например, через анархиста Евгения Бо. Основные деньги получили эсеры, ППС,
Грузинская партия социалистов-федералистов-революционеров и Финляндская
партия активного сопротивления(50). Для транспортировки оружия сначала были
закуплены паровые яхты "Сесил" и "Сизл"; затем 315-тонный пароход "Джон
Графтон" и судно "Фульхам". 28 июля "Джон Графтон", переименованный в
"Луну", прибыл в голландский порт Флиссинген, где была произведена смена
команды. В новую команду входили финны и латыши во главе с членом латышской
СДРП Яном Страутманисом. "Фульхам", переименованный в "Ункай Мару",
направлялся пока что к острову Гернсней, куда вскоре прибыла "Луна" и где в
течение трех суток производилась перегрузка оружия. После этого все три
судна -- "Луна", "Сесил" и "Сизл" направились на северо-восток.
Однако экспедицию ожидали неудачи. "Сесил" и "Сизл" задержались в
Дании. "Луна" выгрузила часть оружия к северу от Виндау, но не найдя никого
в предполагаемом месте главной выгрузки (на острове близ Выборга) вернулась
в Копенгаген. 4 и 6 сентября "Луна" дважды произвела успешные выгрузки
оружия в районе Кеми и близ Пиетарсаари. Но ранним утром 7 сентября пароход
сел на мель в 22 км от Якобстадта и был взорван самими революционерами
(команда уплыла в Швецию на взятой у местных жителей яхте). Так как взрыв
"Луны" был организован так же плохо, как и сама экспедиция, две трети
вооружений досталось российскому правительству; многое разошлось среди
местного населения; и лишь небольшая часть досталась революционерам
(доставленные "Луной" винтовки "Веттерли" были использованы мятежниками во
время декабрьского восстания 1905 года в Москве)(51).
К абсолютно успешным предприятиям по перевозке оружия в тот период
можно отнести лишь доставку в конце 1905 года на пароходе "Сириус" на Кавказ
8,5 тысяч винтовок(52). Однако о масштабах закупок на японские деньги нужно
судить не по доставкам, а по закупкам: Деканозовым и Бо были закуплены в
Швейцарии 25 тыс. винтовок и свыше 4 млн. патронов к ним; кроме того были
закуплены 2,5 -- 3 тыс. револьверов и 3 тонны взрывчатых веществ. Очевидно,
что это далеко не полный перечень, так как известно, например, что партия
кавалерийских карабинов "Маузер" была закуплена в Гамбурге Циллиакусом и что
в период с весны 1904 по конец 1905 года только через Финляндию в Россию
революционерами были ввезены свыше 15 тыс. винтовок и ружей, около 24 тыс.
револьверов и большое количество патронов, боеприпасов и динамита(53).
Между русско-японской войной и русско-германской, начиная примерно с
1909, революционеры сотрудничали главным образом с Австро-Венгрией, игравшей
на национальных противоречиях Российской империи. Сотрудничество шло по двум
направлениям. Основное -- через военную разведку австрийского генштаба; и
вспомогательное -- через МИД Австро-Венгрии. Известный большевик и сотрудник
Ленина Я. С. Ганецкий в этой игре был ключевой фигурой. Он был связан с
австрийцами именно в период 1909-1914 годов, организовывал с согласия
австро-венгерского правительства переезд Ленина в Галицию (Краков). Переезд
этот был связан с проводимой тогда австрийским правительством политикой
сотрудничества с русскими и польскими революционерами. От польских
социал-демократов и здесь в главной роли выступал Пилсудский.
С окончанием русско-японской войны финансирование Японией ППС
прекратилось. Перед Пилсудским встал вопрос о дальнейшем финансировании
своей политической деятельности. Откровенная шпионско-диверсионная
деятельность ППС не проходит для партии даром. В 1906 году в ППС начинается
раскол. В ноябре 1906 года на Девятом съезде ППС Пилсудский и его сторонники
окончательно раскалывают партию, выходят из ППС и образовывают собственную
"Революционную фракцию ППС". Значительное число членов боевой организации
ППС, намеренных заниматься не столько теоретической и литературной
деятельностью, сколько вооруженной борьбой, террористическими актами и
экспроприациями, уходит с Пилсудским.
