— Это я уже слышал, — рявкнул он. — И тогда это было столь же неубедительно, как и сейчас.
   — Когда ты перестанешь сердиться, то поймешь, насколько приятнее проехаться в моей компании, — добавила она абсолютно уверенно, по-прежнему улыбаясь. — Да и Джаспер с Криспином не могут причинить мне никакого вреда, когда ты рядом. И еще: я точно знаю, как нам следует действовать. Это будет так забавно! Мы будем вести себя так, как будто вчера ничего не случилось, как будто мы ничего не подозреваем. Мы просто сообщим, что приехали купить Подружку Робин Гуда, а я скажу, что уверена в том, что Криспин хотел бы узнать, как поживает Платон…
   — Платон? — не смог удержаться от восклицания Хьюго.
   — Сова, — ответила Хлоя нетерпеливо. — Думаю, Криспину будет интересно узнать, что с совенком все в порядке. Ну, по крайней мере, я ему так скажу, хотя уверена, что ему это до черта.
   — В чем ты уверена? — Он не успевал оправиться от одного приступа возмущения, как она преподносила ему новую причину для негодования.
   — Что ему до черта.
   — Да, значит, именно это слово я услышал из твоих уст. Отказываюсь поверить в то, что сестры Трент научили тебя подобным выражениям.
   — Конечно, нет, — весело сказала она. — Наверное, я наслушалась их у браконьера или же в конюшне.
   — Ну, тогда ты сделаешь мне большое одолжение, если немедленно забудешь такие слова!
   — О, ну не будь старомодным. Ты сам все время так говоришь.
   — А ты не будешь!
   — О! — Она сморщила носик при этом восклицании, пожала плечами и сказала добродушно: — Очень хорошо, если ты так хочешь. А как тебе мой план насчет Джаспера и Криспина? Мне не терпится взглянуть на братца, когда мы спокойно подъедем к его дому. Он будет сама вежливость.
   В душе Хьюго признавал, что в ее плане что-то есть. Однако он не собирался говорить об этом своей изворотливой спутнице и принялся намеренно портить ей настроение:
   — Это серьезное дело, здесь не до детских игр, и твое присутствие столь же неуместно, сколь и нежелательно. Мое дело с Джаспером абсолютно не нуждается в твоем вмешательстве.
   — О! — Хлоя сделала вид, что обдумывает его слова, затем сказала: — Конечно, я могла бы вернуться, но до дома далеко, а ты, я знаю, не хочешь, чтобы я ездила одна.
   — А что же, скажи на милость, ты делала, чтобы добраться сюда?
   Она пропустила его саркастический вопрос мимо ушей.
   — Но мне потребовалось всего несколько минут. Я неслась, как ветер, чтобы догнать тебя.
   И Хьюго сдался. Он не собирался отправлять ее назад одну. Он, конечно, мог бы вернуться с ней домой, но тогда пропало бы все утро. Он продолжил путь, храня суровое молчание.
   Хлоя, похоже, считала, что обязана развлекать его, и компенсировала его молчание тем, что беспрестанно щебетала, восхищаясь окружающим пейзажем, вспоминая события минувшего дня, и вообще говорила обо всем, что приходило ей в голову.
   Хьюго прервал подробное описание шести котят Беатриче.
   — Тебе обязательно нужно так много говорить?
   — Вовсе нет, если тебе это не нравится, — ответила она, моментально уступая ему. — Я просто хочу быть тебе идеальной спутницей, но если ты предпочитаешь молчать, то и я больше не скажу ни слова.
   Хьюго издал неопределенный звук, нечто среднее между сдавленным всхлипом и невольным смешком.
   — Я тебя позабавила? — Ее глаза светились весельем, когда она взглянула на него.
   — Меня редко забавляет назойливость. Если вам дорога ваша шкура, мисс Грэшем, рекомендую воздержаться от реплик до тех пор, пока мы не вернемся домой, — заявил он, с трудом поборов желание рассмеяться.
