Леди Смолвуд упала в кресло и принялась энергично обмахиваться рукой.
   — Ты, конечно, можешь смеяться, но в свете так себя не ведут… Подумать только — кидаться подушками! Чего же ожидать дальше?
   — О, пожалуйста, простите меня, мэм. — Хлоя вскочила и расцеловала дуэнью с такой искренностью, которая могла растопить сердца даже самых строгих ее критиков. — Хьюго отчитывал меня за то, что я мало занимаюсь музыкой.
   — Господи, но это же не причина для того, чтобы кидаться подушками, — возразила дуэнья, качая головой. — Это касается вас обоих.
   — Вы совершенно правы, Долли. — Хьюго встал со скамейки. — Позвольте мне налить вам бокал миндального ликера. Уверен, что вам это необходимо, если вы сопровождали Хлою по магазинам. Девочка, если хочешь, можешь выпить хереса.
   Он наполнил два бокала и снова сел.
   — Итак, разрешите мне посмотреть ваши покупки.
   Леди Смолвуд вздохнула так тяжело, что это не предвещало ничего хорошего. Он сразу насторожился.
   — Мэм?
   — Должна сказать, Хьюго, что нет ничего, что я одобрила бы… ничего из того, что купила Хлоя. Но я не могла повлиять на нее. — Она отпила глоток ликера и вытерла губы платочком.
   — А, глупости, — сказала Хлоя, как всегда, не церемонясь. — Я купила великолепный жакет, вязаный кошелек, букетик искусственных цветов. Да, и шляпку, и еще вечернее платье — ты не представляешь, Хьюго, насколько оно элегантное.
   — Уверен, что не представляю, — пробормотал Хьюго мрачно, но Хлоя продолжала торопливо говорить.
   — К сожалению, его необходимо переделать, поэтому я не смогла привезти его домой сразу, но модистка обещала, что я получу его завтра, так что, может быть, я надену его на вечер Белами.
   Леди Смолвуд издала слабый стон, и, еще больше мрачнея, Хьюго решил, что, вероятно, дела обстоят даже хуже, чем он ожидал. Он приготовился к битве.
   — Покажи мне, что у тебя в коробках.
   — Вот шляпка. — Хлоя сняла крышку со шляпной картонки и вытащила огромное сооружение из алого и черного шелка с рюшами. Она водрузила его на голову и размашистым жестом завязала ленты под подбородком. — Правда, чудесно? И жакет очень подходит. — Жакетик был из черного бархата с алым кантом на рукавах.
   Хьюго уставился на ало-черное одеяние девушки. Хотя в шляпке и жакете не было ничего вульгарного — очевидно, только потому, что там, где бывает леди Смолвуд, вульгарных вещей быть не может, — они совершенно подавляли изысканную свежесть Хлои.
   — Черный цвет не годится для дебютанток, — наконец сказал он.
   — А, ерунда, — вновь заявила Хлоя. — Это очень изысканно. Мне совершенно не нравятся цвета a la jeune fille[5] … А вот и цветы. Я подумала, они очень подойдут к жакету. — Она приложила вычурный букет позолоченных орхидей к груди. Он полностью скрыл ее мягкие, совершенные формы.
   Хьюго осторожно сказал:
   — Долли, если не трудно, опишите платье.
   — О, оно прекрасно…
   — Я не тебя спрашиваю, Хлоя… — быстро перебил ее Хьюго. — Уверен, что ты считаешь его прекрасным, Итак, мэм? Как можно точнее.
   Леди Смолвуд вздохнула.
   — На нем лиловые и бирюзовые полоски, отделанные агатовыми бусинками… И, кажется, внизу на юбке есть отделанная тесьмой оборка, такая же оборка у выреза, она ниспадает на плечи вместо рукавов. Допускаю, что на некоторых женщинах оно бы смотрелось шикарно, но не на Хлое. К тому же оно не предназначено для дебютантки.
   — Оно шикарное, — заявила Хлоя, — а я и хочу выглядеть шикарно.
