Страница:
точно так же [...] даже, может быть, трупы на тех же местах на полу. А
теперь: голые стены, никакой мебели; странно как-то! Он подошел к окну и сел
на подоконник".
131. Н. К. Крупская. Переезд Ильича в Москву и первые месяцы его работы
в Москве. -- в кн. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 2. М., 1957,
с. 192-193. Советские историки не слишком убедительно объясняют поведение
Ленина. Вот что пишут составители книги "Ленин в Москве": "После разгрома
"лево"-эсеровского мятежа в Москве Владимир Ильич решил осмотреть особняк
Морозова, в котором находился штаб "левых" эсеров. По воспоминаниям Н. К.
Крупской, Владимира Ильича заинтересовало, почему эсеры выбрали этот особняк
своим штабом и как организовали его защиту". (Ленин в Москве. М., 1957, с.
61 -- 62.) Но левые эсеры не "выбирали" особняк Морозова -- там
расквартировывался отряд Попова. И никакой "организации защиты" проведено не
было. Ленина тянуло к особняку увидеть результаты своего деяния. Визит
Ленина в особняк был произведен в такой тайне, что о нем не знали даже
охранявшие подступы к особняку солдаты. И появление в вечерние часы
неизвестного автомобиля, направлявшегося к особняку, настолько удивило их,
что по машине Ленина был открыт огонь. (М. И. Ульянова. О Ленине. М., 1969,
с. 128.)
132. РСФСР. ВЦИК. Созыв V. Стенографический отчет, с. 89 -- 90. Из речи
Чичерина. В то, что Блюмкин так и останется не арестованным было очень
трудно поверить. И одна одна из французских газет в статье о Блюмкине много
лет спустя с уверенностью писала, что после покушения на Мирбаха Блюмкин
"был арестован и заключен в тюрьму". (Статья "Я. Г. Блюмкин" в газ. La Lutte
Ouvriere, 12 июня 1936, No 1, с. 1). Иное ведь и предположить было трудно.
133. Кремль за решеткой, с. 10.
134. РСФСР. ВЦИК. Созыв V. Стенографический отчет, с. 61.
135. Саблин объявил действия левых эсеров, начиная с ареста
Дзержинского, актом самозащиты. Спиридонова обвинения в "восстании" также
отвергла: "Все происшедшее является результатом стремительной защиты русским
правительством убитых агентов германского империализма и самозащиты ЦК
партии, совершившего это убийство" (Красная книга ВЧК, с. 269).
136. Пьемонт -- бывшее королевство, ныне провинция северо-западной
Италии. В 1821 г. в Пьемонте началась революция, которая, однако, потерпела
поражение. Но с этого момента Пьемонт стал играть ведущую роль в деле
создания единого национального итальянского государства, и название
"Пьемонт" вскоре стало нарицательным, чем-то вроде "фронды".
137. Цит. по ст. Д. Рубнев. С. Цыпков. Следователь республики. --
Волга, 1967, No 5, с. 122.
138. РСФСР. ВЦИК. Созыв V. Стенографический отчет, стр. 58.
139. В книге "В. И. Ленин и ВЧК" ошибочно указано, что Шейнкман погиб в
1919 г. (Ленин и ВЧК. Сборник документов (1917-1922 гг.). М., 1975, с. 649).
В его фамилии иногда встречаются разночтения: Шейман, Шейнман, Шейкман.
140. Красная книга ВЧК, с. 304-307.
141. Кремль за решеткой, с. 12 -- 13.
142. Известия ЦК КПСС, 1989, No 5, с. 155.
Заговор четвертый:
Ленин и Свердлов
Яков рос озорным, неугомонным мальчиком,
организатором забав ребятишек всей улицы.
(К. Т. Свердлова.
Яков Михайлович Свердлов.
М., 1976, с. 60).
Из осторожности назовем эту главу -- гипотезой. Гипотезой, имеющей
точно такое-же право на существование, как, например, гипотеза о дружбе Я.
М. Свердлова и В. И. Ленина; или же гипотеза о дружбе В. И. Ленина и И. В.
Сталина. Или, наконец, гипотеза о том, что в Ленина стреляла Ф. Каплан и что
Свердлов умер от "испанки". Вся советская история -- сплошные версии и
гипотезы. Осталось только понять, какие из них правильные, а какие нет.
Эта глава об очередном заговоре Дзержинского против Ленина. Только
теперь, в августе 1918 года, Дзержинский. не сумевший сорвать Брестский мир
через убийство Мирбаха, пробовал избавиться от Брестского мира, устранив
проводника этой политики -- председателя СНК. В историографии этот заговор
известен как покушение Каплан 30 августа 1918 года. Как и июльское убийство
посла, покушение на Ленина производилось чужими руками и, как будет показано
в этой главе, было результатом широкого антиленинского заговора в верхах
партии, настолько широкого, что в планы устранения Ленина, очевидно, был
посвящен Свердлов, который, в свою очередь, был затем устранен оправившимся
от ранения Лениным или же другими заговорщиками, которые в марте 1919 года в
межпартийной войне Ленина и Свердлова, после разрыва Брестского мира и
окончания первой мировой войны, предпочли остаться с Лениным, а не со
Свердловым.
Тех, кто не понимает, каким образом Свердлов мог планировать устранение
Ленина в разгар смертельной борьбы с "международным империализмом", и как
Ленин мог позволить себе сводить счеты со Свердловым, когда на нем держалась
вся партия, отсылаем к приводимому выше высказыванию Ленина, цитированному
Луначарским в речи "Сияющий дорогой гений": "Представьте себе, полководец
ведет борьбу с врагом, а в лагере у него враг. Прежде, чем идти на фронт, на
борьбу с врагом, нужно, чтобы в самом лагере было чисто, чтобы не было
врагов"(1).
В этом была суть отношений большевистских руководителей. В 1918-19
годах советский полководец Ленин только и делал, что шел на фронт, только и
чистил от врагов собственный лагерь. И Свердлов чистил -- просто не так
удачно. Его недоверие к окружающим было столь серьезно, что после его смерти
ключей от личного сейфа Свердлова найти не смогли. Несгораемый шкаф
отправили на инвентарный склад коменданта Кремля П. Д. Малькова, где сейф
простоял до 26 июля 1935 года, когда его, наконец, открыли. 27 июля нарком
внутренних дел СССР Г. Ягода подал Сталину записку о содержании сейфа. В
сейфе оказались: золотые монеты царской чеканки на сумму 108 525 рублей;
золотые изделия, многие из которых с драгоценными камнями, -- 705 предметов;
семь чистых бланков паспортов царского образца; кредитных царских билетов на
750 тысяч рублей(2).
