Егидес А П. Как научиться разбираться в людях

здесь выступает как некая/неиз-бежность, коей надо служить, такая же
неизбежность, как и история, которую уже не перепишешь. В большой команде
эпилептоид тоже может работать на изменение порядка, но как бы с позиции
исторического развития, то есть тоже поддерживает порядок хода истории.
Помните, у Маркса: коммунизм неизбежен, но надо его вводить. Вот согласно
такой логике и эпилептоид может стремиться к изменению существующего
порядка. Но чаще

Эпилептоиды деятельны и энергетичны в деле именно поддержания порядка,
в то время как паранойяльные деятельны и энергетичны в деле изменения
порядка. Эпилептоид стремится распространить традиционный порядок на
будущее, чтобы и дальше все было как есть.

Сделаем отступление. Меня все время подмывает излагать материал, как
вы, наверное, обратили внимание, в несколько ироничном ключе. Но это в
общем-то для того, чтобы запоминалось легче, а не для того, чтобы каждый
психотип заклеймить. Ведь вот если посмотреть на дело с другой стороны, то и
неупорядоченные половые связи, и гурьбой стоящие стулья, и "без доклада", и
кашлять -- это все действительно не так уж хорошо. Я рассчитываю, чтобы
читатель сам делал поправки в сторону плюсов, если меня будет заносить мое
злословие.

Мышление

У эпилептоида оно прагматическое, четкое, ясное, понятное всем людям.
Он хорошо структурирует свои высказывания, разлагает их на простые фразы. Он
не злоупотребляет вводными предложениями и деепричастными оборотами. Логика
его последовательна и проста. Впрочем, эпилептоид, как и паранойяльный,
может выкручивать логике руки с помощью заимствованных аргументов. Но он,
как правило, не одинок в своих заблуждениях, такими же заимствованными
аргументами пользуются многие окружающие его люди. Он последним сдает свои
идеологические бастионы или не сдает их вообще, оставаясь в идеологических
шорах.
Но идеология идеологией, а жизнь жизнью. В целом эпилептоид пользуется
простой заземленной логикой здравого смысла. Когда ему кто-то дает напрямую
правильные логические ходы, он вынужденно соглашается. Но, в отличие от
истероида, который с легкостью пренебрегает тем, что его уличили в
логической передержке, он начинает мучиться несоответствием своего поведения
тому, к чему пришел в своих размышлениях на базе здравого смысла.

Так было со многими не руководящими коммунистами в эпоху "застоя". С
одной стороны, коммунистическая идеология, семьдесят лет под лозунгом
"Правильной дорогой идете, товарищи!", а с другой стороны, пустые полки и
анекдоты про геронтократических вождей.

В этой ситуации некоторые эпилептоиды ломались. И шарахнулись в другую
пропасть.
Современный эпилептоид, впрочем, все ставит на позитивистскую основу:
что вижу, то и говорю. Он трезв. Ему не мерещатся дальние горизонты. Сейчас
у него подорвано доверие ко всем идеологиям, его раздражает и возрождение
царских гербов, и упрочение религии, и разные там департаменты, мэрии,
муниципалитеты. Современному эпилептоиду чужда эзотерика, чертовщина,
трансцендентальность. Он не легковерен. Он требует доказательств. Он не
верит экстрасенсам, он верит хирургам, потому что он сам по сути своей
хирург.
Со всем строем эпилептоидного мышления связан характер ассоциаций
эпилептоида. Они у него стандартны. Если ему дать тест незаконченных
предложений, то слова "столица нашей родины..." дополнятся у него неизменным
"Москва". А ведь есть и другие варианты: "очень большая", "обновляется"" и
др-р-р-р...
Говорят о том, что мышление эпилептоида конкретное, ситуативное, он не
размышляет на уровне высоких философских категорий. Его, как и
паранойяльного, мало интересует разница между агностицизмом Канта и
агностицизмом Юма. Его больше интересует, куда девались шахтерские деньги,
кто виноват и что делать.
В мышлении эпилептоида (как и у паранойяльного) превалирует
целеполагание. Оно работает на цель, сам процесс мышления, побочные его
продукты не интересны для него. Он, как и паранойяльный, отбрасывает их без
рассуждений, если они противоречат основной цели -- доказательству принятой
ранее (чужой) идеи, в крайнем случае он их опровергает но не останавливается
на противоречащей мысли, не разрабатывает ее. Сравним с шизоидом. .

