Филдинг Джой. Не делись со мной секретами

   – Итак, каков же смысл того, что вы говорите? – спросила Барбара, одинокая слеза скатилась по ее щеке.
   – Я говорю о том, что все зависит от показаний самого Терри Вейлса, – ответила Джесс. – Я говорю о том, что нам следует разузнать обо всем, о чем будет говорить Терри Вейлс присяжным заседателям, узнать об этом заранее, чтобы быть готовыми не только задать ему вопросы, но и разнести его в клочья. Я говорю о том, что это дело будет выиграть нелегко. Я говорю о том, что вам следует поскорее убираться отсюда и лечь в постель.
   Нейл чихнул три раза подряд.
   – Будьте здоровы, – пожелала ему Джесс.
   – Не обязательно желать здоровья, когда кто-то простудился, – заметила Барбара. – Это постоянно говорила моя мама, – застенчиво добавила она, направляясь к двери.
   – Я подумал, что судья Харрис был сегодня несколько резковат, – произнес Нейл, когда она вышла.
   – Возможно, переел праздничной индюшки, – предположила Джесс, закрывая за ним дверь кабинета. Она плюхнулась в ближайшее кресло, почувствовав как начало саднить горло. – О нет! – воскликнула она. – Ты не можешь сейчас заболеть. У тебя нет времени для болезни. Этого не должно случиться, хотя в горле и запершило, – сказала она себе. Джесс возвратилась на свое место за письменным столом и стала просматривать заметки, которые она набросала в суде после обеда, с надеждой поглядывая на телефон.
   Ну и что, что прошла неделя, а Адам не позвонил? Неужели она действительно ждала его звонка? Их встреча в тот вечер закончилась на вполне деловой нотке: он передал ей сапожки, она вручила ему чек. Он высадил ее перед кирпичным зданием, не попытавшись даже чмокнуть в щечку. Она не пригласила его к себе – он не напрашивался. Они просто попрощались. Он не спросил: «Могу ли я вас снова увидеть?», не сказал: «Я вам позвоню». Поэтому чего же она могла ждать?
   Неужели она действительно думала, что он позвонит, предложит провести вместе День Благодарения? Два совершенно незнакомых человека будут вместе кушать индюшку с соусом из клюквы? Помощник прокурора штата в округе Кук и продавец обуви из Спрингфилда! Что ее больше беспокоило? То, что он был продавец обуви, или то, что он не позвонил?
   Кончилось тем, что она попала на обед в День Благодарения к жильцу этажом ниже, который занимается системным анализом, и его восьмерым друзьям. Она делала вид, что не прислушивается к телефонным звонкам в своей квартире, выпив несколько бокалов вина, она с увлечением стала слушать музыку и присоединилась ко всем остальным в пожеланиях счастья, в выражении радости, что они собрались вместе, что они живы, в то время как многие из их друзей погибли.
   Она много выпила, и Уолтеру пришлось проводить ее наверх, в ее квартиру. По крайней мере, думала она теперь, ей не надо было возвращаться домой на машине.
   Джесс положила голову на руки, вспоминая свою машину, обезображенную до неузнаваемости. Подарок родителей по случаю поступления в университет Норт-вестерн, эта машина послужила ей и в юридическом колледже, и во время семейной жизни, и после развода в течение четырех лет работы в Управлении прокурора штата. Машина не выдержала лишь последнего хамства. Не смогла воспротивиться Рику Фергюсону.
   Джесс сразу не заметила, что покрышки были порезаны, порвана обивка сидений, вырвана с мясом тормозная педаль. Прошло несколько дней, прежде чем она узнала о подлинных размерах ущерба. Не было смысла все это ремонтировать. Слишком трудно и слишком дорого даже с учетом страховой компенсации. Она уже и так выложила четыреста с лишним долларов.
