убийцей-отравителем. [...] Самый факт обращения Ленина с этой просьбой к
Сталину вызывает большие сомнения: в это время Ленин уже относился к Сталину
без всякого доверия, и непонятно, как он мог с такой интимной просьбой
обратиться именно к нему. Этот факт приобретает особенное значение в свете
другого рассказа. Автор этих строк встречался с одной эмигранткой военных
лет [...]. В Челябинском изоляторе ей пришлось встретиться со
стариком-заключенным, который в 1922-24 годах работал поваром в Горках, где
тогда жил больной Ленин. Этот старик покаялся рассказчице, что в пищу Ленина
он подмешивал препараты, ухудшавшие состояние Ленина. Действовал он так по
настоянию людей, которых он считал представителями Сталина. [...] Если этот
рассказ признать достоверным, то заявление Сталина в Политбюро, о котором
рассказывает Троцкий, имеет вполне определенный смысл: Сталин создавал себе
алиби на тот случай, если б стало известно о работе повара-отравителя"(122).
Рассказанный Николаевским эпизод перекликается с воспоминаниями
Елизаветы Лермоло, арестованной в ночь на 2 декабря 1934 г. по делу об
убийстве Кирова. Выбравшись из сталинских лагерей, она смогла эмигрировать
на Запад после второй мировой войны и после смерти Сталина опубликовала
мемуары. В воспоминаниях Лермоло эпизод описан тот же: Ленин, Горки, повар,
отравление. Только в ее рассказе повар был лицом нейтральным, а не
отравителем. Вот что пишет Лермоло:
"После беспорядков в изоляторе Богутская заболела и не выходила на
прогулки. Мои престарелые компаньоны -- монархисты -- тоже хворали. Поэтому
в течение нескольких дней я расхаживала по тюремному двору в полном
одиночестве.
Но в один из дней ко мне присоединился спутник. Им оказался коммунист
Гаврила Волков, который уже давно пребывал в тюрьме. До сих пор ему было
разрешено выходить на прогулки только в полном одиночестве. Через окошко в
моей камере я много раз видела, как он, сутулясь, одиноко бродил по
пустынному двору. Хотя он находился всего в двух камерах от меня, мне ни
разу не представилась возможность перекинуться с ним хоть словом. Он
выглядел испуганным и в то же время устрашающим. В нем присутствовало нечто,
отчего не хотелось завязывать беседы. Ходили слухи, что его держат в
"строжайшей изоляции", подотченной непосредственно Кремлю. И никто не знал,
в чем его обвиняют и почему посадили. [...]
Из моей беседы с Волковым я поняла, что он знает о моей причастности к
делу Кирова. По его словам, он часто следил за мной через окошко своей
камеры, потому что я напоминала ему дорогого его сердцу человека,
оставшегося в Москве, его бывшую невесту.
У нас был долгий разговор. Он рассказал мне, что он старый большевик и
принимал участие в большевистском восстании 1917 года в Москве. До 1923 года
он служил в Кремле в качестве заведующего столовой для высокопоставленных
партийных функционеров. Затем его сделали шеф-поваром кремлевского санатория
в Горках. Два его брата занимали важные должности у Микояна в Наркомате
пищевой промышленности. Волков был арестован и доставлен сюда в тюрьму из
"Серебряных сосен" в 1932 году. Как раз миновала третья годовщина его
пребывания в изоляторе.
На мои простые вопросы о сроке его заключения и о причине он дал весьма
странные ответы. Ему ничего не было известно о сроке. Что же касается
причины, то он мог только догадываться. Суда над ним не было, его ни разу
никто не допрашивал.
"Меня не только никогда не допрашивали, но никому не было даже
позволено разговаривать со мной о моем деле". В ответ на мое удивление он
объяснил, что люди, имевшие какое-либо отношение к Кремлю и впавшие в
немилость, редко подвергались допросу или представали перед судом. Обычно
приговор выносился заочно. [...]
-- В течение одиннадцати лет глубоко в душе я хранил страшную тайну, о
которой не поведал ни единому человеку.
-- Тогда, быть может, вам не стоит раскрывать ее и мне, -- ответила я с
тревогой в голосе.
