Он вновь подкрепился из карманной фляжки и повернул к двери скромного магазинчика, в витрине которого было выставлено элегантное платье из муслина с узором в виде веточек.
   — Сюда.
   — Это смотрится слишком просто. — Хлоя сморщила носик. — Мне больше понравился другой магазин, тот, где на витрине редингот огненного цвета.
   — Не сомневаюсь в этом. Тем не менее мы войдем именно сюда. — Его рука, обхватившая ее талию, решительно подтолкнула Хлою к двери.
   Модистка вышла из задней комнаты на звук колокольчика. Проницательные черные глаза внимательно осмотрели Хлою и под жутким бесформенным платьем сумели угадать бесподобную фигуру. Женщина поклонилась джентльмену, пытаясь понять, что он собой представляет. Это было нелегко. Хотя одет он был респектабельно, в наряд из материи хорошего качества, никаких видимых признаков богатства не бросилось ей в глаза. На нем не было ни бриллиантовых булавок, ни затейливых брелоков, даже колец не было. Однако ей сразу стало ясно, что он предпочитал юных девушек, когда дело касалось выбора любовницы. А эта молодая леди была настоящим бриллиантом.
   Улыбаясь, мадам Летти, а именно так звали модистку, спросила, чем может быть полезна. Ее улыбка стала подобострастной, когда джентльмен объяснил, что для начала его подопечной понадобится костюм для верховой езды и, по крайней мере, два выходных платья.
   — Подходящие для дебютантки? — спросила она, удовлетворенно кивая.
   Дело обещало быть выгодным. Опекуны обычно не провождают своих подопечных по магазинам, но характер их отношений не имел для нее никакого значения.
   — Совершенно верно. — Хьюго достаточно хорошо представлял себе мысли модистки, но они мало волновали его. Пусть думает что угодно, лишь бы знала свое дело.
   На громкий зов мадам Летти вышла девочка лет тринадцати. Она присела в реверансе, глядя в пол и теребя натруженные руки. По приказу хозяйки она принесла платья из задней комнаты и разложила их перед покупателями.
   На Хлою они не произвели впечатления. Платья для выхода были сшиты либо из муслина, либо из перкаля, скромного покроя, с отделкой из кружев. Вдруг что-то бросилось ей в глаза в углу комнаты. Оставив разложенные платья, она подошла к вешалке и вытащила наряд из тафты переливчатого синего цвета, щедро украшенный серебристой нитью.
   — Оно прелестно. — Она приложила платье к себе. — Правда, это великолепное платье? — Ее руки погладили материю. — Мне нравится, как оно переливается на свету.
   Хьюго поморщился, а мадам Летти откашлялась. Маленькая служанка закрыла ладошкой рот, чтобы скрыть смех.
   — Я думаю, мисс будет более удобно в муслине, — произнесла мадам.
   — О, нет, мне не нужны эти скучные платья, — заявила Хлоя, жестом отметая ранее предложенные туалеты. — Мне нравится это. Я хочу что-нибудь такое, что выделялось бы.
   — Ну, в этом ты точно будешь выделяться.
   — Могу я примерить его?
   Модистка умоляюще взглянула на джентльмена, который едва заметно кивнул ей. С явной неохотой она указала на примерочную.
   — Если мисс соблаговолит пройти вот сюда, Мэри поможет ей.
   Хьюго уселся на кушетку и стал ждать ее появления. У него теплилась надежда на то, что когда Хлоя сама увидит, насколько нелепо она выглядит в платье, созданном для того, чтобы удовлетворить претензии богатой проститутки, то проблема разрешится сама собой.
   Увы, надеялся он напрасно. Хлоя вышла из примерочной сияя и, шурша юбкой, подошла к нему.
   — Оно прелестно, правда? Я чувствую себя такой важной. — Она закружилась перед большим зеркалом. — Оно немного великовато, но я уверена, что его можно переделать. — Хлоя поправила край декольте, слегка нахмурившись. — Все же оно довольно много открывает, правда?
   — Чересчур много, — согласился Хьюго.
