Страница:
Глава 8
Причина смерти
“Дейли мейл”, 17 апреля, четверг
НЕИСТОВЫЙ БИЗНЕСМЕН ПРЕБЫВАЛ В СОСТОЯНИИ ХРОНИЧЕСКОЙ ДЕПРЕССИИ
Один из ведущих сотрудников весьма процветающей фирмы по доставке товаров почтой вчера впал в состояние неистовой ярости. По отзывам коллег, за время работы в фирме он успел снискать репутацию приветливого и жизнерадостного мужчины. Однако, как выяснилось, под личиной человека, ведущего столь беззаботное существование, таились и зрели весьма грозные и поистине разрушительные импульсы, которые только и ждали возможности выплеснуться наружу.
Следует отметить, что пятидесятисемилетний Артур Мидоуз испытывал некоторую озабоченность по поводу того, сумеет ли он сохранить нынешнее положение в компании после намеченной на лето ее реорганизации.
В последнее время весьма успешную конкуренцию его бизнесу составляла быстро набирающая силу британская компания “ОДЕЛ”. Сведущие лица предупреждали Мидоуза, равно как и других руководителей фирмы, о том, что их должности в самое ближайшее время могут быть ликвидированы.
Как сообщил пользовавший их врач, которого они называли между собой своим “добрым дядюшкой”, многие из них пребывали в состоянии хронической депрессии.
Самоубийственный кураж Мидоуза обернулся смертью троих и телесными повреждениями семнадцати человек, после чего его машина, пробив ограждение набережной, рухнула в Темзу вместе с водителем.
Предполагается, что сегодня полицейские аквалангисты поднимут машину Мидоуза со дна реки.
* Член парламента призвал к установке вдоль набережной более прочных ограждений (см. стр. 7).
Перед началом рабочего дня Артур Брайан любил посидеть в комнате оперативников, наблюдая за тем, как они подчищают накопившиеся за истекшие сутки дела. Вот и сейчас, устроившись, по обыкновению, за одним из пустующих столов, он поставил перед собой кружку крепкого чая и стал наблюдать за действиями своих коллег, время от времени поглаживая лысину. Это была часть его традиционного ритуала, чего с уходом на пенсию ему конечно же будет недоставать.
В то утро все только и говорили, что о самоубийстве Мидоуза. Газеты поместили сообщения об этом на видном месте. “Таймс” напечатала даже схему бесшабашного маршрута Мидоуза по городу, в то время как “Сан” отвела целый разворот под портрет золовки покойного, рекламирующей нижнее белье.
Брайан был попросту сражен “изобретательностью” авторов репортажей, буквально под каждым из которых красовалась одна и та же фраза: “Зачем кому-то понадобилось совершать нечто подобное?”
Джон Мэй снял куртку и кинул ее на спинку свободного стула. Потом посмотрел на своего товарища, который сидел, утопая в кольцах огромного шерстяного шарфа и складках потертого коричневого пальто. Недовольный тем, что его оторвали от любимого занятия, Брайан поднял голову. Маленький плоский нос и морщины, мгновенно собравшиеся вокруг глаз, сделали его похожим на черепаху, только что пробудившуюся после долгой зимней спячки. Он мельком глянул на Мэя, успев, однако, заметить и его сшитый по последней моде щеголеватый серый костюм, и густые пряди седых волос, таких длинных, что они касались воротника пиджака.
— А знаешь, Артур, — сказал Мэй, — мне кажется, что ты начал потихоньку усыхать. Определенно прошлым летом ты был намного крупнее. Или, может, теперь покупаешь одежду на пару размеров больше?
— Просто я стараюсь стареть благородно. Кстати сказать, это классическая модель костюма, — проговорил Брайан, роясь в складках пальто и пытаясь извлечь наружу лацкан твидового пиджака. — Ручная работа, не то, что какая-то халтура. А сам-то ты что напялил? Оксфордскую парусину? Да и парикмахер твой, похоже, приказал долго жить, да? Ну говори, что надо?
— Извини, что помешал. — Мэй опустился на стул рядом. — Я понимаю, конечно, что это твои законные полчаса отдыха...
— — Да нет, все нормально. — Брайан отодвинул в сторону газеты. — Я как раз читал про этого парня, Мидоуза. Просто поразительное происшествие. Не исключаю, что за всем этим кроется нечто. Жаль, что он угрохал свою машину не в нашем районе.
Увы, место происшествия оказалось вне зоны их юрисдикции.
— Не жалей, тебе и здесь дел хватит. Получено подтверждение насчет того человека из канала, Генри Делла. Его бывшая жена только что опознала тело.
— И когда она в последний раз видела его?
— Три недели назад. Дети остались с ней, а он навещал их. Вроде бы ничего подозрительного. Жил он один, имел небольшое дело...
— Процветал?
— О банкротстве, по крайней мере, речи не шло. По словам жены, он был явно не из тех, кто способен наложить на себя руки. Занимался видеобизнесом, имел несколько удачно расположенных магазинов. Мне хотелось бы, чтобы ты сходил со мной к нему на квартиру.
— А это еще зачем? Ты надеешься обнаружить там что-то необычное?
— Ну, можно сказать и так. Поступило заключение экспертов по поводу его одежды.
— Ты-то, как я полагаю, уже сунул в него свой нос.
Брайан мельком глянул на коллегу и заметил блеснувший в его глазах необычный интерес.
— Ты помнишь те мелкие кусочки то ли соломы, то ли еще чего-то, прилипшие к его пиджаку? Экспертам так и не удалось установить сходство между этими соломинками и произрастающими вблизи канала растениями, однако в результате компьютерного анализа обнаружено, что соломинки заражены. — Мэй чуть подался вперед и изобразил на своем лице кривую ухмылку. — Думаю, Артур, что это как раз по твоей части, ты ведь всегда любил подобные вещи. А ну скажи, что ты знаешь об импалах?
— Это модель машин марки “шевроле”.
— Ну так знай! Импала — это прежде всего животное, старая ты ищейка.
— О них мне ничего не известно. А почему ты спросил?
— Если верить вот этому, — он постучал пальцем по заключению экспертизы, — импала относится к семейству Bovidae, то есть “быстроногой антилопы”, которая водится в саваннах Центральной и Южной Африки.
— Очень интересно. И какое отношение все это имеет к нашему клиенту?
