Филдинг Джой. Не делись со мной секретами

   – Я пошла. Далеко.
   Джесс заметила замешательство в глазах Барри. Ясно, что выбор ею профессии был выше его понимания.
   – Итак, что тебе дать выпить? – снова спросил он.
   – Кока вполне меня устроит.
   Наступило некоторое молчание.
   – Мы перестали покупать безалкогольные напитки, – сообщил он. – Решили, что если у нас в доме не будет всяких там лимонадов, то у Тайлера не будет появляться искушения. Кстати, эти напитки пьешь только ты.
   Теперь наступила очередь Джесс почувствовать смущение.
   С лестницы донесся топот: кто-то спускался со второго этажа в прихожую. И тут Джесс увидела целую копну темных волос, огромные голубые глаза и маленькие ручонки, которые, приветствуя ее, быстро махали в воздухе. В следующее мгновение по светло-розовому ковру пробежал трехлетний племянник Джесс и бросился к ней на руки.
   – Ты купила мне подарок? – спросил он вместо приветствия.
   – Разве иначе бывает? – Джесс полезла в пакет магазина «Маршалл Филд», стараясь не замечать, что на племяннике была надета рубашка с галстуком, как на его папе.
   – Минуточку, – быстро сказал Барри строгим голосом. – Мы не получаем подарков, пока как следует не поздороваемся. «Здравствуйте, тетушка Джесс», – подсказал он.
   Тайлер ничего не ответил. Не обращая внимания на отца мальчика, Джесс вынула из пакета игрушечный самолет и положила в протянутые ручки племянника.
   – Ох ты! – Тайлер спрыгнул с ее колена на пол, внимательно изучая со всех сторон самолет.
   – Что надо сказать? – Барри опять придал своему голосу строгость. – Нам надо сказать: «Спасибо, тетушка Джесс».
   – Ничего, Барри, – обратилась к нему Джесс. – Он может поблагодарить меня позже.
   Барри взглянул так, будто воротник рубашки под его шелковым галстуком сел сразу на два размера.
   – Мне не нравятся твои попытки подорвать мой авторитет, – сказал он.
   – Мои попытки что сделать? – спросила Джесс. Она явно что-то недопоняла.
   – Ты слышала меня. И не смотри на меня такими невинными глазами. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
   Счастливый Тайлер пробежал между отцом и теткой, послав свой новый самолет в пике над самым полом, не замечая напряженности ситуации.
   Ни Барри, ни Джесс не сдвинулись с места. Оба стояли, как вкопанные – Барри у тахты, Джесс возле кресла, – как будто ждали, что что-то произойдет, кто-то вмешается.
   – Не звонят ли в дверь, или мне показалось? – спросила Джесс, довольная тем, что на лице Барри появилось нечто похожее на улыбку. Если и возникнет спор, а между Барри и ею он всегда возникает, когда они собираются вместе, то это будет не по ее вине. Она дала себе в этом слово во время тех тридцати минут, которые потратила на поездку от своего дома до респектабельного пригородного района.
   – Очень хорошо, – произнесла Морин, неожиданно появляясь в дверях. – Похоже, вы ладите.
   Барри тут же подскочил к жене, поцеловав ее в щеку.
   – Нас трудно поссорить, – заверил он ее.
   Морин обворожительно улыбнулась, посмотрев на мужа и сестру. Несмотря на то что она, наверное, сильно устала, Морин вся сияла в своей белой кофточке и черных шерстяных брюках. Ее фигура почти полностью восстановилась, отметила про себя Джесс, гадая, не уговорил ли Барри свою жену возобновить регулярную физзарядку. Как будто уборки в большом доме и ухода за тремя малолетними детьми было ей недостаточно.
   – Ты выглядишь великолепно, – сказала Джесс совершенно искренне.
   – А ты выглядишь уставшей, – заметила Морин, обняв сестру. – Высыпаешься ли ты?
   Джесс пожала плечами, вспомнив свой недавний кошмар.
