Фэйзер Джейн. Охота за невестой

   – Думаю, ей еще рано выходить замуж, – заметила Пруденс. – Надо ей сообщить, что мы принимаем клиентов не моложе двадцати одного года.
   – Ну, это не совсем так. Мы ведь нашли мужа Эстер Уинтроп, – заметила Констанс.
   – Но лишь для того, чтобы отвадить Лукана от Чес. К тому же мы не сомневались, что из них выйдет отличная пара. Вряд ли стоит заниматься такими юными клиентками, о которых мы к тому же ничего не знаем. Эта так называемая мачеха – возможно, преданная и очень заботливая женщина, а девица просто взбалмошная и капризная.
   – Не исключено, – промолвила Констанс, сложив письмо и задумчиво постукивая им по ладони. – Не говоря уже о том, что мы просто не можем в данный момент предложить конкретный вариант. Все наши ресурсы исчерпаны. Вдобавок пришлось бы потратить целый день и взять билеты на поезд до Уимблдона, чтобы встретиться с ней.
   Он Констанс не ускользнул взгляд, который Пруденс бросила на Честити. Она догадалась, что сестры уже не раз обсуждали этот вариант. Честити с ее нежным сердцем и отзывчивостью частенько вступала в конфликт с прагматичной и лишенной сентиментальности Пруденс. И решающее слово оставалось за Констанс. Так было и на этот раз.
   – Я согласна с Пру, – сказала Констанс. – Прости, Чес, но нам следует проявлять практицизм.
   Честити кивнула. Несмотря на чувствительность, она знала, когда следует выдержать бой, а когда капитулировать.
   В данном случае девица из Уимблдона должна была сама найти путь к избавлению.
   – Итак, этот вопрос решен.
   Констанс положила письмо на стол. Пруденс выглядела так, будто избавилась от тяжкой повинности. Она терпеть не могла конфликтовать с сестрами. Она посмотрела на Честити с печальной улыбкой. Та в ответ лишь пожала плечами.
   – А что во втором письме? – спросила Констанс.
   – Думаю, оно сулит нечто большее. – Честити протянула ей письмо. – Пру и я уверены, что знаем, от кого оно, хотя автор – а это, несомненно, дама – воспользовался вымышленным именем.
   Она указала на подпись в конце письма.
   – Вряд ли Ифигения – ее настоящее имя.
   – Наверное, нет, – согласилась Констанс. – Не Ифигению ли Агамемнон принес в жертву богам, чтобы вымолить благоприятный ветер, который помог бы доплыть до Трои? – Она углубилась в чтение. – Теперь понимаю, – сказала она, дочитав до конца. – Вы полагаете, что письмо написано леди Нортроп. Она всегда уснащает свои высказывания совершенно неуместными классическими аллюзиями.
   – А разве это не похоже на нее? Если ее и не принесли в жертву, она все же пострадала – овдовела четыре года назад, а теперь в расцвете лет не согласна на безрадостное будущее без любви.
   – При этом любовь для нее – это плотские радости, – перебила сестру Пруденс. – Обрати внимание на то, как она описывает себя: «Богатая. Брюнетка с карими глазами, щедро одаренная женскими прелестями, с прекрасной фигурой, одетая с безупречным вкусом, не обделенная вниманием мужчин». Ну кто еще мог так написать о себе, если не Дотти Нортроп? Кстати, о безупречном вкусе, – добавила она. – С этим я готова поспорить.
   – Да, она не из тех, кто прячет свои прелести, – снова согласилась Констанс. – А ими природа ее щедро одарила.
   – К тому же всем известно, что она безбожная кокетка, – заметила Честити.
   – Почему в таком случае она сама не может найти себе мужа? Ведь на нее любой мужчина польстится.
   Констанс поднялась, чтобы налить себе еще кофе.
   – Мужчины, которых она привлекает, непригодны для брака, – заявила Пруденс.
   – Но есть ли кто-нибудь, неизвестный ей, кого мы могли бы порекомендовать?