— Складывается впечатление, что мистер Делл за сорок восемь часов до своей смерти успел побывать в этих местах. Дай-ка хлебнуть глоточек. — Он потянулся через стол и взял из рук Брайана кружку. —
Существует разновидность некого паразита, который водится исключительно в шерсти антилопы-импалы, но может перекинуться также и на человека, впрочем, без каких-либо негативных последствий для последнего. Одежда Делла буквально кишела ими.
Мэй допил свой чай и явно собирался уходить. Брайан вознамерился было присоединиться к нему, но столкнулся с непредвиденными трудностями: он запутался в складках одежды, подобно туго спеленутому младенцу, и беспомощно хватался то за одну полу пальто, то за другую, покуда Мэй не помог ему.
— Куда отправимся?
— К Финчу.
На всех встречавшихся с Освальдом Финчем людей он производил одинаковое впечатление, а именно — наводил страшную, просто смертельную тоску. Это был превосходный патологоанатом, отвергавший какую бы то ни было групповщину и предпочитавший доверяться исключительно голосу собственного разума и опыту собственных рук. К большому сожалению, от него постоянно исходил отвратительный запах. “Дешевый лосьон после бритья”, — подумал Брайан, наблюдая, как Финч после очередного вскрытия вылил себе на руки по меньшей мере галлон этой пакости. Он пользовался лосьоном, чтобы заглушить еще более отвратительную и стойкую вонь химических реактивов. Результат же получался прямо противоположный желаемому: на фоне аптечной вони удушающе сладкий аромат фиалок приобретал поистине тошнотворный оттенок. Высокий и тощий, с длинным носом и нечесаными редкими волосами, он сам напоминал Брайану покойника.
Детективы надеялись застать Финча в его служебном кабинете, поскольку ни одному из них не улыбалась перспектива беседы над только что вскрытым трупом. Экспертам судебной медицины обычно хватало благоразумия щадить нервы своих посетителей, однако Финч, похоже, не собирался утруждать себя подобной деликатностью.
— Артур, Джон, привет! — сказал Финч, едва закончив вытирать руки. — Вам повезло. Я только что разделался с вашим парнем. И все ломал голову, как бы так составить заключение, чтобы вы не сочли меня вконец рехнувшимся. Думаю, вы удивитесь, узнав, что именно мы обнаружили.
Он повел их из тихого зеленовато-белого морга, уставленного стальными столами, в небольшой кабинет, отделенный от остального помещения стеклянной стенкой.
— Вы не ошиблись, предположив, что этот человек не утонул. Как вы прекрасно понимаете, утопление по своей сути представляет собой всего лишь удушение, то есть прекращение доступа кислорода к мозгу. Человек способен умереть от гортанного спазма, который может возникнуть при падении в воду... Медики называют это “сухим” утоплением. Например, во время кораблекрушения пассажиры часто гибнут от остановки сердца, вызванной самим фактом соприкосновения с водой. Кстати, вам известно, что человек гораздо быстрее тонет именно в пресной воде? Соленая вода имеет более высокое, чем человеческая кровь, осмотическое давление и поэтому не всасывается через дыхательную мембрану, хотя концентрация хлоридов, разумеется...
— Я уверен, Освальд, что вы получаете истинное наслаждение от своей работы, однако так ли уж необходимо излагать сейчас все эти подробности? Короче, мы установили, что он утонул в пресной воде, если, конечно, так можно назвать жидкость, заполняющую канал.
— Извините, но я полагал, что эти подробности могут представить для вас интерес. Итак, вернемся к нашему трупу. В подобных случаях внутрь легких проникает очень немного воды, поскольку при попытках утопающего дышать находящаяся в воздушных проходах слизь сразу превращается в густую пену. Если вода все же попадает в легкие, то она раздувает их, словно воздушные шары, однако в данном, конкретном случае ни степень раздутости легких, ни состав крови в сердце не соответствуют типичной картине утопления. Как правило, в области рта и ноздрей утопленника можно увидеть плотный налет, состоящий из массы мельчайших пузырьков воздуха. Делл же провел в воде целую ночь, а потому даже если подобный налет и имел место, то впоследствии он был начисто смыт водой. По степени же сморщивания кожи на кистях рук и ступнях можно с достаточной степенью точности определить время, когда он попал в воду. По моим оценкам, это произошло примерно в девять часов вечера накануне. Затем мы провели тест на диатомеи...
Джон поднял указательный палец.
— Это, насколько я понимаю, для того, чтобы определить, живым он оказался в воде или уже мертвым?
— Именно так. Диатомеи представляют собой микроскопические водоросли с довольно твердыми кремниевыми наростами. Известно около пятнадцати тысяч разновидностей диатомеи. Когда утопающий содрогается в конвульсиях, диатомеи проникают в легкие и с кровью попадают в сердце. Если к моменту попадания в воду Делл был уже мертв, мы должны были бы обнаружить диатомеи лишь в воздухопроводящих путях. А с чем столкнулись мы? Дело в том, что в момент погружения в воду Делл еще не был мертв, более того, я убежден, что он и не утонул. Он всего лишь проглотил небольшое количество водорослей той самой разновидности, которая встречается в некоторых частях канала.
— Вы хотите сказать, — не удержался Брайан, — что мы установили личность покойника, время, место и способ наступления смерти, но не знаем ее причину?
— В общем-то, Артур, и это не совсем так. — Финч взял карандаш и принялся сосредоточенно разглядывать грифель, словно что-то основательно его смущало.
— То есть вы знаете причину смерти?
— Пожалуй, да, однако все равно получается какая-то ерунда. А все из-за его кистей.
— Кистей? — Мэй подался всем корпусом вперед. — А они-то при чем?
— Поначалу из-за множества морщин там вообще трудно было что-либо увидеть. Но потом мы все же установили, что обе ладони и тыльные части кистей покойника были испещрены крохотными дырочками, словно исколоты иглой.
— А может, падая, он судорожно хватался за какие-нибудь ветки или жесткие растения, — предположил Брайан, — ну, в этих, как его...
— Предсмертных спазмах, — подсказал Финч. — Думаю, что нет. Мне лично эти следы показались мельчайшими укусами. Я обнаружил множественные, хотя и локализованные повреждения тканей, своего рода некротические повреждения, обычно сопровождающие укусы насекомых. Тогда я провел исследование на предмет установления яда и в итоге обнаружил вот это. — Финч перегнулся через стол и извлек откуда-то сложенный лист компьютерной ленты. — Latrodectus mactans.
