Страница:
— Что ж, уже лучше, — кивнул Кулган. — Только не думай, что я одобряю твою затею.
— Я приму во внимакие твое неодобрение.
— Теперь, когда решение принято, — сказал Доминик — я опять предлагаю, свои услуги.
— Ты предложил их, еще не зная, куда я собрался. За одним мидкемийцем я еще могу присмотреть, а два уже потребуют немало забот.
— Я могу быть полезен, — ответил Доминик. — Мне знакомо искусство врачевания, и я тоже владею кое-какой магией. У меня твердая рука.
Паг внимательно посмотрел на монаха.
— Ты ненамного выше меня и вполне можешь сойти за цурани, но ведь ты не знаешь языка.
— В храмах Ишапа известны магические приемы для изучения языков. Пока ты готовишь свои заклинания для открытия врат, я вполне могу выучить наречие цурани и помогу Мичему учить его, особенно если госпожа Кейтала и граф Касами помогут мне.
— Я могу помочь, — сказал Уильям. — Я говорю на цурани.
Кейтала согласилась, правда, без большой охоты. Касами сказал:
— Я тоже могу помочь. — Он, казалось, был чем-то расстроен.
— Касами, я-то думал, ты первым захочешь вернуться, а ты так ничего и не сказал, — заметил Кулган.
— Когда закрылись Врата, моя жизнь на Келеване кончилась. Теперь я — граф Ламутский. Моя жизнь в империи Цурануани — не более, чем воспоминание. Даже если можно вернуться, я не вернусь, потому что я дал клятву королю. Но, — сказал он Пагу, — ты не передашь от меня письма отцу и брату? Они не знают, жив ли я, не говоря уже о том, как я живу.
— Конечно, — ответил Паг и обратился к Кейтале: — Любовь моя, можешь ли ты сшить два одеяния ордена Хантукамы? — Она кивнула. Паг пояснил остальным: — Это орден миссионеров, его члены разъезжают по всей стране. Притворившись странствующими братьями, мы не привлечем лишнего внимания. Мичем будет нашим рабом.
— Что-то мне вся эта затея не очень нравится, — заявил Кулган.
— Вечно тебе что-нибудь не нравится, — парировал Мичем.
Паг рассмеялся. Кейтала крепко обняла мужа. Ей тоже не нравилась эта затея.
Кейтала протянула Пагу рясу:
— Примерь.
Одежда была ему как раз. Кейтала заботливо выбрала ткань, наиболее похожую на ту, что употреблялась на Келеване.
В этот день Паг назначил собрание сообщества, чтобы выбрать руководителей на время своего отсутствия и на тот случай — все понимали это, но вслух никто не произносил, — на тот случай, если он не вернется. Доминик и Мичем под руководством Касами и Уильяма учили язык цурани. Кулган изучал работы Макроса по созданию врат, чтобы помочь Пагу.
Кейтала разглядывала свое изделие, когда в комнату Пага вошел Кулган.
— Ты в этом замерзнешь.
— На моей родине всегда жарко, Кулган, — ответила Кейтала. — Никто не носит теплой одежды.
В комнату вбежали Уильям и Гамина. Девочка в последнее время, когда стало ясно, что Роуген поправится, очень переменилась. Она стала постоянной спутницей Уильяма — играла и ссорилась с ним, как родная сестра. Пока старик поправлялся, Кейтала поселила девочку у себя, в соседней с Уильямом комнате.
— Мичем идет! — крикнул мальчик и засмеялся, завертевшись волчком от восторга. Гамина тоже громко засмеялась и закружилась вместе с Уильямом, а Кулган и Паг обменялись взглядами — они впервые слышали голос девочки. В комнату вощел Мичем, и взрослые тоже рассмеялись. Крепкие волосатые ноги и руки охотника нелепо торчали из короткой одежды; он неловко ступал в сандалиях цураниавского образца.
Он оглядел комнату.
— Что смешного?
— Я так привык видеть тебя в одежде охотника, — ответил Кулган, — что ни в чем другом и представить тебя не могу.
— Ты выглядишь не совсем так, как я предполагал, — сказал Паг, пытаясь удержаться от смеха.
Воин-охотник с отвращением покачал головой:
— Может, хватит? Когда мы отправляемся?
— Завтра утром, сразу после рассвета, — ответил Паг. И смех в комнате замер.
Они тихо стояли вокруг холма на северной оконечности острова, где росло большое дерево. Дождь перестал, но дул сырой холодный ветер, обещая новый дождь. Большая часть сообщества пришла проводить Пага, Доминика и Мичема.Кейтала стояла рядом с Кулганом, положив руки на плечи Уильяма. Гамина крепко держалась за юбку Кейталы, испуганно глядя по сторонам.
Паг стоял в одиночестве, сверяясь со свитком. Неподалеку от него, дрожа на ветру, стояли Доминик и Мичем и слушали Касами, который рассказывал им о тех обычаях цурани, знание которых могло им пригодиться: он без конца вспоминал все новые детали. Мичем держал сумку, собранную Пагом, — в ней лежали обычные принадлежности странствующего жреца. Кроме того, на дне сумки помещались вещи, которые вряд ли можно было увидеть у келеванских жрецов — оружие, металлические монеты, — по понятиям Келевана, целое состояние.
Кулган встал туда, куда указал ему Паг, держа в руках посох, вырезанный одним из местных резчиков. Старый маг с силой воткнул его в землю, потом взял другой и воткнул его в четырех шагах от первого. Он отошел назад, а Паг начал читать заклинание по свитку.
Между двумя посохами возникла полоса света, переливаясь всеми цветами радуги сверху донизу. Она становилась все ярче — на нее уже было больно смотреть. Паг продолжал читать заклинания. Раздался громкий взрыв, словно ударила молния, и воздух устремился в сторону посохов, словно втягиваясь в пространство между ними.
Паг отложил свиток и посмотрел на то, что он сотворил: сияющий квадрат серого
между посохами. Подозвав к себе Доминика, он сказал:
— Я пройду первым. Врата нацелены на поляну позади моего прежнего поместья, но может оказаться, что они открылись вовсе не там, где надо.
Если окажется, что они ведут во враждебное место, ему надо будет сделать только обратный шаг вокруг посоха, и он снова появится в Мидкемии. Если он сможет сделать этот шаг…
Паг обернулся и улыбнулся Кейтале и Уильяму. Его сын вертелся в разные стороны, но Кейтала, слегка нажав руками ему на плечи, удерживала его на месте. Она только кивнула, сосредоточенно глядя на мужа.
Паг шагнул в пустоту и исчез. Собравшиеся затаили дыхание — лишь немногие из присутствующих знали, чего ожидать.