   — Пока я твой опекун, это исключено, — категорически заявил Хьюго и встал. — Сейчас мы поедем и вернем жакет, шляпку и цветы и также заедем к модистке и отменим заказ на вечернее платье. Вместе мы, может быть, выберем что-нибудь более подходящее, раз уж ты отвергла мнение твоей дуэньи.
   — Нет! — воскликнула его подопечная с большим, чем обычно, пылом. — Я не верну их. Почему ты навязываешь свое мнение мне?
   — Сам бы хотел понять, — сказал он, вздыхая. Он обратился к своей кузине: — Мэм, на вашем месте я бы удалился. Подозреваю, что Хлоя хочет закатить сцену.
   Леди Смолвуд взглянула на упрямое и негодующее лицо Хлои, затем на спокойного, но решительного Хьюго и последовала его совету. Она признавала, что не может преодолевать упрямство Хлои, и поняла, что девочка совершенно не поддается ее влиянию.
   — Хьюго, ну зачем быть таким старомодным?! — воскликнула Хлоя, как только дверь за дуэньей закрылась. — Почему я не могу носить то, что хочу?
   — Потому, что то, что ты хочешь носить, совершенно неприемлемо, — ответил он. — Я не понимаю, почему у тебя нет ни малейшего представления о том, что тебе подходит, что приемлемо в обществе. Как ни прискорбно, но дело обстоит именно так. Поэтому ты должна научиться принимать мнение тех, кто кое-что в этом понимает.
   — А я не согласна, — упрямо заявила Хлоя, поглаживая шелковые рукава жакета. — Думаю, что я выгляжу очень изысканно в этом… И я не отменю заказ на вечернее платье. Я не хочу покупать какое-нибудь невыразительное платье пастельных тонов, что бы ты ни говорил.
   — Ну же, Хлоя, не стоит бросать перчатку, — сказал он, увещевая ее. — Это так все осложнит. — Он протянул ей руку. — Иди, поцелуй меня и давай помиримся, а потом пойдем и выберем тебе действительно прекрасное платье. Оно вовсе не обязательно должно быть невыразительным.
   Хлоя упорно стояла на своем; в ней боролись два чувства: нежелание ссориться с Хьюго и абсолютное неприятие его мнения в этом вопросе. Она уже достаточно долго пробыла в Лондоне, чтобы знать, как одеваются опытные женщины, и в ее планы совершенно не входило, чтобы Хьюго по-прежнему считал ее лишь молодой дебютанткой. Он должен понять, что она уже вполне зрелая и достаточно опытная женщина, чтобы стать для него подходящей женой, несмотря на их разницу в возрасте. Ведь она давно уже не трепещущая от неопытности девственница. Так зачем же так одеваться?
   — Не понимаю, почему я должна терпеть твое вмешательство в такие личные вопросы, как мой гардероб, — сказала она наконец. — Я провела почти всю жизнь в коричневой сарже, и теперь я хочу покупать все, что мне нравится. Но все, что мне нравится, ты критикуешь. Это несправедливо.
   Хьюго вздохнул и оставил попытки помириться.
   — Справедливо или нет, девочка, но будет так, как я сказал. Пока я твой опекун, боюсь, тебе придется делать так, как говорю я, причем не только в этом вопросе, но и во всем остальном. А теперь пора в путь. — Он направился к двери, оставив раздосадованную Хлою в библиотеке.
   Она последовала за ним в холл, где он отдавал распоряжение Самюэлю подать коляску.
   — Не знаю, зачем мне ехать с тобой, если я не могу иметь свое мнение. Только время зря теряю.
   И Хьюго, и Самюэль опешили от несвойственной ей раздражительности. Хьюго резко ответил:
   — Прекрати вести себя, как испорченный ребенок.
   Хлоя вспыхнула и отвернулась, изо всех сил стараясь не расплакаться. Вспомнив, что она только что ему наговорила, да еще таким резким тоном, она подумала, что нет ничего удивительного в том, что Хьюго отказывается даже думать о женитьбе на ней. Какой мужчина захочет жениться на капризном ребенке?
