Страница:
если для достижения власти есть десятки способов, то для ее удержания нет ни
одного. Может быть, Франс сатирически это слегка и преувеличил -- но только
слегка. Паранойяльного, достигшего власти, часто, очень часто низвергают. Он
падает, а потом поднимается (если его не уничтожают физически) и снова
начинает борьбу за продвижение.
Типичное поведение для паранойяльного -- прийти "в чужой монастырь со
своим уставом". Ведь создавать свое -- дело долгое, трудное. Поэтому
паранойяльный склонен внедриться в готовые организационные структуры,
вытеснить лидеров-отцов, возглавить уже созданную ими структуру.
Власть других людей над собой он в крайнем случае терпит, но до поры до
времени. Как только появляется возможность самому взять власть, он ее берет,
не гнушаясь психологическим давлением или даже вооруженным насилием.
Паранойяльный обожает командовать, управлять, он любит власть и в этом
сходен с эпилептоидом, только его властолюбие более рьяное. Но, в отличие от
эпилептоида, он совершенно не умеет и не хочет подчиняться сам, он не
терпит, чтобы им управляли. Он навязывает свои взгляды и программы партиям,
навязывает новое государственное устройство или хотя бы его детали, свои
законопроекты, новые традиции, символику.
Он дает массу распоряжений.
Но если у эпилептоида распоряжения четкие и непротиворечивые, то у
паранойяльного они часто сбивчивые, и не всегда поймешь, то ли "казнить
нельзя, помиловать", то ли "казнить, нельзя помиловать". А если спросишь,
как, мол, понимать его распоряжение, то нарвешься на гнев: что ли сам не
можешь разобраться?
Паранойяльный любит, чтобы люди каялись перед ним и клялись в верности
-- это тоже атрибутика власти. Сталин устраивал целые политические спектакли
с покаянием.
Нравится паранойяльному и чинопочитание. Встав у власти, даже
неформальной, даже только внутри небольшой группы, он требует соблюдения
субординации, устанавливает порядок приема людей. Питает слабость к лести,
хотя и не всегда на нее поддается. Чинопочитание паранойяльный любит,
впрочем, лишь по отношению к себе, но сам не почитает вышестоящих.
Паранойяльный -- человек творческий, но со своей спецификой.
Паранойяльное творческое мышление зависит от организации мыслительного
ассоциативного ряда, а он недостаточно широк и ограничен узкой
направленностью личности паранойяльного.
Например, эпилептоид на слово "верная" даст стандартную ассоциацию
"жена" ("верная жена"). Шизоид быстро отреагирует, допустим, словом
"гибкость" или словами "масть", "эмоция". Связи между вспомнившимися словами
есть, но нежесткие: "верная гибкость" (не подводящее человека качество),
"верная масть" (в картах), "верная эмоция" (то есть адекватная).
Паранойяльный же ответит что-нибудь вроде: "верная политика", "верная
мысль", "верная рука" -- то есть в духе его политических революционных
интересов.
Творческое мышление паранойяльного человека -- сугубо целенаправленное,
а сам процесс мышления, его "побочные" продукты паранойяльному не интересны,
он отбрасывает их, коль скоро они противоречат его целевой идее, в то время
как именно они могут оказаться более продуктивными. Может статься, он и
попытается опровергнуть противоречащую идею, но не станет разрабатывать ее
ради интереса, как это сделает шизоид, которому важен не результат, а
процесс.
Ход творческого мышления у паранойяльного носит как бы принудительный
характер. Все подгоняется под основополагающий тезис. Вот шизоид - тот
творит свободно, как птичка поет, бессистемно, он парит в заоблачных высотах
своих абстракций.
Мышление паранойяльного обычно достаточно последовательное и
одностороннее. Он копает глубоко в одной точке -- там, где ему интересно и
где нужно копать для достижения поставленной цели. Здесь он сходен с
эпилептоидом, с той, впрочем, разницей, что эпилептоид цели не формулирует,
а осуществляет цели, поставленные перед ним кем-то со стороны, скорее всего,
паранойяльным лидером. При этом эпилептоид копает не так глубоко, но в
нескольких местах.
Паранойяльный ставит цели и перед собой, и перед людьми, принадлежащими
к другим психотипам. Ему удается вести их за собой, если они сами не
принадлежат к паранойяльному психотипу: те упираются и с неистребимым
упорством тянут в свою сторону.
Подобно эпилептоиду, паранойяльный видит перед собой мало
альтернативных вариантов -- только, свою полюбившуюся ему мысль. Он закрыт и
для идей со стороны. И если другие люди указывают ему на противоречия, он
просто отмахивается от них. Его логика искажается его психологией.
Паранойяльный может выкручивать руки логике с помощью софизмов
(преднамеренных логических подтасовок) и паралогизмов (неосознанных
логических ошибок). И, в отличие от истероида или гипертима, которые просто
пренебрегают тем, что их уличили в логической передержке, он выкручивается,
чтобы сохранить свое лицо. Поэтому в отношениях с ним ничего не надо
подразумевать, а надо все проговаривать и уточнять.
Если договорились, то ему труднее будет вывернуться; но договоренность
лучше зафиксировать, причем так, чтобы исключить противоречия в толковании,
поскольку любые противоречия паранойяльный толкует, разумеется, в свою
пользу.
В чем-то паранойяльный человек выигрывает в наших глазах:
целеустремленность тоже немалого стоит. Но в чем-то и проигрывает: ведь
решение проблемы может лежать совсем не "впереди", а "слева" или "справа",
но он уперся и -- "Вперед, друзья, вперед, вперед, вперед!". Но нельзя же
так вот действительно только вперед. Пусть хотя бы "вперед и вверх" (как у
Высоцкого: "Вперед и вверх, а там... Ведь это наши горы, -- они помогут
нам"). А вообще-то, и вправо надо иногда посмотреть, и назад не грех
оглянуться.
Цели паранойяльного всегда связаны с какими-то идеями. А вот
собственных идей у паранойяльной личности не так уж много, так что,
повторим, приходится заимствовать их у шизоидов. Это шизоиды -- генераторы
идей. А паранойяльный облюбовывает три-четыре идеи шизоидного автора,
цитируя со ссылками, а то и без них, а иногда трансформирует идею достаточно
радикально, даже до неузнаваемости. Но почти всегда мысль асоциально
мыслящего шизоида паранойяльный переводит в социально значимую плоскость, и
в конце концов эта мысль приводит к каким-то социальным переменам.
