Страница:
Пруденс шагнула в просторную квадратную комнату, богато и со вкусом обставленную, похожую на гостиную, если не считать накрытого к обеду стола, освещенного свечами, с окном-эркером, выходившим в сад. На окне были шторы из красного бархата, мебель обита красным штофом.
Гидеон Молверн стоял у камина. Он поставил стакан с виски, который держал в руке, и пошел ей навстречу.
– Добрый вечер, мисс Дункан. Разрешите, я помогу вам снять пальто.
Его вечерний костюм был безупречен, на белом жилете сверкала булавка с бриллиантом. Пруденс, сняв с головы шарф, пожалела, что явилась в таком безобразном платье. Она надела его, чтобы дать понять сэру Гидеону, что их встреча носит сугубо деловой, а не светский характер. Можно было без преувеличения сказать, что в этом платье, вытащенном из старого сундука, не открывавшегося десять лет, она выглядела сущим пугалом. Она понятия не имела, откуда взялось это платье. Ее мать ничего подобного не носила. Пру неохотно расстегнула пальто, Гидеон снял его и передал слуге, который впустил ее в дом. Мужчина поклонился и исчез, бесшумно затворив за собой дверь.
Гидеон разглядывал свою гостью, слегка подняв бровь. Как могла женщина, относительно молодая, надеть такое уродливое платье? Видимо, она его тщательно выбирала, как и костюм, в котором предстала перед ним в его конторе нынче днем. Возможно, предположил он, она не различает цветов в дополнение к тому, что близорука, а возможно, слабое зрение вынуждает ее носить эти ужасные очки в роговой оправе. К тому же она явно не следит за модой. Он потянул носом. Неужто от этого ужасного платья исходит запах шариков от моли?
– Могу я предложить вам стаканчик хереса перед обедом?
– Благодарю, – ответила Пруденс, заметив, как он воспринял ее туалет. Именно на такую реакцию она и рассчитывала, но сейчас это раздосадовало ее. Она привыкла к поклонению и восхищенным взглядам, а не к жалости, смешанной с презрением, которые отразились на лице адвоката.
– Садитесь, пожалуйста.
Он жестом указал на один из диванов и подошел к буфету, на котором стояли графины с хересом и виски. Он налил херес и подал ей стакан.
– Благодарю вас, – повторила Пруденс с чопорной улыбкой, которая, как она решила, вполне гармонировала с ее одеждой.
– Что это за дом? – спросила она.
– Это частный вечерний клуб, – ответил он, садясь на диван напротив нее. – Я подумал, что ресторан – слишком людное место.
Сэр Гидеон отпил глоток виски.
– Да, – кивнула она, разглаживая складки юбки. – Лучше, чтобы нас не видели вместе.
Гидеон искренне разделял ее мнение. Если бы его увидели с этой дамой, безобразно одетой и старомодной, неизвестно, как это отразилось бы на его репутации. С минуту он исподтишка разглядывал ее. Волосы его посетительницы были стянуты на затылке в тугой пучок, сколотый деревянными шпильками. Но эта старомодная прическа не могла скрыть блеск ее волос и богатство их цвета. Нечто среднее между корицей и ржавчиной, подумал он. Нет, что-то тут не так. Пока он не мог понять, что именно, но было что-то в этой высокородной Мисс Пруденс Дункан, что не вязалось с образом чопорной старой девы. Ему вспомнился эпизод в его конторе, когда, разгоряченная спором и готовая броситься в атаку, она внезапно сняла очки. Та женщина была полной противоположностью этой, сидевшей сейчас напротив него.
– Насколько я помню, мисс Дункан, вы сказали, что нес, те ответственность за дела вашей газеты. Видимо, у вас есть склонность к математике.
– Нет, – возразила Пруденс. – Я своего рода бухгалтер. Только и всего.
Он рассмеялся:
– О нет, мисс Дункан. Убежден, вы такой же бухгалтер, как ваша сестра, которая пишет под псевдонимом Пенни Дредфул.
Пруденс не могла скрыть своего удивления.
– Значит, после нашей сегодняшней встречи вы прочли несколько номеров газеты «Леди Мейфэра»?
– И неожиданно обнаружил источник, из которого мне удалось почерпнуть сведения о ней, – сухо ответил он. – Этот источник живет под моим кровом. Оказалось, что моя дочь и ее гувернантка – страстные почитательницы вашего издания.
– Ах, – сказала она, – ваша дочь!
– Похоже, вас не особенно удивило, что у меня есть дочь, – заметил он.
– Да, мы заглянули в справочник «Кто есть кто», – ответила Пруденс.
Он поднял бровь:
– Значит, вы обо мне знаете больше, чем я о вас, мисс Дункан.
Пруденс почувствовала, что краснеет, будто ее уличили в неблаговидном поступке, будто она копалась в его личной жизни и была поймана с поличным и теперь он обвинил ее.
– «Кто есть кто» – достояние общественности, – заявила она. – Без него мы просто не смогли бы вас найти.
– Вы поступили вполне разумно, – сказал сэр Гидеон.
– Ваша дочь живет с вами? – спросила Пруденс с нескрываемым удивлением.
– Так уж получилось, – ответил он. – Она посещает школу для леди, основанную Френсис Басс, чтобы получить формальное образование, а гувернантка заботится о том, чтобы дать ей более широкие знания. Сторонницы суфражисток представляют особый интерес для мисс Уинстон. Отсюда се знакомство с вашей газетой.
Он поднялся, чтобы взять свой стакан с буфета и снова наполнить, и бросил взгляд на почти нетронутый стакан с хересом, стоявший перед Пруденс.
Этот человек полон сюрпризов, размышляла Пруденс. Она не могла отрицать, что он вызвал ее интерес. Школа для леди, основанная в 1850 году грозной Френсис Басе. Покойная леди Дункан на нее буквально молилась. Эта женщина была страстным борцом за женское равноправие, в частности за право женщин на высшее образование.
Пруденс отпила из своего стакана херес.
– Значит, вы не против того, чтобы женщины получали высшее образование?
– Разумеется, нет, – ответил он, снова садясь и бросив на нее насмешливый взгляд. – Вас это удивляет?
– Еще бы! После вашей филиппики, которую вы произнесли сегодня днем. Вы утверждали, будто женщины не обладают необходимыми качествами, чтобы ломать копья в суде и сражаться за свои права и все в таком духе. Порекомендовали мне и моим сестрам ограничиться сплетнями, циркулирующими в нашем кругу, и не прикасаться к перу и чернилам. – Пруденс улыбнулась. – Значит, я имею на это право, сэр Гидеон?
Она поставила свой пустой стакан на столик возле дивана.