   Когда они въехали на аллею перед Грэшем-холлом, Хьюго почувствовал волнение. Прошло четырнадцать лет с тех пор, как его нога ступала на порог этого дома. Элизабет, его несбыточная мечта, была тогда еще молода. Вдали виднелось разрушенное здание Шиптонского аббатства, оно четко вырисовывалась на фоне яркого летнего неба.
   Он отвел взгляд, затем вновь заставил себя посмотреть на аббатство, мысленно представил ступени, которые вели в подземную часовню. Он вдруг ясно ощутил мерзкую атмосферу разврата, перестав чувствовать густой аромат жимолости в теплом летнем воздухе.
   — Что случилось? — спросила Хлоя почти шепотом, мгновенно забыв об озорстве и подшучивании.
   Он с трудом оторвал взгляд от картины, напоминавшей о прошлых грехах.
   — Демоны прошлого.
   — Ты уже однажды говорил это. Кто они?
   — Не твое дело, мисс Любопытный Нос. Тебе давно пора научиться хоть немного уважать чужие тайны.
   — Это несправедливо, — сказала она со спокойной уверенностью. — И ты это знаешь.
   Да, это было несправедливо. Он вздохнул:
   — Поскольку ты составила мне компанию вопреки моему желанию, было бы тактично, если не сказать мудро, как можно меньше давить на меня.
   — А, ерунда, — сказала Хлоя. — Если ты несчастлив то я, конечно, постараюсь помочь.
   — Разумеется, постараешься, — пробормотал он. — Не могу представить, как я мог думать иначе. Но ты можешь не волноваться: я не чувствую себя несчастным… Просто ты раздражаешь меня.
   Хлоя сочла, что это высказывание не заслуживает ответа, и сменила тему.
   — Я не приезжала сюда после похорон мамы, — заметила она. — Луиза была очень добра ко мне, но тогда здесь не было Джаспера и Криспина, так что ей некого было бояться.
   Хьюго резко повернулся к ней:
   — Бояться?
   — Большинство людей боятся Джаспера или, по крайней мере, те из них, над кем он имеет власть.
   — А ты боишься его? — Хьюго пристально посмотрел на девушку.
   Хлоя задумчиво наморщила нос:
   — Не думаю. Вернее, не боялась до вчерашнего дня. Просто он мне ужасно не нравился. Но поскольку Джаспер не имеет надо мной никакой власти, у меня нет и причин бояться его, правда?
   — Будем надеяться, что да, — ответил он неопределенно. Хлоя, похоже, согласилась с этим и перешла к практическим вопросам.
   — Мы войдем через парадную дверь?
   — Я не вижу иного пути, ведь мы прибыли с визитом вежливости.
   — Я всегда входила через боковую дверь… Наверно, потому, что я родственница.
   — Ну, а на этот раз ты будешь делать так, как делаю я.
   — Конечно, — скромно ответила она.
   Они приблизились по дорожке из гравия к дому.
   — Постучать?
   — Если желаешь, — ответил Хьюго, отказавшись от попытки сохранить серьезность. Просто невозможно было сердиться на нее дольше минуты, а притворство было так же бесполезно, как и скучно.
   Хлоя соскользнула с лошади, быстро поднялась по ступеням, схватила большой медный молоток и постучала в дверь.
   Им открыл лакей в фартуке из байки, он часто заморгал от удивления при виде гостьи.
   — Доброе утро, Гектор. Дома ли сэр Джаспер?
   — Так-так, никак это моя маленькая сестричка, — из-за спины лакея тут же раздался голос Джаспера. — Ты свободен, Гектор.
   Он вышел к двери и посмотрел на Хлою сверху вниз, подняв одну бровь.
   — Что привело тебя сюда? — будто невзначай, он взглянул поверх головы Хлои в ту сторону, где Хьюго невозмутимо восседал на коне.
   — Я приехала купить Подружку Робин Гуда, — сообщила Хлоя. — Я сказала Криспину, что не могу принять ее в качестве подарка, а вот купить хотела бы.
   Джаспер положил руки на плечи Хлое и сдвинул ее, освобождая себе путь.
   Затем он медленно спустился по ступеням к Хьюго, девушка последовала за ним, совершенно не растерявшись оттого, что с ней так грубо обошлись.
