Страница:
— Говорите же, прелестная сивилла10, — улыбаясь, сказал Лоран.
— Напротив, мрачная сивилла; я должна предвещать одни несчастья.
— Эти несчастья будут встречены с радостью, когда они принесены вами.
— Не станем терять время на пустые слова и приторные любезности, граф; ведь мы не влюбленные, высказывающие друг другу нежную страсть, мы друзья и должны говорить о вещах серьезных.
— Я слушаю вас, сеньорита.
— Вам грозит страшная опасность, граф! Сегодня мой отец получил анонимное письмо.
— Анонимное письмо? — повторил молодой человек с презрением.
— Да, но почерк, хотя и искусно измененный, узнать все-таки можно.
— И ваш отец узнал его?
— Узнал, граф, письмо написано доном Хесусом Ордоньесом.
— Доном Хесусом Ордоньесом! — вскричал Лоран со странным выражением в голосе. — Тут должна крыться какая-нибудь гнусная клевета!
— Именно так я и подумала.
— Вам известно содержание письма?
— Я читала его, более того, украдкой от отца сняла копию и принесла ее вам.
— Вы сделали это, сеньорита?! — вскричал Лоран с чувством.
— Для вас, граф, сделала. Читайте.
Она достала из-за пояса сложенный листок бумаги и подала его молодому человеку, который поспешно развернул его и стал читать.
Вот что заключалось в письме и вот что прочел Лоран, побледнев от бешенства и отчаяния:
Его превосходительству дону Хосе Рамону де Ла Крусу, генерал-губернатору города Панамы.
Ваше превосходительство,
Верный подданный короля имеет честь донести вам, что вчера ночью в полумиле от города его людьми был захвачен разбойник-флибустьер, стремившийся пробраться в Панаму. Обороняясь, разбойник дал себя убить. При нем было найдено письмо со следующим адресом:
«Сеньору графу дону Фернандо де Кастель-Морено (в собственные руки, строго секретно)».
Письмо это находится в моих руках, и содержание его следующее:
«Любезный Лоран,
Мы у цели, преодолев нескончаемые преграды. Еще несколько часов, и мы наконец подступим к Панаме, которой без тебя не достигли бы во веки веков; вся честь экспедиции принадлежит тебе одному.
Потерпи еще немного, твоя роль графа скоро подойдет к концу. Испанцы, кажется, не хотят вступить со мной в бой иначе как у самых городских стен, под прикрытием огня с валов. Сражение будет жарким, но мы одержим верх, если, как мы договаривались в Чагресе, тебе удастся открыть нам одни из городских ворот. Только на тебя мы и надеемся. Это будет решительный удар! Тотчас по получении этой записки, которую передаст тебе один из наших самых верных братьев, прими меры, чтобы помочь нам без промедления войти в город и встретиться с тобой.
Все братья жмут тебе руку, я же остаюсь, как всегда, твоим братом-матросом.
Монбар».
Подлинное письмо, с которого снята эта копия, я представлю на благоусмотрение вашего превосходительства и буду иметь честь вручить его лично сегодня вечером, если вы соблаговолите принять меня. В десять часов я явлюсь к вам во дворец.
Честь имею быть покорным слугой вашего превосходительства.
Верноподданный короляQ.S.M.B11
По прочтении этого поражающего документа Лоран некоторое время оставался словно ошеломленный, желая, чтобы земля разверзлась под его ногами и поглотила его.
— О! — пробормотал он, с яростью сжав кулаки. — И не иметь возможности раздавить этого человека, как гадину, как ехидну!
Вскоре, однако, лицо его опять приняло спокойное выражение. Он с улыбкой возвратил письмо и хладнокровно осведомился:
— Дон Рамон, вероятно, поверил этому, сеньорита?
— Не вполне, быть может, но оно взволновало его, и он согласился принять того, кто написал его. Сейчас они вдвоем.
— Вот как! — с живостью вскричал Лоран, но тотчас овладел собой. — А вы, сеньорита, что думаете?
— О письме?
— Да, о нем.
— Вы хотите, чтобы я отвечала откровенно?
— Да, сеньорита, совершенно откровенно.
— Я думаю, что письмо это, хоть и написано рукой врага и подлеца, поскольку не имеет подписи, однако передает правду и излагает факты, каковы они есть на самом деле.
— Выдумаете так — и все-таки пришли?! — в изумлении вскричал Лоран.
— Пришла, сеньор, несмотря на свое убеждение.
— С какой же целью?
— Единственно чтобы спасти вас.
— О, вы ангел! — вскричал он.
— Нет, — едва слышно прошептала она, — любящая женщина!
Молодой человек упал к ее ногам, схватил ее руку и поцеловал.
— Благодарю, — сказал он, — благодарю, сеньорита, увы!..
— Ни слова, сеньор! — с достоинством перебила его донья Линда. — Ваше сердце принадлежит другой, которая счастливее меня.
— И эта другая благословляет тебя, моя возлюбленная сестра! — вскричала донья Флора, внезапно появляясь и бросившись в объятия подруги.
Две прелестные девушки крепко обнялись, потом обе взглянули на Лорана и в один голос вскричали с тоской:
— Что же делать? Боже мой! Что делать?
— Бежать! Бежать, не теряя ни минуты, — продолжала с жаром донья Линда, — быть может, и теперь уже поздно!
— Бежать? Мне? — возразил капитан с презрением. — Никогда! Скорее я лягу под развалинами этого дома, но в бегство не обращусь!
— Но ведь вы идете на смерть!
— Я исполню свой долг! Честь предписывает мне это, мое место здесь, и я не сойду с него. Вы верно угадали, сеньорита: да, я флибустьер, один из самых известных Береговых братьев. Мое имя — Прекрасный Лоран. Вы видите, что все изложенное в этом письме справедливо. Но меня привели сюда не жажда золота и не надежда на грабеж. Цель моя благороднее — исполнение священной мести! Теперь вы знаете все. Если я не могу сдержать своей клятвы, то, по крайне мере, сумею достойно умереть. Прекрасный Лоран не должен попасться живым в руки своих врагов… Теперь я должен готовиться к схватке. Донья Линда, ваше отсутствие может быть замечено, если продлится слишком долго; позвольте мне иметь честь отвести вас к вашему отцу. Девушка тихо покачала упрямой головкой.
— Нет, сеньор, — сказала она, — я остаюсь.
— Остаетесь?
— Что ж в этом удивительного?
— А ваше доброе имя, горе вашего отца, который сочтет вас погибшей?
