Фэйзер Джейн. Джудит

   Бернард взял ее руку и поднес к губам:
   — Я больше не мог выдерживать нашу разлуку, любовь моя. Агнес улыбнулась:
   — Слышать это, несомненно, приятно, Бернард. Но можно ли этому верить?
   — О да, — произнес Грейсмер, пристально глядя ей в глаза. — Да и еще раз да, моя обожаемая Агнес, ты должна этому верить.
   Под его тяжелым взглядом Агнес всю передернуло от сладкого предчувствия. Когда же он наконец докажет, что эти утверждения не голословные?
   Бернард Грейсмер понимающе улыбнулся:
   — Ты, я вижу? проголодалась, любовь моя. Просто удивительно, какие чудеса происходят, стоит только ненадолго уехать.
   — Какой ты жестокий, Бернард, — мягко проговорила она. — Тебе доставляет удовольствие насмехаться над моей любовью.
   — Ты называешь это любовью? А мне вовсе не кажется, что это верное слово, — пробормотал он, наклонившись очень близко к ее лицу, но все еще не касаясь его. — Одержимость желанием, тяга плоти… но любовь? Для такой женщины, как ты, это слишком банально.
   — А для тебя? — прошептала она.
   — Для меня это тяга плоти, — ответил он и улыбнулся, но улыбка не разгладила жестких складок в углах его рта. — Я насыщаюсь тобой, а ты мной. Нам это необходимо. Вот и все.
   — Поцелуй меня, — взмолилась она.
   Он раздвинул руки Агнес в стороны и очень медленно приблизил свой рот к ее рту. Она вдруг вцепилась зубами в его губу и прокусила до крови. Бернард резко отпрянул назад:
   — Дрянь!
   — Да что ты говоришь? А я как раз подумала, что дрянь — это ты.
   Ладонью он легонько шлепнул Агнес по лицу и издал ликующий вопль. Затем поднес ее палец к своей губе, вытер им выступившую капельку крови и прижал пальчик Агнес к ее рту. Проворный язычок появился на мгновение и слизнул эту красную бусинку. Золотисто-карие глаза Агнес вспыхнули так хорошо знакомым ему огнем.
   — Сегодняшний вечер мы проведем вместе?
   Вместо ответа он поймал подбородок Агнес и поцеловал, жестоко сминая ее губы своими. Стук в дверь заставил Бернара выпрямиться. Он резко поднялся, взял со столика журнал и начал его листать, пока лакей подбрасывал в камин дрова.
   — А что это за слух, будто бы Керрингтон привез из Брюсселя жену? — небрежно бросил Грейсмер. — В городе об этом все только и говорят. Где он ее откопал?
   — Не знаю, еще не видела ее. Ведь мы только вчера приехали, — в тон ему ответила Агнес. — Летиция Мортон говорит, что она потрясающая. В одно мгновение покорила всех дам света. Салли Джерси от нее просто без ума.
   — В общем, это не Марта?
   Дождавшись, когда лакей закроет за собой дверь, он бросил журнал на стол и сел на кушетку, не забыв аккуратно расправить складки на своих темно-желтых брюках.
   — Нет, — ответила Агнес. — Насколько я понимаю, это не серая мышка. Вовсе нет. Но никто о ней ничего не знает… кроме того, что есть еще и брат. Такой же очаровательный, если верить Летиции.
   — Надеюсь, карманы у этого очаровашки не пустые? — хищно улыбнулся Бернард.
   Агнес покачала головой:
   — А вот этого я не знаю. Но если он свояк Керрингтона, то… почему бы и нет?
   Отполированными ногтями Грейсмер забарабанил по ручке кресла.
   — Мне сейчас как раз нужен новичок. Позарез нужен. Я давно не ощипывал свежего фазана. Интересно, он играет?
   — Кто знает? — отозвалась Агнес. — Я попробую кое-что разузнать на приеме у Кавендишей. Но по поводу того, кик поправить твое финансовое положение, у меня есть совсем другая идея.