   – Об этом стоит подумать. Если мы найдем подходящего жениха, пригласим обоих на один из наших еженедельных приемов. Так же как мы поступили с Миллисент и Неизвестным.
   – Мы могли бы ей намекнуть, чтобы она носила декольте поскромнее и не злоупотребляла духами и бриллиантами, – размышляла вслух Честити. – Причем сделать в деликатной форме, чтобы это выглядело рекомендацией, которую мы даем всем клиентам.
   – Предоставим это тебе, Чес. Тактичный совет – это по твоей части. Одно мы знаем наверное: Дотти вполне способна внести вступительный взнос.
   В этот момент в дверь постучали и Пруденс повернулась:
   – Войдите.
   Дженкинс открыл дверь.
   – Мистер Энсор, леди, с лордом Дунканом. Хотят, чтобы вы спустились в большую гостиную и присоединились к ним. Они собираются выпить шампанского.
   – Спасибо, мы тотчас же спустимся.
   Констанс взглянула в зеркало над камином и заправила выбившуюся прядь.
   – Не в твоих привычках вертеться перед зеркалом, Кон, – заметила Пруденс с лукавой улыбкой. – Замужество изменило тебя.
   – Ветер растрепал волосы, – ответила Констанс, – когда я выходила из машины.
   Сестры, смеясь, спустились вниз. Когда они направлялись в гостиную через холл, то услышали возбужденный голос лорда Дункана и переглянулись. Его лордство с жаром выражал свое негодование по поводу клеветы, порочащей его друга. Судя по стремительности его монолога, зять ни слова не мог вставить.
   – Черт возьми! – пробормотала Констанс. – Он собирается показать Максу статью, а у меня даже не было возможности подготовить его.
   Она судорожно сглотнула, распрямила плечи и открыла дверь гостиной.
   – Ты ведь сказал, что приедешь через два часа, Макс. Тебе удалось повидать премьер-министра?
   Ее взгляд метнулся к столу, разделявшему мужчин. На нем лежали обе газеты – «Пэлл-Мэлл газетт» и «Леди Мейфэра». Обе были раскрыты на страницах, обличавших ее и ее сестер.
   Макс проследил за ее взглядом и строго посмотрел на нее.
   – Я его видел, – ответил он лаконично.
   Молодых своячениц он приветствовал с большей теплотой, хотя более сдержанно, чем обычно.
   – Я рассказывал Энсору об этом позоре, – загремел лорд Дункан, указывая на газету. – Если мне удастся найти автора этой грязной статейки, я отхлестаю его кнутом. Изобью до полусмерти.
   – И правильно сделаете, – сухо откликнулся Макс, бросив взгляд на жену. Та не отвела глаз.
   – Ладно, хватит об этом! Дженкинс, ты принес шампанское? Почему «Тэттингер»? Я ведь сказал, что нужна «Вдова Клико».
   Лорд Дункан свирепо ощетинился, глядя на наклейку на бутылке.
   – «Вдовы Клико» больше нет, сэр, – спокойно ответил Дженкинс. – Харперы больше не поставляют этот сорт вина.
   Лорд Дункан вскипел от ярости.
   – У них почему-то иссякают запасы в торжественный момент. Я пожалуюсь самому Харперу.
   – Да, сэр.
   Дженкинс откупорил бутылку и разлил влагу цвета соломы в пять хрустальных бокалов. Он вручил по бокалу всем собравшимся и, сделав вид, будто не заметил, как напряжены сестры, поклонился и вышел.
   Следующие полчаса стали для сестер сущей пыткой из-за подчеркнутой любезности их отца и сдержанного раздражения Макса Энсора. Наконец, после того как путешествие по Нилу было обсуждено с лордом Дунканом в мельчайших подробностях, Макс Энсор поставил свой бокал.
   – Констанс, – сказал он, – нам не следует забывать о визите к моей сестре. Она обидится, если мы не навестим ее в день прибытия домой.
   – Конечно, – с готовностью согласилась Констанс. – Отец, надеюсь, ты скоро пообедаешь с нами?