У того процесс мышления протекает свободно; если возникло противоречие,
он развивает противоречивые мысли с интересом, но более или менее
бесстрастно. Для шизоида важен процесс, а не результат.

А для эпилептоида, как и для паранойяльного, важен результат, а процесс
даже тягостен.
В мышлении эпилептоида интересна и важна такая особенность. Он не видит
альтернативных вариантов. Те программы, которые ему даны паранойяльными, он
принимает и закрывается от влияния других идей со стороны. В этом отношении
он похож на паранойяльного, которого характеризует та же узость, но по
отношению к своей, втемяшевшейся ему в мозг мысли. Шизоид и гипертим в этом
отношении совершенно свободны: может быть так, может быть эдак. Только
шизоид сам порождает все альтернативы, а гипертим их заимствует. Но ни тот,
ни другой не мучаются при выборе. А вот психастеноид, видя перед собой
множество вариантов, мучается, не зная, какой предпочесть, а остановившись
на каком-то одном, снова мучается от неуверенности, правильно ли сделан
выбор.

Принятие решений.

Эпилептоид разумно решителен в принятии решений. Решение принято и
выполняется. Эпилептоиду как нельзя лучше подходит пословица "семь раз
отмерь, один раз отрежь". Он так и делает. Интересно в этом плане сравнить
эпилептоида с паранойяльным, который один раз отмерил и один раз отрезал. И
заглядывая вперед, продолжим: гипертим ни одного раза не отмерил, а семь раз
отрезал. А вот психастеноид - о, психастеноид! -- запомним это -- семь раз
отмерит и ни одного раза не отрежет.

Внушаемость

Эпилептоиды -- маловнушаемые в общепринятом психотерапевтическом смысле
люди. Отдельный человек, будь то "сам" Кашпировский или "сам" Чумак, не
сможет внушить ему программу, противоречащую его взглядам. Это практически
невозможно, он поддается внушению, идущему только от большой партии и ее
вождей; тогда он испытывает благоговейный трепет. Но и в этом случае его
внушаемость возможна только в русле уже избранного им направления. И если
говорить о гипнотической внушаемости, то тоже можно сказать, что эпилептоид
не очень-то гипнабелен (вот истероиды, сензитивы, неустойчивые -- другое
дело). Разве что появляется легкая сонливость (сомноленция), иногда вторая
степень с отдельными слабовыраженными проявлениями восковой гибкости, но до
каталепсии с ее мостиками не доходит, а уж третья степень с
сомнамбулическими феноменами (например, внушенными галлюцинациями) -- так
это вообще большая редкость.

Энергетичность

Эпилептоид, так же как и паранойяльный, очень энергетичен,
работоспособен, работает иногда без отдыха, а иногда планомерно (но не
чрезмерно) отдыхает, чтобы только восстановить силы и работать дальше.
Спят они больше, чем паранойяльные, не урывками, чаще в обычном ритме,
положим, с двенадцати до семи, но если надо, то встанут по первому
требованию жизни, могут и долго не спать, потом отсыпаются (паранойяльные не
отсыпаются). Если паранойяльный держит телефон около постели и хватает
трубку после первого же звонка, то у эпилептоида телефонный аппарат обычно
стоит на письменном столе, и он, пробудившись после третьего звонка, идет к
аппарату и берет трубку после пятого - шестого звонка. Все же берет, а не
говорит себе сквозь сон (как это




делает истероидка): "А ну их к черту, так хочется спать, что за нахалы,
завтра позвонят, если надо".

Эмпатия

Эпилептоиды малоэмпатичны, то есть плохо чувствуют другого человека,
его состояние, горести, вообще малочувствительны к чужому горю. Если ребенок
у эпилептоида поранил пальчик, он скажет: "Ничего, пусть привыкает к ранам,
на войне не то еще будет". Если эпилептоид -- хирург (а хирурги чаще
рекрутируются именно из эпилептоидов), то он меньше, чем можно было бы,
заботится об обезболивании -- пусть пациент потерпит. Эпилептоид -- не
единственный из психотипов, у которого плохо с эмпатией. Все агрессивные
типы не слышат другого человека: паранойяльный -- оттого, что сосредоточен
на своем деле, эпилептоид -- из любви к порядку, истероид -- вследствие
эгоцентризма, гипертим -- из-за брызжущей энергии.