– Имеете, – невозмутимо согласился он, ничуть не смущенный очевидным противоречием. – Факт, заключающийся в том, что я поддерживаю женское образование, ничуть не противоречит моему утверждению, что большинство женщин недостаточно образованны и не обладают необходимыми качествами для того, чтобы иметь дело с миром юстиции. Еще хереса?
Она кивнула, он потянулся за ее стаканом и направился к буфету.
– В противном случае вам не понадобилась бы моя помощь в вашем деле.
Он наполнил ее стакан, подал ей и теперь стоял, глядя на нее с иронией. Пруденс почувствовала себя неловко. У нее возникло ощущение, что он видит ее насквозь, несмотря на нелепое одеяние, в которое она вырядилась.
– Ваша дочь... – начала она, пытаясь отвлечь его внимание от своей особы.
– Едва ли моя дочь – удачный пример, – ответил сэр Гидеон. – Достаточно сказать, что под руководством мисс Уинстон она стала ярой поборницей женского равноправия.
– А вы?
Пруденс сняла очки, как частенько делала в полемическом пылу или в минуты волнения, и принялась протирать их рукавом платья, не сводя глаз с сэра Гидеона.
У Гидеона дух захватило. Удивительные глаза. Нет, она совсем не та, за кого себя выдает. Не старая дева. Не серая мышка. Мисс Дункан затеяла какую-то игру. И до конца вечера он должен разгадать ее намерения.
– На этот вопрос у меня пока нет ответа, – сказал он, наконец. – Возможно, вам удастся убедить меня в преимуществах женского равноправия, когда вы попытаетесь доказать мне, что я должен взять на себя защиту ваших интересов в суде.
Улыбка тронула уголки его губ, в серых глазах вспыхнули огоньки. Какое-то время они пристально смотрели друг на друга.
Пруденс поспешила водрузить на нос очки. Она не могла долго выносить его взгляд, а от модуляций его голоса ее бросило в дрожь. Все ее инстинкты подавали сигналы тревоги, по какому поводу ей следовало тревожиться? Вряд ли она привлекает его как женщина, по крайней мере в настоящем виде, но его глаза, голос и улыбка говорили о противоположном. Неужели он играет с ней в кошки-мышки? Неужели пытается поставить ее в ложное положение? Она усилием воли заставила себя сосредоточиться на своей цели. Она должна убедить его взяться за их дело и...
Она вдруг потеряла способность мыслить. Единственное, что могло его заинтересовать в их деле, – это тщательно выверенная и жестокая игра с ней, имитирующая обольщение. Было ли в этой игре qui pro quo, в котором ей пока не оставалось места?
Пруденс подумала о «Леди Мейфэра», об огромных долгах и о том, что в любой момент эти долги могут на них обрушиться. Она подумала об отце, которого до сих пор им удавалось держать в неведении, как это сделала бы их покойная мать. Когда ставки так высоки, она, пожалуй, может подыграть сэру Гидеону Молверну – не только ради дела, но и из спортивного интереса.
Она снова принялась расправлять складки платья и, приняв вид строгой классной дамы, сказала:
– К вопросу о вашей защите. Мы понимаем, сэр Гидеон, слабость нашей позиции состоит в том, что в настоящий момент у нас нет конкретных данных, подтверждающих финансовые махинации лорда Беркли. Но мы их найдем. В этом нет никаких сомнений.
– Не угодно ли к столу? – предложил он. – Я не склонен обсуждать серьезные вопросы на пустой желудок.
Пруденс поднялась.
– Ваша преданность делу, сэр Гидеон, впечатляет. Не сомневаюсь, что вы весь день занимались делами в конторе и вам ничего бы не стоило продолжать заниматься ими за обедом.
– Нет, мисс Дункан, это вы можете продолжать заниматься делами, а я хочу получить удовольствие от обеда, пока вы будете меня убеждать в том, что ваше дело обладает неоспоримыми достоинствами и представляет для меня интерес.
Он пододвинул ей стул.
Да, сейчас это тот самый человек, с которым она беседовала днем, надменный, самодостаточный, полностью сохраняющий контроль над собой. И с таким человеком вести дела намного легче, чем с тем, в кого он иногда неожиданно превращается, показывая себя с совершенно другой стороны. Она села за стол и развернула салфетку.
Сэр Гидеон, прежде чем сесть, позвонил в колокольчик.
– Здесь хорошая кухня, – сказал он. – Я долго выбирал блюда. Надеюсь, вы одобрите мой выбор.
– Ну, это уже верх лицемерия, – сказала Пруденс. – Не вы ли только что заявили, что во время обеда я буду вести с вами деловой разговор, а вы – наслаждаться изысками кухни?
Он пропустил ее слова мимо ушей. Пруденс взяла рогалик из корзинки с хлебом, которую он подал ей, пока двое лакеев сновали вокруг стола, наливая в бокалы вино и наполняя тарелки бледно-зеленым супом.
– Суп из латука и разных трав, – сообщил сэр Гидеон, когда она наклонилась понюхать блюдо. – Надеюсь, вы оцените его по достоинству.
Он разломил пополам рогалик и щедро намазал маслом.
– Расскажите что-нибудь о своих сестрах. Начнем с миссис Энсор.
– С Констанс?
– С Констанс, – повторил он. – А вашу младшую сестру зовут?
– Честити.
Он пил маленькими глотками вино и внимательно слушал Пруденс. Его серые глаза лукаво блестели.
– Констанс, Пруденс и Честити. У кого-то из вашей семьи было чувство юмора. Я полагаю, у вашей матери.
Пруденс с трудом сдержала смех.
– Да будет вам известно, сэр Гидеон, что наши характеры соответствуют нашим именам.
– Неужели?
Он потянулся к графину, чтобы снова наполнить бокал, и снова бросил на нее насмешливый взгляд.
– Это означает, что вы Пруденс не только по имени, но и по натуре? То есть вы осмотрительны, осторожны, расчетливы. – Он покачал головой. – Если имена ваших сестер тоже соответствуют их сущности, я буду с нетерпением ждать встречи с ними, мисс Пруденс Дункан. Одну вашу сестру зовут Констанс, что значит верность, постоянство. Вторую Честити – целомудрие, девственность.
Пруденс принялась за суп. Если он намерен разоблачить ее притворство, она ему в этом деле не помощница. И Пруденс не стала продолжать этот опасный для нее разговор.
– Суп изысканный, – заметила она с улыбкой.
Он кивнул:
– Это один из моих любимых супов.
– А вы, я вижу, гурман, сэр Гидеон.
Он положил ложку.
– Есть и пить необходимо. А раз так, почему не превратить эту необходимость в удовольствие?
