– Разумеется, я готов попытать счастья на поле любовной битвы, если предлагаемые позиции будут для меня доступны, – сказал он, глядя ей в лицо. – К чему все эти разговоры, Пруденс?
   – Пытаюсь выяснить, какая жена тебе подойдет.
   – Возможно, я предпочту найти себе жену сам.
   – Но ведь ты согласился на мои условия.
   – Я согласился сделать попытку.
   – Я тоже пытаюсь. Поостерегись, ты сейчас врежешься в телегу, – заметила она. – Следи за дорогой.
   Гидеон чертыхнулся и резко вывернул руль, едва избежав столкновения с крепким тяжеловозом, запряженным в телегу с навозом.
   – Страшно подумать, что могло произойти, если бы мы столкнулись, – констатировала Пруденс, когда они проехали.
   – Любовалась бы лучше пейзажем и не отвлекала бы меня!
   Он выглядел раздосадованным и говорил сердито. Пруденс вспомнила о его реакции на вымокшие носки и улыбнулась. Гидеон не привык совершать промахи и реагировал них болезненно.
   – Хорошо, – миролюбиво согласилась Пруденс. – Пожалуй, я немного посплю.
   Она закуталась в свое манто, подняла воротник и, свернувшись калачиком, закрыла глаза.
   Она не заметила, как заснула, и была крайне удивлена, когда мотор заглох и они остановились возле дома на Манчестер-сквер.
   – Я проспала всю дорогу.
   – Верно, – согласился он, обходя машину, чтобы открыть для Пруденс дверцу. – И тихонько похрапывала.
   – Я не храплю, – возразила Пруденс, выходя из машины.
   – Ты уверена?
   – Знаешь, Гидеон, твоя манера разговаривать в агрессивном тоне раздражает. Возможно, в суде она приемлема, но никак не в светской беседе.
   Пруденс сняла автомобильные очки и швырнула их на сиденье, с которого только что встала.
   Гидеон сдвинул очки на лоб, почти под козырек автошлема.
   – А тебе не приходило в голову, что меня шокируют твои вопросы сугубо личного характера?
   – Я только выполняла свою работу, – заявила Пруденс, отрешенно покачав головой. – Думаю, снова дает себя знать наша взаимная антипатия.
   – Похоже на то, – согласился он. – Мне кажется, что эти наши чувства носят циклический характер. – Он коснулся пальцем кончика ее носа и вскинул брови.
   – Вполне возможно, – сказала Пруденс с неожиданной для нее самой нежностью – он снова обезоружил ее, показав другую сторону Гидеона Молверна.
   – Вполне возможно, – повторила она, – но ты провоцируешь эти реакции, Гидеон. В обычной жизни я миролюбивое и уживчивое создание. Можешь спросить моих сестер.
   – Пожалуй, не стану их беспокоить. Думаю, они всегда и во всем поддерживают тебя, стоят за тебя горой. Я предпочитаю сохранить воспоминание о страстной возлюбленной и буду вызывать его в памяти каждый раз, когда ты захочешь со мной повздорить. Тогда мне не захочется отвечать тебе в том же тоне.
   Он наклонился и поцеловал ее в кончик носа, потом в уголок рта.
   – Найди мне документы о сделках лорда Дункана с Беркли, Пруденс. Без них я ничего не смогу сделать. И приходи завтра днем в мою контору, часов после пяти. Поговорим о том, какой ты должна предстать в суде и что сделать, чтобы не оставить у присяжных неприятного впечатления.
   Он махнул ей рукой и, прежде чем она успела ответить, повернулся к машине.
   Она ждала, пока его автомобиль не исчез из виду, после чего поднялась по ступенькам к парадной двери.
   Дженкинс открыл, как только она вложила свой ключ в замочную скважину.
   – Мисс Пру! Что случилось?
   Он не мог скрыть своего беспокойства.
   – Это ты, Пру? – На верхней площадке лестницы показалась Честити. – Произошел несчастный случай? С тобой все в порядке?