   – Посмотри, что мне дала тетушка Джесс, – выкрикнул Тайлер, сидя на полу и размахивая своим новым самолетом.
   – Какая прелесть! Я надеюсь, ты сказал «спасибо».
   – Твоя сестра считает необязательным говорить это, – заявил Барри, подходя к стойке домашнего бара и наливая себе шотландского виски с содовой. – Кому что налить?
   – Только не мне, – сказала Морин. – Какой красивый свитер, Джесс! Тебе надо почаще надевать голубое. Этот цвет тебе очень идет.
   – Свитер зеленый, – поправил Барри, поднимая глаза на свояченицу. – Разве не это ты сказала, Джесс?
   – Ну нет, он определенно голубой, – безапелляционно заявила Морин. – Нет вопроса.
   – Близнецы заснули? – спросила Джесс.
   – Пока что да, но спят они недолго.
   – Я кое-что купила им.
   – О Джесс, тебе не надо покупать им что-то всякий раз, когда ты к нам приходишь.
   – Нет, надо. На что же тогда тетушки?
   – Хорошо, спасибо. – Морин взяла из рук Джесс пакет магазина «Маршалл Филд» и заглянула внутрь.
   – Это просто детские нагруднички. Мне они показались симпатичными.
   – Прелестные! – Морин вытащила небольшие матерчатые ворсистые нагруднички, на которых были нарисованы ярко-красные яблоки и ягоды. – О, взгляни вот на эти! Какие милые, правда, Барри?
   Джесс не слышала, что ответил Барри. «Неужели это действительно ее сестра? – задавала она себе вопрос. – Неужели у них одна мать? Неужели женщина, которая закончила с отличием один из лучших колледжей страны, может быть очарована двумя пятидолларовыми фартучками из магазина „Маршалл Филд“? Неужели она действительно может показывать их мужу, ища его одобрения?»
   – Так что же произошло сегодня в суде? – спросила Морин, как будто чувствуя, что Джесс не по себе. – Приговор вынесен?
   – Неправильный приговор.
   – Вы все ожидали этого, правда? – Морин взяла Джесс за руки и повела ее к тахте, не выпуская ее руки из своих, даже когда они обе сели.
   – Но я надеялась!
   – Борьба, наверное, была жестокая.
   – Твоя сестра тоже не отличается мягкостью, – заметил Барри, отпивая коктейль, а потом, не отрывая губ от бокала, почти осушил его. – Разве это не так, Джесс?
   – Ты что-то видишь в этом плохое? – в голосе Джесс прозвучало подзадоривание.
   – Ничего плохого, пока это ограничивается залом суда. Не клюй на наживку, предостерегала она себя. Не дай ему задеть себя.
   – Понятно, – все же протянула она. – Хорошо быть сильным, когда дерешься за кого-то, а не за себя.
   – Кто говорит о том, что тебе надо постоянно драться?
   – Не думаю, что Джесс крепкая женщина, – высказала предположение Морин, в тоне ее голоса слышался вопрос.
   – Скажи мне, Джесс, – спросил Барри, – почему так получается, что как только женщина получает некоторую власть, она теряет чувство юмора?
   – А почему мужчина, когда ему не удается быть забавным, ставит под вопрос чувство юмора женщины? – отпарировала Джесс вопросом.
   – Существует большая разница между тем, чтобы быть сильным и быть жестоким, – продолжал Барри, возвращаясь к своей первоначальной мысли и подчеркивая ее кивком головы, как будто это была истина, очевидная для всех. – Мужчина может позволить себе иметь оба этих качества, женщина – нет.
   – Джесс, – мягко вмешалась Морин, – ты же знаешь, что Барри просто дразнит тебя.
   Джесс вскочила на ноги.
   – Ничего себе «дразнит»! Подонок!
   Тайлер навострил уши, посмотрев на тетку.
   – Пожалуйста, следи за тем, что говоришь, – предостерег Барри.
   Его упрек уколол Джесс сильнее, чем если бы она получила пощечину. Она отчаянно надеялась, что не расплачется.