– Логично, – ответила Пруденс. – Мой отец согласился бы с вами.
– Насколько я понимаю, вы тоже не против.
Он вертел бокал в пальцах, держа его за ножку. От него не укрылось то, что она оценила белое бургундское.
Пруденс почувствовала, что надетая ею маска трещит по швам, и сказала, беззаботно пожав плечами:
– Обычно я равнодушна к таким вещам. Мы ведем очень простой, скромный образ жизни, мои сестры и я.
– Неужели? – произнес он бесстрастно.
– Уверяю вас, – твердо ответила Пруденс, потянувшись за своим бокалом.
Вернулись лакеи, забрали тарелки из-под супа, поставили на стол рыбное блюдо и удалились.
– Камбала, рыба, не получившая должной оценки, – сказал адвокат, вооружившись вилкой и ножом для рыбы. – Зажаренная на решетке с петрушкой и сливочным маслом, она гораздо нежнее, чем свежайший дуврский морской язык.
– Вы так считаете? – пробормотала Пруденс, орудуя рыбным ножом и подцепляя вилкой кусочек поджаренной до золотисто-коричневого цвета мякоти. Она попробовала и убедилась, что сэр Гидеон прав. Рыба оказалась на редкость вкусной.
– Невозможно предпринять какие-либо действия против лорда Беркли, не открыв инкогнито ваше и ваших сестер.
Внезапный поворот разговора настолько ошеломил Пруденс, что на мгновение она растерялась. Это больше походило на выпад, чем на продолжение беседы. Она не нашлась что ответить и решила принять бой.
– Мы не можем на это пойти.
– Но нельзя представить в качестве ответчика газету, – жестко произнес Гидеон, отодвинув тарелку. – Я потратил не менее двух часов на чтение нескольких экземпляров вашей газеты, мисс Дункан, и полагаю, у вас и ваших сестер достаточно здравого смысла и вы хорошо понимаете, что вам не удастся избежать выступления в суде.
Мысль Пруденс лихорадочно работала. Уж не подвох ли это? Или он снова играет с ней в кошки-мышки?
– Мы не можем выступить в суде, сэр Гидеон. Для газеты наша анонимность имеет решающее значение.
– Почему?
Он поднял свой бокал и смотрел на нее через стекло.
– А у вас, сэр Гидеон, я думаю, достаточно здравого смысла, чтобы самому ответить на этот вопрос. Мы не можем раскрыть свои имена, поскольку распространяем идеи определенного толка и потеряем своих читательниц сразу же, как только они узнают, что именно мы их распространяем. Успех газеты целиком зависит от анонимности нашего авторства.
– Ах вот оно что! Могу согласиться, никто не признается, что стал мишенью иронии, а иногда и язвительности вашего пера и статей в «Леди Мейфэра».
– Я бы возразила против слова «язвительность», – сказала Пруденс, слегка покраснев. – Ирония возможна, мы не терпим глупости, а что касается злобы, то ее у нас нет.
– Язвительность и злоба не одно и то же, – промолвил сэр Гидеон.
– Для меня эта разница почти неуловима, – возразила она ледяным тоном.
Он поднял брови и пожал плечами.
Пруденс потребовалась целая минута, чтобы восстановить душевное равновесие. Она сознавала, что и Констанс, и сама она не стесняются проявлять свое язвительное остроумие, но чаще всего в жизни. У Честити был свой круг читателей, но даже она, самая мягкосердечная из сестер, иногда позволяла себе язвительную иронию по отношению к светскому притворству или вопиющей глупости, особенно если кто-нибудь выказывал обиду по поводу ее иронических высказываний. В газете же они, разумеется, зло высмеивали эти человеческие слабости, но никогда не называли имен. Пока Пруденс собиралась с мыслями, он снова заговорил.
– Мисс Дункан, если вы не можете себя защитить, ваша газета обречена, она перестанет существовать. Если вам придется отказаться от своей анонимности, то и в этом случае вашей газете крышка. – Он поставил свой бокал. – А теперь скажите, какую помощь я могу вам оказать.
Итак, он считает, что выиграть процесс они не смогут. Но зачем тогда играть с ней в кошки-мышки? К чему этот изысканный обед? Неужели только для того, чтобы посмотреть, как она извивается, будто бабочка, наколотая на булавку? Но каковы бы ни были его резоны, она их не примет, не сдастся, не позволит ему довести его игру до конца.
Пруденс снова сняла очки и принялась протирать линзы салфеткой.
– Может быть, сэр Гидеон, мы просим о невозможном, но мне говорили, что именно вы специализировались на делах, которые невозможно выиграть. Мы не хотим потерять «Леди Мейфэра». Газета даст нам возможность существовать. Для нас это вопрос жизни. Она и наше посредническое агентство. Нам никогда бы не удалось заполучить клиентов из нашего общественного слоя, если бы они узнали, с кем имеют дело. Вы должны это понимать.
– Посредническое агентство – это нечто вроде подбора пар, и вы рекламируете его в своей газете? Не предполагал, что вы сами этим занимаетесь. – В его голосе прозвучали нотки недоверия.
– Хотите верьте, хотите нет, сэр Гидеон, – холодно сказала Пруденс. – Вы и не представляете, каких людей нам удалось соединить. Совершенно разных.
Она умолкла, потому что в этот момент лакеи принесли телячьи отбивные и наполнили бокалы отличным кларетом.
Гидеон глотнул вина, отправил в рот кусочек отбивной и, слегка покачав головой, сказал:
– Вы и ваши сестры, несомненно, обладаете предпринимательским талантом.
Пруденс, все еще держа свои очки па коленях, посмотрела на него близорукими глазами и тотчас же осознала свою ошибку. Как только она снимала очки, выражение его лица немедленно менялось, и это ее нервировало. Она снова их надела и теперь воззрилась на него и между ее бровями обозначилась суровая складка, взгляд за толстыми линзами стал жестким. В выражении ее лица проглядывала убежденность и полная решимость сделать невозможное возможным.
– Не важно, склонны мы к предпринимательству или нет, но мы должны выиграть этот процесс. Тут не может быть двух мнений.
– Вы так думаете? – Гидеон медленно кивнул. – И я должен выставить вместо ответчика листок бумаги. Допустим, мы с этим как-нибудь справимся. Но есть еще одна сложность. Вы выдвигаете человеку обвинения в подлоге и мошенничестве. А где доказательства?
– Я уже говорила вам, сэр Гидеон, что у нас есть прекрасная идея относительно того, как найти доказательства.
– Простите меня, мисс Дункан, но я не уверен, что ваше ручательство – достаточное основание.