-- Нет, -- возразил он. -- Я чувствую, что мне не представится другой
возможности поговорить с кем-либо так откровенно. Более того, я знаю, что
живым меня отсюда не выпустят. Я должен рассказать вам мою историю...
Когда в 1923 году Ленин заболел, продолжал Волков, было решено
госпитализировать его в кремлевском санатории в Горках. Волкова направили
туда в качестве личного шеф-повара Ленина. Жена Ленина, Надежда Крупская,
одобрила его кандидатуру, поскольку знала его в Кремле как человека,
которому можно, без сомнений, доверять.
Ему приходилось много работать. Он должен был сам готовить и подавать
еду Ленину, его жене и его врачам. Он проработал почти год без единого
выходного дня, ибо сознавал, что обязан сделать все возможное, чтобы
ускорить выздоровление вождя своей партии. Ленин и его жена явно ценили
преданность Волкова.
Хотя Ленин чувствовал себя не очень хорошо, врачи обещали быстро
поставить его на ноги. Порой ему действительно становилось лучше, и он
выходил на террасу посидеть на солнышке. Время от времени у него были
посетители. Несколько раз к нему приезжал Сталин. Но в основном Ленин
оставался один, если не считать присутствия Надежды Крупской.
Сначала все шло хорошо. Состояние Ленина, казалось, не вызывало
тревоги. Затем к концу года, незадолго до наступления новогодних праздников
-- зима была лютая, вспоминал Волков, -- Надежду Крупскую по какому-то
неотложному делу неожиданно вызвали в Москву. Она отсутствовала три дня, и
за это время здоровье Ленина резко ухудшилось.
-- Когда Крупская увидела Ленина, она ахнула. Так плохо он выглядел.
Естественно, был назначен особый уход, и вскоре Ленин поправился. Все
облегченно вздохнули, и жизнь вернулась в обычное русло.
Примерно десять дней спустя Надежду Крупскую снова вызвали в Кремлль по
какому-то партийному делу. На этот раз она отсутствовала дольше, и Ленину
снова стало хуже. Когда Волков однажды утром принес ему чай, Ленин выглядел
очень расстроенным. Он не мог говорить. Он подавал Волкову какие-то знаки,
но тот не понимал, что Ленин хочет. Кроме них в комнате никого не было.
"Позвать врача?" -- спросил его Волков. Ленин категорически затряс головой и
продолжал жестикулировать. Только после длительных расспросов Волков наконец
понял, чего Ленин хочет. Он просил Волкова любым путем добраться до Кремля,
сказать Крупской, что чувствует себя хуже, попросить ее бросить все дела и
вернуться в Горки. Ленин предупредил Волкова не звонить Крупской, а
повидаться с ней лично.
-- Незачем говорить, -- продолжал Волков, -- что я приложил все усилия,
дабы выполнить его просьбу, но выбраться из Горок мне не удалось. Во-первых,
разыгралась сильная метель, и все дороги стали непроходимыми и непроезжими.
И, что более важно, из Кремля позвонил Сталин и велел всем врачам, а также
всему персоналу в Горках оставаться на месте, пока здоровье "нашего горячо
любимого товарища Ленина" не улучшится. Короче, Надежда Крупская не
вернулась из Кремля, а состояние Ленина становилось все хуже и хуже. Он уже
больше не мог вставать с постели.
И затем 21 января 1924 года... В одиннадцать утра, как обычно, Волков
принес Ленину второй завтрак. В комнате никого не было. Как только Волков
появился, Ленин сделал попытку приподняться и, протянув обе руки, издал
несколько нечленораздельных звуков. Волков бросился к нему, и Ленин сунул
ему в руку записку.
Едва Волков повернулся, успев спрятать записку, в комнату, по-видимому,
привлеченный нарушением тишины, ворвался доктор Елистратов, личный терапевт
Ленина. С помощью Волкова он уложил Ленина на подушки и ввел ему что-то
успокоительное. Ленин утих, глаза у него были полуприкрыты. Больше он их ни
разу не открыл.
В записке, начертанной неразборчивыми каракулями, было сказано:
"Гаврилушка, меня отравили... Сейчас же поезжай и привези Надю... Скажи
Троцкому... Скажи всем, кому сумеешь".
