Фэйзер Джейн. Колдунья

   — Принеси мне кофе, Самюэль.
   — Сию минуту. — Самюэль поднял тяжелый каминный экран. — Мисс собралась искупаться на кухне.
   — Тогда присмотри за Билли, — сказал Хьюго. — Как бы он не решил проявить любопытство, с него станется.
   Это была попытка пошутить, и Самюэль сдержанно улыбнулся в ответ:
   — Хотите чего поесть?
   Хьюго лишь покачал головой.
   Самюэль вернулся с кофейником и поставил его рядом с Хьюго. Наполнив кружку, он молча протянул ее хозяину, Хьюго осторожно взял ее, согревая руки ее теплом и вдыхая ароматный запах.
   — Спасибо.
   — Чего-нибудь еще?
   — Нет, оставь меня.
   Дверь за Самюэлем закрылась, и Хьюго отпил глоток кофе. Его желудок взбунтовался, и к горлу опять подкатила тошнота. Он поставил кружку и закрыл глаза. Он беспробудно пил последние четыре дня. Предыдущие несколько лет он почти все время пребывал в полупьяном состоянии, и он знал, что сейчас ему предстояло пройти через ад, прежде чем наступит облегчение.
   Пока Хлоя купалась, она поделилась своими мыслями о предстоящем предложении мисс Анстей с Самюэлем, который чистил картошку за ширмой, готовый отвадить непрошеных гостей.
   — Полагаю, сэр Хьюго одобрит этот план, — сделала она вывод, выливая кувшин воды на волосы. — Если он, конечно, когда-нибудь протрезвеет, чтобы выслушать меня.
   — Негоже так говорить, — упрекнул ее Самюэль. — Не вмешивайся в то, чего не понимаешь.
   — Ты говоришь о демонах?
   — Ну да.
   — Но и ты этого не понимаешь. Ты же сам говорил.
   — Да, не понимаю. Поэтому и не осуждаю.
   Это заставило Хлою замолчать. Она встала и потянулась за полотенцем, перекинутым через ширму.
   — Я хотела бы понять, — сказала она наконец, закрутив мокрые волосы в полотенце. — Тогда, может быть, я так не сердилась бы. — Она набросила халат и вышла из-за ширмы. — Я готова воткнуть ему нож между ребер, Самюэль.
   Самюэль сдержанно улыбнулся:
   — Не рекомендовал бы даже пытаться, мисс. Это не пройдет с сэром Хью. С ним трудно бороться, пьян он или трезв.
   Хлоя отправилась одеваться наверх. Выбирая одно из новых платьев, она вдруг обнаружила, что думает о Криспине: приедет он еще или нет. Как ни странно, мысль о его приезде была ей приятна. И не последнюю роль здесь сыграло то, что Хьюго, как она подозревала, это совсем не понравится.
   Она была на конюшне и осматривала раны Росинанта, когда показался Криспин, ведя за собой прекрасную чалую кобылу.
   — Какое отвратительное животное, — не подумав, сказал он, когда рассмотрел несчастную клячу Хлои. — Его следует скормить воронам.
   Хлоя положила полоску марли на одну из ран на боку Росинанта, прежде чем произнесла обманчиво спокойным голосом:
   — Правда? Ты так полагаешь?
   — Не полагаю, а знаю, — ответил Криспин. — На него даже пули жалко. Зачем ты тратишь свое время и лекарства на такую клячу?
   Хлоя повернулась и изучающе посмотрела на своего гостя. От ее взгляда Криспин невольно попятился.
   — Ты всегда был жестоким, — заметила она дрожащим от негодования голосом. — Пули жалко, говоришь? Это несчастное животное мучали всю жизнь, и когда оно уже больше не может выносить издевательств, скормить его воронам.
   — Меня мутит от твоего отношения, Криспин.
   Она снова повернулась к своему подопечному.
   Криспин покраснел от ее грубой отповеди, и только мысль о неминуемом гневе отчима и восьмидесяти тысячах фунтов удержала его от того, чтобы не ответить на ее наглость пощечиной.
