– Ты не хочешь мне сообщить, откуда у тебя мой домашний номер?
– Его было не так сложно достать, – ответила она. – Главное – захотеть и немного постараться. Ну, так всё хорошо? Как прошёл полёт?
– Как по маслу, – проговорил я, снова закрывая глаза.
– Я тебя разбудила? Ах нет, ты, наверное, принимаешь ванну… вот видишь, как хорошо я тебя знаю. Не утони.
– Постараюсь не доставить тебе такого удовольствия. Ты хочешь услышать что-то ещё? Я устал и хочу отдохнуть.
– Тебе лучше знать, чего я хочу. Или же ты просто беспокоишься о том, что я трачу слишком много денег на телефонные разговоры? А, малыш?
– Мне нет никакого дела до твоего кармана. Как, впрочем, и до твоей жизни. И до тебя тоже, – сказал я, подумав, что прежнее умиротворение пропало. Вероятно, надолго.
– Правда? Вчера мне так не показалось…
Тут моё терпение лопнуло. Я довольно грубо выругался и отключил телефон. И решил, что с меня хватит. И что давно пора перестать кидаться в крайности и себя за это ненавидеть.
Я закурил и бросил пустую пачку в мусорную корзину, ещё раз доказав себе, что баскетболиста из меня не получится никогда. Пожалуй, пришло время возвращаться в реальную жизнь и перестать жить воспоминаниями о прошлом. И мыслями и том, что у меня никак не получается его забыть. Без прошлого нет будущего, и это правда.
Так почему бы не примириться с этой мыслью и не отправиться в путь с новыми силами?
Подумав про новые силы, я решил, что неплохо было бы немного поспать. Часа три.
А то и больше – у меня, как у истинной "совы", не было никаких проблем с дневным сном. А вот спать ночью я умел плохо. Да чего греха таить – не любил.
Но тут телефон снова ожил. Меня передёрнуло от мысли, что Лиза решила сказать мне что-то ещё – и я уже подумал не отвечать, но номер был мне знаком.
– Домашний занят. На сотовый не отвечаешь, – заговорила мадам – говорить "здравствуй" никогда не входило в её привычки. – До Пентагона дозвониться гораздо легче, чем до тебя. Мои соболезнования.
– Всё хорошо, – ответил я. – Доброе утро и тебе. Похоже, завтра начнётся третья мировая война – ты вспомнила номера моих телефонов…
– Я оторву тебе уши, – отозвалась мадам всё тем же деловито-злобным тоном. – С кем ты так долго разговаривал?
– Долго? Ну, вовсе нет, – сказал я, посмотрев на бутылку коньяка и подумав о том, что расстояние вытянутой руки для уставшего человека становится практически непреодолимым. – На самом деле, всего пару минут. Так, ничего особенного.
– И поэтому у тебя такой голос?
– Я не имею никакого желания это обсуждать, Надин. Просто я встретил одного человека, который мне не совсем приятен…
– Ах да, женщина твоего отца. Мне следовало догадаться… наверное, я до сих пор не проснулась. И что же? Только не говори, что ты наделал глупостей, Брайан.
Хотя можешь не говорить. Я всё прекрасно знаю. И чем же ты занимался на похоронах отца, негодник? Впрочем, в наши дни секс на кладбище считается пикантной штукой…
– У тебя довольно-таки своеобразное чувство юмора, – заметил я, потушив сигарету.
– Это не смешно.
Мадам насмешливо фыркнула – и в трубке послышался щелчок зажигалки.
– Сегодня в восемь будет бал, – переменила она тему с присущей ей ловкостью. – Но я жду тебя в семь. Ты знаешь. При галстуке и без щетины. Иначе ты мигом вылетишь за дверь.
– Дрожу от страха. А чем мы будем заниматься целый час? Поговорим по душам?
– Не волнуйся, я знаю, как тебя развлечь.
– Надеюсь, что пикантную штуку наших дней это напоминает лишь отдалённо.
– Придержи язык, гадёныш, или я тебя выпорю, – пригрозила мадам. – И брось уже свои тщетные попытки залезть мне под юбку.
– Плётка уже готова? – осведомился я. – Не под юбкой ли ты её прячешь?
Мадам рассмеялась.
– А настроение у тебя явно игривое. Ты понял меня насчёт вечера? При галстуке и без щетины.
– Так точно, мэм.
– Тогда до встречи, гадёныш. Целую. Чао.
Если бы у меня спросили, кого из знакомых мне женщин я хочу взять в жёны, то я назвал бы имя мадам. Мы с ней были родственными душами в полном смысле этого слова – одинокие, с трезвым взглядом на жизнь. Мадам коллекционировала своих бывших мужей и не носила маленьких сумочек (это непрактично, говорила она, а практичность неотделима от жизни настоящей женщины). Я коллекционировал своих бывших женщин и считал, что любовь и секс пересекаются редко. И в удовольствиях мы себе отказывать не привыкли. Жизнь дана нам для того, чтобы наслаждаться и грешить. А каяться мы будем после смерти – и, чтобы там, в другом мире нам не было скучно, следует накопить материал.
Правда, по возрасту я годился мадам скорее в дети, чем в мужья, но это было мелочью. Да и вить семейное гнёздышко в ближайшем будущем никто из нас не собирался. Мадам было хорошо на свободе (точнее, в свободные минуты между её бесконечными браками). Я был убеждённым холостяком. А наша с ней дружба была крепкой и чем-то напоминала мужскую.
Мадам было чуть за сорок, но бесконечные слои макияжа прибавляли к её возрасту как минимум лет пять. Впрочем, по поводу внешности она кокетничать не привыкла, полагая, что у настоящей женщины есть два достоинства – ум и сексуальность. Если чего-то не хватает, то красота и женская хитрость могли бы очень удачно дополнить картину. Но в случае отсутствия всего вышеперечисленного – увы и ах…
На мой более чем профессиональный взгляд, и ум, и сексуальность у мадам были.
Как и красота – причём не натянуто-шаблонная, а самая что ни на есть настоящая, индивидуальная, дерзкая. Именно таких женщин мужчины раздевают взглядом, начисто забывая о силиконовых пустышках и обесцвеченных блондинок. И абсолютно не важно, сколько этой женщине лет – двадцать или же пятьдесят. А в женской хитрости мадам не нуждалась, ровно как и в умении притворяться глупышкой. С мужчинами она всегда говорила как с равными, а иногда даже немного свысока – и отказать ей не мог почти никто. А если кто-то и отказывал, то она не расстраивалась, так как совершенно справедливо полагала, что "в море достаточное количество рыбы – хватит всем и даже останется ещё".