Вдруг Паг появился с другой стороны серого квадрата, и собравшиеся с облегчением вздохнули. Он подошел к своим спутникам и сказал:
— Врата открываются как раз там, куда нацелены. Заклинание Макроса действует безупречно. — Он взял Кейталу за руки. — Это совсем рядом с поляной для медитаций у зеркального пруда.
Кейтала с трудом сдерживала слезы. Когда-то она была хозяйкой этого огромного поместья и высаживала цветы вокруг этого пруда — там, где одинокая скамья обращена к спокойным водам озера. Она кивнула, и Паг обнял ее, потом Уильяма. Когда Паг наклонился к Уильяму, его неожиданно обняла Гамина.
—
.
Он обнял ее в ответ:
— Буду, малышка.
Паг сделал знак Доминику и Мичему, чтобы они следовали за ним, и шагнул в пустоту. Немного помедлив, они последовали за Пагом.
Остальные долго стояли, глядя туда, где исчезли трое мужчин. Снова начался дождь. Никому не хотелось уходить. Дождь усилился, и Кулган сказал:
— Те, кто назначен сторожить, остовайтесь. Остальные — за работу.
Люди медленно стали расходиться — никого не обманул резкий тон Кулгана. Все беспокоились так же, как и он.
Ягу, главный садовник поместья Нетохи, что неподалеку от города Онтосета, обернувшись, увидел незнакомцев, идущих по дорожке от поляны медитаций к дому. Двое из них были жрецами Хантукамы, Приносящего Благословенное Здоровье, хотя оба казались необычайно высокими для жрецов. За ними шагал их раб — воин-варвар, плененный в последней войне. Ягу вздрогнул: вид раба внушал страх — глубокий шрам пересекал всю его левую щеку. В компании воинов Ягу всегда ощущал себя не в своей тарелке — он предпочитал компанию цветов и растений людям, которые только и говорят, что о войнах и почестях. Все же у него были определенные обязанности перед хозяином дома, поэтому он пошел навстречу трем незнакомцам.
Увидев, что садовник приближается, они остановились, и он первым поклонился им, ведь первым собрался начать разговор именно он — это была простая вежливость. Ягу пока ничего не знал о том, кто по званию его гости.
— Приветствую вас, достопочтенные жрецы. Ягусадовник стал препятствием на пути вашем.
Паг и Доминик поклонились. Мичем, согласно обычаю, просто стоял сзади
— приветствие его не касалось. Паг сказал:
— Приветствуем тебя, Ягу. Для двух скромных жрецов Хантукамы твое появление — не помеха. Здоров ли ты?
— Да, я здоров, — ответил Ягу в ответ на формальное приветствие чужаков. После чего принял важную позу, скрестив руки на груди. — Что привело жрецов Хантукамы в дом моего хозяина?
Паг ответил:
— Мы идем иа Сирэна в Равнинный город. Проходя мимо, мы увидали этот дом и понадеялись, что здесь двум странствующим бедным жрецам можно будет попросить еды. Возможно ли это? — Паг знал, что Ягу не вправе решать, но позволил скромному садовнику сыграть роль хозяина…
Садовник потер подбородок.
— Вам не возбраняется просить подаяния, хотя не могу сказать, накормят ля вас. Идемте, я провожу вас до кухни.
По дороге к дому Паг спросил:
— Могу ли я почтительнейше спросить, кто обитает в этом чудесном доме?
Засияв гордостью в отраженных лучах славы твоего хозяина, Ягу ответил:
— Это дом Нетохи, называемого
.
Паг притворился, что никогда не слышал о, таком, хотя был рад узнать, что его бывший слуга все еще владеет поместьем.
— Может быть, — сказал Паг, — не будет очень нескромным со стороны бедных жрецов засвидетельствовать почтение такой важной особе?
Ягу нахмурился. Его хозяин был занятым человеком, хотя всегда находил время для таких гостей, как эти. Ему бы не понравилось, если бы садовник выгнал их прочь, несмотря на то, что они едва ли чем-нибудь отличались от простых нищих — ведь эти жрецы не из такой могущественной секты, как слуги Чочокана или Джурана.
— Я спрошу. Может быть, мой хозяин и найдет время для вас. А нет, так прикажет дать вам еды.
Садовник провожал их до двери, которая, как хорошо было известно Пагу, вела на кухню. Они остались на ярком послеполуденном солнце, а садовник вошел в дом. Дом представлял собой сооружение необычное для цурани и состоял из нескольких соеданенвых между собой зданий. Паг построил его всего два года назад. Может быть, дом ознаменовал бы собой крутые перемены в архитектуре цурани, но Паг сомневался, что у него на этом пути будут последователи — цурани были очень чувствительны к переменам политической моды.
Распахнулась дверь, и вышла женщина. За ней показался Ягу. Паг поклонился, чтобы она не успела рассмотреть его лицо. Это была Алморелла, близкая подруга Кейталы, рабыня, которой Паг дал свободу, теперь она была женой Нетохи.
— Госпожа моя милостиво согласилась побеседовать со жрецами Хантукамы, — сказал Ягу.
Не разгибаясь, Паг спросил:
— Здорова ли ты, госпожа?
Услышав его голос, Алморелла ухватилась рукой за дверной косяк. Когда Паг выпрямился, она, с трудом восстановив дыхание, ответила:
— Я… здорова, — и начала произносить его цуранское имя.
Паг покачал головой.
— Я встречался с твоим достопочтенным мужем ранее и надеялся, что он выделит минутку для старого знакомого.
— Мой муж всегда… найдет время для… старых друзей, — почти неслышно ответила Алморелла.
Она пригласила их войти и закрыла за ними дверь. Удивленный Ягу постоял немного перед дверью, затем, пожав плечами, вернулся к своим любимым цветам. Кто поймет этих богатеев?
Алморелла молча и быстро вывела их из кухни. Она с трудом сохраняла самообладание и едва успела спрятать дрожащие руки, проходя мимо трех озадаченных рабов. Они не заметили волнения хозяйки, потому что во все глаза смотрели на Мичема — такого громадного раба-варвара им еще не приходилось видеть — ну просто великан из великанов!
Добравшись до бывшего кабинета Пага, она открыла дверь и прошептала:
— Сейчас приведу мужа.
Они вошли и сели на подушки, разложенные на полу. Мичему показалось это не очень удобным. Паг огляделся. Его охватило чувство странной раздвоенности: казалось, открой дверь в сад — и увидишь Кейталу и Уильяма. Однако он был облачен не в черную мантию Всемогущего, а в шафрановую рясу жреца Хантукамы, и над двумя мирами, с которыми переплелась его судьба, нависла ужасная угроза. С тех пор, как Паг начал поиски пути обратно на Келеван, его не покидало тревожное чувство. Он ощущал, что его подсознание работало, как всегда, чем бы ни было занято его внимание. Что-то в событиях, произошедших в Мидкемии, было ему смутно знакомо, и он знал — придет время, и интуиция подскажет ему, что именно.