   — Всегда ведь можно накинуть кружева, — весело сказала она. — Я куплю это платье. И знаете, что будет прекрасно смотреться с ним? Та шляпа из тюля, которую мы видели раньше.
   Хьюго закрыл глаза, моля Бога послать ему терпение.
   — В той шляпе ты будешь похожа на раздавленную тыкву. Она слишком велика для твоего лица.
   Хлоя пришла в смятение:
   — Я уверена, что это не так. Откуда вы можете знать, пока я не примерю ее?
   Хьюго раньше всегда считал, что женщины рождаются с умением одеваться, точно так же как они рождаются с десятью пальцами на руках и ногах. Но, очевидно, это все же приобретенный талант… Талант, которого была лишена эта выросшая без родителей девочка, носившая в чопорной семинарии лишь уродливую коричневую саржу. Ситуация требовала решительных мер. Он встал.
   — Не могли бы вы оставить нас на минуту? — сказал он мадам Летти. — Я бы хотел переговорить наедине с моей подопечной.
   Модистка и служанка поспешно покинули комнату, и Хьюго глубоко вздохнул. Хлоя смотрела на него вопросительно и доверчиво.
   Он подошел к ней, взял ее за плечи и повернул лицом к ее отражению в зеркале.
   — Так, послушай меня, девочка. Это платье сшито для женщины, живущей на Ки-стрит.
   — А какие женщины живут на Ки-стрит? — нахмурившись, она смотрела на его отражение в зеркало.
   — Проститутки, — сказал он коротко. Ее глаза расширились.
   — Посмотри на себя, — протянув руку, он дернул за неплотно прилегавший край выреза, при этом рука коснулась ее груди, и он резко вздохнул, но все же упрямо продолжал: — Чтобы носить такое платье, тебе нужно иметь более пышные формы, а также раскрасить свое лицо и обвешаться дешевыми украшениями. И ты должна быть старше по меньшей мере лет на десять.
   У нее вытянулось лицо.
   — Разве оно вам не нравится?
   — Это очень мягко сказано. Данное одеяние совершенно безвкусно; ты выглядишь в нем нелепо.
   Жестоко, но он счел, что это необходимо. Она прикусила губу и наклонила голову набок, рассматривая себя в зеркале.
   — Оно смотрелось бы лучше с подходящими туфлями и шляпой.
   Хьюго закрыл глаза, опять прибегнув к молитве. Он легко положил руки ей на плечи.
   — Если я не могу убедить тебя, Хлоя, тогда мне придется использовать власть опекуна.
   — Вы хотите сказать, что я не могу получить его? — Она вздернула подбородок, и глаза ее потемнели от гнева.
   — Именно это я имею в виду. — Он начал быстро расстегивать крючки на платье. — Примерь одно из тех платьев, я уверен, ты увидишь, насколько красивее ты будешь смотреться в нем.
   — Мне не нравятся эти платья, — заявила она решительно. — Я хочу выделяться, а не выглядеть, как все.
   — Девочка моя дорогая, нет ни малейшего шанса, что ты когда-либо будешь выглядеть, как все, — убежденно сказал он.
   Она продолжала смотреть на его отражение в зеркале, взвешивая силу его решимости, как она сделала это прошлой ночью, в конюшне. Но на этот раз у нее не было козырной карты.
   — Я непоколебим, девочка, — мягко заметил он. — И нечего метать в меня молнии, это ничего не изменит.
   Он повернулся к платьям, перекинутым через спинку стула, и быстро просмотрел их.
   — Вот это гармонирует с твоими глазами, — уговаривал он, протягивая муслиновое платье с поясом цвета васильков и такими же бантами.
   — Оно такое скромное, — пробормотала Хлоя.
   — Зато как подходит, — возразил он и позвал модистку: — Мисс Грэшем примерит вот это платье.
   С максимальной покорностью, на которую она была способна в данный момент, Хлоя позволила снять с себя ярко-голубую тафту и надеть муслиновое платье. Мадам Летти завязала широкий пояс вокруг тонкой талии и отступила с улыбкой.