Последней крупной экспроприацией ППС следует считать нападение на
почтовый поезд у Бездан, под Вильно, состоявшееся в ноябре 1908 года. В нем
принимает участие сам Пилсудский. Было захвачено 200 тысяч рублей. И
все-таки это были копейки, на которые нельзя было взорвать российскую
монархию и освободить Польшу. Постепенно Пилсудский приходил к выводу, что
революционную базу нужно готовить за границей, заручившись поддержкой
очередного внешнеполитического врага России. Самым естественным выбором
казалась Австро-Венгрия, в состав которой входила Галиция - восточная часть
Польши, пользовавшаяся известной автономией.
Первые переговоры Пилсудского с австрийцами относятся к 1906 году. 29
сентября вместе с Иодко-Наркевичем Пилсудский встретился с полковником
Францем Каником, начальником штаба 10-го корпуса в Пшемысле. В рапорте на
имя начальника генерального штаба в Вену Каник писал об этой встрече
следующее:
"Они предложили нам всякого рода разведывательные услуги против России
взамен за определенные услуги с нашей стороны. Под этими взаимными услугами
подразумевается поддержка борьбы против русского правительства следующим
образом: содействие в приобретении оружия, терпимое отношение к тайным
складам оружия и партийным агентам в Галиции, неприменение репрессий по
отношению к австрийским резервистам, которые примут участие в борьбе против
России, и к революционерам в случае возможной интервенции нашей монархии".
К лету 1908 года были установлены прочные контакты с майором
австрийского генерального штаба начальником политико-разведывательного
отдела Львовского корпуса Густавом Ишковским. С 1908 года Пилсудский с
ведома и разрешения австрийских властей приступил к формированию в Галиции
польских военных частей. В конце июня во Львове Пилсудский создает "Союз
активной борьбы", боевую организацию, насчитывающую к июню 1909 года 147
членов. Однако конспиративный характер работы противоречил задачам создания
массовой польской армии. И тогда в 1910 году Пилсудский добился от
австрийского правительства разрешения на создание в соответствии с
австрийским законом о союзах стрелков легальных военнизированных
организаций: "Стрелок" в Кракове и "Союз стрелков" во Львове. "Союз активной
борьбы" оставался их тайным руководящим центром.
Летом 1912 года Пилсудский организует "Польское военное казначейство",
занимавшееся финансированием военно-политической деятельности Пилсудского.
Понятно, что основные деньги в казначейство поступали от австрийских
властей. Пилсудский в это время ворочал суммами, о которых нищий эмигрант
Ленин и мечтать не мог. Вопрос в том, помогал ли Пилсудский через
посредников Ленину(54). Похоже, что помогал. Краков был центром движения
Пилсудского. И переезд Ленина в штаб-квартиру политической и военной
деятельности Пилсудского в 1912 году не мог быть случайным, не мог произойти
без согласия австрийского правительства, без разрешения Пилсудского и без
выгоды для Ленина, причем речь шла о переезде Ленина именно под крылышко
Пилсудского в Краков, небольшой город с населением меньше 100.000 человек, а
не под контроль австрийцев в абстрактную Галицию.
Не все в революционном лагере поддерживали такую политику. Ленин,
безусловно, был в курсе "сотрудничества" с австро-венгерским правительством
и, находя его выгодным, стоял за него. Однако с 1904 года часть руководства
польской социалистической партии, прежде всего Роза Люксембург, чей
авторитет был велик не только в польской социал-демократической организации,
но и в германской, высказываются против сотрудничества сначала с японским
генштабом, а затем -- против сотрудничества Пилсудского и Ганецкого с
правительственными органами Австро-Венгрии. Именно по вопросу об
"австрийской ориентации" Пилсудского и происходит окончательный раскол в
польской социал-демократии. Ганецкий выступил "за". Люксембург, Тышко,
Варский, Дзержинский и другие -- против. Примерно в то же время, формально
по совсем другому поводу, из польской социал-демократической партии по
инициативе Люксембург был исключен Карл Радек. Подлинной причиной исключения
Радека из партии были имевшиеся у Люксембург подозрения в том, что Радек
(как и Ганецкий), сотрудничает с военной разведкой Австрии.