— А это еще что за чертовщина?
— Паук “черная вдова”. В природе существует относительно немного ядовитых арахнидов[2]. Большинство из них водится в требниках, но их яд, как правило, не способен убить человека. Коричневые пауки и эти самые “вдовы” могут вызывать у человека сильные боли в области живота, но обычно этим дело и ограничивается. Наш же покойник как будто подвергся нашествию целого скопища подобных тварей. Яд, судя по всему, воздействовал на его нервную систему, вызвав ее паралич. Его желудок свело сильнейшей судорогой, и он свалился в канал, а затем, когда попытался дышать, в воздухопроводящие пути попала вода. Пожалуй, Артур, это наиболее приемлемое объяснение случившегося.
— А в Центральной и Южной Африке “черные вдовы” водятся?
— Не уверен, — ответил Финч. — Насколько мне известно, они более характерны для Америки, в особенности для ее южных штатов. А почему вы спросили?
— Потому что этот Делл, похоже, за несколько часов до своей смерти изрядно побродил по белу свету. — Брайан высказал вслух мысли своего напарника.
НЕИСТОВЫЙ БИЗНЕСМЕН ПРЕБЫВАЛ В СОСТОЯНИИ ХРОНИЧЕСКОЙ ДЕПРЕССИИ
Один из ведущих сотрудников весьма процветающей фирмы по доставке товаров почтой вчера впал в состояние неистовой ярости. По отзывам коллег, за время работы в фирме он успел снискать репутацию приветливого и жизнерадостного мужчины. Однако, как выяснилось, под личиной человека, ведущего столь беззаботное существование, таились и зрели весьма грозные и поистине разрушительные импульсы, которые только и ждали возможности выплеснуться наружу.
Следует отметить, что пятидесятисемилетний Артур Мидоуз испытывал некоторую озабоченность по поводу того, сумеет ли он сохранить нынешнее положение в компании после намеченной на лето ее реорганизации.
В последнее время весьма успешную конкуренцию его бизнесу составляла быстро набирающая силу британская компания “ОДЕЛ”. Сведущие лица предупреждали Мидоуза, равно как и других руководителей фирмы, о том, что их должности в самое ближайшее время могут быть ликвидированы.
Как сообщил пользовавший их врач, которого они называли между собой своим “добрым дядюшкой”, многие из них пребывали в состоянии хронической депрессии.
Самоубийственный кураж Мидоуза обернулся смертью троих и телесными повреждениями семнадцати человек, после чего его машина, пробив ограждение набережной, рухнула в Темзу вместе с водителем.
Предполагается, что сегодня полицейские аквалангисты поднимут машину Мидоуза со дна реки.
* Член парламента призвал к установке вдоль набережной более прочных ограждений (см. стр. 7).
Перед началом рабочего дня Артур Брайан любил посидеть в комнате оперативников, наблюдая за тем, как они подчищают накопившиеся за истекшие сутки дела. Вот и сейчас, устроившись, по обыкновению, за одним из пустующих столов, он поставил перед собой кружку крепкого чая и стал наблюдать за действиями своих коллег, время от времени поглаживая лысину. Это была часть его традиционного ритуала, чего с уходом на пенсию ему конечно же будет недоставать.
В то утро все только и говорили, что о самоубийстве Мидоуза. Газеты поместили сообщения об этом на видном месте. “Таймс” напечатала даже схему бесшабашного маршрута Мидоуза по городу, в то время как “Сан” отвела целый разворот под портрет золовки покойного, рекламирующей нижнее белье.
Брайан был попросту сражен “изобретательностью” авторов репортажей, буквально под каждым из которых красовалась одна и та же фраза: “Зачем кому-то понадобилось совершать нечто подобное?”
Джон Мэй снял куртку и кинул ее на спинку свободного стула. Потом посмотрел на своего товарища, который сидел, утопая в кольцах огромного шерстяного шарфа и складках потертого коричневого пальто. Недовольный тем, что его оторвали от любимого занятия, Брайан поднял голову. Маленький плоский нос и морщины, мгновенно собравшиеся вокруг глаз, сделали его похожим на черепаху, только что пробудившуюся после долгой зимней спячки. Он мельком глянул на Мэя, успев, однако, заметить и его сшитый по последней моде щеголеватый серый костюм, и густые пряди седых волос, таких длинных, что они касались воротника пиджака.
— А знаешь, Артур, — сказал Мэй, — мне кажется, что ты начал потихоньку усыхать. Определенно прошлым летом ты был намного крупнее. Или, может, теперь покупаешь одежду на пару размеров больше?
— Просто я стараюсь стареть благородно. Кстати сказать, это классическая модель костюма, — проговорил Брайан, роясь в складках пальто и пытаясь извлечь наружу лацкан твидового пиджака. — Ручная работа, не то, что какая-то халтура. А сам-то ты что напялил? Оксфордскую парусину? Да и парикмахер твой, похоже, приказал долго жить, да? Ну говори, что надо?
— Извини, что помешал. — Мэй опустился на стул рядом. — Я понимаю, конечно, что это твои законные полчаса отдыха...
— — Да нет, все нормально. — Брайан отодвинул в сторону газеты. — Я как раз читал про этого парня, Мидоуза. Просто поразительное происшествие. Не исключаю, что за всем этим кроется нечто. Жаль, что он угрохал свою машину не в нашем районе.
Увы, место происшествия оказалось вне зоны их юрисдикции.
— Не жалей, тебе и здесь дел хватит. Получено подтверждение насчет того человека из канала, Генри Делла. Его бывшая жена только что опознала тело.
— И когда она в последний раз видела его?
— Три недели назад. Дети остались с ней, а он навещал их. Вроде бы ничего подозрительного. Жил он один, имел небольшое дело...
— Процветал?
— О банкротстве, по крайней мере, речи не шло. По словам жены, он был явно не из тех, кто способен наложить на себя руки. Занимался видеобизнесом, имел несколько удачно расположенных магазинов. Мне хотелось бы, чтобы ты сходил со мной к нему на квартиру.
— А это еще зачем? Ты надеешься обнаружить там что-то необычное?
— Ну, можно сказать и так. Поступило заключение экспертов по поводу его одежды.
— Ты-то, как я полагаю, уже сунул в него свой нос.