В первый вечер нашего знакомства я отпустил довольно едкую шутку по поводу того, что мадам никак не может определиться со своей ориентацией. Продолжив шлёпать девушек, хозяйка мило улыбнулась и ничего не ответила. Но в конце вечера она пригласила меня на чай и сделала ответный ход, заявив, что чай пьют только геи.
Такого оскорбления я стерпеть не мог, и мы с ней выяснили отношения. Только не на дуэли, а в постели, конечно. С тех пор мадам прониклась ко мне уважением. Да и я к ней тоже – в конце-то концов, не с каждой женщиной можно обсудить после секса варианты развития напряжённой ситуации в Иране.
Больше мы с мадам в одной постели не оказывались. Не то чтобы я об этом жалел и не то чтобы я этому радовался – просто наши отношения перешли на другой уровень.
Мадам (к слову сказать, звали её Надин, но имя разрешалось произносить исключительно в неофициальной обстановке) называла меня гадёнышем и чертёнком. Я старался держаться как можно эффектнее, и всё же порой позволял себе колкое замечание. Мадам напоминала мне про порку (или говорила ещё что-нибудь постыдное) – и я замолкал. Особенно если это было на людях.
Я проспал гораздо дольше, чем планировал – но зато проснулся в отличном настроении и с новыми силами. За окном уже темнело – и от дневной духоты не осталось и следа, хотя этот факт меня не очень обрадовал: теперь выбираться из тёплой постели не хотелось. Но на часах было начало шестого, а это означало только одно – пришло время начинать собираться. Ибо мадам никогда не угрожала просто так.
Перво-наперво я избавился от щетины, чтобы не злить хозяйку попусту. Потом уложил волосы, которые после сна выглядели более чем неопрятно – не хотелось нарываться на очередную шутку по поводу причёски а-ля "Джеймс Бонд после страстной ночи любви" (с Джеймсом Бондом у меня не было ничего общего – но, тем не менее, эта шутка у мадам входила в репертуар самых любимых) и начинать убеждать всех, что на самом-то деле я просто принимал ванну и лёг спать с мокрой головой. После этого я осмотрел шкаф на предмет праздничной формы одежды, подобрал галстук – и, с удовлетворением кивнув своему отражению, отправился на бал.
Могу похвастаться поистине шикарным букетом плохих привычек – но опаздывать я не любил. Король бала явился минута в минуту. Гостей, разумеется, ещё не было.
Девушки болтали, расположившись на диванах в гостиной. Мадам стояла посреди комнаты и с видом великого полководца раздавала указания.
Моё появление в галстуке произвело фурор, что меня всегда удивляло – казалось бы, к этому уже следовало привыкнуть. Девушки дружно заапплодировали. Я вальяжно раскланялся, чем вызвал ещё один взрыв рукоплесканий.
Мы с мадам обнялись и расцеловались – так, будто не виделись как минимум год.
– Идём-ка уединимся, дружок, – сказала она и тут же взяла меня под локоть, будто испугавшись, что я могу убежать. – По пустякам нас не беспокоить.
– У тебя бледный вид, – сообщила мне мадам, когда мы шли в её аппартаменты. – Может, тебе сделать массаж?
– Это если только у тебя найдётся свободная минутка, когда ты закончишь покрывать своё лицо слоями этой чёртовой штукатурки, которая тебе совершенно не нужна.
Мадам кокетливо рассмеялась и скинула халат.
– Да, умеешь ты льстить, гадёныш. Женщины любят тебя совсем не просто так.
– Льстить я так и не научился. Но что я могу поделать, если ты принимаешь правду за лесть?
Она покрутилась перед зеркалом, после чего обречённо вздохнула.
– Кажется, у меня появился живот.
– Какие глупости, – тут же ответил я, подвинув к себе пепельницу. – Будь я женщиной твоих лет – умер бы от зависти.
– Не пялься, – упрекнула меня мадам. – Что за дурацкая привычка? И после этого ты называешь себя джентльменом?
– Я называю себя джентльменом? Вот это действительно смешно. Да будь я проклят, если за последние пять лет так себя назвал хотя бы один раз.
Мадам присела у зеркала и открыла ящичек, до отказа набитый помадами, румянами, тенями и другими чисто женскими вещицами.
– Тебя бессмысленно проклинать, Брайан – и так ясно, что попасть в Рай тебе не светит.
– Что же, я рад, что мы будем вместе и после смерти.
– Я всегда говорила, что тебе следует немного укоротить язык. Угощайся. Выпивка на столе.
– Было бы неплохо перекусить, – заметил я.
– В восемь будет угощение – а пока довольствуйся тем, что есть.
– Леди я наливаю виски?
– Я умоляю тебя. Где ты увидел леди?
Когда я разлил виски по стаканам и снова принял удобную позу, развалившись в кресле, разговор возобновился.
– Ну, рассказывай, – проговорила мадам, рассматривая себя в зеркало. – Я очень внимательно тебя слушаю.
– И что же ты ожидаешь услышать?
– Хотя бы то, по какой причине у тебя потерянное лицо.
Я вздохнул и отставил стакан в сторону.
– Мне абсолютно нечего сказать. А даже если есть… не думаю, что это тебя заинтересует. Кроме того, я вряд ли смогу подобрать подходящие слова. Лучше уж я сохраню это там, где хранятся все остальные воспоминания об этой женщине.
– Выражение твоего лица мне по-прежнему не нравится, – сказала мадам спокойно, взяв салфетку.
– Да далось оно тебе, это выражение! Тьфу! – Я поднялся и сделал круг по комнате.
– Что, что ты хочешь от меня услышать? Может, подробное описание того, чем мы занимались?
– Сделай одолжение, гадёныш – сядь и не мельтеши перед глазами. Ты мешаешь мне сосредоточиться.
Я послушно присел на подлокотник кресла.
– Она просто шлюха – вот и всё, – глубокомысленно изрёк я после паузы.
Мадам смерила меня насмешливым взглядом. Глаза у неё были тёмными – и я никогда не видел, чтобы в человеческом взгляде так удачно сочетались мудрость и… развратность, скажем.
– Похоже, пока что шлюхой ощущаешь себя только ты. Так?
– Так, – кивнул я, понимая, что спорить бесполезно. – Но это не делает мою жизнь легче.
– Я всегда завидовала таким женщинам. Красивое лицо от природы, немного ума от жизни… лёгкая игра, лёгкая добыча… да.
– Надин, я никогда не говорил тебе, что у тебя отлично получается утешать других?
Мадам подошла ко мне, обняла за плечи и поцеловала в лоб.
– Пойми, мальчик мой, тебе не нужен утешитель. Тебе никто не поможет, кроме самого себя. Пока ты держишь эту женщину в голове, она постоянно будет в твоём сердце. Тебе просто нужно отпустить все эти воспоминания. Понимаешь? Отпустить.
Только и всего.