   — Прекрасно, — сказала она. — Мэри, принеси шляпку из пальмовой соломки, ту, что с такими же бантами. Она будет смотреться великолепно.
   Хлою это не убедило, и, довольно мрачная, она вышла из примерочной, чтобы показаться своему опекуну.
   Медленная улыбка осветила лицо Хьюго, когда он посмотрел на нее.
   — Подойди сюда. — Он поманил ее и снова повернул лицом к зеркалу. — А вот это, девочка моя, картина, которая порадует самый пресыщенный взор.
   — Правда? — Хлоя с тоской посмотрела на переливающуюся тафту.
   — Уж поверь мне.
   Они покинули магазин мадам Летти час спустя, Хлоя приобрела там три платья, бархатную накидку, соломенную шляпку и костюм для верховой езды из темно-синего тонкого сукна, хорошо скроенный, но скромный. Хьюго разрешил ей купить треугольную шляпку с серебристым пером в дополнение к амазонке, но во всем остальном был неумолим. Хлоя притихла, когда они пошли назад к гостинице «Джордж и Дракон», и Хьюго пытался придумать, как улучшить ей настроение.
   И вдруг он обнаружил, что Хлои рядом с ним нет. Оглянувшись, он увидел, что с криком негодования она бежит по дороге наперерез двухколесному экипажу, запряженному цугом. На козлах сидел молодой франт, одетый в пальто с пелериной.
   Коренник захрапел и попятился, когда Хлоя неожиданно оказалась перед ним, а затем бросилась в сторону, в самый центр забитой транспортом улицы.
   Хьюго, даже не взглянув на франта, схватил коренника, мотавшего головой, под уздцы, а сам в это время тревожно всматривался в противоположную сторону улицы, разыскивая глазами Хлою. Молодой человек, сидевший на козлах, разразился ругательствами.
   — Послушайте, прекратите ругаться, ради Бога, а лучше присмотрите за своими лошадьми, — сказал Хьюго, все еще удерживая коня.
   Не ответив, владелец экипажа щелкнул хлыстом, задев коренника. Конь рванулся вперед, и Хьюго едва успел отскочить в сторону. И в этот же момент он узнал бесстрастные черты и тусклые карие глаза человека, управлявшего лошадьми. Хлоя едва не была раздавлена лошадьми Криспина Белмонта.
   Хьюго посмотрел вслед удалявшемуся вверх по крутой улице экипажу. Да, хоть и не родной сын Джаспера, но нравом точно в него.
   На противоположной стороне улицы собралась толпа, и спор там шел уже на повышенных тонах. С дурным предчувствием Хьюго перешел дорогу и стал пробираться через толпу.
   Его предчувствие оправдалось. Хлоя, стоявшая в центре, ничем не напоминала сейчас безутешную девочку, которой она только что казалась в магазине модистки. Эта крохотная смутьянша яростно отчитывала крупного мужчину, сидевшего на козлах повозки с репой.
   — Скотина! Я позабочусь, чтобы тебя забрали в магистрат! — кричала Хлоя.
   Ее руки, распрягавшие лошадь, действовали очень умело, несмотря на бушевавший в ней гнев…
   — Тебя следует пригвоздить к позорному столбу.
   Она освободила удила и вновь разразилась гневной тирадой по поводу состояния разорванного упряжью рта животного.
   Продавец репы спрыгнул с повозки с поразительной живостью для такого крупного человека.
   — Эй, какого черта ты делаешь? — Он схватил Хлою за руку. Она повернулась и молниеносно ударила его коленом в пах.
   Толпа ахнула, когда мужчина согнулся пополам, как будто из него выпустили весь воздух. Хлоя вновь повернулась к лошади, ослабляя подпругу.
   — Хлоя! — резко позвал Хьюго.
   Она раздраженно подняла глаза, и он увидел, что в данный момент ее волновала только лошадь. Она забыла о себе, о том, какое впечатление она производит, забыла о забавлявшейся сценой толпе.