Ну, например, гегелевскую триаду "тезис -- антитезис -- синтез" Маркс
превратил в триаду "первобытный коммунизм -- классовое общество -- Марксов
социализм-коммунизм". Ну а уж социализм надо строить, обязательно "отряхнув
прах" старого мира.
И вот появляется понятие "могильщик капитализма" и т. п. Гегель тут
выступает в роли шизоида, а Маркс -- в роли паранойяльного. А эпилептоид с
истероидными включениями Энгельс переводил Маркса "с немецкого на немецкий"
для широкой публики, для "масс" (по паранойяльной терминологии).
Всем людям свойственно творческое озарение, интуитивная догадка,
инсайт. Но паранойяльный свой инсайт возводит в абсолют, для него это уже и
не инсайт, а Инсайт или даже ИНСАЙТ. И все теперь работает на подкрепление
этого инсайта, все аргументы "за" подшиваются, все аргументы "против"
выбрасываются в корзину. Он не склонен к самокритике и принятию критики его
предложений со стороны, к экспериментальной проверке своих позиций. Если
паранойяльный испытал инсайт, озарение, то всему конец: с позиции
усмотренной им истины
все другие противоречащие ей мысли отметаются как ложные, вредные для
человечества. Он считает безукоризненной свою систему и все другие системы
неправильными. Для него гениальность его доктрины самоясна, так же как его
паранойяльным противникам ясна ее вздорность. Два паранойяльных в подобном
споре напоминают двух слепоглухих, ибо они ничего не видят, ничего не
слышат, кроме своей позиции. Но отнюдь не немых, поскольку, в отличие от
"ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу", они не просто
говорят, а выкрикивают свои тезисы -- будь то антикатолические тезисы
Лютера, тезисы Маркса о Фейербахе или "Апрельские тезисы" Ленина.
Часто паранойяльный, в отличие от психастеноида, и даже эпилептоида, и
даже шизоида, разрабатывает свою систему лишь в самых общих чертах, он не
сколонен продумывать "мелочи". Когда его спрашивают: "А это как ? Не будет
ли здесь трудностей? -- он заявляет, что это детали, а детали -- не его
задача. Его задача -- дать генеральную линию, направление, парадигму. В то
же время нередко дело именно в деталях.
Он зачастую не задумывается, а как будет, если не получится то-то или
если появятся такие-то новые обстоятельства, но тем не менее добивается
введения своей системы на всем предприятии, во всем городе, во всей стране,
во всем мире.
Это может быть очень опасным для нашего общества и даже человечества в
целом. Паранойяльные организаторы науки -- атомщики, разрабатывая атомное
оружие, не задумывались над тем, какую угрозу всему миру они несут, они не
задумались, что атомное оружие попадет в руки паранойяльных же политиков.
Эта непродуманность чревата началом конца света. Ленин, движимый с виду
добрыми чувствами к народу, безответственно захватил власть, ввел
государственный социализм и превратил благородную идею устранения
капиталистической эксплуатации в ее противоположность. Он не продумал
мелочей и не предвидел, что в результате сложится еще более жестокая система
эксплуатации, да еще и ГУЛАГ в придачу. Устраивается грандиозный эксперимент
сразу над множеством людей, над страной, над человечеством. А если
предупреждаешь паранойяльного о возможных опасностях, он впадает в ярость.
Случается, паранойяльный берется за художественное творчество. Тут он
проводит опять-таки свои идеи, иногда в достаточно прямолинейной, а то и
вовсе в безвкусной манере. Вспомним "Что делать?" Чернышевского.
Не его это дело -- художественное творчество. Но паранойяльный
полагает, что его. И вот мы вкушаем прямодушный помпезный символизм: "Песня
о Буревестнике" или "Песня о Соколе", Данко, вырывающий свое сердце, чтобы
осветить путь людям. Но это все как бы ранний паранойяльный Горький. А
потом, помудревший, он будет писать "Клима Самгина", эпопею русской
предреволюции -- и ни звука о последствиях революции. Паранойяльный человек
тоже обретает опыт и глубину.
Творчество паранойяльного часто (хотя и не всегда) хорошо организовано.
У него, как правило, хорошо разработана библиография, научный аппарат,
цитирование со ссылками. У паранойяльного в большинстве случаев много
интероргтехники (как и у эпилептоида, но не у шизоида). Почему только "как
правило"? Потому что, пока он не Цезарь, а Брут или Кассий, которым лавры
Цезаря не дают покоя, он заставляет себя аккуратно вести научный аппарат
(чтобы потом получить возможность заставлять делать это других).
Паранойяльный творец -- изобретатель в области интероргтехники.
Прочитав что-нибудь о ведении ежедневника и картотек, он соединяет картотеку
и ежедневник в единое целое, в результате получает обзорность ежедневника и
заменяемость карточек картотеки.
Известный писатель, паранойяльный до мозга костей, в концлагере изобрел
систему запоминания целых романов, сочиненных им. А став богатым человеком,
в громадном зале держал громадный стол, на котором лежали по своим местам
стопки рукописей и где все легко можно было найти, каждая рукопись была
легко доступна при необходимости.
А другой, значительно менее богатый паранойяльный автор соорудил у себя
в квартирке стол, занимающий половину самой большой (14-метровой) комнаты. В
середине стола было поме- щено вертящееся кресло, так что стол окружал его
со всех сторон, и оттуда был лишь один узкий выход, который, впрочем,
замыкался каталкой g дополнительной к компьютеру пишущей машинкой. А над
столом на стенах были полки с хитрыми устройствами для хранения и поиска
нужных рукописей. Но это еще что! Вот пример более классический.
В коммунальной квартире, в единственной комнате, жили молодой
непризнанный ученый и его мать. Дело было в период застоя, когда в каком-то
году ожидался и произошел парад планет. Этот младший научный сотрудник,
будучи астрофизиком, сделал аппарат, чтобы зарегистрировать какие-то
особенные гравитационные закономерности. Установка занимала всю центральную
часть комнаты. Чтобы ею управлять, надо было подходить к ней со всех сторон,
так что к столу возле окна приходилось с трудом протискиваться между
установкой и кроватью, а с другой стороны от нее помещалась раскладушка
матери.