– Это звучит очень жизнерадостно. Но на практике мало что получается.
– Знаешь, что? Сегодня я познакомлю тебя с одной милой леди. Она тебе обязательно понравится.
– Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к милым леди, правда?
Мадам пребольно ущипнула меня за нос.
– Я знаю тебя гораздо лучше, чем ты знаешь сам себя – и с каждым днём всё больше в этом убеждаюсь.
– Чёрт бы тебя побрал вместе со своими леди, – обиженно проговорил я, потирая ладонью нос. – Я хочу есть.
– Ещё чуть-чуть – и набъёшь себе живот. Всему своё время.
Я допил виски и вернул стакан на место.
Мадам облачилась в тёмно-зелёное платье и стала неотразима.
Зал, который какой-то час назад пустовал, теперь был полон гостей – и происходящее действительно начало напоминать бал. С прекрасными дамами в вечерних платьях. И с гостями. Разумеется, в основном, мужчинами.
На таких балах я бывал частенько, но сопровождал мадам в первый раз, поэтому начал слегка нервничать. Она, видимо, почувствовала это, и снова взяла меня под локоть.
– Расслабься, гадёныш. Чувствуй себя так, будто ты – мой муж. О, кстати. Если мы уже подняли эту тему. Глянь-ка. Один из экспонатов.
"Экспонат" оказался вторым мужем мадам. Это был мужчина средних лет с видом человека, утомлённого собственной интеллигентностью. Такие люди очень часто понимают жизнь по-своему, гораздо глубже, чем остальные – и это выводит их из себя.
Несмотря ни на что, "экспонат" был явно в духе. Это я понял хотя бы по взгляду, который он бросил на меня. Взгляд мне не очень понравился – я совершенно справедливо полагал, что такими глазами на бывших жён не смотрят. Но через пару секунд он улыбнулся – и я ответил не менее лучезарной улыбкой.
– Стивен, – представила мне своего бывшего мужа мадам. По всем правилам этикета – сначала старшего представляют младшему, а потом – наоборот. – Брайан.
Мы со Стивеном обменялись рукопожатием. Он был выше меня – головы так на полторы, если не больше – и я сразу почувствовал себя неуютно. Мне вообще казалось, что люди выше метра и восьмидесяти сантиметров, являются уж слишком высокими. По крайней мере, для меня.
Бывший муж мадам при более близком рассмотрении оказался фигурой впечатляющей.
Похоже, у него, как и у меня, были восточные корни. Но, если мне эти корни дали темперамент, то ему – внешность.
– Я могу предложить тебе выпить? – спросила мадам у гостя.
– Да, я бы не отказался, дорогая.
Голос у него был низкий и приятный – таким только читать лекции, почему-то подумал я. Может, он и правда профессор? Мадам всегда была неравнодушна к мужчинам, коэффициент умственного развития которых гораздо выше среднего.
– Чем вы занимаетесь по жизни, Брайан? – заговорил Стивен.
– Я арабист, – ответил я.
На интеллигентность я никогда не претендовал, поэтому выглядел обычным молодым человеком – правда, порой немного нескромным – но и только. Поэтому галстук всегда сидел на мне как-то… не так. Конечно, на работе он смотрелся очень кстати. А вот на балу был явно лишним. Да и Стивен посмотрел на меня так недоверчиво, что я вздохнул. И подумал о том, что предстал перед бывшим мужем мадам полным идиотом, который пытается изобразить из себя умника.
И от этой мысли мне стало тоскливо.
– Вы работаете по профессии? – задал очередной вопрос Стивен (и в его голосе можно было легко различить нотки недоверчивости).
– Да, конечно. Я специалист по арабскому миру. Ну, и ещё немного занимаюсь журналистикой… и научной работой. Если есть время.
Я решил, что теперь пришла моя очередь задавать вопросы.
– Вы пришли навестить Надин? – осведомился я дежурным тоном – самым подходящим для светской беседы. – Это очень мило с вашей стороны.
– Да, мы с ней в дружеских отношениях. И всё же зря вы с ней спутались, Брайан, скажу я вам, – вдруг переменил он тему разговора, причём до того резко, что я вздрогнул от неожиданности. – Помяните моё слово – от этой женщины вы ничему хорошему не научитесь. Если вы, конечно, вообще хотите научиться чему-то хорошему.
Нашу дискуссию прервала мадам – она появилась у меня за спиной с двумя стаканами, и я едва удержался от того, чтобы расцеловать её: за способность появляться вовремя и в нужном месте она давно уже заслужила почётный приз.
– Это тебе, милый, – отдала она один из стаканов гостю. – Не скучай.
Мадам взяла меня за руку и шепнула:
– Идём-ка. Не увлекайся.
– Ну и наглец, – сказал я, когда мы отошли на безопасное расстояние от мужа мадам.
Она неопределённо хмыкнула.
– Да нет, он очень милый парень. Геи вообще хорошие ребята.
– Геи? – осторожно переспросил я.
– Ну да, – подтвердила мадам. – И ты ему, похоже, понравился. – Она пару секунд пристально изучала моё лицо, после чего весело рассмеялась. – Это шутка.
– Как тебя угораздило выйти замуж за гея? – угрюмо поинтересовался я.
– У тебя талант задавать вопросы, на которые просто невозможно дать ответ. Не делай такое лицо, гадёныш. А то я подумаю, что ты сейчас начнёшь плакать.
Если начну, то от смеха, подумал я. А вслух сказал:
– Где же милая леди, с которой ты обещала меня познакомить?
– О, чёрт побери. – Мадам огляделась по сторонам. – Прости, совершенно об этом забыла. Ада! Подойди, – поманила она пальцем свою главную помощницу – высокую брюнетку. – Где Марика?
– С гостями, разумеется. Где же она ещё может быть, мадам?
– Сделай одолжение, милая – позови её.
Ада, которая очень профессионально бегала на высоких каблуках, направилась к гостям.
– Хорошая девочка, – прокомментировала мадам, доставая из кармана моей рубашки зажигалку. – Очень покладистого нрава, исполнительная, в меру весёлая. Что ты думаешь о Стиве? Милый парень, да?
– В роли твоего мужа? Очень даже.
– А вот и наша девочка! Подойди, дорогая.
На вид Марике вряд ли можно было дать больше двадцати – именно это бросилось мне в глаза в первую очередь. С мадам я дружил уже давно, и знал всех работавших в клубе девушек – и все они были старше двадцати семи. Причём выглядели на все тридцать – в этом было виновато и поведение, и одежда, и какая-то странная энергетика, которую, вероятно, замечал только я.
– Не смотри на даму такими глазами, ты её смущаешь, – окликнула меня мадам. – Знакомься. Это Марика. А это Брайан, дорогая. Мой хороший друг. Можно даже сказать, полноправный член семьи. Пожалуй, оставлю вас наедине. Если будет нужна помощь – я рядом.