   Он с улыбкой принял ее поцелуй.
   – Ты восхитительна, моя дорогая. Я с нетерпением жду возможности увидеть тебя в твоем новом доме. Может быть, ты пригласишь Беркли?
   Улыбка Констанс была столь же безмятежна, как поверхность Мертвого моря.
   – Да, конечно. А также кое-кого из твоих партнеров по бриджу. Мы смогли бы после обеда сыграть роббер-другой.
   – Прелестно, моя дорогая. – Он похлопал дочь по плечу и повернулся к своему зятю; – Как хорошо, что вы вернулись в Лондон, Энсор. Я жду не дождусь момента, когда мы с вами сможем обсудить новый состав парламента.
   – Для меня это будет большим удовольствием, лорд Дункан, – сказал Макс, позволяя жене и ее сестрам увлечь себя в холл. – Кажется, ваша гостиная наверху?
   – Да, – ответила Констанс, направляясь к лестнице. – Нам нужна кое-какая информация, Макс.
   – Сомневаюсь в том, что это единственное, что вам нужно, – пробормотал ее муж, пропуская вперед Пруденс и Честити.

ГЛАВА 4

   Констанс почувствовала руку Макса на своей талии, как только начала подниматься по лестнице вслед за сестрами. Конечно, это можно было бы принять за нежность мужа, предъявляющего права на жену, но она была не дура и поняла все правильно. Макс очень недоволен.
   Он закрыл за ними дверь гостиной. Огляделся, шагнул к секретеру, где лежал экземпляр их газеты. В комнате повисло напряженное молчание, пока он перечитывал статью.
   – Напрасно я надеялся, что это всего лишь игра моего расстроенного воображения, – пробормотал он, дочитав статью до конца.
   Скатав газету в рулон, он стоял теперь, постукивая ею по бедру, и смотрел на Констанс.
   – Конечно, это твоя работа.
   Она кивнула.
   – Эта статья была написана много недель назад, еще до того, как мы поженились.
   – Ради всего святого, женщина, ты совсем лишилась рассудка?
   Констанс тотчас же оставила свой покаянный тон:
   – Не говори со мной так, Макс. И не употребляй слово «женщина» в столь оскорбительной манере.
   Пруденс и Честити переглянулись и сели рядышком на диван, ожидая, что будет дальше.
   – А чего ты от меня ожидала? – спросил Макс. – Неужели не могла предупредить, что объявляешь войну Беркли? Это гнусная кампания против достойного и уважаемого человека.
   – Погоди, – перебила его Констанс, а обе ее сестры вскочили на ноги.
   – В этом Беркли нет ничего достойного. Его не за что уважать, – заявила Пруденс. Ее обычно бледное лицо раскраснелось, зеленые глаза сверкали. – Констанс говорила со всеми тремя женщинами, упомянутыми в статье, и видела их детей. Они буквально голодают.
   – Они живут в нищете, – добавила Констанс. – Они не лгали, Макс.
   – Ты только представь, что значит быть изнасилованной своим хозяином, забеременеть и оказаться выброшенной на улицу с соответствующей характеристикой, без всяких средств к существованию, – вставила Честити.
   Сестры наступали на Макса, и он даже попятился.
   – Я его не одобряю, – ответил он, – но это уже слишком. – Он взмахнул свернутой в рулон газетой. – Это атака на личность, такая статья способна уничтожить человека.
   – Да, мы готовы его уничтожить, – сухо заметила Констанс. – Он волокита, насильник, обманщик и вымогатель...
   – А где доказательства? – спросил Макс.
   Пруденс скорчила гримаску:
   – Мы располагаем только слухами.
   Макс стремительно повернулся и уставился на нее:
   – Так это единственное, чем вы располагаете? Слухами? Я думал, у вас больше здравого смысла, Пруденс.
   Констанс все поняла и подумала, что не всегда вела себя столь осмотрительно, как сестра.
   Пруденс покраснела, но спокойно ответила:
   – Мы согласны, что следовало поступить разумнее. И все же нашли адвоката, готового защищать «Леди Мейфэра».