-- Два вопроса мучили меня все эти годы, -- продолжал Волков. -- Видел
ли Елистратов, как Ленин передал мне записку? И, если видел, сообщил ли
Сталину? Эти вопросы нарушали мое спокойствие, отравляли существование. Меня
не покидала мысль, что моя жизнь висит на волоске.
-- Какой ужас! -- воскликнула я.
-- Позже я несколько раз сталкивался с доктором Елистратовым, но мы ни
разу и словом не обменялись. Мы просто смотрели друг на друга -- вот и все.
Мне думалось, что я вижу в его глазах ту самую муку от глубоко скрытой в
душе тайны. Может, я ошибаюсь, но мне казалось, что он тоже был рабом тайны.
Что с ним сталось, мне неизвестно. Он поскорости исчез из Горок.
Волков умолк, но через минуту добавил:
-- Увы, я так и не сумел выполнить просьбу Ленина, никому не сказав о
ней. Вы первая.
Лицо Волкова было искажено усилием сдержать свои эмоции, да и я сама
была потрясена его откровениями.
-- Вы могли бы спросить меня, почему я так долго молчал, -- сказал он.
-- Поверьте, не только из-за страха перед тем, что Сталин меня расстреляет.
Я понимал, что ради того, чтобы утаить правду о смерти Ленина, он не
остановится перед уничтожением моих родственников, друзей и знакомых --
всех, кого он мог подозревать в том, что они знают мою тайну. Вот почему я
держал рот на замке. Я даже перестал видеться со своей невестой, боясь
подвергнуть ее жизнь опасности.
Когда наша прогулка в то утро подошла к концу, Волков проводил меня до
двери в мою камеру. И больше я его никогда не видела"(123).
Проще предположить, что был повар-отравитель, а не повар-спаситель, к
которому умирающий Ленин обращался не с формального "т. Волков", а как к
"Гаврилушке...". Не похоже также, что Ленин в этот период способен был
писать, говорить или даже шептать(124). Наконец, правдивыми могли быть обе
истории. Повар Г. Волков мог по приказу людей Сталина подмешивать Ленину яд
в пищу. А отравленный Ленин, не зная, что повар Волков его травит, мог
написать записочку...
Ответственным за операцию по отравлению Ленина, видимо, следует считать
Г. Г. Ягоду. В книге Ива Дельбарса "Подлинный Сталин" со ссылкой на рассказ
секретаря Сталина Григория Каннера, услышанный, в свою очередь, от другого
неназванного секретаря Сталина, бежавшего за границу, видимо, Б. Г.
Бажанова, описан следующий эпизод, происшедший 20 января 1924 года:
"Каннер видел, как в кабинет Сталина вошел Ягода в сопровождении двух
врачей, которые лечили Ленина.
-- Федор Александрович [Гетье], -- обратился Сталин к одному из этих
врачей, -- вы должны немедленно отправиться в Горки и срочно осмотреть
Владимира Ильича. Генрих Григорьевич [Ягода] будет вас сопровождать.
Вечером того же дня [...] Каннер, который входил и выходил из кабинета,
слышал отдельные фразы беседы Сталина и Ягоды. ,,Скоро произойдет очередной
приступ. Симптомы уже появились. Он написал несколько строк (Каннер видел
эти строки, написанные искаженным почерком Ленина), поблагодарив вас за
присылку средства избавления от мук. Его страшит одна только мысль об
очередном приступе...''
21 января 1924 года произошел очередной приступ. Он был крайне
болезненным, но продолжался недолго. Крупская на минуту вышла из комнаты,
чтобы позвонить по телефону. А когда вернулась, Ленин был мертв. На
прикроватном столике стояли несколько пузырьков -- все пустые. В четверть
восьмого в кабинете Сталина зазвонил телефон. Ягода доложил, что Ленин
умер"(125).
Здесь нас снова возвращают к легенде о том, что Ленин попросил у
Сталина яду (хотя, повторяем, он скорее всего в это время уже не мог ни
писать, ни говорить) и что яд этот был доставлен Ленину 21 января 1924 года
Ягодой, поехавшим вместе с Гетье осматривать Ленина(126).