   — Дайте этому человеку денег, — сказала она. — Я забираю лошадь. Хотя он и обращался с бедным животным ужасно, но было бы несправедливо забрать лошадь бесплатно.
   — Ты хочешь, чтобы…
   — Да, хочу, — огрызнулась она. — Не ваши деньги, мои!
   Ей наконец удалось освободить животное, и она уже выводила лошадь из оглоблей, поглаживая ее худую шею. Толпа отступила, когда хозяин лошади попытался разогнуться, преодолевая жуткую боль в паху.
   — Только возьми мою лошадь, и я… — хватая воздух ртом, он замолк. В толпе прокатился ропот, и любопытство сменилось сочувствием к нему, ведь он был одним из своих.
   Хьюго быстро выудил из кармана два золотых соверена и кинул их на землю к ногам мужчины. Старая кляча вряд ли протянет ночь, но толпа явно встанет на защиту ее хозяина, поэтому Хьюго должен был срочно увести Хлою, пока она цела.
   — Пошевеливайся! — скомандовал он едва слышно.
   Хлоя, похоже, поняла, что к чему, и потащила свой жалкий выигрыш через толпу, пока та была занята разглядыванием соверенов.
   — Спасибо, — сказала она несколько запоздало, когда они дошли до конца улицы.
   — О, не благодари меня, — ответил он, насмешливо дернув бровью. — Насколько я помню, это были твои деньги.
   — А какой смысл иметь их, если не можешь использовать по своему усмотрению? — спросила она, одной рукой нежно гладя шею лошади.
   «Ага, крикливые платья из тафты, шляпы из тюля — все одно к одному», — подумал Хьюго.
   Жалкое измученное животное вместо платья проститутки! Вроде бы удачная сделка. Однако он не был уверен в том, что ему еще раз захотелось бы пережить приключения этого дня. Его рьяная и непредсказуемая подопечная оказалась не очень спокойным компаньоном. Он устал и до сих пор так и не смог выпить чего-нибудь приличного.
   Однако он не собирался задерживаться в гостинице «Джордж и Дракон»: кто знает — что еще привлечет ее внимание в этом неспокойном городе. Так и не выпив больше ни капли спиртного, он направился с Хлоей и освобожденной клячей домой.

Глава 6

   — Где Данте? — Хлоя соскользнула со своего пони и, нахмурившись, оглядела двор. То, что пес не поджидал ее у ворот и не кинулся навстречу своей хозяйке, едва она появилась, было просто непостижимо.
   Хьюго спешился и крикнул Билли. Парень появился со стороны псарни, размахивая пустым ведром. Он поставил ведро и подошел к ним, совсем не такой сонный как обычно.
   — Я кормил собак, сэр. — Он пригладил вихор и уставился с нескрываемым отвращением на кобылу торговца репой. — А это чего?
   — И ты еще спрашиваешь, — возмутился Хьюго. — Где собака мисс Грэшем?
   Билли почесал голову.
   — Ну, точно и не скажу. — Он махнул в сторону насоса. — Я, значит, привязал его вон тама. Но когда я шел есть, так его уж там и не было.
   — Он разорвал веревку?
   Билли покачал головой:
   — Не похоже на то, сэр. Вроде веревка сама развязалась.
   — Не говори глупостей! — Хлоя решительным шагом прошла к насосу. Веревка была совершенно целой. — Ты, наверное, слабо привязал его.
   — Он вернется, девочка, — сказал Хьюго, увидев выражение ее лица. — Давно его уже нет, Билли?
   — Наверное, с час, сэр.
   — Бьюсь об заклад, что он гоняется за кроликами в лесу, — попытался успокоить ее Хьюго. — Как только стемнеет, он вернется, голодный как волк и весь в грязи.
   Хлоя расстроенно нахмурилась.
   — Я поищу его после того, как позабочусь о Росинанте.
   — Ты окрестила жалкую клячу Росинантом? — Хьюго расхохотался. — Ах ты, глупое создание!