Эпилептоид поэтому должен говорить себе: человек дороже порядка. И не один раз сказать, а повторять через каждые пять минут. Так же как паранойяльный должен напоминать себе что человек дороже дела.

Эпилептоиды склонны творить добро, но их добро как бы "по разнарядке".
Если провозглашен призыв заниматься приютами для бомжей -- будут заниматься.
А нет призыва -- он считает, что "от этих бомжей только антисанитария,
интернировать их надо". (Читатель, понимай это как образ, я даю только
направление, детали подскажет жизнь.) Зато добро их добротно, основательно,
планомерно и результативно, в отличие от полных доброжелательности
сензитивов, гипертимов и психастеноидов и в отличие от паранойяльного,
который по определению не добр и может лишь выжимать из себя добрые
поступки, в основном для того, чтобы их отметили, в целях собственной
карьеры.
Базовые черты эпилептоида определяют его отношения с людьми других
психотипов. Очень интересно понять в приложении к эпилептоиду ситуацию,
которую мы описывали уже в приложении к паранойяльному. Паранойяльные люди
мало-помалу обрастают адептами. Сначала истероидными: те более склонны без
критики влюбляться в паранойяльных. А потом, когда идея, развиваемая
паранойяльным, завоевывает определенную аудиторию, к ней начинают
прислушиваться эпилептоиды. И чем больше эпилептоидов к ней приобщилось, тем
больше эпилептоидов приобщается. И таким образом они становятся проводниками
идей паранойяльного. Если паранойяльного человека можно назвать "вечным
двигателем", то об эпилептоиде можно сказать, что он "маховик истории". И
повторим еще раз ранее найденный образ: паранойяльный -- это пророк, а
эпилептоиды -- апостолы.

Паранойяльный - это пророк, а эпилептоиды - апостолы.

Когда паранойяльный обрастет эпилептоидами, тогда держитесь все! Это
его сила. Тогда можно выгнать инакомыслящих со своей кафедры. Можно
отправить всех философов на одном пароходе в эмиграцию, а всех
"инакопишущих" загнать в ГУЛАГ. А можно плетью выгнать торгующих из храма --
ведь храм не место для торговли.
Паранойяльный с паранойяльным в одной берлоге не уживутся. А вот
эпилептоиды уживаются, если приняли идею одного паранойяльного.
Эпилептоиды -- это типичные партайгеноссе (товарищи по партии). Они
верны партии, верны своему долгу, своим вождям.

Дружба

Но эпилептоиды и просто верные товарищи. Дружба у них крепкая. Они
могут дружить с горшка и до гроба. Часто дружба у них военная, окопная:
афганцы или ветераны Великой Отечественной. Эпилептоиды друзей не меняют, не
изменяют им, в отличие от гипертимов и паранойяльных. Жене изменить могут,
другу -- нет. Если друг совершает подлость, изменит в дружбе, для
эпилептоида это драма. Во что же тогда вообще можно верить? Они помогают
друг другу в беде, в радости, в продвижении по службе.
Эпилептоиду более, чем другим психотипам, подходит пословица "старый
друг лучше новых двух". Для сравнения напомним: паранойяльным подошла бы
инверсия этой пословицы: "новый друг лучше старых двух". Эпилептоиды дружат
избирательно. Они с трудом сходятся с новыми людьми. Это им подходит
известное стихотворение Омара Хайяма:

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Одну лишь истину запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало, есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Но если требует дело, то и сойдутся. Эта дружба основана на верности
идеалу, делу, вождю. Общение с друзьями, однако, в силу занятости случается
нечасто: по делу, по праздникам. Но тогда к этому специально готовятся:
хороший стол, выпивка, чтобы торжественно отметить встречу.
Эпилептоид -- надежный человек, он выполняет свои обещания.
Психастеноид тоже надежный, но из-за меньшей энергетичности психастеноид
мало что может. Паранойяльный в отли чие от эпилептоида вероломен, гипертим
забывает об обещаниях и обязательствах, хотя по требованию начинает суетливо
их выполнять. Истероид находит массу причин, почему не может выполнить свои
обещания.
Так что эпилептоид самый надежный. Ну, не без греха, он может и
слукавить, не то что психастеноид. Но психастеноид менее результативен. Так
что, учитывая все это, рассчитывать можно все же скорее на эпилептоида.
Самый надежный.