   Хьюго смотрел на ее поникшие плечи и опущенную голову с легкой улыбкой. Вряд ли справедливо было так отчитывать семнадцатилетнюю девочку только за то, что ей всего семнадцать.
   — Эй! — тихо произнес он.
   Она медленно повернулась к нему.
   — Прости меня.
   — Иди и возьми свою шляпу, и отправимся за покупками. Обещаю, что ты не будешь разочарована.
   — Нет, буду, — ответила она, пытаясь говорить шутливо. Смирившись, Хлоя последовала за ним к ожидавшей их коляске. Хьюго согласился купить коляску и пару лошадей к ней, а также ландо и еще две лошади для Хлои и ее дуэньи. Общество очень косо посмотрело бы, если бы у них не было собственного выезда. Однако он чувствовал себя неловко, ведь это дорогое приобретение пришлось сделать за счет средств его подопечной.
   Он как раз помогал ей сесть в коляску, когда услышал приветственные крики.
   — О, это Джеральд и Майлз, — сказала Хлоя, помахав рукой двум всадникам. — Я забыла, что мы собирались на прогулку верхом.
   Молодые люди натянули поводья и поклонились.
   — Добрый день, сэр, — приветствовали они Хьюго, не сводя глаз с Хлои.
   — Мисс Грэшем была столь добра, что согласилась отправиться с нами на прогулку в парк, — сообщил Хьюго один из них. Чувствовалось, что он расстроился. — Вы передумали, Хлоя?
   — Боюсь, что ее опекун имеет преимущество, — сказал Хьюго, улыбнувшись обоим юнцам. На них были модно повязанные галстуки и блестящие касторовые шляпы; от них так и веяло свежестью, здоровьем, энергией.
   Хьюго представил себя в том же возрасте. Он искал удовольствий в компании членов Конгрегации, и уже тогда не был розовощеким юнцом. Напротив, обычно он выглядел изможденным, глаза были запавшими, голова затуманена снадобьями из трав и алкоголем, а тело было пресыщено чувственными излишествами.
   — Нам нужно сделать покупки, — объяснила Хлоя. Она взглянула на Хьюго, и холодок опять пробежал по ней: глаза его вновь приняли то выражение, которого она так боялась. Она прикрыла ладонью его руку, и он с видимым усилием вернулся из мрачных глубин, в которые погружался порой.
   — Необходимые покупки, — сказал он, кивая двум всадникам. — Прошу прощения за нарушение ваших планов.
   — Что вы, что вы, сэр, — сказал Майлз Пейтон, и голос выдавал его разочарование. — Может быть, завтра, Хлоя?
   — Да, завтра во второй половине дня, — ответила Хлоя. — И я не позволю, чтобы кто-либо помешал этому… даже сэр Хьюго. — Она взглянула на молодых людей, очаровательно, маняще улыбнувшись.
   Хьюго, вспомнив, что это он сам велел ей кокетничать, все-таки удивился, отметив необычайную живость, с которой она принялась это делать. Влюбленные взгляды двух ее обожателей показали ему, что Хлоя старалась не зря.
   Девушка поспешно села в коляску, что никак не умалило грациозности ее движений.
   — А сегодня мы увидимся в Олмаке! — крикнула она своим друзьям, когда Хьюго дал команду трогать.
   — Вы обещали мне первый вальс, — сказал Джеральд, направив своего коня рядом с коляской.
   — Нет, этот танец вы обещали мне, — горячо воскликнул Майлз, пристроившись с другой стороны.
   Хьюго поднял брови, раздумывая, как долго их будут сопровождать эти юные соперники.
   — Тебе следовало бы разрешить их спор, детка, до того, как мы повернем на Парк-стрит. Она слишком узка для эскорта.
   — Право же, я не помню, — ответила она, смеясь. — Почему бы вам не бросить монету? Меня устроит любой результат, как, надеюсь, и вас.
   Они повернули на Парк-стрит, и сопровождавшие их молодые люди отстали.
