Пруденс забрала у сестры бумагу.
   – Соберу все бумаги на подпись и в их числе положу доверенность нынче вечером.
   – Отправлюсь-ка я лучше домой, – сказала Констанс, поднимаясь. – Сегодня мой первый званый вечер в качестве миссис Энсор.
   – Совсем забыла. Как все прошло вчера вечером в доме на Даунинг-стрит? – спросила Пруденс, спохватившись. Поглощенная собственными заботами, она только сейчас вспомнила, что Энсоры были приглашены на обед к премьер-министру.
   Констанс улыбнулась.
   – У меня просто вылетело это из головы. После того как леди встали из-за стола и удалились, предоставив джентльменам пить портвейн и курить сигары, премьер-министр предложил Максу портфель министра транспорта.
   – Это замечательно, – в один голос сказали сестры. – Он, должно быть, в восторге.
   – Думаю, он предпочел бы портфель министра иностранных или внутренних дел, – произнесла Констанс с усмешкой. – Может быть, даже пост министра финансов, но ведь надо с чего-то начинать.
   – Это поразительно – получить пост министра всего через год после того, как сидел на задних скамьях палаты общин, – сказала Пруденс.
   – Да, я тоже так думаю. И похоже, он очень собой доволен. Он все еще улыбался, когда проснулся сегодня утром.
   – Что же, отпразднуем это сегодня вечером, – сказала Честити, провожая сестру до двери. – В восемь часов, да?
   – Примерно в это время, – сказала Констанс, поцеловав сестер, прежде чем сбежать с лестницы.
 
   Пруденс рано оделась к обеду и ждала в гостиной, пока на лестнице не послышались шаги отца. Она выглянула из двери:
   – Собираешься одеваться, отец?
   Лорд Дункан остановился на пути в свою гардеробную.
   – Да. Я недолго. К которому часу нас ждут?
   – К восьми, – ответила Пруденс. – Кобем подаст ландо без четверти восемь. Когда будешь готов, мне хотелось бы дать тебе на подпись несколько бумаг, в том числе распоряжения и счета. Там есть кое-какие бумаги, касающиеся поместья в Ромзи, а также пары крыш, которые следует заменить. Мне хотелось бы отправить их по почте не позже понедельника.
   Лорд Дункан кивнул:
   – Через полчаса буду в библиотеке.
   Пруденс вернулась в гостиную и взяла стопку бумаг. В десятый раз перелистала их. Та, которую ей хотелось спрятать поглубже, вылезала, как пресловутая любимая мозоль. «Это потому, – подумала Пруденс, – что я о ней знаю».
   Честити вошла в гостиную, тоже одетая к обеду.
   – Мы сделаем это вместе, – сказала она, заметив, как напряглась сестра. – Давай подождем его в библиотеке. Дженкинс принесет нам херес. Тебе надо успокоиться.
   Пруденс кивнула:
   – Да, мне надо чего-нибудь выпить, Чес.
   Рука об руку они спустились вниз. Дженкинс ставил несколько поздних хризантем в медную вазу на столе в холле. Он обернулся, чтобы приветствовать сестер:
   – Где вы будете пить херес, мисс Пру?
   – В библиотеке, – ответила Честити. – Лорд Дункан присоединится к нам через несколько минут.
   – Тогда я захвачу еще и виски, – сказал дворецкий, глядя на хризантемы в вазе. – Не знаю, почему у меня так не получается, как у вас. Не умею красиво поставить в вазу цветы. У вас к этому просто талант.
   – Не расстраивайся, Дженкинс, – с улыбкой сказала Честити, подходя к столу. – Что же касается хризантем, то их достаточно взять... – она вынула цветы из вазы, – а потом снова поставить и пусть встанут как хотят. Видите?
   И действительно, цветы образовали естественную композицию. Дженкинс покачал головой.
   – Я принесу херес.
   Честити рассмеялась и последовала за сестрой в библиотеку. Пруденс положила бумаги на стол и отошла, глядя на них издали. Потом снова приблизилась к столу, выровняла стопку бумаг и похлопала по ним.