Марика улыбнулась.
– У тебя интересное имя, – заметил я.
– Да. Польское. Наверное. Я не уверена… во всяком случае, звучит очень по-польски.
Марика не только выглядела очень молодо – вдобавок ко всему, она была одета гораздо скромнее всех. Шёлковое платье в японском стиле, туфли на невысоком каблуке. Инопланетянка, да и только, подумал я, продолжая изучать её.
– Что ты пьёшь? – спросил я.
– Я не пью, – ответила она с улыбкой. – На работе нам пить нельзя… да и вообще, я не очень люблю алкоголь. И не курю. Вот так.
– И чем же, скажи на милость, мы будем заниматься?
Улыбка тут же сползла с лица Марики – вероятно, она расценила мои слова как грубость.
– Мы поговорим, – осторожно предложила она.
– Неплохая идея, – согласился я.
Мой ответ Марику явно обрадовал – теперь она снова улыбалась. Причём улыбалась очень искренне.
– Ты давно дружен с мадам? – Моя новая знакомая предприняла очередную попытку завязать разговор.
– Сравнительно давно, – отозвался я. – Меня забавляет дружба с женщиной – в этом есть что-то неумолимо притягательное.
Марика положила ногу на ногу и повертела пальцем тонкую цепочку на запястье. Я разглядывал её лицо. Рассмотрев лицо собеседника, можно сделать довольно-таки определённые выводы. Если бы люди почаще об этом задумывались, то носили бы маски.
– Мадам – очень милая женщина, – снова заговорила Марика. – Она относится к нам, как к родным детям. Вот только людям с добрым сердцем в жизни приходится очень тяжело.
– Только не тем, кто умеет скрывать свою доброту за ненужностью. – Я снова посмотрел на Марику, после чего продолжил свой монолог. – Видишь ли, добро стоит дорого. И за него расплачиваются почти сразу, что называется, не отходя от кассы.
Зло в этом смысле гораздо предпочтительнее. Его цена символична, да и оценивается оно гораздо субъективнее, чем добро. Зло берёт своё начало из порока, из греха – а эти понятия близки человеку как существу, как животному. Но нас с животными разделяет огромная пропасть – способность мыслить. Иногда, правда, мы используем эту способность для совершенно бессмысленных вещей. К примеру, пытаемся подчинить своей воле инстинкты. А ведь грех и порок – это, по сути, те же самые инстинкты. Мы делаем зло, практически не задумываясь. Это наша природа.
Отчасти, в этом виноват Адам, вкусивший плод… но без зла не было и добра.
– А ведь Адам вкусил плод именно потому, что его уговорила Ева, – сказала мне Марика. – Что же, получается, что женщина виновата в появлении зла?
Я сделал неопределённый жест рукой.
– Нет. То есть, я так не думаю. Понимаешь, рано или поздно они всё равно вкусили бы плод. Бог – если он, конечно, существует – ничего не делает просто так. И это дерево он тоже создал для определённой цели. Конечно, фраза "пути Господни неисповедимы" модна чрезвычайно – но ведь Бог сказал Адаму и Еве не пробовать плодов. Он сознательно дал им направление. Он создал нас по образу и подобию своему – но жизнь мы получили не просто так. Для того, чтобы попытаться определить цель жизни, у нас есть инстинкты. Инстинкт продолжения рода. Инстинкт самосохранения. И так далее. В нашем понятии инстинкт – это один из признаков земного, человеческого. Было бы довольно глупо обвинять Еву и говорить, что всё зло в мире – из-за женщины. Наоборот, следует сказать ей спасибо – именно она сделала нас людьми.
– Как-то… странно от тебя такое слышать, – задумчиво проговорила Марика.
– Мужчина, уверяющий всех в том, что женщина несёт зло, на самом деле любит женщин до потери рассудка. Видишь ли, мужчина – это потенциальный лжец. А женщина – потенциальная жертва его лжи.
– То есть, теоретически ты меня обманываешь?
– Да. А практически – выражаю свои мысли. Правда и ложь – это понятия субъективные.
Марика снова задумалась.
– Ты сказал, что если мужчина говорит, что всё зло в мире – из-за женщины, то на самом деле он её любит. Почему ты так решил?
Я закурил и подвинул к себе стеклянную пепельницу. Марика ловко настроилась на мою волну – и, судя по всему, беседа начала завораживать нас обоих.
– Понимаешь, – начал я, – на этом свете есть много людей, которые боятся самих себя. Боятся естественности. Боятся того, что их поведение будет расценено неправильно – и общество сделает какие-то не очень приятные выводы. Мужчина – существо эмоциональное, думаю, спорить с этим было бы глупо. Но так уж повелось, что проявление эмоций считается слабостью… а любовь – это целый сгусток эмоций.
Ненависть, ревность, страх, симпатия, жалость, страсть, сомнение… С проявлением любви справиться трудно, а зачастую – просто невозможно, и поэтому люди – да не только мужчины, но и женщины – скрывают чувства за эмоциональным щитом. В детстве мы дёргаем девочек за косички и бьём мальчиков по голове книгами. Когда становимся старше, начинаем утверждать, что мужчины какие-то не такие, а женщины – ещё хуже… мы заставляем себя замещать одни эмоции другими.
– Интересно, – прокомментировала Марика. – Ты психолог?
– Если и психолог, то определённо самоучка, – рассмеялся я. – Профессия у меня совсем другая… а гулять я предпочитаю исключительно внутри себя. Правда, не на кого свалить, если вдруг сядет батарейка в фонарике…
Марика улыбнулась шутке.
– А ты странный малый, – сказала она. – Будь я мужчиной – я бы таких вещей не говорила.
– По сути дела, слова – это просто слова, и ничего больше. Когда-нибудь их всё же кто-то говорит. Иначе зачем они вообще?
В этот момент к нам подошла мадам.
– Как дела? – осведомилась она, положив руку Марике на плечо. – Гадёныш, разумеется, в своём репертуаре – читает тебе лекции о смысле жизни? Порой он довольно складно бубнит на незнакомый предмет. Издержки профессии. – Заметив, что я смущённо пожал плечами, мадам расхохоталась. Она уже успела немного выпить – но до сих пор держала себя в руках. – Он может болтать так до самой смерти, – уверила она Марику. – Будь осторожна и знай, когда его остановить. Не буду вам мешать. Просто хотела узнать, как вы. Отдыхайте.
Я откинулся в кресле и лениво посмотрел на свою собеседницу.
– Может, прогуляемся? – предложил ей я. – Было бы неплохо подышать свежим воздухом.
– Отличная идея, – тут же согласилась она.
Балкон был в полном смысле этого слова гигантским. Думаю, футбольная команда чувствовала бы себя тут как дома.