Брайан мельком глянул на коллегу и заметил блеснувший в его глазах необычный интерес.
— Ты помнишь те мелкие кусочки то ли соломы, то ли еще чего-то, прилипшие к его пиджаку? Экспертам так и не удалось установить сходство между этими соломинками и произрастающими вблизи канала растениями, однако в результате компьютерного анализа обнаружено, что соломинки заражены. — Мэй чуть подался вперед и изобразил на своем лице кривую ухмылку. — Думаю, Артур, что это как раз по твоей части, ты ведь всегда любил подобные вещи. А ну скажи, что ты знаешь об импалах?
— Это модель машин марки “шевроле”.
— Ну так знай! Импала — это прежде всего животное, старая ты ищейка.
— О них мне ничего не известно. А почему ты спросил?
— Если верить вот этому, — он постучал пальцем по заключению экспертизы, — импала относится к семейству Bovidae, то есть “быстроногой антилопы”, которая водится в саваннах Центральной и Южной Африки.
— Очень интересно. И какое отношение все это имеет к нашему клиенту?
— Складывается впечатление, что мистер Делл за сорок восемь часов до своей смерти успел побывать в этих местах. Дай-ка хлебнуть глоточек. — Он потянулся через стол и взял из рук Брайана кружку. —
Существует разновидность некого паразита, который водится исключительно в шерсти антилопы-импалы, но может перекинуться также и на человека, впрочем, без каких-либо негативных последствий для последнего. Одежда Делла буквально кишела ими.
Мэй допил свой чай и явно собирался уходить. Брайан вознамерился было присоединиться к нему, но столкнулся с непредвиденными трудностями: он запутался в складках одежды, подобно туго спеленутому младенцу, и беспомощно хватался то за одну полу пальто, то за другую, покуда Мэй не помог ему.
— Куда отправимся?
— К Финчу.
На всех встречавшихся с Освальдом Финчем людей он производил одинаковое впечатление, а именно — наводил страшную, просто смертельную тоску. Это был превосходный патологоанатом, отвергавший какую бы то ни было групповщину и предпочитавший доверяться исключительно голосу собственного разума и опыту собственных рук. К большому сожалению, от него постоянно исходил отвратительный запах. “Дешевый лосьон после бритья”, — подумал Брайан, наблюдая, как Финч после очередного вскрытия вылил себе на руки по меньшей мере галлон этой пакости. Он пользовался лосьоном, чтобы заглушить еще более отвратительную и стойкую вонь химических реактивов. Результат же получался прямо противоположный желаемому: на фоне аптечной вони удушающе сладкий аромат фиалок приобретал поистине тошнотворный оттенок. Высокий и тощий, с длинным носом и нечесаными редкими волосами, он сам напоминал Брайану покойника.
Детективы надеялись застать Финча в его служебном кабинете, поскольку ни одному из них не улыбалась перспектива беседы над только что вскрытым трупом. Экспертам судебной медицины обычно хватало благоразумия щадить нервы своих посетителей, однако Финч, похоже, не собирался утруждать себя подобной деликатностью.
— Артур, Джон, привет! — сказал Финч, едва закончив вытирать руки. — Вам повезло. Я только что разделался с вашим парнем. И все ломал голову, как бы так составить заключение, чтобы вы не сочли меня вконец рехнувшимся. Думаю, вы удивитесь, узнав, что именно мы обнаружили.
Он повел их из тихого зеленовато-белого морга, уставленного стальными столами, в небольшой кабинет, отделенный от остального помещения стеклянной стенкой.
— Вы не ошиблись, предположив, что этот человек не утонул. Как вы прекрасно понимаете, утопление по своей сути представляет собой всего лишь удушение, то есть прекращение доступа кислорода к мозгу. Человек способен умереть от гортанного спазма, который может возникнуть при падении в воду... Медики называют это “сухим” утоплением. Например, во время кораблекрушения пассажиры часто гибнут от остановки сердца, вызванной самим фактом соприкосновения с водой. Кстати, вам известно, что человек гораздо быстрее тонет именно в пресной воде? Соленая вода имеет более высокое, чем человеческая кровь, осмотическое давление и поэтому не всасывается через дыхательную мембрану, хотя концентрация хлоридов, разумеется...
— Я уверен, Освальд, что вы получаете истинное наслаждение от своей работы, однако так ли уж необходимо излагать сейчас все эти подробности? Короче, мы установили, что он утонул в пресной воде, если, конечно, так можно назвать жидкость, заполняющую канал.
— Извините, но я полагал, что эти подробности могут представить для вас интерес. Итак, вернемся к нашему трупу. В подобных случаях внутрь легких проникает очень немного воды, поскольку при попытках утопающего дышать находящаяся в воздушных проходах слизь сразу превращается в густую пену. Если вода все же попадает в легкие, то она раздувает их, словно воздушные шары, однако в данном, конкретном случае ни степень раздутости легких, ни состав крови в сердце не соответствуют типичной картине утопления. Как правило, в области рта и ноздрей утопленника можно увидеть плотный налет, состоящий из массы мельчайших пузырьков воздуха. Делл же провел в воде целую ночь, а потому даже если подобный налет и имел место, то впоследствии он был начисто смыт водой. По степени же сморщивания кожи на кистях рук и ступнях можно с достаточной степенью точности определить время, когда он попал в воду. По моим оценкам, это произошло примерно в девять часов вечера накануне. Затем мы провели тест на диатомеи...
Джон поднял указательный палец.
— Это, насколько я понимаю, для того, чтобы определить, живым он оказался в воде или уже мертвым?
— Именно так. Диатомеи представляют собой микроскопические водоросли с довольно твердыми кремниевыми наростами. Известно около пятнадцати тысяч разновидностей диатомеи. Когда утопающий содрогается в конвульсиях, диатомеи проникают в легкие и с кровью попадают в сердце. Если к моменту попадания в воду Делл был уже мертв, мы должны были бы обнаружить диатомеи лишь в воздухопроводящих путях. А с чем столкнулись мы? Дело в том, что в момент погружения в воду Делл еще не был мертв, более того, я убежден, что он и не утонул. Он всего лишь проглотил небольшое количество водорослей той самой разновидности, которая встречается в некоторых частях канала.
— Вы хотите сказать, — не удержался Брайан, — что мы установили личность покойника, время, место и способ наступления смерти, но не знаем ее причину?