   — Как не стыдно! — благодушно пожурил ее Хьюго. — Это же надо быть такой кокеткой: совершенно недопустимо обещать один и тот же танец двум мужчинам.
   — Но я уверена, что кто-то из них ошибся, — ответила она с довольной улыбкой. — Они постоянно ссорятся из-за меня. И я подумала, что такой выход будет справедливым.
   — Очень справедливым, — согласился он. — Я рад, что к тебе вернулось доброе расположение духа.
   Стараясь сгладить впечатление от своего поведения после возвращения из магазина, Хлоя не стала спорить, когда Хьюго выбрал для нее новые наряды. Она украдкой бросила тоскливый взгляд на полосатое вечернее платье, но когда модистка предложила ей туалет из тафты цвета спелой вишни с розовой отделкой, расшитый маленькими жемчужинками, она была вынуждена признать, что он выглядел вполне шикарно.
   Они покинули «Двор Трех Королей», довольные друг другом, и повернули на Брук-стрит.
   — Что происходит? — Хлоя наклонилась вперед, когда Хьюго произнес одно из коротких морских выражений и натянул поводья.
   Небольшая группа людей, размахивавших палками и что-то кричавших, двигалась навстречу им. Она остановилась перед одним из высоких домов с двойными дверями, в дверь полетели камни. Толпа двинулась к ступеням, и крики стали еще громче. Пролетел еще камень, и стекло окна на первом этаже зазвенело, осколки покрыли землю. Кто-то колотил палкой в парадную дверь.
   — Атакуют дом лорда Дугласа, — сказал Хьюго. — В городе повсюду неспокойно.
   — Лорда Дугласа?
   — Министра кабинета, — сказал он рассеянно, решая, повернуть ли лошадей или ехать прямо.
   Он видел, что люди разгневаны, но пока ведут себя сдержанно. Как они отреагируют, если представители ненавистной им аристократии попадутся им на глаза? Нападения небольших групп на дома министров правительства в последние месяцы участились. Расправа на поле Святого Петра, в насмешку названная Петерлоо, по аналогии с великой победой Веллингтона, как и следовало ожидать, разожгла недовольство. Многие члены правительства были так же потрясены происшедшим, как и жертвы расправы. Однако голодные люди, пострадав от репрессивных законов о труде и жестоких работодателей, не отличали сочувствовавших им членов правительства от тех, кто хотел бы еще глубже загнать их в болото нищеты.
   — Поезжай вперед, — сказала Хлоя настойчиво. — Они ничего нам не сделают, а мне хочется услышать, что они кричат.
   — Я не собираюсь подвергать тебя…
   — Я была при Петерлоо. Я на их стороне.
   Пока он колебался, она вдруг выпрыгнула из коляски и побежала вверх по улице, к толпе.
   — Хлоя! — Он бросил вожжи в руки грума и кинулся за ней. Когда он достиг группы возбужденных людей, Хлоя уже нырнула в самый ее центр.
   — Эй, чей-то с вами, господин? — закричал дородный мужчина, заметив Хьюго. — Собрались поразвлечься, а? — Он потряс своей лопатой, и на Хьюго пахнуло запахом пива.
   — Не больше, чем вы, — коротко ответил Хьюго. Собравшиеся в толпе люди, похоже, не имели четких целей. Было брошено еще несколько камней, прозвучало еще несколько насмешек, толпа поредела и распалась.
   Хлоя сидела на ступеньках дома министра, когда люди стали расходиться. Одной рукой она обнимала дрожавшую девочку.
   — Когда в следующий раз выкинешь такую шутку, Хлоя, сполна получишь от меня, — заявил Хьюго с негодованием. — Мне до смерти надоело, что ты то и дело оказываешься в самой гуще беспорядков.
   — Ее сбили, — заявила Хлоя, как будто не слышала его угрозы. — А у нее будет ребенок, хотя она и сама еще ребенок. Посмотри, какая худышка и как замерзла. — Она стала энергично растирать худенькие плечи.