   Тут из-за угла дома появился Криспин, и она обратилась к нему:
   — Доброе утро, Криспин. Мы приехали купить Подружку Робин Гуда. Я думаю, что ты к тому же захочешь узнать, как поправляется совенок. Шина держится прекрасно. — Она наивно улыбнулась всем троим мужчинам.
   Хьюго поймал ее взгляд и незаметно кивнул, показывая, что ему нравится, как она разыгрывает сцену.
   — Прекрати тараторить, Хлоя, — сказал он с притворным раздражением, спешившись. — Джаспер, сколько ты хочешь за кобылу?
   — Вряд ли она продается, — ответил Джаспер.
   — О, но она должна продаваться! — воскликнула Хлоя. — Ты собирался подарить ее мне, так что не можешь утверждать, что хочешь оставить ее себе. Вчера я получила такое наслаждение, катаясь на ней! Я не вынесу расставания. — Она обратила свою ослепительную улыбку на Криспина. — Так жаль, что нам не удалось устроить пикник, Криспин. Но я попала в толпу, которая увлекла меня на митинг реформаторов, и не смогла повернуть обратно.
   Криспин взялся рукой за горло. Накрахмаленный шейный платок скрывал следы синяков, но этот невольный жест был замечен и Хьюго, и Джаспером.
   Глаза Джаспера сузились до щелок, он переводил взгляд со своего пасынка на Хьюго Латтимера.
   — Очень жаль, что ты пропустила пикник, сестричка, — сказал он вкрадчиво. — Криспин так старался, чтобы угодить тебе.
   — Да, я почувствовала это и страшно расстроилась, что его усилия пропали даром.
   Хьюго решил, что пора вмешаться в эту «дуэль», — Хлоя начала увлекаться.
   — Хлоя, я просил тебя перестать тараторить. Джаспер, ты можешь назвать цену кобылы?
   — Три тысячи фунтов, — тут же последовал ответ. — Раз уж моя сестра не хочет принять подарок, то с моей стороны было бы просто глупо не запросить хорошую цену.
   — Хорошую цену? — пропищала Хлоя. — Три тысячи!
   — Придержи язык! — Хьюго опустил тяжелую руку ей на плечо. — Твое нескромное поведение совершенно недопустимо.
   — Да, но…
   — Замолчи!
   Хлоя подчинилась, испепеляя взглядом сводного брата. Его холодные глаза скользнули по ней, и впервые она прочитала в них угрозу и явную неприязнь. Затем Джаспер повернулся к Хьюго и повторил с сардонической улыбкой на тонких губах:
   — Три тысячи фунтов. Поскольку теперь я лишен этой суммы…
   — Именно так, — подхватил Хьюго, безошибочно понимая его.
   Он прекратил выплаты, которые Элизабет делала Джасперу, и сейчас ему приходилось компенсировать потерю Грэшема. Хрупкое плечо Хлои напряглось у него под рукой, и он почувствовал, что ее охватило волнение. Совершенно очевидно, она поняла, чего требует ее брат. Он подумал было, что она тут же разразится гневной тирадой, но ошибся.
   — Мы должны посмотреть мать кобылы, — сказала Хлоя спокойно, несмотря на то, что только что вся дрожала от негодования. — Я знаю Шерифа, но я хотела бы осмотреть Рыжую Королеву.
   Джаспер наклонил голову в знак согласия:
   — Криспин, отведи Хлою на конюшню и покажи ей Королеву. Уверен, что она останется довольна.
   Он вновь повернулся к Хьюго:
   — Может, закончим это дело в библиотеке?
   — Сомневаюсь, что «наше дело» можно уладить так быстро, — откликнулся Хьюго с кривой усмешкой. — Безусловно, стоит обсудить условия сделки. Однако, думаю, ты поймешь меня, если я не воспользуюсь твоим гостеприимством. Поскольку я сам не очень гостеприимен, это было бы похоже на нахальство, ты не находишь?