Эпилептоиду можно доверить тайны. Он не разнесет их "по секрету всему
свету", как это сделает истероидка, и не будет просто болтать, не
задумываясь о том, что раскрывает доверенные ему чужие тайны, как это
сделают гипертимы.

Эпилептоид, если и испытывает желание поделиться с кем-нибудь чужой
тайной, то прежде раскроет свои. А относительно тайн другого подумает так:
"Если я раскрою его тайну и это до него дойдет, он не станет мне больше
доверять и к тому же будет иметь ко мне законные претензии, что сильно
ухудшит наши отношения, так что лучше сдержаться". А если ради дела надо
включить в обсуждение сведения о ком-то, эпилептоид его спросит, можно ли, а
не спросив и не получив разрешения, не будет давать информацию.

Доверие

Свои тайны эпилептоид доверяет другим людям далеко не сразу, проверяет
надежность друга. Он не пригласит к себе домой сразу нового знакомого, а
повстречается с ним несколько раз вне дома. Потому что для него "мой дом --
моя крепость". Он не расскажет о себе ничего такого, что могло бы его
скомпрометировать. Если кто-то предлагает каким-либо образом, обойти даже
несправедливый закон, эпилептоид много раз проверит человека на мелочах, не
стукач ли. Даже с женой эпилептоид не сразу знакомит своих новых товарищей
-- а вдруг уведут!
Если эпилептоид все же доверил, то это означает доверие. И тогда он
может "расслабиться", чем и пользуются иногда истероидные и паранойяльные
манипуляторы. В отличие от эпилептоида паранойяльный практически все время
начеку, он не расслабляется.
А если друг злоупотребил тайной, эпилептоид отомстит.

Месть

Вообще эпилептоид мстителен в меру. Он мстителен, потому что
злопамятен. Он, правда, не станет специально подготавливать отмщение, но
припомнит зло и при возможности отплатит, в крайнем случае, ударит даже
лежачего провинившегося жесткими словами "а помнишь?". Отомстит открыто, а
не подставив исподтишка ножку, как это может сделать истероид. Однако, если
человек покается, эпилептоид простит -- но не сразу. У него прощение -- это
процесс.

Благодарность

Но эпилептоид помнит добро -- и без напоминаний. Мы уже говорили, что
паранойяльный человек -- неблагодарный. Он может даже быть вежливым и
говорит формальное "спасибо", но не испытывает того чувства благодарности,
какое свойственно эпилептоиду, который помнит благодеяния и умеет
благодарить за них, причем действенно и активно.

Он хранит в себе чувство благодарности и при первом подходящем случае
платит добром. Эпилептоид к тому же не любит быть долго в долгу, его это
тяготит, и он хочет поскорее отплатить человеку или он делает ответное добро
при малейшем напоминании.

Впрочем, и в том, и в другом случае ответное добро эпилептоид склонен
адекватно дозировать. Особых передозировок ждать не следует. Вот гипертим,
тот в ответ на одно добро делает два, но сразу, в этот же день, а чуть с
глаз долой -- из сердца вон. Эпилептоиду можно делать добро в "долгосрочный
кредит". Для эпилептоида важно показать больше себе, чем другим, какой он
благодарный человек, в отличие от и стероида, которому важнее
продемонстрировать это другом людям, какой он благодарный.
Если эпилептоид видит пользу в превентивных благодеяниях -- в том
смысле, что они ему в конце концов тоже будут оплачены, -- то он может
давать такие "кредиты". А просто сеять вокруг себя добро он не станет --
люди, по его мнению, такие неблагодарные.
Самого эпилептоида в неблагодарности не упрекнешь, он помнит хорошее и
склонен возвращать долги, а не забывать. Но зато он часто упрекает в
неблагодарности других людей, корит их, ведет счет, сколько кому он сделал
благодеяний и сколько кто сделал ему. Это иной раз выглядит неблагородно,
расценивается людьми как мелочность. Хотя по существу эпилептоид может быть
справедлив и, по большому счету, имеет моральное оправдание: нельзя же,
чтобы игра шла в одни ворота. Тем не менее эпилептоид может навредить этим
себе и делу.
Ну если для дела надо, то и соврет, вернее, скроет правду. Но так,
чтобы наврать с три короба -- этого нет. Гипертим и истероид врут, хотя и
они, как мы увидим дальше, врут по-разному. Ложь, как правило, для
эпилептоида -- грех.
А как у эпилептоида вообще с грехами? Вот паранойяльный, если
припомнить, грешит и не кается. Заглядывая вперед, скажем, что гипертим
грешит и кается, истероид грешит, чтобы каяться (это мы еще посмакуем),
психастеноид не грешит, но кается. Эпилептоид же чаще не грешит и не кается.