– Его было не так сложно достать, – ответила она. – Главное – захотеть и немного постараться. Ну, так всё хорошо? Как прошёл полёт?
– Как по маслу, – проговорил я, снова закрывая глаза.
– Я тебя разбудила? Ах нет, ты, наверное, принимаешь ванну… вот видишь, как хорошо я тебя знаю. Не утони.
– Постараюсь не доставить тебе такого удовольствия. Ты хочешь услышать что-то ещё? Я устал и хочу отдохнуть.
– Тебе лучше знать, чего я хочу. Или же ты просто беспокоишься о том, что я трачу слишком много денег на телефонные разговоры? А, малыш?
– Мне нет никакого дела до твоего кармана. Как, впрочем, и до твоей жизни. И до тебя тоже, – сказал я, подумав, что прежнее умиротворение пропало. Вероятно, надолго.
– Правда? Вчера мне так не показалось…
Тут моё терпение лопнуло. Я довольно грубо выругался и отключил телефон. И решил, что с меня хватит. И что давно пора перестать кидаться в крайности и себя за это ненавидеть.
Я закурил и бросил пустую пачку в мусорную корзину, ещё раз доказав себе, что баскетболиста из меня не получится никогда. Пожалуй, пришло время возвращаться в реальную жизнь и перестать жить воспоминаниями о прошлом. И мыслями и том, что у меня никак не получается его забыть. Без прошлого нет будущего, и это правда.
Так почему бы не примириться с этой мыслью и не отправиться в путь с новыми силами?
Подумав про новые силы, я решил, что неплохо было бы немного поспать. Часа три.
А то и больше – у меня, как у истинной "совы", не было никаких проблем с дневным сном. А вот спать ночью я умел плохо. Да чего греха таить – не любил.
Но тут телефон снова ожил. Меня передёрнуло от мысли, что Лиза решила сказать мне что-то ещё – и я уже подумал не отвечать, но номер был мне знаком.
– Домашний занят. На сотовый не отвечаешь, – заговорила мадам – говорить "здравствуй" никогда не входило в её привычки. – До Пентагона дозвониться гораздо легче, чем до тебя. Мои соболезнования.
– Всё хорошо, – ответил я. – Доброе утро и тебе. Похоже, завтра начнётся третья мировая война – ты вспомнила номера моих телефонов…
– Я оторву тебе уши, – отозвалась мадам всё тем же деловито-злобным тоном. – С кем ты так долго разговаривал?
– Долго? Ну, вовсе нет, – сказал я, посмотрев на бутылку коньяка и подумав о том, что расстояние вытянутой руки для уставшего человека становится практически непреодолимым. – На самом деле, всего пару минут. Так, ничего особенного.
– И поэтому у тебя такой голос?
– Я не имею никакого желания это обсуждать, Надин. Просто я встретил одного человека, который мне не совсем приятен…
– Ах да, женщина твоего отца. Мне следовало догадаться… наверное, я до сих пор не проснулась. И что же? Только не говори, что ты наделал глупостей, Брайан.
Хотя можешь не говорить. Я всё прекрасно знаю. И чем же ты занимался на похоронах отца, негодник? Впрочем, в наши дни секс на кладбище считается пикантной штукой…
– У тебя довольно-таки своеобразное чувство юмора, – заметил я, потушив сигарету.
– Это не смешно.
Мадам насмешливо фыркнула – и в трубке послышался щелчок зажигалки.
– Сегодня в восемь будет бал, – переменила она тему с присущей ей ловкостью. – Но я жду тебя в семь. Ты знаешь. При галстуке и без щетины. Иначе ты мигом вылетишь за дверь.
– Дрожу от страха. А чем мы будем заниматься целый час? Поговорим по душам?
– Не волнуйся, я знаю, как тебя развлечь.
– Надеюсь, что пикантную штуку наших дней это напоминает лишь отдалённо.
– Придержи язык, гадёныш, или я тебя выпорю, – пригрозила мадам. – И брось уже свои тщетные попытки залезть мне под юбку.
– Плётка уже готова? – осведомился я. – Не под юбкой ли ты её прячешь?
Мадам рассмеялась.
– А настроение у тебя явно игривое. Ты понял меня насчёт вечера? При галстуке и без щетины.
– Так точно, мэм.
– Тогда до встречи, гадёныш. Целую. Чао.
Если бы у меня спросили, кого из знакомых мне женщин я хочу взять в жёны, то я назвал бы имя мадам. Мы с ней были родственными душами в полном смысле этого слова – одинокие, с трезвым взглядом на жизнь. Мадам коллекционировала своих бывших мужей и не носила маленьких сумочек (это непрактично, говорила она, а практичность неотделима от жизни настоящей женщины). Я коллекционировал своих бывших женщин и считал, что любовь и секс пересекаются редко. И в удовольствиях мы себе отказывать не привыкли. Жизнь дана нам для того, чтобы наслаждаться и грешить. А каяться мы будем после смерти – и, чтобы там, в другом мире нам не было скучно, следует накопить материал.
Правда, по возрасту я годился мадам скорее в дети, чем в мужья, но это было мелочью. Да и вить семейное гнёздышко в ближайшем будущем никто из нас не собирался. Мадам было хорошо на свободе (точнее, в свободные минуты между её бесконечными браками). Я был убеждённым холостяком. А наша с ней дружба была крепкой и чем-то напоминала мужскую.
Мадам было чуть за сорок, но бесконечные слои макияжа прибавляли к её возрасту как минимум лет пять. Впрочем, по поводу внешности она кокетничать не привыкла, полагая, что у настоящей женщины есть два достоинства – ум и сексуальность. Если чего-то не хватает, то красота и женская хитрость могли бы очень удачно дополнить картину. Но в случае отсутствия всего вышеперечисленного – увы и ах…
На мой более чем профессиональный взгляд, и ум, и сексуальность у мадам были.
Как и красота – причём не натянуто-шаблонная, а самая что ни на есть настоящая, индивидуальная, дерзкая. Именно таких женщин мужчины раздевают взглядом, начисто забывая о силиконовых пустышках и обесцвеченных блондинок. И абсолютно не важно, сколько этой женщине лет – двадцать или же пятьдесят. А в женской хитрости мадам не нуждалась, ровно как и в умении притворяться глупышкой. С мужчинами она всегда говорила как с равными, а иногда даже немного свысока – и отказать ей не мог почти никто. А если кто-то и отказывал, то она не расстраивалась, так как совершенно справедливо полагала, что "в море достаточное количество рыбы – хватит всем и даже останется ещё".
В первый вечер нашего знакомства я отпустил довольно едкую шутку по поводу того, что мадам никак не может определиться со своей ориентацией. Продолжив шлёпать девушек, хозяйка мило улыбнулась и ничего не ответила. Но в конце вечера она пригласила меня на чай и сделала ответный ход, заявив, что чай пьют только геи.