   — Я говорил образно, — произнес он, наконец. — Не стоит так негодовать, Хлоя. И, должен сказать, — он засмеялся слабо и неубедительно, — должен сказать, что обвинять меня в жестокости — это уже чересчур.
   Хлоя молча продолжала заниматься ранами Росинанта, но затем сказала:
   — Я помню, как ты раньше отрывал крылья у бабочек.
   В ответ последовал еще один неубедительный смешок:
   — Ой, да ладно тебе, Хлоя. Мальчишки — всегда мальчишки, знаешь ли.
   — Нет, не знаю, — отрезала она.
   — И я больше этого не делаю, — сказал он неловко.
   — Конечно. А лошадей своих ты по-прежнему загоняешь до кровавых мозолей? Ведь запаленная лошадь тоже никакой ценности не представляет, так? Но, думаю, ты пули не пожалеешь.
   От такой резкой и пылкой проповеди Криспин на какое-то мгновение утратил дар речи, тем более что она оказалась для него совершенно неожиданной. Он вновь мучительно пытался обрести спокойствие. Хлоя как-то сразу низвела его до положения шкодливого мальчишки. Он с трудом сдерживал себя, сжимая в кулаки руки, одетые в перчатки.
   — Может, мы несколько переменим направление беседы о лошадях? Сэр Джаспер прислал тебе подарок, — холодно произнес он.
   — Да? — Хлоя повернулась, щурясь на солнце.
   Он жестом показал на лошадь, которую держал под уздцы.
   — Это Подружка Робин Гуда. Она от Красной Королевы и Шерифа. Твой брат подумал, что тебе хотелось бы иметь лошадь для верховой езды.
   — О, я помню Шерифа, — сказала Хлоя. — Великолепный жеребец. Неудивительно, что она так прекрасна. — Она с готовностью сменила тему, смущенно подумав, что чересчур резко разговаривала с Криспином. — Но я никак не смогу принять ее.
   Отчим предупредил его о такой возможности. И ответ у него был заранее подготовлен.
   — Отчего же? Братья всегда дарят подарки сестрам, это общепринято.
   Хлоя тихонько подула в ноздри кобылы. Подружка Робин Гуда сморщила бархатистый нос и обнажила зубы в лошадиной улыбке. Хлоя погладила ее шею и сказала как можно спокойнее:
   — Может быть, и так, но я никак не смогу принять ее в подарок. Хотя, возможно, как-нибудь мне можно будет взять ее покататься.
   В таком случае цель все равно была бы достигнута, и Криспин расслабился и спросил как бы невзначай:
   — Твой опекун разрешит тебе прокатиться со мной?
   Хлоя нахмурилась. Хьюго утратил все права диктовать ей свои условия. И не было ни малейшей причины, которая помешала бы ей провести время со своей семьей. И, в конце концов, у нее не так много родственников и любящих друзей. Она тяжело вздохнула, мысленно ругая себя за жалость к самой себе. Инстинктивно она понимала, что Хьюго запретит ей поехать с Криспином, но ей казалось, что у него нет оснований для этого запрета. Разногласия, даже вражда существовали только между Джаспером и сэром Хьюго. И она не понимала, почему ей из-за этого нужно жертвовать своими интересами.
   — А я его и не буду спрашивать, — ответила она. — Но сегодня я не смогу поехать. Мне нужно подготовиться к поездке заранее.
   Криспин не сумел скрыть своего удовлетворения и торопливо спросил:
   — Так, когда же?
   — Дай мне подумать, и мы все обсудим, когда ты приедешь завтра… Если приедешь… — добавила она.
   — Только ты должна пообещать принять меня с большей учтивостью, — сказал Криспин, как бы подтрунивая; но глаза его были злыми, и, желая скрыть это, он нагнулся и попытался погладить Данте, который, как всегда, был рядом.
   Пес попятился.
   — Если я была груба, прошу меня извинить. Я иногда говорю, не думая, когда сержусь… А я очень сержусь, когда плохо обращаются с животными. — Она пожала плечами, как будто это был единственно возможный ответ, — Бедный Росинант! Можешь представить, каково ему было — голодному, избитому таскать невыносимо тяжелый груз?