Открылась дверь. Вошел мужчина, следом за ним — Алморелла. Она закрыла дверь, и мужчина низко поклонился:
— Это честь для меня. Всемогущий.
— Да благословен будет дом твой, Нетоха. Здоров ли ты?
— Здоров, Всемогущий. Чем могу служить тебе?
— Садись и расскажи мне о том, как идут дела в Империи. — Нетоха сел.
— Священным Городом все еще правит Ичиндар?
— Да, Свет Небес все еще правит империей.
— А Имперский Стратег?
— Альмеко, которого ты знал, сохранил честь, лишив себя жизни, когда ты опозорил его на Имперском фестивале. Теперь белые с золотом одежды носит его племянник Аксантукар. Он из семьи Оаксатукан, которая выгадала на смерти других, когда… мир был нарушен. Те, кто имел притязания, были убиты, и многие, имевшие столько же прав на этот пост, сколько и он… получили свое. Партия Войны все еще верховодит в Высшем Совете.
Паг задумался. Раз партия Войны все еще сильна, ему будет нелегко найти сочувствующих в Высшем Совете. С другой стороны, никогда не прекращающаяся борьба за власть могла предоставить ему возможность найти союзников.
— А Ассамблея?
— Я отправил те письма, что ты просил меня отправить. Всемогущий. Другие сжег, как ты велел. Я получил только записку, в которой один из Всемогущих благодарил меня, и ничего больше.
— О чем сейчас говорят люди?
— Давно я не слышал, чтобы упоминали твое имя. Но сразу после того, как ты исчез, было объявлено, что ты пытался заманить в ловушку Свет Небес, и тем самым навлек на себя бесчестье. Тебя объявили преступником, Ассамблея исключила тебя — впервые за всю историю, и тебе запрещено носить черные одежды. Твои слова больше не закон. Любой, кто осмелится помочь тебе, подвергает смертельной опасности свою жизнь, жизнь своей семьи и всего рода.
Паг поднялся:
— Мы не задержимся здесь, друг. Я не могу подвергать опасности вашу жизнь. — Он пошел к двери, а Нетоха сказал:
— Я знаю тебя лучше, чем другие. Ты никогда бы не сделал того, в чем тебя обвиняют, Всемогущий.
— По решению Ассамблеи я больше не Всемогущий.
— Тогда я должен поблагодарить простого человека, Миламбер, — сказал Нетоха, называя Пага его цуранским именем. — Ты много дал нам. Имя Нетохи Чичимека занесено в свитки клана Хунзан. Мои сыновья вырастут важными людьми только благодаря твоей щедрости.
— Сыновья?
Алморелла похлопала себя по животу:
— Следующей весной. Жрецы-целители говорят, что будут близнецы.
— Кейтала обрадуется вдвойне. Она будет рада узнать, что сестра ее сердца, во-первых, процветает, а во-вторых, готовится стать матерью.
Глаза Алмореллы повлажнели:
— А как поживает Кейтала? А мальчик?
— Мои жена и сын живут хорошо и шлют тебе горячий привет.
— Передай и им наши самые наилучшие пожелания, Миламбер. Я молилась о том, чтобы когда-нибудь мы встретились с ней снова.
— Может быть. Не скоро, но когда-нибудь… Нетоха, ты ничего не менял?
— Нет, Миламбер. Я ничего не трогал. Это ведь твой дом.
Паг поднялся и поманил за собой остальных.
— Рисунок мне может понадобитьея для быстрого возвращения в мой мир. Если я два раза ударю в гонг на входе, отправь всех из дома, потому что за мной могут гнаться те, кто все здееь разрушит. Надеюсь, этого не случился.
— Воля твоя, хозяин.
Они прошли в другую комнату.
— На поляне у пруда устройство, посредством которого я могу вернуться домой. Мне бы хотелось, чтобы его никто не трогал, — сказал Паг.
— Хорошо. Я скажу слугам, чтобы на поляну никого не пускали.
— Куда ты, Миламбер? -спросила Алморелла.
— Этого я вам не скажу -чего вы не знаете, того у вас не смогут узнать даже маги. Вы и так в опасности просто потому, что пустили меня под свою крышу. Не стану ее увеличивать.
Паг привел Мичема и Доминика в комнату с рисунком на полу и закрыл за собой дверь. Вытащив из-за пояса свиток, запечатанный воском, Паг положил его в центр большого рисунка — из керамической плитки были выложены избражения трех дельфинов.
— Я посылаю другу письмо. С этой печатью никто, кроме того, кому оно предназначено, не смеет коснуться его. — Он на мгновение закрыл глаза — и свитка на полу не стало.
Затем Паг поставил Доминика и Мичема на рисунке рядом с собой.
— Каждый Всемогущий имеет в своем доме определенный рисунок, и если его хорошенько вспомнить, можно отправляться туда самому или посылать разные вещи. Иногда место, которое очень знакомо, например, кухня в Крайди, где я в детстве работал, может служить таким рисунком. Обычно полагается ударом в гонг известить о своем появлении, во на этот раз я не стану этого делать. Идем. — Он взял их за руки, закрыл глаза и начал читать заклинания. Комната закружилась перед их глазами, а когда кружение остановилось, оказалось, что это другая комната.
— Что… — начал Доминик и понял, что они перенеслись в другое место. Он посмотрел на пол: они стояли на изображении красно-желтого цветка.
— Здесь живет, — сказал Паг, — брат одного из моих учителей. Этот рисунок был сделан для него, и Всемогущий частенько сюда заглядывал. Надеюсь, мы найдем здесь друзей.
Паг подошел к двери и, приоткрыв ее, выглянул в коридор. За ним встал Доминик.
— Как далеко мы перенеслись?
— Миль за восемьсот, может быть, больше.
— Невероятно, — тихо сказал Доминик.
Паг быстро провел их по коридору и, не постучав, раздвинул дверь в другую комнату.
За низким столом сидел старик в темно-синем одеянии простого, но изысканного покроя. Прищурившись и шевеля губами, он читал пергамент, лежавший перед ним. Паг был потрясен — он помнил этого человека полным сил мужчиной. Прошедший год сильно состарил его.
Старик взглянул на вошедших.
— Миламбер! — воскликнул он в изумлении.
Паг, пригласив своих спутников войти, задвинул за ними дверь.
— Да благословен будет дом твой, властитель Шиндзаваи.
Камацу, глава рода Шиндзаваи, не стал вставать, чтобы ответить на приветствие. Он пристально смотрел на своего бывшего раба, который поднялся до ранга Всемогущего.
