Эллиот Кейт. Собачий принц

   Но день был прекрасен, они на свободе, и, может быть, когда люди узнают, что в городе есть живые рабы, какая-нибудь благородная леди или лорд пошлет войско, чтобы их освободить. Если только папа Отто и другие рабы протянут так долго.
   Все время их пути по лесным тропам Анна провела в размышлениях. Она и Матиас потеряли обоих родителей и были отданы на попечение дяде, черствому и эгоистичному человеку. Он был их единственным родственником, но не ему они обязаны своим спасением. Он пытался спасти только самого себя. Остался ли он в живых или тело его давно гниет где-нибудь в земле вместе с телами других несчастных, так же, как и он, похороненных и убитых, — наверное, она никогда об этом не узнает. Своим спасением они были обязаны папе Отто, который не был им родным отцом, и другим рабам. Если они, не будучи родственниками Анны и Матиаса» отнеслись к ним как к родным, то почему и тот загадочный Эйка не мог отнестись к ним так же? Девочке пришла в голову мысль о таинственной нити, связывающей все живые существа. Матиас дал дэймону нож, с помощью которого тот мог защищаться, возможно даже обрести свободу, взамен дэймон помог им спастись.
   Однако в последний момент все их усилия едва не оказались напрасными. Они выжили только потому, что тот одинокий Эйка позволил им уйти.

Часть первая
ОТКРОВЕНИЕ ГРОМА

МУЗЫКА ВОЙНЫ

1

   Он почуял приближение грозы еще до того, как донеслось первое громыхание. Собаки беспокойно зашевелились и вцепились в него, он резко отшвырнул их. Твари завизжали и покорно улеглись у его ног.
   Бладхарт Кровавое Сердце, казалось, не слышал надвигающейся грозы. Вождь Эйка сидел на своем троне, за пределами досягаемости своего пленника, и перебирал кости человеческих рук и ног, тщательно очищенные от мяса. Отбросив лишние, он отпилил утолщенные концы полудюжины отобранных костей разной длины и толщины. Затем острой палочкой очистил кости от находившегося внутри костного мозга. После этого он вооружился резцом и стал проделывать в костях дырочки. Все это происходило в тишине, нарушаемой лишь шумом обсидиановой пилы и сверла, вращаемого между ладонями, поскребыванием деревянной палочки и его хриплым дыханием.
   В другом конце зала старый жрец, притулившийся на холодных мраморных плитах, бросал на пол кости человеческих пальцев и затем внимательно изучал получавшиеся из них рисунки. Снаружи, на ступенях собора, солдаты Эйка играли в какую-то игру, для которой им понадобился череп в мешке. Вдали уже слышались раскаты грома, река Везер пела свою песню.
   Собаки разбредались по залу и, найдя укромный угол, быстро расправлялись с найденными где-то поблизости костями. Некоторые приносили ему часть добычи, которую клали к его ногам. Видит Бог, он был голоден все это время, но никогда о нем не скажут, что он опустился до пожирания человечины!
   Он боролся с подступавшим отчаянием. Оно накатывало волнами, порожденное заклятием Кровавого Сердца, крепче железа приковавшего его к алтарю. Какая-то непонятная сила вдруг овладела им, он задремал и в припадке ярости замолотил цепями по мраморному полу, его руки сплошь покрылись кровоточащими ссадинами, но он смог даже немного ослабить оковы.
   Кровь закапала на бледный мрамор пола, расплываясь маленькими розетками отчаяния по холодному камню, собаки, почувствовав его слабость, начали ворчать. Он опомнился, прикрикнул на собак и поднял глаза.
   Оскалив зубы, Кровавое Сердце ухмыльнулся со своего трона.
   — Собачий Принц, — сказал он. Голос его напоминал щебет птиц под сводами собора. — Сделать из твоих костей флейту, когда околеешь?
   — Тебе не убить меня! — хрипло ответил он. Иногда это были единственные слова, которые он помнил и был в состоянии произнести.
   Но Кровавое Сердце уже не слушал. Вождь Эйка поднимал одну за другой белые гладкие трубки к губам, проверяя их звучание. Каждая издавала слабый звук. Хватая трубки одну за другой, он исполнил рваную, варварскую мелодию. Тут наконец сверкнула молния, вспыхнувшая в громадных окнах собора, ударил над головою гром, и солдаты Эйка громко засмеялись разразившемуся ливню, продолжая свою игру.