Точки над "i"

Эпилептоид любит ставить точки над "i". Но более того, чтобы
впоследствии не ставить точки над "i", он предпочитает как; бы ставить точки
над "а", то есть подробно договариваться обо всем заранее, до вступления в
какие-то новые отношения. Иногда это проявляется и в мелочах. В принципе эта
черта целесообразна, но если она принимает гротескный, психопатический
оттенок, это воспринимается как занудливость и усложняет, а не улучшает
отношения с людьми.

Законопослушность

Эпилептоид законопослушен. Он чтит букву закона больше чем дух закона.
Он послушен сам и заставляет быть законопослушными других людей. Последнее
ему особенно нравится, потому что он законопослушен не из трусости, как
сензитив, а из почтения к закону.
Но близко к закону лежат общепринятые нормы морали. Он и их
придерживается и клеймит тех, кто от них отступает. Для сравнения:
психастеноид тоже уважает нравственность, но вот законы несправедливые может
осуждать. Эпилептоид склонен уважать и несправедливые законы, если это
законы. Поэтому можно сказать, что эпилептоид более законопослушен, чем
"нравственнопослушен".
А психастеноид более послушен нормам нравственности, чем нормам закона.
Кроме того, еще одна важная вещь: психастеноид более придирчив к себе, чем к
другим, а эпилептоид себе кое-что и простит в случае отступления от закона и
морали, но другим того же самого не простит.

Справедливость

Эпилептоид пусть несколько меньше, чем психастеноид, но все же любит
справедливость. И любит наводить справедливость. Ведь справедливость -- это
порядок. Но эпилептоид очень прямолинеен в своих поисках справедливости, не
чувствует нюансов (психастеноид чувствует). Ему трудно дается разрешение
противоречий, трудно даются компромиссы. Поэтому противоречия часто
перерастают в бурные конфликты: эпилептоид старается сдержаться, но это
стоит ему большого труда, особенно если вопросы объективно острые. Это
бывает опасно.

Сего точки зрения, иногда преступника надо расстрелять на месте, были
бы два свидетеля. А то, что свидетели могут быть подставными, он задумается
только тогда, когда ему это подскажут в ходе полемики. За убийство, по его
мнению, надо казнить. А то, что убийство может быть совершено в ответ на
другое преднамеренное и неоправданное убийство, это тоже не сразу приходит
ему в голову.

Множество эпилептоидов пошло вслед за большевиками осуществлять
диктатуру пролетариата, не задумываясь, что другие люди тоже должны иметь
право голоса. Эпилептоидам следует не забывать об этом в своем рвении к
справедливости и проводить глубокий нравственно-психологический анализ своей
позиции.

Ультиматумы

Эпилептоид, пытаясь повлиять на человека, скорее ставит ультиматумы,
чем манипулирует. Напомним, что манипуляция -- это скрытое психологическое
воздействие на человека. Нет, эпилептоид прояснит все, спросит мнение,
сформулирует противоречие и, сочтя свое требование справедливым, поставит
условие, при выполнении которого он не сделает чего-то нежелательного для
партнера или даже сделает то, что желательно для того. Это и отличает его
достаточно фундаментально от истероида.