Перед смертью Ленин попросил Крупскую прочесть ему рассказ Джека
Лондона "Любовь к жизни". Два путника переходили реку с холодной как лед
водой. Один подвернул ногу и не смог идти дальше. Напарник, не оборачиваясь,
ушел вперед. Раненый человек шел, сколько мог, затем упал от слабости и
утомления. Чтобы не умереть с голоду он питался сырой рыбой. Он сразился с
напавшим на него волком и перегрыз ему горло. В конце концов рыбаки заметили
на берегу умирающего человека, подобрали его и выходили(127).
До последней минуты Ленин надеялся, что выживет, что сможет одолеть
напавшего на него врага, что будет спасен товарищами. Мог ли такой человек
покончить самоубийством? Мог ли он просить у Сталина яда?
22 января в одиннадцать утра, т.е. через 16 часов после смерти, что
непростительно поздно, состоялось вскрытие тела. На вскрытии присутствовало
девять врачей, завершилось оно в четыре часа дня. В медицинском заключении
констатировалось, что смерть наступила от "рассеянного склероза". Неделю
спустя доктор Вайсброд, который присутствовал на вскрытии, писал в "Правде",
что врачи пока еще не в состоянии собрать воедино все детали и создать общую
картину о болезни Ленина. Вайсброд, по-видимому, намекал на то, что не
удовлетворен заключением, последовавшим за вскрытием. Действительно, не был
осуществлен токсикологический анализ, не было описания содержимого желудка;
указывалось лишь, что желудок пустой и стенки его сократились, хотя было
известно, что в день смерти Ленин дважды ел. Не входя в подробности,
упоминалось об отклонениях от норм в селезенке и печени. В целом врачи
обошли обсуждение тех органов, где могли быть найдены следы отравления.
Анализ крови тоже не сделали.
В те дни было положено начало еще одной традиции: комиссию по
организации похорон всегда возглавляет главный претендент на власть
умершего. Комиссию по организации похорон Ленина по решению президиума ЦИК
Союза ССР возглавил Дзержинский. И именно он был в первом ряду несущих гроб
Ленина, что запечатлели фотографы(128). Похоронам Ленина были посвящены
мартовский и апрельский номера издававшегося советским правительством на
английской языке фотожурнала "Soviet Russia Pictorial". Под одной из
фотографий перечислены те, кто нес гроб: Сталин, Зиновьев, Каменев, Бухарин,
Молотов, Рудзутак, Дзержинский -- наследники Ленина. Но где же Троцкий?
Ответ на этот вопрос дает июньский номер (стр. 156), где помещена фотография
Троцкого и его лечащего врача проф. Гетье в Сухуми, на Черном море: Троцкий
отдыхает у моря (в то время как преданные соратники Ленина мерзнут на
похоронах).
Похоже, впрочем, что и Дзержинский не избежал участи Ленина. Слухи о
том, что Дзержинский умер не своей смертью, ходили давно. Вот что писал 1
сентября 1954 года в письме Н. В. Валентинову-Вольскому Николаевский:
"Отравления с помощью врачей с давних пор были излюбленным приемом
Сталина. [...] Относительно отравления Дзержинского я сам отказался верить
[...]. Но после этого я слышал ту же историю от одной женщины, скитавшейся
по самым секретным изоляторам [...] и слышавшей много доверительных
исповедей от сокамерниц [...], а еще позже получил этот рассказ от человека,
стоявшего во главе одной из групп аппарата Маленкова. А теперь наткнулся в
заметках Райса (убит большевиками в сентябре 1937 г. в Швейцарии) на
упоминание о словах [сталинского наркома внутренних дел Н. И.] Ежова, что
Дзержинский был ненадежен. В этих условиях я теперь не столь категоричен в
отрицании возможности отравления. [...] Я знаю, что Дзержинский
сопротивлялся подчинению ГПУ контролю Сталина [...]. Я знаю, далее, что
сталинский аппарат на большие операции был пущен с осени 1926 г., что
аппарат за границей Сталин себе подчинил в 1927-28 гг. Что смертью
Дзержинского Сталин воспользовался, это несомненно, т.е. смерть Дзержинского
была ему выгодна"(129).