   Полиция не нашла никаких отпечатков пальцев, ничего такого, что связывало бы Рика Фергюсона с повреждениями ее машины. Ну, он пришел в тот день в ее зал суда. Что из этого? В гараже его никто не видел. Никто не видел его возле ее машины. Никто вообще не видел его нигде. Люди пропадали. Собственность уничтожалась. А Рик Фергюсон продолжал ухмыляться.
   Джесс сняла трубку и позвонила судебно-медицинскому эксперту.
   – Очень хорошо, что вы еще на месте, – произнесла она, услышав голос Хилари Bay.
   – Как раз собираюсь уходить, – сообщила ей женщина. Джесс поняла, что на самом деле она хотела сказать, что уже поздно, что она хотела бы поскорее закончить телефонный разговор.
   – Я так понимаю, что не поступило никого, кто напоминал бы Конни Девуоно, – начала Джесс, как будто Конни Девуоно все еще могла оставаться в живых, как будто ей как-то удалось забрести в кабинет главного медицинского эксперта по собственной инициативе.
   – Никого.
   – Вы получили снимки зубов, которые я вам направила?
   – Получила. Они у меня наготове, сразу можно пустить в дело.
   – Они могут ускорить дело...
   – Да, конечно. Джесс, мне действительно пора уходить, я что-то начинаю мерзнуть, Боюсь, как бы не разболеться.
   – Добро пожаловать в наш клуб хворых, – сострила Джесс и пожелала Хилари Bay выздоровления. Она положила трубку и тут же сняла ее снова, ей захотелось услышать какой-нибудь дружеский голос. Последний раз она разговаривала с сестрой еще до Дня Благодарения. Морин тоже не звонила, и это было непохоже на нее. Обычно она всегда находила время справиться о Джесс, как бы занята ни была. Джесс надеялась, что у нее все в порядке, что ее не сразил грипп, который, похоже, превратился в городе в настоящую эпидемию.
   – Алло, – по голосу Морин чувствовалось, что она улыбается. Джесс сразу же успокоилась.
   – Как ты поживаешь? – спросила Джесс.
   – У меня все в порядке, – ответила Морин более постным голосом, в котором уже не было и намека на улыбку. – У Тайлера насморк, все остальные здоровы. Как у тебя дела?
   – Нормально. Как прошел обед на День Благодарения?
   – Здорово, мать Барри великолепно готовит. Но в действительности тебя ведь это не очень интересует. – Наступило неловкое молчание. – Ты, как обычно, очень занята?
   – Ну, это очень шумное дело, и я пытаюсь...
   – Шумное дело?
   – О нем много пишут и говорят. Не сомневаюсь, что ты читала о нем. – Джесс замолкла, вспомнив, что Морин теперь не читала даже первые страницы газет.
   – Правда, я слежу за этим делом. Тебе просто повезло, что ты его ведешь.
   – Повезло только в том случае, если я его выиграю.
   Опять пауза.
   – Уже некоторое время я ничего не слышала о тебе, – произнесла Джесс и тут же сообразила, что всегда именно сестра заботилась о том, чтобы между ними не прерывалась связь.
   – Я подумала, что тебе так больше нравится.
   – Как это нравится? Почему ты так говоришь?
   – Да не знаю. Может быть, потому, что ты всегда ужасно занята. Во всяком случае настолько занята, что не нашла времени встретиться с приятельницей отца. Слишком занята, чтобы пообедать с нами в бистро «Один-десять». Слишком занята, чтобы пойти на прием к Стефани Банэк.
   – Я ходила к ней на прием.
   – Формально да, не спорю. Послушай, Джесс, в общем-то мне неинтересно продолжать эту тему. Я понимаю, что это значит. Но не пытайся говорить мне о том, что ты занята настолько, что у тебя не остается времени на родных. Я же не дурочка, чтобы не понимать, что ты сторонишься нашей семьи. В конце концов это твое дело. Думаю, что мне придется примириться с этим.
   – Морин, дело совсем не в том, что я не хочу быть с вами.
   – А в том, что ты не хочешь общаться с моим мужем.