   – Нет, ничего особенного не произошло, все в порядке. Машины иногда ломаются. Мы провели ночь в гостинице в Хенли.
   Она торопливо поцеловала сестру и поспешила наверх.
   – Мне надо переодеться, Чес. На мне вчерашняя одежда.
   – Да, – согласилась Честити. – А ты что, в ней спала?
   Этот вопрос заставил Пруденс остановиться. Она медленно повернулась. Честити смотрела на нее, склонив голову набок. На губах ее трепетала легкая улыбка.
   – Нет, – возразила Пруденс, – не спала. Если бы я сказала, что в гостинице есть ночные рубашки для постоялиц, оставшихся переночевать, ты бы мне поверила?
   Пруденс не удержала улыбки.
   – Не поверила бы, – ответила Честити. – Так ты собираешься рассказать мне?
   – Конечно, – рассмеялась Пруденс. – Пойдем, поможешь мне вымыть голову. Волосы в ужасном состоянии.
   Она ничего не утаила от Честити, пока сидела в гостиной и сушила перед камином волосы. В этот момент вошла Констанс.
   – Ты вернулась. Слава Богу! Вчера вечером я не на шутку испугалась, получив сообщение от Чес. Что случилось?
   – Пру уступила внезапному импульсу и провела ночь, отдавшись необузданной страсти в гостинице городка Хенли-на-Темзе, – сказала Честити, небрежно взмахнув рукой.
   – Именно так все и было, – подтвердила Пруденс.
   – Вот уж сюрприз так сюрприз! – отозвалась Констанс, усаживаясь на подлокотник дивана. – Он хорош в постели?
   Пруденс почувствовала, как щеки обдало жаром.
   – У меня не слишком большой опыт, – ответила она. – Но мне трудно представить, что бывает лучше.
   Констанс усмехнулась.
   – Звучит достаточно определенно. Вопрос в том, как это отразится на...
   – На деловых отношениях с нашим адвокатом? – перебила ее Пруденс. – Думаю, никак. Сэр Гидеон Молверн, королевский советник, – совсем не тот, с кем я провела удивительную, безумную ночь. Он переходит из одного состояния в другое с удивительной легкостью.
   Она взяла щетку для волос и принялась расчесывать влажные волосы.
   – Это хорошо, да? – с сомнением спросила Честити.
   – Конечно, хорошо, – заявила Пруденс, хотя тоже не была в этом уверена. – А что касается деловых отношений, он стоит на своем, уверяя, что той записки Беркли недостаточно для обоснования дела. – Она вздохнула. – Первое, что я сделаю завтра утром, – это пойду в банк и обследую сейф отца. Сегодня уже поздно.
   – Я думала, что мы уже обо всем договорились, – произнесла Честити, подбросив в камин еще один совок угля.
   – Знаю, и все же у меня оставалась крошечная надежда на то, что нам удастся избежать крайних мер.
   Констанс покачала головой:
   – Мы слишком глубоко увязли в этом деле, Пру, чтобы сожалеть о содеянном. Чес тебе рассказала, чем я занималась сегодня утром?
   – Нет, не было случая, – быстро ответила Честити. – Мне пришлось остаться здесь и дожидаться тебя, пока Кон отправилась на разведку выяснить, не шныряет ли кто-нибудь поблизости, вынюхивая что-нибудь о нас. – Она с беспокойством посмотрела на старшую сестру: – И что ты увидела, Кон?
   Легкость, с которой сестры говорили минутой раньше, развеялась.
   – Расскажи нам все, – попросила Пруденс, мучимая недобрым предчувствием.
   Констанс прошествовала к окну и вернулась на свое место.
   – Как мы и договорились, – начала она, – я отправилась в некоторые из точек распространения нашей газеты – к Хелен Миллинерс, к Роберту с Пиккадилли и другим. Притворилась, будто это обычный визит с целью узнать, сколько продано экземпляров газеты за прошлую неделю.