Приведем свидетельство еще одного осведомленного современника тех лет,
Ричарда (Г. И.) Враги, бывшего сотрудника польской разведки. 20 июня 1960
года в письме В. Н. Валентинову-Вольскому Врага писал:
,,Смерть Дзержинского является таким резким переломом в тактике и
методах ГПУ, развязала такую "полицейщину", повлекла за собой такой отказ от
революционных методов в пользу государственной "охранщины", что, мне
кажется, этого уже никогда больше нельзя будет ни выяснить, ни оценить.
[...] Это был человек, совершенно лишенный цинизма и спекуляции. Мне
кажется, что он был для Сталина весьма связывающим началом и что если бы он
выжил, то весь сталинизм выглядел бы иначе. Но это скорее уже литературные,
не весьма серьезные рассуждения''(130).
К эпистолярным свидетельствам Николаевского и Враги следует добавить
документальное. 2 июня 1937 года Сталин выступил с обширной речью о
раскрытии военно-политического заговора на расширенном заседании военного
совета при наркоме обороны. Касательно Дзержинского Сталин сказал следующее:
"Часто говорят: в 1922 году такой-то голосовал за Троцкого. [...]
Дзержинский голосовал за Троцкого, не только голосовал, а открыто Троцкого
поддерживал при Ленине против Ленина. Вы это знаете? Он не был человеком,
который мог бы оставаться пассивным в чем-либо. Это был очень активный
Троцкист и весь ГПУ он хотел поднять на защиту Троцкого. Это ему не
удалось"(131).
Следует ли сомневаться в том, что "не удалось" на языке Сталина
означало, что Дзержинский был убран? Не удивительно, что когда 14 ноября
1932 года председатель ОГПУ В. Менжинский подал в Политбюро проект
постановления об учреждении ордена "Феликс Дзержинский", Сталин наложил
резолюцию: "Против"(132).


Примечания

1. Новый журнал, кн. 152, с. 240-259.
2. Там же, с. 251.
3. Robert Payne. The Rise and Fall of Stalin. Simon and Schuster, New
York, p. 332-333.
4. G. Kennan. At a Century's Ending: Reflections, 1982-1995. Norton,
1996. -- Цит. по ст. Warren Zimmermann. Prophet With Honor. -- газ. New York
Review, 8 августа 1996, с. 5.
5. "Вот Преображенский здесь легко бросал, что Сталин в двух
комиссариатах. А кто не грешен из нас? Кто не брал несколько обязанностей
сразу? Да и как можно делать иначе? Что мы можем сейчас сделать, чтобы было
обеспечено существующее положение в Наркомнаце, чтобы разбираться со всеми
туркестанскими, кавказскими и прочими вопросами? Ведь это все политические
вопросы! А разрешать эти вопросы необходимо, это -- вопросы, которые сотни
лет занимали европейские государства, которые в ничтожной доле разрешены в
демократических республиках. Мы их разрешаем, и нам нужно, чтобы у нас был
человек, к которому любой из представителей наций мог бы пойти и подробно
рассказать, в чем дело. Где его разыскать? Я думаю, и Преображенский не мог
бы назвать другой кандидатуры, кроме товарища Сталина.
То же относительно Рабкрина. Дело гигантское. Но для того чтобы уметь
обращаться с проверкой, нужно, чтобы во главе стоял человек с авторитетом,
иначе мы погрязнем, потонем в мелких интригах" (Ленин. ПСС, т. 45, с. 122).
6. Известия ЦК КПСС, январь 1989, No 1, с. 215.
7. Троцкий. Портреты революционеров. М., 1991, с. 67.
8. Цит. по ст. Юрий Безелянский. "Ничего не помню, кроме хорошего..."
-- Новое русское слово, No 44, пятница, 15 марта, 1996.
9. Известия ЦК КПСС, 1989, No 12, с. 197, 201.
10. Правда, 26 февраля 1988, No 57.