В сейфе, кроме того, были обнаружены заграничные паспорта, выписанные
на следующие имена: Яков Михайлович Свердлов; Цецилия-Ольга Гуревич;
Екатерина Сергеевна Григорьева; Княгиня Елена Михайловна Барятинская; Сергей
Константинович Ползиков; Анна Петровна Романюк; Иван Григорьевич Кленочкин;
Адам Антонович Горен (годичный паспорт); Елена Сталь (германский
паспорт)(3).
Редакция альманаха "Источник", где была опубликована фотокопия записки
Ягоды, поместила документ в разделе "Исторические сенсации". Однако сенсация
тут была относительная. Сотрудники германского посольства в России сообщали
по дипломатическим каналам, что в августе 1918 года, еще до покушения на
Ленина, в Москве сложилось "нечто, вроде панических настроений". 1 августа
1918 г. из посольства сообщали в Берлин, что руководство Советской России
переводит в швейцарские банки "значительные денежные средства"; 14 августа
-- что оформляются заграничные паспорта, что "воздух Москвы... пропитан
покушением как никогда"(4).
В изданных в 1957 году воспоминаниях члена и секретаря ЦК, помощника
Свердлова Е. Д. Стасовой можно прочитать о том, что и в 1919 году большевики
пребывали в паническом настроении:
"1919 год был очень тяжелым годом. Наступление 14 держав на советскую
республику создало столь опасное положение, что не исключена была для партии
необходимость вновь уйти в подполье, если бы силы внутренней контрреволюции
и иностранные интервенты временно взяли вверх. И вот пришлось заботиться о
паспортах для всех членов ЦК и для В. И. Ленина в первую очередь. Нужно было
обеспечить партию и материальными средствами. С этой целью было отпечатано
большое количество бумажных денег царских времен (так называемых
"екатеринок", т. е. сторублевок с портретом Екатерины). Для обеспечения их
сохранности были сделаны оцинкованные ящики, в которые эти деньги были
упакованы и переданы Николаю Евгеньевичу Буренину для сохранения их в
Петрограде. Он закопал их, насколько я знаю, под Питером, где-то в Лесном, а
впоследствии даже сфотографировал их раскопку, когда советская власть
окончательно утвердилась. Тогда же на имя Буренина (купца по происхождению)
был оформлен документ о том, что он является владельцем гостиницы
"Метрополь". Сделано это было с целью обеспечить партию материально"(5).
В 1957 году откровения Стасовой вызвали удивление, так как большевики
не любили рассказывать о царившей у них панике. Видный меньшевик Р. А.
Абрамович, получив воспоминания Стасовой, немедленно сообщил о прочитанном
другому меньшевику и автору нескольких книг Н. В. Валентинову-Вольскому(6).
,,Об истории с паспортами и деньгами в начале 1919 года, в самый опасный
момент для большевизма в гражданской войне, -- отвечал Валентинов-Вольский,
-- знаю не только я, как один из основных членов тогдашнего ЦК меньшевиков,
но и независимо от меня еще четыре человека в Нью-Йорке: Л. О. [Дан], Б. И.
Николаевский, [Ю. П.] Денике и Б. Двинов. Мы тогда сами получили предложение
от Енукидзе и от Каменева взять паспорта, которые для нас и для Бунда будут
приготовлены, а Бунд, который работал тогда в Белоруссии, получил даже
довольно значительную сумму теми самыми сторублевками, о которых Вы
говорите. [...] Знаю я, как, вероятно, знаете и Вы, и [Б. К.] Суварин, что
одновременно или за некоторое время до этого они выслали за границу через
Марка Натансона большое количество золота, которое должно было быть
депонировано в швейцарских банках на указанные большевистской партией имена.
Некоторую часть этого золота они дали левым эсерам натансоновского толка,
которые на эти деньги потом в Берлине устроили издательство "Скифы"''(7).
Не чужд был паники и Ленин. Бухарин вспоминает:
,,Деникин, Колчак, голод... Границы советского государства сузились до
последнего предела. Заговоры внутри, революция становится дыбом. Вот-вот
опрокинется все на голову. Ильич считает. Спокойно. Видит возможность
поражения. Шутливо называет это по-французски "culbutage"
("перекувыркивание"). На всякий случай распоряжается принять такие-то и
такие-то меры, чтобы начать сызнова подпольную работу. Ни капли не
сомневается, что в случае поражения он погиб. Все это -- "culbutage". Но вот
он подходит к партийным рядам, и его голос звучит несокрушимой энергией:
"паникеров -- расстреливать!" И каждый чувствует, что мы победим: черт
возьми, разве с Ильичем можно проиграть сражение?''(8).
Таким образом, считать, что к бегству за границу из руководителей
государства готовился только Свердлов, ни в коем случае нельзя. Но именно
секретариат ЦК, и в первую очередь Свердлов, были ответственны за подготовку
перевода партии на нелегальное положение --добавим: из-за пораженческой
брестской политики Ленина, заведшей партию в тупик, приведшей большевиков на
край гибели.
Поразительно, что в уже цитированной нами речи Луначарского о Ленине
докладчика все время тянуло говорить о другом гении -- Свердлове. Сначала
Луначарский объяснил тоскующей аудитории, что именно Свердлов руководил
отбором партийных работников, т. е. выполнял функции генерального секретаря
партии:
"Вот, товарищи, под этим страшным нажимом, под этим гнетом в несколько
тысяч атмосфер жило наше большевистское подполье, и тут можно было наблюдать
человека, активен ли он, энергичен ли он, организатор ли он, кристаллизуются
ли около него кружки. Все эти типы очень хорошо знал Я. М. Свердлов. Скажем,
Иванов или Петров -- кто он такой? Свердлов знал, что он тогда-то вступил в
партию, тогда-то бегал, тогда-то его освободили и т. д. То, что у Я. М.
Свердлова было развито с такой феноменальной силой, об этом все мы знали в
партии, поэтому, когда мы выбирали наш ЦК и редакцию нашего центрального
органа, то мы туда выбирали людей не потому, что нам нравился нос того или
иного, а выбирали после огромнейшей проверки. И на этих руководящих постах
этим людям нужно было дать выдержать жизненный экзамен, самый суровый, самый
беспощадный. Так в нашей стране, в этом лучшем штабе лучшие люди из
интеллигенции и из пролетариата постепенно отсеивались, создавали великих
вождей позже наступившей революции. Совершенно ясно, что нигде в мире
подобного штаба и подобных вождей быть не могло".