   Она замолчала. Сестры напряженно ждали продолжения.
   – Все они сказали, что какие-то люди интересовались тем, каким образом к ним доставляют газету, кто проверяет поступление выпусков, отдает распоряжения и получает деньги.
   – Это детективы, – уверенно заявила Пруденс. – Их наняли поверенные Беркли. Гидеон оказался прав.
   Констанс кивнула:
   – Конечно, никому не известно, кто мы такие. Все знают только, что мы представляем газету «Леди Мейфэра». Мы всегда под густыми вуалями, и нас невозможно увидеть и выследить. Но я полагаю, нам следует задержать выпуск на следующей неделе.
   – Задержать выпуск?
   Эта идея была столь чудовищной, что восклицание Честити не стало неожиданностью для остальных сестер.
   – Возможно, не стоит издавать газету до окончания процесса, – неохотно произнесла Констанс.
   – Но это означает признать поражение, сдаться врагу, – заявила Честити, упрямо сжав губы. – На это можно пойти лишь в самом крайнем случае.
   – А как насчет миссис Бидл? Они будут рыскать там, потому что туда приходит наша корреспонденция до востребования, – нахмурилась Пруденс. – Миссис Бидл нас не выдаст, но не хотелось бы доставлять ей неприятности.
   – Одной из нас надо завтра же отправиться к ней и потолковать, – решила Констанс.
   – Я не могу, – сказала Пруденс. – Мне надо в банк. Придется пойти кому-нибудь из вас.
   – Я готова, – согласилась Честити.
   – Неужели после бурной ночи ты смогла продолжить поиски жены для адвоката и преуспеть в этом деле? – спросила Констанс свою среднюю сестру, многозначительно подняв брови.
   – Но я пыталась это сделать, – возразила Пруденс. – Он категорически не желает иметь дела с Агнес или Лавандой.
   – Но ведь он даже не видел их, – запротестовала Честити.
   – Вряд ли для него это имеет значение. Полагаю, он вообще не принимает нашу сделку всерьез.
   – Зачем же тогда он согласился? – спросила Констанс. Пруденс пожала плечами:
   – Думаю, он счел это шуткой.
   – Конечно, теперь дело несколько осложнилось, – заметила Констанс. – Любовница ищет для партнера идеальную невесту. Ситуация, откровенно говоря, абсурдная.
   – Согласна, – произнесла Пруденс.
   – Так что можно усомниться в том, что ты вкладываешь в это дело всю свою энергию.
   – Но это именно так и есть, – с сарказмом промолвила Пруденс. – Короткая связь с клиентом не может повлиять на мою объективность.
   – Не может, – согласилась Констанс, – если связь действительно короткая.

ГЛАВА 15

   Пруденс стояла у входа в банк Хоура под моросящим дождем. Она готовилась войти, когда застекленная дверь открылась и привратник в ливрее вышел с большим зонтиком. Он поклонился и направился к ней.
   – Вы в банк, мадам?
   Привратник высоко поднял над ее головой зонт, когда она сложила свой и стряхнула с него воду. Он проводил ее в святилище, где все по непонятной Пруденс причине говорили едва слышно.
   – Леди к мистеру Фитчли, – сказал привратник чуть ли не шепотом пожилому клерку, маячившему на горизонте.
   Клерк сразу узнал посетительницу. Дамы обычно не занимались финансовыми делами, и мисс Дункан выделялась на фоне остальных клиентов.
   – Доброе утро, мисс Дункан. Скажу мистеру Фитчли, что вы здесь.
   Пруденс любезно улыбнулась.
   Она села на стул с прямой спинкой и бархатным сиденьем, положив сумочку на «олени, надеясь, что не выглядит слишком смущенной и неуверенной. Молчаливые, углубленные в работу клерки и кассиры в своих каморках едва удостаивали ее взгляда, но ей казалось, что вина ее очевидна, что она сочится изо всех пор.
   Сам мистер Фитчли вышел из своего кабинета приветствовать ее.