   – Значит, мы теперь не выражаемся, правда? – сказала она, чтобы сдержать подступавшие слезы. – Мы не пьем коку и не выражаемся.
   Барри посмотрел на жену, поднял руки вверх, как бы сдаваясь.
   – Джесс, пожалуйста... – умоляющим голосом произнесла Морин, потянув сестру за руку, стараясь опять усадить ее на тахту.
   – Я просто хочу проверить, все ли правила твоего мужа я усвоила. – Джесс злобно смотрела на свояка, который стал теперь спокойным и благоразумным. Он опять вывел ее из состояния равновесия. Джесс злилась на Барри, одновременно стыдясь своего поведения. – Не знаю, как тебе это удается, – пробормотала она подавленно. – Тут нужна особая сноровка.
   – Чем ты теперь недовольна? – спросил Барри, в его глазах отразилось подлинное замешательство.
   – Недовольна? – вырвалось у Джесс. Она теряла остатки самоконтроля. – Недовольна?
   – Тайлер, – обратилась Морин к сыну, потом встала и попыталась мягко вывести сына из комнаты, – почему бы тебе не пойти с новой игрушкой наверх и не поиграть там?
   – Я хочу здесь, – запротестовал мальчик.
   – Тайлер, отправляйся в свою комнату и играй там, пока мы тебя не позовем к обеду, – приказал отец.
   Мальчик тут же послушался.
   – Голос хозяина, – прокомментировала Джесс, когда мальчик бегом припустил по лестнице.
   – Джесс, пожалуйста, – попросила Морин.
   – Я не начинала этого. – Джесс услышала в своем голосе нотки обиженного ребенка, злясь и смущаясь, что они тоже это слышали.
   – Неважно, кто начал, – говорила Морин, как бы обращаясь к детям, не глядя ни на сестру, ни на мужа. – Важно прекратить, пока дело не зашло слишком далеко.
   – Считай, что все прекращено, – голос Барри заполнил всю комнату.
   Джесс промолчала.
   – Джесс?
   Джесс кивнула, ее голова шла кругом от возмущения и вины. Вина за возмущение, возмущение из-за вины.
   – Итак, какой следующий вопрос на повестке обвинителя? – В словах Морин звучала показная веселость, как будто она навещала умирающего в больнице. Ее обычно мягкий голос звучал теперь гораздо пронзительнее. Она опять села на тахту и погладила место возле себя, испытывая возбуждение, граничащее с отчаянием. Ни Джесс, ни Барри не сдвинулись с места.
   – Несколько обвинений в распространении наркотиков, которые надеемся передать в суд, – ответила Джесс. – И у меня начинается через неделю еще один процесс по делу об изнасиловании. Да, в понедельник у меня также совещание с адвокатом, который представляет мужчину, застрелившего ушедшую от него жену из самострела. – Джесс потерла переносицу, недовольная слишком официальным звучанием своего голоса.
   – Боже мой, из самострела! – содрогнулась Морин. – Какая дикость!
   – Ты, наверное, читала об этом в газетах несколько месяцев назад. Об этом писалось на первых страницах.
   – Ну, понятно, почему я пропустила это, – предположила Морин. – Теперь я в газетах ничего не читаю, кроме рецептов.
   Джесс безуспешно старалась скрыть ужас на своем лице.
   – Газеты нагоняют на меня тоску. – Морин наполовину объясняла, наполовину извинялась. – Да и времени на них нет. – Ее голос понизился до шепота.
   – Так, что вкусненького ты приготовила сегодня для нас? – Барри сел на тахту рядом с женой и взял ее руки в свои.
   Морин сделала глубокий вдох, оторвав глаза от Джесс и смотря прямо перед собой, как будто она что-то читала на воображаемой школьной доске.
   – Для начала будет что-то вроде черепашьего супа, потом жареный цыпленок, осыпанный зернами сезама, сочный батат и тушеные овощи, потом зеленый салат с орехами и сыром «горгонзола» и, наконец, мусс из груш с малиновым соусом.