— Тебе вынесен приговор, бесчестный предатель. Если тебя поймают, у тебя отнимут жизнь. — В холодном тоне старика сквозила враждебность.
Паг опешил: Камацу был одним из организаторов заговора с целью положить конец Войне Врат, и Касами, его сын, отвез предложение о мире королю Родрику.
— Чем я заслужил такие оскорбления от тебя, Камацу? — спросил он.
— Я потерял сына, когда ты попытался обманом заманить в ловушку Свет Небес.
— Твой сын жив, Камацу. Он по-прежнему почитает и любит отца.
Паг передал Камацу письмо от Касами. Старик долго читал его. Когда он закончил, слезы текли по его морщинистым щекам.
— Это правда?-спросил он.
— Правда. Мой король не предавал тех, кто собрался за столом переговоров. И я не замешан в предательстве. Долго мне придется объяснять тебе, в чем дело? Сначала послушай, что я расскажу о твоем сыне. Он не только жив. Он занимает высокое положение в моей стране. Наш король не ищет отмщения бывшим врагам. Он обещал свободу всем, кто станет ему служить. Касами и все остальные — свободные люди. Они состоят на службе в армии короля.
— Все? — недоверчиво спросил Камацу.
— Четыре тысячи солдат Келевана теперь солдаты армии моего короля. Они считаются самыми благонадежными его подданными. Они не запятнали бесчестьем свои имена. Когда жизнь короля Лиама была в опасности, его охрана была возложена на твоего сына и его людей. — Гордость отразилась в глазах Камацу. — Цурани живут в городе, который называется Ламут, и доблестно сражаются против врагов нашей страны. Твой сын носит титул графа этого города, а это важный ранг, подобный рангу властителя. Он женат на Мигэн, дочери богатого купца из Рилланона, и ты скоро станешь дедушкой.
Казалось, к старику вернулись силы.
— Расскажи, как он живет, — попросил он. Паг и Камацу стали говорить о Касами, его жизни в последний год, о его возвышении, о том, как перед коронацией Лиама он встретил Мигэн, его недолгих ухаживаниях и их свадьбе. Они говорили почти полчаса — Паг на время позабыл о неотложности дела, приведшего его сюда.
Ответив на все вопросы старика, Паг поинтересовался:
— А Хокану? Касами просил узнать о брате.
— Мой младший сын живет неплохо. Он охраняет северные границы от набегов тюнов.
— Выходит, Шиндзаваи достигли величия в двух мирах, — сказал Паг. — Только Шиндзаваи из всех семей цурани могут заявить такое о себе.
— Непривычно думать об этом, — сказал Камацу. — Почему ты вернулся, Миламбер? Думаю, не только для того, чтобы утешить старика в его горе.
— Против моего народа поднимается какая-то темная сила, Камацу. Мы пока увидели только часть ее могущества и хотим узнать, что это за сила.
— Какое отношение это имеет к твоему возвращению?
— Один из наших пророков в видении встретил эту темную силу, и она обратилась к нему на языке храмов. — Паг рассказал о видений Роугена.
— Разве такое может быть?
— Вот поэтому я и отважился вернуться. Я надеюсь найти ответ в библиотеке Ассамблеи.
Камацу покачал головой:
— Ты очень рискуешь. Помимо обычных для Большой Игры трений, отношения в Высшем Совете напряженны. Я подозреваю, что нас ждут неспокойные времена — новый Имперский Стратег одержим идеей править всеми народами.
Поняв, о чем хотел сказать Камацу, Паг спросил:
— Ты говоришь о размолвке между императором и Стратегом?
Старик кивнул, тяжело вздохнув.
— Я опасаюсь гражданской войны. Если Ичиндар проявит ту же несгибаемую волю, какую он проявил, чтобы положить конец войне с Мидкемией, Аксантукар будет сметен, как ветер сметает облачко дыма. Большинство семейных кланов все еще считают императора верховным правителем и лишь немногие доверяют новому Стратегу. Но и влияние императора теперь уже не то. Ведь он собрал за столом переговоров властителей пяти самых влиятельных кланов, а они стали жертвами предательства. В результате он лишился былого доверия. Аксантукар может не бояться противодействия. Я думаю, Стратег хочет объединить две ветви власти. Ему недостаточно золотой каймы на белых одеждах. Мне кажется, он хочет носить золотое одеяние Света Небес. . .
—
, — процитировал Паг. — Но, знай, за столом переговоров пострадали все. — Он поведал Камацу о древних преданиях: Враге и об опасении Макроса, что врата между мирами притянут страшную силу.
— Если эта история и не совсем оправдывает императора, то все же может помочь ему обрести поддержку в Совете, если поддержка еще хоть что-нибудь значит.
— Ты считаешь, что Стратег уже готов действовать?
— Да, в любой момент. Он уже прибрал к рукам Ассамблею — некоторые прикормленные им чародеи требуют пересмотра ее независимости. Теперь Всемогущие проводят время, споря о деталях. Хочокена и мой брат Фумита отказываются участвовать в Большой Игре. Ассамблея утратила политический вес.
— Тогда ищи союзников в Высшем Совете. Скажи им вот что: наши два мира снова связаны, но теперь — темной силой, имеющей цуранское происхождение. Она хочет уничтожить Королевство. Эта сила неподвластна человеку, может быть, только боги могут справиться с ней. Я не могу сказать тебе, откуда я это знаю, но я уверен, что, если падет Королевство Островов, падет и Мидкемия, а после падения Мидкемии наступит черед Келевана.
Камацу, глава рода Шиндзаваи, бывший военачальник клана Каназаваи, встревожился. Он тихо спросил:
— Неужели это может случиться?
В глазах Пага светилась убежденность.
— Может быть, меня схватят или убьют. Если это случится, я должен иметь союзников в Высшем Совете, которые расскажут об этом Свету Небес. Не за свою жизнь боюсь я, Камацу, а за существование двух наших миров. Если я погибну, Всемогущие Хочокена или Шимони смогут перейти в мой мир, чтобы рассказать о том, что удалось узнать об этой темной силе. Ты поможешь нам?
Камацу поднялся:
— Конечно. Даже если бы ты не привез письмо от Касами, даже если бы наши подозрения относительно тебя подтвердились, только безумец не отбросил бы прежние раздоры перед лицом такой угрозы. Я немедленно поеду на быстрой лодке вниз по реке, в Священный Город. Где ты будешь?
— Я буду искать помощи у Всемогущих. Если мне удастся, я выступлю перед Ассамблеей. Никто не получает черную ризу, не научившись слушать раньше, чем действовать. Нет, самая большая для меня опасность — попасть в руки Имперского Стратега. Если ты за три дня ничего обо мне не услышишь, считай, что это произошло. Значит, я или мертв, или в тюрьме. Тогда придется действовать тебе. Мурмандрамасу поможет только молчание. В этом ты можешь быть уверен.