О сомнительных связях польских и русских революционеров с
правительством Автро-Венгрии знали или догадывались австрийские
социал-демократы. Они делали все возможное, чтобы не оказаться замешанными в
историю, которая рано или поздно непременно должна была бы закончиться
скандалом. Но и выступать с разоблачениями связей социалистов других стран с
собственным правительством австрийские социал-демократы не хотели. При этом
в частных беседах они высказывали "агентам" австрийского правительства свое
недовольство. О. Бауэр рассказывал меньшевику Ф. Дану в 1925 году о своем
разговоре на эту тему с Пилсудским, когда тот пришел в правление австрийских
социал-демократов:
"Я понимаю, -- сказал Бауэр, -- что Вы, как польский социалист, можете
хотеть поддерживать дружеские сношения с социалистами австрийскими; я могу
допустить, что Вы, как польский националист, можете считать нужным
поддерживать сношения с австрийским штабом. Но я не понимаю, как Вы не
видите, что поддерживать сношения одновременно и с австрийскими
социалистами, и с австрийским штабом невозможно."
Пилсудский отлично это видел. Просто, как и Ленин, он находил такую
игру выгодной. Можно добавить, что, как и Ленин, он извлек тройную выгоду из
этой двойной игры. С началом первой мировой войны сотрудничество Пилсудского
с австрийским правительством правильнее назвать открытым военно-политическим
союзом. При поддержке австро-венгерского генштаба после начала первой
мировой войны Пилсудский организовал разведывательную деятельность и создал
в Галиции диверсионно-террористическую организацию "Стрелец". Тогда же, в
августе 1914 года, по инициативе Пилсудского создается "Польска организация
войскова" (ПОВ). В разгар войны Пилсудский командовал польским легионом,
сражавшимся на стороне Австро-Венгрии. Когда постановлением от 5 ноября 1916
года оккупационные власти Германии и Австро-Венгрии провозгласили создание в
Восточной Польше Польского государства, Пилсудский стал членом "Временного
государственного совета королевства Польского", а в 1917 г. стал начальником
военного департамента в правительстве "независимого" польского государства,
созданного оккупационными властями Германии и Австро-Венгрии.
После победы февральской революции в России Пилсудский еще раз меняет
фронт. Признание Временным правительством России права Польши на
независимость сняло необходимость ориентации на Австрию, не желавшую
передавать Галицию Польше. После вступления в войну США стало ясно, что
странам Четверного союза скорее всего не видать победы. А с победой Антанты
приходил конец политической карьере проавстрийского Пилсудского. Пилсудский
начал искать повод для разрыва с Австрией. В июле 1917 года он его, наконец,
нашел: 22 числа Пилсудского арестовывают за призыв к польским легионерам
отказаться от принесения присяги Австро-Венгрии и заключают в Магдебургскую
крепость в Германии. Из сторонника немцев и австрийцев Пилсудский
превращается в жертву оккупантов, его политический вес возрастает с каждый
днем пребывания в тюрьме.
В ноябре 1918 года новое германское правительство освобождает
Пилсудского, он с триумфом возвращается в Варшаву и в феврале 1919 года
решением Сейма назначается Начальником польского государства и Верховным
вождем, каковым, с трехгодичным перерывом (1923-26), остается фактически до
своей смерти, последовавшей в 1935 году. Шпионско-диверсионное прошлое не
повредило его карьере.
После начала первой мировой войны военная разведка Австрии передала
контакты с революционерами немецкой разведке. Самое позднее в 1915 году
Ганецкий начинает сотрудничество с видным германо-русским революционером и
агентом германского правительства А. Парвусом (Гельфандом). Тогда же в эту
работу включаются со стороны Парвуса -- Георг Скларц; со стороны Ганецкого
-- Карл Радек. Не все и не всегда проходит гладко. В Копенгагене Ганецкого
арестовывают за контрабанду, во время следствия и суда всплывают документы,
подтверждающие сотрудничество с Парвусом. Столь же очевидным становится и
то, что получаемые Ганецким от Парвуса деньги немецкого правительства идут
Ленину, что на них закупаются типографии, ведется пропаганда, кормится
эмигрантский актив большевистской партии. Сам Ганецкий настолько был
скомпрометирован связью с Парвусом и немцами, что в начале 1918 года был
исключен из партии (и восстановлен лишь после вмешательства Ленина).