— Мое доброе имя очень мало заботит меня в настоящую минуту; что же касается горя моего отца, то именно на него я и рассчитываю.
— О, ты любишь его! Ты любишь! — шепнула ей на ухо Флора, целуя ее.
— Да, люблю! — ответила она так же тихо. — А ты?
— О! Я!.. — страстно воскликнула Флора и закрыла лицо руками.
— Так сложим нашу любовь, чтобы спасти его!.. Не бойся, дорогая, когда настанет время, я исчезну бесследно. Будем же вместе страдать за него, а радоваться, когда пройдет опасность, будешь ты одна. Сердце мое разбито, но я сильная и предоставлю тебе твое счастье.
Донья Флора с рыданиями обняла свою подругу.
— Бедняжка! — прошептала донья Линда, нежно гладя ее по голове.
Лоран со странным душевным волнением присутствовал при этой сцене, настоящий смысл которой оставался для него загадкой.
— Видите, кабальеро, — обратилась к нему донья Линда, указывая на Флору, — этот ребенок не в силах выносить такие жестокие удары. Позвольте мне пройти в ее комнату и позаботиться о ней… Впрочем, теперь уже поздно, и вам, вероятно, надо сделать важные распоряжения.
— Простите, сеньорита, но, клянусь честью, я ничего не понимаю…
— В моем решении, не так ли?
— Смиренно сознаюсь, что так.
— Вы все еще упорствуете и бежать не согласны?
— Мое решение твердо.
— Я и не собираюсь с вами спорить. Но в таком случае я остаюсь. Если же вы спасетесь бегством, я уйду.
— У меня голова точно в огне, сеньорита, ваши слова…
— Кажутся вам непонятными, — перебила она, улыбаясь. — Постараюсь объяснить их вам; быть может, менее чем через час этот дом обложит испанское войско, и вы будете окружены непроходимой железной и огненной стеной. Между вами и вашими врагами завяжется ожесточенная борьба. Я, дочь губернатора, ваша пленница, буду служить заложницей. Теперь вы меня понимаете?
— Да, сеньорита, понимаю, такое самоотвержение возвышенно, я преклоняюсь перед ним, но принять его не могу.
— По какой же причине?
— Честь не позволяет мне, сеньорита. Девушка пожала плечами.
— Честь!.. У вас, мужчин, вечно одно это слово на языке, — с горечью проговорила она. — Как же вы назовете анонимное письмо, этот гнусный донос?
— Автор письма — мой враг, сеньорита, но, донося на меня, он поступил, как и следовало, то есть исполнил свой долг честного испанца и верноподданного короля…
— Положим, я допускаю, что в этом вы правы, но эти доводы меня не убедят, и если вы не выгоните меня из своего дома…
— О! Сеньорита, разве я заслужил подобные слова?
— Пойдем, сестра, — кротко произнесла донья Флора, взяв ее под руку.
— Да будет по-вашему, сеньорита, — сдался наконец капитан с почтительным поклоном, — но ваше присутствие здесь — приговор для меня: или победить, или умереть, защищая вас.
— Вы победите, дон Фернандо, — сказала девушка, с улыбкой протянув ему руку, которую он поцеловал, — теперь у вас два ангела-хранителя.
Обе девушки вышли из комнаты рука об руку.
— Теперь займемся другим! — вскричал молодой человек, как только остался один. — Ей-Богу! Придется выдержать славную осаду.
Он свистнул. Вошел Мигель.
— Хосе сюда, немедленно!
— Он ушел с полчаса назад, поскольку все слышал, и велел передать, чтобы вы не сдавались ни под каким видом.
— Это предостережение лишнее.
— Я так и сказал ему, — спокойно ответил Мигель.
— Сколько нас здесь всего человек?
— Двадцать шесть.
— Гм, не ахти!
— Велика беда! За этими стенами мы постоим за двух сотен!
— Возможно, — улыбнулся Лоран. — Сколько у нас ружей?
— Сто пятьдесят и тысяча пятьсот зарядов, а может, и больше; плюс к тому восемьдесят пистолетов.
— А съестных припасов?
— Хватит по крайней мере на неделю.
— Этого хватит с избытком! Через двое суток мы будем или победителями, или мертвыми.
— Похоже, что так.
— Вели зарядить все ружья и пистолеты, пробить бойницы, прикрыть турами слабые места и в особенности хорошенько заложить кирпичом подземелье, известное этому негодяю дону Хесусу Ордоньесу. Главное — держи ухо востро и при первой же тревоге беги ко мне… Старый дружище, быть может, это наш последний бой, но будь спокоен, мы устроим себе славные похороны!
— Полно! — возразил Мигель, уходя. — Какое еще последнее сражение! Мы с вами еще слишком молоды, чтобы умирать, да и то сказать, испанцы не сумеют убить нас — они не так ловки, смею вас уверить.
Он засмеялся.
Лоран, однако, не испытывал желания шутить, он задумался, и размышления его не были веселыми; напротив, положение представлялось ему очень опасным.
ГЛАВА XVII. Тихий Ветерок позволяет себе приятные шутки, которые не всем по вкусу
Как уже было сказано в одной из предыдущих глав, Тихий Ветерок покинул Панаму на своей каравелле, но вместо того чтобы удалиться от берега, он повернул к островам, лежащим у входа в порт, и, скрываясь за ними, лавировал между островами Товаго, Фламиньос и Тавагилья до той минуты, пока, согласно их предварительной договоренности, дон Пабло Сандоваль не вышел из порта на корвете «Жемчужина». Тогда буканьер взял курс в открытое море, убрав, однако, несколько парусов, чтобы корвету было легче догнать его, что в действительности и случилось, так что к заходу солнца оба судна шли рядом.
В продолжение своего длительного пребывания в Панаме честный капитан не терял времени даром: менее чем за два дня он обследовал город вдоль и поперек; в особенности усердно он изучил кабаки и грязные притоны, где находили убежище матросы, слоняющиеся без дела. Во время этих своих странствий он высмотрел несколько мерзких лиц — настоящих висельников с мрачными физиономиями, принадлежащими людям, для которых нет отечества, которые смотрят на всякую землю, как на неприятельскую страну, и без угрызения совести могли бы убить своего лучшего товарища.
Слоняясь с места на место и осматриваясь по сторонам, Тихий Ветерок завербовал сперва одного, на следующий день другого, потом третьего, четвертого и так далее, пока наконец не набрал человек шестьдесят отчаянных головорезов. Эти новобранцы вместе с экипажем его каравеллы и еще несколькими людьми, которых ему по-товарищески уступил Лоран, уезжая на асиенду, составили самое грозное сборище разбойников, какое только можно себе вообразить. Прибавим, чтобы быть вполне правдивыми, что капитан Сандоваль любезно предложил свой опыт в распоряжение флибустьера и оказал ему в этих поисках величайшую помощь, за что Тихий Ветерок собирался как раз в данную минуту продемонстрировать ему свою признательность.