   Он повернулся к своей подопечной, которая пока еще не ушла с Криспином на конюшню:
   — Хлоя, если ты намерена посмотреть мать кобылы, предлагаю тебе сейчас же отправиться на конюшню.
   Они с Джаспером подождали, пока Криспин и Хлоя скрылись за углом.
   — Она всегда была невоспитанной дрянью, — сказал Джаспер с явной злобой.
   Хьюго поднял бровь и тихо спросил:
   — Слишком невоспитанной, чтобы стать достойной женой твоему пасынку, Джаспер? Или же ее состояние сможет компенсировать недостатки характера?
   Джаспер еще больше покраснел, но глаза его стали непроницаемыми, и он отвел их от прямого взгляда Хьюго.
   — Ты что-то пытаешься сказать, Латтимер?
   Хьюго покачал головой:
   — А что я могу сказать?
   Джаспер растянул тонкие губы в улыбке и заметил с тихой издевкой:
   — Похоже, что-то заставило тебя протрезветь, Хьюго. Интересно, как долго ты продержишься?
   — Достаточно долго, чтобы увидеть, как ты отправишься в ад, — спокойно ответил Хьюго, повернулся и вскочил на коня. — Мне не нужна эта кобыла ни за какие деньги. Я вообще не хочу иметь с тобой никаких дел, Джаспер… Надеюсь, ты не сглупишь и не станешь вновь вторгаться в сферу моей компетенции.
   Джаспер провел языком по губам:
   — Ты ошибаешься, Хьюго. Это ты вторгаешься в сферу моей компетенции. Ты однажды уже сделал это. Я отомщу вдвойне, можешь не сомневаться.
   Хьюго кивнул:
   — Значит, мы понимаем друг друга. Всегда хорошо быть уверенным в этом.
   Появились Хлоя и Криспин, и Хьюго резко позвал девушку.
   Она поспешила к нему.
   — Мы уезжаем?
   — Да, но без кобылы. — Он протянул ей руку. — Садись. Поставь ногу на мой сапог.
   Хлоя не выказала ни удивления, ни разочарования внезапным и неожиданным завершением переговоров. Она ухватилась за его руку, поставила ногу на его сапог и, взлетев вверх, устроилась в седле перед ним.
   — Всего доброго, Джаспер… Криспин. — Она улыбнулась им с такой дружелюбностью, что можно было подумать, будто между ними никогда не было ничего неприятного.
   — Спасибо, что одолжили мне Подружку Робин Гуда… И за то, что показали Рыжую Королеву… Она прекрасна.
   — Подумать только! Какая вежливость! А твой брат назвал тебя невоспитанной дрянью, — сухо сказал Хьюго, когда они отъехали. — Оказывается, когда тебе выгодно, ты можешь быть безупречно вежливой.
   Хлоя засмеялась.
   — Я ни за что не доставила бы им удовольствия, показав, что расстроена. Мне жаль Подружку Робин Гуда, но я, конечно, не заплатила бы за нее три тысячи фунтов.
   — Рад слышать это, поскольку и я не собирался покупать ее.
   — Он что — отказался вести переговоры? — В ее голосе появилась нотка сожаления.
   — А я и не пытался в них вступить.
   — О! Полагаю, у тебя были на это свои причины.
   — Да, были, девочка. Но сегодня мы купим тебе лошадь. В Эджкомбе, у сквайра Гиллинхэма есть отличный племенной жеребец. Уверен, что у него найдется кое-что подходящее и для тебя.
   Его рука легко поддерживала ее талию, иХлоя откинулась назад, ловко устроившись у его плеча, словно всегда ездила таким образом. Ее близость всколыхнула в нем целую бурю эмоций. Хьюго подозревал, что Хлоя прекрасно понимает, что он сейчас чувствует. Каждый раз, когда ему уже почти удавалось убедить себя в том, что Хлоя — простодушная невинная девочка на пороге зрелости, она обязательно делала или говорила что-то такое, что ясно показывало: она давным-давно перешагнула этот порог.
   Самюэль вышел из дома, когда они въехали во двор.
   — Я, правда, не ожидал этого, — сказал он ворчливо. — Я не знал, что сэр Хьюго разрешил тебе поехать с ним.