Такого оскорбления я стерпеть не мог, и мы с ней выяснили отношения. Только не на дуэли, а в постели, конечно. С тех пор мадам прониклась ко мне уважением. Да и я к ней тоже – в конце-то концов, не с каждой женщиной можно обсудить после секса варианты развития напряжённой ситуации в Иране.
Больше мы с мадам в одной постели не оказывались. Не то чтобы я об этом жалел и не то чтобы я этому радовался – просто наши отношения перешли на другой уровень.
Мадам (к слову сказать, звали её Надин, но имя разрешалось произносить исключительно в неофициальной обстановке) называла меня гадёнышем и чертёнком. Я старался держаться как можно эффектнее, и всё же порой позволял себе колкое замечание. Мадам напоминала мне про порку (или говорила ещё что-нибудь постыдное) – и я замолкал. Особенно если это было на людях.
Я проспал гораздо дольше, чем планировал – но зато проснулся в отличном настроении и с новыми силами. За окном уже темнело – и от дневной духоты не осталось и следа, хотя этот факт меня не очень обрадовал: теперь выбираться из тёплой постели не хотелось. Но на часах было начало шестого, а это означало только одно – пришло время начинать собираться. Ибо мадам никогда не угрожала просто так.
Перво-наперво я избавился от щетины, чтобы не злить хозяйку попусту. Потом уложил волосы, которые после сна выглядели более чем неопрятно – не хотелось нарываться на очередную шутку по поводу причёски а-ля "Джеймс Бонд после страстной ночи любви" (с Джеймсом Бондом у меня не было ничего общего – но, тем не менее, эта шутка у мадам входила в репертуар самых любимых) и начинать убеждать всех, что на самом-то деле я просто принимал ванну и лёг спать с мокрой головой. После этого я осмотрел шкаф на предмет праздничной формы одежды, подобрал галстук – и, с удовлетворением кивнув своему отражению, отправился на бал.
Могу похвастаться поистине шикарным букетом плохих привычек – но опаздывать я не любил. Король бала явился минута в минуту. Гостей, разумеется, ещё не было.
Девушки болтали, расположившись на диванах в гостиной. Мадам стояла посреди комнаты и с видом великого полководца раздавала указания.
Моё появление в галстуке произвело фурор, что меня всегда удивляло – казалось бы, к этому уже следовало привыкнуть. Девушки дружно заапплодировали. Я вальяжно раскланялся, чем вызвал ещё один взрыв рукоплесканий.
Мы с мадам обнялись и расцеловались – так, будто не виделись как минимум год.
– Идём-ка уединимся, дружок, – сказала она и тут же взяла меня под локоть, будто испугавшись, что я могу убежать. – По пустякам нас не беспокоить.
– У тебя бледный вид, – сообщила мне мадам, когда мы шли в её аппартаменты. – Может, тебе сделать массаж?
– Это если только у тебя найдётся свободная минутка, когда ты закончишь покрывать своё лицо слоями этой чёртовой штукатурки, которая тебе совершенно не нужна.
Мадам кокетливо рассмеялась и скинула халат.
– Да, умеешь ты льстить, гадёныш. Женщины любят тебя совсем не просто так.
– Льстить я так и не научился. Но что я могу поделать, если ты принимаешь правду за лесть?
Она покрутилась перед зеркалом, после чего обречённо вздохнула.
– Кажется, у меня появился живот.
– Какие глупости, – тут же ответил я, подвинув к себе пепельницу. – Будь я женщиной твоих лет – умер бы от зависти.
– Не пялься, – упрекнула меня мадам. – Что за дурацкая привычка? И после этого ты называешь себя джентльменом?
– Я называю себя джентльменом? Вот это действительно смешно. Да будь я проклят, если за последние пять лет так себя назвал хотя бы один раз.
Мадам присела у зеркала и открыла ящичек, до отказа набитый помадами, румянами, тенями и другими чисто женскими вещицами.
– Тебя бессмысленно проклинать, Брайан – и так ясно, что попасть в Рай тебе не светит.
– Что же, я рад, что мы будем вместе и после смерти.
– Я всегда говорила, что тебе следует немного укоротить язык. Угощайся. Выпивка на столе.
– Было бы неплохо перекусить, – заметил я.
– В восемь будет угощение – а пока довольствуйся тем, что есть.
– Леди я наливаю виски?
– Я умоляю тебя. Где ты увидел леди?
Когда я разлил виски по стаканам и снова принял удобную позу, развалившись в кресле, разговор возобновился.
– Ну, рассказывай, – проговорила мадам, рассматривая себя в зеркало. – Я очень внимательно тебя слушаю.
– И что же ты ожидаешь услышать?
– Хотя бы то, по какой причине у тебя потерянное лицо.
Я вздохнул и отставил стакан в сторону.
– Мне абсолютно нечего сказать. А даже если есть… не думаю, что это тебя заинтересует. Кроме того, я вряд ли смогу подобрать подходящие слова. Лучше уж я сохраню это там, где хранятся все остальные воспоминания об этой женщине.
– Выражение твоего лица мне по-прежнему не нравится, – сказала мадам спокойно, взяв салфетку.
– Да далось оно тебе, это выражение! Тьфу! – Я поднялся и сделал круг по комнате.
– Что, что ты хочешь от меня услышать? Может, подробное описание того, чем мы занимались?
– Сделай одолжение, гадёныш – сядь и не мельтеши перед глазами. Ты мешаешь мне сосредоточиться.
Я послушно присел на подлокотник кресла.
– Она просто шлюха – вот и всё, – глубокомысленно изрёк я после паузы.
Мадам смерила меня насмешливым взглядом. Глаза у неё были тёмными – и я никогда не видел, чтобы в человеческом взгляде так удачно сочетались мудрость и… развратность, скажем.
– Похоже, пока что шлюхой ощущаешь себя только ты. Так?
– Так, – кивнул я, понимая, что спорить бесполезно. – Но это не делает мою жизнь легче.
– Я всегда завидовала таким женщинам. Красивое лицо от природы, немного ума от жизни… лёгкая игра, лёгкая добыча… да.
– Надин, я никогда не говорил тебе, что у тебя отлично получается утешать других?
Мадам подошла ко мне, обняла за плечи и поцеловала в лоб.
– Пойми, мальчик мой, тебе не нужен утешитель. Тебе никто не поможет, кроме самого себя. Пока ты держишь эту женщину в голове, она постоянно будет в твоём сердце. Тебе просто нужно отпустить все эти воспоминания. Понимаешь? Отпустить.
Только и всего.
– Это звучит очень жизнерадостно. Но на практике мало что получается.