– Вы убедитесь в моей правоте. Но пока я не могу раскрыть вам карты. – Она сделала небольшой глоток вина и наклонилась к сэру Гидеону: – Нам нужен адвокат вашего класса. Сэр Гидеон, мы предлагаем вам дело, которое вы можете счесть вызовом вашему профессионализму. Мои сестры и я не беспомощные ответчики. Мы способны действовать решительно, если речь идет о том, чтобы защитить себя.
– А способны ли вы платить мне, как положено, мисс Дункан?
Теперь он смотрел на нее с нескрываемой насмешкой, чуть-чуть приподняв брови.
Пруденс не ожидала этого вопроса, но ответила мгновенно и без колебаний:
– Нет.
Он кивнул:
– Я так и думал.
Складка между бровями Пруденс обозначилась резче.
– Откуда вы могли знать?
Он пожал плечами:
– Деловое чутье, мисс Дункан, – часть моей работы. Полагаю, что ваш зять Макс Энсор не предложит вам помощи.
Кровь бросилась Пруденс в лицо.
– Констанс... мы... мы никогда не обратились бы к нему за помощью, и он это знает. Это наше дело. Констанс независима от своего мужа в финансовом отношении.
– Необычно. – Его брови поднялись чуть выше.
– А мы вообще необычные женщины, сэр Гидеон. Именно поэтому и предлагаем вам взяться за это дело. Если мы выиграем – а мы выиграем, потому что наше дело правое, – тогда расходы разделим поровну и заплатим вам столько, сколько вы скажете. Но наша анонимность должна быть сохранена.
– Надеетесь выиграть, потому что ваше дело правое? – Он рассмеялся, и в смехе его прозвучали глумливые нотки. – А что, собственно, заставляет вас рассчитывать на справедливость в суде? Не будьте наивной, мисс Дункан.
Пруденс холодно улыбнулась.
– Вся надежда на вас, сэр Гидеон, королевский советник. Вы умеете выигрывать самые трудные дела. И вам это нравится. Нас загнали в угол, и если мы проиграем, то потеряем источник дохода, средства к существованию, наш отец утратит иллюзии и тем самым мы нарушим волю матери. Неужели вас не привлекает возможность принять участие в таком сражении?
Он посмотрел на Пруденс:
– Вы прирожденный оратор, Пруденс, умеете убеждать. И как только вам это удается?
– Ну, мы распределяем наши обязанности в зависимости от обстоятельств, – ответила она, заметив, что сэр Гидеон впервые назвал ее просто по имени. – Любая из моих сестер могла бы оказаться па моем месте и быть столь же убедительной и настойчивой.
– Неужели? – Он искренне рассмеялся. – Должен вам признаться, Пруденс, что вам легче было бы меня убедить, если бы... – он выразительно взмахнул рукой, – если бы вы перестали лицедействовать, стерли с лица эту чопорную улыбку и расстались с этим ужасным платьем. – Он покачал головой. – Должен вам сказать, моя дорогая, что этот маскарад неубедителен. Вам придется усовершенствовать свое актерское мастерство или перестать притворяться. Я и так прекрасно понимаю, что вы умная и сложная женщина. Я знаю также, что вы хорошо образованны и не терпите дураков. Поэтому прошу вас перестать обращаться со мной подобным образом.
Пруденс вздохнула:
– Я не собиралась вводить вас в заблуждение. Я просто хотела, чтобы наш разговор был серьезным. Чтобы вы не сочли меня легкомысленной, пустоголовой светской девицей.
– Поверьте мне, мисс Дункан, вы не производите такого впечатления.
Он снова обезоруживающе улыбнулся, а она ведь даже не сняла очков.
И Пруденс словно бросилась головой в омут. Она решила приступить к серьезным действиям и любой ценой согнать с его лица эту улыбку.
– Очень хорошо, – сказала она. – Так вы беретесь за наше дело?
ГЛАВА 7
Гидеон Молверн стоял у камина. Он поставил стакан с виски, который держал в руке, и пошел ей навстречу.
– Добрый вечер, мисс Дункан. Разрешите, я помогу вам снять пальто.
Его вечерний костюм был безупречен, на белом жилете сверкала булавка с бриллиантом. Пруденс, сняв с головы шарф, пожалела, что явилась в таком безобразном платье. Она надела его, чтобы дать понять сэру Гидеону, что их встреча носит сугубо деловой, а не светский характер. Можно было без преувеличения сказать, что в этом платье, вытащенном из старого сундука, не открывавшегося десять лет, она выглядела сущим пугалом. Она понятия не имела, откуда взялось это платье. Ее мать ничего подобного не носила. Пру неохотно расстегнула пальто, Гидеон снял его и передал слуге, который впустил ее в дом. Мужчина поклонился и исчез, бесшумно затворив за собой дверь.
Гидеон разглядывал свою гостью, слегка подняв бровь. Как могла женщина, относительно молодая, надеть такое уродливое платье? Видимо, она его тщательно выбирала, как и костюм, в котором предстала перед ним в его конторе нынче днем. Возможно, предположил он, она не различает цветов в дополнение к тому, что близорука, а возможно, слабое зрение вынуждает ее носить эти ужасные очки в роговой оправе. К тому же она явно не следит за модой. Он потянул носом. Неужто от этого ужасного платья исходит запах шариков от моли?
– Могу я предложить вам стаканчик хереса перед обедом?
– Благодарю, – ответила Пруденс, заметив, как он воспринял ее туалет. Именно на такую реакцию она и рассчитывала, но сейчас это раздосадовало ее. Она привыкла к поклонению и восхищенным взглядам, а не к жалости, смешанной с презрением, которые отразились на лице адвоката.
– Садитесь, пожалуйста.
Он жестом указал на один из диванов и подошел к буфету, на котором стояли графины с хересом и виски. Он налил херес и подал ей стакан.
– Благодарю вас, – повторила Пруденс с чопорной улыбкой, которая, как она решила, вполне гармонировала с ее одеждой.
– Что это за дом? – спросила она.
– Это частный вечерний клуб, – ответил он, садясь на диван напротив нее. – Я подумал, что ресторан – слишком людное место.
Сэр Гидеон отпил глоток виски.
– Да, – кивнула она, разглаживая складки юбки. – Лучше, чтобы нас не видели вместе.
Гидеон искренне разделял ее мнение. Если бы его увидели с этой дамой, безобразно одетой и старомодной, неизвестно, как это отразилось бы на его репутации. С минуту он исподтишка разглядывал ее. Волосы его посетительницы были стянуты на затылке в тугой пучок, сколотый деревянными шпильками. Но эта старомодная прическа не могла скрыть блеск ее волос и богатство их цвета. Нечто среднее между корицей и ржавчиной, подумал он. Нет, что-то тут не так. Пока он не мог понять, что именно, но было что-то в этой высокородной Мисс Пруденс Дункан, что не вязалось с образом чопорной старой девы. Ему вспомнился эпизод в его конторе, когда, разгоряченная спором и готовая броситься в атаку, она внезапно сняла очки. Та женщина была полной противоположностью этой, сидевшей сейчас напротив него.