   – Да, нашли, – вмешалась Честити.
   – Это сэр Гидеон Молверн, – уточнила Пруденс. – Он примет нас в следующий четверг. Ты знаешь такого? – обратилась она к Максу.
   Макс ответил вопросом на вопрос:
   – И как вы собираетесь сохранить анонимность в суде?
   – Пока не знаем, – сказала Констанс. – Надеемся, что сэр Гидеон что-нибудь придумает.
   – Да. Так ты его знаешь, Макс? – наседала Пруденс. – Он член «Миддл темпл» и...
   – Мне это известно, – бросил зять.
   Пруденс посмотрела на старшую сестру. Та лишь пожала плечами. Они ни к чему не придут, если будут конфликтовать с Максом, в то время как нуждаются в его помощи. Ведь он может просветить их по некоторым вопросам.
   – Хочешь виски, Макс? – с улыбкой спросила Честити вполне дружелюбным тоном.
   Он, прищурившись, посмотрел на нее, потом перевел взгляд на ее сестер: с одной стороны, они жаждали примирения, с другой – пылали негодованием. Неожиданно Макс улыбнулся. Это была победа. Впрочем, редко кому удавалось одержать верх над сестрами Дункан.
   – Тебе смешно? – спросила Констанс, заподозрив неладное.
   – Это уже второй случай, когда мне удалось одержать победу над вами тремя, – сказал он, еще шире улыбнувшись.
   – Ладно, – согласилась Констанс. – Ты повеселился за наш счет. А теперь скажи, что ты знаешь об этом адвокате.
   – Вы хоть представляете, во сколько вам обойдутся его услуги? – спросил Макс.
   – У нас есть кое-какие запасы, – ответила Пруденс смущенно. Ее близорукие глаза за стеклами очков метали молнии. – Неприкосновенный фонд на случай непредвиденных обстоятельств. Но это тебя не касается, – добавила она и тотчас же пожалела о сказанном. – Прошу прощения. – Она ущипнула себя за переносицу. – Я не хотела быть невежливой. Просто я слишком подавлена.
   – Ты не одна в этом деле, Пру, – быстро отреагировала Констанс. – Но тащишь на себе львиную долю забот, связанных с нашим делом.
   Пруденс ответила слабой улыбкой:
   – Я знаю. Но боюсь даже думать о том, что будет, если мы проиграем.
   – Ну, Гидеон Молверн сделает все, чтобы этого не случилось, – успокоил их Макс, понимая, что сестры гораздо больше оценят поддержку, чем изъявление сочувствия. – У него блестящая репутация, он один из лучших адвокатов в «Судебных иннах» и редко проигрывает дела.
   Это прекрасно, размышляла Пруденс. Как раз то, что им нужно. Но как, черт возьми, они оплатят его услуги? Пруденс приуныла, что было ей совершенно несвойственно. Даже аванс в пятьдесят гиней они с трудом наскребли. И то благодаря щедрости засидевшихся в девицах доброхоток. Не то пришлось бы ломать голову над тем, что еще заложить.
   Сестры Пруденс представляли все сложности чисто теоретически; порой ей казалось, что они не осознают реальности их положения так же ясно, как она. На ней лежала ответственность за финансы семьи. Она была бухгалтером и самой практичной из сестер.
   Она не роптала на то, что на нее возложили такую ответственность, но несла эту ношу одна.
   – Возможно, все обойдется, – продолжал Макс. – Он выбирает дела придирчиво, может себе это позволить, – добавил он, не поверив в заявление Пруденс о якобы имевшихся в их распоряжении ресурсах. – Случалось, что он брался за дело бесплатно, если оно вызывало у него интерес. – Он заметил, как заблестели три пары зеленых глаз. – Бывало и так, что он договаривался с клиентом о том, что в случае выигрыша получит часть денег от клиента, если тому будет присуждена компенсация от проигравшей стороны.
   – Что же, это вполне справедливо, – хмурясь, заметила Пруденс. – За то ему и платят, чтобы выиграл дело.