   — Росинант тоже выглядит довольно плачевно, — возразила Хлоя. — И вообще мне всегда нравилось это имя. Ведь скоро он поправится, и имя станет более уместным, правда же?
   Она почесала свесившего голову мерина между ушами.
   — Билли, приготовь кашу из отрубей. А я займусь его ранами.
   Хьюго, повернувшись к дому, спросил с некоторой заинтересованностью:
   — Кстати, а какого имени удостоился попугай?
   — Фальстаф, — тут же ответила Хлоя. — Я уверена, что он вел совершенно распутный образ жизни.
   Хмыкнув, Хьюго вошел в дом.
   Хлоя промыла раны Росинанта, накормила его и устроила в стойле, щедрой рукой положив ему сена.
   — Я все-таки поищу Данте, — сказала она, входя на кухню. — Уже темнеет.
   Хьюго, добравшийся наконец до бутылки с бургундским, отогнал мелькнувшую было мысль о том, что ему следует оставить вино и проводить ее.
   — Возьми с собой Билли, поскольку это его вина.
   — Что, если я не найду его? — Ее глаза стали лиловыми.
   — Тогда я пойду с тобой после обеда, — пообещал он. — Но через полчаса ты должна вернуться.
   Хлоя пришла назад точно в срок, но с пустыми руками, грустно села за стол и нехотя принялась за еду, которую Самюэль поставил перед ней.
   — Что-то не так с едой? — резко спросил Хьюго. Она покачала головой:
   — Нет, извините, я просто не голодна.
   — Это что-то новенькое, — сказал Самюэль непонятно кому.
   — Выпей вина. — Хьюго наполнил ее стакан. — И ешь свой обед. Это тебе только кажется, что ты не хочешь есть.
   Хлоя набила рот курицей, которая поначалу показалась ей безвкусной, как опилки. Вино она пила с большим энтузиазмом, а после второго стакана немного повеселела. В конце концов, Данте был молодой и здоровой собакой, и надо было дать ему возможность побегать на воле, беря след.
   — Несносное животное! — сердито воскликнула она и взяла еще кусочек, решив, что бессмысленно голодать только потому, что это непослушное создание занялось тем, от чего приходит в восторг большинство собак.
   — Так-то лучше, — одобрил Хьюго. — Что ты собираешься сделать с ним, когда он наконец решит вернуться?
   — Ничего, — сказала Хлоя. — А чем я могла бы ответить ему? Он же не знает, что делает что-то не так… — да ведь ничего плохого он и не делает. Он просто ведет себя как собака.
   Однако даже выпитое вино не могло полностью вытеснить ее сомнения: неужели Данте сам захотел так надолго расстаться с ней?
   К полуночи она опять была в смятении, а Хьюго — в замешательстве. Взяв с собой Билли, они втроем прочесали ближайшие поля при свете фонаря, осторожно прошли через сухой, как порох, лес и звали Данте, пока не охрипли. И снова поиски закончились безрезультатно.
   — Ложись спать, девочка. — Хьюго устало прислонился к двери кухни. — К утру он — само раскаяние будет у двери.
   — Вы не знаете его, — сказала она дрожащим голосом, в котором звенели слезы.
   Хьюго уже довольно хорошо изучил повадки Данте и поэтому был уверен, что Хлоя права. Столь длительное отсутствие пса, беспредельно преданного любимой хозяйке, было плохим знаком. С ним явно что-то случилось. Однако он не стал еще больше волновать Хлою.
   — Тебе пора уже быть в постели, — повторил он. — Сегодня мы больше ничего не можем предпринять.
   — Но как же я могу спать? — воскликнула она, меряя кухню шагами. — А если он ранен… или попал в капкан? — Она закрыла лицо руками, как бы отгоняя мысли о страданиях Данте.
   — Горячее молоко с бренди, — заявил Самюэль, ставя масляную лампу на стол, — и она тут же заснет, как дитя.
   — Тогда подогрей молоко, — сказал Хьюго. Он взял Хлою за плечи и строго распорядился:
   — Иди наверх и готовься ко сну. Я принесу тебе кое-что, чтобы ты быстрее уснула. Иди. — Он повернул ее, быстро шлепнув сзади. — Ты ничем не поможешь Данте, если всю ночь будешь метаться по кухне.