   — Ого! — Грейсмер вскинул брови. — Моя дорогая, я весь обратился в слух.
   — Это Харриет, дочь Летиции Мортон, — объявила Агнес с довольной улыбкой, — За ней дают приданого и тридцать тысяч фунтов. На первое время, я думаю, тебе хватит.
   Грейсмер нахмурился:
   — Она, наверное, только что из-за парты.
   — Тем лучше, дорогой. Внимание мужчины, много старше, ее покорит. Уверена, она легко поддастся на твои чары и ты сможешь взять ее раньше, чем она успеет бросить взгляд на кого-нибудь другого.
   — А как насчет Летиции и ее мужа? Таким охотником за приданым они вряд ли будут довольны.
   . — О том, что ты охотник за приданым, им неизвестно. И самое главное: ты граф. Летиция будет безумно счастлива выдать дочь за графа. Но разумеется, ты должен соблюдать осторожность. В настоящее время мы с этой леди стали близкими подругами. — Агнес нервно засмеялась. — Этакая томная дурочка. У нее постоянно что-то болит, поэтому сопровождать свою дочь по балам и прочее она не может. И как ты думаешь, кто предложил ей свои услуги в этом деле?
   — Ты непревзойденная интриганка, моя дорогая, Значит, я буду встречаться с этим милым созданием в твоей компании? — засмеялся Грейсмер.
   — Именно так.
   — И все же, разузнай, что можешь, о свояке Керрингтона. Возможно, я еще успею ощипать фазана, пока паша наследница будет дозревать, — сказал Грейсмер вставая. — К Кавендишам я не приглашен, так как предполагалось, что в городе меня еще нет. Так что целиком полагаюсь на тебя, дорогая.
   Он наклонился и положил руку Агнес на грудь, чувствуя, как мгновенно напряглись ее соски.
   — Адью, до встречи.
   Агнес хотела подняться, но граф уже был в дверях.
   — До встречи, — повторил он и вышел.
   Маркус бросил вожжи ливрейному кучеру и вышел из двуконного экипажа у своего дома на Беркли-сквер.
   — Обратите внимание, Генри, на левое переднее колено вожака, когда будете ставить его в стойло. Мне показалось, что он прихрамывает.
   — Я прослежу, ваша светлость. — И рыжий кучер взял поводья.
   Двери великолепного особняка распахнулись.
   — Добрый день, милорд. Беру на себя смелость сказать, что день сегодня чудесный, — с поклоном произнес дворецкий.
   — Добрый день, Грегсон. Вы можете брать на себя эту смелость, день действительно чудесный. — Маркус подал ему свой хлыст и шляпу. — Подайте мне в библиотеку бутылку кларета, семьдесят девятого.
   Он пересек холл и вошел в свой кабинет, располагавшийся справа от лестницы. Здесь уже трудился молодой человек, раскладывая на массивном письменном столе вишневого дерева бумаги.
   — Добрый день, милорд, — поклонился секретарь.
   — Добрый день, Джон. Что у нас на сегодня?
   — Как всегда, счета, милорд. В основном леди Керрингтон. Вы говорили, что желаете их посмотреть. — Секретарь был удивлен, ибо прежде всеми счетами занимался он сам.
   — Хотел, — рассеянно произнес Маркус, беря аккуратную стопку бумаг. — Это они?
   — Да, милорд. И еще приглашения. Не желаете взглянуть?
   — А вот с этим мне бы разбираться не хотелось, — сказал Маркус, просматривая счета. — Отнесите их леди Керрингтон.
   — Я уже показывал леди. Но она сказала, что не может за вас ничего решать.
   Джон покраснел, чувствуя какую-то неловкость. Однако его светлость лишь пожал плечами.
   — Хорошо. Мы с ней обсудим это.
   Маркус оставил счета и, недовольно сморщив нос, взял с подноса горсть ярких карточек с приглашениями, количество которых сейчас намного превышало то, какое он получал, будучи холостым. Все хорошо знати, что к светской жизни он более чем равнодушен. Почему же щепетильные ламы высшего общества вдруг озаботились его присутствием? Может, думают, что женитьба изменила его привычки и интересы?