   – Мы просто не находим общего языка. Так бывает. Это еще не конец света.
   – А отец? Долго ли еще ты будешь избегать его?
   – Я его не избегаю.
   – Ну конечно! Ты лишь сторонишься женщины, которую он полюбил.
   – Не находишь ли ты, что слишком все драматизируешь?
   – Думаю, что отец собирается жениться на этой женщине, Джесс.
   Опять молчание.
   – Он сказал об этом?
   – Ему не надо этого говорить.
   – Ну, об этой женщине я буду беспокоиться потом. Всему свое время.
   – Зачем тебе вообще о ней беспокоиться? – требовательно спросила Морин. – Почему ты не можешь просто пожелать ему счастья? Почему ты не можешь просто оказать ему любезность – встретиться с ней?
   Джесс смотрела, как за окном все явственнее наступает ночь. Еще не было и шести часов, а уже стало очень темно.
   – Пожалуй, я закончу на этом разговор, позволю тебе заняться приготовлением ужина.
   – Конечно. Это у меня получается лучше всего.
   – Морин...
   – Пока, Джесс. Не пропадай.
   Связь разъединилась еще до того, как Джесс успела попрощаться.
   – Здорово. Просто замечательно. – Джесс положила трубку на аппарат, подумала, не позвонить ли отцу, но решила этого не делать. Она достаточно наслушалась неприятного.
   Почему она так поступала со своими близкими? Почему она просто не могла примириться с тем фактом, что ее свояк был ослом, сестра примерной матроной, а отец влюбился? Когда это она стала такой нетерпимой? Неужели все должны жить, подчиняясь ее капризам? А разве сама она удачно распорядилась своей жизнью?
   Дверь в кабинет открылась. На пороге появился Грег Оливер. Острый и сладковатый запах одеколона «Арамис» долетел до ее письменного стола.
   Только этого ей не хватало, подумала Джесс с таким глубоким вздохом, который, казалось, достал до самых кончиков ее ног.
   – Почему я не удивляюсь, что застал вас здесь, – заявил он скорее утвердительно, чем вопросительно.
   – Может быть, потому, что вы слышали, как я разговаривала по телефону?
   – Это вы издавали такие жалобные звуки?
   Джесс выдохнула весь воздух, который накопился в легких.
   – Вы не ошиблись.
   – Похоже, что вам не помешала бы рюмочка.
   – Мне надо хорошенько отоспаться.
   – Это тоже можно устроить. – Он подмигнул ей.
   Джесс вытаращила на него глаза, поднялась со стула.
   – Как продвигается дело О'Мэлли?
   – Дело в шляпе. К концу недели закончим. А дело знаменитого мстителя из самострела?
   – Надеюсь, уже в пятницу им займутся присяжные заседатели.
   – Слышал, что предполагается сделка.
   – Убийство второй степени, десять лет тюрьмы? Возможность досрочного освобождения через четыре года? Ничего себе сделка!
   – Неужели вы думаете, что присяжные заседатели вынесут иное решение?
   – Я могу на это надеяться, – ответила ему Джесс.
   Хитроватая усмешка Оливера Грега превратилась в настоящую улыбку.
   – Полноте! Хотите, подвезу вас до дома?
   – Спасибо, не надо.
   – Не будьте глупой, Джесс. Ваша машина кончилась, ее нет. И сейчас вы не найдете такси. Если же вы вызовите такси по телефону, то прождете его не меньше часа. А я предлагаю вам прокатиться в любое место по вашему выбору: Вегас, Майами-Бич, Грейсленд.
   Джесс заколебалась. Она знала, что он прав: такси просто не дождешься, если его вызвать в такой час. А после своей последней поездки в метро она отказалась от линии Эл. Она могла бы позвонить Дону, хотя и не разговаривала с ним с тех пор, как отказалась отпраздновать День Благодарения вместе с ним и «матерью Терезой». Нет, она не станет звонить Дону. Это было бы неправильно. Он ее бывший муж, а не шофер.