Когда каравелла шла под всеми парусами и была уже далеко от порта, Тихий Ветерок свистком созвал экипаж на палубу и скомандовал, чтобы он выстроился в две шеренги направо и налево вдоль бортов.
Экипаж составляли сто двадцать отчаянных молодцов, каждый из которых стоил двух человек. Капитан улыбнулся, глядя на эти отвратительные рожи, и объявил им сперва — кто он, а потом — чего ожидает от них.
Эти босяки, которые находили для себя выгодным уже то обстоятельство, что нанялись на контрабандное судно, были приятно изумлены, узнав, что их командир — знаменитый Тихий Ветерок, один из самых грозных флибустьеров Черепашьего острова, и что под его началом они будут гоняться за всеми испанскими судами, которые попадутся на их пути. Капитан даже обещал, что если останется ими доволен, то через несколько дней позволит им вернуться обратно в Панаму, где доставит им удовольствие грабить в неограниченных размерах.
Однако после всех этих чарующих обещаний он объявил, что на его корабле командует только один человек — он сам, капитан, что приказаний своих он никогда не повторяет дважды, что при малейшем колебании, при самом легком нарушении правил, установленных на его судне, виновник подвергается наказанию и что ввиду общей пользы, для избежания возможности совершить повторную ошибку, у него существует только один вид наказания — смерть.
При этих словах, зловеще произнесенных Тихим Ветерком — человеком, при одном имени которого бледнели люди самые неустрашимые, у всех этих молодцов, не боявшихся ни Бога, ни черта, волосы на голове стали дыбом; они отлично понимали все значение угрозы.
Они смиренно склонили головы и поклялись быть верными и покорными своему капитану. Тихий Ветерок усмехнулся в усы. Тигры были укрощены, теперь он мог без опасения делать с ними что угодно.
Итак, достойный капитан, добряк в глубине души, чтобы немного развеселить свой экипаж, обещал на следующий день взятие корвета «Жемчужина», высокие снасти которого начинали выступать на голубом фоне неба в нескольких милях позади.
Молодцы действительно обрадовались, да так гаркнули от восторга, что акулы чуть не шарахнулись в сторону от судна, вокруг которого шныряли в надежде, что им перепадет на зуб матрос или хотя бы юнга.
После смотра своего экипажа Тихий Ветерок, не желая возбуждать подозрений капитана своего спутника-корвета, отослал новобранцев обратно по местам и строго-настрого запретил им показываться на верхней палубе без его особого на то приказания.
Ночь прошла без тревоги. Тихий Ветерок провел часть ее за приготовлениями к смелому нападению, которое он замышлял; когда же все меры были приняты, он бросился на свою койку довольный и веселый и заснул с приятным сознанием, что не потерял времени даром.
На следующее утро солнце взошло во всем блеске посреди волн пурпура и золота. Дул легкий ветер; море было тихим и гладким, как зеркало, на которое походило своей прозрачностью. Тихий Ветерок, как человек практичный, не позволил бы себе упустить это утро, предвещавшее такой прекрасный день. Напротив, он немедленно сделал ряд распоряжений, чтобы воспользоваться им.
Первой его заботой было держать совет со своим подшкипером и лейтенантом — двумя опытными моряками, ветеранами флибустьерства, которые только и думали что о резне и боях, и пришли в восторг от доверия, оказанного им командиром, перед которым благоговели.
Потом Тихий Ветерок призвал своего повара, в полном смысле слова отравителя и пачкуна, и дал ему инструкции. Еще раз с довольным видом он оглядел снасти каравеллы, крикнул рулевому взять к ветру на один румб и вошел в кильватер корвета, к которому вскоре приблизился на расстояние слышимости голоса.
— Эй! На судне! — крикнул он.
— Что надо? — ответили тотчас.
— Не окажет ли мне честь капитан дон Пабло де Сандоваль со своими офицерами пожаловать ко мне на завтрак?
— С удовольствием, капитан, — отвечал сам дон Пабло, — но с условием, что обедать вы будете у меня.
— Решено, — прокричал Тихий Ветерок. — А для большей безопасности мы ляжем в дрейф на время наших взаимных посещений.
— До свидания! — крикнул капитан.
Через пять минут капитан Сандоваль со всеми своими офицерами, кроме того, кто стоял на вахте, спустились в шлюпку, которая отчалила от корвета и на веслах направилась к каравелле.
— Кажется, рыбка клюнула, — пробормотал про себя Тихий Ветерок с хитрой усмешкой крестьянина-нормандца.
Оба судна между тем встали неподвижно, раскачиваясь с боку на бок.
Тихий Ветерок принял капитана корвета со всеми полагающимися его чину почестями, а также выказал изысканную учтивость остальным офицерам.
Стол был накрыт под тентом на верхней палубе, туда Тихий Ветерок и повел своих гостей. Вскоре все уже сидели за столом и отдавали должное еде; один только хозяин, под предлогом расстройства желудка, ни к чему не прикасался, но был так любезен, что за столом царило величайшее оживление. Время текло незаметно. Однако под конец завтрака офицеры с корвета «Жемчужина» и сам капитан Сандоваль почувствовали непонятную тяжесть голове, их стало непреодолимо клонить ко сну, веки отяжелели как свинец и, несмотря на все их усилия, глаза так и смыкались.
Тихий Ветерок как будто ничего не замечал, он становился все любезнее и оживленнее, но расточал свое остроумие даром. Вскоре из сидящих за столом не спал он один, а все его гости уснули мертвым сном.
— Ладно! — пробормотал он. — Часа на четыре они полностью отключены, времени у меня полно.
Пока Тихий Ветерок угощал офицеров корвета, боцман ухаживал за испанскими матросами, гребцами шлюпки. Этих слов вполне достаточно, чтобы читатель мог представить себе последствия.
Капитан свистнул. При этом сигнале, которого, вероятно, уже ждали, двадцать хорошо вооруженных человек в парусиновых голландках12 сошли в баркас, куда предварительно уже были опущены два бочонка, и лейтенант Тихого Ветерка, отодвинув занавеску, заглянул под тент.
— Все готово, капитан, — сказал он.
Тихий Ветерок вышел из-под тента и в свою очередь спустился по трапу в баркас, который по его знаку направился в сторону корвета.