Свердлова Луначарский подчеркнуто ставил на один уровень с "сияющим
дорогим гением" Лениным:
"Владимир Ильич, когда умер Свердлов, которого он очень высоко ценил, и
который, как вы знаете, в истории партии сыграл большую роль,-- был и
секретарем ЦК, занимался подбором, сортировкой сил и стоял, таким образом,
во главе советской власти, вместе с Владимиром Ильичем делал громадное
количество ответственнейшей работы -- Владимир Ильич сказал [...]: Умер
человек, которого заменить некем. Другого такого человека мы в партии не
имеем. [...] Надо его заменить подходящим коллективом"(9).
Иными словами, уже в 1919 году Ленин обвинял Свердлова в том, в чем в
своем завещании он будет обвинять Сталина: в сосредоточении необъятной
власти. Мы знаем, в общих чертах, как протекала и чьей победой закончилась
борьба с Лениным в 1922-1924 годах. Как же протекала и чем закончилась
борьба Ленина с предыдущим "генсеком" партии Свердловым?
30 августа 1918 года историки обычно рассматривали как дату начала
широкой кампании "красного террора", последовавшего в ответ на покушение на
жизнь Ленина. Считалось, что в Ленина стреляла эсерка Каплан, задержанная,
во всем сознавшаяся и то ли расстрелянная, то ли, по другой версии, тайно
помилованная, и что организаторами теракта были руководители эсеровской
боевой группы. Однако 30 августа стало этапом в истории большевистской
партии по совсем другой причине. Впервые с момента захвата власти большевики
расправлялись с одним из собственных лидеров: в Ленина стреляли свои.
Первую серьезную статью на эту тему написал израильский историк,
эмигрант из России, Борис Орлов(10). Идеологически неприемлемая для
советской историографии и неудобная для западной, статья "осталась
незамеченной". После 1976 года, как и до него, несвободные советские и
свободные западные историки продолжали хором утверждать, что в Ленина
стреляла Каплан.
Перелом принес 1990 год. Под очевидным влиянием статьи Б. Орлова в
августе 1990 года "Комсомольская правда" опубликовала две статьи,
подвергавшие сомнению всеми признанную ранее версию(11). В том же году вышла
брошюра "Фанни Каплан: Я стреляла в Ленина", составленная Б. М.
Сударушкиным(12).
Осенью 1990 года в интервью ленинградской программе "Пятое колесо" в
числе прочих вопросов я коснулся и покушения на Ленина 30 августа:
"Покушение на Ленина, так называемое покушение Каплан, видимо, было
связано с оппозицией Ленину внутри партии. Совершенно очевидно сегодня, что
не Каплан стреляла в Ленина. Есть серьезные основания предполагать, что к
этому покушению имел отношение Свердлов. По крайней мере, после покушения
Свердлов себя очень странно вел. Он забрал Каплан из тюрьмы ЧК и поместил ее
в личную тюрьму, находившуюся в Кремле под его кабинетом. Он отдал Малькову,
подчиняющемуся Свердлову коменданту Кремля, приказ о расстреле Каплан, хотя
Мальков по должности не имел права расстреливать Каплан, комендант Кремля не
имел никакого отношения к таким делам. [...] Видимо из-за несоответствия
обвинения и того факта, что Каплан была почти совсем слепая, что у нее, по
всем свидетельским показаниям, в одной руке была сумочка, в другой зонтик,
что пистолета, из которого она якобы стреляла, не нашли, а Ленин, судя по
всему, видел стрелявшего мужчину, потому что, судя по воспоминаниям, первые
его слова после выстрела были: "Поймали ли его?" (а не ее), а Каплан была
одета в фетровую шляпку и, кажется, в белое платье, . Все эти
несоответствия, видимо, говорят о том, что Каплан тут была ни при чем. То
есть поведение Свердлова было крайне подозрительно. Ленин считал, что его
убивают. По воспоминаниям Бонч-Бруевича, Ленин крайне недоверчиво относился
к врачам, которые его лечили. Он устраивал им перекрестные допросы, как
Свердлов пишет, "шутя", но, конечно же, не шутя. Ленин всерьез устраивал им
эти допросы. Ленин понимал, что его лишают власти, что его убивают"(13).
С 1991 года публикации о покушении на Ленина стали довольно частым
явлением(14), причем в дискуссию был вовлечен даже такой консервативный
советский исследователь эсеровской партии как К. В. Гусев:
"Некоторые историки и публицисты, -- писал он, -- скрупулезно изучая
расхождения и неточности, [...] усматривая чрезмерную (подразумевая
умышленную) поспешность в расследовании дела в ВЧК и расстреле Каплан,
ставят под сомнение роль этой последней в террористическом акте. Можно
согласиться с тем, что история покушения нуждается в дальнейшем изучении,
что есть не совсем ясные детали [...]. Допустим, что и заявление Каплан, и
показания свидетелей не соответствуют действительности. Но тогда сразу
возникает вопрос: если не Каплан, то кто? [...] Был ли вообще заговор, и
если не эсеры, то кто организовал покушение, кому это было нужно?"(15)
Может быть, вслед за Гусевым, нам следует искать ответ на абсолютно
правильный вопрос: кому это было нужно? Вопрос этот пришел в голову не
одному Гусеву. Дважды генеральная прокуратура Российской Федерации поднимала
вопрос о новом расследовании обстоятельств покушения на Ленина, совершенного
30 августа 1918 г. 19 июня 1992 г. Генеральная прокуратура РФ по заявлению
писателя из Ульяновска А. Авдонина начавшая проверку обоснованности
привлечения к уголовной ответственности, приговора и расстрела 3 сентября
1918 года по внесудебному постановлению Президиума ВЧК Фанни Каплан, приняла
"Постановление о возбуждении производства по вновь открывшимся
обстоятельствам":
"Прокурор отдела по реабилитации жертв политических репрессий
Генеральной прокуратуры Российской Федерации старший советник юстиции Ю. И.
Седов, рассмотрев материалы уголовного дела No Н-200 по обвинению Ф. Е.
Каплан, установил:
По настоящему делу за покушение на террористический акт в отношении
Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ульянова (Ленина) привлечена к
ответственности и в последующем расстреляна Ф. Е. Каплан (Ройдман).
Из материалов дела усматривается, что следствие проведено поверхностно.
Не были проведены судебно-медицинская и баллистическая экспертизы; не
допрошены свидетели и потерпевшие; не произведены другие следственные
действия, необходимые для полного, всестороннего и объективного
расследования обстоятельств совершенного преступления.
На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 384 и 386 УПК РСФСР,
постановил:
Возбудить производство по вновь открывшимся обстоятельствам"(16).