   — Я не разрешал, — ответил Хьюго, спешившись и снимая Хлою с седла.
   — Он не сказал, что я могу поехать с ним, Самюэль, — заметила Хлоя с сияющей улыбкой, — но он и не говорил, что мне нельзя ехать.
   Самюэль уставился на нее в недоумении и потряс головой, как собака, в ухо которой попала блоха. Открыв рот, он пытался найти подходящий ответ.
   — Даже и не пытайся что-либо возразить, Самюэль. — Хьюго криво ухмыльнулся. — Когда дело доходит до резонерства, тут ей нет равных.
   Вечером того же дня, после обеда, Хьюго играл на пианино, когда Хлоя, поколебавшись, вошла в библиотеку. Хьюго повернулся, услышав звук открывшейся двери, улыбнулся ей и продолжил мелодию. Как давно он не играл просто ради удовольствия… Как давно не чувствовал себя так спокойно!
   Хлоя свернулась клубочком в большом кресле у окна и, слушая его игру, наблюдала за Хьюго. Она была зачарована сменой чувств, отражавшихся на его лице, пока длинные изящные пальцы, касаясь клавиш, наполняли комнату дивной музыкой. Последние лучи солнца покинули библиотеку, и с наступлением сумерек его лицо оказалось вплотной тени. Но она все еще различала подвижный рот, сейчас мягкий и слегка улыбающийся, видела длинную прядь волос, упавшую ему на лоб.
   Она уже понимала, что Хьюго многолик. Хлоя наслаждалась обществом легкого и веселого спутника, испытала на себе его жесткий командирский нрав, а однажды он предстал перед ней как страстный мужчина. Сейчас же в библиотеке она наблюдала за музыкантом. Возможно, именно в этом качестве он наиболее полно умел выразить себя.
   Хьюго перестал играть и повернулся к ней, опираясь одной рукой на инструмент:
   — Тебя учили играть на фортепиано в семинарии?
   — О да. Меня научили всему, — честно ответила она. Хьюго подавил улыбку:
   — Ну, так давай я послушаю тебя. — Он встал и жестом указал на скамейку.
   — Но я не смогла бы сыграть эту вещь, — сказала она, вставая очень неохотно.
   — А я этого и не ожидал. Это мое сочинение. — Он зажег свечу, затем подвинул ее, чтобы свет падал на клавиши. — Я найду тебе что-нибудь попроще. — Он полистал стопку нот и выбрал народную песню с приятным мотивом. — Попробуй вот это.
   Хлоя села, чувствуя себя так, как будто ей предстоял экзамен. Пока Хьюго ставил ноты на подставку, она размяла пальцы, а потом сказала:
   — Я не играла целую вечность.
   — Это не важно. Успокойся и покажи все, на что ты способна.
   Он сел в кресло, которое она освободила, закрыл глаза и приготовился слушать. После первых аккордов он быстро открыл глаза, и лицо его стало непроницаемым.
   Хлоя бравурно закончила игру и повернулась к нему с торжествующей улыбкой. Все оказалось легче, чем она ожидала.
   — М-м-м, — сказал он, — это была небрежная игра, девочка.
   — Я играла абсолютно правильно, — возразила она. — Я нигде не сфальшивила.
   — О да, что касается нот, ты была совершенно точна, — согласился он. — Но речь идет не о твоем умении играть с листа.
   — А что же тогда я сделала не так? — Она выглядела одновременно обиженной и расстроенной.
   — Разве ты не почувствовала? Ты взяла такой темп, как будто твоей единственной мыслью было как можно скорее покончить с этим.
   Хлоя прикусила губу. Замечание Хьюго задело ее, но честность требовала признать критику.
   — Наверно, так и было. В семинарии мы должны были заниматься до тех пор, пока как следует не выучим какую-то мелодию. Только тогда мы могли остановиться.
   Хьюго сморщился от возмущения:
   — Значит, долгие часы за фортепиано были наказанием за ошибки? Боже, какой варварский способ обучения! — Он встал. — Твоя мать была превосходным музыкантом… Подвинься.