— Я приму во внимакие твое неодобрение.
— Теперь, когда решение принято, — сказал Доминик — я опять предлагаю, свои услуги.
— Ты предложил их, еще не зная, куда я собрался. За одним мидкемийцем я еще могу присмотреть, а два уже потребуют немало забот.
— Я могу быть полезен, — ответил Доминик. — Мне знакомо искусство врачевания, и я тоже владею кое-какой магией. У меня твердая рука.
Паг внимательно посмотрел на монаха.
— Ты ненамного выше меня и вполне можешь сойти за цурани, но ведь ты не знаешь языка.
— В храмах Ишапа известны магические приемы для изучения языков. Пока ты готовишь свои заклинания для открытия врат, я вполне могу выучить наречие цурани и помогу Мичему учить его, особенно если госпожа Кейтала и граф Касами помогут мне.
— Я могу помочь, — сказал Уильям. — Я говорю на цурани.
Кейтала согласилась, правда, без большой охоты. Касами сказал:
— Я тоже могу помочь. — Он, казалось, был чем-то расстроен.
— Касами, я-то думал, ты первым захочешь вернуться, а ты так ничего и не сказал, — заметил Кулган.
— Когда закрылись Врата, моя жизнь на Келеване кончилась. Теперь я — граф Ламутский. Моя жизнь в империи Цурануани — не более, чем воспоминание. Даже если можно вернуться, я не вернусь, потому что я дал клятву королю. Но, — сказал он Пагу, — ты не передашь от меня письма отцу и брату? Они не знают, жив ли я, не говоря уже о том, как я живу.
— Конечно, — ответил Паг и обратился к Кейтале: — Любовь моя, можешь ли ты сшить два одеяния ордена Хантукамы? — Она кивнула. Паг пояснил остальным: — Это орден миссионеров, его члены разъезжают по всей стране. Притворившись странствующими братьями, мы не привлечем лишнего внимания. Мичем будет нашим рабом.
— Что-то мне вся эта затея не очень нравится, — заявил Кулган.
— Вечно тебе что-нибудь не нравится, — парировал Мичем.
Паг рассмеялся. Кейтала крепко обняла мужа. Ей тоже не нравилась эта затея.
Кейтала протянула Пагу рясу:
— Примерь.
Одежда была ему как раз. Кейтала заботливо выбрала ткань, наиболее похожую на ту, что употреблялась на Келеване.
В этот день Паг назначил собрание сообщества, чтобы выбрать руководителей на время своего отсутствия и на тот случай — все понимали это, но вслух никто не произносил, — на тот случай, если он не вернется. Доминик и Мичем под руководством Касами и Уильяма учили язык цурани. Кулган изучал работы Макроса по созданию врат, чтобы помочь Пагу.
Кейтала разглядывала свое изделие, когда в комнату Пага вошел Кулган.
— Ты в этом замерзнешь.
— На моей родине всегда жарко, Кулган, — ответила Кейтала. — Никто не носит теплой одежды.
В комнату вбежали Уильям и Гамина. Девочка в последнее время, когда стало ясно, что Роуген поправится, очень переменилась. Она стала постоянной спутницей Уильяма — играла и ссорилась с ним, как родная сестра. Пока старик поправлялся, Кейтала поселила девочку у себя, в соседней с Уильямом комнате.
— Мичем идет! — крикнул мальчик и засмеялся, завертевшись волчком от восторга. Гамина тоже громко засмеялась и закружилась вместе с Уильямом, а Кулган и Паг обменялись взглядами — они впервые слышали голос девочки. В комнату вощел Мичем, и взрослые тоже рассмеялись. Крепкие волосатые ноги и руки охотника нелепо торчали из короткой одежды; он неловко ступал в сандалиях цураниавского образца.
Он оглядел комнату.
— Что смешного?
— Я так привык видеть тебя в одежде охотника, — ответил Кулган, — что ни в чем другом и представить тебя не могу.
— Ты выглядишь не совсем так, как я предполагал, — сказал Паг, пытаясь удержаться от смеха.
Воин-охотник с отвращением покачал головой:
— Может, хватит? Когда мы отправляемся?
— Завтра утром, сразу после рассвета, — ответил Паг. И смех в комнате замер.
Они тихо стояли вокруг холма на северной оконечности острова, где росло большое дерево. Дождь перестал, но дул сырой холодный ветер, обещая новый дождь. Большая часть сообщества пришла проводить Пага, Доминика и Мичема.Кейтала стояла рядом с Кулганом, положив руки на плечи Уильяма. Гамина крепко держалась за юбку Кейталы, испуганно глядя по сторонам.
Паг стоял в одиночестве, сверяясь со свитком. Неподалеку от него, дрожа на ветру, стояли Доминик и Мичем и слушали Касами, который рассказывал им о тех обычаях цурани, знание которых могло им пригодиться: он без конца вспоминал все новые детали. Мичем держал сумку, собранную Пагом, — в ней лежали обычные принадлежности странствующего жреца. Кроме того, на дне сумки помещались вещи, которые вряд ли можно было увидеть у келеванских жрецов — оружие, металлические монеты, — по понятиям Келевана, целое состояние.
Кулган встал туда, куда указал ему Паг, держа в руках посох, вырезанный одним из местных резчиков. Старый маг с силой воткнул его в землю, потом взял другой и воткнул его в четырех шагах от первого. Он отошел назад, а Паг начал читать заклинание по свитку.
Между двумя посохами возникла полоса света, переливаясь всеми цветами радуги сверху донизу. Она становилась все ярче — на нее уже было больно смотреть. Паг продолжал читать заклинания. Раздался громкий взрыв, словно ударила молния, и воздух устремился в сторону посохов, словно втягиваясь в пространство между ними.
Паг отложил свиток и посмотрел на то, что он сотворил: сияющий квадрат серого
между посохами. Подозвав к себе Доминика, он сказал:
— Я пройду первым. Врата нацелены на поляну позади моего прежнего поместья, но может оказаться, что они открылись вовсе не там, где надо.
Если окажется, что они ведут во враждебное место, ему надо будет сделать только обратный шаг вокруг посоха, и он снова появится в Мидкемии. Если он сможет сделать этот шаг…
Паг обернулся и улыбнулся Кейтале и Уильяму. Его сын вертелся в разные стороны, но Кейтала, слегка нажав руками ему на плечи, удерживала его на месте. Она только кивнула, сосредоточенно глядя на мужа.
Паг шагнул в пустоту и исчез. Собравшиеся затаили дыхание — лишь немногие из присутствующих знали, чего ожидать.