2

   — Два месяца! — Король Генрих нервно ходил из угла в угол. Моросящий дождь частыми каплями падал с краев навеса, сквозь отверстия тента просачивались струйки воды. — Я потратил два месяца на этих упрямых идиотов, варренских лордов! Мы уже могли бы выступить против Гента.
   Лиат спряталась под повозкой. Перед ночной вахтой она могла вздремнуть. Хвала Владычице, дождь не пропитал почву. Девушка наблюдала, как советники Генриха толклись вокруг него, стараясь успокоить.
   — Вы не могли оставить за собой Варре, ваше величество. — Голос его любимого священника, сестры Росвиты, был, как всегда, спокоен. — Вы поступили совершенно правильно, иначе и нельзя было поступить. Вы справедливо гневаетесь на Эйка, и, когда придет время, они испытают на себе ваш гнев.
   — Никогда не придет это время! — Генриха охватил один из редких приступов ипохондрии. Из своего убежища Лиат видела только ноги, иногда нижнюю часть тел присутствующих, и, хотя каждый узнал бы Генриха по поясу с отчеканенными и расписанными гербами шести герцогств, правители которых признавали его своим правящим королем, в этот день его можно было узнать и по исходящей от него раздражительности. Король ни секунды не оставался на одном месте. — Пять осад за последних два месяца!
   — Но ни одна не длилась более пяти дней, — с неудовольствием заметила маркграфиня Джудит. — Ни один из этих варренских «храбрецов» не рвался в бой, зная о поражении леди Сабелы.
   — Ваше величество! — В разговор вступил Гельмут Виллам. Все присутствующие замолкли, почтительно внимая словам старого воина, о чьих боевых подвигах ходили легенды. — Как только леди Сванхильда покорится, мы сможем повернуть на восток. Вы выслали своих «орлов» к вендарским герцогам и дворянам, вы подняли тревогу. Но нельзя забывать, что после битвы под Касселем вам не хватит сил, чтобы атаковать Эйка в Генте. Потребуется время на создание новой армии.
   — Черт бы взял эту Сабелу, — буркнул Генрих. — Я был с нею слишком мягок.
   — Она наша сестра, Генрих, — тихо напомнила епископ Констанция. Лишь одна из младших сестер короля могла осмелиться это сказать.
   — Сводная сестра, — пробормотал король и остановился.
   — Она находится под моим надзором в Отуне, я туда скоро вернусь. Она не представляет опасности, — добавила Констанция, которая, несмотря на свою молодость, пользовалась огромным авторитетом. Генрих согласно кивнул.
   Они заговорили об осаде, начавшейся вчера вечером, потом переключились на обсуждение давно лелеемого марша на Вендар: предполагали пойти на восток через Арконию.
   Дождь прекратился. Лиат выползла из-под повозки, прицепила меч и, закинув на плечо переметные мешки и колчан со стрелами, отправилась на охоту. С едой в последние несколько недель было туго. К обычным трудностям со снабжением действующей армии добавлялись сезонные неприятности, урожай в этом году еще не был собран. Не помогало и то, что они проходили через земли, враждебные королю. Хотя прежнее королевство Варре по праву принадлежало теперь королю Генриху, число строптивых лордов и колеблющихся церковных лидеров Варре поражало даже Лиат, давно смирившуюся с ролью изгоя.
   Но, несмотря на трудности, она была довольна своим положением. Голод ей не грозил, навес и повозка, служившие отличным укрытием, всегда были в ее распоряжении. Она была свободна. Этого достаточно.
   Лагерь расположился рваным полумесяцем вокруг деревянного палисада, наружного кольца защитных сооружений крепости леди Сванхильды. Две осадные машины и три баллисты были установлены недалеко от осаждаемых стен, на расстоянии полета стрелы. Спешно вырытые траншеи защищали их фланги, люди, обслуживающие машины, прятались за передвижными щитами. По обе стороны от щитов торчали колья, чтобы уберечь лагерь от атак кавалерии. Первая линия палаток, перепачканных размокшей почвой и прогибавшихся под тяжестью скопившейся на брезенте дождевой воды, выстроилась почти сразу за кольями, палатки придворных и короля стояли дальше, почти под деревьями. Телеги и палатки были разбросаны по всему лагерю на расстоянии друг от друга, поскольку король Генрих боялся вытоптать поля зреющих злаков: нужно было чем-то кормить людей.
   Тут и там виднелись палатки маркитантов, бойко шла торговля товарами из близлежащих деревень. Это место больше походило на беспорядочную сельскую ярмарку, чем на военный лагерь.