   — Правда? — Хлоя подвинулась, чтобы он мог сесть на скамейку рядом с ней. — Я никогда не слышала, как она играла.
   Через тонкий муслин платья она почувствовала упругость его бедра и замерла, догадываясь, что, как только он ощутит их близость, непременно отодвинется. А этого она хотела меньше всего.
   Опиум, очевидно, убил и саму Элизабет, и музыканта в ней, подумал Хьюго грустно. Он полностью погрузился в музыку и свои мысли и не заметил изящное, восхитительное тело девушки.
   — Она играла на арфе и на фортепиано, а пела, как ангел.
   — Я тоже умею петь, — сказала Хлоя, как будто стараясь компенсировать жалкое впечатление от ее игры на фортепиано.
   — Умеешь? — Он не мог не улыбнуться, услышав ее взволнованное восклицание. — Через несколько минут ты споешь мне, но пока мы немного поработаем над твоим исполнением «Ласточки». Послушай. — Он сыграл вступление. — Здесь речь идет о птице, а не о стаде буйных слонов. Попробуй.
   Хлоя старательно повторила все его паузы и акценты до самого конца, октава за октавой. Когда она закончила, он сказал:
   — Со слухом у тебя все в порядке. Нам нужно будет только вылечить тебя от лени.
   — Я вовсе не ленива, — запротестовала Хлоя. — Просто никто не учил меня как следует, ты же сам сказал.
   Она повернулась к нему, выражение ее лица было и негодующим, и насмешливым:
   — Ты можешь научить меня.
   У него перехватило дыхание: просто не верилось, что может существовать такая неземная красота. Она шевельнулась, ее бедро прижалось к его ноге, и он мгновенно почувствовал возбуждение.
   — Встань, — резко сказал он. — Нельзя петь сидя.
   Какое-то мгновение Хлоя не двигалась, и в ее глазах, внимательно следивших за выражением его лица, появилось понимание. Чувственная улыбка задрожала у нее на губах…
   — Встань, Хлоя, — повторил он, на этот раз спокойно. Она медленно подчинилась, все еще улыбаясь. Ее юбка касалась его колен, рука слегка опиралась на плечо.
   — Что мне спеть?
   — «Ласточку», — сказал он, откашлявшись. — Мелодия тебе уже знакома, а слова ты можешь читать, пока я играю.
   Она пела чисто, но неумело и по-прежнему торопилась. В ее исполнении не было силы и чувства, присущих пению Элизабет.
   Когда она закончила, Хьюго подумал, что интересно будет попробовать улучшить то, чем одарила ее природа.
   — Ну, я же говорила тебе, что умею петь, — заявила она. — Тебе понравилось?
   — Дитя мое, ты просто ничего не понимаешь в пении, — сказал он, с облегчением перейдя к роли наставника и ментора, поскольку только так ему удавалось соблюдать дистанцию между ними. — Со слухом у тебя все нормально, но голос звучит очень слабо, потому что ты неправильно дышишь. И почему ты опять спешила?
   Хлоя выглядела несколько удрученной, и чувственный призыв, который только что был замечен им, больше не проявлялся ни в выражении ее лица, ни в позе.
   — Я не думала о том, что спешу.
   — И все-таки спешила. Но мы можем это поправить, если хочешь.
   — Ты научишь меня? — В ее глазах промелькнула заинтересованность, но, поскольку она смотрела вниз, на ноты, он ничего не заметил. Она же, услышав его предложение, обрадовалась: уроки музыки неизбежно сблизят их, а чем ближе они станут, тем скорее ей удастся преодолеть его неуместную сдержанность.
   — Если ты захочешь, — повторил он. — Важно иметь желание. Ты должна заниматься потому, что сама хочешь этого, а не потому, что я тебе велел.
   — И долго мне придется заниматься каждый день? — спросила она осторожно.
   Хьюго развел руками.
   — Столько, сколько ты сочтешь необходимым, чтобы достичь своей цели.
   — А что, если я не смогу добиться того, чего ты от меня хочешь?