   – Доброе утро, мисс Дункан. Видеть вас – большая радость. Входите же, входите.
   Он махнул рукой в сторону своего кабинета.
   – Доброе утро, мистер Фитчли. Боюсь, оно несколько мокровато.
   Она снова улыбнулась, проходя мимо него в святилище. Это была маленькая темная комнатка с камином.
   – Умоляю вас, сядьте.
   Управляющий банком жестом указал ей на стул перед бюро, на котором она не заметила ни клочка бумаги. Он сложил руки на сверкающей столешнице и с улыбкой обратился к Пруденс:
   – Чем могу служить вам, мисс Дункан?
   Пруденс открыла сумочку и вынула конверт с доверенностью. Пальцы ее слегка дрожали, пока она поворачивала конверт таким образом, чтобы стала видна печать.
   – Мне надо посмотреть банковские документы лорда Дункана, мистер Фитчли. Это может показаться странным, но у моего отца возникло беспокойство по поводу некоторых операций. Он хотел бы, чтобы я с ними ознакомилась.
   Она подалась вперед и положила конверт перед банкиром. Мистер Фитчли надел пенсне, взял конверт и повертел в руках.
   – Надеюсь, беспокойство лорда Дункана не связано с обслуживанием, предоставляемым ему банком? Семья графа пользуется нашими услугами уже несколько поколений.
   Пруденс поспешила уверить его, что с этой стороны все в порядке:
   – Разумеется, к вам нет никаких претензий. Просто он хочет освежить в памяти содержание некоторых сделок четырех – или пятилетней давности. – Она смущенно улыбнулась. – Как вы знаете, мистер Фитчли, я веду финансовые дела семьи. У моего отца на это не хватает времени.
   Менеджер кивнул:
   – Да, ваша покойная матушка, незабвенная леди Дункан, говорила мне то же самое.
   Он взял нож для бумаг, вскрыл конверт, развернул хрусткую веленевую бумагу и внимательно прочел ее. Потом положил письмо на бюро, разгладил мягкой белой ладонью.
   – Похоже, все в порядке, мисс Дункан. У нас есть место, где клиенты могут ознакомиться с бумагами. Будьте любезны, следуйте за мной.
   Он поднялся из-за своего бюро и пошел впереди, в главное помещение банка. Пруденс последовала за ним через комнату с полом, выложенным мрамором, мимо каморок, где усердные клерки опускали глаза при приближении начальства. Мистер Фитчли открыл дверь и отошел в сторону, пропуская Пруденс в комнату, похожую на камеру, где помещались только стол и стул. Серый свет сочился сквозь маленькое оконце.
   – Боюсь, здесь немного промозгло, – сказал он. – Мы не разжигаем камина, если клиент не сделал предварительного заявления о своем приходе.
   – Прошу прощения... Конечно, мне следовало это сделать. Но все получилось внезапно, – сказала Пруденс.
   – Не беспокойтесь, мисс Дункан. Располагайтесь, я прикажу клерку принести папки с документами. Сейф тоже хотите осмотреть?
   – Да, пожалуйста.
   Управляющий удалился с поклоном, закрыв за собой дверь. Пруденс била дрожь от промозглой сырости, и она принялась мерить шагами маленькую комнатку от стены до стены. Через десять минут дверь снова открылась, вошел клерк с охапкой папок, а за ним следовал другой с закрытым на ключ сейфом. Они положили на стол папки и поставили сейф.
   – Зажечь газ, мадам? – спросил первый клерк.
   – Да, пожалуйста.
   Пруденс взяла ключ, лежавший наверху сейфового ящика, и вставила в замок. Зажгли газ, и в комнатке возникла иллюзия тепла. Безрадостную комнату газовый рожок осветил мягким сиянием.
   – Не желаете ли кофе, мадам?
   – Это было бы прекрасно. Благодарю вас.
   Они ушли, а она села за стол и подняла крышку ящика.