"Никаких обстоятельств, собственно, не было, -- отмечает с некоторой
иронией Э. Максимова. -- Были граждане в разных концах страны, правоведы,
литераторы, историки, просто любознательные люди, которые, едва приоткрылись
государственные архивы, уразумели по газетам и журналам бездоказательность и
безответственность короткого трехдневного дознания, очевидные не только для
юристов -- для любого грамотного человека"(17). Следствие ставило своей
задачей установить, "стреляла ли Каплан, каковы мотивы и судьба
стрелявшей"(18). Предполагалось, что будут изучены архивные дела Каплан и
правых эсеров, осужденных в 1922 году в том числе и за покушение на Ленина.
И поскольку дела хранились в архивах бывшего КГБ и оставались засекреченными
до 1992 года, расследование дела поручалось следственному управлению
Министерства безопасности Российской Федерации. После упразднения МБ РФ, в
конце февраля -- начале марта 1994 г., дело Каплан принял
прокурор-криминалист Генеральной прокуратуры Владимир Николаевич
Соловьев(19).
До лета 1996 года дело Каплан, сменяя друг друга, дорасследовали шесть
следователей (что не могло не сказаться отрицательно на работе). Идея
дорасследовании теракта не обрадовала ФСБ. Татьяна Андриасова пишет, что
хотя "Генеральная прокуратура РФ поручила ФСБ выяснить наконец все
обстоятельства покушения Фанни Каплан на Ленина 30 августа 1918 года на
заводе Михельсона, когда председатель Совнаркома получил два огнестрельных
ранения [...] у рядовых сотрудников ФСБ особого энтузиазма к поручению
Генпрокуратуры не наблюдается. По словам одного из них, следственный аппарат
перегружен серьезными делами, людей не хватает, а их еще отвлекают на
событие давно минувших дней, в котором вряд ли [удастся] отыскать
истину"(20).
Что же произошло 30 августа 1918 года? В. М. Бонч-Бруевич вспоминает:
"Поздно ночью пришел тов. Козловский, которому, как члену коллегии
комиссариата юстиции, было поручено произвести первый допрос эсерки Каплан
[...]. Козловский рассказал мне, что Каплан производит крайне серое,
ограниченное, нервно-возбужденное, почти истерическое впечатление. Держит
себя растерянно, говорит несвязно и находится в подавленном состоянии.
Козловский сказал, что несомненно это дело рук организации эсеров, хотя
Каплан и отрицает это, и что здесь ясна связь с петербургскими событиями
(убийство Володарского, Урицкого) и что, конечно, можно ожидать и других
выступлений. Подробности картины покушения Козловский еще не знал"(21).
Немедленно после покушения, еще до первого допроса Каплан, начавшегося
в 23 часа 30 минут, советское правительство обвинило в организации теракта
партию эсеров. Постановление, как председатель ВЦИК, подписал Свердлов:
"Всем советам рабочих, крестьянских, и красноармейских депутатов, всем
армиям, всем, всем, всем": "Несколько часов тому назад совершено злодейское
покушение на тов. Ленина. [...] Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут
найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов"(22).
Следует отметить, что советский историк Н. Д. Костин,
специализировавшийся на теме покушения, умудрился ни разу не включить в свои
книги фразу "Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых
эсеров..." В двух изданиях его сборника "Выстрел в сердце революции"
(Политиздат, 1983 и 1989) обращение Свердлова просто опущено. А в выпущенной
в период перестройки книге "Суд над террором" интересующая нас фраза у
Костина скромно заменена тремя точками(23), так как иначе читателю было бы
видно, что Свердлов знал о причастности эсеров и англо-французских наймитов
к покушению до получения самой первой информации о выстрелах в Ленина.
Свердлову важно было, воспользовавшись покушением на Ленина, расправиться с
эсерами и начать "массовый террор против всех врагов революции"(24), точно
также, как убийством Мирбаха воспользовались для расправы над партией левых
эсеров.
Вслед за обращением Свердлова были изданы "Постановление ВЦИК о
превращении советской республики в военный лагерь" и "Постановление СНК о
красном терроре". 1 сентября заместитель председателя ВЧК и председатель
ревтрибунала Я. Х. Петерс сообщил в "Известиях ВЦИК", что "арестованная,
которая стреляла в товарища Ленина, состоит членом партии правых
социалистов-революционеров черновской группы", но что террористка (еще не
названная по имени) "упорно отказывается давать сведения о своих
соучастниках и скрывает, откуда получила найденные у нее деньги [...]. Из
показаний свидетелей видно, что в покушении участвовала целая группа лиц,
так как в момент, когда тов. Ленин подходил к автомобилю, он был задержан
под видом разговоров несколькими лицами. При выходе был устроен затор
публики".
Итак, в покушении участвовала целая группа лиц, но Каплан, впервые
названная только 3 сентября в утреннем выпуске "Известий ВЦИК", почему-то 1
сентября была забрана из одиночной камеры тюрьмы ВЧК в кремлевскую тюрьму, и
3 сентября в 4 часа дня расстреляна собственноручно комендантом Кремля П. Д.
Мальковым. 4 сентября "Известия ВЦИК" сообщили о том, что "по постановлению
ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройдман (она же
Каплан)"(25).
Описания покушения и ареста Каплан многочисленны и противоречивы. С. Н.
Батулин, помощник военного комиссара 5-й московской советской пехотной
дивизии, задержавший Каплан, показал, что Каплан была арестована далеко от
места покушения и после погони:
"Подойдя к автомобилю, на котором должен был уехать тов. Ленин, я
услышал три резких сухих звука, которые я принял не за револьверные
выстрелы, а за обыкновенные моторные звуки. Вслед за этими звуками я увидел
толпу народа, до этого спокойно стоявшую у автомобиля, разбегавшуюся в
разные стороны, и увидел позади кареты-автомобиля тов. Ленина, неподвижно
лежавшего лицом к земле. Я понял, что на жизнь тов. Ленина было произведено
покушение. Человека, стрелявшего в тов. Ленина, я не видел. Я не растерялся
и закричал: "Держите убийцу тов. Ленина!" и с этими криками я выбежал на
Серпуховку, по которой одиночным порядком и группами бежали в различном
направлении перепуганные выстрелами и общей сумятицей люди. [...] Добежавши
до так называемой "Стрелки" на Серпухове [...] позади себя около дерева я
увидел с портфелем и зонтиком в руках женщину, которая своим странным видом
остановила мое внимание. Она имела вид человека, спасающегося от
преследования, запуганного и затравленного. Я спросил эту женщину, зачем она
сюда попала. На эти слова она ответила: "А зачем Вам это нужно". Тогда я,
обыскав ее карманы и взяв ее портфель и зонтик, предложил ей идти за мной.