– Знаешь, что? Сегодня я познакомлю тебя с одной милой леди. Она тебе обязательно понравится.
– Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к милым леди, правда?
Мадам пребольно ущипнула меня за нос.
– Я знаю тебя гораздо лучше, чем ты знаешь сам себя – и с каждым днём всё больше в этом убеждаюсь.
– Чёрт бы тебя побрал вместе со своими леди, – обиженно проговорил я, потирая ладонью нос. – Я хочу есть.
– Ещё чуть-чуть – и набъёшь себе живот. Всему своё время.
Я допил виски и вернул стакан на место.
Мадам облачилась в тёмно-зелёное платье и стала неотразима.
Зал, который какой-то час назад пустовал, теперь был полон гостей – и происходящее действительно начало напоминать бал. С прекрасными дамами в вечерних платьях. И с гостями. Разумеется, в основном, мужчинами.
На таких балах я бывал частенько, но сопровождал мадам в первый раз, поэтому начал слегка нервничать. Она, видимо, почувствовала это, и снова взяла меня под локоть.
– Расслабься, гадёныш. Чувствуй себя так, будто ты – мой муж. О, кстати. Если мы уже подняли эту тему. Глянь-ка. Один из экспонатов.
"Экспонат" оказался вторым мужем мадам. Это был мужчина средних лет с видом человека, утомлённого собственной интеллигентностью. Такие люди очень часто понимают жизнь по-своему, гораздо глубже, чем остальные – и это выводит их из себя.
Несмотря ни на что, "экспонат" был явно в духе. Это я понял хотя бы по взгляду, который он бросил на меня. Взгляд мне не очень понравился – я совершенно справедливо полагал, что такими глазами на бывших жён не смотрят. Но через пару секунд он улыбнулся – и я ответил не менее лучезарной улыбкой.
– Стивен, – представила мне своего бывшего мужа мадам. По всем правилам этикета – сначала старшего представляют младшему, а потом – наоборот. – Брайан.
Мы со Стивеном обменялись рукопожатием. Он был выше меня – головы так на полторы, если не больше – и я сразу почувствовал себя неуютно. Мне вообще казалось, что люди выше метра и восьмидесяти сантиметров, являются уж слишком высокими. По крайней мере, для меня.
Бывший муж мадам при более близком рассмотрении оказался фигурой впечатляющей.
Похоже, у него, как и у меня, были восточные корни. Но, если мне эти корни дали темперамент, то ему – внешность.
– Я могу предложить тебе выпить? – спросила мадам у гостя.
– Да, я бы не отказался, дорогая.
Голос у него был низкий и приятный – таким только читать лекции, почему-то подумал я. Может, он и правда профессор? Мадам всегда была неравнодушна к мужчинам, коэффициент умственного развития которых гораздо выше среднего.
– Чем вы занимаетесь по жизни, Брайан? – заговорил Стивен.
– Я арабист, – ответил я.
На интеллигентность я никогда не претендовал, поэтому выглядел обычным молодым человеком – правда, порой немного нескромным – но и только. Поэтому галстук всегда сидел на мне как-то… не так. Конечно, на работе он смотрелся очень кстати. А вот на балу был явно лишним. Да и Стивен посмотрел на меня так недоверчиво, что я вздохнул. И подумал о том, что предстал перед бывшим мужем мадам полным идиотом, который пытается изобразить из себя умника.
И от этой мысли мне стало тоскливо.
– Вы работаете по профессии? – задал очередной вопрос Стивен (и в его голосе можно было легко различить нотки недоверчивости).
– Да, конечно. Я специалист по арабскому миру. Ну, и ещё немного занимаюсь журналистикой… и научной работой. Если есть время.
Я решил, что теперь пришла моя очередь задавать вопросы.
– Вы пришли навестить Надин? – осведомился я дежурным тоном – самым подходящим для светской беседы. – Это очень мило с вашей стороны.
– Да, мы с ней в дружеских отношениях. И всё же зря вы с ней спутались, Брайан, скажу я вам, – вдруг переменил он тему разговора, причём до того резко, что я вздрогнул от неожиданности. – Помяните моё слово – от этой женщины вы ничему хорошему не научитесь. Если вы, конечно, вообще хотите научиться чему-то хорошему.
Нашу дискуссию прервала мадам – она появилась у меня за спиной с двумя стаканами, и я едва удержался от того, чтобы расцеловать её: за способность появляться вовремя и в нужном месте она давно уже заслужила почётный приз.
– Это тебе, милый, – отдала она один из стаканов гостю. – Не скучай.
Мадам взяла меня за руку и шепнула:
– Идём-ка. Не увлекайся.
– Ну и наглец, – сказал я, когда мы отошли на безопасное расстояние от мужа мадам.
Она неопределённо хмыкнула.
– Да нет, он очень милый парень. Геи вообще хорошие ребята.
– Геи? – осторожно переспросил я.
– Ну да, – подтвердила мадам. – И ты ему, похоже, понравился. – Она пару секунд пристально изучала моё лицо, после чего весело рассмеялась. – Это шутка.
– Как тебя угораздило выйти замуж за гея? – угрюмо поинтересовался я.
– У тебя талант задавать вопросы, на которые просто невозможно дать ответ. Не делай такое лицо, гадёныш. А то я подумаю, что ты сейчас начнёшь плакать.
Если начну, то от смеха, подумал я. А вслух сказал:
– Где же милая леди, с которой ты обещала меня познакомить?
– О, чёрт побери. – Мадам огляделась по сторонам. – Прости, совершенно об этом забыла. Ада! Подойди, – поманила она пальцем свою главную помощницу – высокую брюнетку. – Где Марика?
– С гостями, разумеется. Где же она ещё может быть, мадам?
– Сделай одолжение, милая – позови её.
Ада, которая очень профессионально бегала на высоких каблуках, направилась к гостям.
– Хорошая девочка, – прокомментировала мадам, доставая из кармана моей рубашки зажигалку. – Очень покладистого нрава, исполнительная, в меру весёлая. Что ты думаешь о Стиве? Милый парень, да?
– В роли твоего мужа? Очень даже.
– А вот и наша девочка! Подойди, дорогая.
На вид Марике вряд ли можно было дать больше двадцати – именно это бросилось мне в глаза в первую очередь. С мадам я дружил уже давно, и знал всех работавших в клубе девушек – и все они были старше двадцати семи. Причём выглядели на все тридцать – в этом было виновато и поведение, и одежда, и какая-то странная энергетика, которую, вероятно, замечал только я.
– Не смотри на даму такими глазами, ты её смущаешь, – окликнула меня мадам. – Знакомься. Это Марика. А это Брайан, дорогая. Мой хороший друг. Можно даже сказать, полноправный член семьи. Пожалуй, оставлю вас наедине. Если будет нужна помощь – я рядом.