   — Если я вам больше не нужен, милорд, то, с вашего разрешения, мне надо поработать над вашей речью в палате лордов.
   Маркус нахмурился:
   — Джон, а нельзя ли для моего выступления найти более интересную тему?
   — Но в наше время, милорд, нет ничего более важного, — испуганно проговорил секретарь.
   — А разве проблемы армии и флота все уже решены? Или реформы Адмиралтейства, как с ними?
   — Я изучу этот вопрос, милорд.
   С оскорбленным видом Джон покинул кабинет.
   Маркус улыбнулся. Его политические интересы, к сожалению, расходились с интересами секретаря. Он снова взял со стола пачку счетов.
   Вошел Грегсон с кларетом.
   — Грегсон, ее светлость дома?
   — Да, милорд. Я полагаю, она в желтой гостиной.
   Дворецкий вытащил пробку, внимательно ее изучил, налил немного кларета в рюмку, сделал маленький глоток и застыл.
   — Все в порядке?
   — Да, милорд. Великолепно. — Он наполнил хрустальный бокал и поднес хозяину. — Будут еще указания, милорд?
   — Спасибо, Грегсон. Пока все.
   Маркус взял бокал и, вдыхая аромат вина, подошел к высокому окну, выходящему в небольшой сад, окруженный каменной стеной. Осенний ветер срывал с каштанов листья, и они покрывали траву густым ярким ковром. Садовник сгребал их в кучу. Эти листья напомнили Маркусу волосы Джудит, сияющие при свете свечей, рассыпавшиеся по белой подушке…
   Он резко отвернулся от окна и подошел к столу, где лежала стопка счетов. Джудит, как видно, никакие расходы не смущали… цены тоже.
   А собственно говоря, почему его это раздражает? Ведь человек он вовсе не скупой, и никогда им не был. Деньги вообще никогда Маркуса особо не занимали. Состояние слишком велико, чтобы вдаваться в такие мелочи, как расходы на туалеты. И все же, вот смотрит он сейчас на эти счета, на то, сколько жена потратила на свой гардероб, и не может отделаться от мысли: «Как все хорошо для нее обернулось! Перебивалась чем придется, перешивала платья, носила фальшивые драгоценности, жила в дешевых квартирах… А теперь одета с головы до ног, особняк на Беркли-сквер, поместье в Беркшире да еще безупречная репутация в обществе. Джудит может себя поздравить — ее стратегия сработала на редкость удачно».
   Маркус осушил бокал кларета и наполнил вновь. После Ватерлоо они отношений не выясняли. Никаких упоминаний ни о ее утреннем появлении в баре гостиницы, ни о его предосторожностях во время занятий любовью. Каждый из них вел свою жизнь, соблюдая, впрочем, все приличия. За исключением… тихих ночных часов, когда взаимное влечение размывало бесцветную рутину их дневного существования. Маркус просыпался утром умиротворенный, и все, что было ночью, таяло при первых же проблесках памяти.
   Джудит никогда не рассказывала ему о своем прошлом, а он и не спрашивал. Они оставались чужими друг другу во всех отношениях, кроме, разумеется, одного. Но разве этого может быть достаточно? И вообще, бывает ли это когда-нибудь достаточным? Но на большее он и не мог рассчитывать, а потому надо привыкать.
   Маркус поставил бокал и, захватив счета, покинул библиотеку. Желтая гостиная располагалась наверху, в задней части дома, и сразу приглянулась Джудит. Она тщательно избегала больших помещений в доме: библиотеки, главной гостиной, обеденного зала. Маркус открыл дверь, и веселый женский смех тут же оборвался, когда три женщины увидели его. Хозяин дома почувствовал себя вторгшимся в чужие владения.
   — О милорд, вы пришли выпить с нами рюмочку миндального ликера? — Джудит, как всегда в подобных случаях, залихватски изогнула бровь.