   — Поскольку я не лошадь, то, боюсь, не могу себе этого представить, — сказал Криспин.
   Он криво улыбнулся, и Хлоя, которую почти никогда не оставляло чувство юмора, слегка улыбнулась ему в ответ.
   — Наверное, это уже превращается для меня в навязчивое воспоминание, — призналась она, — но ты действительно отрывал крылья бабочкам.
   Криспин поднял вверх руки, признавая поражение:
   — Но я был так молод, Хлоя. Не старше девяти-десяти лет. Я исправился, честное слово.
   — Ах, да ладно, — сказала она, смеясь. — Мы оставим это в далеком и туманном прошлом.
   — Ты, правда, не разрешишь мне оставить тебе Подружку Робин Гуда?
   Хлоя отрицательно покачала головой:
   — Поблагодари от меня Джаспера, но я никак не могу принять такой подарок. Хотя я с удовольствием купила бы ее, — добавила она. — Сэр Хьюго сказал, что мы купим мне хорошую лошадь, когда…
   — Когда… — подсказал Криспин, увидев, что она заколебалась с ответом.
   — Когда будет решено, где и с кем я должна жить, — сказала она, вновь пожав плечами.
   — И когда же это будет окончательно решено?
   «Когда мой опекун достаточно протрезвеет, чтобы подумать об этом, если вообще протрезвеет», — подумала она, а вслух сказала:
   — Скоро, когда сэр Хьюго рассмотрит все варианты.
   — И каковы же эти варианты?
   По какой-то причине, несмотря на изменившееся в лучшую сторону отношение к Криспину, Хлоя поймала себя на мысли, что ей совсем не хочется сообщать ему о своих планах.
   — Я пока еще точно не знаю, — небрежно ответила она. — Мне надо приготовить свежий компресс для Росинанта, так что…
   — Мне пора, — понял намек Криспин. Он взял ее руку и поднес к губам. — Так до завтра.
   — До завтра, — согласилась Хлоя, отнимая руку несколько удивленно.
   Она не ожидала такой галантности от Криспина. До сих пор ее опыт в этом плане ограничивался неумелыми попытками викария и племянника мисс Энн. А помощник мясника и вовсе был не в счет. А в том, что произошло между ней и Хьюго, и подавно не было никакой галантности. А что же было?
   Она помахала рукой Криспину, уводившему со двора Подружку Робин Гуда. Так что же это было? Она снова задумалась. Это было волшебно, прекрасно, но явно выходило за рамки обычных игр в галантность. Это была не игра. В том, что произошло, не было совершенно никакой игривости.
   Ночью она вновь услышала звуки фортепьяно. Но на этот раз музыка не была веселой и шаловливой. Да это и нельзя было назвать музыкой. До нее доносилось какое-то невозможное смешение диссонирующих звуков, выбиваемых из клавиш с такой тоской, что Хлоя похолодела. Это было рыдание души. Отчаянный крик об одиночестве, агония человека, который утратил опору в собственном мироощущении.
   Хлоя не могла бы словами описать ту боль, которая выражалась звуками, доносившимися снизу. Но она чувствовала эту боль, как свою. Она встала и села на подоконник. Данте дрожал подле нее, а Беатриче, свернувшись клубочком, согревала своих котят.
   Хлоя услышала тяжелую поступь Самюэля по лестнице, уловила, как открылась дверь библиотеки, и судорожно вздохнула. Самюэль поможет ему, а вот она не сумеет. Ее потрясла глубина своего неведения, ее неспособность понять эту боль.
   Звуки внизу стихли. Хлоя медленно вздохнула, чувствуя, как напряжение постепенно оставляет ее.
 
   Когда мозолистые ладони Самюэля накрыли руки Хьюго, лежавшие на клавишах, голова Хьюго бессильно упала на грудь.
   — Не знаю, одолею ли я это, — прошептал он.
   — Одолеете, конечно, — тихо сказал Самюэль. — Вам нужно отдохнуть.