   – Они выглядят неестественно, – сказала она. – Может быть, положить их перед ним, когда он сядет? Как ты думаешь?
   – Я думаю, если ты не расслабишься, Пру, он непременно что-нибудь заподозрит, как только войдет в комнату.
   Честити склонилась над письменным столом и слегка растрепала бумаги.
   – Где перо? Ах, вот оно. Я положу его рядом с бумагами. А теперь давай сядем, и, когда он войдет, ты небрежно пододвинешь их к нему и попросишь подписать.
   – Почему ты так спокойна? – спросила Пруденс, усаживаясь на диван.
   – Потому что ты неспокойна, – ответила Честити. – Будем впадать в панику по очереди.
   Ее реплика вызвала у сестры улыбку. В это время вошел Дженкинс с подносом. Лорд Дункан следовал за ним.
   – А, отлично, Дженкинс! Виски! Ты просто читаешь мои мысли.
   – Отец, ты пьешь виски каждый вечер в одно и то же время, – непринужденно обратилась к отцу Пруденс. – Для этого Дженкинсу незачем становиться телепатом. – Она поднялась с дивана с беспечным видом. – Бумаги на твоем письменном столе. Там, я думаю, и перо. Благодарю, Дженкинс.
   Она взяла стакан хереса с подноса и с облегчением заметила, что руки у нее перестали дрожать. Пруденс вернулась к дивану и села. Лорд Дункан отпил глоток виски и подошел к письменному столу. Он даже не стал садиться, просто взял перо и принялся подписывать бумаги.
   – Ты знаешь, что Максу предложили пост министра транспорта? – спросила Пруденс, как только отец, подписав одну из бумаг, принялся просматривать следующую.
   – Это от кузнеца? – спросил лорд Дункан, пробежав счет глазами и складывая его. – Не узнал имени.
   – Это новый кузнец. Вместо Беддингса, – ответила Пруденс. – Ты слышал, что я сказала о Максе?
   Лорд Дункан поставил закорючку в конце листа и отложил счет.
   Теперь перед ним лежала злополучная доверенность. Пруденс снова вся напряглась.
   – Макс и Кон, – сказала она, – обедали вчера на Даунинг-стрит, и премьер-министр предложил Максу занять пост министра в его кабинете.
   Отец поднял голову и посмотрел на нее.
   – Отлично, – промолвил он. – Всегда знал, что он далеко пойдет. И Констанс там на месте. Ты говоришь, пост министра транспорта?
   Он нацарапал свою подпись на пресловутой доверенности.
   – Да, – вступила в разговор Честити, шагнув к столу. Она сдвинула кипу подписанных бумаг, сунув под них творение Пруденс. – Констанс в шутку предположила, что он, вероятно, предпочел бы пост казначея палаты общин или министра финансов, но все равно Макс очень доволен. – Она расправила оставшиеся бумаги, чтобы их было удобнее подписывать. – Еще несколько, – промурлыкала она.
   Лорд Дункан снова взялся за перо.
   – Нам следует отпраздновать его назначение. Как насчет бутылочки кобурна урожая 1820 года? А, Пруденс? Попроси Дженкинса принести одну.
   – Да, отец.
   Пруденс направилась к двери, ноги ее одеревенели, а ладони взмокли.
   – Думаю, там осталась одна бутылка.
   Отец театрально вздохнул:
   – Если я прошу что-нибудь изысканное, оказывается, что осталась всего одна бутылка, если повезет, а то и ни одной. Ладно. Принеси ее. Не каждый день мой зять получает пост в кабинете министров.
   Пруденс вышла из библиотеки и на минуту остановилась в холле, чтобы унять сердцебиение. Она буквально оцепенела, когда на виду оказалась бумага, свидетельствующая о ее преступлении. Но дело сделано. Слава тебе Господи, что Честити так быстро соображает. Теперь ей оставалось лишь отправиться на Пиккадилли и нанести визит мистеру Фитчли в банке. Там она что-то найдет. Непременно найдет.