   В Аретузе четкий порядок маршей соответствовал такой же строгой организации лагеря, где все палатки располагались определенным образом по отношению к штабу императора.
   В Андалле шатру калифа отводился затянутый яркими тканями компаунд, окруженный щитами. Оттуда калиф командовал войском.
   Она вспоминала ужасный переход через пустыню к западу от Картиакона, воинов, одежда которых по цвету не отличалась от песка. Солдаты передвигались со скоростью ветра, внезапно меняя направление удара. Она, ее Па и еще дюжина выживших после перехода — все, что осталось от огромного каравана, с которым они отправились в путь. Она была совсем маленькой и не понимала, почему к концу этого страшного путешествия в ответ на просьбу о еде отец только смущенно отводил глаза.
   Девушку остановил соблазнительный запах жареной свинины, которую поворачивала над огнем приземистая женщина. Лиат поймала на себе ее внимательный взгляд.
   — Деньги? — спросила она с протяжным варренским акцентом. — Что-нибудь на обмен?
   Лиат пожала плечами и собралась двинуться дальше. У нее не было ничего, кроме статуса «Королевского орла».
   — Стой, друг! — Возле нее остановился небрежно одетый «лев». На его лице играла дружелюбная улыбка. — Не торопись расставаться с этой милой дамой. Мы служим королю, и кормить нас — ее святая обязанность.
   Женщина плюнула на землю:
   — Если я скормлю слугам короля все, что имею, за просто так, то мои собственные дети помрут с голоду.
   — Ты пришла сюда, чтобы выжать из нас пару-другую монет, добрая женщина, — сказал «лев», смеясь, — так что не жалуйся, если придется накормить тех, у кого нет ни гроша. Ведь мы здесь только потому, что ваши варренские лорды бунтуют против короля. Иначе мы были бы лишены счастья вас лицезреть.
   Женщина невольно улыбнулась льстивому обороту речи, но не перестала спорить:
   — Я не виновата в том, что дворяне бунтуют. Кроме того, это не леди Сванхильда последовала за сестрой короля, а ее безрассудный старший сын, лорд Чарльз. Бедная женщина. Все ее дети — сыновья, и она их слишком любит.
   — У моей матери тоже только сыновья, — возразил «лев», — но ни один из нас не дал ей повода стыдиться за своих детей. Ладно, ладно, добрая женщина, дай этому славному «Королевскому орлу» поесть.
   Ворча под нос, женщина отрезала шмат свинины и насадила его на прут. «Лев» протянул Лиат лепешку, испеченную из муки грубого помола с сушеными ягодами, их обычную пищу. Лепешка была еще теплой.
   — Спасибо, — сказала она и, так как ей нечем больше было ответить на проявленную к ней доброту, назвала себя: — Меня зовут Лиат.
   — А меня — Тайадболд. Ты — «орел» из Гента. Мы тебя запомнили. Те из нас, кто служит королю, не имея влиятельной дворянской родни, — он ухмыльнулся; у него была густая шапка рыжих волос, на кончике уха виднелся белый рубец, — должны следить друг за другом. Может, выпьешь с нами? Немногочисленные палатки «львов» стояли рядом с королевской. Первый король Генрих создал десять центурий «львов». Сейчас пять из них служили в восточном приграничье, защищая рынки и форты от вторжений варваров. Два знамени «львов» развевались в лагере, указывая на две центурии, сопровождающие короля. Лиат вспомнила, что из двух сотен «львов», считая и тех, кто сейчас стоял на посту, после последней битвы с леди Сабелой в живых осталось чуть больше шестидесяти.
   — К сожалению, не могу, — отказалась она. Девушке не нравилось проводить время в пустой болтовне с солдатами или с кем бы то ни было еще. Другие «орлы» замечали ее отчужденность и говорили ей об этом. Будучи по природе своей личностями независимыми, они не стеснялись прямо выражать свои мысли. — Я заступаю на вахту в ночь.
   «Лев» кивнул, прощаясь с нею.
   Из-за деревьев доносилось мычание и блеяние животных, которых стремились держать подальше от соблазнительных посевов. Несколько солдат понуро сидели в стороне под охраной людей короля. Эти солдаты были насильно взяты в армию Генриха от упорствующих варренских лордов, которые сбежали после поражения Сабелы и теперь надеялись, что король про них забудет. С ними соседствовали группы молодых дворян из разных концов королевства и их наиболее безрассудных сестер со своими свитами. Некоторые из них были заложниками, другие прибыли в надежде обрести славу и богатую добычу в походе на Гент. Кое-кто из них был хорошо вооружен, но в общем армия Генриха потеряла значительную часть своей былой мощи.