Нет, это был не душевнобольной человек. Надо сказать, что и мать верила
в значение его будущего научного открытия, Да и сотрудники его мне говорили,
что его гипотеза и средства проверки вполне адекватны. А парад планет бывает
чуть ли не раз в сто лет.
Если шизоиду нужен для проталкивания его идей импресарио,
"ракета-носитель", то паранойяльные люди сами пробивают лбом стену, сами
организуют группы, партии. Так, группа "Освобождение труда" превратилась в
РСДРП благодаря деятельности Ленина.
(Почему мы так часто вспоминаем о Ленине? Разве нет других
паранойяльных? Есть. Но Ленин как бы больше изучен, оставил достаточный след
в истории, да и идеи его насаждались моему поколению, так что вот я этим и
пользуюсь.)
Внедрение идеи паранойяльным происходит и путем навязывания бесед с
любым встречным. Даже если это "опасные" идеи. Поэтому паранойяльного легко
ловить правоохранительным органам.
Я знал человека, который при брежневском режиме в период десантного
захвата Праги советскими танками тут же начинал с любым знакомым и
малознакомым говорить о "вторжении советских войск в Чехословакию".
Все "нормальные люди" от него шарахались и старались держаться
подальше. Но паранойяльный не довольствуется такой индивидуальной агитацией.
Он старается бывать в уже организованных группах. А там и с трибуны, и в
кулуарах громко или заговорщицким шепотом старается донести свои идеи.
Паранойяльный хорошо запоминает все, что относится к его делу. Он умеет
организовать свою память, делает многочисленные записи, употребляет
мнемотехнику (напомним, писатель в ГУЛАГе запоминал целые свои романы
наизусть). Но он невнимателен ко всему, что не касается этого дела. Похоже,
что все остальное не просто оттесняется, а скорее вытесняется психозащитными
механизмами из сознания. Паранойяльный отец, например, с задержкой
вспоминает о дне рождения дочери: ведь надо думать о подарке, о том, чтобы
устроить празднество. Но он мгновенно припомнит факты, которые должны стать
аргументами в полемике с коллегами. Один паранойяльный диссидент встречался
с сыном и накануне, и после дня рождения сына, но ни словом не обмолвился об
этом. Я присутствовал при обеих встречах. Спросил сына: "Ты как-то не
отреагировал на отсутствие поздравлений..." Тот махнул рукой: "Бесполезно,
он и о своих днях рождения не вспоминает".
Какова эрудиция паранойяльного? В области, непосредственно относящейся
к развиваемой им доктрине, она фундаментальна. Он производит глубокие
изыскания в литературе по интересующему его узкому вопросу. Он не просто
прочитывает нужные места в книгах, но делает пометки и пространные записи на
полях, подчеркивает, выделяет рамками, дает оценки, комментирует. При этом
он пишет не только на принадлежащих ему книгах, но и на чужих, библиотечных
("цель оправдывает средства");
Я с ужасом увидел, как мой знакомый в квартире другого моего знакомого,
взяв с полки роскошное издание "Ада" Данте, сделал там пометки на толстой
мелованной бумаге. Я повертел пальцем у виска -- дал ему понять, что он,
мол, делает... "Да, правда, нехорошее впечатление будет, -- сказал тот и
выдрал из книги лист со своими записями. -- Тем лучше, не надо будет
приходить сюда еще раз".
Часто паранойяльный человек конспектирует книги, делает выписки,
составляет свои каталоги. То есть он прорабатывает материал. Паранойяльный,
можно сказать, широко и глубоко эрудирован в каком-нибудь одном вопросе. В
области общей культуры он обычно знает немного. "Некогда, надо дело делать,
а не глазки строить". Ленин, например, говорил, что он не знает ничего
прекраснее "Аппассионаты" Бетховена, потому что он вообще мало интересовался
искусством и литературой, зато был убежден, что они должны быть партийными.
А 23-ю сонату знал, скорее всего, потому, что ее играли сестры. И о
"Прозаседавшихся" Маяковского он говорил, что не знает, как насчет поэзии,
но с точки зрения политической очень верно.
Речь у паранойяльного в основном понятная, он доносит мысль. Дикция
обычно хорошая, если даже есть какие-то дефекты произношения, речь внятная,
членораздельная. Говорят паранойяльные убежденно и убедительно, с напором.
Часто перебивают собеседника, но себя перебить не дают. Если их пытаются
перебить, они форсируют голос, ускоряют темп. Голос у них чаще громкий,
слышный на всю округу. Паранойяльный мало обращает внимания на то, что
мешает жить другим, может разговаривать с кем-нибудь ночью (срочный гость
или звонок по телефону), не заботясь о спящих.
Речевое оформление мысли у паранойяльного достаточно четкое и понятное.
Но он хуже, чем эпилептоид, структурирует свои устные высказывания. Если
говорить о письменной и печатной продукции, он менее аккуратно излагает свои
мысли -- из-за недостатка времени на их обработку (слишком много дел). Он
может злоупотреблять вводными предложениями, причастными и деепричастными
оборотами, скобками, сносками. Это обусловлено отчасти завышенной
самооценкой: каждый поворот мысли, каждая деталь кажутся ему важными для
читателя.
Паранойяльному свойственна самодостаточность с пренебрежением к
высказываниям других. Он не говорит, он изрекает. "DIXI! (Я сказал!)" -- так
говорил Цезарь. И за ним должны записывать, как записывали за Цезарем. .
Речь у паранойяльных, надо оговориться, не всегда хорошая, иногда она
торопливая или замедленная; паранойяльные могут быть и неговорливы. У них
бывает картавость или другие не очень выраженные дизартрические явления. Это
вплетается в их комплекс неполноценности, который обсуждался в этой главе
особо.
Паранойяльный человек в принципе сексуален и даже сластолюбив, но он,
как уже говорилось, способен пожертвовать своими желаниями. Он может
отказаться от любовного свидания, отказаться от сексуального соблазна, даже
если он исходит от красивой женщины, когда на чаше весов -- доклад о его
достижениях. И любовь у него хотя и не совсем побоку, но все же сбоку.