   В этом был определенный смысл, и, кроме того, она ужасно устала. День был длинным и утомительным, да и ночь не обещала спокойствия. Хлоя еле дотащилась до спальни, надела ночную рубашку и села у шляпной картонки, пытаясь найти утешение, глядя на Беатриче и ее уже гораздо более симпатичный выводок.
   Хьюго, оставшийся на кухне, хотел было плеснуть в молоко опиум вместо бренди, но вспомнил об Элизабет, которая так быстро к нему привыкла. Возможно, подобная склонность передается. Он щедро плеснул в кружку бренди, а Самюэль добавил молока.
   Держа в руках «снотворное», Хьюго поднялся наверх и негромко постучал в дверь угловой комнаты. Когда он вошел, Хлоя все еще сидела на полу. Она подняла голову и посмотрела на него. На ее бледном лице потемневшие от печали глаза казались просто огромными. Он вспомнил, что она еще очень молода и ранима, но тут же решил, что семнадцать лет — достаточно зрелый возраст для того, чтобы справиться с эмоциональным стрессом из-за потерявшейся собаки, и не стоит чересчур явно проявлять к ней жалость.
   — В постель, девочка. Утро вечера мудренее.
   Она не спорила.
   — Просто мучает неизвестность, — сказала она, вставая. — Я могла бы смириться с его смертью… но очень тяжело думать, что он сейчас где-то мучается в одиночестве.
   Она убрала волосы с лица и серьезно посмотрела на него:
   — Только не подумайте, что для меня страдания собаки важнее страданий людей. Просто я очень люблю Данте.
   Ну что ж, он был прав: она действительно сумеет справиться со своим огорчением… Но все же ее облик был пронизан печалью, и ему захотелось как-то утешить ее. Бессознательно он обнял девушку, и она в ответ, почувствовав его участие, крепко обвила руками его талию, прижавшись головой к груди. Ладонью он приподнял ее подбородок и нагнулся.
   Он хотел ограничиться лишь отеческим поцелуем в лоб, ну, может быть, в кончик носа. Но неожиданно для самого себя поцеловал ее в губы. И в этом тоже не было бы ничего страшного, если бы поцелуй остался лишь легким касанием их губ. Но случилось так, что, как только они прикоснулись друг к другу, кровь опьяняюще забурлила в нем, все мысли исчезли, он чувствовал только теплоту ее кожи через тонкую рубашку, волнение от узнавания изящного изгиба ее тела, трепетавшего в его руках, ощущал мягкость ее груди, прижавшейся к нему. Он еще сильнее сжал ее в объятиях, нетерпеливо и горячо овладев ее ртом, и она ответила: губы ее раскрылись. Исходивший от нее аромат лаванды и клеверного меда обволакивал его, а сейчас к нему прибавился и аромат возбуждения… Он забылся в опьяняющем чувстве, поощряя ее несмелые попытки ответить на его страстный поцелуй, а руки его скользили по ее телу, опускаясь все ниже и ниже, все сильнее прижимая ее к своей возбужденной плоти. Это наваждение длилось довольно долго, а когда он все-таки пришел в себя, то оттолкнул ее рот с внезапной грубостью, граничащей с отвращением. Несколько секунд он взирал на ее распухшие зацелованные губы, ее растрепавшиеся волосы, на ее глаза, горевшие от возбуждения, затем с тихим проклятием он отвернулся и быстро вышел из комнаты.
   Хлоя растерянно коснулась своих губ. Ее сердце колотилось, кожа покрылась испариной, руки дрожали. Она все еще ощущала его тело, его руки, ласкавшие ее. Она вся полыхала: ее захлестнул поток ощущений и чувств, которые ранее были неведомы ей.