[...] На Серпуховке кто-то из толпы в этой женщине узнал человека,
стрелявшего в тов. Ленина. После этого я еще раз спросил: "Вы стреляли в
теперь: голые стены, никакой мебели; странно как-то! Он подошел к окну и сел
на подоконник".
131. Н. К. Крупская. Переезд Ильича в Москву и первые месяцы его работы
в Москве. -- в кн. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 2. М., 1957,
с. 192-193. Советские историки не слишком убедительно объясняют поведение
Ленина. Вот что пишут составители книги "Ленин в Москве": "После разгрома
"лево"-эсеровского мятежа в Москве Владимир Ильич решил осмотреть особняк
Морозова, в котором находился штаб "левых" эсеров. По воспоминаниям Н. К.
Крупской, Владимира Ильича заинтересовало, почему эсеры выбрали этот особняк
своим штабом и как организовали его защиту". (Ленин в Москве. М., 1957, с.
61 -- 62.) Но левые эсеры не "выбирали" особняк Морозова -- там
расквартировывался отряд Попова. И никакой "организации защиты" проведено не
было. Ленина тянуло к особняку увидеть результаты своего деяния. Визит
Ленина в особняк был произведен в такой тайне, что о нем не знали даже
охранявшие подступы к особняку солдаты. И появление в вечерние часы
неизвестного автомобиля, направлявшегося к особняку, настолько удивило их,
что по машине Ленина был открыт огонь. (М. И. Ульянова. О Ленине. М., 1969,
с. 128.)
132. РСФСР. ВЦИК. Созыв V. Стенографический отчет, с. 89 -- 90. Из речи
Чичерина. В то, что Блюмкин так и останется не арестованным было очень
трудно поверить. И одна одна из французских газет в статье о Блюмкине много
лет спустя с уверенностью писала, что после покушения на Мирбаха Блюмкин
"был арестован и заключен в тюрьму". (Статья "Я. Г. Блюмкин" в газ. La Lutte
Ouvriere, 12 июня 1936, No 1, с. 1). Иное ведь и предположить было трудно.
133. Кремль за решеткой, с. 10.
134. РСФСР. ВЦИК. Созыв V. Стенографический отчет, с. 61.
135. Саблин объявил действия левых эсеров, начиная с ареста
Дзержинского, актом самозащиты. Спиридонова обвинения в "восстании" также
отвергла: "Все происшедшее является результатом стремительной защиты русским
правительством убитых агентов германского империализма и самозащиты ЦК
партии, совершившего это убийство" (Красная книга ВЧК, с. 269).
136. Пьемонт -- бывшее королевство, ныне провинция северо-западной
Италии. В 1821 г. в Пьемонте началась революция, которая, однако, потерпела
поражение. Но с этого момента Пьемонт стал играть ведущую роль в деле
создания единого национального итальянского государства, и название
"Пьемонт" вскоре стало нарицательным, чем-то вроде "фронды".
137. Цит. по ст. Д. Рубнев. С. Цыпков. Следователь республики. --
Волга, 1967, No 5, с. 122.
138. РСФСР. ВЦИК. Созыв V. Стенографический отчет, стр. 58.
139. В книге "В. И. Ленин и ВЧК" ошибочно указано, что Шейнкман погиб в
1919 г. (Ленин и ВЧК. Сборник документов (1917-1922 гг.). М., 1975, с. 649).
В его фамилии иногда встречаются разночтения: Шейман, Шейнман, Шейкман.
140. Красная книга ВЧК, с. 304-307.
141. Кремль за решеткой, с. 12 -- 13.
142. Известия ЦК КПСС, 1989, No 5, с. 155.
Заговор четвертый:
Ленин и Свердлов
Яков рос озорным, неугомонным мальчиком,
организатором забав ребятишек всей улицы.
(К. Т. Свердлова.
Яков Михайлович Свердлов.
М., 1976, с. 60).
Из осторожности назовем эту главу -- гипотезой. Гипотезой, имеющей
точно такое-же право на существование, как, например, гипотеза о дружбе Я.
М. Свердлова и В. И. Ленина; или же гипотеза о дружбе В. И. Ленина и И. В.
Сталина. Или, наконец, гипотеза о том, что в Ленина стреляла Ф. Каплан и что
Свердлов умер от "испанки". Вся советская история -- сплошные версии и
гипотезы. Осталось только понять, какие из них правильные, а какие нет.
Эта глава об очередном заговоре Дзержинского против Ленина. Только
теперь, в августе 1918 года, Дзержинский. не сумевший сорвать Брестский мир
через убийство Мирбаха, пробовал избавиться от Брестского мира, устранив
проводника этой политики -- председателя СНК. В историографии этот заговор
известен как покушение Каплан 30 августа 1918 года. Как и июльское убийство
посла, покушение на Ленина производилось чужими руками и, как будет показано
в этой главе, было результатом широкого антиленинского заговора в верхах
партии, настолько широкого, что в планы устранения Ленина, очевидно, был
посвящен Свердлов, который, в свою очередь, был затем устранен оправившимся
от ранения Лениным или же другими заговорщиками, которые в марте 1919 года в
межпартийной войне Ленина и Свердлова, после разрыва Брестского мира и
окончания первой мировой войны, предпочли остаться с Лениным, а не со
Свердловым.
Тех, кто не понимает, каким образом Свердлов мог планировать устранение
Ленина в разгар смертельной борьбы с "международным империализмом", и как
Ленин мог позволить себе сводить счеты со Свердловым, когда на нем держалась
вся партия, отсылаем к приводимому выше высказыванию Ленина, цитированному
Луначарским в речи "Сияющий дорогой гений": "Представьте себе, полководец
ведет борьбу с врагом, а в лагере у него враг. Прежде, чем идти на фронт, на
борьбу с врагом, нужно, чтобы в самом лагере было чисто, чтобы не было
врагов"(1).
В этом была суть отношений большевистских руководителей. В 1918-19
годах советский полководец Ленин только и делал, что шел на фронт, только и
чистил от врагов собственный лагерь. И Свердлов чистил -- просто не так
удачно. Его недоверие к окружающим было столь серьезно, что после его смерти
ключей от личного сейфа Свердлова найти не смогли. Несгораемый шкаф
отправили на инвентарный склад коменданта Кремля П. Д. Малькова, где сейф
простоял до 26 июля 1935 года, когда его, наконец, открыли. 27 июля нарком
внутренних дел СССР Г. Ягода подал Сталину записку о содержании сейфа. В
сейфе оказались: золотые монеты царской чеканки на сумму 108 525 рублей;
золотые изделия, многие из которых с драгоценными камнями, -- 705 предметов;
семь чистых бланков паспортов царского образца; кредитных царских билетов на
750 тысяч рублей(2).