   – Попытайтесь убедить его, что дело интересное, но выиграть его нелегко и что оно заслуживает его внимания.
   – Ну, это проще простого, – смеясь, произнесла Констанс. – Дело действительно неординарное, и клиентами его будут три преступницы, желающие сохранить анонимность.
   – Эту проблему я предоставляю разрешить вам, леди, – сказал Макс с легким поклоном.
   – А сэр Гидеон был удостоен рыцарского звания за заслуги в своей адвокатской практике или титул у него наследственный? – поспешила спросить Пруденс, когда Макс направился к двери.
   – Он был посвящен в рыцари после того, как успешно завершил дело, в котором был замешан один из самых сомнительных приятелей короля, – ответил Макс, нажав на дверную ручку. – Ты идешь, Констанс? Нам просто необходимо навестить Летицию.
   – Да, – отозвалась она с неохотой. – Давайте встретимся все у Фортнума сегодня днем и выпьем там чаю. А, Пру? А заодно обсудим дальнейшие действия.
   Пруденс кивнула.
   – Макс, а этот сэр Гидеон выступает только в роли защитника? Или обвинителя тоже?
   – Он специализировался на защите.
   – Ну, это уже кое-что, – заявила Честити. – Нам остается только убедить его, что несправедливо обвинять в клевете «Леди Мейфэра».
   – То есть одну из вас, – подытожил Макс. – Я бы посоветовал вам со всей серьезностью не ходить на свидание с ним всем вместе.
   – Почему? – удивилась Констанс. Она стояла перед зеркалом, прикалывая к волосам норковую подушечку, изображавшую шляпку.
   Макс колебался, стараясь найти наиболее приемлемый ответ со всей деликатностью профессионального дипломата.
   – Он ужасный человек, но не стоит устраивать на него засаду, – сказал он наконец. – Не знаю, как Гидеон относится к женщинам, но готов держать пари, что он никогда не встречал таких, как вы.
   – Может быть, стоит отменить нашу встречу? – спросила Констанс с нежнейшей улыбкой, отвернувшись от зеркала. – Думаешь, мы похожи на гарпий?
   – Не стоит продолжать этот разговор, Констанс, – решительно произнес Макс, открывая ей дверь. – Я всего лишь высказал свое мнение. Можете принять его к сведению или пренебречь им.
   – Полагаю, мы примем его к сведению, – заявила Пруденс. – Да, кстати, имей в виду, Кон: Летиция убеждена, Что ты ночевала в палатке посреди пустыни, что вся кожа у тебя повреждена песчаными бурями, а волосы свалялись от пыли.
   – Постараюсь ее разубедить, – отозвалась Констанс.
   – Хотелось бы знать, удалось ли вам отведать глазные яблоки овец? – поинтересовалась Честити, провожая сестру и ее мужа вниз по лестнице.
   – Боже милосердный! Откуда ты это взяла? – в шоке воскликнул Макс.
   – Мы думали, у кочевников Сахары это деликатес, – сообщила Честити.
   – Нет, мы их не пробовали, – ответила Констанс очень серьезно. – Макс категорически отказывался пробовать что-либо незнакомое.
   – До чего же ты прозаичен, Макс, – упрекнула его Пруденс. – Я думала, что, отправляясь в такую экзотическую страну, как Египет, ты захочешь соприкоснуться в полной мере с ее культурой. Мама бы это приветствовала.
   Макс знал по опыту, что единственный способ поставить точку в этой сложной дискуссии – это уйти, и сказал:
   – Пойдем, Констанс.
   Он взял ее за руку и поспешил вниз по лестнице, в то время как Констанс посылала через плечо воздушные поцелуи сестрам.
   – Встречаемся в четыре у Фортнума, Кон! – весело крикнула Честити им вслед. Лицо Пру оставалось непроницаемым.
   Честити положила руку ей на плечо.
   – Мы справимся с этим, Пру. Должны справиться.