   Доев остатки свинины, Лиат вернулась к королевскому тенту. Король улегся спать, его благородные друзья разошлись по своим палаткам.
   Хатуи вручила ей мех с элем.
   — Пригодится, — сказала она. — Если мы завтра не возьмем этот проклятый город, придется пить воду. А теперь я пошла спать.
   Как любимый «орел» короля, она спала в королевской палатке, при входе, с личными слугами Генриха.
   Лиат часто дежурила в ночном дозоре, потому что хорошо видела в темноте. Ей нравилась ночная вахта: в это время девушка наконец могла остаться наедине со своими мыслями, хотя нередко мысли эти были невеселыми.
   Гент.
   Она старалась не думать о Генте и о том, что там произошло. Иногда ей снились ужасные собаки Эйка. Лучше всего было, по возможности, не спать по ночам.
   Небо закрыли тучи, звезд видно не было. Она погрузилась в воспоминания. Только оставшись ночью одна, освободившись от Хью и от внимания Вулфера, она осмеливалась углубиться в мысли о своем городе.
   Город расположен на холме. Этот холм возвышается на острове. Семь стен окружают город, в каждой из стен есть ворота. Вверху, на плато, возвышается над городом башня.
   Она начинает путешествие по городу, входя в него через третьи ворота, увенчанные Чашей Беспредельных Вод. Она входит в четвертый дом по левой стороне, вступая в него через Роговую арку.
   Здесь находится ее воспоминание о Снах Артемизии. Она проходит первый зал и оказывается во второй комнате, берет первую книгу, находит в ней вторую главу. Почему ей все время снятся собаки Эйка? Эти сны о чем-то предупреждают? Или это просто воспоминание о том ужасном последнем дне в Генте?
   Артемизия не дает ей покоя. Она рассматривает символы на стенах комнаты. Каждый из них является ключом к определенным словам в книге.
   «Да будет тебе известно, что, если ты хочешь истолковать свой сон, ты должна помнить его от начала до конца, в противном случае сон нельзя будет объяснить. Лишь полностью запомнив сон, ты сможешь изведать цель, к которой он направляет тебя»:
   Но никогда еще ей не удавалось запомнить свой сон целиком. Ей врезались в память только взбесившиеся собаки, пожирающие трупы среди бледных надгробий в подземелье Гентского собора.
   Ветер зашелестел в деревьях. Она встряхнулась и сдвинулась с места. Колени затекли от длительной неподвижности. Около осадных машин виднелись огни нескольких костров. Сновали фигуры воинов: происходила смена караула. Она увидела, что кто-то нагнулся и добавил топлива в огонь, отступив затем в темноту. Заморосил дождь, но вскоре прекратился, уступив место подавляющей ночной тишине, скорее душной, чем жаркой. Из палатки выскочил слуга, помочился и, сонно покачиваясь, нырнул обратно.
   Облака начали медленно рассеиваться, из разрывов между ними выглянули звезды, время от времени можно было увидеть целиком созвездия. Ненадолго показался и тут же скрылся убывающий месяц. Колесо небес поворачивалось к зиме. Уже появлялись созвездия, которые можно видеть на небе вечерами в конце осени и ранней зимой.
   Первые отблески солнечного света окрасили палатки и стены палисада в грязно-серый, с неба уже исчезали самые бледные из звезд.
   Человеческий силуэт промелькнул возле осадных машин, спеша вдоль стены из щитов. Один из костров погас. Она вздрогнула и сразу же увидела полдюжины неясных фигур, перелезающих через щиты.
   Рейдеры из крепости.
   — Хатуи! — крикнула она, выхватив меч, и бросилась вниз по склону с криком «Тревога!».
   Прозвучал горн, раздались крики:
   — К оружию! К оружию!
   Рядом с ней возникли фигуры солдат, бегущих в том же направлении, на защиту передовой линии. Внизу кто-то вскрикнул от боли. Зазвенела сталь, послышались удары мечей о щиты. У основания самой левой осадной машины вспыхнуло пламя. Там закипела схватка. Одни старались сбить пламя и отбросить нападавших, другие пытались раздуть огонь.