   Хьюго понял, что опять проиграл. Еще в самом начале своей военной карьеры он научился признавать поражение, когда обстоятельства складывались против него. Девочке, которую обнимала Хлоя, было, пожалуй, лет тринадцать, хотя выглядела она не старше десяти. Ее раздувшийся живот туго натягивал потертую материю полосатого платьица — единственной защиты от пронизывающего осеннего ветра. Посиневшие губы выделялись на худом бледном личике, ноги были босыми.
   Как Хлоя умудрялась отыскивать такие беспомощные, уродливые и несчастные существа? Хьюго перестал задаваться этим вопросом. Они, похоже, притягивались к ней, как железные опилки к магниту… или наоборот? В любом случае он сразу понял, что девочка будет жить у них, и не видел смысла в бесполезном споре.
   — Пошли. — Он направился к коляске, которую грум уже подкатил к дому.
   Хлоя помогла девочке встать, мягко уговаривая ее сесть в коляску.
   Внезапно с испуганным криком девочка отшатнулась, когда Хьюго собрался помочь ей сесть в коляску.
   — Ни за что не сяду. Чего я такого сделала? Не поеду в Брайдуэлл[6]. — На ее худом и грязном лице сверкали огромные от страха глаза, она упиралась и брыкалась в руках Хьюго.
   — Тише, — сказала Хлоя, взяв ее за руку. — Никто ничего плохого тебе не сделает. Я хочу, чтобы ты поехала ко мне домой, где ты согреешься и поешь. Когда ты ела в последний раз?
   Девочка прекратила брыкаться, и глаза ее заметались между ними, приобретая осмысленное выражение.
   — Не знаю.
   — Обещаю, что мы не обидим тебя, — повторила Хлоя. — Когда ты что-нибудь поешь и я найду тебе теплую одежду, ты сможешь уйти, куда захочешь. Обещаю тебе.
   — Вы, что ли, из этих, благотворителей? Я уж с такими жила. Только хочут учить, а есть-то нечего. Только чуток хлеба да капельку каши… да и этого-то не дадут, ежели не скажешь, что ты падшая женщина и что жалеешь об этом.
   — О, я тоже падшая женщина, — весело сказала Хлоя, не замечая резкого вздоха Хьюго. — Поэтому никто не будет тебе читать нравоучений. И я терпеть не могу кашу, так что у нас ее не готовят.
   Хьюго закрыл глаза от отчаяния.
   — Больше ни слова, — рявкнул он, заметив, что грум с любопытством прислушивается. — У тебя нет ни грана скромности. Забирайся! — Отпустив новую подопечную Хлои, он схватил девушку и поднял ее в коляску. — Ты едешь? — Он снова повернулся к беременной девочке, которая и не думала убегать, несмотря на предоставленную ей свободу.
   — Могет быть, — сказала она. — Но мы точно не едем в Брайдуэлл?
   — Нет! — ответил Хьюго нетерпеливо. — Не едем.
   Девочка забралась в не рассчитанную на троих коляску с помощью Хьюго.
   — Распутай удила, — коротко бросил он груму, зачарованно смотревшему на девушку, и взял в руки поводья.
   — Слушаюсь, господин. — С веселой ухмылкой мальчик освободил коней и бросился на свое место позади коляски.
   Хлоя подвинулась на своем сиденье, чтобы освободить место девочке. В результате она тесно прижалась к Хьюго, который посмотрел на нее взглядом, гарантирующим наказание. Она осторожно попробовала улыбнуться и слегка пошевелилась, так что ее бедро тесно прижалось к его ноге. Выражение лица Хьюго не смягчилось.
   Хлоя переключила внимание на девочку.
   — Как тебя зовут?
   — Пэг.
   — Сколько тебе лет, Пэг?
   — Не знаю.
   — Где ты живешь?
   — Особо нигде. — Она пожала костлявыми плечами и наклонилась над животом, обхватив себя руками, чтобы защититься от холодного ветра.
   — У тебя нет дома?
   Пэг вновь пожала плечами.