Шлюпка, в которой прибыли испанские офицеры, следовала за баркасом, но в ней сидели гребцы с каравеллы.
Тихий Ветерок вскочил на палубу и раскланялся с офицером.
— Я привез вам боеприпасы, — весело сказал он. Две бочки вмиг очутились на палубе корвета. Испанцы ни о чем не подозревали.
— А где же капитан? — спросил офицер.
— Сейчас будет, — ответил, смеясь, Тихий Ветерок. Действительно, в эту минуту к корвету причалила шлюпка. Не прошло и пяти минут, как пятьдесят флибустьеров стояли выстроившись на палубе корвета.
Офицер встревожился, не видя ни своего капитана, ни товарищей.
— Что это значит? — спросил он.
— Это значит, — грубо ответил флибустьер, — что я — капитан Тихий Ветерок и имею честь захватить этот корвет от имени Береговых братьев; если же ты шевельнешься, — прибавил он, приставив ему пистолет к горлу, — я застрелю тебя. Ну, ребята, за дело!
Открыли бочки; в них был порох.
В каждую из них флибустьер прицелился из пистолета.
— Сдавайтесь, собаки-испанцы! — закричал Тихий Ветерок испанским матросам, которые толпились на палубе. — Сдавайтесь, или — клянусь Богом! — я взорву весь корабль!
Что делать? Нечего было и думать о сопротивлении. Испанцы упали на колени и дали связать себя, точно баранов.
Тихий Ветерок захватил судно, не пролив ни единой капли крови. Он сиял от радости.
Доблестный Береговой брат прибегал к жестокости только порой, когда этого непременно требовала польза общего дела, а впрочем, он был кроток, как ягненок, и добровольно не убил бы и мухи.
Этот корвет, так быстро и ловко захваченный, был просто подарком судьбы; он привел в восторг экипаж Тихого Ветерка и внушил всем высокое мнение о командире: с подобным человеком можно было решиться на все.
Флибустьер обосновался на корвете, оставив на каравелле всего десять человек под командой своего лейтенанта. Потом, торопясь избавиться от своих пленников, чересчур многочисленных, он поставил паруса и направился к бухте реки Гуайякиль.
Можно представить себе изумление и жестокое разочарование дона Пабло Сандоваля, когда он наконец очнулся от мертвого сна и узнал, что произошло. Но поправить дело было невозможно, и ему пришлось мириться со своим несчастьем, не иначе, разумеется, как поклявшись самому себе, что при первой же возможности он жесточайшим образом отомстит.
Между тем два судна быстро шли при свежем ветре по направлению к Гуайякилю. Когда Тихий Ветерок остановился против бухты, он выкинул испанский флаг и потребовал лоцмана.
Через час лоцман был на корвете. Тихий Ветерок вручил ему письмо на имя губернатора и, очень учтиво попросив его поторопиться, отправил обратно после того, как показал ему своих пленников, перевязанных, словно сосиски, и имеющих глупый вид лисиц, поднятых на смех курицами.
Письмо Тихого Ветерка к губернатору в Гуайякиле было лаконичным; флибустьер не отличался красноречием, предпочитая выражаться коротко и ясно.
Это письмо, или, вернее, записка, написанная невообразимыми каракулями и с фантастической орфографией, заключала в себе следующее:
На моих судах находятся двести пленных испанцев. Если в течение двух часов вы не свезете их всех на берег, то еще через полчаса они будут повешены.
Тихий Ветерок
Губернатор тотчас понял, с каким человеком имеет дело. Он поспешил собрать все лодки, какими только располагал, и немедленно послал их к двум стоящим судам. На исходе второго часа лодки подошли к ним. Испанцы подоспели вовремя: получасом позже состоялась бы казнь.
Избавившись от пленников, которые немного беспокоили его, Тихий Ветерок направился обратно к Панаме.
В условленный с доном Хесусом день он стоял против утеса Мертвеца. Около девяти часов вечера на его вершине показался огонь.
Тихий Ветерок сел в шлюпку и поспешил к берегу.
Дон Хесус ждал его; рядом лежало с десяток тюков.
— Где же сеньорита? — осведомился Тихий Ветерок.
— Она не смогла приехать, — ответил асиендадо. — Мне остается спасать еще так много вещей; увезите пока что хоть это.
— А вы разве не едете со мной?
— Любезный капитан, вы должны дать мне отсрочку еще на восемь дней.
— Гм! Это многовато… А как же флибустьеры?
— Говорят, они приближаются, но, разумеется, медленно— дороги отвратительны, а они вдобавок совсем не знают здешних мест.
— Действительно, — согласился капитан.
— Следовательно, — с живостью сказал дон Хесус, — у нас достаточно времени еще для одной поездки. Согласитесь же на эту последнюю отсрочку, умоляю вас, любезный капитан!
— Видно, придется, — пробурчал Тихий Ветерок, — взялся за гуж, не говори, что не дюж… Но знай я наперед, ни за что не ввязался бы во всю эту кашу.
— Чего вы боитесь? Уж вы-то ограждены от всякой опасности, зато мне оказали бы бесценную услугу!
— Ладно, пусть еще раз будет по-вашему, но этот раз будет последним, говорю вам!
— Клянусь!
— Так до встречи через неделю?
— Через неделю.
— Но поскольку за нами могли следить, то намнеобходимо изменить час нашего свидания.
— Как вам угодно, любезный капитан.
— Я буду здесь в три часа ночи, но не заставляйте себя ждать, смотрите!
— Явлюсь минута в минуту!.. Однако мне кажется, будто на ветре у вашей каравеллы — «Жемчужина»…
— Да, любезный дон Хесус, это «Жемчужина» и есть.
— Отчего же с вами не приехал дон Пабло?
— Он очень хотел бы этого, но не мог.
— Как жаль!
— Он сожалел об этом не меньше вашего, — ответил Тихий Ветерок с насмешливым видом. — Однако — до свидания через неделю, считая от сегодняшнего дня, ровно в три часа утра.
— Не беспокойтесь, любезный капитан, быть точным важно для меня самого.
— Действительно, это скорее касается вас, чем меня. Прощайте!
— Прощайте!
Они расстались, и поскольку матросы за время их разговора уже перенесли тюки на шлюпку, капитан вернулся на каравеллу не теряя ни минуты. Тем временем дон Хесус уже успел скрыться за утесом.
— Вот сокровище-то эта скотина! — проворчал себе под нос Тихий Ветерок. — А еще говорят, что скряги хитры. Этот молодец может похвастаться, что удачно поместил свои денежки!