Власть

Эпилептоид любит власть, любит распоряжаться, ему нравится, когда его
слушают и слушаются. Но властвует он в соответствии с установленным
порядком, с "табелью о рангах", не превышая своих полномочий, но и не давая
другим превышать их по отношению к себе и к людям. Он не рвется к власти,
как это делает паранойяльный. Но если ему ее "доверили", то он обставляет
свою власть со свойственной ему основательностью: кабинет, входить с
докладом, секретари, нравоучения, выговоры...
Если эпилептоид имеет определенный статус, а вы в отношениях с ним не
хотите сложностей, хотите мира, слушайтесь его, и он станет вашим другом. В
противном случае -- недругом. Вы этого добивались?

Отрицательные оценки

Эпилептоиды бывают трудны в общении тем, что склонны давать
отрицательные оценки -- и чаще всего обоснованные. Но делают они это
чересчур прямолинейно, режут правду-матку в глаза. За глаза эпилептоид
гадостей обычно не говорит -- это, по его мнению, нехорошо, он и не
наушничает, но слушать "правду-матку" в глаза, понятно, тоже не нравится
людям.
Положительные оценки людям эпилептоид дает вынужденно, когда другие
высказывают объективные положительные мнения или когда от него требуют дать
объективную характеристику (подчиненному, начальнику, коллеге на одном
иерархическом уровне).
А спонтанные высказывания оценочного характера у него чаще всего
отрицательные. При этом себя они в этом отношении оценивают положительно.
Это работают бессознательные механизмы самоутверждения, желание возвыситься
за счет унижения другого.
Если вы эпилептоид, сказанное не делает вас симпатичным ни в глазах
людей, ни в собственных глазах. Поняли, приняли к сведению -- даю совет:
больше думать о положительном в людях, больше говорить об этом.

Больше думать о положительном в людях, больше говорить об этом

Отрицательные оценки допустимы только тогда, когда нельзя без них
обойтись.

Обвинения

Беда эпилептоида, однако, больше в том, что его отрицательные оценки
переходят в обвинения. Эпилептоидам не просто свойствен обвинительный
подход. Они распекают, наказывают сами, требуют от властей наказания
провинившегося, чаще эквивалентного, как в Ветхом Завете: кровь за кровь,
смерть за смерть, око за око, зуб за зуб. Но бывает, что и перегибают палку.
Они, как и паранойяльные, склонны к суду Линча, к геноциду. Обуздывают свою
агрессивность они в том случае, если общепризнанная тенденция склоняется в
сторону гуманности. Или же если с ними серьезно поработают психологи,
которые помогут понять, что многие решения эпилептоидами принимаются
неосознанно, без глубокого осмысления. Увы, многие эсэсовцы, многие чекисты
и муровцы относились именно к эпилептоидам. Жеглов в исполнении Высоцкого --
яркий тому пример.

Категоричность

Эпилептоид категоричен, безапелляционен в суждениях, даже не касающихся
оценки тех или иных личностей. Усвоенное со школьной скамьи для него
непреложная истина, и тот, кто его истину не понимает, тот должен понять.
В особенности сильно это проявляется, когда мнение эпи-лептоида
"подтверждено" в книгах, и чем более фундаментальны эти книги, тем более он
настойчив.
Эпилептоид, как и паранойяльный, назидателен, любит поучать. Для него
характерна родительская позиция по отношению ко всем, даже к старшим, а тем
более к младшим и в первую очередь к своим детям, даже повзрослевшим.
Нередко можно увидеть на улице эпилептоида, разбирающего конфликты чужих
детей. Он из тех, кто следует призыву "не проходите мимо".
Если сравнивать эпилептоидов с паранойяльными, отметим, что они все же
более терпимо, чем паранойяльные, относятся к чужому мнению, более сдержанны
в его отрицании, даже если не согласны с ним. Но эпилептоиды чаще, чем
паранойяльные, согласны с мнением большинства. Они и составляют это
большинство.

Требовательность

Эпилептоид требователен и дома, и на работе. Он все контролирует, не
слишком доверяет, придирчив, всегда найдет, к чему прицепиться, в этом
отношении он бывает неприятен.




В отличие от паранойяльного, он чаще обоснованно требователен. Он
соизмеряет свои требования с возможностями человека, с моралью и законами и