   — Иногда я сплю у моей бабки. Она готовит в большом доме, и иногда мне разрешают спать в прачечной. Но домоправительница — сущая ведьма, и ежели найдет меня, точно погонит мою бабку без рекомендации.
   — А как отец ребенка?
   — А чего?
   — Ну… ну… где он?
   — Не знаю. Не знаю, и хто он.
   — О! — Хлоя замолчала, опешив от ее заявления.
   Хьюго остановил коляску у дома и спрыгнул на мостовую. Он помог своим пассажиркам выйти из коляски и проследовал за ними в дом.
   — Какого черта? — Самюэль уставился на вновь прибывшую, которая оцепенела от ужаса, увидев, как Данте положил огромные лапы на плечи Хлои и принялся лизать ее, бурно и радостно приветствуя хозяйку.
   — Ты же не думал, что мы остановимся на медвежатах, не так ли? — заметил Хьюго с иронией. — Похоже, мисс Грэшем не успокоится до тех пор, пока не превратит мой дом в лазарет и приют, помимо прибежища для брошенных животных.
   Он повернулся к Хлое.
   — Позаботься о своей протеже, а затем приходи в библиотеку. Я должен тебе кое-что сказать. — С этими словами решительным шагом он направился к библиотеке и захлопнул дверь.
   — И что ты теперь натворила? — спросил Самюэль.
   — Не столько натворила, сколько сказала, — ответила Хлоя, огорченно сморщившись. Затем, подумав, пожала плечами. — Ладно, об этом я подумаю позже… Данте, сидеть, сидеть. Да, я тоже тебя люблю, но сейчас ты пугаешь Пэг. — Она тепло улыбнулась и представила свою протеже. — Это Пэг, Самюэль.
   — Неужели? — Самюэль рассматривал девочку без особого энтузиазма. — Бьюсь об заклад, что ей хуже, чем могло бы быть.
   — А вам-то до этого чего, хотела бы я знать? — заявила воинственно настроенная Пэг. Но бравада не могла скрыть от Самюэля отчаяния жалкого, изголодавшегося существа.
   — Она голодна, — сказала Хлоя. — Я отведу ее на кухню и найду что-нибудь поесть, хотя могу представить, как это разозлит Альфонса. Потом, думаю, надо будет нагреть воды, чтобы она приняла ванну, а я подыщу какую-нибудь одежду.
   — Ванну? — завизжала Пэг. — Не хочу никакую такую ванну.
   — Пойдем-ка со мной, девочка, — сказал Самюэль. — Миссис Хэрридж уж получше знает, чего тебе надоть… А на твоем месте, детка, — обратился он к Хлое, — я бы поторопился в библиотеку и получил, чего причитается. Чем дольше он ждет, тем будет хуже.
   — Да, наверное, — ответила Хлоя, все еще не трогаясь с места.
   Миссис Хэрридж, домоправительница, была женщиной довольно неуступчивого характера. Но Альфонс уживался с ней на кухне значительно лучше, чем с Хлоей и ее разнообразными подопечными.
   — Иди с Самюэлем, Пэг, — сказала она. — Он позаботится о тебе, а когда почувствуешь себя лучше, мы поговорим о том, что ты будешь делать дальше.
   — Вам не увезти меня в Брайдуэлл, — заявила Пэг, гневно уставясь на Самюэля, но сквозь этот гнев сквозила неуверенность, граничившая с ужасом.
   — А с чего бы мне это делать? — сказал он, качая головой. — Пойдем, тебе надо поесть. Ведь вас сейчас двое-то, голодных.
   Хлоя проводила все еще сомневавшуюся Пэг с Самюэлем в направлении кухни, затем расправила плечи и отправилась в библиотеку. Данте тут же занял свое излюбленное место у камина, плюхнувшись на коврик.
   Она еще не успела закрыть за собой дверь, когда Хьюго буквально прорычал:
   — Как ты посмела сказать такое? Как ты могла себя вести так по-детски, так бездумно? Никогда не слышал более возмутительного, более глупого высказывания!