   Горизонт засветился зарей. Как бы в ответ прозвучавшему над лагерем призыву к оружию, распахнулись ворота крепости, более двух десятков всадников с копьями, на которых болтались флажки, вырвались наружу и устремились к осадным машинам.
   Лиат видела их приближение, слышала голоса, слышала горны из лагеря короля, но у нее было более важное дело.
   Рейдеры превратили одну из баллист в пылающий факел при помощи жидкой смолы, которую нельзя было потушить ни водой, ни одеялами. Одинокий «лев» — она узнала его только по накидке с эмблемой — защищал баллисту от троих нападавших рейдеров, сдерживая их при помощи факела и меча. Еще один рейдер уже валялся у его ног с отсеченной головой. Они пока не прижали его к баллисте, но это было делом времени.
   «"Орлы" не сражаются, „орлы“ наблюдают», — не уставала повторять Хатуи. Но без ее помощи он сейчас погибнет.
   Девушка рванулась вперед, отразив удар, и заняла место слева от него. «Лев» приветствовал ее невнятным «добрутром», она заметила его улыбку, не сообразующуюся с серьезностью положения.
   Рейдеры замешкались, увидев, что противников неожиданно стало вдвое больше. Она сделала ложный выпад, тем временем «лев» повернулся, и она заметила его рассеченную щеку, которая была причиной странной гримасы на его лице. Изуродованное лицо воина отвлекло ее. Один из рейдеров попытался атаковать ее слева. Она увернулась и приняла удар на перекрестие рукояти меча, но сила удара заставила ее упасть на колени. Она напряглась, стараясь не дать свалить себя с ног. Раненый «лев» ткнул факелом в лицо нападавшему, на мгновение ошеломив его, и тут рядом появились еще два «льва».
   Один из них был Тайадболд. Она узнала его по рыжей шевелюре. Надеть шлем воин не успел. Он погрузил меч по самую рукоять в живот нападавшего на нее рейдера и на миг застыл над нею, обнявшись со своей жертвой, меч выпал из руки поверженного рейдера. Тайадболд не выпускал его еще некоторое время, пока не убедился, что тот больше не способен двигаться. Тогда он отступил, роняя мертвого рейдера и вытаскивая из него меч.
   Лиат откатилась от падающего на нее тела и вскочила на ноги. Два оставшихся рейдера уже убегали, но недостаточно быстро. Сраженные почти одновременно, они вскрикнули, упали и затихли.
   Раненый «лев» начал сбивать пламя с баллисты. Кровь капала на его накидку.
   — Назад! — крикнул Тайадболд. — К лагерю короля!
   Под низкий звук рога на них надвигалась группа всадников. Увлеченные борьбой за осадные машины, они не заметили, что колья палисада, защищавшего фланги, частично выдернуты и срезаны, освобождая дорогу вражеской коннице. Выставив копья вперед, всадники атаковали.
   — Нас слишком мало для отражения атаки! — кричал Тайадболд. — «Орел», назад!
   Она послушалась, и ряды сомкнулись перед ней: среди остальных солдат, которые добивали пеших рейдеров и занимали позицию, чтобы встретить тяжелую кавалерию, у нее одной не было ни кольчуги, ни панциря.
   Раненый «лев» сумел вынести стрелы баллисты и теперь раздавал их товарищам.
   — Хватайте! — кричал он глухим из-за поврежденной щеки голосом. — Это наш единственный шанс против кавалерии! «Орел»! Стреляй по мордам лошадей!
   Люди двинулись к линии пикетов, оставляя осадные машины, к которым уже пробирались новые рейдеры, предвкушая легкую добычу.
   — Король! — закричали голоса далеко позади. — Король скачет!
   «Львы» и латники втыкали копья и длинные мощные стрелы баллист тыльными концами в землю, готовясь встретить всадников. Лиат вложила меч в ножны, опустилась на колено и взяла в руки лук. В голове образовалась пустота. Она натянула тетиву, прицелилась и выстрелила, в занимавшейся заре потеряв летящую стрелу из виду. Грохот копыт заглушил все вокруг, она не слышала даже голосов «львов». В крепости позади нападающих было тихо, никто не следовал за атакующим лордом. Она выпустила вторую стрелу, третью.
   Нападавшие приблизились к ним. Она заметила вышивку на накидке их лорда с изображением лебедя, его броню, мерцание шлема и белую ткань, покрывавшую лошадь. Он мощным прыжком оставил линию «львов» позади. Его свита последовала за ним, перескакивая через преграду или сминая солдат лошадьми. Одну лошадь защитникам удалось поразить копьем. Она упала, и кто-то из «львов» уже стаскивал всадника с седла.