В романе "Остров пингвинов" Анатоля Франса выведен один депутат,
которого облюбовала в качестве будущего мужа некая тоже волевая дама.
Однажды она принимала его у себя дома и всячески обхаживала, а у того
впереди было некое важное собрание; он несколько раз вскакивал, но она его
удерживала снова и снова ласками и кокетством.
Все-таки, когда времени уже было в обрезу он вскочил и умчался, а дама,
оценив его деловитость, укрепилась в своих намерениях добиться, чтобы он
стал ее мужем. (Для прочитавших роман поясню: дама эта -- истероидка, но
самоуправляемая поведение можно назвать манипулятивным.) Даже такая
серьезная вещь, как женитьба, брак, отступает у паранойяльного перед
деловитостью. Вспомним замечательный рассказ О'Генри "Маклер женится". О,
О'Генри! Роскошь мягкого гуманистического юмора. Герой забыл, что уже
обвенчался с секретаршей, и снова предлагает ей руку и сердце.
В сексуальных отношениях паранойяльный нe гонится за красотой, хотя,
когда достигает высот, может и покрасоваться, как истероид: смотрите, у меня
лучшие женщины. По его мнению, это женщины должны ценить его и гоняться за
ним. Но это наступает потом, а когда он еще на взлете, он предпочитает
сексуальные отношения с такой женщиной, которая будет для него одновременно
машинисткой или устроит его быт, чтобы сам он мог спокойно творить.
У меня был ну весь из себя паранойяльный знакомый. Он снимал комнату
под лестницей, как Раскольников, правда, не в Петербурге, а в центре
брежневской Москвы, и спал там на продавленном диване, положив голову на
продавленный же валик (никаких тебе подушек). Писал диссертацию по
физиологии, которая должна была перевернуть всю медицину своим новым
подходом... Подрабатывал, чтобы платить за комнату, на полставки участковым
психиатром в моем (я там проработал много лет) психоневрологическом
диспансере, а по совместительству -- сторожем в соседнем магазине.
Пути наши разошлись, а лет через пять встречаю я его одетым с иголочки,
чуть ли не с бриллиантовой заколкой на галстуке. "Хау ар ю?" -- спрашиваю.
"Отлично, старик". -- "Что, женился, вижу? -- показал я на его обручальное
кольцо. -- Ну и кто она?" Так он мне ответил: "Печатает десятью пальцами
слепым методом, переводит на три языка!"
Вы поняли: не тремя пальцами под контролем зрения, а "десятью" и
"слепым", и не с трех языков, а "на три"! Потом как-то я ее увидел. И
подумал, что лучше самому выучить пять языков, чтобы переводить на них с
русского самостоятельно, и печатать свои статьи одним пальцем, чем на такой
жениться.
Итак, как было сказано выше, жена у паранойяльного -- как правило,
машинистка, дети -- курьеры, теща -- домработница. Впрочем, жене может быть
отведено и более почетное место: переводчика, редактора, импресарио. Детям
может быть поручено верстать на компьютере его книжки. А теще -- принимать
почетных гостей. Ну а если жена не хочет быть редактором его рукописей, то
ему впору прочитать фрагмент из монолога Самозванца:
Не будешь ты подругою моею,
Своей судьбы не разделишь со мною;
Но -- может быть, ты будешь сожалеть
Об участи, отвергнутой тобою.
Дети, если не захотят быть помощниками, подвергнутся родительскому
проклятию. Паранойяльный -- скорее вождь, чем родитель. Ну а теща если не
пожелает быть домработницей или даже хозяйкой его домашнего салона, то она
"глупая тупая мещанка, о чем можно разговаривать с таким человеком".
Семья для паранойяльного -- это вообще не самое главное. Семья у него
может быть, а может и не быть. Если семья нужна сейчас для продвижения его
дела -- он может ее создать или хотя бы просто позволит себя женить. Но он
не опора для семьи. Он ненадежен, иногда даже безответствен. Чужие люди для
него могут быть важнее и интереснее, чем жена и дети и тем более чем дальние
родственники.
Если жена придерживается иных точек зрения, то вероятны конфликты,
которых можно избежать: пусть оба освоят психотехнику общения и сбалансируют
отношения. Впрочем, паранойяльный женится обычно на той, которая
поддерживает его взгляды и образ жизни, которая может действенно помогать,
играя роль, как мы уже говорили, импресарио, экономки, машинистки,
редактора. А эти роли больше сродни эпилептоидке, истероидке, ну в крайнем
случае гипертимке. И все же, как бы ни исполняла жена отведенные ей роли, он
постоянно находит причины для недовольства, и нередко семья рушится.
Разведясь, он бросается в новые отношения, новая жена начинает играть эти
роли поначалу, с его точки зрения, лучше, и он совершенно забывает прежнюю
жену и детей. Он мало общается с ними, если только в его паранойяльную
систему ценностей дети не попадают как нечто особо важное. Тогда он борется
за свои отцовские права и занимается ребенком, несмотря на развод. Новая
жена этому чаще всего сопротивляется, но он более или менее успешно борется
с нею.
Опять повторимся: красота жены важна для паранойяльного, но гораздо
более важны ее деловые качества. Так что, женщины, не преуспевшие на поприще
фотомоделей, не отчаивайтесь, ищите своего паранойяльного, заверьте его в
своей преданности, помогайте, и муж со всеми плюсами и минусами
паранойяльного деятеля вам практически гарантирован.
Паранойяльный муж может изменять жене, если это не сильно мешает или
даже помогает его делу. Он прощает себе свои измены, полагая, что имеет
моральные основания быть более счастливым, так как служит всему
человечеству. А если изменит жена, то он переживает, не прощает, считает ее
предательницей, склонен резко разорвать отношения, а уж если она уходит
сама, то мстит ей, поносит ее в кругах общих знакомых, презирает,
расценивает ее поступок как меркантильный.
Впрочем, паранойяльный ревнует не смертельно, у него главное -- работа,
и крах отношений для него не так страшен, как для эпилептоида.
Паранойяльный, как и эпилептоид, в принципе предпочитает красивых
пластичных истероидок. Он любит красоту, любит владеть красотой и любоваться
красивой женой, он гордится ею, хвастает перед обществом. Среди женщин
больше истероидок, чем других психотипов, поэтому сочетание "паранойяльный
плюс истероидка" -- не редкость.