11. Здесь и далее, повествуя о Демьяне Бедном, мы опираемся на
материалы неопубликованной 115-страничной работы филолога Соломона Иоффе
(Пало Алто, Калифорния): "Мемуары Сталина о Ленине в записи Демьяна
Бедного", любезно предоставленной в наше распоряжение.
12. Бонч-Бруевич. Покушение на Ленина, с. 14.
13. Троцкий. Портреты революционеров, с. 54.
14. Из письма Д. Бедного Л. Троцкому от 15 июля 1920 г. Цит. по ст.
Писатель на ночном горшке. Д. Бедный и квартирный вопрос. -- Аргументы и
факты, август 1996, No 34, с. 9.
15. Демьян Бедный. Собрание сочинений в одном томе, 1909-1922. С
портретом автора. Вводная статья Еремеева. Критический очерк Л.
Войтоловского. Обложка худ. В. Сварога. Сатирическое издательство "Крокодил"
при "Рабочей газете", М.-П., 1923, с. 295-334. Предисловие великий
пролетарский поэт начинает с фразы: "Сегодня стукнуло ровно 10 лет со дня
моего первого выступления в большевистской печати".
16. Н. В. Гамалий. Пишу и думаю об Ильиче. Изд. Советская Россия, М.,
1983, с. 172.
17. Д. Бедный. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 4. Стихотворения
1920-1922. Изд. Худлит, М., 1965, с. 258.
18. Воспоминания о Ленине. Апрель 1938 года. Публ. А. И. Маршака. --
Спутник, апрель 1990, No 4. Воспоминания Марии Макаровны Петрашевой,
медсестры. Из архива С. Маршака, с. 50.
19. Там же.
20. Soviet Russia, vol. VII, August 15, 1992, p. 121.
21. Там же, December 1922, p. 290.
22. Большая советская энциклопедия, т. 36, "Ленин и ленинизм", с. 374.
23. Фанни Каплан. Или кто стрелял в Ленина?, с. 31-32.
24. Правда, 25 ноября 1990 г.
25. Максимова. Следствие по делу Фанни Каплан продолжается.
26. Троцкий. Портреты революционеров, с. 80.
27. 6 июня 1941 год нарком внутренних дел Л. П. Берия подал на имя
Сталина рапорт за No 1984/б с просьбой о награждении убийц Троцкого высокими
государственными наградами:
"Группой работников НКВД в 1940 г. было успешно выполнено специальное
задание. НКВД СССР просит наградить орденами Союза ССР шесть товарищей,
участвовавших в выполнении задания. Прошу Вашего решения".
Сталин наложил резолюцию: "За (без публикации)". Закрытым указом
Президиума Верховного Совета СССР награждены были следующие лица: К. Р.
Меркадер (мать убийцы Троцкого Лопеса Рамона Меркадера), Л. П. Василевский,
П. А. Судоплатов, И. Р. Постельняк, И. Р. Григулевич, Н. И. Эйдингтон. Сам
Л. Меркадер отсидел 20 лет в мексиканской тюрьме, в 1961 году закрытым
указом Президиума Верховного Совета СССР был награжден званием героя
Советского Союза, получил квартиру и 400-рублевую песию и какое время жил с
женой в Москве, ведя замкнутый образ жизни и время от времени работая в
библиотеках и архивах. Затем уехал на Кубу, где и умер. Похоронен был на
Кунцевском кладбище. Н. И. Эйдингтон (Эйтингон) дослужился до генерала МГБ.
Был арестован после снятия Берии, приговорен к 12 годам тюрьмы. Через
несколько лет был амнистирован, но на службу возвращен не был. Судоплатов
после войны имел чин генерал-лейтенант МГБ, специализируясь по диверсиям и
террору. Арестован в 1953 г. по делу Берии, давал обширные показания.
Отсидел, согласно приговору, 15 лет -- за производство опытов над живыми
людьми, тайные похищения и умервщления людей. Иосиф Ромуальдович Григулевич
происходил из литовских караимов. В начале 30-х годов, будучи гимназистом
виленской гимназии, связался с комсомольским подпольем, отсидел небольшой
срок в польской тюрьме, затем уехал добровольцем в Испанию, где был
завербован советской контразведкой. Из Испании Григулевич перебрался в
Латинскую Америку, где сотрудничал с местными коммунистами, публиковался в
левых газетах. После смерти Сталина поселился в Москве, стал доктором
исторических наук, член-кором АН СССР, специалистом по Латинской Америке,
автором многих книг.