В сейфе, кроме того, были обнаружены заграничные паспорта, выписанные
на следующие имена: Яков Михайлович Свердлов; Цецилия-Ольга Гуревич;
Екатерина Сергеевна Григорьева; Княгиня Елена Михайловна Барятинская; Сергей
Константинович Ползиков; Анна Петровна Романюк; Иван Григорьевич Кленочкин;
Адам Антонович Горен (годичный паспорт); Елена Сталь (германский
паспорт)(3).
Редакция альманаха "Источник", где была опубликована фотокопия записки
Ягоды, поместила документ в разделе "Исторические сенсации". Однако сенсация
тут была относительная. Сотрудники германского посольства в России сообщали
по дипломатическим каналам, что в августе 1918 года, еще до покушения на
Ленина, в Москве сложилось "нечто, вроде панических настроений". 1 августа
1918 г. из посольства сообщали в Берлин, что руководство Советской России
переводит в швейцарские банки "значительные денежные средства"; 14 августа
-- что оформляются заграничные паспорта, что "воздух Москвы... пропитан
покушением как никогда"(4).
В изданных в 1957 году воспоминаниях члена и секретаря ЦК, помощника
Свердлова Е. Д. Стасовой можно прочитать о том, что и в 1919 году большевики
пребывали в паническом настроении:
"1919 год был очень тяжелым годом. Наступление 14 держав на советскую
республику создало столь опасное положение, что не исключена была для партии
необходимость вновь уйти в подполье, если бы силы внутренней контрреволюции
и иностранные интервенты временно взяли вверх. И вот пришлось заботиться о
паспортах для всех членов ЦК и для В. И. Ленина в первую очередь. Нужно было
обеспечить партию и материальными средствами. С этой целью было отпечатано
большое количество бумажных денег царских времен (так называемых
"екатеринок", т. е. сторублевок с портретом Екатерины). Для обеспечения их
сохранности были сделаны оцинкованные ящики, в которые эти деньги были
упакованы и переданы Николаю Евгеньевичу Буренину для сохранения их в
Петрограде. Он закопал их, насколько я знаю, под Питером, где-то в Лесном, а
впоследствии даже сфотографировал их раскопку, когда советская власть
окончательно утвердилась. Тогда же на имя Буренина (купца по происхождению)
был оформлен документ о том, что он является владельцем гостиницы
"Метрополь". Сделано это было с целью обеспечить партию материально"(5).
В 1957 году откровения Стасовой вызвали удивление, так как большевики
не любили рассказывать о царившей у них панике. Видный меньшевик Р. А.
Абрамович, получив воспоминания Стасовой, немедленно сообщил о прочитанном
другому меньшевику и автору нескольких книг Н. В. Валентинову-Вольскому(6).
,,Об истории с паспортами и деньгами в начале 1919 года, в самый опасный
момент для большевизма в гражданской войне, -- отвечал Валентинов-Вольский,
-- знаю не только я, как один из основных членов тогдашнего ЦК меньшевиков,
но и независимо от меня еще четыре человека в Нью-Йорке: Л. О. [Дан], Б. И.
Николаевский, [Ю. П.] Денике и Б. Двинов. Мы тогда сами получили предложение
от Енукидзе и от Каменева взять паспорта, которые для нас и для Бунда будут
приготовлены, а Бунд, который работал тогда в Белоруссии, получил даже
довольно значительную сумму теми самыми сторублевками, о которых Вы
говорите. [...] Знаю я, как, вероятно, знаете и Вы, и [Б. К.] Суварин, что
одновременно или за некоторое время до этого они выслали за границу через
Марка Натансона большое количество золота, которое должно было быть
депонировано в швейцарских банках на указанные большевистской партией имена.
Некоторую часть этого золота они дали левым эсерам натансоновского толка,
которые на эти деньги потом в Берлине устроили издательство "Скифы"''(7).
Не чужд был паники и Ленин. Бухарин вспоминает:
,,Деникин, Колчак, голод... Границы советского государства сузились до
последнего предела. Заговоры внутри, революция становится дыбом. Вот-вот
опрокинется все на голову. Ильич считает. Спокойно. Видит возможность
поражения. Шутливо называет это по-французски "culbutage"
("перекувыркивание"). На всякий случай распоряжается принять такие-то и
такие-то меры, чтобы начать сызнова подпольную работу. Ни капли не
сомневается, что в случае поражения он погиб. Все это -- "culbutage". Но вот
он подходит к партийным рядам, и его голос звучит несокрушимой энергией:
"паникеров -- расстреливать!" И каждый чувствует, что мы победим: черт
возьми, разве с Ильичем можно проиграть сражение?''(8).
Таким образом, считать, что к бегству за границу из руководителей
государства готовился только Свердлов, ни в коем случае нельзя. Но именно
секретариат ЦК, и в первую очередь Свердлов, были ответственны за подготовку
перевода партии на нелегальное положение --добавим: из-за пораженческой
брестской политики Ленина, заведшей партию в тупик, приведшей большевиков на
край гибели.
Поразительно, что в уже цитированной нами речи Луначарского о Ленине
докладчика все время тянуло говорить о другом гении -- Свердлове. Сначала
Луначарский объяснил тоскующей аудитории, что именно Свердлов руководил
отбором партийных работников, т. е. выполнял функции генерального секретаря
партии:
"Вот, товарищи, под этим страшным нажимом, под этим гнетом в несколько
тысяч атмосфер жило наше большевистское подполье, и тут можно было наблюдать
человека, активен ли он, энергичен ли он, организатор ли он, кристаллизуются
ли около него кружки. Все эти типы очень хорошо знал Я. М. Свердлов. Скажем,
Иванов или Петров -- кто он такой? Свердлов знал, что он тогда-то вступил в
партию, тогда-то бегал, тогда-то его освободили и т. д. То, что у Я. М.
Свердлова было развито с такой феноменальной силой, об этом все мы знали в
партии, поэтому, когда мы выбирали наш ЦК и редакцию нашего центрального
органа, то мы туда выбирали людей не потому, что нам нравился нос того или
иного, а выбирали после огромнейшей проверки. И на этих руководящих постах
этим людям нужно было дать выдержать жизненный экзамен, самый суровый, самый
беспощадный. Так в нашей стране, в этом лучшем штабе лучшие люди из
интеллигенции и из пролетариата постепенно отсеивались, создавали великих
вождей позже наступившей революции. Совершенно ясно, что нигде в мире
подобного штаба и подобных вождей быть не могло".