   – Звучит фантастически. – Барри еще раз пожал руки жены. – Звучит так, как будто ты это готовила целую неделю.
   – Звучит, как будто я с этим возилась больше, чем на самом деле, – скромно отозвалась Морин.
   – Не знаю, как это тебе удается, – сказала Джесс, несколько споткнувшись на слове «как», потому что на самом деле она хотела спросить «почему».
   – На деле я нахожу это занятие успокаивающим.
   – Ты должна попробовать заняться этим, Джесс, – посоветовал Барри.
   – Ты должен умять все это, Барри, – предложила, со своей стороны, Джесс.
   Опять оба оказались на ногах.
   – Ну все! – воскликнул он. – С меня достаточно!
   – Ты хватил через край, – заявила Джесс. – В течение долгого времени и все за счет моей сестры.
   – Джесс, ты неправа.
   – Я неправа, Морин? – Джесс начала расхаживать по комнате. – Что с тобой стряслось? Когда-то ты была ослепительная умная женщина, которая знала содержание газет от корки до корки. А теперь ты видишь в них только рецепты! Господи, ты же могла стать вице-президентом компании! Теперь твой путь только до кухни! Этот мужчина по горло завалил тебя грязной посудой и грязными пеленками, и ты пытаешься убедить меня в том, что тебе это нравится?
   – Ей совсем не надо убеждать тебя в чем бы то ни было, – сердито произнес Барри.
   – Думаю, что моя сестра вполне способна высказаться самостоятельно. Или здесь появилось еще одно новое правило?
   – Которому ты завидуешь.
   – Завидую?
   – Да, завидуешь. У твоей сестры есть муж и семья, и она счастлива. А что у тебя? Холодильник, набитый замороженной пиццей, и эта чертова канарейка!
   – Теперь тебе осталось сказать, что по настоящему-то мне требуется лишь одно – хороший любовник.
   – Джесс! – Морин испуганно посмотрела в сторону лестницы, ее глаза наполнились слезами.
   – По-настоящему тебя надо было бы отшлепать, – сказал Барри, подходя к роялю возле широкого окна и ударив суставами по клавишам. Раздался неприятный смешанный звук звонких и глухих тонов, который прокатился по всему дому, как пламя, охватившее сухой кустарник. Наверху заплакали близнецы, сначала один, потом другой.
   Морин склонила голову на грудь, плача, уткнулась в белый воротник своей блузки. Потом, не глядя ни на Джесс, ни на Барри, вышла из гостиной.
   – Черт подери! – прошептала Джесс, ее глаза тоже увлажнились.
   – Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко, – спокойно произнес Барри.
   – Знаю, – отозвалась Джесс голосом, полным сарказма. – Ты не забываешь обид. Ждешь возможности расквитаться. – В следующее мгновение она уже поднималась по лестнице вслед за сестрой. – Морин, пожалуйста, подожди. Я хочу поговорить с тобой.
   – Тебе нечего мне сказать, – отозвалась Морин, отворяя дверь детской комнаты, оклеенной светло-сиреневыми обоями. В нос Джесс бросился сильный запах талька, подобный крепкому наркотику. Она несколько отпрянула, и у нее опять закружилась голова, перед глазами пошли круги. Она прислонилась к притолоке двери, наблюдая, как Морин хлопотала над своими маленькими дочками.
   Детские кроватки стояли под прямым углом у противоположной стены. Над ними на ниточках висели крошечные жирафы и плюшевые медвежата. Посреди комнаты стояли большая плетеная качалка и мягкое кресло, обитое материей в бело-розовую полоску, а также столик для пеленания и высокая стопка бумажных пеленок в красочной обертке. Морин склонилась над кроватками и ворковала над своими малышами, разговаривая с Джесс через плечо слегка нараспев, что смягчало остроту ее слов.
   – Я не понимаю тебя, Джесс. Честно, не понимаю. Ты же знаешь, что Барри и наполовину не принимает всерьез то, что говорит. Ему просто нравится подтрунивать над тобой. Почему ты всегда попадаешься ему на крючок?