Вдруг Паг появился с другой стороны серого квадрата, и собравшиеся с облегчением вздохнули. Он подошел к своим спутникам и сказал:
— Врата открываются как раз там, куда нацелены. Заклинание Макроса действует безупречно. — Он взял Кейталу за руки. — Это совсем рядом с поляной для медитаций у зеркального пруда.
Кейтала с трудом сдерживала слезы. Когда-то она была хозяйкой этого огромного поместья и высаживала цветы вокруг этого пруда — там, где одинокая скамья обращена к спокойным водам озера. Она кивнула, и Паг обнял ее, потом Уильяма. Когда Паг наклонился к Уильяму, его неожиданно обняла Гамина.
—
.
Он обнял ее в ответ:
— Буду, малышка.
Паг сделал знак Доминику и Мичему, чтобы они следовали за ним, и шагнул в пустоту. Немного помедлив, они последовали за Пагом.
Остальные долго стояли, глядя туда, где исчезли трое мужчин. Снова начался дождь. Никому не хотелось уходить. Дождь усилился, и Кулган сказал:
— Те, кто назначен сторожить, остовайтесь. Остальные — за работу.
Люди медленно стали расходиться — никого не обманул резкий тон Кулгана. Все беспокоились так же, как и он.
Ягу, главный садовник поместья Нетохи, что неподалеку от города Онтосета, обернувшись, увидел незнакомцев, идущих по дорожке от поляны медитаций к дому. Двое из них были жрецами Хантукамы, Приносящего Благословенное Здоровье, хотя оба казались необычайно высокими для жрецов. За ними шагал их раб — воин-варвар, плененный в последней войне. Ягу вздрогнул: вид раба внушал страх — глубокий шрам пересекал всю его левую щеку. В компании воинов Ягу всегда ощущал себя не в своей тарелке — он предпочитал компанию цветов и растений людям, которые только и говорят, что о войнах и почестях. Все же у него были определенные обязанности перед хозяином дома, поэтому он пошел навстречу трем незнакомцам.
Увидев, что садовник приближается, они остановились, и он первым поклонился им, ведь первым собрался начать разговор именно он — это была простая вежливость. Ягу пока ничего не знал о том, кто по званию его гости.
— Приветствую вас, достопочтенные жрецы. Ягусадовник стал препятствием на пути вашем.
Паг и Доминик поклонились. Мичем, согласно обычаю, просто стоял сзади
— приветствие его не касалось. Паг сказал:
— Приветствуем тебя, Ягу. Для двух скромных жрецов Хантукамы твое появление — не помеха. Здоров ли ты?
— Да, я здоров, — ответил Ягу в ответ на формальное приветствие чужаков. После чего принял важную позу, скрестив руки на груди. — Что привело жрецов Хантукамы в дом моего хозяина?
Паг ответил:
— Мы идем иа Сирэна в Равнинный город. Проходя мимо, мы увидали этот дом и понадеялись, что здесь двум странствующим бедным жрецам можно будет попросить еды. Возможно ли это? — Паг знал, что Ягу не вправе решать, но позволил скромному садовнику сыграть роль хозяина…
Садовник потер подбородок.
— Вам не возбраняется просить подаяния, хотя не могу сказать, накормят ля вас. Идемте, я провожу вас до кухни.
По дороге к дому Паг спросил:
— Могу ли я почтительнейше спросить, кто обитает в этом чудесном доме?
Засияв гордостью в отраженных лучах славы твоего хозяина, Ягу ответил:
— Это дом Нетохи, называемого
.
Паг притворился, что никогда не слышал о, таком, хотя был рад узнать, что его бывший слуга все еще владеет поместьем.
— Может быть, — сказал Паг, — не будет очень нескромным со стороны бедных жрецов засвидетельствовать почтение такой важной особе?
Ягу нахмурился. Его хозяин был занятым человеком, хотя всегда находил время для таких гостей, как эти. Ему бы не понравилось, если бы садовник выгнал их прочь, несмотря на то, что они едва ли чем-нибудь отличались от простых нищих — ведь эти жрецы не из такой могущественной секты, как слуги Чочокана или Джурана.
— Я спрошу. Может быть, мой хозяин и найдет время для вас. А нет, так прикажет дать вам еды.
Садовник провожал их до двери, которая, как хорошо было известно Пагу, вела на кухню. Они остались на ярком послеполуденном солнце, а садовник вошел в дом. Дом представлял собой сооружение необычное для цурани и состоял из нескольких соеданенвых между собой зданий. Паг построил его всего два года назад. Может быть, дом ознаменовал бы собой крутые перемены в архитектуре цурани, но Паг сомневался, что у него на этом пути будут последователи — цурани были очень чувствительны к переменам политической моды.
Распахнулась дверь, и вышла женщина. За ней показался Ягу. Паг поклонился, чтобы она не успела рассмотреть его лицо. Это была Алморелла, близкая подруга Кейталы, рабыня, которой Паг дал свободу, теперь она была женой Нетохи.
— Госпожа моя милостиво согласилась побеседовать со жрецами Хантукамы, — сказал Ягу.
Не разгибаясь, Паг спросил:
— Здорова ли ты, госпожа?
Услышав его голос, Алморелла ухватилась рукой за дверной косяк. Когда Паг выпрямился, она, с трудом восстановив дыхание, ответила:
— Я… здорова, — и начала произносить его цуранское имя.
Паг покачал головой.
— Я встречался с твоим достопочтенным мужем ранее и надеялся, что он выделит минутку для старого знакомого.
— Мой муж всегда… найдет время для… старых друзей, — почти неслышно ответила Алморелла.
Она пригласила их войти и закрыла за ними дверь. Удивленный Ягу постоял немного перед дверью, затем, пожав плечами, вернулся к своим любимым цветам. Кто поймет этих богатеев?
Алморелла молча и быстро вывела их из кухни. Она с трудом сохраняла самообладание и едва успела спрятать дрожащие руки, проходя мимо трех озадаченных рабов. Они не заметили волнения хозяйки, потому что во все глаза смотрели на Мичема — такого громадного раба-варвара им еще не приходилось видеть — ну просто великан из великанов!
Добравшись до бывшего кабинета Пага, она открыла дверь и прошептала:
— Сейчас приведу мужа.
Они вошли и сели на подушки, разложенные на полу. Мичему показалось это не очень удобным. Паг огляделся. Его охватило чувство странной раздвоенности: казалось, открой дверь в сад — и увидишь Кейталу и Уильяма. Однако он был облачен не в черную мантию Всемогущего, а в шафрановую рясу жреца Хантукамы, и над двумя мирами, с которыми переплелась его судьба, нависла ужасная угроза. С тех пор, как Паг начал поиски пути обратно на Келеван, его не покидало тревожное чувство. Он ощущал, что его подсознание работало, как всегда, чем бы ни было занято его внимание. Что-то в событиях, произошедших в Мидкемии, было ему смутно знакомо, и он знал — придет время, и интуиция подскажет ему, что именно.