   — Мне нужно бренди, черт бы тебя побрал. — Хьюго вытянул вперед сильно трясущиеся руки. — У меня кожа горит, — пробормотал он. — Мне кажется, что я уже подбрасываю топливо в топку сатаны. Рай в аду! — сказал он с грустным смешком. — Подходяще, да, Самюэль? Не хочешь ко мне присоединиться? Обещаю тебе, что эта дорога вымощена самым ужасным распутством, развратом, распущенностью. Вопрос только в том… — он медленно покачал головой, — вопрос лишь в том, Самюэль, стоят ли все эти удовольствия той расплаты, которая ждет нас в конце пути?
   — Пойдемте наверх, — сказал Самюэль. — Я помогу вам лечь…
   — Нет, черт бы тебя побрал. — Хьюго оттолкнул руки, пытавшиеся помочь ему. — Я не могу спать. Я останусь здесь.
   — Вам нужно лечь…
   — Самюэль, оставь меня в покое, — сказал он тихим голосом, хотя его трясло от ярости.
   Самюэль ушел из библиотеки и вновь лег. Хлоя услышала, как он поднимается наверх, и тоже легла, уговорив Данте оставить его излюбленное место в ногах и лечь рядом. Его дыхание было влажным и теплым, а его тяжелое тело согревало ее, как второе одеяло; наконец она уснула.
   В библиотеке Хьюго в одиночестве продолжал свою битву.
   На следующий день Криспин не появился, и Хлоя, которая уже придумала, как ускользнуть из-под строгого ока своего опекуна, очень расстроилась, хотя ей и не хотелось признаваться в этом. Она не находила себе места, и в конце концов решила последовать совету Хьюго и направить свою энергию на домашнее хозяйство. Она сняла в своей спальне занавеси и шторы и постирала их, затем повесила сушиться во дворе. С помощью ворчавшего Самюэля она вытащила на улицу елизаветинский ковер и выбила из него целую тучу пыли, а потом подмела дубовый пол и отполировала массивную мебель. К заходу солнца она совсем выбилась из сил, но была довольна. Данте, который хорошо прогулялся под присмотром Билли, тоже был умиротворен и с удовольствием плюхнулся у ее ног на кухне.
   Самюэль был сильно озабочен, и его седые лохматые брови беспокойно хмурились, пока он гремел медными котелками на плите. Он целый день сновал в библиотеку и обратно, относя туда чайники с кофе, кастрюльки с супом, а потом приносил обратно нетронутыми.
   Хлоя все это прекрасно видела, но когда она спросила, что происходит с сэром Хьюго, Самюэль сказал, что это не ее дело. Все ее размышления заканчивались выводом о том, что он допился до беспамятства и что Самюэль ждет, пока он придет в себя. Она подумала, не стоит ли ей отправиться в заросший сад и заглянуть в окно библиотеки, но испугалась при мысли о том, что произойдет, если Хьюго заметит ее и на этот раз с полным основанием обвинит в том, что она сует нос в чужие дела.
   Она лежала в постели, вновь ожидая тоскующих звуков фортепьяно, но Хьюго уже настолько погрузился в мир воспоминаний, что музыка больше не могла его утешить. Его тело корчилось от боли. Каждый мускул, каждый сустав ощущал боль. Он собрал всю свою волю в кулак, движимый единственной целью. А как легко можно было бы прекратить эту агонию! Всего один глоток — и ему стало бы легче. Но Хьюго упорно продолжал бороться сам с собой, даже когда ему стали мерещиться какие-то тени в углах, когда ему стало казаться, что мириады каких-то неуловимых тварей ползают по его рукам, по его телу, оставляя свои следы. Он молил Бога послать ему сон — хотя бы час освобождения от мучений, но сна все не было, и, обливаясь потом, он безмолвно сидел, терзаемый самыми жуткими воспоминаниями, самыми мерзкими своими поступками, совершенными в прошлом.
   Утром Криспин опять не появился, и Хлоя решила, что нанесла ему смертельную обиду. Ее это взволновало больше, чем следовало бы, и эта мысль отнюдь не способствовала улучшению ее настроения. К концу дня, когда она была уже на грани срыва и хотела пренебречь запретом и отправиться одна на прогулку по полям, Криспин въехал во двор.