Свердлова Луначарский подчеркнуто ставил на один уровень с "сияющим
дорогим гением" Лениным:
"Владимир Ильич, когда умер Свердлов, которого он очень высоко ценил, и
который, как вы знаете, в истории партии сыграл большую роль,-- был и
секретарем ЦК, занимался подбором, сортировкой сил и стоял, таким образом,
во главе советской власти, вместе с Владимиром Ильичем делал громадное
количество ответственнейшей работы -- Владимир Ильич сказал [...]: Умер
человек, которого заменить некем. Другого такого человека мы в партии не
имеем. [...] Надо его заменить подходящим коллективом"(9).
Иными словами, уже в 1919 году Ленин обвинял Свердлова в том, в чем в
своем завещании он будет обвинять Сталина: в сосредоточении необъятной
власти. Мы знаем, в общих чертах, как протекала и чьей победой закончилась
борьба с Лениным в 1922-1924 годах. Как же протекала и чем закончилась
борьба Ленина с предыдущим "генсеком" партии Свердловым?
30 августа 1918 года историки обычно рассматривали как дату начала
широкой кампании "красного террора", последовавшего в ответ на покушение на
жизнь Ленина. Считалось, что в Ленина стреляла эсерка Каплан, задержанная,
во всем сознавшаяся и то ли расстрелянная, то ли, по другой версии, тайно
помилованная, и что организаторами теракта были руководители эсеровской
боевой группы. Однако 30 августа стало этапом в истории большевистской
партии по совсем другой причине. Впервые с момента захвата власти большевики
расправлялись с одним из собственных лидеров: в Ленина стреляли свои.
Первую серьезную статью на эту тему написал израильский историк,
эмигрант из России, Борис Орлов(10). Идеологически неприемлемая для
советской историографии и неудобная для западной, статья "осталась
незамеченной". После 1976 года, как и до него, несвободные советские и
свободные западные историки продолжали хором утверждать, что в Ленина
стреляла Каплан.
Перелом принес 1990 год. Под очевидным влиянием статьи Б. Орлова в
августе 1990 года "Комсомольская правда" опубликовала две статьи,
подвергавшие сомнению всеми признанную ранее версию(11). В том же году вышла
брошюра "Фанни Каплан: Я стреляла в Ленина", составленная Б. М.
Сударушкиным(12).
Осенью 1990 года в интервью ленинградской программе "Пятое колесо" в
числе прочих вопросов я коснулся и покушения на Ленина 30 августа:
"Покушение на Ленина, так называемое покушение Каплан, видимо, было
связано с оппозицией Ленину внутри партии. Совершенно очевидно сегодня, что
не Каплан стреляла в Ленина. Есть серьезные основания предполагать, что к
этому покушению имел отношение Свердлов. По крайней мере, после покушения
Свердлов себя очень странно вел. Он забрал Каплан из тюрьмы ЧК и поместил ее
в личную тюрьму, находившуюся в Кремле под его кабинетом. Он отдал Малькову,
подчиняющемуся Свердлову коменданту Кремля, приказ о расстреле Каплан, хотя
Мальков по должности не имел права расстреливать Каплан, комендант Кремля не
имел никакого отношения к таким делам. [...] Видимо из-за несоответствия
обвинения и того факта, что Каплан была почти совсем слепая, что у нее, по
всем свидетельским показаниям, в одной руке была сумочка, в другой зонтик,
что пистолета, из которого она якобы стреляла, не нашли, а Ленин, судя по
всему, видел стрелявшего мужчину, потому что, судя по воспоминаниям, первые
его слова после выстрела были: "Поймали ли его?" (а не ее), а Каплан была
одета в фетровую шляпку и, кажется, в белое платье, . Все эти
несоответствия, видимо, говорят о том, что Каплан тут была ни при чем. То
есть поведение Свердлова было крайне подозрительно. Ленин считал, что его
убивают. По воспоминаниям Бонч-Бруевича, Ленин крайне недоверчиво относился
к врачам, которые его лечили. Он устраивал им перекрестные допросы, как
Свердлов пишет, "шутя", но, конечно же, не шутя. Ленин всерьез устраивал им
эти допросы. Ленин понимал, что его лишают власти, что его убивают"(13).
С 1991 года публикации о покушении на Ленина стали довольно частым
явлением(14), причем в дискуссию был вовлечен даже такой консервативный
советский исследователь эсеровской партии как К. В. Гусев:
"Некоторые историки и публицисты, -- писал он, -- скрупулезно изучая
расхождения и неточности, [...] усматривая чрезмерную (подразумевая
умышленную) поспешность в расследовании дела в ВЧК и расстреле Каплан,
ставят под сомнение роль этой последней в террористическом акте. Можно
согласиться с тем, что история покушения нуждается в дальнейшем изучении,
что есть не совсем ясные детали [...]. Допустим, что и заявление Каплан, и
показания свидетелей не соответствуют действительности. Но тогда сразу
возникает вопрос: если не Каплан, то кто? [...] Был ли вообще заговор, и
если не эсеры, то кто организовал покушение, кому это было нужно?"(15)
Может быть, вслед за Гусевым, нам следует искать ответ на абсолютно
правильный вопрос: кому это было нужно? Вопрос этот пришел в голову не
одному Гусеву. Дважды генеральная прокуратура Российской Федерации поднимала
вопрос о новом расследовании обстоятельств покушения на Ленина, совершенного
30 августа 1918 г. 19 июня 1992 г. Генеральная прокуратура РФ по заявлению
писателя из Ульяновска А. Авдонина начавшая проверку обоснованности
привлечения к уголовной ответственности, приговора и расстрела 3 сентября
1918 года по внесудебному постановлению Президиума ВЧК Фанни Каплан, приняла
"Постановление о возбуждении производства по вновь открывшимся
обстоятельствам":
"Прокурор отдела по реабилитации жертв политических репрессий
Генеральной прокуратуры Российской Федерации старший советник юстиции Ю. И.
Седов, рассмотрев материалы уголовного дела No Н-200 по обвинению Ф. Е.
Каплан, установил:
По настоящему делу за покушение на террористический акт в отношении
Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ульянова (Ленина) привлечена к
ответственности и в последующем расстреляна Ф. Е. Каплан (Ройдман).
Из материалов дела усматривается, что следствие проведено поверхностно.
Не были проведены судебно-медицинская и баллистическая экспертизы; не
допрошены свидетели и потерпевшие; не произведены другие следственные
действия, необходимые для полного, всестороннего и объективного
расследования обстоятельств совершенного преступления.
На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 384 и 386 УПК РСФСР,
постановил:
Возбудить производство по вновь открывшимся обстоятельствам"(16).