Открылась дверь. Вошел мужчина, следом за ним — Алморелла. Она закрыла дверь, и мужчина низко поклонился:
— Это честь для меня. Всемогущий.
— Да благословен будет дом твой, Нетоха. Здоров ли ты?
— Здоров, Всемогущий. Чем могу служить тебе?
— Садись и расскажи мне о том, как идут дела в Империи. — Нетоха сел.
— Священным Городом все еще правит Ичиндар?
— Да, Свет Небес все еще правит империей.
— А Имперский Стратег?
— Альмеко, которого ты знал, сохранил честь, лишив себя жизни, когда ты опозорил его на Имперском фестивале. Теперь белые с золотом одежды носит его племянник Аксантукар. Он из семьи Оаксатукан, которая выгадала на смерти других, когда… мир был нарушен. Те, кто имел притязания, были убиты, и многие, имевшие столько же прав на этот пост, сколько и он… получили свое. Партия Войны все еще верховодит в Высшем Совете.
Паг задумался. Раз партия Войны все еще сильна, ему будет нелегко найти сочувствующих в Высшем Совете. С другой стороны, никогда не прекращающаяся борьба за власть могла предоставить ему возможность найти союзников.
— А Ассамблея?
— Я отправил те письма, что ты просил меня отправить. Всемогущий. Другие сжег, как ты велел. Я получил только записку, в которой один из Всемогущих благодарил меня, и ничего больше.
— О чем сейчас говорят люди?
— Давно я не слышал, чтобы упоминали твое имя. Но сразу после того, как ты исчез, было объявлено, что ты пытался заманить в ловушку Свет Небес, и тем самым навлек на себя бесчестье. Тебя объявили преступником, Ассамблея исключила тебя — впервые за всю историю, и тебе запрещено носить черные одежды. Твои слова больше не закон. Любой, кто осмелится помочь тебе, подвергает смертельной опасности свою жизнь, жизнь своей семьи и всего рода.
Паг поднялся:
— Мы не задержимся здесь, друг. Я не могу подвергать опасности вашу жизнь. — Он пошел к двери, а Нетоха сказал:
— Я знаю тебя лучше, чем другие. Ты никогда бы не сделал того, в чем тебя обвиняют, Всемогущий.
— По решению Ассамблеи я больше не Всемогущий.
— Тогда я должен поблагодарить простого человека, Миламбер, — сказал Нетоха, называя Пага его цуранским именем. — Ты много дал нам. Имя Нетохи Чичимека занесено в свитки клана Хунзан. Мои сыновья вырастут важными людьми только благодаря твоей щедрости.
— Сыновья?
Алморелла похлопала себя по животу:
— Следующей весной. Жрецы-целители говорят, что будут близнецы.
— Кейтала обрадуется вдвойне. Она будет рада узнать, что сестра ее сердца, во-первых, процветает, а во-вторых, готовится стать матерью.
Глаза Алмореллы повлажнели:
— А как поживает Кейтала? А мальчик?
— Мои жена и сын живут хорошо и шлют тебе горячий привет.
— Передай и им наши самые наилучшие пожелания, Миламбер. Я молилась о том, чтобы когда-нибудь мы встретились с ней снова.
— Может быть. Не скоро, но когда-нибудь… Нетоха, ты ничего не менял?
— Нет, Миламбер. Я ничего не трогал. Это ведь твой дом.
Паг поднялся и поманил за собой остальных.
— Рисунок мне может понадобитьея для быстрого возвращения в мой мир. Если я два раза ударю в гонг на входе, отправь всех из дома, потому что за мной могут гнаться те, кто все здееь разрушит. Надеюсь, этого не случился.
— Воля твоя, хозяин.
Они прошли в другую комнату.
— На поляне у пруда устройство, посредством которого я могу вернуться домой. Мне бы хотелось, чтобы его никто не трогал, — сказал Паг.
— Хорошо. Я скажу слугам, чтобы на поляну никого не пускали.
— Куда ты, Миламбер? -спросила Алморелла.
— Этого я вам не скажу -чего вы не знаете, того у вас не смогут узнать даже маги. Вы и так в опасности просто потому, что пустили меня под свою крышу. Не стану ее увеличивать.
Паг привел Мичема и Доминика в комнату с рисунком на полу и закрыл за собой дверь. Вытащив из-за пояса свиток, запечатанный воском, Паг положил его в центр большого рисунка — из керамической плитки были выложены избражения трех дельфинов.
— Я посылаю другу письмо. С этой печатью никто, кроме того, кому оно предназначено, не смеет коснуться его. — Он на мгновение закрыл глаза — и свитка на полу не стало.
Затем Паг поставил Доминика и Мичема на рисунке рядом с собой.
— Каждый Всемогущий имеет в своем доме определенный рисунок, и если его хорошенько вспомнить, можно отправляться туда самому или посылать разные вещи. Иногда место, которое очень знакомо, например, кухня в Крайди, где я в детстве работал, может служить таким рисунком. Обычно полагается ударом в гонг известить о своем появлении, во на этот раз я не стану этого делать. Идем. — Он взял их за руки, закрыл глаза и начал читать заклинания. Комната закружилась перед их глазами, а когда кружение остановилось, оказалось, что это другая комната.
— Что… — начал Доминик и понял, что они перенеслись в другое место. Он посмотрел на пол: они стояли на изображении красно-желтого цветка.
— Здесь живет, — сказал Паг, — брат одного из моих учителей. Этот рисунок был сделан для него, и Всемогущий частенько сюда заглядывал. Надеюсь, мы найдем здесь друзей.
Паг подошел к двери и, приоткрыв ее, выглянул в коридор. За ним встал Доминик.
— Как далеко мы перенеслись?
— Миль за восемьсот, может быть, больше.
— Невероятно, — тихо сказал Доминик.
Паг быстро провел их по коридору и, не постучав, раздвинул дверь в другую комнату.
За низким столом сидел старик в темно-синем одеянии простого, но изысканного покроя. Прищурившись и шевеля губами, он читал пергамент, лежавший перед ним. Паг был потрясен — он помнил этого человека полным сил мужчиной. Прошедший год сильно состарил его.
Старик взглянул на вошедших.
— Миламбер! — воскликнул он в изумлении.
Паг, пригласив своих спутников войти, задвинул за ними дверь.
— Да благословен будет дом твой, властитель Шиндзаваи.
Камацу, глава рода Шиндзаваи, не стал вставать, чтобы ответить на приветствие. Он пристально смотрел на своего бывшего раба, который поднялся до ранга Всемогущего.
— Тебе вынесен приговор, бесчестный предатель. Если тебя поймают, у тебя отнимут жизнь. — В холодном тоне старика сквозила враждебность.