   — В тот день, когда я выпью миндальный ликер, мадам, можете спокойно отправлять меня в Бедлам, — с поклоном ответил он. — Добрый день, сударыни. Джудит, я не хотел бы прерывать вашу милую беседу, но когда освободишься, прошу тебя зайти в библиотеку. Я буду ждать тебя там.
   Джудит немедленно ощетинилась. С автократическими манерами супруга сладить ей пока не удалось.
   — У меня после полудня дела, — тут же придумала она. — Нельзя ли перенести нашу беседу на более поздний срок?
   — К сожалению, нет. Это дело не терпит отлагательства. Я жду тебя, — он посмотрел на часы, — в течение ближайшего часа.
   Не дожидаясь ответа, Маркус поклонился гостям жены и вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
   У Джудит талант заводить друзей. С тех пор, как она появилась в этом доме — сугубо мужском доме, — из каждого угла, буквально из каждой щели тут же начали доноситься женские вскрики и смех, и не только женские. Дверь в ломе уже почти не закрывается. От поклонников маркизы Керрингтон нет отбоя. И не то чтобы она где-то переступила черту. Ни в коем случае! Она, конечно, флиртует, легко и свободно, но во всем этом чувствуется опытная рука подлинного мастера. Собственно, этого примерно Маркус от нее и ожидал.
   Он спустился в холл, и раздался очередной звонок к дверь. Маркус задержался, чтобы посмотреть; кого будет приветствовать дворецкий на этот раз.
   — Добрый день, леди Девлин.
   — Добрый день, Грегсон. Ее светлость у себя? — Прибывшая дама нервно теребила страусиные перья на шляпе.
   — Она в желтой гостиной, миледи.
   — Тогда я туда сразу и направлюсь… и нет нужды меня объявлять… О Маркус… вы меня напугали…
   Он с некоторым удивлением разглядывал жену брата. Салли вначале покраснела, затем побледнела и снова залилась краской. Маркус знал, что в его обществе она всегда чувствует себя неловко, но сейчас это далеко выходило за рамки обычного.
   — Я прошу прошения, Салли. — Он поклонился и отступил в сторону, пропуская ее к лестнице. — Полагаю, у вас дома все в порядке?
   Маркус ожидал, что сейчас, как обычно, она начнет скучно перечислять болезни детей, что у одного болит зуб, а другой слег с простудой.
   К его удивлению, Салли как будто бы испугалась этого вопроса и вместо пространных объяснений только произнесла:
   — О, да… да, спасибо, Маркус. У нас все в порядке. — Она нервно гладила перила, словно старалась их отполировать. — Я бы хотела повидаться с Джудит.
   — Вы найдете мою жену в ее гостиной.
   Салли ринулась вверх по лестнице. Маркус посмотрел ей вслед и озадаченно покачал головой. Он ничего не имел против жены брата, но это была глупая женщина, хотя, вне всяких сомнений, симпатичная дурочка. А вот Джудит она почему-то понравилась. «И что самое интересное, — подумал Маркус, — насколько я успел заметить, Джудит прекрасно себя чувствует в обществе любого дурака».
   — Салли… Что случилось? — Джудит встала, чтобы обнять свою родственницу.
   — О, мне нужно с тобой посоветоваться. Я просто не знаю, что и делать. — Салли схватила ее за руки и только сейчас заметила, что в комнате находятся еще две женщины. — Изобель, Корнелия… я просто схожу с ума.
   — Боже мой, Салли! — Изобель Хенли внимательно изучила блюдо с пирожными и выбрала небольшое ореховое. — Что-то с детьми?
   — О нет!
   Ее обычно веселые ласковые голубые глаза были наполнены слезами. Салли открыла сумочку и промокнула их носовым платком.
   — Выпей чаю. — Джудит наполнила чашку и придвинула к ней.
   Салли сделала пару глотков и отставила чашку в сторону.