одного. Может быть, Франс сатирически это слегка и преувеличил -- но только
слегка. Паранойяльного, достигшего власти, часто, очень часто низвергают. Он
падает, а потом поднимается (если его не уничтожают физически) и снова
начинает борьбу за продвижение.
Типичное поведение для паранойяльного -- прийти "в чужой монастырь со
своим уставом". Ведь создавать свое -- дело долгое, трудное. Поэтому
паранойяльный склонен внедриться в готовые организационные структуры,
вытеснить лидеров-отцов, возглавить уже созданную ими структуру.
Власть других людей над собой он в крайнем случае терпит, но до поры до
времени. Как только появляется возможность самому взять власть, он ее берет,
не гнушаясь психологическим давлением или даже вооруженным насилием.
Паранойяльный обожает командовать, управлять, он любит власть и в этом
сходен с эпилептоидом, только его властолюбие более рьяное. Но, в отличие от
эпилептоида, он совершенно не умеет и не хочет подчиняться сам, он не
терпит, чтобы им управляли. Он навязывает свои взгляды и программы партиям,
навязывает новое государственное устройство или хотя бы его детали, свои
законопроекты, новые традиции, символику.
Он дает массу распоряжений.
Но если у эпилептоида распоряжения четкие и непротиворечивые, то у
паранойяльного они часто сбивчивые, и не всегда поймешь, то ли "казнить
нельзя, помиловать", то ли "казнить, нельзя помиловать". А если спросишь,
как, мол, понимать его распоряжение, то нарвешься на гнев: что ли сам не
можешь разобраться?
Паранойяльный любит, чтобы люди каялись перед ним и клялись в верности
-- это тоже атрибутика власти. Сталин устраивал целые политические спектакли
с покаянием.
Нравится паранойяльному и чинопочитание. Встав у власти, даже
неформальной, даже только внутри небольшой группы, он требует соблюдения
субординации, устанавливает порядок приема людей. Питает слабость к лести,
хотя и не всегда на нее поддается. Чинопочитание паранойяльный любит,
впрочем, лишь по отношению к себе, но сам не почитает вышестоящих.
Паранойяльный -- человек творческий, но со своей спецификой.
Паранойяльное творческое мышление зависит от организации мыслительного
ассоциативного ряда, а он недостаточно широк и ограничен узкой
направленностью личности паранойяльного.
Например, эпилептоид на слово "верная" даст стандартную ассоциацию
"жена" ("верная жена"). Шизоид быстро отреагирует, допустим, словом
"гибкость" или словами "масть", "эмоция". Связи между вспомнившимися словами
есть, но нежесткие: "верная гибкость" (не подводящее человека качество),
"верная масть" (в картах), "верная эмоция" (то есть адекватная).
Паранойяльный же ответит что-нибудь вроде: "верная политика", "верная
мысль", "верная рука" -- то есть в духе его политических революционных
интересов.
Творческое мышление паранойяльного человека -- сугубо целенаправленное,
а сам процесс мышления, его "побочные" продукты паранойяльному не интересны,
он отбрасывает их, коль скоро они противоречат его целевой идее, в то время
как именно они могут оказаться более продуктивными. Может статься, он и
попытается опровергнуть противоречащую идею, но не станет разрабатывать ее
ради интереса, как это сделает шизоид, которому важен не результат, а
процесс.
Паранойяльному важен результат, а не процесс. |
Ход творческого мышления у паранойяльного носит как бы принудительный
характер. Все подгоняется под основополагающий тезис. Вот шизоид - тот
творит свободно, как птичка поет, бессистемно, он парит в заоблачных высотах
своих абстракций.
Мышление паранойяльного обычно достаточно последовательное и
одностороннее. Он копает глубоко в одной точке -- там, где ему интересно и
где нужно копать для достижения поставленной цели. Здесь он сходен с
эпилептоидом, с той, впрочем, разницей, что эпилептоид цели не формулирует,
а осуществляет цели, поставленные перед ним кем-то со стороны, скорее всего,
паранойяльным лидером. При этом эпилептоид копает не так глубоко, но в
нескольких местах.
Паранойяльный ставит цели и перед собой, и перед людьми, принадлежащими
к другим психотипам. Ему удается вести их за собой, если они сами не
принадлежат к паранойяльному психотипу: те упираются и с неистребимым
упорством тянут в свою сторону.
Подобно эпилептоиду, паранойяльный видит перед собой мало
альтернативных вариантов -- только, свою полюбившуюся ему мысль. Он закрыт и
для идей со стороны. И если другие люди указывают ему на противоречия, он
просто отмахивается от них. Его логика искажается его психологией.
Паранойяльный может выкручивать руки логике с помощью софизмов
(преднамеренных логических подтасовок) и паралогизмов (неосознанных
логических ошибок). И, в отличие от истероида или гипертима, которые просто
пренебрегают тем, что их уличили в логической передержке, он выкручивается,
чтобы сохранить свое лицо. Поэтому в отношениях с ним ничего не надо
подразумевать, а надо все проговаривать и уточнять.
Если договорились, то ему труднее будет вывернуться; но договоренность
лучше зафиксировать, причем так, чтобы исключить противоречия в толковании,
поскольку любые противоречия паранойяльный толкует, разумеется, в свою
пользу.
В чем-то паранойяльный человек выигрывает в наших глазах:
целеустремленность тоже немалого стоит. Но в чем-то и проигрывает: ведь
решение проблемы может лежать совсем не "впереди", а "слева" или "справа",
но он уперся и -- "Вперед, друзья, вперед, вперед, вперед!". Но нельзя же
так вот действительно только вперед. Пусть хотя бы "вперед и вверх" (как у
Высоцкого: "Вперед и вверх, а там... Ведь это наши горы, -- они помогут
нам"). А вообще-то, и вправо надо иногда посмотреть, и назад не грех
оглянуться.
Цели паранойяльного всегда связаны с какими-то идеями. А вот
собственных идей у паранойяльной личности не так уж много, так что,
повторим, приходится заимствовать их у шизоидов. Это шизоиды -- генераторы
идей. А паранойяльный облюбовывает три-четыре идеи шизоидного автора,
цитируя со ссылками, а то и без них, а иногда трансформирует идею достаточно
радикально, даже до неузнаваемости. Но почти всегда мысль асоциально
мыслящего шизоида паранойяльный переводит в социально значимую плоскость, и
в конце концов эта мысль приводит к каким-то социальным переменам.