   Его отсутствие было тщательно спланировано и достигло желаемого эффекта. Если у Хлои и были раньше сомнения относительно прогулки в компании Криспина, то их явно вытеснил страх лишиться этой возможности.
   Она встретила его с такой теплотой, которой раньше никогда не проявляла по отношению к нему.
   — Добрый день, Хлоя, — сказал он со слегка самодовольной улыбкой, когда она стремительно подошла к нему и слова приветствия уже готовы были сорваться с ее губ. — Или уже вечер? Прости, что не мог приехать раньше, но сэр Джаспер поручил мне кое-что сделать для него в Манчестере. — Он осторожно спешился, прижимая к груди небольшую коробочку с металлической крышкой. — А у меня для тебя сюрприз.
   — Правда? — Хлоя взяла коробочку и мгновенно поняла, что в ней что-то живое. Очень осторожно она приоткрыла крышку, в которой были проделаны отверстия для воздуха.
   — Ох, — снова сказала она, — бедняжка. Где ты нашел его?
   В соломенном гнездышке находился маленький взъерошенный совенок, который как-то странно держал одно крылышко.
   — Должно быть, он выпал из гнезда, — сказал Криспин. — Я нашел его у развалин Шиптонского аббатства. Думаю, у него сломано крыло.
   — Да, несомненно. — Хлоя нежно дотронулась до поврежденного крыла. — Если перелом несложный, я, наверное, смогу поставить шину… Какой ты молодец, что нашел его, Криспин.
   — И еще больший молодец, потому что привез его тебе, — сказал он, снова самодовольно улыбнувшись. — Надеюсь, что этим я исправил свое неловкое высказывание о той жалкой кляче.
   Хлоя засмеялась:
   — Действительно, ты заработал прощение.
   — Настолько, чтобы ты отправилась со мной на пикник?
   Он хлопнул вожжами по ладони и прищурился, следя за ее реакцией.
   — Конечно, — тут же откликнулась Хлоя, нежно гладя грудку птички. — Я все продумала. Я встречу тебя в конце главной аллеи. Но будет лучше, если мы встретимся пораньше, когда Самюэль занят, помогая Билли на конюшне.
   — Завтра?
   — Если хочешь. — Она была слишком поглощена раненым совенком, чтобы посмотреть на него. — Около восьми утра.
   — Значит, я будут ждать тебя в конце аллеи с Подружкой Робин Гуда. Вижу, что сейчас тебе не до разговоров со мной, поэтому оставлю тебя с твоим подопечным. До завтра, Хлоя.
   — Да, — согласилась она рассеянно. — До свиданья, Криспин.
   Она поспешила со своей ношей в дом, не дожидаясь его отъезда.
   Криспин выехал со двора вполне довольный: завтра в это время Хлоя будет уже находиться под опекой ее брата.
   Хлоя внесла птицу в кухню и поставила коробку на стол.
   — Чего это там у вас? — спросил Самюэль, входя в кухню с корзиной яблок.
   — Сами посмотрите, — сказала Хлоя рассеянно. — Я сейчас нагрею молока, смешаю с хлебом и сделаю ему маленькие шарики. Думаю, пока это сойдет в качестве еды, поскольку я вряд ли способна ловить мышей.
   — Боже нас сохрани, — пробормотал Самюэль, рассматривая совенка. — А чего это с ним?
   — Крыло сломано. Мне нужно найти две очень легкие тонкие щепочки, чтобы наложить шину. У нас есть нитки?
   — Пожалуй.
   Он с любопытством наблюдал, как она смешала хлеб с молоком, скатала маленькие шарики, а затем уселась, взяв совенка в ладони. Хлоя нежно открыла его клювик, чтобы просунуть туда еду. После двух шариков совенок уже сам стал открывать клюв.
   — Ну вот, так лучше, правда же? — ласково сказала она, снова положив совенка в коробку. — А теперь наложим шину.