   — Я уже три дня места себе не нахожу. Но что делать?.. Что делать?.. — Она продолжала мять в руках мокрый платок.
   — Расскажи нам, что случилось? — Корнелия Форсайт резко подалась вперед, задев при этом чашку. Часть чая выплеснулась на платье. — Вот незадача! Ну ничего, скоро все высохнет.
   Джудит подавила улыбку. Корнелия была очень крупной женщиной, столь же солидной, сколь и неуклюжей. Но за всем этим скрывались живой ум и доброе сердце.
   — Все очень просто: к завтрашнему утру мне нужно иметь четыре тысячи фунтов! — выпалила Салли.
   — Четыре тысячи? — Джудит присвистнула. Эту привычку она переняла у брата. — И на что?
   — Джереми. — Салли произнесла имя брата, мота и повесы. — Я должна достать для него четыре тысячи, иначе его посадят в долговую тюрьму.
   — А муж не может помочь? — спросила Корнелия. Салли посмотрела на Джудит;
   — Джек, может быть, и помог бы, но ты же знаешь мнение Маркуса о Джереми. А Джек ничего не предпринимает, не посоветовавшись с братом.
   Джудит кивнула. Маркус презирал этого молодого шалопая, получившего хорошее образование, но абсолютно никчемного. «Армия, только армия может его исправить» — таково было мнение Маркуса. Она тоже не одобряла повеления Джереми, его вечная погоня за удовольствиями не могла не раздражать. Но что толку сейчас говорить об этом! Словами делу не помажешь.
   — Я полагаю, Маркус посоветует Джеку ничего для Джереми не предпринимать. Пусть парень сам пожинает плоды своих художеств, — сказала Джудит.
   — И по правде говоря, — согласилась Салли, — осуждать его за это я не имею права. Джереми неисправим, ему всегда всего мало.
   — Ну и как же ты собираешься достать для него эти четыре тысячи? — Изобель вернула разговор в прежнее русло и взяла еще одно пирожное.
   Она была невероятная сластена. С этим могло соперничать только ее пристрастие к миндальному ликеру.
   — Но я уже дала ему четыре тысячи.
   — Как?
   — Я заложила рубины семьи Девлинов, — просто ответила Салли.
   Изобель уронила пирожное на ковер.
   — Что ты сделала?
   — Я просто не знала, что еще можно предпринять, — объяснила Салли уже совсем спокойно. — Джереми был в безвыходном положении. Да все бы обошлось, я бы их в конце концов выкупила, но тут неожиданно их потребовал Маркус. Я была вынуждена сказать Джеку, что отдала рубины почистить.
   — А зачем они понадобились Маркусу? — спросила Джудит. Салли удивленно посмотрела на нее.
   — Потому что они твои, Джудит.
   — Мои?
   — Конечно. Ведь ты маркиза Керрингтон. Рубины по праву семьи Девлинов принадлежат тебе. Маркус дал их мне, но на время… хотя никто не ожидал, что он женится… и я думала… — Голос ее осекся.
   В наступившей тишине женщины обдумывали ситуацию.
   — Положение не из приятных, — произнесла наконец Корнелия. — Тебе надо было снять с них копии.
   — Я так и сделала, — отозвалась Салли. — Но Керрингтона копиями не одурачишь.
   — Это точно, — согласилась Джудит. — Предположим, я скажу, что не люблю рубины и хочу, чтобы они остались у тебя?.. Нет, скорее всего это не сработает. Маркус все равно захочет получить их обратно.
   Она встала и прошлась по комнате. Есть только один способ выручить Салли. Рискованный способ. Если Маркус что-нибудь разузнает, будет плохо, Но она все равно должна Салли помочь. Если можешь помочь другу, надо это сделать. Таков кодекс чести.
   — И когда ты должна их возвратить, Салли?
   — Джек сказал, что собирается возвратить их Маркусу завтра. — Салли хрустнула пальцами. — Джудит, я чувствую себя ужасно… как будто я у тебя что-то украла.