   Джесс покачала головой. С кончика ее языка готовы были сорваться миллионы объяснений, но она проглотила упрек, позволив себе лишь извиниться:
   – Мне очень жаль. Прости. Я не должна была так терять контроль над собой.
   – Не знаю, как это получается всегда, когда вы сходитесь с Барри вместе. Только раз от разу все хуже.
   – Как бы я ни старалась, он всегда находит возможность зацепить меня.
   – Ты сама себя дергаешь.
   – Может быть. – Джесс стояла, прислонившись к двери, и слушала, как затихают младенцы при звуке материнского голоса. Может быть, ей рассказать о том, что ей угрожал Рик Фергюсон, и о кошмаре и приступах беспокойства, которые явились следствием этой угрозы? Может быть, Морин обнимет ее и приласкает, скажет ей, что все будет в порядке? Как она нуждалась в этом объятии, как она жаждала, чтобы ее приласкали!
   – У меня выдался действительно скверный день.
   – У нас у всех бывают свои скверные дни. Но это не дает тебе права вести себя придирчиво и нелюбезно.
   – Я же извинилась.
   Морин вынула из кроватки одного из близнецов.
   – Вот, Кэрри, иди наплюй на свою противную тетушку Джессику. – Она передала младенца в руки Джесс.
   Джесс прижала ребенка к своей груди, ощущая губами мягкость головки младенца, вдыхая сладковатый запах, исходящий от него. Если бы только она могла все вернуть, начать все сначала, она бы многое сделала по-другому.
   – Иди к своей мамочке, Кло. – Морин взяла на руки второго ребенка. – Необязательно из-за всего устраивать стычки, – сказала она Джесс, нежно баюкая младенца.
   – В юридическом колледже нас учили не этому.
   Морин улыбнулась, и Джесс поняла, что получила полное прощение. Морин никогда не сердилась долго. Она с детства отличалась своей незлобивостью, всегда стараясь все уладить, в отличие от Джесс, которая могла точить зуб на кого-нибудь много дней – черта, которая просто сводила с ума их мать.
   – Думала ли ты... – начала фразу Джесс, потом заколебалась, не зная, стоит ли продолжать. Раньше в разговорах с Морин она не затрагивала эту тему.
   – Думала ли я о чем?
   Джесс начала баюкать ребенка, покачивая его на руках.
   – Казалось ли тебе когда-нибудь, что ты видишь... маму? – медленно спросила она.
   На лице Морин отразилось потрясение.
   – Что?
   – Казалось ли тебе когда-нибудь, что ты видишь... маму? – повторила Джесс, стараясь говорить спокойным голосом, стараясь не смотреть в испуганные глаза Морин. – Знаешь, в толпе. Или на другой стороне улицы. – Ее голос прервался. Неужели она говорит так же нелепо, как и чувствует себя?
   – Наша мама умерла, – твердо произнесла Морин.
   – Я просто имела в виду...
   – Зачем ты мучаешь так себя?
   – Я ничего плохого себе не делаю.
   – Посмотри на меня, Джесс, – попросила Морин, и Джесс неохотно повернулась в сторону сестры. Две женщины, каждая из которых держала на руках младенца, всматривались в карие глаза друг друга, находясь на разных концах комнаты. – Наша мама умерла, – повторила Морин, в то время как Джесс чувствовала, как немеет ее тело.
   Они услышали звонок в дверь.
   – Это отец, – сказала Джесс, горя желанием вырваться из-под пытливого взгляда сестры.
   Но Морин не отрывала от нее глаз.
   – Джесс, думаю, что тебе надо встретиться со Стефани Банэк.
   Джесс слышала, как открылась парадная дверь, слышала, как в прихожей отец обменялся любезностями с Барри.
   – Стефани Банэк? Зачем мне с ней встречаться? Она – твоя приятельница.
   – Она еще и врач.
   – Мне не нужен врач.