ГЛАВА 11

   – Вот, – сказала Пруденс, прижимая печать отца к расплавленному воску на конверте, в который она положила доверенность. Она выглянула из окна библиотеки. Рассвет едва забрезжил, и в доме бодрствовали только Честити и она. Лорд Дункан похрапывал после затянувшейся допоздна игры в бридж и изрядного количества кобурна урожая 1820 года.
   – Пойдем поспим еще, – предложила Честити, поплотнее запахнув пеньюар.
   – Иди, мне расхотелось спать, – ответила Пруденс, открывая ящик письменного стола и возвращая печать на место. – Я приготовлю чай и почитаю. К восьми тридцати буду готова.
   – Но ведь еще нет и шести, – заметила, зевая, Честити. – Увидимся за завтраком.
   – В восемь, – сказала Пруденс, тихонько задвинув ящик. Она огляделась, чтобы убедиться, что все на месте, прикрутила фитиль газового рожка и вышла из комнаты вслед за Честити.
   В доме на Пэлл-Мэлл-плейс Гидеон поднялся с рассветом. Он редко спал больше нескольких часов, а сегодня был бодрее обычного. Пруденс Дункан не шла у него из головы. Словно сама была делом, которое он должен выиграть. Накануне он ее не видел, но не переставал о ней думать, точнее – о деле и ее роли в нем. В обязанности адвоката входило натаскивание свидетелей. А поскольку Пруденс Дункан была единственной свидетельницей, он не мог допустить ни единой ошибки.
   Он налил в миску горячей воды и принялся за бритье. Намыливая лицо медленными круговыми движениями, Гидеон прикидывал, как спланировать день. Он решил в следующий раз встретиться с Пруденс в другой обстановке, подальше от конторы, кабинета и книг по праву. Даже библиотека в его доме походила на контору. Ему хотелось посмотреть, как поведет себя Пруденс в неформальной обстановке, позволяющей расслабиться.
   Он провел бритвой по намыленному лицу, хмуро разглядывая в зеркале свое отражение. Ему хотелось застать Пруденс врасплох. Быть может, ей не следует вести себя воинственно и вызывающе? Гидеон не мог не признать, что сам невольно спровоцировал ее на это. Он никак не мог понять, почему они так остро, почти враждебно, реагируют друг на друга – как огонь и вода. И все же ему необходимо увидеть, как она поведет себя под давлением. Он убедился на собственном опыте, что у судьи и присяжных она не вызовет симпатии, если будет вести себя подобным образом.
   Он смыл пену и зарылся лицом в горячую влажную салфетку, испустив вздох наслаждения. Он придирчиво вглядывался в свое отражение в зеркале, желая удостовериться, что выбрит безупречно, Потом залез в ванну, продолжая думать о предстоящем деле.
   Ему хотелось, точнее – было необходимо, как-то смягчить Пруденс, убедить в том, что она должна расположить к себе мужчин, заседающих в суде, вызвать у них сочувствие. Он знал, что это для него нелегкая задача, и не питал на сей счет иллюзий. Сначала она сочтет это проявлением слабости, свидетельством неправоты своего дела. Но если ему все же удастся переубедить ее, объяснить, что так будет лучше для дела, она, возможно, согласится и у них появится шанс.
   Он спустился к завтраку в хорошем настроении. Сара, одетая в амазонку и готовая к верховой прогулке, ела яичницу, горкой высившуюся на тарелке. Она приветствовала отца солнечной улыбкой.
   – Милтон сказал, что приготовит авто. Ты куда-нибудь едешь, папочка?
   – На загородную прогулку, – ответил он, целуя дочь в волосы.
   – Вот для тебя почки с пряностями. – Девочка кивнула на блюда под крышками на низком буфете. – Ты один едешь на прогулку?
   Гидеон положил себе почек.
   – Нет, – ответил он. – С клиентом.
   Он сел за стол и развернул свежую «Тайме».
   – С мисс Дункан?