Юридических доказательств сотрудничества большевиков и германского
правительства крайне мало. И все-таки они есть. Так, 24 июля 1917 г. Парвусу
в Берн были посланы две телеграммы. Одна -- за подписью "Куба" (псевдоним
Ганецкого). Другая -- от имени Заграничной делегации большевиков. Обе
телеграммы ушли Парвусу по каналам МИДа шифром германского министерства
иностранных дел. Поскольку все телеграммы МИДа шли через Берлин, в архиве
МИДа остались копии, скрепленные подписью помощника статс-секретаря Штумма.
Обнаружены телеграммы были в архивах МИДа в 1961 году, когда основная волна
"разоблачений" была уже позади. Между тем этими телеграммами доказывалась
связь Заграничной делегации и Ганецкого с Парвусом, с одной стороны, и
германским правительством, с другой.
Разумеется, ответы на многие загадки можно было бы найти в архивах
германской и австро-венгерской разведок. Но германский архив погиб во время
второй мировой войны, а австрийский, по мнению Б. И. Николаевского, был
передан советскому правительству после окончания второй мировой войны,
причем передача архива была включена в тайные пункты договора о выводе
советских войск из Австрии.
Одним из главных тайных посредников между революционерами и германским
правительством был видный швейцарский социал-демократ австрийского
происхождения, из знатной семьи. Он родился в 1853 году, из-за какого-то
скандала молодым человеком вынужден был покинуть родину, поселился в
Швейцарии, стал социалистом, взял себе псевдоним "Карл Моор". В документах
германской разведки и донесениях МИДА он назывался конспиративной кличной
"Баер". Как и Парвуса, Моора безусловно можно назвать откровенным агентом
германского правительства. С 1880-90-х годов слухи о связях Моора с
германской разведкой ходили по социал-демократической партии, и к Моору
относились с недоверием. Это не помешало ему, однако, ведя очевидно богатый
образ жизни, стать одним из руководителей швейцарской социал-демократической
партии и взять на себя практическую подготовку дела организации проезда
русских большевиков через территорию Германии, Дании, Швеции и Финляндии в
Россию. В июле-августе 1917 года через Моора большевистской партии шли
крупные суммы денег, формально называемые займом из личных сбережений Моора.
Деньги передавались Ганецкому и Воровскому. Это видно из опубликованной в
1993 году журнале "Отечественная история" (март-апрель, No 2, сс. 134--142)
переписки Моора и членов советского правительства по вопросу о возвращении
советским правительством "взятых в долг" у Моора денег. Очевидно, что в этой
переписке не все называлось своими именами, что Моор "одалживал" большевикам
деньги германского правительства и что большевики, знавшие об этом, именно
по этой причине не спешили возвращать Моору "ссуду". Проследим эту
любопытную историю по опубликованным документам.
10 мая 1922 г. Ганецкий послал в ЦК на имя В. М. Молотова письмо:
"До сих пор я не получил от Вас указаний, что делать с привезенными из
Риги 83 513 датских крон. Если возражений нет, я попросил бы кассира ЦК
взять их у меня. Однако напоминаю, что несколько раз было принято устное
постановление возвратить деньги Моору. Указанные деньги фактически являются
остатком от полученных сумм Моора. Старик все торчит в Москве под видом
ожидания ответа относительно денег. Не считали бы Вы целесообразным дать ему
эти деньги, закончив этим все счета с ним и таким образом избавиться от
него".
В тот же день это письмо было передано Сталину. Последний послал запрос
Ленину, и Ленин дал следующий ответ:
"Я смутно припоминаю, что в решении этого вопроса я участвовал. Но как
и что, забыл. Знаю, что участвовал и Зиновьев. Прошу не решать без точной и
подробной справки, дабы не ошибиться, и обязательно спросить у Зиновьева".
Больному и к тому времени забывчивому Ленину Ганецкий напомнил: "Вы
были за то, чтобы Моору возвратить деньги. Во всяком случае, необходимо со
стариком покончить".
Зиновьев 20 мая дал по этому вопросу следующий ответ Сталину: "По
моему, деньги (сумма большая) надо отдать в Коминтерн. Моор все равно
пропьет их. Я сговорился с Ганецким не решать до приезда Радека".
Это первый документ из которого следует со всей очевидностью, что
советское правительство не считало, что оно действительно должно Моору
деньги. И деньги Моору тогда не вернули, а привезенные Ганецким кроны были
переданы в Финотдел.