   Если у отца были основания скрывать какие-то бумаги, то они, несомненно, должны храниться в сейфе, подумала Пруденс. В ящике оказалась только стопка бумаг. Она вынула их, и в этот момент вернулся клерк с подносом, на котором стоял кофе и лежало на тарелке несколько зачерствевших и несъедобных бисквитов. Он поставил поднос на стол. Пруденс улыбнулась и подождала, пока клерк удалился, притворив за собой дверь. Потом разложила бумаги на столе.
   Брачное свидетельство ее родителей, свидетельства о рождении сестер, свидетельство о смерти матери, завещание матери, завещание отца. Ни одна из этих бумаг не представляла для нее интереса. Она знала, что небольшое состояние матери целиком было истрачено на «Леди Мейфэра». Леди Дункан не приходило в голову брать деньги с издателей. Поэтому она тратила собственные средства, чтобы газета функционировала. Завещание лорда Дункана было составлено просто и ясно. Все его имущество должно было быть разделено поровну между тремя дочерьми. Впрочем, от его имущества остались только долги, подумала Пруденс. Содержание дома в Хэмпшире со всеми арендаторами и другими зависевшими от них людьми, как и содержание дома в Лондоне пожирали те мизерные доходы, которые они получали от своего поместья. Пруденс вернула бумаги в сейфовый ящик и приступила к чтению последней.
   И тут, глядя на нее, она ощутила приступ тошноты и с минуту не могла поверить в то, что читала. Это был юридически оформленный документ.
   Залоговое письмо на дом на Манчестер-сквер, дом, которым семья Дунканов владела со времен королевы Анны. Она смотрела на бумагу невидящими глазами. Глотнула кофе. Снова посмотрела на бумагу. Письмо было датировано 7 апреля 1903 года. И дом был заложен, согласно этой бумаге, компании «Граф Беркли и К°».
   Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы связать все воедино. Дом на Манчестер-сквер, 10, был заложен графу Беркли, – дом, который за всю историю своего существования не был заложен ни разу. В груди Пруденс медленно загорался гнев. Почему? Что, ради всего святого, могло заставить ее отца передать право на владение этим домом, своим наследием, предметом гордости, семейной гордости?
   Отчаяние.
   Другого объяснения она не находила. Другого объяснения и быть не могло. Пруденс уронила бумагу в сейфовый ящик – она внушала ей отвращение, как что-то омерзительное и ядовитое. Она разыскала папку, содержавшую документы за 1903 год. Выплаты начались в январе... выплаты «Графу Беркли и К°». Каждый месяц выплачивалась сумма в тысячу фунтов. В апреле выплаты прекратились. Но в апреле лорд Дункан выдал графу Беркли закладное письмо на лондонский дом. Он уже больше не мог выплачивать деньги, которые, как она предположила, почему-то обязался платить, и сделал единственно возможную вещь.
   Она взяла папку со счетами за предыдущий год. Выплаты начались в октябре. За что – этого она понять не могла. Неужели Беркли шантажировал отца? Уму непостижимо! Они были закадычными друзьями, во всяком случае, лорд Дункан в этом не сомневался.
   Пруденс достала из сумочки записку Беркли, найденную в библиотеке среди бумаг отца. Выплаты... расчеты... проценты. Она вернулась к бумагам из депозитного сейфового ящика. И наконец нашла то, что искала. Бумага оказалась заткнутой в прореху, образовавшуюся в кармане подкладки. 5 октября 1902 года... это было за несколько недель до смерти жены, ее страдания лорд Артур Дункан не в силах был видеть, он согласился финансировать проект по строительству Транссахарской железной дороги. Согласился выплачивать компании «Граф Беркли и К°», руководившей осуществлением проекта, по тысяче фунтов в месяц.
   Когда денег не осталось, лорд Дункан подписал закладное письмо на свой дом. Пруденс снова пошарила в кармане подкладки. Там оказался еще один листок бумаги. Точнее сказать, половина страницы, скатанная в виде тонкого рулона, похожего на сигарету, будто получатель был не в силах прочесть письмо. Когда Пруденс развернула бумагу, она поняла почему.