28. Троцкий крайне неудачно выразился, так как фраза имеет двойной
смысл. Он конечно же должен был написать "врачи потеряли", так как,
безусловно, Троцкий, имеет в виду, что врачи оставили все надежды на
выздоровление Ленина, о чем Сталин Ленину и сообщил. Это следует и из
хранящегося в архиве Троцкого английского перевода статьи, выверенного и
исправленного Троцким, где написано: "had left no hope for his recovery",
т.е. "потеряли надежду на его выздоровление".
29. Троцкий. Портреты революционеров. Статья "Сверх-Борджиа в Кремле".
30. Источник, 1993, No 2, с. 70.
31. P. Pomper, Y. Felshtinsky. Trotsky's Notebooks, 1933-1935. Columbia
University Press, New York, 1986, p. 129.
32. К истории последних ленинских документов. Из архива писателя А.
Бека, беседовавшего в 1967 году с личными секретарями Ленина. Газ.
"Московские новости", No 17, 23 апреля 1989, с. 8-9 [далее: Из архива Бека].
33. Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине. Партиздат, Москва, 1932, с.
45.
34. Из архива Бека.
35. М. И. Ульянова об отношении В. И. Ленина к И. В. Сталину). --
Известия ЦК КПСС, No 12, 1989, с. 198-199.
36. Из архива Бека.
37. Ленин, ПСС, т. 45, с. 551--558.
38. Там же, с. 211--213.
39. Там же, с. 558--559.
40. Там же, с. 214.
41. Там же, т. 54, с. 299--300.
42. Егор Яковлев. Последний инцидент. Конспект драмы Владимира Ильича.
-- Московские новости, 22 января 1989, No 4, с. 8-9.
43. Еще 1 сентября, после беседы Ленина с секретарем ЦК КП(б) Украины
Д. З. Мануильским, последний написал на имя Сталина рапорт, где не только
поддерживал сталинский проект, но и давал теоретические обоснования
правильности идеи автономии.
44. Правда, 26 февраля 1988, No 57.
45. Там же.
46. Опубл. кн. The Trotsky Papers, т. 2 с. 786, 788.
47. Правда, 26 февраля 1988, No 57.
48. Л. Кунецкая, К. Маштакова. Встреча с Лениным (по материалам музея
"Кабинет и квартира В. И. Ленина в Кремле". Советская Россия, Москва, 1987,
с. 259-260.
49. Ленин. ПСС, т. 45, с. 710.
50. Е. Яковлев. Последний инцидент.
51. Правда, 26 февраля 1988, No 57.
52. Опубл. в кн. The Trotsky Papers, т. 2, с. 788.
53. Из архива Бека.
54. Опубл. в ж-ле Известия ЦК КПСС, 1989, No 3, с. 130-131.
55. Известия ЦК КПСС, 1989, No 12, с. 198.
56. Из архива Бека.
57. Там же.
58. Там же.
59. ,,Он лежал в своей комнате на кровати. Около него был приспособлен
небольшой столик, за который я садилась записывать. Владимир Ильич обычно
просто, по-товарищески, приветливо здоровался, протягивая левую руку, и
только беспокоился, не слишком ли часто я дежурю, почему я такая бледная'',
-- вспоминала Володичева (Правда, 25 марта 1988 г., No 85).
60. Ленин. ПСС, т. 45, с. 343-406.
61. В том же интервью дано несколько иное уточнение: ,,Я позвонила
Лидии Александовне: "Владимир Ильич продиктовал важный политический
документ. Я думаю, надо сообщить ЦК. Может быть, Сталину". И Лидия
Александровна ответила: "Да, отнесите ему".'' (Из архива Бека).
62. Ленин, ПСС, т. 45, с. 591--592.
63. Там же, с. 710.
64. Воспоминания о Ленине. Апрель 1938 года. Публ. А. И. Маршака, с.
50.
65. Н. К. Крупская. О Ленине. Сборник статей и выступлений. Изд. 5-е.