   – Ладно – согласилась она. – Но прямиком домой.
   – Как скажете. Я готов отвезти даму в любое место, куда она пожелает.

* * *

   Черный «порше» Грега Оливера остановился возле кирпичного дома Джесс. Он выключил мотор. Резко оборвалась громкая рок-н-ролльная музыка, которая сопровождала их всю дорогу и, к счастью, исключала возможность вести разговор.
   – Вот, значит, где вы живете.
   – Вот здесь. – Джесс протянула руку к ручке двери, желая поскорее отделаться от запаха его одеколона. – Спасибо, Грег. Я очень вам благодарна за любезность.
   – Разве вы не собираетесь пригласить меня к себе?
   – Нет, – коротко ответила Джесс.
   – Будет вам, Джесс! Вы не захотели, чтобы я угостил вас рюмочкой. Чтобы исправиться вы могли бы хоть чем-нибудь угостить меня, чем-нибудь перед долгой поездкой домой.
   – Грег, я устала. У меня першит в горле. А кроме того, у меня свидание, – добавила она, ощутив на языке ложь, как горькую пилюлю.
   – Сейчас всего половина седьмого. Примите пару таблеток аспирина. А что касается свиданий, то у вас их не было уже полсотни лет. Я иду с вами. – В следующее мгновение он уже выскочил из машины.
   Джесс откинула голову на черную кожаную спинку сиденья. А чего же она ждала? Она открыла дверцу машины, приподняла обе ноги и одновременно поставила их на край тротуара, потом, оттолкнувшись, встала, выйдя из машины.
   – Вы хорошо проделали эту операцию, – похвалил Грег. – Многие женщины толком не знают, как вылезти из такой низкой машины. Они высовывают сначала одну ногу, потом другую, – засмеялся он. – Конечно, с тротуара забавнее наблюдать второй вариант.
   – Грег, – сказала Джесс, быстро шагая перед ним к входной двери. – Я вас не приглашаю.
   – Вы не можете говорить это серьезно, – настаивал он. – Перестаньте, Джесс. Все, что мне надо, – это рюмочка. Чего вы боитесь? Что вы думаете, я стану делать?
   Джесс остановилась у входной двери и стала копаться в сумочке, ища ключ. Почему она не подумала найти его раньше и держать наготове?
   – Вы думаете, я буду приставать к вам? Правда?
   – А разве не будете?
   – Фу ты, Джесс! Я женатый и счастливый человек. Жена мне только что подарила «порше». Зачем же мне приставать к женщине, которой я явно не по душе?
   – Потому что она просто рядом? – ответила вопросом Джесс, нащупав ключ и открывая им входную дверь.
   – Вы забавная, – произнес он, раскрывая пошире дверь и входя в фойе. – Вот почему я не обращаю внимания на всю чепуху, которую вы несете. Послушайте, Джесс, мы же коллеги по работе, и хочу надеяться, что мы станем друзьями. Разве это плохо? – Неожиданно он нагнулся, подобрал несколько писем, которые валялись на полу под прорезью для почты, небрежно посмотрел на конверты. – Ваши письма, – он положил конверты в ее протянутую руку.
   – Одну рюмку, – предупредила его Джесс, чувствуя себя слишком уставшей, чтобы продолжать препираться.
   Он последовал за ней вверх по лестнице на третий этаж вроде собачонки, бегущей у ног хозяйки.
   – Уверен, что вы живете на верхнем этаже.
   Она открыла двери квартиры. Грег Оливер так торопился, что чуть ли не раньше хозяйки влетел в квартиру.
   – Вы не выключаете радиоприемник, когда уходите? – спросил он. Его карие глаза быстро оценили убранство квартиры, а взгляд выразил пренебрежение.
   – Из-за птички. – Джесс швырнула сумку и конверты на тахту, молча решая, снимать ли ей пальто и сапоги. Хотя она была у себя в квартире, она не хотела делать ничего такого, что могло бы задержать Грега Оливера.