   — Но я просто хотела успокоить ее, — перебила его Хлоя. — Я подумала, что это поможет ей почувствовать себя увереннее.
   — Ах, так ты подумала, что это поможет ей почувствовать себя увереннее! Боже милосердный! И как же, по-твоему, это прозвучит, когда она сообщит всему дому о том, как ты ее успокоила? Падшая женщина! Хлоя, я просто не знаю, что с тобой делать!
   О таком ходе событий она как-то не подумала.
   — Никто не воспримет это серьезно, — сказала она неуверенно. — Все подумают, что это была шутка или что Пэг просто не так поняла меня.
   — И откуда же, с позволения сказать, у тебя такая уверенность?
   — Ну… Потому что это явный абсурд, — сказала она. — Хьюго, ты же знаешь, что это так. Им даже в голову не придет… что…
   — Что я совратил свою подопечную, — закончил он за нее ледяным тоном.
   Хлоя только сейчас поняла, что, сама того не желая, она вновь всколыхнула в нем задремавшее было чувство вины. Еще мгновение — и он уйдет от нее в мир своих причудливых демонов… если она не сумеет добиться от него иной реакции.
   — А, ерунда, — заявила она, взяв «Газетт»[7] и притворившись, что поглощена изучением первой страницы. — Хотелось бы знать, что это такое — быть совращенной. Похоже, это забавно. Если мне не изменяет память, это я совратила тебя. Так что если и было какое-то совращение, то не понимаю, почему ты считаешь это своей заслугой, — добавила она, рискнув взглянуть на него поверх газеты, чтобы увидеть выражение его лица. Ее план, похоже, сработал прекрасно. Хьюго утратил мрачность и сейчас просто полыхал гневом.
   Он вырвал газету у нее из рук, и Хлоя кинулась бежать с криком притворного ужаса, когда он попытался схватить ее.
   — Девчонка! — Он кинулся за ней, а она вспрыгнула на диван и быстро перемахнула через его спинку. Укрывшись за столом, она показала ему язык.
   — Объясни мне, что значит быть совращенной, Хьюго? Пожалуйста, я просто умираю от нетерпения. — Она отпрыгнула в сторону, когда он обогнул стол. От ее резкого движения один из стульев покачнулся и упал. Хьюго невольно улыбнулся, увидев, как с испуганным криком она упала, зацепившись за стул, и ее накрыл ворох юбок, из-под которых показались стройные ножки в тонких чулках.
   Он наклонился и помог ей встать.
   — Я даже не собираюсь спрашивать, ушиблась ли ты, — заявил он, поднимая ее, и ставя на ноги. — Если ушиблась, то только этого ты и заслуживаешь. — Он расправил ее юбку движением руки, которое больше походило на шлепок. — Чтобы я больше не слышал ни слова о падших женщинах и о совращении.
   — Хорошо, Хьюго, — сказала она покорно. Эта покорность была столь же притворной, как и ее прежний страх. Щеки Хлои порозовели от бега и возбуждения, ресницы затрепетали, она наградила его взглядом, способным растопить самое холодное сердце.
   — И не кокетничай со мной.
   — Я не кокетничаю, — сказала она совершенно искренне. — Я запру дверь?
   — Что ты сделаешь?
   Вместо ответа Хлоя подбежала к двери и повернула ключ.
   — Вот так. — Она прислонилась спиной к двери, глаза ее сверкали, затягивая в глубокую синеву.
   — Мы быстро, нам даже не нужно раздеваться.
   И Хьюго вновь потерял голову. Как бы слегка отстранение он снова спросил себя, сможет ли когда-нибудь освободиться от ее чар, сможет ли когда-нибудь устоять, если она будет манить его к себе так страстно. Он видел, что она была абсолютно уверена в себе, отлично знала, что ей надо и что она предлагает… И еще она была уверена в том, что он ответит «да». Она была истинной женщиной.
   Хлоя медленно приблизилась к нему, глаза ее неотрывно следили за его лицом.
   — Мы попробуем сделать это стоя. Так бывает?