– Насколько я помню, мисс Дункан, вы сказали, что нес, те ответственность за дела вашей газеты. Видимо, у вас есть склонность к математике.
– Нет, – возразила Пруденс. – Я своего рода бухгалтер. Только и всего.
Он рассмеялся:
– О нет, мисс Дункан. Убежден, вы такой же бухгалтер, как ваша сестра, которая пишет под псевдонимом Пенни Дредфул.
Пруденс не могла скрыть своего удивления.
– Значит, после нашей сегодняшней встречи вы прочли несколько номеров газеты «Леди Мейфэра»?
– И неожиданно обнаружил источник, из которого мне удалось почерпнуть сведения о ней, – сухо ответил он. – Этот источник живет под моим кровом. Оказалось, что моя дочь и ее гувернантка – страстные почитательницы вашего издания.
– Ах, – сказала она, – ваша дочь!
– Похоже, вас не особенно удивило, что у меня есть дочь, – заметил он.
– Да, мы заглянули в справочник «Кто есть кто», – ответила Пруденс.
Он поднял бровь:
– Значит, вы обо мне знаете больше, чем я о вас, мисс Дункан.
Пруденс почувствовала, что краснеет, будто ее уличили в неблаговидном поступке, будто она копалась в его личной жизни и была поймана с поличным и теперь он обвинил ее.
– «Кто есть кто» – достояние общественности, – заявила она. – Без него мы просто не смогли бы вас найти.
– Вы поступили вполне разумно, – сказал сэр Гидеон.
– Ваша дочь живет с вами? – спросила Пруденс с нескрываемым удивлением.
– Так уж получилось, – ответил он. – Она посещает школу для леди, основанную Френсис Басс, чтобы получить формальное образование, а гувернантка заботится о том, чтобы дать ей более широкие знания. Сторонницы суфражисток представляют особый интерес для мисс Уинстон. Отсюда се знакомство с вашей газетой.
Он поднялся, чтобы взять свой стакан с буфета и снова наполнить, и бросил взгляд на почти нетронутый стакан с хересом, стоявший перед Пруденс.
Этот человек полон сюрпризов, размышляла Пруденс. Она не могла отрицать, что он вызвал ее интерес. Школа для леди, основанная в 1850 году грозной Френсис Басе. Покойная леди Дункан на нее буквально молилась. Эта женщина была страстным борцом за женское равноправие, в частности за право женщин на высшее образование.
Пруденс отпила из своего стакана херес.
– Значит, вы не против того, чтобы женщины получали высшее образование?
– Разумеется, нет, – ответил он, снова садясь и бросив на нее насмешливый взгляд. – Вас это удивляет?
– Еще бы! После вашей филиппики, которую вы произнесли сегодня днем. Вы утверждали, будто женщины не обладают необходимыми качествами, чтобы ломать копья в суде и сражаться за свои права и все в таком духе. Порекомендовали мне и моим сестрам ограничиться сплетнями, циркулирующими в нашем кругу, и не прикасаться к перу и чернилам. – Пруденс улыбнулась. – Значит, я имею на это право, сэр Гидеон?
Она поставила свой пустой стакан на столик возле дивана.
– Имеете, – невозмутимо согласился он, ничуть не смущенный очевидным противоречием. – Факт, заключающийся в том, что я поддерживаю женское образование, ничуть не противоречит моему утверждению, что большинство женщин недостаточно образованны и не обладают необходимыми качествами для того, чтобы иметь дело с миром юстиции. Еще хереса?
Она кивнула, он потянулся за ее стаканом и направился к буфету.
– В противном случае вам не понадобилась бы моя помощь в вашем деле.
Он наполнил ее стакан, подал ей и теперь стоял, глядя на нее с иронией. Пруденс почувствовала себя неловко. У нее возникло ощущение, что он видит ее насквозь, несмотря на нелепое одеяние, в которое она вырядилась.
– Ваша дочь... – начала она, пытаясь отвлечь его внимание от своей особы.
– Едва ли моя дочь – удачный пример, – ответил сэр Гидеон. – Достаточно сказать, что под руководством мисс Уинстон она стала ярой поборницей женского равноправия.
– А вы?
Пруденс сняла очки, как частенько делала в полемическом пылу или в минуты волнения, и принялась протирать их рукавом платья, не сводя глаз с сэра Гидеона.
У Гидеона дух захватило. Удивительные глаза. Нет, она совсем не та, за кого себя выдает. Не старая дева. Не серая мышка. Мисс Дункан затеяла какую-то игру. И до конца вечера он должен разгадать ее намерения.
– На этот вопрос у меня пока нет ответа, – сказал он, наконец. – Возможно, вам удастся убедить меня в преимуществах женского равноправия, когда вы попытаетесь доказать мне, что я должен взять на себя защиту ваших интересов в суде.
Улыбка тронула уголки его губ, в серых глазах вспыхнули огоньки. Какое-то время они пристально смотрели друг на друга.
Пруденс поспешила водрузить на нос очки. Она не могла долго выносить его взгляд, а от модуляций его голоса ее бросило в дрожь. Все ее инстинкты подавали сигналы тревоги, по какому поводу ей следовало тревожиться? Вряд ли она привлекает его как женщина, по крайней мере в настоящем виде, но его глаза, голос и улыбка говорили о противоположном. Неужели он играет с ней в кошки-мышки? Неужели пытается поставить ее в ложное положение? Она усилием воли заставила себя сосредоточиться на своей цели. Она должна убедить его взяться за их дело и...
Она вдруг потеряла способность мыслить. Единственное, что могло его заинтересовать в их деле, – это тщательно выверенная и жестокая игра с ней, имитирующая обольщение. Было ли в этой игре qui pro quo, в котором ей пока не оставалось места?
Пруденс подумала о «Леди Мейфэра», об огромных долгах и о том, что в любой момент эти долги могут на них обрушиться. Она подумала об отце, которого до сих пор им удавалось держать в неведении, как это сделала бы их покойная мать. Когда ставки так высоки, она, пожалуй, может подыграть сэру Гидеону Молверну – не только ради дела, но и из спортивного интереса.
Она снова принялась расправлять складки платья и, приняв вид строгой классной дамы, сказала:
– К вопросу о вашей защите. Мы понимаем, сэр Гидеон, слабость нашей позиции состоит в том, что в настоящий момент у нас нет конкретных данных, подтверждающих финансовые махинации лорда Беркли. Но мы их найдем. В этом нет никаких сомнений.