   Пруденс вздохнула:
   – Знаю. Но если даже Макс, когда речь заходит о правах, считает, что Молверн может быть опасным, то как нам, ради всего святого, иметь с ним дело?
   – Да мы сами можем запугать кого угодно. Макс тоже так думает. Особенно ты, – сказала Честити.
   – Я? – Пруденс сняла очки и воззрилась на сестру. – Полагаешь, что жребий пал на меня?
   – Ну, это совершенно очевидно, – ответила Честити. – Ясно как день.
   Нахмурившись, Пруденс принялась размышлять, почему у сестры возникло подобное мнение.
   – Сегодня днем мы узнаем, что думает на этот счет Кон. Возможно, она захочет все взяты на себя.
   – Она написала эту статью, – сказала Пруденс, но интуиция подсказала, что подвиг придется совершить ей. Убедить сэра Гидеона Молверна в том, что именно она автор статьи. В памяти всплыл его образ. Она видела его всего раз, в тусклом свете холла. И запомнила только его глаза. Серые и очень проницательные. Они излучали сияние и были устремлены прямо на нее. А его голос... он буквально завораживал.
   В этот день, отправляясь на встречу с сестрами и идя по Пиккадилли, она ощущала большую уверенность, чем прежде. Честити написала письмо страдающей мисс из Уимблдона, и Пру вышла из дома рано, чтобы заскочить на почту и отправить его. Пруденс наслаждалась прогулкой. Стояла осень, но день выдался прекрасный, хотя и не теплый, и Лондон предстал перед Пру во всей красе. Деревья принимали осеннюю окраску – листья были темно-красными и коричневато-оранжевыми, и в воздухе ощущался слабый аромат жареных каштанов. Пру прошла мимо продавца каштанов и остановилась в нерешительности, искушаемая их ароматом, но она уже находилась в нескольких шагах от чайной Фортнума и едва ли было прилично войти туда с кульком каштанов, свернутым из газеты.
   Удастся ли ей убедить адвоката в правомерности дела, столь сомнительного с точки зрения правосудия? Возможно, у них и не было достаточно доказательств их правоты, точнее – их вообще не было, но, пожалуй, именно сейчас настало время их собирать. Эта мысль так поразила ее, что она остановилась как вкопанная. Мужчина, шедший следом за ней, метнулся в сторону, чтобы избежать столкновения, и быстро прошел мимо, бросив на нее удивленный взгляд. Она смущенно улыбнулась и медленно двинулась дальше. Почему они не подумали об этом раньше? Возможно, помешала привязанность отца к его другу. Она поймала себя на том, что вполголоса напевает, и ее охватило незнакомое чувство легкости. Она улыбнулась привратнику, придержавшему для нее застекленные двери, и вошла в широкий мраморный вестибюль чайной. На возвышении играл струнный квартет, а официанты во фраках и официантки в белых наколках с кружевами и оборочками сновали между столиками с тележками, нагруженными кексами и блюдами под серебряными крышками. Кафе было переполнено.
   – Миссис Энсор и высокородная мисс Честити Дункан сидят вон там, в дальнем алькове, мисс Дункан. – Метрдотель отвесил ей поклон. – Соблаговолите следовать за мной.
   – Благодарю вас, Уолтер.
   Пруденс последовала за метродотелем, ловя на себе любопытные взгляды, как и каждый вновь прибывший. Любители чая с нетерпением ожидали скандала. Констанс была обречена стать мишенью для сплетен, поскольку впервые появилась здесь после свадьбы. Ее одежда и общий облик должны были стать пищей для пересудов. Ни один стежок на ее туалете не мог остаться незамеченным. Пруденс улыбалась, кивала знакомым, но не останавливалась.
   Ее сестры устроились за круглым столиком, расположенным за колонной. Они замахали ей, как только она вошла в зал.
   – Вот и ты, Пру. Мы решили, что лучше нам сегодня не сидеть на виду, чтобы спасти Кон от бесконечных поздравлений и любопытных взглядов.
   – Думаю, я уже дала пищу для сплетен, – сказала Констанс, когда Пруденс села на стул, выдвинутый для нее Уолтером.