   – Думаю, что он тебе нужен. Послушай, я напишу на бумажке для тебя ее телефон. Хочу, чтобы ты ей позвонила.
   Джесс хотела возразить, но передумала, когда услышала шаги отца, поднимавшегося по лестнице.
   – Вот, посмотрите-ка на них! – зашумел отец прямо с порога. – Все мои замечательные девочки собрались в одной комнате. – Он подошел к Джесс, заключил ее в объятия, поцеловал в щеку. – Как ты, куколка?
   – Нормально, папа, – ответила Джесс, впервые за весь день почувствовав, что, может быть, так оно и есть.
   – А как моя другая куколка? – спросил он Морин, теперь обнимая ее. – А как мои маленькие куколки? – продолжал он спрашивать, стягивая всех в одну кучу. Он взял Кло из рук матери, покрыв – лицо ребенка поцелуями. – О мои сладкие! Вы мои ягодки! – приговаривал он. – Как я люблю вас! Да, очень люблю. – Он замолчал, улыбаясь своим собственным двум девочкам. – То же самое я сказал вчера вечером девочке постарше, – сообщил он им, потом отступил на шаг и стал ждать, как они к этому отнесутся.
   – Что ты такое сказал? – спросила Морин.
   Джесс промолчала. Морин опередила ее своим вопросом.

Глава 5

   Первый час после ухода из дома сестры Джесс потратила на то, что колесила в своей машине по улицам Эванстона, стараясь не думать о том, что говорил отец за обедом. Но, понятно, ни о чем другом она не могла думать.
   – То же самое я сказал вчера вечером девочке постарше, – объявил он спокойным, довольным и уверенным голосом. Как будто влюбиться было обычным делом, как будто он объявлял о таких вещах чуть ли не каждый день.
   – Расскажи нам все о ней, – попросила его Морин за обеденным столом, наливая подобие черепашьего супа, а Джесс пыталась стереть из памяти видение искалеченной черепашки. – Мы хотим узнать о ней абсолютно все. Как ее зовут? Как она выглядит? Где ты с ней познакомился? Когда ты ее покажешь нам?
   Нет, подумала Джесс, не говори нам больше ничего.
   – Ее зовут Шерри Хасек, – гордо объявил отец. – Она такая миленькая. Невысокая, худощавая, темные, почти черные волосы. Думаю, она красится...
   Джесс удалось отправить в рот ложку супа, от которого онемел кончик языка, она обожгла небо. Ее мать была высокая, пышногрудая, красивые каштановые волосы подернулись сединой. Она всегда ненавидела крашеные в черный цвет волосы, говорила, что они кажутся ей фальшивыми. Отец с этим соглашался. Неужели он мог забыть, недоумевала она, преодолевая желание напомнить ему об этом, чувствуя, как суп горячим комом опускается в желудок. Картина безголовой черепашки стояла у нее перед глазами.
   – Мы встретились полгода назад на занятиях по живописи, – продолжал он.
   – Не говорите только, что она натурщица, – засмеялся Барри, склонившись над своей тарелкой супа.
   – Нет, она такая же учащаяся, как и я. Всегда любила живопись, но не находила времени для этого занятия. Как я.
   – Она вдова? – спросила Морин. – Что такое, Джесс? Тебе не нравится суп?
   Нет, она не была вдовой. Разведена. Уже почти пятнадцать лет. Пятидесяти восьми лет, мать трех взрослых сыновей. Работала в антикварном магазине. Ей нравились яркие цвета. Она носила длинные развевающиеся юбки и сандалии фирмы «Биркенсток». Она первая предложила выпить по чашечке кофе после занятий. Видно, она разбиралась в стоящих вещах. Арт Костэр определенно был стоящим человеком.
   Джесс повернула за угол и опять оказалась на Шератон-роуд, с одной стороны которой расположились величественные дома, а с другой – озеро Мичиган. Сколько времени она колесила по темным улицам Эванстона? Должно быть, долго. Уже начал накрапывать дождь. Ей пришлось включить на машине «дворники». Один из них заклинило, он прополз по стеклу с огромным усилием. Все-таки дождь, а не снег, подумала она, не зная, что лучше. С озера накатывал туман.