Моор терпеливо ждал, писал, ходил по инстанциям и кабинетам, одалживал
деньги у знакомых, в том числе у Радека, особенно хорошо знавшего и Моора, и
существо дела. 23 августа 1923 года, т.е. по прошествии более чем года,
Зиновьев попросил Сталина выдать Моору "100 червонцев, а то он доит лично
Радека". В тот же день на заседании Секретариата ЦК было принято решение,
поступившее на хранение в "особую папку" Политбюро, Секретариата и отделов
ЦК, где лежали особо секретные постановления, не вносимые в общие протоколы
заседаний (это было еще одно указание на то, что деньги, требуемые Моором,
не были деньгами Моора): "Согласиться с предложением т. Зиновьева о
предварительной выдаче т. Моору 100 червонцев, но с тем, чтобы весь вопрос
был решен совместно с т. Молотовым по его приезде".
Прошло еще два года. Моор так и сидел в Москве, клянча деньги. 23
сентября 1925 года он написал письмо на имя бывшего управляющего делами СНК
Н. П. Горбунова:
"Убедительнейше прошу Вас сделать все, что возможно, чтобы была найдена
нужная переписка и чтобы возврат 35 000 долларов был произведен мне до
Вашего отъезда в 2-месячный отпуск.
Если Вы уедете прежде, чем будет разрешен этот вопрос, то у меня
потеряна последняя надежда и я здесь погибну.
На всякий случай, прошу Вас настоятельно -- дайте мне несколько строк,
что Ильич отдал Вам распоряжение, чтобы мне был возвращен заем, и что это
должно было быть сделано в несколько дней, а также, что Вы это распоряжение
передали дальше.
Эти несколько строк я у Вас, на всякий случай, убедительнейше прошу. Не
оставьте меня в затруднительном положении".
Горбунов просьбу Моора выполнил. 26 сентября он составил памятную
записку по этому вопросу для Ганецкого, помощника Генерального секретаря ЦК
И. П. Товстухи и помощника управляющего делами СНК СССР, заместителя
управляющего делами СНК СССР И. М. Мирошникова:
"Ко мне явился Карл Моор и снова поставил вопрос о выдаче ему той суммы
денег, которую он в июле-августе 1917 г. одолжил партии. Его претензии
сводятся к 35 000 долларов. Моор в 1921 г. был у тов. Ленина, свидания не
получил, но Владимир Ильич прислал ему записку, в которой обласкал Моора и
указал, чтобы по всем деловым вопросам он обратился ко мне. На основании
личного указания Владимира Ильича я говорил тогда с Вами и тов. Радеком,
передал мнение Владимира Ильича немедленно рассчитаться с Моором и направил
К. Моора к Вам. Теперь Моор вновь появился у меня с заявлением о том, что он
до сих пор не может добиться получения денег и считает себя в чрезвычайно
тяжелом и унизительном положении, т. к. в этих деньгих он очень нуждается и
не может от них отказаться. В разговоре со мной Моор просил дать ему в
письменном виде справку о том, что в свое время Владимир Ильич дал указание
о необходимости произвести с ним расчет. Я Моору отказался выдать такую
справку, сославшись на то, что у меня никаких писем и документов нет и что
на основании своей памяти я такой справки дать не могу. Вам же настоящим
письмом подтверждаю, что фактически я от Владимира Ильича такое указание
имел.
Так как Вы лучше всего это дело знаете и имеете данные, на основании
которых можете проверить рассчеты Моора и установить сумму, которую он
должен получить от нас, и ввиду того, что я уезжаю в отпуск и не знаю
обстоятельств, при которых Моор выдавал нам деньги, прошу Вас это дело взять
на себя, получить необходимые директивы и через тов. Мирошникова довести
дело до конца. Карла Моора я к Вам не направляю и думаю, что переговоры с
ним лучше вести через тов. Мирошникова, которого я предупредил и которому
посылаю копию этого письма.
Кроме того, я обратился в Секретариат РКП к тов. Товстухе и просил его
доложить вопрос тов. Сталину и получить от него руководящие указания. Эти
указания тов. Товстуха сообщит тов. Мирошникову, а тов. Мирошников -- Вам".
В самом конце сентября 1925 года Моор получил в ЦК очень важный для
себя документ: "Справку об оказании К. Моором помощи русскому революционному
движению":
"Тов. М[оор] более, чем кто-либо в его стране, занимался в течение 50
лет вопросами русского революционного движения. При каждом случае -- по
поводу погромов, Кровавого воскресенья, событий 1905 г., дела шести думских
депутатов, военно-полевых судов и прочих позорных деяний царизма -- он
устраивал собрания и демонстрации. Он пробуждал симпатии рабочих и широких
кругов, по мере сил поддерживал русское революционное движение, в
особенности его левое течение.