   Он осторожно подошел к клетке с канарейкой, посмотрел через проволочную сетку. – Самец или самка?
   – Самец.
   – Как вы это узнали? Вы посмотрели птичке под крылья?
   Джесс прошла на кухню, нащупала банки с пивом у стенки холодильника, вынула и открыла одну банку, вернулась с ней в гостиную. Грег Оливер уже по-домашнему расположился на тахте, плащ бросил на обеденный стол, ослабил галстук, сбросил башмаки.
   – Не рассиживайтесь, пожалуйста, – предупредила Джесс, подавая ему пиво.
   – Не вредничайте, – возразил он, поглаживая тахту. – Идите сюда и садитесь рядышком.
   Джесс повесила свое пальто в стенной шкаф, сапоги снимать не стала, предвидя сложившуюся ситуацию. Она позволила мужчине, которого едва выносила, который явно лез к ней, подвезти себя домой. И этот мужчина уже сидит на тахте в ее гостиной, потягивая пиво, которое она сама поднесла ему. Ничего себе, ловкая женщина, подумала она про себя и фыркнула. Как ее угораздило оказаться в таком положении?
   – Послушайте, Грег, – произнесла Джесс, подходя к тахте. – Я буду говорить с вами прямо. Я не хочу закатывать сцену. Не хочу делать невозможной нашу работу в одном и том же учреждении. Не хочу портить жизнь ни вам, ни себе... она и так нелегкая.
   – Есть ли сермяжная истина в этих словах? – спросил он, отпивая большой глоток пива прямо из банки.
   Джесс поняла, что забыла дать ему стакан.
   – Истина заключается в том, что ваше присутствие здесь ставит меня в очень неловкое положение.
   – Вы почувствуете себя гораздо удобнее, если присядете. – Он опять похлопал по тахте возле себя. Джесс наблюдала, как подпрыгивают и передвигаются конверты.
   – Я не собираюсь ложиться с вами в постель, – сказала Джесс, решив, что лучше говорить все напрямик.
   – Кто же говорил о том, чтобы ложиться со мной в постель? – Грег постарался изобразить на лице и удивление, и обиду.
   – Это чтобы между нами все было ясно.
   – Все и так абсолютно ясно, – отозвался он, хотя глаза его говорили о другом.
   Джесс присела на край тахты.
   – Очень хорошо, потому что я действительно не в настроении испытать на себе такую мерзость, как изнасилование при свидании. Я знаю, что система засасывает, и если бы я не испытывала слишком большой стыд, чтобы сообщить об этом, то, возможно, вам бы это сошло с рук. Поэтому предупреждаю, что у меня заряженный пистолет в ночном столике возле кровати, и если вы протяните ко мне свои руки, то я снесу вам вашу пошлую башку. – Она сладко улыбнулась, наблюдая, как у Грега Оливера чуть ли не до колен отвалилась челюсть. – Хочу просто, чтобы заранее все было ясно.
   Потрясенный Грег Оливер несколько секунд хранил молчание.
   – Это – шутка, правда?
   – Я не шучу. Хотите взглянуть на пистолет?
   – Господи Иисусе, Джесс, не удивительно, что у вас уже полстолетия не было свидания.
   – Допивайте пиво и отравляйтесь домой, Грег. Вас ждет жена. – Она встала и подошла к двери.
   – На кой же черт вы пригласили меня сюда? – В его голосе послышались звуки праведного негодования.
   Джесс только пожала плечами. Она и сама удивляется, зачем?
   – Я устарела для таких дел, – пробормотала она.
   – Вы настоящая ледышка, вот кто вы такая, – бросил ей Грег, беря плащ. – Ледышка, и воображала, и то, что ребята в школьном дворе называли «настоящая дразнила».
   – Это я-то дразнила? – Джесс не скрывала возмущения в голосе.