Марика улыбнулась.
– У тебя интересное имя, – заметил я.
– Да. Польское. Наверное. Я не уверена… во всяком случае, звучит очень по-польски.
Марика не только выглядела очень молодо – вдобавок ко всему, она была одета гораздо скромнее всех. Шёлковое платье в японском стиле, туфли на невысоком каблуке. Инопланетянка, да и только, подумал я, продолжая изучать её.
– Что ты пьёшь? – спросил я.
– Я не пью, – ответила она с улыбкой. – На работе нам пить нельзя… да и вообще, я не очень люблю алкоголь. И не курю. Вот так.
– И чем же, скажи на милость, мы будем заниматься?
Улыбка тут же сползла с лица Марики – вероятно, она расценила мои слова как грубость.
– Мы поговорим, – осторожно предложила она.
– Неплохая идея, – согласился я.
Мой ответ Марику явно обрадовал – теперь она снова улыбалась. Причём улыбалась очень искренне.
– Ты давно дружен с мадам? – Моя новая знакомая предприняла очередную попытку завязать разговор.
– Сравнительно давно, – отозвался я. – Меня забавляет дружба с женщиной – в этом есть что-то неумолимо притягательное.
Марика положила ногу на ногу и повертела пальцем тонкую цепочку на запястье. Я разглядывал её лицо. Рассмотрев лицо собеседника, можно сделать довольно-таки определённые выводы. Если бы люди почаще об этом задумывались, то носили бы маски.
– Мадам – очень милая женщина, – снова заговорила Марика. – Она относится к нам, как к родным детям. Вот только людям с добрым сердцем в жизни приходится очень тяжело.
– Только не тем, кто умеет скрывать свою доброту за ненужностью. – Я снова посмотрел на Марику, после чего продолжил свой монолог. – Видишь ли, добро стоит дорого. И за него расплачиваются почти сразу, что называется, не отходя от кассы.
Зло в этом смысле гораздо предпочтительнее. Его цена символична, да и оценивается оно гораздо субъективнее, чем добро. Зло берёт своё начало из порока, из греха – а эти понятия близки человеку как существу, как животному. Но нас с животными разделяет огромная пропасть – способность мыслить. Иногда, правда, мы используем эту способность для совершенно бессмысленных вещей. К примеру, пытаемся подчинить своей воле инстинкты. А ведь грех и порок – это, по сути, те же самые инстинкты. Мы делаем зло, практически не задумываясь. Это наша природа.
Отчасти, в этом виноват Адам, вкусивший плод… но без зла не было и добра.
– А ведь Адам вкусил плод именно потому, что его уговорила Ева, – сказала мне Марика. – Что же, получается, что женщина виновата в появлении зла?
Я сделал неопределённый жест рукой.
– Нет. То есть, я так не думаю. Понимаешь, рано или поздно они всё равно вкусили бы плод. Бог – если он, конечно, существует – ничего не делает просто так. И это дерево он тоже создал для определённой цели. Конечно, фраза "пути Господни неисповедимы" модна чрезвычайно – но ведь Бог сказал Адаму и Еве не пробовать плодов. Он сознательно дал им направление. Он создал нас по образу и подобию своему – но жизнь мы получили не просто так. Для того, чтобы попытаться определить цель жизни, у нас есть инстинкты. Инстинкт продолжения рода. Инстинкт самосохранения. И так далее. В нашем понятии инстинкт – это один из признаков земного, человеческого. Было бы довольно глупо обвинять Еву и говорить, что всё зло в мире – из-за женщины. Наоборот, следует сказать ей спасибо – именно она сделала нас людьми.
– Как-то… странно от тебя такое слышать, – задумчиво проговорила Марика.
– Мужчина, уверяющий всех в том, что женщина несёт зло, на самом деле любит женщин до потери рассудка. Видишь ли, мужчина – это потенциальный лжец. А женщина – потенциальная жертва его лжи.
– То есть, теоретически ты меня обманываешь?
– Да. А практически – выражаю свои мысли. Правда и ложь – это понятия субъективные.
Марика снова задумалась.
– Ты сказал, что если мужчина говорит, что всё зло в мире – из-за женщины, то на самом деле он её любит. Почему ты так решил?
Я закурил и подвинул к себе стеклянную пепельницу. Марика ловко настроилась на мою волну – и, судя по всему, беседа начала завораживать нас обоих.
– Понимаешь, – начал я, – на этом свете есть много людей, которые боятся самих себя. Боятся естественности. Боятся того, что их поведение будет расценено неправильно – и общество сделает какие-то не очень приятные выводы. Мужчина – существо эмоциональное, думаю, спорить с этим было бы глупо. Но так уж повелось, что проявление эмоций считается слабостью… а любовь – это целый сгусток эмоций.
Ненависть, ревность, страх, симпатия, жалость, страсть, сомнение… С проявлением любви справиться трудно, а зачастую – просто невозможно, и поэтому люди – да не только мужчины, но и женщины – скрывают чувства за эмоциональным щитом. В детстве мы дёргаем девочек за косички и бьём мальчиков по голове книгами. Когда становимся старше, начинаем утверждать, что мужчины какие-то не такие, а женщины – ещё хуже… мы заставляем себя замещать одни эмоции другими.
– Интересно, – прокомментировала Марика. – Ты психолог?
– Если и психолог, то определённо самоучка, – рассмеялся я. – Профессия у меня совсем другая… а гулять я предпочитаю исключительно внутри себя. Правда, не на кого свалить, если вдруг сядет батарейка в фонарике…
Марика улыбнулась шутке.
– А ты странный малый, – сказала она. – Будь я мужчиной – я бы таких вещей не говорила.
– По сути дела, слова – это просто слова, и ничего больше. Когда-нибудь их всё же кто-то говорит. Иначе зачем они вообще?
В этот момент к нам подошла мадам.
– Как дела? – осведомилась она, положив руку Марике на плечо. – Гадёныш, разумеется, в своём репертуаре – читает тебе лекции о смысле жизни? Порой он довольно складно бубнит на незнакомый предмет. Издержки профессии. – Заметив, что я смущённо пожал плечами, мадам расхохоталась. Она уже успела немного выпить – но до сих пор держала себя в руках. – Он может болтать так до самой смерти, – уверила она Марику. – Будь осторожна и знай, когда его остановить. Не буду вам мешать. Просто хотела узнать, как вы. Отдыхайте.
Я откинулся в кресле и лениво посмотрел на свою собеседницу.
– Может, прогуляемся? – предложил ей я. – Было бы неплохо подышать свежим воздухом.
– Отличная идея, – тут же согласилась она.
Балкон был в полном смысле этого слова гигантским. Думаю, футбольная команда чувствовала бы себя тут как дома.