Но также и материально он оказывал широчайшую поддержку движению и
отдельным его представителям. Так, например, в 1908 году он сразу уплатил
свыше ста пятидесяти тысяч (150 000) швейцарских франков. Кроме того, много
сотен тысяч швейцарских франков на революционные партийные нужды (Германии,
Швейцарии, Италии, Скандинавии).
Тов. М[оор] был прибежищем всех русских революционеров в их нуждах и во
всем был готов помочь советом и действием. Тов. Нахимсон написал на одной
фотографической карточке: "Милому старому товарищу М[оору], вечному
покровителю в нужде всех русских революционеров". Кто-то сказал, что тов.
М[оор] воплощал в своей деятельности задачи МОПРа задолго до основания
МОПРа.
Но здесь речь не обо всем этом.
Здесь речь идет о суммах, которые тт. Воровский и Ганецкий потребовали
у тов. М[оора] и определенно назвали их ссудой, обещав, что ссуда эта будет
ему возвращена сейчас же после завоевания политической власти. Тов. Ленин
знал об этом и очень благодарил тов. М[оора] за это. Это была помощь в самое
тяжелое время 1917 г. и требовалась для удовлетворения необходимейших
потребностей.
В начале 1919 г. тов. Ленин предпринял шаги к возврату этой ссуды, но
дело осталось лежать. В декабре 1921 г. тов. Ганецкий был очень удивлен, что
вопрос этот еще не ликвидирован. По его совету тов. М[оор] написал Ленину, и
последний ответил ему в очень дружеском письме от 11 декабря 1921 г., что
дело будет улажено. Но распоряжение Ленина не было приведено в исполнение.
После долгих стараний тов. М[оора] тов. Радек предпринял в августе 1923 г.
один шаг. Об этом имеется постановление. Ряд попыток осенью 1924 г.
опять-таки не имел успеха. Точно так же совершенно безрезультатными остались
попытки в 1925 г. говорить по этому вопросу с тем или иным влиятельным
товарищем.
В августе 1925 г. тов. Бухарин написал тов. Андрееву, что надо,
наконец, вернуть тов. М[оору] следуемую ему долговую сумму, приблизительно в
35 000 долларов, а не отделываться от него время от времени несколькими
грошами. Результат: выплата в сентябре незначительной суммы.
Тов. Горбунов, управляющий делами Совнаркома, был очень удивлен, узнав
23 сентября 1925 г., что заем не был возвращен уже давным-давно. Дело в том,
что тов. Ленин отдал ему в декабре 1921 г. определенное распоряжение, что
уплата должна быть произведена в течение нескольких дней. Тов. Горбунов
передал дальше это распоряжение.
Следует упомянуть, что в августе 1923 г. выплачено тов. М[оору] одна
тысяча рублей, осенью 1924 г. пять тысяч и недавно тысяча рублей (7000 руб.
равняются 3608 долларам).
Кажется, что 8 (восемь) лет достаточный срок для того, чтобы
окончательно было выполнено слово Ленина, Воровского, Ганецкого.
У тов. М[оора] были потребованы и им выданы, частями, с неодинаковыми
промежутками, в зависимости от поступивших срочных запросов:
А. Шведские кроны: 8000, 9000, 15000, 8000, 12000, 6000, 8000, 7000.
Итого: 73 000 швед. крон.
В. Швейцарские франки: 35000 швейц. франков = 25 926 швед. кронам.
С. Германские марки: 30 000 марок (2 марки = 1 швед. кроне) = 15 000
швед. кронам.
Всего: 73 000 + 25 926 + 15 000 = 113 926 швед. крон.
Об этой сумме долга, в круглых цифрах 114 000 шведских крон, был
поставлен в известность тов. Ленин в феврале 1919 г. и он ее утвердил.
К этому еще присоединяется заем в 15 000 марок в 1919 г. Тов. Радек был
тогда, благодаря сильнейшим стараниям тов. М[оора] выпущен из Лертерской
тюрьмы в Берлине, где на него уже было произведено покушение стрельбой, и
интернирован в частном доме для безопасности его жизни. Тов. Радек просил