— Напротив, мрачная сивилла; я должна предвещать одни несчастья.
— Эти несчастья будут встречены с радостью, когда они принесены вами.
— Не станем терять время на пустые слова и приторные любезности, граф; ведь мы не влюбленные, высказывающие друг другу нежную страсть, мы друзья и должны говорить о вещах серьезных.
— Я слушаю вас, сеньорита.
— Вам грозит страшная опасность, граф! Сегодня мой отец получил анонимное письмо.
— Анонимное письмо? — повторил молодой человек с презрением.
— Да, но почерк, хотя и искусно измененный, узнать все-таки можно.
— И ваш отец узнал его?
— Узнал, граф, письмо написано доном Хесусом Ордоньесом.
— Доном Хесусом Ордоньесом! — вскричал Лоран со странным выражением в голосе. — Тут должна крыться какая-нибудь гнусная клевета!
— Именно так я и подумала.
— Вам известно содержание письма?
— Я читала его, более того, украдкой от отца сняла копию и принесла ее вам.
— Вы сделали это, сеньорита?! — вскричал Лоран с чувством.
— Для вас, граф, сделала. Читайте.
Она достала из-за пояса сложенный листок бумаги и подала его молодому человеку, который поспешно развернул его и стал читать.
Вот что заключалось в письме и вот что прочел Лоран, побледнев от бешенства и отчаяния:
Его превосходительству дону Хосе Рамону де Ла Крусу, генерал-губернатору города Панамы.
Ваше превосходительство,
Верный подданный короля имеет честь донести вам, что вчера ночью в полумиле от города его людьми был захвачен разбойник-флибустьер, стремившийся пробраться в Панаму. Обороняясь, разбойник дал себя убить. При нем было найдено письмо со следующим адресом:
«Сеньору графу дону Фернандо де Кастель-Морено (в собственные руки, строго секретно)».
Письмо это находится в моих руках, и содержание его следующее:
«Любезный Лоран,
Мы у цели, преодолев нескончаемые преграды. Еще несколько часов, и мы наконец подступим к Панаме, которой без тебя не достигли бы во веки веков; вся честь экспедиции принадлежит тебе одному.
Потерпи еще немного, твоя роль графа скоро подойдет к концу. Испанцы, кажется, не хотят вступить со мной в бой иначе как у самых городских стен, под прикрытием огня с валов. Сражение будет жарким, но мы одержим верх, если, как мы договаривались в Чагресе, тебе удастся открыть нам одни из городских ворот. Только на тебя мы и надеемся. Это будет решительный удар! Тотчас по получении этой записки, которую передаст тебе один из наших самых верных братьев, прими меры, чтобы помочь нам без промедления войти в город и встретиться с тобой.
Все братья жмут тебе руку, я же остаюсь, как всегда, твоим братом-матросом.
Монбар».
Подлинное письмо, с которого снята эта копия, я представлю на благоусмотрение вашего превосходительства и буду иметь честь вручить его лично сегодня вечером, если вы соблаговолите принять меня. В десять часов я явлюсь к вам во дворец.
Честь имею быть покорным слугой вашего превосходительства.
Верноподданный короляQ.S.M.B11
По прочтении этого поражающего документа Лоран некоторое время оставался словно ошеломленный, желая, чтобы земля разверзлась под его ногами и поглотила его.
— О! — пробормотал он, с яростью сжав кулаки. — И не иметь возможности раздавить этого человека, как гадину, как ехидну!
Вскоре, однако, лицо его опять приняло спокойное выражение. Он с улыбкой возвратил письмо и хладнокровно осведомился:
— Дон Рамон, вероятно, поверил этому, сеньорита?
— Не вполне, быть может, но оно взволновало его, и он согласился принять того, кто написал его. Сейчас они вдвоем.
— Вот как! — с живостью вскричал Лоран, но тотчас овладел собой. — А вы, сеньорита, что думаете?
— О письме?
— Да, о нем.
— Вы хотите, чтобы я отвечала откровенно?
— Да, сеньорита, совершенно откровенно.
— Я думаю, что письмо это, хоть и написано рукой врага и подлеца, поскольку не имеет подписи, однако передает правду и излагает факты, каковы они есть на самом деле.
— Выдумаете так — и все-таки пришли?! — в изумлении вскричал Лоран.
— Пришла, сеньор, несмотря на свое убеждение.
— С какой же целью?
— Единственно чтобы спасти вас.
— О, вы ангел! — вскричал он.
— Нет, — едва слышно прошептала она, — любящая женщина!
Молодой человек упал к ее ногам, схватил ее руку и поцеловал.
— Благодарю, — сказал он, — благодарю, сеньорита, увы!..
— Ни слова, сеньор! — с достоинством перебила его донья Линда. — Ваше сердце принадлежит другой, которая счастливее меня.
— И эта другая благословляет тебя, моя возлюбленная сестра! — вскричала донья Флора, внезапно появляясь и бросившись в объятия подруги.
Две прелестные девушки крепко обнялись, потом обе взглянули на Лорана и в один голос вскричали с тоской:
— Что же делать? Боже мой! Что делать?
— Бежать! Бежать, не теряя ни минуты, — продолжала с жаром донья Линда, — быть может, и теперь уже поздно!
— Бежать? Мне? — возразил капитан с презрением. — Никогда! Скорее я лягу под развалинами этого дома, но в бегство не обращусь!
— Но ведь вы идете на смерть!
— Я исполню свой долг! Честь предписывает мне это, мое место здесь, и я не сойду с него. Вы верно угадали, сеньорита: да, я флибустьер, один из самых известных Береговых братьев. Мое имя — Прекрасный Лоран. Вы видите, что все изложенное в этом письме справедливо. Но меня привели сюда не жажда золота и не надежда на грабеж. Цель моя благороднее — исполнение священной мести! Теперь вы знаете все. Если я не могу сдержать своей клятвы, то, по крайне мере, сумею достойно умереть. Прекрасный Лоран не должен попасться живым в руки своих врагов… Теперь я должен готовиться к схватке. Донья Линда, ваше отсутствие может быть замечено, если продлится слишком долго; позвольте мне иметь честь отвести вас к вашему отцу. Девушка тихо покачала упрямой головкой.
— Нет, сеньор, — сказала она, — я остаюсь.
— Остаетесь?
— Что ж в этом удивительного?
— А ваше доброе имя, горе вашего отца, который сочтет вас погибшей?
— Мое доброе имя очень мало заботит меня в настоящую минуту; что же касается горя моего отца, то именно на него я и рассчитываю.