— В общем-то, Артур, и это не совсем так. — Финч взял карандаш и принялся сосредоточенно разглядывать грифель, словно что-то основательно его смущало.
— То есть вы знаете причину смерти?
— Пожалуй, да, однако все равно получается какая-то ерунда. А все из-за его кистей.
— Кистей? — Мэй подался всем корпусом вперед. — А они-то при чем?
— Поначалу из-за множества морщин там вообще трудно было что-либо увидеть. Но потом мы все же установили, что обе ладони и тыльные части кистей покойника были испещрены крохотными дырочками, словно исколоты иглой.
— А может, падая, он судорожно хватался за какие-нибудь ветки или жесткие растения, — предположил Брайан, — ну, в этих, как его...
— Предсмертных спазмах, — подсказал Финч. — Думаю, что нет. Мне лично эти следы показались мельчайшими укусами. Я обнаружил множественные, хотя и локализованные повреждения тканей, своего рода некротические повреждения, обычно сопровождающие укусы насекомых. Тогда я провел исследование на предмет установления яда и в итоге обнаружил вот это. — Финч перегнулся через стол и извлек откуда-то сложенный лист компьютерной ленты. — Latrodectus mactans.
— А это еще что за чертовщина?
— Паук “черная вдова”. В природе существует относительно немного ядовитых арахнидов[2]. Большинство из них водится в требниках, но их яд, как правило, не способен убить человека. Коричневые пауки и эти самые “вдовы” могут вызывать у человека сильные боли в области живота, но обычно этим дело и ограничивается. Наш же покойник как будто подвергся нашествию целого скопища подобных тварей. Яд, судя по всему, воздействовал на его нервную систему, вызвав ее паралич. Его желудок свело сильнейшей судорогой, и он свалился в канал, а затем, когда попытался дышать, в воздухопроводящие пути попала вода. Пожалуй, Артур, это наиболее приемлемое объяснение случившегося.
— А в Центральной и Южной Африке “черные вдовы” водятся?
— Не уверен, — ответил Финч. — Насколько мне известно, они более характерны для Америки, в особенности для ее южных штатов. А почему вы спросили?
— Потому что этот Делл, похоже, за несколько часов до своей смерти изрядно побродил по белу свету. — Брайан высказал вслух мысли своего напарника.
Глава 9
Скорбящие
Похороны Уилли Бакингема были назначены на утро в четверг и, даже несмотря на ярко светившее солнце, производили весьма гнетущее впечатление. Гарри всегда казалось, что благопристойным похоронам подобает совершаться под звуки отдаленных раскатов грома, когда с первыми словами заупокойной молитвы викария с темного, покрытого рваными тучами неба на землю упадут капли дождя. Однако ничего подобного не произошло. Светловолосому священнику, присутствовавшему на погребении, на вид было не больше двадцати пяти лет. При виде его толстого пунцового лица невольно возникала мысль, что его долго натирали жесткой щеткой. Возможно, этого требовали новые церковные правила, но, так или иначе, свои обязанности он исполнял весьма деловито и даже бойко.
Находясь на своего рода “командной высоте” в первом ряду церковных скамеек, Гарри взирал на викария с нескрываемой неприязнью. “Что и говорить, грустный выдался сегодня денек, — казалось, хотел сказать присутствующим священник, — но согласитесь, ведь все мы смертны, а потому давайте возрадуемся по крайней мере этой возможности пообщаться с Господом в его же обители”.
Гарри окинул взглядом церковные стены. Повсюду красовались изображения пасхальных яиц, и нигде не было видно страждущих святых, взирающих со своих окутанных сумраком высот и настойчиво призывающих прихожан к покаянию. Да и сама церковь выглядела так, словно ее построили в конце шестидесятых годов. Снаружи ее вполне можно было принять за закусочную, в которой посетителей потчуют гамбургерами. Пожалуй, самой негативной чертой англиканской церкви, подумал Гарри, является неизменно царящая в ней нарочито дружелюбная атмосфера, что в мировой табели религиозных обрядов граничит с агностицизмом. В сущности, от верующих требовались лишь небольшие пожертвования да готовность поскучать часок на воскресной утренней мессе.
В данный момент викарий пересказывал присутствующим притчу о жестоком и злобном скряге, который нещадно бил своих ослов, однако, судя по всему. Господь и его допустил в рай.
Слушая то, как священник раздает благоразумные советы и сеет, словно чуму, слова утешения и поддержки, Гарри даже пожалел о том, что он не еврей. “Вот уж кто действительно знает, как с должным почтением и достоинством скорбеть по усопшим”, — подумал он. Да, они с отцом никогда не были по-настоящему близки, но при всем при том он ожидал приличествующей скорбному поводу более торжественной церемонии, нежели этот лихой галоп по двум-трем изрядно усеченным и к тому же переложенным на современный язык церковным псалмам в сочетании с бойким трехминутным перечнем основных жизненных вех старика.
Когда жалкая горстка прихожан вышла под несоответствующие случаю яркие лучи весеннего солнца, он окинул взглядом присутствующих. У могилы застыли две сморщенные старые дамы в подобающих случаю костюмах, отделанных лисьим мехом. Они были явно привычны к подобным скорбным церемониям, и Гарри без труда узнал в них кузин отца, которых видел в последний раз на похоронах своей матери семь лет назад. Он даже удивился, увидев их в полном здравии. Рядом с ними стояла женщина помоложе — очень полная, служившая в конторе Уилли Бакингема. Почувствовав на себе взгляд Гарри, она изобразила на лице слабую улыбку и тут же отвела глаза в сторону.
Чуть дальше Гарри заметил Бет Кливленд, ту самую бой-бабу, которая, по слухам, на протяжении нескольких последних лет крутила любовь с его отцом. Поговаривали, что этот роман ускорил кончину матери Гарри. Словно изваянный из камня часовой, она возвышалась на краю могилы, отбрасывая тень на лежавшие поблизости венки, отчего те казались поблекшими и словно окутанными сумеречной дымкой. Ей уже доводилось встречаться с Гарри, правда, лишь однажды — когда она недвусмысленно дала ему понять, что не намерена искать какие-либо оправдания для своего существования. Впрочем, он вполне допускал, что и она не особенно одобряла привычный ему образ жизни. Гарри не раз задавался вопросом, почему, живя все это время вместе, они с отцом так и не оформили свой брак. Она казалась крупнее его отца, и Гарри с трудом представлял себе, как они сообща завтракают, не говоря уже о том, как занимаются любовью.