   «Мой дорогой Дункан!
   Очень сожалею, но вынужден сообщить тебе дурную новость.
   Снова осложнения с Махди, а люди все еще помнят неприятности с Гордоном в Хартуме. К сожалению, сейчас, похоже, никто не заинтересован в нашем небольшом проекте. Все готово к началу работ, люди ждут.
   Но те, кто прежде нас поддерживал, теперь готовы пересмотреть наше соглашение. Понимаете, тут замешаны политические интересы. Все мы оказались в бедственном положении с долгом в сто тысяч фунтов. Но уверяю вас, мы не будем закладывать ваш дом, если положение не станет совсем уж отчаянным.
   Беркли».
   Значит, в тот момент положение еще не было отчаянным, размышляла Пруденс. Трудно себе представить, что отец возобновил ежемесячные выплаты по тысяче фунтов, черпая деньги из семейного бюджета, а она ничего об этом не знала. Значит, угроза заложить дом висела над ним словно дамоклов меч. Должно быть, это не давало покоя отцу. И все же он готов выступить в суде, свидетельствуя в пользу вора, обманщика и отпетого мерзавца?
   Это было выше ее понимания. Человек, измученный горем, мог принять необдуманное и неразумное решение. Но ведь ее мать умерла четыре года назад. За это время отец должен был осознать, какова реальность.
   Пруденс откинулась на жестком стуле и забарабанила по столу кончиком карандаша. Должно быть, гордость помешала Артуру Дункану признать свои ошибки и бросить обвинения в лицо человеку, обманувшему его. Только гордость. Других причин Пруденс не видела.
   Она снова выпрямилась на стуле. Как бы то ни было, у них появилось нечто, способное подкрепить обвинения в финансовых махинациях. Теперь им следовало основательно изучить подноготную компании «Граф Беркли и К°». Но существовала ли она вообще как юридическое лицо? Идея проложить железную дорогу через пустыню Сахару всегда казалась Пруденс абсурдной. Любому нормальному человеку она показалась бы нелепой. Но чтобы начать дело, необходимо доказать, что все это являлось надувательством с самого начала, что лорда Дункана втянули в эту аферу обманом и, когда он уже не смог выплачивать ежемесячно оговоренную тысячу фунтов, ему пришлось пожертвовать семейной собственностью.
   Теперь, не испытывая ни малейших угрызений совести, Пруденс спокойно вынула из сейфа все необходимые бумаги и соответствующие страницы из папки и положила их в свою сумку. Гидеон сообразит, с кем следует связаться и кого использовать, чтобы заглянуть в бумаги компании «Граф Беркли и К°» и проверить ее правомочность. Она проглотила остатки кофе, заперла сейф, привела в порядок папки и вышла из комнаты. Клерк проводил ее до двери, и она, выйдя под дождь, раскрыла зонт.
 
   Честити стояла на углу узкой улочки возле лавки скобяных товаров и наблюдала за лавкой миссис Бидл на противоположной стороне. Прошло уже минут десять с тех пор, как мужчина в мягкой фетровой шляпе и довольно потрепанном макинтоше позвонил в дверь и скрылся за ней.
   Моросил мелкий дождь, но Честити в плаще-бербери и водонепроницаемой шляпе с наполовину опущенной вуалью, под большим зонтом была хорошо защищена от непогоды. С тех пор как подозрительный человек вошел в лавку, Честити уже разок прошлась по улице, но с противоположного тротуара не смогла разглядеть, что происходит внутри, а перейти дорогу и таким образом привлечь к себе внимание не рискнула.
   Дверь угловой лавки открылась, и Честити отвернулась, притворяясь, что разглядывает сквозь стекло железные котелки и чайники в лавке скобяных товаров. Бросив взгляд через плечо, она убедилась, что человек в мягкой шляпе направляется к остановке омнибуса. Лавка миссис Бидл хорошо просматривалась оттуда, но Честити решила, что не стоит рисковать и входить в лавку, пока незнакомец не сядет в омнибус. Но если долго стоять под дождем, это тоже может показаться странным. Поэтому Честити вошла в лавку скобяных товаров, стряхивая воду с зонта.