   Черт возьми! Как она догадалась? Он бросил па дочь досадливый взгляд.
   – Так уж получилось.
   – Но обычно ты не встречаешься с клиентами по воскресеньям. Тем более не катаешься с ними в автомобиле.
   Она отпила глоток кофе с молоком из чашки и взяла тост с подставки.
   – Все когда-нибудь бывает в первый раз.
   Сара намазала тост маслом и мармеладом.
   – Тебе нравится мисс Дункан?
   В ее тоне было что-то притворно-небрежное. Отец пожал плечами и снова углубился в чтение, намеренно громко шурша бумагой.
   – Едва ли дело в этом. Она мой клиент.
   – Ты считаешь ее хорошенькой?
   – Не говори с полным ртом, я ничего не понял.
   Сара проглотила тост и вытерла губы салфеткой.
   – Она, по-твоему, хорошенькая? – повторила девочка вопрос.
   Гидеон сложил газету.
   – Нет, – ответил он решительно. – Я бы не употребил этого слова применительно к внешности мисс Дункан.
   Лицо Сары выразило разочарование.
   – Я другого мнения. Но ты имеешь право на собственное.
   Он положил газету и посмотрел па дочь. Потом обратился к ней более ласковым тоном:
   – Каковы твои планы на сегодня?
   – Нынче утром мы с Изабель решили покататься верхом. Она приедет на ленч к нам. Миссис Кейт собирается приготовить на воскресный ленч жареного цыпленка и пудинг с бланманже. Вчера мы были в музее мадам Тюссо. – Ее глаза заблестели. – Там настоящая комната ужасов и подлинная французская гильотина. Она, конечно, из воска, но от настоящей не отличишь.
   Гидеон скорчил легкую гримаску.
   – Думаю, ты легко отличила бы ее от настоящей, если бы тебе предстояло сложить на ней голову.
   Сара рассмеялась:
   – Не глупи, папочка. Конечно, смогла бы. Ведь воск мягкий.
   Он спросил со смехом:
   – Мэри тебя водила туда?
   – Нет, гувернантка Изабель. Мэри на выходные уехала навестить сестру. Ты забыл?
   – Видимо, забыл. Тебе не пора?
   Сара поднялась и подошла к отцу. Он обнял дочь, она прижалась к нему.
   – Не свались с лошади.
   Она снова рассмеялась: такая мысль показалась ей абсурдной. Потом поцеловала его в щеку.
   – Когда ты вернешься?
   – Не могу точно сказать. Поездка будет долгой. Поэтому скорее всего, когда ты уже будешь в постели.
   Она весело кивнула и, приплясывая, выбежала из комнаты. Гидеон, все еще улыбаясь, вернулся к своим почкам и газете.
   Черный «ровер» остановился возле дома ровно в половине девятого.
   – Вот он, – сказала Честити, выглянув из окна гостиной, откуда созерцала площадь. – Ведет машину сам. Сегодня он выглядит более щеголеватым. Одевайся, а я сойду вниз, скажу ему, что ты сейчас спустишься.
   Она выбежала из гостиной.
   Пруденс направилась к себе в спальню, где с минуту изучала свое отражение в зеркале. На ней был шерстяной костюм цвета ягод шелковицы с длиннополым жакетом и длинной плиссированной юбкой, отделанной темно-красной каймой. Пруденс слегка волновалась. Сердце учащенно билось, лицо разрумянилось. Она была возбуждена, сама не зная почему. Гидеон Молверн не внушал ей опасений.
   Или внушал? Нелепая мысль! Она знала, как вести себя с ним, с самой первой их встречи и, если бы сегодняшняя оказалась неприятной, поняла бы, что все это он делает только для того, чтобы вооружить ее на случай, если бы присяжные враждебно отнеслись к ней.
   И все же ей не очень хотелось встречаться с ним наедине. С сестрами она чувствовала бы себя увереннее. Но почему? – сердито спросила она себя. Он всего лишь мужчина. А ей довольно часто приходилось бывать наедине с мужчинами. Однако она не испытывала в их обществе беспокойства.