– Не угодно ли к столу? – предложил он. – Я не склонен обсуждать серьезные вопросы на пустой желудок.
Пруденс поднялась.
– Ваша преданность делу, сэр Гидеон, впечатляет. Не сомневаюсь, что вы весь день занимались делами в конторе и вам ничего бы не стоило продолжать заниматься ими за обедом.
– Нет, мисс Дункан, это вы можете продолжать заниматься делами, а я хочу получить удовольствие от обеда, пока вы будете меня убеждать в том, что ваше дело обладает неоспоримыми достоинствами и представляет для меня интерес.
Он пододвинул ей стул.
Да, сейчас это тот самый человек, с которым она беседовала днем, надменный, самодостаточный, полностью сохраняющий контроль над собой. И с таким человеком вести дела намного легче, чем с тем, в кого он иногда неожиданно превращается, показывая себя с совершенно другой стороны. Она села за стол и развернула салфетку.
Сэр Гидеон, прежде чем сесть, позвонил в колокольчик.
– Здесь хорошая кухня, – сказал он. – Я долго выбирал блюда. Надеюсь, вы одобрите мой выбор.
– Ну, это уже верх лицемерия, – сказала Пруденс. – Не вы ли только что заявили, что во время обеда я буду вести с вами деловой разговор, а вы – наслаждаться изысками кухни?
Он пропустил ее слова мимо ушей. Пруденс взяла рогалик из корзинки с хлебом, которую он подал ей, пока двое лакеев сновали вокруг стола, наливая в бокалы вино и наполняя тарелки бледно-зеленым супом.
– Суп из латука и разных трав, – сообщил сэр Гидеон, когда она наклонилась понюхать блюдо. – Надеюсь, вы оцените его по достоинству.
Он разломил пополам рогалик и щедро намазал маслом.
– Расскажите что-нибудь о своих сестрах. Начнем с миссис Энсор.
– С Констанс?
– С Констанс, – повторил он. – А вашу младшую сестру зовут?
– Честити.
Он пил маленькими глотками вино и внимательно слушал Пруденс. Его серые глаза лукаво блестели.
– Констанс, Пруденс и Честити. У кого-то из вашей семьи было чувство юмора. Я полагаю, у вашей матери.
Пруденс с трудом сдержала смех.
– Да будет вам известно, сэр Гидеон, что наши характеры соответствуют нашим именам.
– Неужели?
Он потянулся к графину, чтобы снова наполнить бокал, и снова бросил на нее насмешливый взгляд.
– Это означает, что вы Пруденс не только по имени, но и по натуре? То есть вы осмотрительны, осторожны, расчетливы. – Он покачал головой. – Если имена ваших сестер тоже соответствуют их сущности, я буду с нетерпением ждать встречи с ними, мисс Пруденс Дункан. Одну вашу сестру зовут Констанс, что значит верность, постоянство. Вторую Честити – целомудрие, девственность.
Пруденс принялась за суп. Если он намерен разоблачить ее притворство, она ему в этом деле не помощница. И Пруденс не стала продолжать этот опасный для нее разговор.
– Суп изысканный, – заметила она с улыбкой.
Он кивнул:
– Это один из моих любимых супов.
– А вы, я вижу, гурман, сэр Гидеон.
Он положил ложку.
– Есть и пить необходимо. А раз так, почему не превратить эту необходимость в удовольствие?
– Логично, – ответила Пруденс. – Мой отец согласился бы с вами.
– Насколько я понимаю, вы тоже не против.
Он вертел бокал в пальцах, держа его за ножку. От него не укрылось то, что она оценила белое бургундское.
Пруденс почувствовала, что надетая ею маска трещит по швам, и сказала, беззаботно пожав плечами:
– Обычно я равнодушна к таким вещам. Мы ведем очень простой, скромный образ жизни, мои сестры и я.
– Неужели? – произнес он бесстрастно.
– Уверяю вас, – твердо ответила Пруденс, потянувшись за своим бокалом.
Вернулись лакеи, забрали тарелки из-под супа, поставили на стол рыбное блюдо и удалились.
– Камбала, рыба, не получившая должной оценки, – сказал адвокат, вооружившись вилкой и ножом для рыбы. – Зажаренная на решетке с петрушкой и сливочным маслом, она гораздо нежнее, чем свежайший дуврский морской язык.
– Вы так считаете? – пробормотала Пруденс, орудуя рыбным ножом и подцепляя вилкой кусочек поджаренной до золотисто-коричневого цвета мякоти. Она попробовала и убедилась, что сэр Гидеон прав. Рыба оказалась на редкость вкусной.
– Невозможно предпринять какие-либо действия против лорда Беркли, не открыв инкогнито ваше и ваших сестер.
Внезапный поворот разговора настолько ошеломил Пруденс, что на мгновение она растерялась. Это больше походило на выпад, чем на продолжение беседы. Она не нашлась что ответить и решила принять бой.
– Мы не можем на это пойти.
– Но нельзя представить в качестве ответчика газету, – жестко произнес Гидеон, отодвинув тарелку. – Я потратил не менее двух часов на чтение нескольких экземпляров вашей газеты, мисс Дункан, и полагаю, у вас и ваших сестер достаточно здравого смысла и вы хорошо понимаете, что вам не удастся избежать выступления в суде.
Мысль Пруденс лихорадочно работала. Уж не подвох ли это? Или он снова играет с ней в кошки-мышки?
– Мы не можем выступить в суде, сэр Гидеон. Для газеты наша анонимность имеет решающее значение.
– Почему?
Он поднял свой бокал и смотрел на нее через стекло.
– А у вас, сэр Гидеон, я думаю, достаточно здравого смысла, чтобы самому ответить на этот вопрос. Мы не можем раскрыть свои имена, поскольку распространяем идеи определенного толка и потеряем своих читательниц сразу же, как только они узнают, что именно мы их распространяем. Успех газеты целиком зависит от анонимности нашего авторства.
– Ах вот оно что! Могу согласиться, никто не признается, что стал мишенью иронии, а иногда и язвительности вашего пера и статей в «Леди Мейфэра».
– Я бы возразила против слова «язвительность», – сказала Пруденс, слегка покраснев. – Ирония возможна, мы не терпим глупости, а что касается злобы, то ее у нас нет.
– Язвительность и злоба не одно и то же, – промолвил сэр Гидеон.
– Для меня эта разница почти неуловима, – возразила она ледяным тоном.
Он поднял брови и пожал плечами.