— О, ты любишь его! Ты любишь! — шепнула ей на ухо Флора, целуя ее.
— Да, люблю! — ответила она так же тихо. — А ты?
— О! Я!.. — страстно воскликнула Флора и закрыла лицо руками.
— Так сложим нашу любовь, чтобы спасти его!.. Не бойся, дорогая, когда настанет время, я исчезну бесследно. Будем же вместе страдать за него, а радоваться, когда пройдет опасность, будешь ты одна. Сердце мое разбито, но я сильная и предоставлю тебе твое счастье.
Донья Флора с рыданиями обняла свою подругу.
— Бедняжка! — прошептала донья Линда, нежно гладя ее по голове.
Лоран со странным душевным волнением присутствовал при этой сцене, настоящий смысл которой оставался для него загадкой.
— Видите, кабальеро, — обратилась к нему донья Линда, указывая на Флору, — этот ребенок не в силах выносить такие жестокие удары. Позвольте мне пройти в ее комнату и позаботиться о ней… Впрочем, теперь уже поздно, и вам, вероятно, надо сделать важные распоряжения.
— Простите, сеньорита, но, клянусь честью, я ничего не понимаю…
— В моем решении, не так ли?
— Смиренно сознаюсь, что так.
— Вы все еще упорствуете и бежать не согласны?
— Мое решение твердо.
— Я и не собираюсь с вами спорить. Но в таком случае я остаюсь. Если же вы спасетесь бегством, я уйду.
— У меня голова точно в огне, сеньорита, ваши слова…
— Кажутся вам непонятными, — перебила она, улыбаясь. — Постараюсь объяснить их вам; быть может, менее чем через час этот дом обложит испанское войско, и вы будете окружены непроходимой железной и огненной стеной. Между вами и вашими врагами завяжется ожесточенная борьба. Я, дочь губернатора, ваша пленница, буду служить заложницей. Теперь вы меня понимаете?
— Да, сеньорита, понимаю, такое самоотвержение возвышенно, я преклоняюсь перед ним, но принять его не могу.
— По какой же причине?
— Честь не позволяет мне, сеньорита. Девушка пожала плечами.
— Честь!.. У вас, мужчин, вечно одно это слово на языке, — с горечью проговорила она. — Как же вы назовете анонимное письмо, этот гнусный донос?
— Автор письма — мой враг, сеньорита, но, донося на меня, он поступил, как и следовало, то есть исполнил свой долг честного испанца и верноподданного короля…
— Положим, я допускаю, что в этом вы правы, но эти доводы меня не убедят, и если вы не выгоните меня из своего дома…
— О! Сеньорита, разве я заслужил подобные слова?
— Пойдем, сестра, — кротко произнесла донья Флора, взяв ее под руку.
— Да будет по-вашему, сеньорита, — сдался наконец капитан с почтительным поклоном, — но ваше присутствие здесь — приговор для меня: или победить, или умереть, защищая вас.
— Вы победите, дон Фернандо, — сказала девушка, с улыбкой протянув ему руку, которую он поцеловал, — теперь у вас два ангела-хранителя.
Обе девушки вышли из комнаты рука об руку.
— Теперь займемся другим! — вскричал молодой человек, как только остался один. — Ей-Богу! Придется выдержать славную осаду.
Он свистнул. Вошел Мигель.
— Хосе сюда, немедленно!
— Он ушел с полчаса назад, поскольку все слышал, и велел передать, чтобы вы не сдавались ни под каким видом.
— Это предостережение лишнее.
— Я так и сказал ему, — спокойно ответил Мигель.
— Сколько нас здесь всего человек?
— Двадцать шесть.
— Гм, не ахти!
— Велика беда! За этими стенами мы постоим за двух сотен!
— Возможно, — улыбнулся Лоран. — Сколько у нас ружей?
— Сто пятьдесят и тысяча пятьсот зарядов, а может, и больше; плюс к тому восемьдесят пистолетов.
— А съестных припасов?
— Хватит по крайней мере на неделю.
— Этого хватит с избытком! Через двое суток мы будем или победителями, или мертвыми.
— Похоже, что так.
— Вели зарядить все ружья и пистолеты, пробить бойницы, прикрыть турами слабые места и в особенности хорошенько заложить кирпичом подземелье, известное этому негодяю дону Хесусу Ордоньесу. Главное — держи ухо востро и при первой же тревоге беги ко мне… Старый дружище, быть может, это наш последний бой, но будь спокоен, мы устроим себе славные похороны!
— Полно! — возразил Мигель, уходя. — Какое еще последнее сражение! Мы с вами еще слишком молоды, чтобы умирать, да и то сказать, испанцы не сумеют убить нас — они не так ловки, смею вас уверить.
Он засмеялся.
Лоран, однако, не испытывал желания шутить, он задумался, и размышления его не были веселыми; напротив, положение представлялось ему очень опасным.
ГЛАВА XVII. Тихий Ветерок позволяет себе приятные шутки, которые не всем по вкусу
Как уже было сказано в одной из предыдущих глав, Тихий Ветерок покинул Панаму на своей каравелле, но вместо того чтобы удалиться от берега, он повернул к островам, лежащим у входа в порт, и, скрываясь за ними, лавировал между островами Товаго, Фламиньос и Тавагилья до той минуты, пока, согласно их предварительной договоренности, дон Пабло Сандоваль не вышел из порта на корвете «Жемчужина». Тогда буканьер взял курс в открытое море, убрав, однако, несколько парусов, чтобы корвету было легче догнать его, что в действительности и случилось, так что к заходу солнца оба судна шли рядом.
В продолжение своего длительного пребывания в Панаме честный капитан не терял времени даром: менее чем за два дня он обследовал город вдоль и поперек; в особенности усердно он изучил кабаки и грязные притоны, где находили убежище матросы, слоняющиеся без дела. Во время этих своих странствий он высмотрел несколько мерзких лиц — настоящих висельников с мрачными физиономиями, принадлежащими людям, для которых нет отечества, которые смотрят на всякую землю, как на неприятельскую страну, и без угрызения совести могли бы убить своего лучшего товарища.
Слоняясь с места на место и осматриваясь по сторонам, Тихий Ветерок завербовал сперва одного, на следующий день другого, потом третьего, четвертого и так далее, пока наконец не набрал человек шестьдесят отчаянных головорезов. Эти новобранцы вместе с экипажем его каравеллы и еще несколькими людьми, которых ему по-товарищески уступил Лоран, уезжая на асиенду, составили самое грозное сборище разбойников, какое только можно себе вообразить. Прибавим, чтобы быть вполне правдивыми, что капитан Сандоваль любезно предложил свой опыт в распоряжение флибустьера и оказал ему в этих поисках величайшую помощь, за что Тихий Ветерок собирался как раз в данную минуту продемонстрировать ему свою признательность.