   Пруденс тряхнула головой, чтобы привести мысли в порядок. Она набросила плащ из альпака песочного цвета и опустила на лицо густую шелковую вуаль. Интересно, куда они отправятся? И почему он приехал за ней на автомобиле? Может быть, он снова повезет ее к себе домой и решил проявить особую учтивость, рискнув появиться с ней при свете дня? Нет, решила она. Это не в духе Гидеона.
   Она натянула перчатки, взяла сумочку, носовой платок, записную книжку и карандаш, сунула все это в карманы плаща и спустилась вниз.
   Гидеон и Честити болтали в холле. Парадная дверь была распахнута настежь. На Гидеоне была куртка из волчьего меха и плоский шерстяной шлем с козырьком, какие носят автомобилисты. Одежда не для короткой прогулки по лондонским улицам.
   Он обернулся и с улыбкой смотрел на нее, пока она спускалась по лестнице. Потом улыбка исчезла.
   – Нет, – сказал он решительно. – Так дело не пойдет.
   – О чем вы? – спросила она с недоумением.
   – Ваша одежда. Вы замерзнете. На улице солнечно, но холодно.
   – Но нам ведь недолго ехать на машине? – запротестовала Пруденс.
   Он не ответил и снова повторил:
   – Вы замерзнете. Наденьте что-нибудь потеплее.
   – Что-нибудь меховое, Пру? – предложила Честити, едва заметно пожав плечами.
   – По-моему, это совершенно лишнее. Ведь еще только октябрь и солнце светит вовсю.
   – Если у вас есть меховая одежда, настоятельно предлагаю вам надеть ее, – сказал сэр Гидеон, изо всех сил стараясь говорить как можно мягче, избегая повелительного тона. – Поверьте мне, вам это необходимо.
   Пруденс колебалась. Она едва сдержала смех: Гидеону стоило огромного труда не приказывать, что было ему присуще, а давать совет, даже уговаривать. Пруденс уже хотела сказать ему об этом, но передумала, решив уважить эту его попытку быть вежливым. Она повернулась и направилась к лестнице.
   Сестры унаследовали от матери манто из серебристой лисицы с капюшоном и три нитки жемчуга и разделили наследство между собой. Пруденс извлекла эти сокровища из сундука кедрового дерева, стоявшего в кладовой для белья, где они хранились летом, и подняла и осмотрела манто. От него исходил едва уловимый запах кедра, а не шариков от моли, как от платья, которое на ней было накануне.
   Пруденс отряхнула с манто пыль и скользнула в него. И тотчас же почувствовала себя окруженной атмосферой роскоши и элегантности. Это было чрезвычайно экстравагантное манто с высоким воротом, ласкавшим шею. Капюшон плотно прилегал к голове, закрывая уши; из-за него виднелись только тщательно уложенные рыжие локоны на лбу. Она сунула в муфту руки в перчатках и, усмехнувшись, решила, что, если даже ей будет нестерпимо жарко, она потерпит. Смотреться в зеркало не стоило, Пруденс и так была уверена, что выглядит потрясающе. Ей потребовалась секунда, чтобы переложить содержимое карманов плаща в карманы муфты, и она спустилась с лестницы.
   Честити все еще была в холле, но Гидеона видно не было.
   – Ты выглядишь просто великолепно, Пру.
   – Знаю, – ответила Пруденс. – В этом манто любая женщина так выглядит. Где он?
   – Пошел разогревать мотор. К тому же не хочет оставлять автомобиль без присмотра.
   – Он сказал, куда мы едем?
   Честити покачала головой:
   – Я спросила, но он лишь ответил, что, возможно, ты вернешься поздно, но нам не надо беспокоиться, потому что ты в надежных руках.
   – О Господи! Он невыносим! – воскликнула Пруденс. – Вообразил, будто женщинами можно манипулировать как угодно!
   – Ничего не поделаешь, так уж он устроен, – хмыкнула Честити.