   Она колдовала над двумя щепками от корзины, перевязанными ниткой, когда Хьюго вошел в кухню. Он прислонился к двери и произнес умиротворенно:
   — Добрый вечер.
   Хлоя с чрезвычайной осторожностью выпрямила сломанное крыло и не ответила. Самюэль, однако, вздохнул с видимым облегчением и заулыбался, глядя на истощенного человека, стоявшего в дверях. На лице Хьюго лежал отпечаток четырех мучительных, бессонных дней и ночей: глаза у него покраснели, кожа стала мертвенно-бледной и припухла, а скулы и подбородок заросли щетиной. Но, несмотря на это, от него буквально исходили волны умиротворенности. Словно он оказался на спокойном берегу после кораблекрушения.
   — Ну, входите же, входите. — Самюэль потер руки, радостно сияя. — Чего желаете?
   — Сначала кофе, потом поесть, — ответил Хьюго, посмотрел на напряженную спину Хлои и повторил: — Добрый вечер, девочка.
   И опять ответа не последовало. Он взглянул на Самюэля и вопросительно поднял брови. Тот лишь покачал головой и отправился ставить чайник на огонь.
   — Что ты делаешь, Хлоя? — еще раз попытался обратить на себя внимание Хьюго.
   Хлоя проигнорировала и этот вопрос, сосредоточившись на исключительно тонкой операции — привязывании шины к крылу совенка.
   Хьюго подошел к столу.
   — Ты что, не слышала меня?
   — А мне казалось, что и без слов ясно, чем я занимаюсь, — пробормотала она. — Я накладываю шину на сломанное крыло.
   Хьюго наблюдал за ее умелыми пальчиками и восхищался точностью их движений. Он решил пока сделать вид, что не замечает ее откровенную грубость, и сел напротив нее.
   Первый глоток кофе стал для него возвращением к жизни. С момента добровольного заточения в библиотеке он ничего не брал в рот, кроме воды. Все остальное вызывало у него жуткий приступ тошноты. А сейчас горячий напиток как будто вдохнул энергию в каждую клеточку его тела, которое ныло так, будто его только что пропустили через отжимный каток. Он изголодался и обессилел. Но он добился очищения, тело его освободилось от яда, а голова прояснилась. Душевные раны немного затянулись, как будто долгие часы мучения стали наконец-то искуплением грехов прошлого.
   Теперь ему необходимо было заняться проблемой его прекрасной подопечной, которая сейчас буквально источала гнев и обиду. Он знал, что обидел и сбил ее с толку. С нынешнего момента они будут строить все свои отношения на дружеской основе, как опекун и подопечная. Он надеялся, что Хлоя вскоре забудет все произошедшее между ними по его вине, когда он был в состоянии пьяного безрассудства. А он уж постарается исправить оплошность всеми возможными путями, но, конечно, не поступится при этом своим авторитетом опекуна.
   — Сейчас вопрос в том, куда положить тебя, — сказала Хлоя, придирчиво рассматривая результат своей работы. — В какое-нибудь темное и тихое местечко, подальше от Беатриче. Хотя ей вполне хватает мышей, — добавила она.
   — Стало быть, она ловит мышей? — Самюэль бросил потроха в котелок на плите.
   — Да, только я очень хотела бы, чтобы она не играла с ними, прежде чем съесть, — пожаловалась Хлоя, жадно вдыхая аромат, исходивший от плиты.
   — Такова природа этого животного, — заметил Хьюго.
   Хлоя бросила в его сторону взгляд, полный презрения, как будто он сказал нечто совершенно глупое, и подчеркнуто обратилась к Самюэлю:
   — Итак, Самюэль, у тебя есть какие-нибудь предложения? Куда мне его положить?
   — Почему бы тебе не воспользоваться старой кладовой? — упорно продолжал вызывать ее на разговор Хьюго. — Там темно, в двери есть ключ, так что можешь быть уверена, что дверь случайно не откроется.
   — А где она находится? — Хлоя продолжала обращаться к Самюэлю, как будто это было его предложение.