Когда каравелла шла под всеми парусами и была уже далеко от порта, Тихий Ветерок свистком созвал экипаж на палубу и скомандовал, чтобы он выстроился в две шеренги направо и налево вдоль бортов.
Экипаж составляли сто двадцать отчаянных молодцов, каждый из которых стоил двух человек. Капитан улыбнулся, глядя на эти отвратительные рожи, и объявил им сперва — кто он, а потом — чего ожидает от них.
Эти босяки, которые находили для себя выгодным уже то обстоятельство, что нанялись на контрабандное судно, были приятно изумлены, узнав, что их командир — знаменитый Тихий Ветерок, один из самых грозных флибустьеров Черепашьего острова, и что под его началом они будут гоняться за всеми испанскими судами, которые попадутся на их пути. Капитан даже обещал, что если останется ими доволен, то через несколько дней позволит им вернуться обратно в Панаму, где доставит им удовольствие грабить в неограниченных размерах.
Однако после всех этих чарующих обещаний он объявил, что на его корабле командует только один человек — он сам, капитан, что приказаний своих он никогда не повторяет дважды, что при малейшем колебании, при самом легком нарушении правил, установленных на его судне, виновник подвергается наказанию и что ввиду общей пользы, для избежания возможности совершить повторную ошибку, у него существует только один вид наказания — смерть.
При этих словах, зловеще произнесенных Тихим Ветерком — человеком, при одном имени которого бледнели люди самые неустрашимые, у всех этих молодцов, не боявшихся ни Бога, ни черта, волосы на голове стали дыбом; они отлично понимали все значение угрозы.
Они смиренно склонили головы и поклялись быть верными и покорными своему капитану. Тихий Ветерок усмехнулся в усы. Тигры были укрощены, теперь он мог без опасения делать с ними что угодно.
Итак, достойный капитан, добряк в глубине души, чтобы немного развеселить свой экипаж, обещал на следующий день взятие корвета «Жемчужина», высокие снасти которого начинали выступать на голубом фоне неба в нескольких милях позади.
Молодцы действительно обрадовались, да так гаркнули от восторга, что акулы чуть не шарахнулись в сторону от судна, вокруг которого шныряли в надежде, что им перепадет на зуб матрос или хотя бы юнга.
После смотра своего экипажа Тихий Ветерок, не желая возбуждать подозрений капитана своего спутника-корвета, отослал новобранцев обратно по местам и строго-настрого запретил им показываться на верхней палубе без его особого на то приказания.
Ночь прошла без тревоги. Тихий Ветерок провел часть ее за приготовлениями к смелому нападению, которое он замышлял; когда же все меры были приняты, он бросился на свою койку довольный и веселый и заснул с приятным сознанием, что не потерял времени даром.
На следующее утро солнце взошло во всем блеске посреди волн пурпура и золота. Дул легкий ветер; море было тихим и гладким, как зеркало, на которое походило своей прозрачностью. Тихий Ветерок, как человек практичный, не позволил бы себе упустить это утро, предвещавшее такой прекрасный день. Напротив, он немедленно сделал ряд распоряжений, чтобы воспользоваться им.
Первой его заботой было держать совет со своим подшкипером и лейтенантом — двумя опытными моряками, ветеранами флибустьерства, которые только и думали что о резне и боях, и пришли в восторг от доверия, оказанного им командиром, перед которым благоговели.
Потом Тихий Ветерок призвал своего повара, в полном смысле слова отравителя и пачкуна, и дал ему инструкции. Еще раз с довольным видом он оглядел снасти каравеллы, крикнул рулевому взять к ветру на один румб и вошел в кильватер корвета, к которому вскоре приблизился на расстояние слышимости голоса.
— Эй! На судне! — крикнул он.
— Что надо? — ответили тотчас.
— Не окажет ли мне честь капитан дон Пабло де Сандоваль со своими офицерами пожаловать ко мне на завтрак?
— С удовольствием, капитан, — отвечал сам дон Пабло, — но с условием, что обедать вы будете у меня.
— Решено, — прокричал Тихий Ветерок. — А для большей безопасности мы ляжем в дрейф на время наших взаимных посещений.
— До свидания! — крикнул капитан.
Через пять минут капитан Сандоваль со всеми своими офицерами, кроме того, кто стоял на вахте, спустились в шлюпку, которая отчалила от корвета и на веслах направилась к каравелле.
— Кажется, рыбка клюнула, — пробормотал про себя Тихий Ветерок с хитрой усмешкой крестьянина-нормандца.
Оба судна между тем встали неподвижно, раскачиваясь с боку на бок.
Тихий Ветерок принял капитана корвета со всеми полагающимися его чину почестями, а также выказал изысканную учтивость остальным офицерам.
Стол был накрыт под тентом на верхней палубе, туда Тихий Ветерок и повел своих гостей. Вскоре все уже сидели за столом и отдавали должное еде; один только хозяин, под предлогом расстройства желудка, ни к чему не прикасался, но был так любезен, что за столом царило величайшее оживление. Время текло незаметно. Однако под конец завтрака офицеры с корвета «Жемчужина» и сам капитан Сандоваль почувствовали непонятную тяжесть голове, их стало непреодолимо клонить ко сну, веки отяжелели как свинец и, несмотря на все их усилия, глаза так и смыкались.
Тихий Ветерок как будто ничего не замечал, он становился все любезнее и оживленнее, но расточал свое остроумие даром. Вскоре из сидящих за столом не спал он один, а все его гости уснули мертвым сном.
— Ладно! — пробормотал он. — Часа на четыре они полностью отключены, времени у меня полно.
Пока Тихий Ветерок угощал офицеров корвета, боцман ухаживал за испанскими матросами, гребцами шлюпки. Этих слов вполне достаточно, чтобы читатель мог представить себе последствия.
Капитан свистнул. При этом сигнале, которого, вероятно, уже ждали, двадцать хорошо вооруженных человек в парусиновых голландках12 сошли в баркас, куда предварительно уже были опущены два бочонка, и лейтенант Тихого Ветерка, отодвинув занавеску, заглянул под тент.
— Все готово, капитан, — сказал он.
Тихий Ветерок вышел из-под тента и в свою очередь спустился по трапу в баркас, который по его знаку направился в сторону корвета.