   Звук клаксона, донесшийся снаружи, заставил обеих вздрогнуть. Дженкинс поспешил открыть для Пруденс дверь.
   – Думаю, сэр Гидеон ждет вас, мисс Пру.
   – Хотелось бы знать, как ты догадался, – сказала Пруденс, чмокнув Честити. – Увидимся вечером.
   – Удачи!
   Пруденс заколебалась:
   – К чему мне удача, Чес?
   Честити пожала плечами:
   – Не знаю. Удача нужна всем.
   Прозвучал еще один сигнал клаксона. Пруденс закатила глаза и поспешила к выходу.
   Гидеон стоял возле машины, поставив одну ногу на ступеньку, а руку держа на панели управления. При виде Пруденс, сбегавшей по ступенькам, он широко распахнул глаза.
   – Мне бы надо было позаботиться о санях и тройке лошадей, а также о русском морозе!
   – Лошади понесли бы, услышав ваш чертов клаксон, – сказала Пруденс запальчиво. – В нем не было никакой надобности.
   – Знаю и прошу прощения, – ответил Гидеон. – Мне следовало проявить больше терпения.
   Он галантно открыл перед ней дверцу машины и тут же испортил все впечатление, сказав:
   – Но вы ко мне привыкнете.
   – Не думаю, что это моя главная цель, – пробормотала Пруденс, устраиваясь на сиденье.
   – Вы что-то сказали?
   Он все еще стоял, придерживая дверцу.
   – Ничего, – ответила Пруденс, одарив его любезной улыбкой. – Я иногда разговариваю вслух. Вы к этому привыкнете.
   Она поудобнее разместила ноги под панелью управления. Гидеон недоумевающе поднял брови, обошел машину и сел на водительское место.
   – Вам лучше надеть вот это. – Он потянулся к задней части салона и пошарил там. – Вот, – сказал он, передавая ей автомобильные очки в оправе из металла и кожи. – Вы можете надеть их поверх собственных.
   Сам он надел такие же.
   – Зачем они мне? – спросила Пруденс, разглядывая очки.
   – Разумеется, чтобы защитить глаза от ветра во время езды. Вы сами почувствуете, что это необходимо.
   Он завел мотор, и машина плавно тронулась с места.
   – Должно быть, вы мало спите, если обычно встаете так рано, – заметила Пруденс, продолжая вертеть в руках диковинные очки. – Ведь сегодня воскресенье.
   – Простите, если я нарушил сон, необходимый вам для сохранения красоты, – ответил он весело. – Но даже при езде со скоростью двадцать миль в час потребуется примерно три часа, чтобы добраться до места.
   – Три часа! – Пруденс удивленно уставилась на него. – Куда же мы, черт возьми, отправляемся?
   – Это сюрприз, – сказал он. – Я вам уже говорил, что сюрпризы нередко бывают условием удачной кампании.
   – Только в суде, – возразила она.
   – Уж там-то само собой разумеется, – со смехом согласился он. – Но как вы справедливо заметили, сегодня воскресенье. Поэтому лучше не говорить о судах.
   – Но я думала, мы займемся подготовкой к процессу.
   – В некотором роде да, но не так, как вы это себе представляли. Не будем тратить этот прекрасный день только на дела. Нервничать, напрягаться. Вообще-то я предпочитаю не перегружать себя работой по воскресеньям. Это позволяет мне сохранять свежесть мыслей.
   Пруденс не нашлась что ответить. Она ехала на машине неизвестно куда, неизвестно зачем, с человеком, который с каждой минутой нравился ей все меньше.
   – Значит, вы мне солгали, – сказала она, наконец. – Для того лишь, чтобы втянуть меня в эту авантюру, заставить провести с вами день.
   – Но это грубое преувеличение, – запротестовал он с легкой улыбкой. – Я вам как-то говорил уже, что для подготовки к процессу мне важно узнать вас получше.
   В его словах была логика, и Пруденс не стала возражать.
   – А я думала, что хотя бы воскресенье вы проводите с дочерью, – сказала Пруденс.
