хранить нашу чистоту против любых искушений.
   – Это так утомительно, – с легкой иронией в голосе заметила Таиба.
   – Я думал, тебе нужны наставления, – укоряюще произнес Релг. – Если ты пришла сюда, чтобы смеяться надо мной, можешь немедленно уйти.
   – О, сядь, пожалуйста, Релг, – умоляюще попросила она. – Так мы ни к чему не придем, если ты будешь принимать близко к сердцу все, что я несу.
   – Ты что, вообще не имеешь никакого представления о религии? – после непродолжительного молчания спросил он, явно заинтересовавшись.
   – В катакомбах для рабов слово «религия» означало смерть. Оно означало, что у тебя вырежут сердце.
   – Это все извращенные обычаи гролимов. А у тебя нет своей веры?
   – Рабов привозили со всего света, и они молились разным богам... вымаливая смерть.
   – А что твой народ? Какому богу они поклоняются?
   – Я говорила тебе, что его имя – Мара. Но мы не молимся ему – с тех пор, как он оставил нас.
   – Человек не вправе обвинять богов, – строго сказал Релг. – Долг человека восхвалять бога своего и молиться ему – даже если его молитва не будет услышана.
   – А каков долг бога перед человеком? – открыто спросила она. – Не может ли бог быть также равнодушен к человеку? Ты не считаешь, что бог равнодушен к человеку, если позволяет, чтобы его детей брали в рабство, подвергали пыткам и безжалостно убивали... или если он позволяет отдавать своих дочерей в награду другим рабам, когда они ублажают своих хозяев... как, например, меня?
   Релгу трудно было что-либо ответить на такой болезненный вопрос.
   – Я думаю, что ты вел очень спокойную жизнь, Релг, – бросила она в лицо фанатику. – Я думаю, что у тебя очень смутное представление о людских страданиях, о всем том, что люди вытворяют с себе подобными... в особенности с женщинами... очевидно, с полного согласия богов.
   – Ты должна была убить себя, – мрачно произнес он.
   – С какой стати?
   – Чтобы избежать греха, разумеется.
   – А ты невинен, да? Я не убила себя, потому что не готова была умереть. Даже в камерах для рабов жизнь может быть сладка, Релг, а смерть – горька. То, что ты называешь грехом, – только очень незначительная вещь... и не всегда неприятная.
   – Грешница! – выпалил он.
   – Ты придаешь очень большое значение всему этому, Релг, – продолжала она. – Жестокость – грех; отсутствие сострадания – грех. Но это? Нет, я не думаю. Я удивляюсь тебе. Может, этот твой Ал не такой уж суровый и неумолимый, каким ты себе его представляешь? Ему в самом деле нужны все эти молитвы, обряды и преклонения? Или таким образом ты пытаешься скрыться от бога? Ты считаешь, что громкая молитва и удары головой о землю не позволят заглянуть ему в твое сердце?
   Релг молчал, слова застряли у него в горле.
   – Если бы наши боги действительно нас любили, они наполнили бы нашу жизнь радостью, – яростно продолжала она. – Но ты ненавидишь радость по какой-то причине... вероятно, ты просто боишься её. Радость – не грех, Релг; радость – это любовь, и я думаю, боги одобряют её... даже если ты не одобряешь.
   – Ты безнадежно порочна!
   – Может быть, – безразлично ответила она, – но по крайней мере, я воспринимаю жизнь такой, какая она есть. Я не боюсь её и не пытаюсь от неё скрыться.
   – Почему ты так поступаешь? – спросил он почти трагическим голосом. – Почему ты все время преследуешь меня? Почему не спускаешь с меня глаз?
   – Сама не знаю, – ответила, смущаясь, Таиба. – Ты не такой уж привлекательный. С тех пор как мы оставили Рэк Ктол, я встречала десятки мужчин, которые интересовали меня гораздо больше. Сначала мне нравилось дразнить тебя, и ты боялся меня, но потом появилось что-то еще. Все это не имеет значения, конечно. Ты – это ты, а я – это я, но почему-то мне хочется быть с тобой. – Она замолчала. – Скажи мне, Релг, но только не пытайся лгать... ты и вправду хочешь, чтобы я ушла и никогда больше тебя не видела?