   — А вот это глупости! — Джудит протестующе замахала рукой. — Зачем мне эти рубины? Ты поступила правильно. Брат попал в беду, и ты отдала их ему. Жаль только, что ты не сказала мне об этом хотя бы немного раньше. Будет слишком очевидно, если за один вечер я выиграю такую сумму. Лучше бы разделить это на три раза, а то и больше. Если я проведу за карточным столом весь вечер, и играя при этом по крупному, это будет выглядеть весьма подозрительно.
   — Что ты сказала? Я знала, что тебе нравится играть, но…
   — Нравится играть — это не то слово, — прервала ее Джудит. — Должна заметить, в этом деле я знаю толк.
   — Я это заметила, — кивнула Корнелия. — И твой брат тоже.
   — Этому нас научил отец, — произнесла Джудит и осеклась. Распространяться о своем прошлом она не желала.
   — Но я не совсем поняла, — нерешительно заметила Салли.
   — Требуемую сумму я смогу добыть только одним-единственным способом — если вечером посещу игорный салом миссис Долби, — кратко пояснила Джудит. — В подобных местах такой выигрыш большого внимания не привлекает.
   — Но, Джудит, ты ведь не можешь играть на Пикериш-стрит! — в ужасе воскликнула Изобель.
   Игорный салон вдовы Долби был известен своей сомнительной репутацией.
   — Почему? Многие женщины не чураются этого.
   — Но у них и соответствующая репутация.
   — Меня будет сопровождать Себастьян, так что слухов никаких быть не должно.
   — А что же Керрингтон?
   — Будем надеяться, что он об этом не узнает. Булем надеяться. — Джудит улыбнулась Салли. — Ну, смотри веселей. Завтра утром ты выкупишь эти рубины.
   — А откуда у тебя такая уверенность?
   — Практика, моя дорогая. У меня большая практика.
   Вскоре гости откланялись. Салли заметно оживилась. Хотя во все это было трудно поверить, но уверенность Джудит ее приободрила.
   Джудит осталась одна и помрачнела. С момента замужества играть ей приходилось очень редко, и играла она просто ради развлечения, с низкими, разумеется, ставками. Серьезная игра — это нечто совершенно другое. Не потеряла ли она форму, вот вопрос? Джудит закрыла глаза, пытаясь представить стол для игры в макао. Вдоль позвоночника тут же пробежала знакомая волна дрожи, Так бывало всегда перед игрой — значит, все в порядке. Она улыбнулась.
   »Меня должен будет сопровождать Себастьян, — подумала она. — Это совершенно необходимо. Но на этот вечер у него могут быть свои планы. Чтобы их скорректировать, понадобится время. Еще не было случая, чтобы брат отказался помочь. Надо идти к нему, сейчас же, но… Маркус… ждет меня в библиотеке».
   Она подумала было проигнорировать встречу с мужем, но тут же отказалась от этой мысли. И без того их отношения далеко не просты, чтобы осложнять еще больше.
   — Я уже начал беспокоиться, не слишком ли засиделись твои гости.
   — У них был приоритет во времени, милорд. И наверное, было бы очень грубо выставить их, хотя ты, кажется, этого мнения не разделяешь. По-моему, ты вполне прозрачно намекнул дамам, что они засиделись.
   Маркус посмотрел на часы и сухо заметил:
   — Видимо, я был недостаточно убедителен. Мне пришлось ждать тебя целый час.
   Джудит склонила голову набок и рассматривала узор на ковре.
   — А что еще ты ожидал, Керрингтон?
   — Ничего больше, рысь.
   Маркус неохотно рассмеялся. У нее выбился непокорный медный локон. Неожиданно для себя он вдруг выдернул булавку из прически жены. Но останавливаться на этом было глупо — он погрузил пальцы в шелковистую волну и, находя булавки, вынимал их, в два счета разрушив тщательно уложенную прическу. Противостоять этому было невозможно.