   – Ну, может быть, они обсуждают твое платье, – решила Пруденс. – Оно великолепно. Мне так нравятся эти черные и белые полосы и эти рукава... Буфы наверху и эти пуговицы на запястьях. Пуговицы перламутровые?
   – Да. Тебе нравятся? А что скажешь о шляпе?
   Констанс подняла черную вуаль с мушками, ниспадавшую на лицо и скрывавшую глаза.
   – Сногсшибательно, – согласилась Пруденс. – Эта шляпа совершенно не похожа на ту крошечную норковую, которая была на тебе утром. Мне нравятся эти оранжевые перья на фоне черного бархата.
   – Должна признаться, я вполне довольна своим новым гардеробом, – словно оправдываясь, сказала Констанс, снимая перчатки. – Макс набирает силу. И вкусы у него самые авангардистские. Это удивительно для человека со столь консервативными взглядами.
   – Он женился на тебе. И этим все сказано, – заметила Пруденс. – Так что вряд ли у него консервативные взгляды.
   – Возможно, ты права.
   Констанс не переставала улыбаться, щеки ее разрумянились, а глаза сияли.
   – Правда, славный денек? – спросила Честити, наливая сестре чай.
   Констанс бросила на нее проницательный взгляд, потом смущенно рассмеялась.
   – Что, это так заметно?
   – Сразу видно, что ты не весь день провела с Летицией.
   Констанс попыталась сменить тему и подняла глаза на официантку, уже порхавшую возле их столика.
   – Тосты с анчоусами, – сказала Кон. – Мне, пожалуйста, два. А вам? – спросила она сестер, с любопытством наблюдавших за ней.
   – Обычно ты ничего не ешь за чаем, – заметила Честити.
   – Сегодня я голодна, – заявила Констанс. – Но не тебе меня укорять. Стоит только посмотреть на эту декадентскую смесь у тебя на тарелке!
   – О, это изысканно. Попробуй! – Честити окунула палец в малиновый крем и медленно облизала его. – Божественно! Малина с шоколадом. Никак не могу решить, что лучше. Может быть, шоколад с апельсином? Все зависит от того, что я ем в настоящий момент.
   – А я предпочитаю каштаны в ванильном сиропе, – заявила Пруденс, равнодушно глядя на тележку с кексами. – Благодарю вас, – обратилась она с улыбкой к официантке, которая налила ей чаю.
   – В чем дело, Пру? – спросила Констанс. – Ты смотришь на эти засахаренные каштаны, словно на какую-то редкость.
   – Я тут сделала открытие, – отозвалась Пруденс.
   – Оно касается нашего дела? – спросила Честити, подавшись вперед.
   Пруденс кивнула:
   – Просто мне пришла в голову мысль об этом случае с подлогом.
   – Продолжай, – ободрила ее Констанс, наслаждаясь ароматом анчоусовых тостов, которые поставили перед ней на блюде.
   Пруденс сняла очки и потерла переносицу.
   – Когда отец растратил все свое состояние на эти безумные проекты, – начала она, – намереваясь построить в Сахаре железную дорогу...
   – И потерял все деньги до единого пенни, – договорила за нее Честити.
   – Верно. Он ведь с нами не советовался? А если бы посоветовался с мамой, было бы достаточно одного ее деликатно сказанного слова, чтобы положить этому конец. Но ее уже не было.
   – И это верно, – согласилась Констанс, внимательно наблюдая за сестрой.
   – С кем же он советовался? – спросила Пруденс, снова водрузив на нос очки. – С единственным человеком, к чьему мнению прислушивался и кто имел на него влияние.
   – Это Беркли! – в один голос произнесли сестры.
   – Да, Беркли. Он ни на минуту не оставлял отца в покое, утешал и поддерживал его в трудную минуту. Но что, если... – Пруденс понизила голос, – что, если этот Беркли воспользовался горем человека, не отдававшего себе отчета в своих поступках? Что, если он убедил отца принять участие в этом безумном предприятии в корыстных целях?