За спиной у Бет Кливленд стоял с иголочки одетый мужчина лет пятидесяти пяти, в кашемировом пальто, темно-синем костюме, с аккуратно повязанным черным галстуком и в начищенных до блеска башмаках. Скорее всего, это был один из деловых партнеров Уилли. Затем Гарри снова перевел взгляд на викария, который неожиданно быстро завершил свою проповедь и теперь нетерпеливо поглядывал на часы, словно ожидая момента, когда собравшиеся стройными рядами проследуют мимо него с зажатой в ладонях горсткой земли. Бдение у гроба не было запланировано. Бет пожелала лично проследить за порядком проведения похоронной процедуры, Гарри полагал, что сейчас она возьмет бразды правления в свои руки и, как верный пес, до конца исполнит свой долг.
Когда небольшая группа людей, пришедших отдать усопшему последний долг, заметно поредела, Гарри заметил, что к нему стремительно направляется тот самый изысканно одетый джентльмен.
— Не мог бы я просить вас уделить мне несколько минут? — проговорил он, нерешительно опуская руку на плечо Гарри. — Такая ужасная, чудовищная смерть. Вы, как я понимаю, его сын?
— Да, это так. Однако вас я что-то не припоминаю.
— О, прошу прощения. Брайан Лэк. — Они обменялись рукопожатиями. — Вы как-то заглядывали к нам в офис, однако нам не довелось поговорить. Видите ли, я имел удовольствие сотрудничать с вашим отцом. Я один из его партнеров.
У Брайана Лэка были манеры типичного представителя той вымирающей категории людей — эдакого предупредительного и по всякому поводу извиняющегося истинного британца, — которые, когда им предлагают чашку чая, непременно скажут: “Только если вы нальете также и себе”.
— Весьма скромно почтила фирма память усопшего, вы не находите? — заметил Гарри. — Мне всегда представлялось, что коллектив у вас довольно дружный.
— Все произошло так неожиданно, — проговорил Брайан с искренним сочувствием. — У некоторых сотрудников на сегодняшнее утро назначены встречи, которые нельзя было отменить. Бизнес не терпит каких-либо заминок, как вы понимаете. Разумеется, нам всем будет очень недоставать вашего отца.
— Но, насколько мне известно, в последнее время Уилли проводил в офисе не полный рабочий день, не так ли?
— Да, это так, но он по-прежнему исполнял обязанности одного из директоров, оставался членом правления и вообще был весьма деятельным человеком, можно сказать, служил примером для других.
Неожиданно налетевший порыв ветра разметал волосы Брайана, которыми он умело прикрывал внушительных размеров лысину. При этом оба почувствовали неловкость, и Гарри решил поскорее закончить беседу.
— Я думаю, о личных вещах моего отца позаботится миссис Кливленд. Я попрошу ее связаться с вами и помочь освободить его кабинет. Извините, но мне хотелось бы кое о чем спросить вас.
— Ну конечно, — с готовностью откликнулся Брайан.
— Скажите, вы давно виделись с моим отцом?
— Он наведывался в офис в прошлую пятницу. Объяснял нашим новым служащим, как пользоваться оборудованием.
— И вы с ним разговаривали?
— Более того, мы даже вместе завтракали.
— И какое впечатление он на вас произвел?
— О, он был весьма оживлен, даже, я бы сказал, весел. Я еще подумал, что это совершенно не в его духе.
Гарри нахмурился, и у него на лбу обозначились глубокие морщины. Он протянул руку:
— Приятно было с вами познакомиться, мистер...
— В ближайшее время, — поспешно добавил Брайан, — будут подготовлены кое-какие бумаги, устанавливающие личную долю вашего отца в общем имуществе компании.
— Я попрошу моего адвоката связаться с вами. — Гарри достал визитную карточку и протянул ее собеседнику: — Если я вам понадоблюсь, пожалуйста, звоните.
Брайан повернулся было, собравшись уходить, но затем остановился.
— А знаете, по фотографии я никогда не узнал бы вас.
— По какой фотографии?
— На столе Уилли всегда стояла ваша фотография в рамке. И еще фотография вашей матери.
Направляясь к машине, Гарри пребывал в полном недоумении. Старик держал на столе их фотографии... Он был удивлен и вдобавок слегка растроган.
— Привет еще раз.
Подойдя ближе, он увидел, что, прислонившись к капоту его машины, стоит та самая девушка, Грэйс, с еще более экстравагантной, чем при их первой встрече, прической, походившей на оперение экзотической птицы или на головной убор индейца-могиканина. На не и были мужской габардиновый плащ, белые чулки и тяжеленные широконосые черные башмаки. Гарри невольно огляделся по сторонам, желая удостовериться, что их никто не видит, и в душе был благодарен ей за то, что она не явилась на отпевание.
— Я подумала, что на кладбище мое присутствие не особенно желательно, поэтому наблюдала за происходящим издали. А быстренько все провернули, вы не находите?
— Наверное, другие усопшие ждали своей очереди. Мисс Криспиан, мне не хотелось бы показаться грубым, но я должен вернуться в офис...
Грэйс отстранилась от сверкающего “БМВ” и застегнула плащ.
— Мне надо с вами поговорить. Можете меня подвезти?
Гарри как раз вставлял ключ в замок дверцы, поэтому, быстро повернув голову, он взглянул на лицо девушки снизу.
— Послушайте, после всего случившегося, мне кажется, нам не следует поддерживать отношения.
— Но вы же знаете, что моей вины в этом нет. Полиция считает...
— Я знаю, что считает полиция. Я верю вам и верю им. Просто так не принято, вы не находите?
— Пожалуй, вы правы. Просто... если я не поговорю с кем-нибудь обо всем этом... — Она так и не закончила фразу. — Мне теперь страшно даже садиться в тот грузовик. При одной мысли о случившемся мурашки по коже бегают. Но ничего не поделаешь, придется. Иначе можно потерять работу. У меня постоянно возникает в памяти, как наяву, весь этот ужас.
— Уверен, что со временем воспоминания притупятся. — Гарри распахнул дверцу машины, но тут заметил, как бледная ладонь девушки потянулась к глазам. — Ну ладно, чего уж там, садитесь, — наконец проговорил он.