   – При подходящем случае, – отозвался он, нетерпеливо засовывая ноги в свои легкие туфли фирмы «Гуччи». Он ткнул банку с остатками пива ей в грудь. Джесс схватила банку, из которой выплеснулась холодная жидкость прямо ей на белую блузку.
   – Спасибо за гостеприимство – пробурчал он уже около двери, с шумом захлопнув ее за собой.
   – Это получилось пикантно, – сказала Джесс, наблюдая, как кенар порхает с жердочки на жердочку. – Очень пикантно. – Она потерла лоб, вспоминая, когда точно она начала терять контроль над своей жизнью. Она, которая тщательно вешала каждый предмет своей одежды в чулан в соответствии с цветом, которая аккуратно укладывала свои только что выстиранные штанишки под те, которые она еще не надевала, которая все брала на карандаш, начиная от важных встреч и кончая тем, когда ей надо мыть волосы, а потом внимательно вычеркивала из списка каждую запись, когда дело было сделано. Когда она потеряла контроль над своей жизнью?
   Она опять подошла к тахте, покопалась в конвертах. Острый запах одеколона Грега все еще исходил от того места на тахте, где он сидел. Джесс поднесла письма к окну, приоткрыла немного окно, чтобы впустить свежего воздуха. Старинные кружевные занавески слегка надулись от напора ночного воздуха.
   В конвертах находились главным образом счета. Больше чем обычно просьб о пожертвованиях, что можно было ожидать в такое время года. Извещение об индивидуальных счетах выхода на пенсию. Джесс бегло просматривала каждую бумагу и отбросила все в сторону, оставив в руках и сосредоточив внимание на одном запачканном белом конверте. Без обратного адреса. Ее фамилия нацарапана вкривь и вкось, как будто детской рукой. Возможно, рождественская открытка от ее племянника, посланная заранее. От Тайлера. Без марки. Несомненно, доставка с посыльным. Она вскрыла конверт, вынула из него один бесцветный листок бумаги, повертела в руках, потом осторожно поднесла его к носу.
   Пахнуло застоявшимся запахом мочи и одеколона Грега.
   Джесс быстро запихнула бумажку в конверт и выпустила его из рук, наблюдая, как ветерок подхватил его, закружил и понес по полу, как умелый партнер по танцу. Она заметила, что из конверта посыпались какие-то черные соринки, напоминающие мелких червячков, становясь почти невидимыми на паркетном полу.
   Она медленно наклонилась, смела то, что было похоже на короткие, черные, вьющиеся нити, себе на ладонь. Волосы, сообразила она с нарастающим чувством омерзения. Волосы от полового органа. Она тут же смела эти волосы обратно в конверт.
   Волосы от полового органа и моча.
   Очаровательно.
   В дверь постучали.
   – Просто потрясающе! – прошептала она, поднимаясь на ноги и закрывая окно. Волосы от члена, моча и сам Грег Оливер. Что нужно еще девушке?
   – Отправляйтесь домой, Грег! – резко крикнула она.
   – А если меня зовут Адам, мне тоже убираться?
   Джесс бросила оскорбительное письмо на стол, думая, не ослышалась ли она.
   – Адам?
   – Вижу, что вы надели свои новые сапожки, – сказал он, войдя, когда она открыла ему дверь. – Вы меня ждали?
   – Как вам удалось войти в дом? – спросила Джесс, сердясь на себя и смущаясь от того, что обрадовалась его приходу.
   – Наружная дверь была открыта.
   – Открыта?
   Он пожал плечами.
   – Возможно, Грег не закрыл ее как следует, когда уходил. – Он прислонился к дверному косяку. – Надевайте свое пальто.
   – Мое пальто?
   – Ну да, я подумал, что, может быть, мы что-нибудь пожуем и сходим в кино.
   – А если я очень устала?
   – Тогда скажите мне: «Адам, отправляйтесь домой».