"Никаких обстоятельств, собственно, не было, -- отмечает с некоторой
иронией Э. Максимова. -- Были граждане в разных концах страны, правоведы,
литераторы, историки, просто любознательные люди, которые, едва приоткрылись
государственные архивы, уразумели по газетам и журналам бездоказательность и
безответственность короткого трехдневного дознания, очевидные не только для
юристов -- для любого грамотного человека"(17). Следствие ставило своей
задачей установить, "стреляла ли Каплан, каковы мотивы и судьба
стрелявшей"(18). Предполагалось, что будут изучены архивные дела Каплан и
правых эсеров, осужденных в 1922 году в том числе и за покушение на Ленина.
И поскольку дела хранились в архивах бывшего КГБ и оставались засекреченными
до 1992 года, расследование дела поручалось следственному управлению
Министерства безопасности Российской Федерации. После упразднения МБ РФ, в
конце февраля -- начале марта 1994 г., дело Каплан принял
прокурор-криминалист Генеральной прокуратуры Владимир Николаевич
Соловьев(19).
До лета 1996 года дело Каплан, сменяя друг друга, дорасследовали шесть
следователей (что не могло не сказаться отрицательно на работе). Идея
дорасследовании теракта не обрадовала ФСБ. Татьяна Андриасова пишет, что
хотя "Генеральная прокуратура РФ поручила ФСБ выяснить наконец все
обстоятельства покушения Фанни Каплан на Ленина 30 августа 1918 года на
заводе Михельсона, когда председатель Совнаркома получил два огнестрельных
ранения [...] у рядовых сотрудников ФСБ особого энтузиазма к поручению
Генпрокуратуры не наблюдается. По словам одного из них, следственный аппарат
перегружен серьезными делами, людей не хватает, а их еще отвлекают на
событие давно минувших дней, в котором вряд ли [удастся] отыскать
истину"(20).
Что же произошло 30 августа 1918 года? В. М. Бонч-Бруевич вспоминает:
"Поздно ночью пришел тов. Козловский, которому, как члену коллегии
комиссариата юстиции, было поручено произвести первый допрос эсерки Каплан
[...]. Козловский рассказал мне, что Каплан производит крайне серое,
ограниченное, нервно-возбужденное, почти истерическое впечатление. Держит
себя растерянно, говорит несвязно и находится в подавленном состоянии.
Козловский сказал, что несомненно это дело рук организации эсеров, хотя
Каплан и отрицает это, и что здесь ясна связь с петербургскими событиями
(убийство Володарского, Урицкого) и что, конечно, можно ожидать и других
выступлений. Подробности картины покушения Козловский еще не знал"(21).
Немедленно после покушения, еще до первого допроса Каплан, начавшегося
в 23 часа 30 минут, советское правительство обвинило в организации теракта
партию эсеров. Постановление, как председатель ВЦИК, подписал Свердлов:
"Всем советам рабочих, крестьянских, и красноармейских депутатов, всем
армиям, всем, всем, всем": "Несколько часов тому назад совершено злодейское
покушение на тов. Ленина. [...] Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут
найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов"(22).
Следует отметить, что советский историк Н. Д. Костин,
специализировавшийся на теме покушения, умудрился ни разу не включить в свои
книги фразу "Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых
эсеров..." В двух изданиях его сборника "Выстрел в сердце революции"
(Политиздат, 1983 и 1989) обращение Свердлова просто опущено. А в выпущенной
в период перестройки книге "Суд над террором" интересующая нас фраза у
Костина скромно заменена тремя точками(23), так как иначе читателю было бы
видно, что Свердлов знал о причастности эсеров и англо-французских наймитов
к покушению до получения самой первой информации о выстрелах в Ленина.
Свердлову важно было, воспользовавшись покушением на Ленина, расправиться с
эсерами и начать "массовый террор против всех врагов революции"(24), точно
также, как убийством Мирбаха воспользовались для расправы над партией левых
эсеров.
Вслед за обращением Свердлова были изданы "Постановление ВЦИК о
превращении советской республики в военный лагерь" и "Постановление СНК о
красном терроре". 1 сентября заместитель председателя ВЧК и председатель
ревтрибунала Я. Х. Петерс сообщил в "Известиях ВЦИК", что "арестованная,
которая стреляла в товарища Ленина, состоит членом партии правых
социалистов-революционеров черновской группы", но что террористка (еще не
названная по имени) "упорно отказывается давать сведения о своих
соучастниках и скрывает, откуда получила найденные у нее деньги [...]. Из
показаний свидетелей видно, что в покушении участвовала целая группа лиц,
так как в момент, когда тов. Ленин подходил к автомобилю, он был задержан
под видом разговоров несколькими лицами. При выходе был устроен затор
публики".
Итак, в покушении участвовала целая группа лиц, но Каплан, впервые
названная только 3 сентября в утреннем выпуске "Известий ВЦИК", почему-то 1
сентября была забрана из одиночной камеры тюрьмы ВЧК в кремлевскую тюрьму, и
3 сентября в 4 часа дня расстреляна собственноручно комендантом Кремля П. Д.
Мальковым. 4 сентября "Известия ВЦИК" сообщили о том, что "по постановлению
ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройдман (она же
Каплан)"(25).
Описания покушения и ареста Каплан многочисленны и противоречивы. С. Н.
Батулин, помощник военного комиссара 5-й московской советской пехотной
дивизии, задержавший Каплан, показал, что Каплан была арестована далеко от
места покушения и после погони:
"Подойдя к автомобилю, на котором должен был уехать тов. Ленин, я
услышал три резких сухих звука, которые я принял не за револьверные
выстрелы, а за обыкновенные моторные звуки. Вслед за этими звуками я увидел
толпу народа, до этого спокойно стоявшую у автомобиля, разбегавшуюся в
разные стороны, и увидел позади кареты-автомобиля тов. Ленина, неподвижно
лежавшего лицом к земле. Я понял, что на жизнь тов. Ленина было произведено
покушение. Человека, стрелявшего в тов. Ленина, я не видел. Я не растерялся
и закричал: "Держите убийцу тов. Ленина!" и с этими криками я выбежал на
Серпуховку, по которой одиночным порядком и группами бежали в различном
направлении перепуганные выстрелами и общей сумятицей люди. [...] Добежавши
до так называемой "Стрелки" на Серпухове [...] позади себя около дерева я
увидел с портфелем и зонтиком в руках женщину, которая своим странным видом
остановила мое внимание. Она имела вид человека, спасающегося от
преследования, запуганного и затравленного. Я спросил эту женщину, зачем она
сюда попала. На эти слова она ответила: "А зачем Вам это нужно". Тогда я,
обыскав ее карманы и взяв ее портфель и зонтик, предложил ей идти за мной.
[...] На Серпуховке кто-то из толпы в этой женщине узнал человека,
стрелявшего в тов. Ленина. После этого я еще раз спросил: "Вы стреляли в