   — Уроки прекратятся, если ты сама больше не захочешь заниматься.
   — О! — Она нахмурилась. — А ты хорошо знал мою мать?
   Это был вопрос, которого он уже давно ожидал, и он спокойно ответил:
   — Очень хорошо, но это было давно.
   — А почему вы не встречались с ней в последние годы? Ты жил так близко, а у нее совсем не было друзей. Она, должно быть, считала тебя своим другом, иначе не сделала бы тебя моим опекуном.
   Он подготовил ответ на этот вопрос, когда страдал длинными бессонными ночами:
   — После смерти твоего отца она жила в уединении. Ты сама знаешь это.
   — А почему все-таки она не желала видеть тебя?
   — Думаю, она вообще никого не хотела видеть. Но она всегда знала, что я ее друг, несмотря ни на что.
   — Понятно.
   Все еще хмурясь, Хлоя прошла к окну. Первые вечерние звезды освещали долину.
   — Тогда ты знал и моего отца.
   Хьюго замер. Как бы он ни готовился заранее, от этого вопроса у него внезапно кровь застучала в висках, а ладони вспотели.
   — Да, я знал его.
   — Хорошо?
   В данной ситуации возможен был лишь честный ответ.
   — Очень хорошо.
   — Я его совсем не помню. Мне было три года, когда он умер. Наверное, у меня должны были бы остаться какие-то смутные воспоминания… запах или какое-то ощущение. Разве нет?
   Стивен никогда не интересовался дочерью. Хьюго не был уверен в том, что тот видел ее больше двух раз за три года. У Стивена был сын, а у сына — пасынок, и только они имели значение для осуществления его планов. Если бы Элизабет родила ему сына, все было бы иначе. Ребенок подпал бы под влияние отца с самого рождения. А девочка интересовала его гораздо меньше, чем лошади для охоты.
   — Он проводил много времени в Лондоне, — сказал Хьюго.
   — А какой он был?
   «Порочный… непостижимо жестокий… развращавший любого, кто попадал под влияние его дьявольских соблазнов», — пронеслось в голове у Хьюго. Но вместо этого ему пришлось сказать ей в ответ:
   — Он был чем-то похож на Джаспера. Великолепный наездник, умный человек, очень популярный в обществе. Вероятно, поэтому он так часто пропадал в Лондоне. По-моему, они с твоей матерью не были особенно близки в последние годы.
   — А потом он погиб в результате несчастного случая, — констатировала она. — И все же странно, что опытный наездник сломал шею во время охоты.
   Таково было официальное объяснение смерти Стивена. Чтобы скрыть от света секреты Конгрегации, Стивен Грэшем был похоронен в фамильном склепе как жертва охоты.
   — Ужин готов, — сказал Самюэль, появившись в дверях.
   С облегчением Хьюго выпроводил тут же заинтересовавшуюся этим сообщением подопечную из библиотеки.

Глава 13

   Во время обеда Криспин внимательно наблюдал за отчимом. Было ясно, что тот пребывал в страшном раздражении. Утренний визит Хьюго Латтимера и Хлои раздул тлеющие угли его гнева, вспыхнувшего после очередной неудачи накануне. Когда Криспин вернулся с пустыми руками и со следами пальцев Хьюго на горле, Джаспер струдом сдержался от того, чтобы сорвать злость на пасынке. Сейчас же Криспин опасался, что после вчерашнего передышка оказалась слишком короткой. Кому-то явно придется заплатить за то, что произошло между Латтимером и Джаспером этим утром.
   Луиза тоже поняла, какие чувства одолевают ее мужа. Она тряслась от страха, пока продолжался обед, боясь, что замешкается слуга, или что блюдо будет недостаточно горячим, или что бокал для вина не будет сменен вовремя. Любое упущение в домашнем хозяйстве будет поставлено в вину именно ей. Сначала ледяным тоном будет высказана просьба немедленно исправить оплошность. А позднее, ночью, последует наказание. Он будет унижать ее в постели физически, насмехаясь и бросая упреки, пока ему не наскучат ее слезы. Только после этого он отправится в свою постель.