   Октябрь – самый неверный месяц, время привидений и теней.
   Люди всегда радуются великолепным цветам осени, красным, оранжевым и желтым, которые изменяют летние зеленые тона, а потом вообще приходят им на смену. Джесс никогда этого не понимала. Для нее перемена в окраске означала только одно: листья умирали. И сейчас деревья почти полностью обнажились. Те листья, которые еще держались, выцвели, сморщились, потеряв свою прелесть. Жалкие остатки когда-то цветущей природы, как люди, покинутые в старых домах, они могли ждать теперь только одного посетителя – смерти. Как одинокие люди, которым недостает любви.
   Конечно, ее отец заслуживал того, чтобы обрести любовь, думала Джесс, поворачивая направо и въезжая на улицу, которую не узнала. Она поискала глазами табличку с названием, но не нашла и на следующем перекрестке повернула налево. Опять нет таблички с названием улицы. Что случилось с людьми, которые живут в пригороде? Разве они не хотят, чтобы другие знали, где находятся?
   Она всегда жила в центре города, всегда в радиусе одних и тех же трех кварталов, за исключением того периода, когда она была замужем за Доном. В детстве, когда ее отец работал оптовым покупателем для сети магазинов женской одежды, они жили в двухэтажной квартире на улице Хауи. Когда ей исполнилось десять лет, они переехали, отец к тому времени стал удачливым управляющим своего собственного магазина. Они переехали в отдельный дом на улице Берлинг, всего в квартале от прежней квартиры. Ничего особенного, ничего новаторского или сколько-нибудь примечательного в архитектуре. Конечно, не особняк Майеса ван дер Ро или Фрэнка Ллойда Райта. Просто уютный дом. Такой дом, в который приятно войти. Они полюбили его, собирались остаться в нем навсегда. А потом однажды в августе после обеда мать пошла на прием к доктору и не вернулась.
   После этого пути всех разошлись: Морин вернулась в Гарвард, Джесс в юридический колледж и вышла замуж за Дона, отец все чаще стал ездить в Европу за новыми товарами. Полюбившийся когда-то дом опустел. В конце концов отец собрался с духом и продал его. Он не мог продолжать жить в этом доме один.
   А теперь в жизни все изменилось, рассуждала Джесс, поворачивая на очередном перекрестке и снова оказываясь на Шератон-роуд. Удивляет другое: почему он ждал восемь долгих лет. Женщины всегда находили его привлекательным. Конечно, он ничем особенным не выделялся, и от волос на голове у него почти ничего не осталось, но в его карих глазах все еще горел огонек, и смех готов был слететь с его уст.
   Но ему не приходилось смеяться очень часто.
   В течение многих дней и даже месяцев после исчезновения Лауры Костэр Арт Костэр оставался главным и единственным подозреваемым в деле об исчезновении. Несмотря на то, что в тот момент в городе его не было, что он находился в деловой поездке, когда она пропала, полиция отказалась исключить его возможное участие в этом деле. В конце концов он мог кого-нибудь нанять для этого, говорили они, расследуя семейную жизнь ее родителей, опрашивая соседей и друзей, копаясь в его торговых и финансовых делах.
   Ладили ли они друг с другом? Ссорились ли? Если да, то как часто? По поводу денег? Часто ли он отсутствовал? Были ли у него другие женщины? Конечно, рассуждали в полиции, Арт Костэр что-то им говорил. Не часто, но, возможно, больше, чем отдавал себе в этом отчет. Он не говорил о чем-то важном. Не говорил о деньгах. Не рассказывал об эпизодических деловых поездках. И, конечно же, помалкивал относительно других женщин. Потому что других женщин не было, объяснил он полиции. Он настоял на проверке с помощью детектора лжи. Успешно прошел ее. Полиция восприняла это с удивлением. В конце концов у нее не осталось иного выхода, как поверить ему.