Пруденс потребовалась целая минута, чтобы восстановить душевное равновесие. Она сознавала, что и Констанс, и сама она не стесняются проявлять свое язвительное остроумие, но чаще всего в жизни. У Честити был свой круг читателей, но даже она, самая мягкосердечная из сестер, иногда позволяла себе язвительную иронию по отношению к светскому притворству или вопиющей глупости, особенно если кто-нибудь выказывал обиду по поводу ее иронических высказываний. В газете же они, разумеется, зло высмеивали эти человеческие слабости, но никогда не называли имен. Пока Пруденс собиралась с мыслями, он снова заговорил.
– Мисс Дункан, если вы не можете себя защитить, ваша газета обречена, она перестанет существовать. Если вам придется отказаться от своей анонимности, то и в этом случае вашей газете крышка. – Он поставил свой бокал. – А теперь скажите, какую помощь я могу вам оказать.
Итак, он считает, что выиграть процесс они не смогут. Но зачем тогда играть с ней в кошки-мышки? К чему этот изысканный обед? Неужели только для того, чтобы посмотреть, как она извивается, будто бабочка, наколотая на булавку? Но каковы бы ни были его резоны, она их не примет, не сдастся, не позволит ему довести его игру до конца.
Пруденс снова сняла очки и принялась протирать линзы салфеткой.
– Может быть, сэр Гидеон, мы просим о невозможном, но мне говорили, что именно вы специализировались на делах, которые невозможно выиграть. Мы не хотим потерять «Леди Мейфэра». Газета даст нам возможность существовать. Для нас это вопрос жизни. Она и наше посредническое агентство. Нам никогда бы не удалось заполучить клиентов из нашего общественного слоя, если бы они узнали, с кем имеют дело. Вы должны это понимать.
– Посредническое агентство – это нечто вроде подбора пар, и вы рекламируете его в своей газете? Не предполагал, что вы сами этим занимаетесь. – В его голосе прозвучали нотки недоверия.
– Хотите верьте, хотите нет, сэр Гидеон, – холодно сказала Пруденс. – Вы и не представляете, каких людей нам удалось соединить. Совершенно разных.
Она умолкла, потому что в этот момент лакеи принесли телячьи отбивные и наполнили бокалы отличным кларетом.
Гидеон глотнул вина, отправил в рот кусочек отбивной и, слегка покачав головой, сказал:
– Вы и ваши сестры, несомненно, обладаете предпринимательским талантом.
Пруденс, все еще держа свои очки па коленях, посмотрела на него близорукими глазами и тотчас же осознала свою ошибку. Как только она снимала очки, выражение его лица немедленно менялось, и это ее нервировало. Она снова их надела и теперь воззрилась на него и между ее бровями обозначилась суровая складка, взгляд за толстыми линзами стал жестким. В выражении ее лица проглядывала убежденность и полная решимость сделать невозможное возможным.
– Не важно, склонны мы к предпринимательству или нет, но мы должны выиграть этот процесс. Тут не может быть двух мнений.
– Вы так думаете? – Гидеон медленно кивнул. – И я должен выставить вместо ответчика листок бумаги. Допустим, мы с этим как-нибудь справимся. Но есть еще одна сложность. Вы выдвигаете человеку обвинения в подлоге и мошенничестве. А где доказательства?
– Я уже говорила вам, сэр Гидеон, что у нас есть прекрасная идея относительно того, как найти доказательства.
– Простите меня, мисс Дункан, но я не уверен, что ваше ручательство – достаточное основание.
– Вы убедитесь в моей правоте. Но пока я не могу раскрыть вам карты. – Она сделала небольшой глоток вина и наклонилась к сэру Гидеону: – Нам нужен адвокат вашего класса. Сэр Гидеон, мы предлагаем вам дело, которое вы можете счесть вызовом вашему профессионализму. Мои сестры и я не беспомощные ответчики. Мы способны действовать решительно, если речь идет о том, чтобы защитить себя.
– А способны ли вы платить мне, как положено, мисс Дункан?
Теперь он смотрел на нее с нескрываемой насмешкой, чуть-чуть приподняв брови.
Пруденс не ожидала этого вопроса, но ответила мгновенно и без колебаний:
– Нет.
Он кивнул:
– Я так и думал.
Складка между бровями Пруденс обозначилась резче.
– Откуда вы могли знать?
Он пожал плечами:
– Деловое чутье, мисс Дункан, – часть моей работы. Полагаю, что ваш зять Макс Энсор не предложит вам помощи.
Кровь бросилась Пруденс в лицо.
– Констанс... мы... мы никогда не обратились бы к нему за помощью, и он это знает. Это наше дело. Констанс независима от своего мужа в финансовом отношении.
– Необычно. – Его брови поднялись чуть выше.
– А мы вообще необычные женщины, сэр Гидеон. Именно поэтому и предлагаем вам взяться за это дело. Если мы выиграем – а мы выиграем, потому что наше дело правое, – тогда расходы разделим поровну и заплатим вам столько, сколько вы скажете. Но наша анонимность должна быть сохранена.
– Надеетесь выиграть, потому что ваше дело правое? – Он рассмеялся, и в смехе его прозвучали глумливые нотки. – А что, собственно, заставляет вас рассчитывать на справедливость в суде? Не будьте наивной, мисс Дункан.
Пруденс холодно улыбнулась.
– Вся надежда на вас, сэр Гидеон, королевский советник. Вы умеете выигрывать самые трудные дела. И вам это нравится. Нас загнали в угол, и если мы проиграем, то потеряем источник дохода, средства к существованию, наш отец утратит иллюзии и тем самым мы нарушим волю матери. Неужели вас не привлекает возможность принять участие в таком сражении?
Он посмотрел на Пруденс:
– Вы прирожденный оратор, Пруденс, умеете убеждать. И как только вам это удается?
– Ну, мы распределяем наши обязанности в зависимости от обстоятельств, – ответила она, заметив, что сэр Гидеон впервые назвал ее просто по имени. – Любая из моих сестер могла бы оказаться па моем месте и быть столь же убедительной и настойчивой.
– Неужели? – Он искренне рассмеялся. – Должен вам признаться, Пруденс, что вам легче было бы меня убедить, если бы... – он выразительно взмахнул рукой, – если бы вы перестали лицедействовать, стерли с лица эту чопорную улыбку и расстались с этим ужасным платьем. – Он покачал головой. – Должен вам сказать, моя дорогая, что этот маскарад неубедителен. Вам придется усовершенствовать свое актерское мастерство или перестать притворяться. Я и так прекрасно понимаю, что вы умная и сложная женщина. Я знаю также, что вы хорошо образованны и не терпите дураков. Поэтому прошу вас перестать обращаться со мной подобным образом.