Ну, например, гегелевскую триаду "тезис -- антитезис -- синтез" Маркс
превратил в триаду "первобытный коммунизм -- классовое общество -- Марксов
социализм-коммунизм". Ну а уж социализм надо строить, обязательно "отряхнув
прах" старого мира.
И вот появляется понятие "могильщик капитализма" и т. п. Гегель тут
выступает в роли шизоида, а Маркс -- в роли паранойяльного. А эпилептоид с
истероидными включениями Энгельс переводил Маркса "с немецкого на немецкий"
для широкой публики, для "масс" (по паранойяльной терминологии).
Всем людям свойственно творческое озарение, интуитивная догадка,
инсайт. Но паранойяльный свой инсайт возводит в абсолют, для него это уже и
не инсайт, а Инсайт или даже ИНСАЙТ. И все теперь работает на подкрепление
этого инсайта, все аргументы "за" подшиваются, все аргументы "против"
выбрасываются в корзину. Он не склонен к самокритике и принятию критики его
предложений со стороны, к экспериментальной проверке своих позиций. Если
паранойяльный испытал инсайт, озарение, то всему конец: с позиции
усмотренной им истины
все другие противоречащие ей мысли отметаются как ложные, вредные для
человечества. Он считает безукоризненной свою систему и все другие системы
неправильными. Для него гениальность его доктрины самоясна, так же как его
паранойяльным противникам ясна ее вздорность. Два паранойяльных в подобном
споре напоминают двух слепоглухих, ибо они ничего не видят, ничего не
слышат, кроме своей позиции. Но отнюдь не немых, поскольку, в отличие от
"ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу", они не просто
говорят, а выкрикивают свои тезисы -- будь то антикатолические тезисы
Лютера, тезисы Маркса о Фейербахе или "Апрельские тезисы" Ленина.
Часто паранойяльный, в отличие от психастеноида, и даже эпилептоида, и
даже шизоида, разрабатывает свою систему лишь в самых общих чертах, он не
сколонен продумывать "мелочи". Когда его спрашивают: "А это как ? Не будет
ли здесь трудностей? -- он заявляет, что это детали, а детали -- не его
задача. Его задача -- дать генеральную линию, направление, парадигму. В то
же время нередко дело именно в деталях.
Он зачастую не задумывается, а как будет, если не получится то-то или
если появятся такие-то новые обстоятельства, но тем не менее добивается
введения своей системы на всем предприятии, во всем городе, во всей стране,
во всем мире.
Это может быть очень опасным для нашего общества и даже человечества в
целом. Паранойяльные организаторы науки -- атомщики, разрабатывая атомное
оружие, не задумывались над тем, какую угрозу всему миру они несут, они не
задумались, что атомное оружие попадет в руки паранойяльных же политиков.
Эта непродуманность чревата началом конца света. Ленин, движимый с виду
добрыми чувствами к народу, безответственно захватил власть, ввел
государственный социализм и превратил благородную идею устранения
капиталистической эксплуатации в ее противоположность. Он не продумал
мелочей и не предвидел, что в результате сложится еще более жестокая система
эксплуатации, да еще и ГУЛАГ в придачу. Устраивается грандиозный эксперимент
сразу над множеством людей, над страной, над человечеством. А если
предупреждаешь паранойяльного о возможных опасностях, он впадает в ярость.
Случается, паранойяльный берется за художественное творчество. Тут он
проводит опять-таки свои идеи, иногда в достаточно прямолинейной, а то и
вовсе в безвкусной манере. Вспомним "Что делать?" Чернышевского.
Не его это дело -- художественное творчество. Но паранойяльный
полагает, что его. И вот мы вкушаем прямодушный помпезный символизм: "Песня
о Буревестнике" или "Песня о Соколе", Данко, вырывающий свое сердце, чтобы
осветить путь людям. Но это все как бы ранний паранойяльный Горький. А
потом, помудревший, он будет писать "Клима Самгина", эпопею русской
предреволюции -- и ни звука о последствиях революции. Паранойяльный человек
тоже обретает опыт и глубину.
Творчество паранойяльного часто (хотя и не всегда) хорошо организовано.
У него, как правило, хорошо разработана библиография, научный аппарат,
цитирование со ссылками. У паранойяльного в большинстве случаев много
интероргтехники (как и у эпилептоида, но не у шизоида). Почему только "как
правило"? Потому что, пока он не Цезарь, а Брут или Кассий, которым лавры
Цезаря не дают покоя, он заставляет себя аккуратно вести научный аппарат
(чтобы потом получить возможность заставлять делать это других).
Паранойяльный творец -- изобретатель в области интероргтехники.
Прочитав что-нибудь о ведении ежедневника и картотек, он соединяет картотеку
и ежедневник в единое целое, в результате получает обзорность ежедневника и
заменяемость карточек картотеки.
Известный писатель, паранойяльный до мозга костей, в концлагере изобрел
систему запоминания целых романов, сочиненных им. А став богатым человеком,
в громадном зале держал громадный стол, на котором лежали по своим местам
стопки рукописей и где все легко можно было найти, каждая рукопись была
легко доступна при необходимости.
А другой, значительно менее богатый паранойяльный автор соорудил у себя
в квартирке стол, занимающий половину самой большой (14-метровой) комнаты. В
середине стола было поме- щено вертящееся кресло, так что стол окружал его
со всех сторон, и оттуда был лишь один узкий выход, который, впрочем,
замыкался каталкой g дополнительной к компьютеру пишущей машинкой. А над
столом на стенах были полки с хитрыми устройствами для хранения и поиска
нужных рукописей. Но это еще что! Вот пример более классический.
В коммунальной квартире, в единственной комнате, жили молодой
непризнанный ученый и его мать. Дело было в период застоя, когда в каком-то
году ожидался и произошел парад планет. Этот младший научный сотрудник,
будучи астрофизиком, сделал аппарат, чтобы зарегистрировать какие-то
особенные гравитационные закономерности. Установка занимала всю центральную
часть комнаты. Чтобы ею управлять, надо было подходить к ней со всех сторон,
так что к столу возле окна приходилось с трудом протискиваться между
установкой и кроватью, а с другой стороны от нее помещалась раскладушка
матери.