   – Сара проводит воскресенье интересно и с пользой для дела, – ответил сэр Гидеон. – Ее день расписан по минутам, и для отца просто не остается времени.
   – Понимаю..
   Машина набирала скорость, и теперь Пруденс чувствовала, насколько силен ветер. У нее слезились глаза. И она надела смешные очки с выпуклыми стеклами и повернулась взглянуть на своего спутника. Он почему-то улыбался, и хотя она не видела выражения его глаз под стеклами очков, догадывалась, что вокруг них собрались веселые морщинки, а в их серых глубинах пляшут золотые искры. Его рот не стал менее чувственным с момента их первой встречи, только ложбинка на подбородке, казалось, уменьшилась. Она отвела глаза и уставилась на дорогу, глубже засунув руки в муфту.
   – Итак, куда же мы все-таки едем, Гидеон?
   – В Оксфорд, – ответил он. – Мы попадем туда как раз к ленчу в Рэндолфе. А потом, если не будет слишком холодно, покатаемся на лодке. Но в вашей шубе вы не озябнете, если даже пойдет снег.
   – И мы сделаем пятьдесят миль в одну и столько же в другую сторону за один день?
   – Я люблю ездить на машине, – ответил он с благодушной улыбкой. – Особенно на этой. Она с легкостью делает двадцать миль в час. День прекрасный, хоть ветер и резковат. У вас есть возражения?
   – А вам не приходило в голову, что у меня могли быть другие планы на этот день? – спросила Пруденс.
   – Приходило, но я решил, что в этом случае вы откажетесь от моего приглашения. – Он бросил на нее взгляд, и его улыбка стала шире. – Я старался написать записку так, чтобы было ясно, что это приглашение, а не повестка в суд. Надеюсь, мне это удалось.
   – Да, эта записка была написана любезнее, чем обычно, – согласилась Пруденс.
   – О, это неблагородно! – воскликнул он. – Я пытаюсь изменить манеру общения, а вы меня ничуть не поощряете.
   – Меня не волнуют ваши манеры, – заявила Пруденс. – Волнует лишь, как вы поведете наше дело в суде. Кстати, у меня есть кое-какая информация, которая могла бы вас заинтересовать.
   Мисс Дункан оказалась тверда как кремень. Впрочем, ничего другого он и не ожидал. Обычно женщины откликались, когда он включал на полную мощность свое обаяние. Он оторвал руку от руля и подмял ее в знак капитуляции.
   – Разрешите мне сначала насладиться своим выходным днем, Пруденс, чтобы паутина выветрилась из моей головы. У нас еще будет достаточно времени для работы.
   Пруденс нечего было возразить. Этот человек имел право на небольшой отдых хотя бы время от времени. Ее пальцы сжали записную книжку, которую она держала в муфте. Теперь следовало придумать тему для разговора.
   – В таком случае, может быть, мы займемся чем-нибудь другим? – сказала Пруденс, вынимая блокнот. – Раз уж нам предстоит провести вместе целых три часа, мы могли бы потратить их с пользой.
   Она раскрыла блокнот и принялась задумчиво покусывать кончик карандаша.
   Гидеон немного встревожился:
   – О чем вы толкуете?
   – Вы забыли, что мы обещали найти вам жену? – насмешливо спросила Пруденс.
   Он вздохнул:
   – Не начинайте снова. У меня нет настроения говорить об этом, Пруденс.
   – Прошу прощения, – извинилась она. – Но вы же согласились рассмотреть наши предложения. Если нам удастся найти для вас жену, это составит разницу между ста и двадцатью процентами компенсации за нанесенный моральный ущерб. А для нас это вопрос жизни и смерти.
   Он покачал головой.
   – Право же, вы вцепились в меня, как терьер. Ладно. Я согласен поиграть в ваши игры.
   – Это вовсе не игры, – возразила Пруденс. – Вы должны отнестись к этому серьезно. Мы составим список качеств, которые предположительно важны для вас, основываясь на пятибалльной системе.