Пруденс вздохнула:
– Я не собиралась вводить вас в заблуждение. Я просто хотела, чтобы наш разговор был серьезным. Чтобы вы не сочли меня легкомысленной, пустоголовой светской девицей.
– Поверьте мне, мисс Дункан, вы не производите такого впечатления.
Он снова обезоруживающе улыбнулся, а она ведь даже не сняла очков.
И Пруденс словно бросилась головой в омут. Она решила приступить к серьезным действиям и любой ценой согнать с его лица эту улыбку.
– Очень хорошо, – сказала она. – Так вы беретесь за наше дело?
ГЛАВА 7
Наступило молчание, которое было прервано появлением лакеев. Пруденс не произносила ни слова, пока они не ушли. Ей стало не по себе, руки, лежавшие на коленях, задрожали. Если он скажет «нет», все будет кончено. Аргументов у нее больше не было, и иссякла способность убеждать.
Лакеи поставили на стол доску с сыром, вазу с виноградом, корзинку с орехами и свежим инжиром, графин с портвейном и исчезли.
Гидеон предложил ей портвейна. Она жестом отказалась, и он наполнил собственный бокал. Потом указал ей на сыр и фрукты. Она снова отказалась, а он положил себе «стилтона» и крошечными щипчиками отщипнул маленькую кисть винограда.
– Итак, – продолжила Пруденс, когда молчание стало невыносимым, – вы беретесь нас защищать?
– У вас хватка, как у терьера, – заметил он, сделав глоток портвейна.
– Вы будете нас защищать?
Гидеон открыл рот, чтобы дать ей достойный ответ, приготовленный заранее, но его язык вдруг зажил самостоятельной жизнью и произнес «да».
Пруденс почувствовала облегчение и слабость.
– Я думала, вы откажетесь, – произнесла она.
– Я тоже так думал, – сухо проговорил он. – У меня не было ни малейшего намерения соглашаться.
– Но вы не можете взять свое слово назад, – ринулась она в атаку.
– Вы, правы, не смогу.
Он едва заметно пожал плечами и снова принялся за сыр и виноград. Он не был по натуре импульсивен. Не поддавался эмоциям. Но может, эмоции здесь совершенно ни при чем? Об этом он поразмыслит на досуге.
Пруденс допила кларет. В тоне его она не услышала энтузиазма по поводу исхода дела. Означало ли это, что он не будет прилагать особых усилий, чтобы добиться успеха, потому что они не смогут должным образом оплатить его услуги?
Она тяжело вздохнула:
– Если вы не собираетесь уделить нашему делу максимум времени и внимания, лучше откажитесь.
Взгляд его внезапно стал острым и колючим.
– На что вы намекаете?
Пруденс пожалела о сказанном, однако вынуждена была продолжить:
– Вы производите впечатление человека равнодушного, – сказала она, – а так как мы не сможем вам платить...
Он перебил ее нетерпеливым жестом:
– Вы полагали, что я буду вести дело спустя рукава? Так вы обо мне подумали, мисс Дункан? За кого же вы меня принимаете?
– За очень дорогого адвоката, – ответила Пруденс, нисколько не испугавшись его резкого тона. – Я подумала, что в зависимости от оплаты вы вкладываете в дело больше или меньше усилий. И в этом нет ничего предосудительного. Вполне естественная реакция.
– Если я берусь за дело, то отдаю ему все свои знания, интеллект и энергию, – сказал он, четко выговаривая каждое слово. – Впредь не пытайтесь подвергать сомнению мою профессиональную честность, мисс Дункан.
Он бросил на стол салфетку и позвонил в колокольчик.
Пруденс не нашлась что ответить. Сама того не желая, она задела его гордость. Больше это не повторится, подумала она.
– Давайте выпьем кофе у камина, – любезно предложил он, когда лакеи снова появились с подносом.
Лакеи поставили на стол доску с сыром, вазу с виноградом, корзинку с орехами и свежим инжиром, графин с портвейном и исчезли.
Гидеон предложил ей портвейна. Она жестом отказалась, и он наполнил собственный бокал. Потом указал ей на сыр и фрукты. Она снова отказалась, а он положил себе «стилтона» и крошечными щипчиками отщипнул маленькую кисть винограда.
– Итак, – продолжила Пруденс, когда молчание стало невыносимым, – вы беретесь нас защищать?
– У вас хватка, как у терьера, – заметил он, сделав глоток портвейна.
– Вы будете нас защищать?
Гидеон открыл рот, чтобы дать ей достойный ответ, приготовленный заранее, но его язык вдруг зажил самостоятельной жизнью и произнес «да».
Пруденс почувствовала облегчение и слабость.
– Я думала, вы откажетесь, – произнесла она.
– Я тоже так думал, – сухо проговорил он. – У меня не было ни малейшего намерения соглашаться.
– Но вы не можете взять свое слово назад, – ринулась она в атаку.
– Вы, правы, не смогу.
Он едва заметно пожал плечами и снова принялся за сыр и виноград. Он не был по натуре импульсивен. Не поддавался эмоциям. Но может, эмоции здесь совершенно ни при чем? Об этом он поразмыслит на досуге.
Пруденс допила кларет. В тоне его она не услышала энтузиазма по поводу исхода дела. Означало ли это, что он не будет прилагать особых усилий, чтобы добиться успеха, потому что они не смогут должным образом оплатить его услуги?
Она тяжело вздохнула:
– Если вы не собираетесь уделить нашему делу максимум времени и внимания, лучше откажитесь.
Взгляд его внезапно стал острым и колючим.
– На что вы намекаете?
Пруденс пожалела о сказанном, однако вынуждена была продолжить:
– Вы производите впечатление человека равнодушного, – сказала она, – а так как мы не сможем вам платить...
Он перебил ее нетерпеливым жестом:
– Вы полагали, что я буду вести дело спустя рукава? Так вы обо мне подумали, мисс Дункан? За кого же вы меня принимаете?
– За очень дорогого адвоката, – ответила Пруденс, нисколько не испугавшись его резкого тона. – Я подумала, что в зависимости от оплаты вы вкладываете в дело больше или меньше усилий. И в этом нет ничего предосудительного. Вполне естественная реакция.
– Если я берусь за дело, то отдаю ему все свои знания, интеллект и энергию, – сказал он, четко выговаривая каждое слово. – Впредь не пытайтесь подвергать сомнению мою профессиональную честность, мисс Дункан.
Он бросил на стол салфетку и позвонил в колокольчик.
Пруденс не нашлась что ответить. Сама того не желая, она задела его гордость. Больше это не повторится, подумала она.
– Давайте выпьем кофе у камина, – любезно предложил он, когда лакеи снова появились с подносом.