Гарри позвонил в агентство и попросил передать Дэррену Шарпу, что вынужден задержаться после похорон. Подъехав к станции Ватерлоо, он миновал залитый лучами яркого солнца мост, после чего свернул на боковую улочку, поставил машину и повел Грэйс в маленький, переполненный посетителями бар. В дальнем углу им удалось отыскать свободный столик, за которым они и расположились, заказав бутылку красного вина и фрикадельки.
На экране возвышавшегося над стойкой телевизора мелькали кадры снятого каким-то туристом сюжета о том, как “ягуар” Мидоуза сокрушает парапет набережной.
— Не самое подходящее место, но в этом районе выбирать не приходится, — проговорил Гарри, стараясь перекричать исторгаемую, из магнитофона бравурную мелодию фламенко.
— Мне все равно, — сказала Грэйс. Под глазами у нее обозначились темные круги, как после бессонной ночи. — У меня никогда не бывает денег, чтобы наесться досыта.
— А передо мной стоит проблема прямо противоположного свойства. Слишком много ленчей с клиентами. — Он похлопал себя по животу и натянуто улыбнулся, отчетливо представляя себе разделявшую их финансовую пропасть. У нее же вид был просто ужасный. Одежда словно с чужого плеча, сама вся какая-то съежившаяся, и в довершение всего эта прическа... Хроническое отсутствие денег, несомненно, представляло собой лишь часть проблемы, и Гарри предположил, что своей шокирующей внешностью девушка, скорее всего, хотела заявить о себе как о личности, отстоять право на индивидуальность.
Находясь на своего рода “командной высоте” в первом ряду церковных скамеек, Гарри взирал на викария с нескрываемой неприязнью. “Что и говорить, грустный выдался сегодня денек, — казалось, хотел сказать присутствующим священник, — но согласитесь, ведь все мы смертны, а потому давайте возрадуемся по крайней мере этой возможности пообщаться с Господом в его же обители”.
Гарри окинул взглядом церковные стены. Повсюду красовались изображения пасхальных яиц, и нигде не было видно страждущих святых, взирающих со своих окутанных сумраком высот и настойчиво призывающих прихожан к покаянию. Да и сама церковь выглядела так, словно ее построили в конце шестидесятых годов. Снаружи ее вполне можно было принять за закусочную, в которой посетителей потчуют гамбургерами. Пожалуй, самой негативной чертой англиканской церкви, подумал Гарри, является неизменно царящая в ней нарочито дружелюбная атмосфера, что в мировой табели религиозных обрядов граничит с агностицизмом. В сущности, от верующих требовались лишь небольшие пожертвования да готовность поскучать часок на воскресной утренней мессе.
В данный момент викарий пересказывал присутствующим притчу о жестоком и злобном скряге, который нещадно бил своих ослов, однако, судя по всему. Господь и его допустил в рай.
Слушая то, как священник раздает благоразумные советы и сеет, словно чуму, слова утешения и поддержки, Гарри даже пожалел о том, что он не еврей. “Вот уж кто действительно знает, как с должным почтением и достоинством скорбеть по усопшим”, — подумал он. Да, они с отцом никогда не были по-настоящему близки, но при всем при том он ожидал приличествующей скорбному поводу более торжественной церемонии, нежели этот лихой галоп по двум-трем изрядно усеченным и к тому же переложенным на современный язык церковным псалмам в сочетании с бойким трехминутным перечнем основных жизненных вех старика.
Когда жалкая горстка прихожан вышла под несоответствующие случаю яркие лучи весеннего солнца, он окинул взглядом присутствующих. У могилы застыли две сморщенные старые дамы в подобающих случаю костюмах, отделанных лисьим мехом. Они были явно привычны к подобным скорбным церемониям, и Гарри без труда узнал в них кузин отца, которых видел в последний раз на похоронах своей матери семь лет назад. Он даже удивился, увидев их в полном здравии. Рядом с ними стояла женщина помоложе — очень полная, служившая в конторе Уилли Бакингема. Почувствовав на себе взгляд Гарри, она изобразила на лице слабую улыбку и тут же отвела глаза в сторону.
Чуть дальше Гарри заметил Бет Кливленд, ту самую бой-бабу, которая, по слухам, на протяжении нескольких последних лет крутила любовь с его отцом. Поговаривали, что этот роман ускорил кончину матери Гарри. Словно изваянный из камня часовой, она возвышалась на краю могилы, отбрасывая тень на лежавшие поблизости венки, отчего те казались поблекшими и словно окутанными сумеречной дымкой. Ей уже доводилось встречаться с Гарри, правда, лишь однажды — когда она недвусмысленно дала ему понять, что не намерена искать какие-либо оправдания для своего существования. Впрочем, он вполне допускал, что и она не особенно одобряла привычный ему образ жизни. Гарри не раз задавался вопросом, почему, живя все это время вместе, они с отцом так и не оформили свой брак. Она казалась крупнее его отца, и Гарри с трудом представлял себе, как они сообща завтракают, не говоря уже о том, как занимаются любовью.
За спиной у Бет Кливленд стоял с иголочки одетый мужчина лет пятидесяти пяти, в кашемировом пальто, темно-синем костюме, с аккуратно повязанным черным галстуком и в начищенных до блеска башмаках. Скорее всего, это был один из деловых партнеров Уилли. Затем Гарри снова перевел взгляд на викария, который неожиданно быстро завершил свою проповедь и теперь нетерпеливо поглядывал на часы, словно ожидая момента, когда собравшиеся стройными рядами проследуют мимо него с зажатой в ладонях горсткой земли. Бдение у гроба не было запланировано. Бет пожелала лично проследить за порядком проведения похоронной процедуры, Гарри полагал, что сейчас она возьмет бразды правления в свои руки и, как верный пес, до конца исполнит свой долг.
Когда небольшая группа людей, пришедших отдать усопшему последний долг, заметно поредела, Гарри заметил, что к нему стремительно направляется тот самый изысканно одетый джентльмен.
— Не мог бы я просить вас уделить мне несколько минут? — проговорил он, нерешительно опуская руку на плечо Гарри. — Такая ужасная, чудовищная смерть. Вы, как я понимаю, его сын?
— Да, это так. Однако вас я что-то не припоминаю.
— О, прошу прощения. Брайан Лэк. — Они обменялись рукопожатиями. — Вы как-то заглядывали к нам в офис, однако нам не довелось поговорить. Видите ли, я имел удовольствие сотрудничать с вашим отцом. Я один из его партнеров.