   Джудит не протестовала. Стоило ему прикоснуться к ней, как повторялось уже знакомое — она вдруг теряла силы. Волосы упали ей на лицо, а он с каким-то восторженным упорством дергал их, наматывал локоны на пальцы, ворошил. Затем отступил назад, чтобы полюбоваться результатами проделанной работы.
   — Для чего ты это сделал? — спросила Джудит.
   — Не знаю, — ответил он и покачал головой. — Просто не мог с собой совладать.
   Он взял двумя руками ее лицо и долго целовал. Как всегда. Джудит откинула голову назад.
   — Да, по части поцелуев ты большой мастер, — заметила она, переводя дух.
   — А тебе, конечно, есть с чем сравнивать.
   — Это и было то не терпящее отлагательства дело? — спросила Джудит.
   — Ах да! — Он взял со стола пачку счетов. — Я тут просматривал и полагаю… что тебе следует пояснить по крайней мере некоторые из них.
   — Пояснить? — Она смотрела на него страшно удивленная, как будто ей в теплую ванну вдруг добавили полведра льда.
   — Да.
   Джудит взяла счета, глядя на ряды аккуратно написанных рукой Джона цифр. Суммы были значительные, но не ужасающие… в конце концов, не превышающие те, что тратят леди высшего общества Лондона.
   — И что ты хочешь, чтобы я пояснила? — Она перелистала счета. — По-моему, тут все понятно.
   — А разве это нормально, когда платье стоит четыре сотни гиней?
   — Но это платье для приемов при дворе. Оно от лучшего портного!
   — А вот это… и это?.. — Маркус выдернул еще дна листка. — Пятьдесят гиней, Джудит, за две пряжки к туфлям!
   Джудит сделала шаг назад:
   — Маркус, дай мне сначала понять; что происходит. Ты подвергаешь сомнению мои расходы?
   Он поджал губы:
   — Это совершенно правильное определение темы нашего разговора.
   — То есть ты обвиняешь меня в расточительстве?
   В ее ушах слегка зазвенело, она задохнулась от унижения. Ей, как провинившейся школьнице, выговаривают за то, что она много потратила на конфеты. Этого не делал прежде никто и никогда. Сколько Джудит себя помнит, всегда распоряжалась своими финансами сама, как и теми, что принадлежали их небольшой семье. Она оплачивала счета, платила за аренду жилья, закупала продукты, а после смерти отца была казначеем их с братом «фонда» по делу Грейсмера.
   — Вообще говоря, да.
   — Извини меня, но сколько ты считаешь возможным, чтобы я тратила в квартал? — Ее голос дрожал. — Тебе следовало сразу установить мне лимит.
   — В этом была моя ошибка, — согласился Маркус. — Эти счета я оплачу, но на дальнейшее дам поручение в банке о твоем ежеквартальном лимите расходов. Все, что будет идти сверх этого, тебе придется согласовывать со мной.
   Он встал и бросил пачку счетов на стол, давая понять, что разговор окончен.
   — Надеюсь, ты сможешь удержать себя в установленных рамках. Мне хотелось, чтобы ты также уяснила, что замужество еще не открывает доступ к бездонному сундуку с деньгами. Очень жаль, что ты не поняла этого раньше.
   Боясь, что сделает или скажет что-то совершенно ужасное, если останется в одной комнате с Маркусом еще хоть минуту, Джудит повернулась и вышла, с преувеличенной осторожностью закрыв за собой дверь.
   Значит, муж просто-напросто обвинил ее в том, что она, используя свое положение, хочет побольше нахапать. За кого же Маркус ее принимает? За аферистку, готовую на все ради достижения своих целей?!
   Но ведь это не так! Может быть, на беглый взгляд может показаться, что и так. «Действительно, в той игре, которая называется у нас браком, возможно, я веду себя не совсем честно, но к расходам, и вообще деньгам, это никакого отношения не имеет. И я не столь презренна и жалка, как Маркус полагает. А уж всяких там лимитов и подобного рода разговоров я просто не потерплю. Пусть и не надеется! — Джудит решительно сомкнула губы. — То,