Шлюпка, в которой прибыли испанские офицеры, следовала за баркасом, но в ней сидели гребцы с каравеллы.
Тихий Ветерок вскочил на палубу и раскланялся с офицером.
— Я привез вам боеприпасы, — весело сказал он. Две бочки вмиг очутились на палубе корвета. Испанцы ни о чем не подозревали.
— А где же капитан? — спросил офицер.
— Сейчас будет, — ответил, смеясь, Тихий Ветерок. Действительно, в эту минуту к корвету причалила шлюпка. Не прошло и пяти минут, как пятьдесят флибустьеров стояли выстроившись на палубе корвета.
Офицер встревожился, не видя ни своего капитана, ни товарищей.
— Что это значит? — спросил он.
— Это значит, — грубо ответил флибустьер, — что я — капитан Тихий Ветерок и имею честь захватить этот корвет от имени Береговых братьев; если же ты шевельнешься, — прибавил он, приставив ему пистолет к горлу, — я застрелю тебя. Ну, ребята, за дело!
Открыли бочки; в них был порох.
В каждую из них флибустьер прицелился из пистолета.
— Сдавайтесь, собаки-испанцы! — закричал Тихий Ветерок испанским матросам, которые толпились на палубе. — Сдавайтесь, или — клянусь Богом! — я взорву весь корабль!
Что делать? Нечего было и думать о сопротивлении. Испанцы упали на колени и дали связать себя, точно баранов.
Тихий Ветерок захватил судно, не пролив ни единой капли крови. Он сиял от радости.
Доблестный Береговой брат прибегал к жестокости только порой, когда этого непременно требовала польза общего дела, а впрочем, он был кроток, как ягненок, и добровольно не убил бы и мухи.
Этот корвет, так быстро и ловко захваченный, был просто подарком судьбы; он привел в восторг экипаж Тихого Ветерка и внушил всем высокое мнение о командире: с подобным человеком можно было решиться на все.
Флибустьер обосновался на корвете, оставив на каравелле всего десять человек под командой своего лейтенанта. Потом, торопясь избавиться от своих пленников, чересчур многочисленных, он поставил паруса и направился к бухте реки Гуайякиль.
Можно представить себе изумление и жестокое разочарование дона Пабло Сандоваля, когда он наконец очнулся от мертвого сна и узнал, что произошло. Но поправить дело было невозможно, и ему пришлось мириться со своим несчастьем, не иначе, разумеется, как поклявшись самому себе, что при первой же возможности он жесточайшим образом отомстит.
Между тем два судна быстро шли при свежем ветре по направлению к Гуайякилю. Когда Тихий Ветерок остановился против бухты, он выкинул испанский флаг и потребовал лоцмана.
Через час лоцман был на корвете. Тихий Ветерок вручил ему письмо на имя губернатора и, очень учтиво попросив его поторопиться, отправил обратно после того, как показал ему своих пленников, перевязанных, словно сосиски, и имеющих глупый вид лисиц, поднятых на смех курицами.
Письмо Тихого Ветерка к губернатору в Гуайякиле было лаконичным; флибустьер не отличался красноречием, предпочитая выражаться коротко и ясно.
Это письмо, или, вернее, записка, написанная невообразимыми каракулями и с фантастической орфографией, заключала в себе следующее:
На моих судах находятся двести пленных испанцев. Если в течение двух часов вы не свезете их всех на берег, то еще через полчаса они будут повешены.
Тихий Ветерок
Губернатор тотчас понял, с каким человеком имеет дело. Он поспешил собрать все лодки, какими только располагал, и немедленно послал их к двум стоящим судам. На исходе второго часа лодки подошли к ним. Испанцы подоспели вовремя: получасом позже состоялась бы казнь.
Избавившись от пленников, которые немного беспокоили его, Тихий Ветерок направился обратно к Панаме.
В условленный с доном Хесусом день он стоял против утеса Мертвеца. Около девяти часов вечера на его вершине показался огонь.
Тихий Ветерок сел в шлюпку и поспешил к берегу.
Дон Хесус ждал его; рядом лежало с десяток тюков.
— Где же сеньорита? — осведомился Тихий Ветерок.
— Она не смогла приехать, — ответил асиендадо. — Мне остается спасать еще так много вещей; увезите пока что хоть это.
— А вы разве не едете со мной?
— Любезный капитан, вы должны дать мне отсрочку еще на восемь дней.
— Гм! Это многовато… А как же флибустьеры?
— Говорят, они приближаются, но, разумеется, медленно— дороги отвратительны, а они вдобавок совсем не знают здешних мест.
— Действительно, — согласился капитан.
— Следовательно, — с живостью сказал дон Хесус, — у нас достаточно времени еще для одной поездки. Согласитесь же на эту последнюю отсрочку, умоляю вас, любезный капитан!
— Видно, придется, — пробурчал Тихий Ветерок, — взялся за гуж, не говори, что не дюж… Но знай я наперед, ни за что не ввязался бы во всю эту кашу.
— Чего вы боитесь? Уж вы-то ограждены от всякой опасности, зато мне оказали бы бесценную услугу!
— Ладно, пусть еще раз будет по-вашему, но этот раз будет последним, говорю вам!
— Клянусь!
— Так до встречи через неделю?
— Через неделю.
— Но поскольку за нами могли следить, то намнеобходимо изменить час нашего свидания.
— Как вам угодно, любезный капитан.
— Я буду здесь в три часа ночи, но не заставляйте себя ждать, смотрите!
— Явлюсь минута в минуту!.. Однако мне кажется, будто на ветре у вашей каравеллы — «Жемчужина»…
— Да, любезный дон Хесус, это «Жемчужина» и есть.
— Отчего же с вами не приехал дон Пабло?
— Он очень хотел бы этого, но не мог.
— Как жаль!
— Он сожалел об этом не меньше вашего, — ответил Тихий Ветерок с насмешливым видом. — Однако — до свидания через неделю, считая от сегодняшнего дня, ровно в три часа утра.
— Не беспокойтесь, любезный капитан, быть точным важно для меня самого.
— Действительно, это скорее касается вас, чем меня. Прощайте!
— Прощайте!
Они расстались, и поскольку матросы за время их разговора уже перенесли тюки на шлюпку, капитан вернулся на каравеллу не теряя ни минуты. Тем временем дон Хесус уже успел скрыться за утесом.
— Вот сокровище-то эта скотина! — проворчал себе под нос Тихий Ветерок. — А еще говорят, что скряги хитры. Этот молодец может похвастаться, что удачно поместил свои денежки!