Нет, это был не душевнобольной человек. Надо сказать, что и мать верила
в значение его будущего научного открытия, Да и сотрудники его мне говорили,
что его гипотеза и средства проверки вполне адекватны. А парад планет бывает
чуть ли не раз в сто лет.
Если шизоиду нужен для проталкивания его идей импресарио,
"ракета-носитель", то паранойяльные люди сами пробивают лбом стену, сами
организуют группы, партии. Так, группа "Освобождение труда" превратилась в
РСДРП благодаря деятельности Ленина.
(Почему мы так часто вспоминаем о Ленине? Разве нет других
паранойяльных? Есть. Но Ленин как бы больше изучен, оставил достаточный след
в истории, да и идеи его насаждались моему поколению, так что вот я этим и
пользуюсь.)
Внедрение идеи паранойяльным происходит и путем навязывания бесед с
любым встречным. Даже если это "опасные" идеи. Поэтому паранойяльного легко
ловить правоохранительным органам.
Я знал человека, который при брежневском режиме в период десантного
захвата Праги советскими танками тут же начинал с любым знакомым и
малознакомым говорить о "вторжении советских войск в Чехословакию".
Все "нормальные люди" от него шарахались и старались держаться
подальше. Но паранойяльный не довольствуется такой индивидуальной агитацией.
Он старается бывать в уже организованных группах. А там и с трибуны, и в
кулуарах громко или заговорщицким шепотом старается донести свои идеи.
Паранойяльный хорошо запоминает все, что относится к его делу. Он умеет
организовать свою память, делает многочисленные записи, употребляет
мнемотехнику (напомним, писатель в ГУЛАГе запоминал целые свои романы
наизусть). Но он невнимателен ко всему, что не касается этого дела. Похоже,
что все остальное не просто оттесняется, а скорее вытесняется психозащитными
механизмами из сознания. Паранойяльный отец, например, с задержкой
вспоминает о дне рождения дочери: ведь надо думать о подарке, о том, чтобы
устроить празднество. Но он мгновенно припомнит факты, которые должны стать
аргументами в полемике с коллегами. Один паранойяльный диссидент встречался
с сыном и накануне, и после дня рождения сына, но ни словом не обмолвился об
этом. Я присутствовал при обеих встречах. Спросил сына: "Ты как-то не
отреагировал на отсутствие поздравлений..." Тот махнул рукой: "Бесполезно,
он и о своих днях рождения не вспоминает".
Какова эрудиция паранойяльного? В области, непосредственно относящейся
к развиваемой им доктрине, она фундаментальна. Он производит глубокие
изыскания в литературе по интересующему его узкому вопросу. Он не просто
прочитывает нужные места в книгах, но делает пометки и пространные записи на
полях, подчеркивает, выделяет рамками, дает оценки, комментирует. При этом
он пишет не только на принадлежащих ему книгах, но и на чужих, библиотечных
("цель оправдывает средства");
Я с ужасом увидел, как мой знакомый в квартире другого моего знакомого,
взяв с полки роскошное издание "Ада" Данте, сделал там пометки на толстой
мелованной бумаге. Я повертел пальцем у виска -- дал ему понять, что он,
мол, делает... "Да, правда, нехорошее впечатление будет, -- сказал тот и
выдрал из книги лист со своими записями. -- Тем лучше, не надо будет
приходить сюда еще раз".
Часто паранойяльный человек конспектирует книги, делает выписки,
составляет свои каталоги. То есть он прорабатывает материал. Паранойяльный,
можно сказать, широко и глубоко эрудирован в каком-нибудь одном вопросе. В
области общей культуры он обычно знает немного. "Некогда, надо дело делать,
а не глазки строить". Ленин, например, говорил, что он не знает ничего
прекраснее "Аппассионаты" Бетховена, потому что он вообще мало интересовался
искусством и литературой, зато был убежден, что они должны быть партийными.
А 23-ю сонату знал, скорее всего, потому, что ее играли сестры. И о
"Прозаседавшихся" Маяковского он говорил, что не знает, как насчет поэзии,
но с точки зрения политической очень верно.
Речь у паранойяльного в основном понятная, он доносит мысль. Дикция
обычно хорошая, если даже есть какие-то дефекты произношения, речь внятная,
членораздельная. Говорят паранойяльные убежденно и убедительно, с напором.
Часто перебивают собеседника, но себя перебить не дают. Если их пытаются
перебить, они форсируют голос, ускоряют темп. Голос у них чаще громкий,
слышный на всю округу. Паранойяльный мало обращает внимания на то, что
мешает жить другим, может разговаривать с кем-нибудь ночью (срочный гость
или звонок по телефону), не заботясь о спящих.
Речевое оформление мысли у паранойяльного достаточно четкое и понятное.
Но он хуже, чем эпилептоид, структурирует свои устные высказывания. Если
говорить о письменной и печатной продукции, он менее аккуратно излагает свои
мысли -- из-за недостатка времени на их обработку (слишком много дел). Он
может злоупотреблять вводными предложениями, причастными и деепричастными
оборотами, скобками, сносками. Это обусловлено отчасти завышенной
самооценкой: каждый поворот мысли, каждая деталь кажутся ему важными для
читателя.
Паранойяльному свойственна самодостаточность с пренебрежением к
высказываниям других. Он не говорит, он изрекает. "DIXI! (Я сказал!)" -- так
говорил Цезарь. И за ним должны записывать, как записывали за Цезарем. .
Речь у паранойяльных, надо оговориться, не всегда хорошая, иногда она
торопливая или замедленная; паранойяльные могут быть и неговорливы. У них
бывает картавость или другие не очень выраженные дизартрические явления. Это
вплетается в их комплекс неполноценности, который обсуждался в этой главе
особо.
Паранойяльный человек в принципе сексуален и даже сластолюбив, но он,
как уже говорилось, способен пожертвовать своими желаниями. Он может
отказаться от любовного свидания, отказаться от сексуального соблазна, даже
если он исходит от красивой женщины, когда на чаше весов -- доклад о его
достижениях. И любовь у него хотя и не совсем побоку, но все же сбоку.