   Джесс пристально смотрела на Адама Стона – пряди его каштановых волос нависли над лбом, убийственная самоуверенная поза, лицо непроницаемо, как при опознании преступника в строю других людей в полицейском участке.
   – Я надеваю пальто, – сказала она.

Глава 14

   Они пошли смотреть фильм «Касабланка» несмотря на то, что видели его уже несколько раз по телевизору. По настоянию Джесс они сели в заднем ряду возле прохода. По дороге в кинотеатр они ничего не говорили, молчали во время просмотра фильма и перекинулись всего несколькими словами, когда после сеанса шли в ресторан. Ни разу не притронулись друг к другу.
   Ресторан, расположенный на проспекте Северный Линкольн, оказался маленьким полутемным шумным заведением, которое специализировалось на ростбифах. Они сели за крохотный столик на двоих в глубине зала и только после того, как сделали заказ официанту, у которого в носу болталась золотая сережка, попытались заговорить.
   – Я где-то читала, – сказала Джесс, – что когда начали снимать фильм «Касабланка», то сценарий еще не был готов, и актеры толком не знали, какую роль они исполняют и что должны делать. Бедняжка Ингрид Бергман, видно, без конца спрашивала режиссера, в кого же она должна влюбиться.
   Адам засмеялся.
   – В это трудно поверить.
   Воцарилось молчание. Взгляд Адама заскользил по темно-вишневым стенам. Джесс взяла теплую булочку из хлебной корзиночки на столе, разломила пополам и стала есть.
   – У вас отличный аппетит, – заметил он, продолжая рассматривать зал.
   – Я всегда отличалась прожорством.
   – Ваша мама учила вас доедать все, что лежит на тарелке?
   – В этом не было нужды. – Она быстро проглотила одну половину булочки и принялась за вторую.
   – У вас, наверное, отличный обмен веществ?
   – Я заметила, что частая истерика не позволяет толстеть, – поведала ему Джесс, отправляя в рот очередной кусок, одновременно думая, почему им как-то неловко вдвоем. Им было легче общаться, когда они едва знали друг друга. Вместо того, чтобы чувствовать себя непринужденно, каждая новая встреча приводила к еще большей напряженности, как будто они впадали в эмоциональное оцепенение. Возможно, вызванное ими самими.
   – Мне не нравится слово «истерика», – произнес он после продолжительной паузы.
   – Что в нем вам может не нравиться?
   – Оно несет в себе некий негативный подтекст – объяснил он. – Я предпочитаю выражение «высокая энергия».
   – Вы думаете, что это одно и то же?
   – Две части одного уравнения.
   Джесс задумалась.
   – Не знаю. Но я знаю одно: с детских лет разные люди предлагают мне расслабиться.
   – Что только укрепило негативный образ, который вы оставили о себе как об истерическом человеке. – Наконец он посмотрел ей прямо в глаза. Джесс даже вздрогнула от напряженности его взгляда. – Когда люди советуют вам расслабиться, то это означает, что именно они страдают от вашей высокой энергии, а не вы. Но делают так, что виновной чувствуете себя вы. Ловко, правда?
   – Еще одна из ваших интересных теорий.
   – Разве вы не помните, что я интересный малый? – Он взял хлебную палочку и откусил от нее кончик.
   – Чем вы, собственно, занимаетесь, продавая обувь?
   Он рассмеялся.
   – Разве вас задевает то, что я продаю обувь?
   – Почему это меня должно задевать?
   – Дело в том, что мне нравится продавать обувь, – сказал он, отодвигая стул и вытягивая под столом ноги на их полную длину. – Каждый день я прихожу на работу в десять часов утра, ухожу домой в шесть вечера. За исключением четвергов. По четвергам я являюсь в магазин в час дня и ухожу в девять вечера. И отключаюсь, дома магазинные дела меня не занимают. Не надо готовиться к очередному трудовому дню. Никаких забот, никакой ответственности. Прихожу на работу и продаю обувь. Потом иду домой. Пришел, увидел, победил, или как там говорится?