   Потрясенная, она взяла кружку с остывшим молоком и залпом выпила. Бренди тут же захлестнуло горячей волной низ ее живота, и незаметно нега подкралась к ее внезапно отяжелевшему телу. Она задула свечу и забралась в постель, натянув простыню до подбородка. Лежа неподвижно на спине, она бесцельно переводила взгляд с одного предмета, освещенного лунным светом, на другой, ожидая, пока уляжется загоревшийся в ней огонь. Она пыталась понять, что она чувствовала, и то, что только что произошло с ней.
 
   Хьюго медленно спускался вниз по лестнице, проклиная себя. Как он мог позволить себе так безоглядно увлечься? А воспоминания о ее горячем отклике еще больше подстегивали его гнев. Он, ее опекун, человек, которому она верит. Она живет под его крышей, в его власти, а он самым бессовестным образом воспользовался своим положением и ее невинностью.
   Самюэль поднял голову, когда Хьюго вошел в кухню, и проследил, как тот схватил со стола бутылку с бренди и снова покинул кухню, громко хлопнув дверью. Самюэль отлично знал своего хозяина, и он сразу понял: произошло нечто такое, что вызвало у Хьюго приступ безудержного гнева. А из этого состояния он порой не выходил подолгу.
   Из библиотеки донеслись звуки музыки, Самюэль прислушался и узнал решительные аккорды: хозяин говорил ему когда-то, что это Бетховен. Да, Хьюго был явно охвачен гневом. Когда же им овладевало тоскливое отчаяние, он играл самые грустные отрывки из Моцарта или Гайдна. И все же Самюэль предпочитал гнев — тогда выздоровление хозяина обычно было более быстрым.
   Библиотека находилась как раз под окнами Хлои, и звуки пианино отчетливо доносились до нее через открытые окна. Она слышала его игру и прошлой ночью — навязчивая мелодия разбудила бы и мертвого. Но после бренди с молоком сон постепенно подкрался к ней, и она забылась, натянув простыню, на голову.
   Она не знала, сколько проспала, но среди ночи что-то разбудило ее. Хлоя присела на постели. Музыка больше не звучала, а ночь казалась еще темнее. Она сидела неподвижно, напряженно вслушиваясь и пытаясь понять, что же ее разбудило. И тут она снова услышала слабый звук. Ошибиться было невозможно. Где-то возбужденно лаяла собака.
   — Данте, — прошептала она.
   Хлоя спрыгнула с постели, подбежала к окну и прислушалась, определяя, откуда доносится звук. Ее окно выходило на фасад дома, на сторону, противоположную двору, но если выгнуть шею, то можно было увидеть и подъездную аллею, посыпанную гравием, что вела к дороге. Лай слышался откуда-то с аллеи. Но почему? Данте или ранен, или не может откуда-то выбраться.
   Босая, она выбежала из комнаты, совершенно бесшумно пронеслась по лестнице и через холл. Ударившись пальцем ноги о неровную поверхность каменной плиты, она вскрикнула от боли. И хотя Хлоя тут же подавила крик, звук громким эхом пронесся в тишине дома.
   Она прислушалась и с облегчением подумала, что, наверное, никого не разбудила. Данте и так уже доставил достаточно неприятностей, и не хватало только еще вытащить двух сердитых мужчин из их постелей в разгар глубокой ночи.
   Она осторожно открыла дверь и выскользнула во двор, тихо прикрыв ее за собой. Небо затянуло облаками, звезды почти скрылись, было совсем темно. Она не знала, который час, и пожалела, что не взглянула на часы в холле.
   Заухала сова, а потом вдруг послышался раздирающий вой какого-то, похоже, небольшого животного, охваченного страхом и болью. Но лай прекратился.
   Хлоя легко сбежала по ступеням во двор.
   Свежий ветерок повеял прохладой приближающегося утра, и по ее телу, прикрытому лишь тонкой ночной рубашкой, пробежала легкая дрожь. Она заколебалась, вспомнив о пальто, висевшем на двери кухни, но, когда вновь услышала донесенный ветром лай, забыла о холоде и побежала по аллее, не обращая внимания на мелкие камешки, впивавшиеся ей в ступни.