   Услышав звон дверного колокольчика, из задней части лавки появился человек в переднике.
   – Доброе утро, мадам. Чем могу служить?
   Он оглядывал ее с интересом и удивлением. Обычные посетители, заглядывавшие в его лавку в этой части Кенсингтона, не носили плащей-бербери. Интересно, что могло понадобиться этой леди?
   Честити лихорадочно соображала и наконец сказала:
   – Мне нужен утюг.
   – У меня есть для вас самый что ни на есть лучший – то, что нужно, мадам. Литой, с очень гладкой поверхностью. Нагревается мигом. Ваша прачка будет в восторге.
   Он поспешил в заднюю часть лавки, а Честити остановилась у окна, вытягивая шею, чтобы увидеть, стоит ли еще человек в мягкой фетровой шляпе на остановке или уже уехал. У нее не было ни малейшего желания обременять себя тяжелым и совершенно ненужным предметом, таким, как литой утюг, к тому же, вероятно, дорогим, но она не могла уйти, если тип, вызвавший ее подозрение, все еще был здесь.
   Из лавки невозможно было увидеть остановку омнибуса. Поэтому Честити открыла дверь и выглянула на улицу. Услышав звон дверного колокольчика, владелец скобяной лавки стремительно появился, опасаясь упустить покупательницу. Честити увидела в дальнем конце улицы омнибус и подозрительного типа, который садился в него.
   – Вот утюг, мадам, – сказал за спиной Честити хозяин лавки.
   Честити обернулась.
   – Говоря по правде, я передумала. Пришлю за утюгом прачку. Пусть сама выбирает. Ждите ее сегодня днем.
   Улыбнувшись, Честити выскользнула из лавки, оставив обескураженного хозяина с утюгом в руках.
   Она постояла, прежде чем перейти дорогу, проводила взглядом омнибус и, как только он скрылся за углом, метнулась через улицу в лавку миссис Бидл.
   – О, это вы, мисс Чес? – Миссис Бидл подняла глаза от прилавка, где наполняла большую стеклянную банку мятными леденцами. – Вы едва не столкнулись с человеком, который спрашивал о вас. Он заходил уже второй раз.
   Честити прислонила зонт к двери и подняла вуаль.
   – Он представился? Чего он хотел?
   Миссис Бидл нахмурилась, пытаясь вспомнить.
   – Он не представился, сказал только, что ему было бы интересно побеседовать с кем-нибудь из газеты «Леди Мейфэра», и спросил, не знаю ли я, где вас найти. Мол, у него для вас хорошие новости. – Она покачала головой и возобновила свою работу. – Мне он не понравился. Что-то в его манерах насторожило меня.
   – Надеюсь, вы ничего ему не сказали?
   Женщина подняла на нее глаза:
   – Неужели вы меня не знаете, мисс Чес? Я сказала ему, что понятия не имею, что получаю почту, и все.
   – Но ведь он мог спросить, кому вы отдаете газеты, кто за ними приходит. – Честити была все еще взволнована, хотя понимала, что такой напористостью может обидеть миссис Бидл.
   – Да, именно об этом он и спросил. Я ответила, что каждое воскресенье за ними приходит мальчик. Кто он – не знаю. Сказала, что это не мое дело. Все это я повторила ему дважды, оба раза, когда он приходил.
   Она прикрутила крышку и вытерла руки о передник.
   – Думаю, вы не прочь выпить чашечку чаю, мисс Чес. Пройдите в заднюю комнату.
   – Благодарю вас, – сказала Честити, следуя за хозяйкой в уютную кухню, помещавшуюся за занавеской. – Я вовсе не имела в виду ничего обидного, миссис Бидл. Дело в том, что мы все очень взволнованы.