   — Наверху, в конце северного коридора, — сообщил Самюэль. — Наверно, там одна паутина.
   — Ну, тогда он будет чувствовать себя, как дома. — Она взяла коробку и вышла из кухни.
   — О Боже! — простонал Хьюго, положив голову на руки.
   — Сдается мне, кое-что придется утрясти, — последовал лаконичный ответ Самюэля. Он положил на стол буханку хлеба и кружок желтого масла.
   «Это еще мягко сказано… Но сегодня у меня нет сил этим заниматься», — пронеслось в голове у Хьюго.
   — Значит, так, не тревожьте себя этим, — посоветовал Самюэль немного резковато. — Вы только отдыхайте. — Он выложил содержимое котелка на тарелку и поставил ее перед Хьюго. — Ну-ка, съешьте это, сэр Хью. Вам сразу полегчает. А еще у меня есть отличная форель. Поймал ее сегодня утром.
   — А чем ты будешь кормить девочку? — спросил Хьюго с мягкой улыбкой. — Ее настроение не улучшится, если я съем ее обед.
   — Обойдется яйцами и ветчиной, как и я, и пусть спасибо скажет.
   Хлоя совершенно не возражала против яиц с ветчиной и не бросала завистливых взглядов в сторону обеда своего опекуна. Однако, украдкой изучая его, она была потрясена изможденным видом Хьюго, хотя его зеленые глаза, несмотря на воспаленность, были намного яснее, чем ей приходилось видеть ранее. Воспоминание об ужасной музыке в ночные часы несколько успокоило гнев, за который она судорожно цеплялась, как за щит. Если он не пил на протяжении всех этих длинных дней и ночей в библиотеке, а он явно не пил, то что он там делал?
   — Как дела у Росинанта? — спросил Хьюго, положив вилку с довольным вздохом.
   Хлоя пожала плечами:
   — Думаю, нормально.
   Она с удовольствием обсудила бы состояние животного, но упрямо отказывала себе в возможности выслушать мнение Хьюго.
   Хьюго отодвинул стул:
   — Я валюсь с ног, Самюэль. Пойду спать. Не буди меня.
   — Ни за что на свете, — заявил Самюэль.
   Хьюго обошел стол и остановился у стула Хлои, взял ее за подбородок, приподняв голову. Бездонные голубые глаза девушки смотрели вызывающе, но он сумел отыскать в них более глубокие чувства, которые она скрывала непочтительным поведением.
   — Я согласен, что сегодня ты имеешь право наказать меня, — спокойно сказал он. — Но завтра утром, девочка, ты будешь вести себя по меньшей мере с подобающей вежливостью. Это ясно?
   — Я веду себя учтиво, — ответила Хлоя, пытаясь вырваться из его рук.
   — Совершенно неучтиво, просто ужасно, и больше я этого не потерплю. Нам нужно многое обсудить, и я не намерен беседовать с огрызающейся собачонкой. — Он слегка смягчил эти слова усталой улыбкой. Хлоя была так прекрасна, несмотря на унылое выражение лица, что сердце его просто замирало. Но потом он вспомнил, к чему уже привело его однажды созерцание ее красоты, и резко отпустил ее подбородок.
   — Желаю вам обоим спокойной ночи.
   Он покинул кухню, закрыв за собой дверь. Хлоя потерла подбородок: она все еще чувствовала его прикосновение.

Глава 10

   Хлоя проснулась на рассвете. Она была охвачена возбуждением. Предстоящее приключение было запретным плодом. Она понимала, что планы на этот день были совершенно недопустимы с точки зрения ее опекуна. Если это было бы не так, то перспектива прогулки с Криспином абсолютно не взволновала бы ее. Едва ли он окажется занятным спутником. Но ей до смерти надоело торчать в этом запыленном, разваливающемся поместье под неусыпным оком человека, который никак не мог справиться сам с собой. После десяти лет жизни в стенах семинарии сестер Трент, после всех перенесенных там страданий новое заточение казалось ей просто оскорбительным. И, кроме того, сияло солнце, а за стенами поместья ее ожидал незнакомый, неведомый ей мир.