В романе "Остров пингвинов" Анатоля Франса выведен один депутат,
которого облюбовала в качестве будущего мужа некая тоже волевая дама.
Однажды она принимала его у себя дома и всячески обхаживала, а у того
впереди было некое важное собрание; он несколько раз вскакивал, но она его
удерживала снова и снова ласками и кокетством.
Все-таки, когда времени уже было в обрезу он вскочил и умчался, а дама,
оценив его деловитость, укрепилась в своих намерениях добиться, чтобы он
стал ее мужем. (Для прочитавших роман поясню: дама эта -- истероидка, но
самоуправляемая поведение можно назвать манипулятивным.) Даже такая
серьезная вещь, как женитьба, брак, отступает у паранойяльного перед
деловитостью. Вспомним замечательный рассказ О'Генри "Маклер женится". О,
О'Генри! Роскошь мягкого гуманистического юмора. Герой забыл, что уже
обвенчался с секретаршей, и снова предлагает ей руку и сердце.
В сексуальных отношениях паранойяльный нe гонится за красотой, хотя,
когда достигает высот, может и покрасоваться, как истероид: смотрите, у меня
лучшие женщины. По его мнению, это женщины должны ценить его и гоняться за
ним. Но это наступает потом, а когда он еще на взлете, он предпочитает
сексуальные отношения с такой женщиной, которая будет для него одновременно
машинисткой или устроит его быт, чтобы сам он мог спокойно творить.
У меня был ну весь из себя паранойяльный знакомый. Он снимал комнату
под лестницей, как Раскольников, правда, не в Петербурге, а в центре
брежневской Москвы, и спал там на продавленном диване, положив голову на
продавленный же валик (никаких тебе подушек). Писал диссертацию по
физиологии, которая должна была перевернуть всю медицину своим новым
подходом... Подрабатывал, чтобы платить за комнату, на полставки участковым
психиатром в моем (я там проработал много лет) психоневрологическом
диспансере, а по совместительству -- сторожем в соседнем магазине.
Пути наши разошлись, а лет через пять встречаю я его одетым с иголочки,
чуть ли не с бриллиантовой заколкой на галстуке. "Хау ар ю?" -- спрашиваю.
"Отлично, старик". -- "Что, женился, вижу? -- показал я на его обручальное
кольцо. -- Ну и кто она?" Так он мне ответил: "Печатает десятью пальцами
слепым методом, переводит на три языка!"
Вы поняли: не тремя пальцами под контролем зрения, а "десятью" и
"слепым", и не с трех языков, а "на три"! Потом как-то я ее увидел. И
подумал, что лучше самому выучить пять языков, чтобы переводить на них с
русского самостоятельно, и печатать свои статьи одним пальцем, чем на такой
жениться.
Итак, как было сказано выше, жена у паранойяльного -- как правило,
машинистка, дети -- курьеры, теща -- домработница. Впрочем, жене может быть
отведено и более почетное место: переводчика, редактора, импресарио. Детям
может быть поручено верстать на компьютере его книжки. А теще -- принимать
почетных гостей. Ну а если жена не хочет быть редактором его рукописей, то
ему впору прочитать фрагмент из монолога Самозванца:
Не будешь ты подругою моею,
Своей судьбы не разделишь со мною;
Но -- может быть, ты будешь сожалеть
Об участи, отвергнутой тобою.
Дети, если не захотят быть помощниками, подвергнутся родительскому
проклятию. Паранойяльный -- скорее вождь, чем родитель. Ну а теща если не
пожелает быть домработницей или даже хозяйкой его домашнего салона, то она
"глупая тупая мещанка, о чем можно разговаривать с таким человеком".
Семья для паранойяльного -- это вообще не самое главное. Семья у него
может быть, а может и не быть. Если семья нужна сейчас для продвижения его
дела -- он может ее создать или хотя бы просто позволит себя женить. Но он
не опора для семьи. Он ненадежен, иногда даже безответствен. Чужие люди для
него могут быть важнее и интереснее, чем жена и дети и тем более чем дальние
родственники.
Если жена придерживается иных точек зрения, то вероятны конфликты,
которых можно избежать: пусть оба освоят психотехнику общения и сбалансируют
отношения. Впрочем, паранойяльный женится обычно на той, которая
поддерживает его взгляды и образ жизни, которая может действенно помогать,
играя роль, как мы уже говорили, импресарио, экономки, машинистки,
редактора. А эти роли больше сродни эпилептоидке, истероидке, ну в крайнем
случае гипертимке. И все же, как бы ни исполняла жена отведенные ей роли, он
постоянно находит причины для недовольства, и нередко семья рушится.
Разведясь, он бросается в новые отношения, новая жена начинает играть эти
роли поначалу, с его точки зрения, лучше, и он совершенно забывает прежнюю
жену и детей. Он мало общается с ними, если только в его паранойяльную
систему ценностей дети не попадают как нечто особо важное. Тогда он борется
за свои отцовские права и занимается ребенком, несмотря на развод. Новая
жена этому чаще всего сопротивляется, но он более или менее успешно борется
с нею.
Опять повторимся: красота жены важна для паранойяльного, но гораздо
более важны ее деловые качества. Так что, женщины, не преуспевшие на поприще
фотомоделей, не отчаивайтесь, ищите своего паранойяльного, заверьте его в
своей преданности, помогайте, и муж со всеми плюсами и минусами
паранойяльного деятеля вам практически гарантирован.
Паранойяльный муж может изменять жене, если это не сильно мешает или
даже помогает его делу. Он прощает себе свои измены, полагая, что имеет
моральные основания быть более счастливым, так как служит всему
человечеству. А если изменит жена, то он переживает, не прощает, считает ее
предательницей, склонен резко разорвать отношения, а уж если она уходит
сама, то мстит ей, поносит ее в кругах общих знакомых, презирает,
расценивает ее поступок как меркантильный.
Впрочем, паранойяльный ревнует не смертельно, у него главное -- работа,
и крах отношений для него не так страшен, как для эпилептоида.
Паранойяльный, как и эпилептоид, в принципе предпочитает красивых
пластичных истероидок. Он любит красоту, любит владеть красотой и любоваться
красивой женой, он гордится ею, хвастает перед обществом. Среди женщин
больше истероидок, чем других психотипов, поэтому сочетание "паранойяльный
плюс истероидка" -- не редкость.