У Брайана Лэка были манеры типичного представителя той вымирающей категории людей — эдакого предупредительного и по всякому поводу извиняющегося истинного британца, — которые, когда им предлагают чашку чая, непременно скажут: “Только если вы нальете также и себе”.
— Весьма скромно почтила фирма память усопшего, вы не находите? — заметил Гарри. — Мне всегда представлялось, что коллектив у вас довольно дружный.
— Все произошло так неожиданно, — проговорил Брайан с искренним сочувствием. — У некоторых сотрудников на сегодняшнее утро назначены встречи, которые нельзя было отменить. Бизнес не терпит каких-либо заминок, как вы понимаете. Разумеется, нам всем будет очень недоставать вашего отца.
— Но, насколько мне известно, в последнее время Уилли проводил в офисе не полный рабочий день, не так ли?
— Да, это так, но он по-прежнему исполнял обязанности одного из директоров, оставался членом правления и вообще был весьма деятельным человеком, можно сказать, служил примером для других.
Неожиданно налетевший порыв ветра разметал волосы Брайана, которыми он умело прикрывал внушительных размеров лысину. При этом оба почувствовали неловкость, и Гарри решил поскорее закончить беседу.
— Я думаю, о личных вещах моего отца позаботится миссис Кливленд. Я попрошу ее связаться с вами и помочь освободить его кабинет. Извините, но мне хотелось бы кое о чем спросить вас.
— Ну конечно, — с готовностью откликнулся Брайан.
— Скажите, вы давно виделись с моим отцом?
— Он наведывался в офис в прошлую пятницу. Объяснял нашим новым служащим, как пользоваться оборудованием.
— И вы с ним разговаривали?
— Более того, мы даже вместе завтракали.
— И какое впечатление он на вас произвел?
— О, он был весьма оживлен, даже, я бы сказал, весел. Я еще подумал, что это совершенно не в его духе.
Гарри нахмурился, и у него на лбу обозначились глубокие морщины. Он протянул руку:
— Приятно было с вами познакомиться, мистер...
— В ближайшее время, — поспешно добавил Брайан, — будут подготовлены кое-какие бумаги, устанавливающие личную долю вашего отца в общем имуществе компании.
— Я попрошу моего адвоката связаться с вами. — Гарри достал визитную карточку и протянул ее собеседнику: — Если я вам понадоблюсь, пожалуйста, звоните.
Брайан повернулся было, собравшись уходить, но затем остановился.
— А знаете, по фотографии я никогда не узнал бы вас.
— По какой фотографии?
— На столе Уилли всегда стояла ваша фотография в рамке. И еще фотография вашей матери.
Направляясь к машине, Гарри пребывал в полном недоумении. Старик держал на столе их фотографии... Он был удивлен и вдобавок слегка растроган.
— Привет еще раз.
Подойдя ближе, он увидел, что, прислонившись к капоту его машины, стоит та самая девушка, Грэйс, с еще более экстравагантной, чем при их первой встрече, прической, походившей на оперение экзотической птицы или на головной убор индейца-могиканина. На не и были мужской габардиновый плащ, белые чулки и тяжеленные широконосые черные башмаки. Гарри невольно огляделся по сторонам, желая удостовериться, что их никто не видит, и в душе был благодарен ей за то, что она не явилась на отпевание.
— Я подумала, что на кладбище мое присутствие не особенно желательно, поэтому наблюдала за происходящим издали. А быстренько все провернули, вы не находите?
— Наверное, другие усопшие ждали своей очереди. Мисс Криспиан, мне не хотелось бы показаться грубым, но я должен вернуться в офис...
Грэйс отстранилась от сверкающего “БМВ” и застегнула плащ.
— Мне надо с вами поговорить. Можете меня подвезти?
Гарри как раз вставлял ключ в замок дверцы, поэтому, быстро повернув голову, он взглянул на лицо девушки снизу.
— Послушайте, после всего случившегося, мне кажется, нам не следует поддерживать отношения.
— Но вы же знаете, что моей вины в этом нет. Полиция считает...
— Я знаю, что считает полиция. Я верю вам и верю им. Просто так не принято, вы не находите?
— Пожалуй, вы правы. Просто... если я не поговорю с кем-нибудь обо всем этом... — Она так и не закончила фразу. — Мне теперь страшно даже садиться в тот грузовик. При одной мысли о случившемся мурашки по коже бегают. Но ничего не поделаешь, придется. Иначе можно потерять работу. У меня постоянно возникает в памяти, как наяву, весь этот ужас.
— Уверен, что со временем воспоминания притупятся. — Гарри распахнул дверцу машины, но тут заметил, как бледная ладонь девушки потянулась к глазам. — Ну ладно, чего уж там, садитесь, — наконец проговорил он.
Гарри позвонил в агентство и попросил передать Дэррену Шарпу, что вынужден задержаться после похорон. Подъехав к станции Ватерлоо, он миновал залитый лучами яркого солнца мост, после чего свернул на боковую улочку, поставил машину и повел Грэйс в маленький, переполненный посетителями бар. В дальнем углу им удалось отыскать свободный столик, за которым они и расположились, заказав бутылку красного вина и фрикадельки.
На экране возвышавшегося над стойкой телевизора мелькали кадры снятого каким-то туристом сюжета о том, как “ягуар” Мидоуза сокрушает парапет набережной.
— Не самое подходящее место, но в этом районе выбирать не приходится, — проговорил Гарри, стараясь перекричать исторгаемую, из магнитофона бравурную мелодию фламенко.
— Мне все равно, — сказала Грэйс. Под глазами у нее обозначились темные круги, как после бессонной ночи. — У меня никогда не бывает денег, чтобы наесться досыта.
— А передо мной стоит проблема прямо противоположного свойства. Слишком много ленчей с клиентами. — Он похлопал себя по животу и натянуто улыбнулся, отчетливо представляя себе разделявшую их финансовую пропасть. У нее же вид был просто ужасный. Одежда словно с чужого плеча, сама вся какая-то съежившаяся, и в довершение всего эта прическа... Хроническое отсутствие денег, несомненно, представляло собой лишь часть проблемы, и Гарри предположил, что своей шокирующей внешностью девушка, скорее всего, хотела заявить о себе как о личности, отстоять право на индивидуальность.