   Лиат развернулась и прицелилась в удалявшихся всадников, но не выстрелила, опасаясь попасть в людей короля, скакавших навстречу нападавшим. В лагере царил беспорядок.
   Предводитель атакующих мало интересовался сновавшей по лагерю и пытавшейся задержать его пехотой. Во главе небольшой группы лорд направился к палатке короля, над которой развевался стяг: орел, дракон и лев, вышитые золотом. Попадавшиеся на пути разрозненные группы защитников они просто рассеивали.
   Король Генрих не стал дожидаться своих лордов. В толстой стеганой куртке и стальном шлеме он поднялся в седло, сжал священное копье святой Перпетуи и устремился навстречу противнику всего с дюжиной всадников. Король скакал по небольшому узкому плацу, отделявшему палатки высшей знати от остального лагеря. Генрих пустил лошадь галопом и опустил копье. Другие, опасаясь за жизнь короля, попытались его остановить, но королевский скакун мчался вперед, словно ему передалась ярость его хозяина. Сейчас эти всадники испытают на себе королевский гнев.
   С противоположной стороны плаца с группой своих людей приближался лорд. Минуя последнюю палатку, конь лорда зацепился правым копытом за крепежный канат. Палатка опрокинулась, лошадь повалилась на землю, увлекая за собой седока.
   — Вставай! — Тайадболд одним рывком поставил Лиат на ноги. Несколько раненых стонали вокруг. Стащенный с лошади всадник был мертв.
   Вместе с остальными она побежала вверх на холм.
   Генриху некого было больше атаковать. Спутники поверженного лорда разбежались. Король приставил копье к груди лежащего. Лицо его было скрыто кольчужной сеткой, спускавшейся от наносника позолоченного шлема.
   — Сдавайтесь! — крикнул король. Его голос послужил сигналом к окончанию схватки. Лорд не шевелился, его спутники были уже частью перебиты, частью разоружены и взяты в плен.
   — Лиат! Ко мне!
   Девушка, запыхавшись, подбежала к Хатуи и остановилась.
   — «Орлы» не сражаются, — вполголоса проговорила Хатуи. — Они наблюдают. Но ты молодец!
   Генрих не двигался, терпеливо дожидаясь, пока вокруг него не собрались все вендские лорды, среди которых был и престарелый вождь Виллам. Маркграфиня Джудит отдавала распоряжения: пленников разделили на группы, животных привязали, пожар потушили, хотя от двух баллист остались лишь кучки пепла.
   Когда поднялось солнце, ворота крепости снова распахнулись, выпустив знатную даму верхом на лошади, попона которой была богато расшита золотом. Ее сопровождали два дьякона в белых одеяниях и два святых брата в бледно-коричневом — все без оружия. Из ворот доносились плач и причитания.
   Генрих жестом приказал пропустить леди Сванхильду. Она приблизилась, спешилась с помощью одного из своих сопровождающих и преклонила колени перед королем.
   — Умоляю вас, ваше величество, — произнесла она дрожащим голосом, — позвольте мне взглянуть, жив ли еще мой сын. Я прошу вас об оказании милости. Я не хотела этого. Мой сын всего лишь безрассудный юноша, который наслушался поэтов, воспевающих музыку войны.
   — Было бы лучше, если бы вы появились двумя днями раньше, когда мы подошли к городу, — недовольно заметил король, но убрал копье.
   Леди Сванхильда сняла шлем с лежавшего без движения воина. Ее внезапный вздох убедил всех, что случилось наихудшее. Молодой человек был мертв, хотя на теле его не было никаких ран. Он умер, ударившись о землю при падении с лошади. Его мать заплакала, но не потеряла достоинства.
   — Его смерть не доставляет мне удовольствия, — сказал король хриплым от печали голосом. — Я тоже потерял любимого сына.
   Она прижала руку к сердцу и устремила долгий взгляд на лицо мертвого юноши. Пожилая хрупкая женщина, она вынуждена была опереться на руку сопровождавшего ее монаха, чтобы подняться. Но выражение гордости не исчезло с ее лица, когда она посмотрела на возвышающегося над ней короля. Генрих, не спешиваясь, вручил свое священное копье сэру Гельмуту Вилламу.
   — Он последовал за леди Сабелой, хотя я и отговаривала его, — печально сказала леди Сванхильда.