Паг опешил: Камацу был одним из организаторов заговора с целью положить конец Войне Врат, и Касами, его сын, отвез предложение о мире королю Родрику.
— Чем я заслужил такие оскорбления от тебя, Камацу? — спросил он.
— Я потерял сына, когда ты попытался обманом заманить в ловушку Свет Небес.
— Твой сын жив, Камацу. Он по-прежнему почитает и любит отца.
Паг передал Камацу письмо от Касами. Старик долго читал его. Когда он закончил, слезы текли по его морщинистым щекам.
— Это правда?-спросил он.
— Правда. Мой король не предавал тех, кто собрался за столом переговоров. И я не замешан в предательстве. Долго мне придется объяснять тебе, в чем дело? Сначала послушай, что я расскажу о твоем сыне. Он не только жив. Он занимает высокое положение в моей стране. Наш король не ищет отмщения бывшим врагам. Он обещал свободу всем, кто станет ему служить. Касами и все остальные — свободные люди. Они состоят на службе в армии короля.
— Все? — недоверчиво спросил Камацу.
— Четыре тысячи солдат Келевана теперь солдаты армии моего короля. Они считаются самыми благонадежными его подданными. Они не запятнали бесчестьем свои имена. Когда жизнь короля Лиама была в опасности, его охрана была возложена на твоего сына и его людей. — Гордость отразилась в глазах Камацу. — Цурани живут в городе, который называется Ламут, и доблестно сражаются против врагов нашей страны. Твой сын носит титул графа этого города, а это важный ранг, подобный рангу властителя. Он женат на Мигэн, дочери богатого купца из Рилланона, и ты скоро станешь дедушкой.
Казалось, к старику вернулись силы.
— Расскажи, как он живет, — попросил он. Паг и Камацу стали говорить о Касами, его жизни в последний год, о его возвышении, о том, как перед коронацией Лиама он встретил Мигэн, его недолгих ухаживаниях и их свадьбе. Они говорили почти полчаса — Паг на время позабыл о неотложности дела, приведшего его сюда.
Ответив на все вопросы старика, Паг поинтересовался:
— А Хокану? Касами просил узнать о брате.
— Мой младший сын живет неплохо. Он охраняет северные границы от набегов тюнов.
— Выходит, Шиндзаваи достигли величия в двух мирах, — сказал Паг. — Только Шиндзаваи из всех семей цурани могут заявить такое о себе.
— Непривычно думать об этом, — сказал Камацу. — Почему ты вернулся, Миламбер? Думаю, не только для того, чтобы утешить старика в его горе.
— Против моего народа поднимается какая-то темная сила, Камацу. Мы пока увидели только часть ее могущества и хотим узнать, что это за сила.
— Какое отношение это имеет к твоему возвращению?
— Один из наших пророков в видении встретил эту темную силу, и она обратилась к нему на языке храмов. — Паг рассказал о видений Роугена.
— Разве такое может быть?
— Вот поэтому я и отважился вернуться. Я надеюсь найти ответ в библиотеке Ассамблеи.
Камацу покачал головой:
— Ты очень рискуешь. Помимо обычных для Большой Игры трений, отношения в Высшем Совете напряженны. Я подозреваю, что нас ждут неспокойные времена — новый Имперский Стратег одержим идеей править всеми народами.
Поняв, о чем хотел сказать Камацу, Паг спросил:
— Ты говоришь о размолвке между императором и Стратегом?
Старик кивнул, тяжело вздохнув.
— Я опасаюсь гражданской войны. Если Ичиндар проявит ту же несгибаемую волю, какую он проявил, чтобы положить конец войне с Мидкемией, Аксантукар будет сметен, как ветер сметает облачко дыма. Большинство семейных кланов все еще считают императора верховным правителем и лишь немногие доверяют новому Стратегу. Но и влияние императора теперь уже не то. Ведь он собрал за столом переговоров властителей пяти самых влиятельных кланов, а они стали жертвами предательства. В результате он лишился былого доверия. Аксантукар может не бояться противодействия. Я думаю, Стратег хочет объединить две ветви власти. Ему недостаточно золотой каймы на белых одеждах. Мне кажется, он хочет носить золотое одеяние Света Небес. . .
—
, — процитировал Паг. — Но, знай, за столом переговоров пострадали все. — Он поведал Камацу о древних преданиях: Враге и об опасении Макроса, что врата между мирами притянут страшную силу.
— Если эта история и не совсем оправдывает императора, то все же может помочь ему обрести поддержку в Совете, если поддержка еще хоть что-нибудь значит.
— Ты считаешь, что Стратег уже готов действовать?
— Да, в любой момент. Он уже прибрал к рукам Ассамблею — некоторые прикормленные им чародеи требуют пересмотра ее независимости. Теперь Всемогущие проводят время, споря о деталях. Хочокена и мой брат Фумита отказываются участвовать в Большой Игре. Ассамблея утратила политический вес.
— Тогда ищи союзников в Высшем Совете. Скажи им вот что: наши два мира снова связаны, но теперь — темной силой, имеющей цуранское происхождение. Она хочет уничтожить Королевство. Эта сила неподвластна человеку, может быть, только боги могут справиться с ней. Я не могу сказать тебе, откуда я это знаю, но я уверен, что, если падет Королевство Островов, падет и Мидкемия, а после падения Мидкемии наступит черед Келевана.
Камацу, глава рода Шиндзаваи, бывший военачальник клана Каназаваи, встревожился. Он тихо спросил:
— Неужели это может случиться?
В глазах Пага светилась убежденность.
— Может быть, меня схватят или убьют. Если это случится, я должен иметь союзников в Высшем Совете, которые расскажут об этом Свету Небес. Не за свою жизнь боюсь я, Камацу, а за существование двух наших миров. Если я погибну, Всемогущие Хочокена или Шимони смогут перейти в мой мир, чтобы рассказать о том, что удалось узнать об этой темной силе. Ты поможешь нам?
Камацу поднялся:
— Конечно. Даже если бы ты не привез письмо от Касами, даже если бы наши подозрения относительно тебя подтвердились, только безумец не отбросил бы прежние раздоры перед лицом такой угрозы. Я немедленно поеду на быстрой лодке вниз по реке, в Священный Город. Где ты будешь?
— Я буду искать помощи у Всемогущих. Если мне удастся, я выступлю перед Ассамблеей. Никто не получает черную ризу, не научившись слушать раньше, чем действовать. Нет, самая большая для меня опасность — попасть в руки Имперского Стратега. Если ты за три дня ничего обо мне не услышишь, считай, что это произошло. Значит, я или мертв, или в тюрьме. Тогда придется действовать тебе. Мурмандрамасу поможет только молчание. В этом ты можешь быть уверен.