Страница:
Массимо велел ему раздавить виноградину.
— Пальцы слипаются?
— Еще нет.
— Недостаточно сахара. Может, еще две недели, и мы готовы к сбору урожая.
К концу дня, когда Рен возвращался на виллу, его неизменно встречал поджидавший Джереми. Парень никогда ни о чем не просил, но Рен быстро понял, что он хочет изучить его приемы воинского искусства. Мальчик был сообразителен, с хорошей координацией, и Рен не возражал. Гарри и Трейси в это время обычно запирались с Изабел на очередную консультацию по семейным вопросам, но если сеанс кончался вовремя, Гарри с радостью присоединялся к ним. Рен получал искреннее удовольствие, наблюдая, как Джереми учит отца тому, что усвоил сам.
Иногда он задавался вопросом, каким бы вырос, будь у него такой отец, как Гарри Бриггс. Даже успехи Рена не снискали одобрения отца. Быть актером, особенно известным, чересчур вызывающе. Слишком вульгарно. И это говорил человек, женившийся на матери Рена, светской бездельнице и наркоманке.
К счастью, Рена давно уже не интересовало мнение отца, так какой же смысл добиваться одобрения человека, которого он не уважал и не будет уважать?!
Анна привязывалась к нему, требуя устроить фиесту после сбора винограда.
— Когда я была девочкой, это делалось каждый год. Все, кто помогал на уборке винограда, приходили на виллу первого сентября, после того как весь виноград был убран. Столько еды и смеха! Но ваша тетя Филомена решила, что от этих праздников слишком много беспокойства, и положила конец традиции. Теперь, когда вы живете здесь, можно все начать сначала.
— Я живу здесь временно.
Он пробыл в Италии почти три недели. Нужно на следующей неделе поехать в Рим, встретиться с Дженксом, а после этого, через две недели, начнутся съемки. Он еще не обсуждал это с Изабел: ни встречу в Риме, ни сколько еще пробудет на вилле, — а она и не спрашивала. Но с чего ей спрашивать? Они оба знали, что это ненадолго.
Может, он пригласит ее поехать с ним. Увидеть знакомые картины ее глазами — значит посмотреть на вещи с совершенно новой перспективы. Да вот только пригласить ее он не может. Любые переодевания, самый разнообразный камуфляж не помешают остроглазым папарацци их заметить, и тогда даже то малое, что осталось от ее репутации хорошей девочки, будет безжалостно растоптано. Вряд ли его общество пойдет ей на пользу. Плюс еще тот неоспоримый факт, что она наверняка откажется встречаться с ним, узнав содержание сценария.
Былая враждебность проснулась с новой силой. Она никогда не поймет, что означает эта роль для него. Точно так же как отказывалась понять, что вовсе не некое искаженное представление о себе заставляет его играть негодяев и подлецов. Он просто не мог отождествить себя с героями, и это не имело ни малейшего отношения к его изуродованному детству. Ну… почти никакого. И с каких пор та, кто умудрилась нанять мошенника бухгалтера и обручиться с полным кретином, имеет право его судить?!
Чудо, что их связь до сих пор не оборвалась, хотя трудно представить, чтобы что-то просто оборвалось, когда речь идет об Изабел. Нет, их связь непременно закончится громовым взрывом.
Одна эта мысль угнетала так, что он не сразу расслышал продолжение речи Анны.
— …но это теперь ваш дом, дом вашей семьи, и вы будете возвращаться. Поэтому, если мы устроим фиесту в этом году, можно начать новую традицию, верно?
Он не мог представить, что вернется один, без Изабел, но все же разрешил Анне делать все, что та пожелает.
Гарри как-то умудрялся выглядеть одновременно смущенным и счастливым.
— Об этом я ничего не знаю. Но в самом деле, Изабел, в этом больше нет необходимости. Определенно никакой. Времени поговорить у нас было больше чем нужно, а списки, которые вы просили нас составить, очень помогли. Я не совсем понимал… просто не знал… — Улыбка осветила его лицо. — В жизни не представлял, что она так меня любит.
— И я не представляла, что его восхищает мой характер. — Трейси восторженно вздрогнула. — Я думала, что знаю о нем все, но ошиблась.
— Подождите еще немного, — попросила Изабел.
— Что вы за семейный консультант? — возмутилась Трейси.
— Да никакой. Я просто импровизирую. И с самого начала твердила, что не занимаюсь этим, но, вспомните, именно вы меня позвали. Верно?
Трейси вздохнула:
— Мы просто не хотели снова все испортить.
— В таком случае обсудим сегодняшние списки. Вы оба представили те двадцать качеств, имеющихся у партнера, которыми хотели бы обладать сами?
— Двадцать одно, — объявила Трейси, — включая его пенис.
Гарри рассмеялся, и они поцеловались, и от жестокого укола зависти у Изабел заныло сердце. Ничего не скажешь, брак иногда вознаграждает супругов, но только тех, кто сможет пережить хаос.
— Скорее! Они ушли!
Изабел от неожиданности уронила ручку при виде взъерошенного Рена, ворвавшегося в заднюю гостиную, где она мирно сидела за изумительным бюро восемнадцатого века, занятая письмом к нью-йоркской приятельнице. И поскольку семейство Бриггсов только что отбыло на ужин в Касалеоне, не было необходимости расспрашивать Рена, о чем тот толкует.
Изабел нагнулась, чтобы подобрать ручку, но Рен молниеносно сташил ее с кресла. В последнее время его настроение менялось каждую минуту. Только сейчас он смотрел на нее так, словно хотел откусить голову, и тут же в глазах загорались дьявольские искорки. И чем дольше они были вместе, тем отчетливее Изабел чувствовала бушующую в его душе битву между личностью, какой он считал себя, и человеком, которому больше не было уютно жить в шкуре отрицательного героя.
Рен мотнул головой в направлении двери:
— Пойдем. Думаю, до их возвращения у нас есть часа два.
— Определенное место?
— Фермерский дом. Здесь слишком много народу.
Они буквально слетели с холма, едва не сломали дверь и помчались наверх. Изабел не останавливаясь немедленно втолкнула его в спальню поменьше.
— Чистые простыни.
— Можно подумать, это долго продлится.
Изабел стащила одежду, пока он запирал дверь, закрывал ставни и включал свет. Маломощная лампочка погрузила комнату в полумрак.
Рен швырнул содержимое карманов на тумбочку и тоже разделся. Изабел, уже лежавшая на узкой кровати, повернулась на бок, чтобы дать ему место. Рен ткнулся носом в ее шею и расстегнул браслет.
— Я хочу, чтобы ты была совсем голой… для меня, — прошептал он, и при звуках хрипловатого властного голоса ее соски превратились в камешки. Когда он зарылся губами в ее ладонь, Изабел закрыла глаза.
— Голой, если не считать… — проговорил он прямо ей в ладонь, прежде чем потянуться к тумбочке. Секунду спустя на запястье сомкнулся холодный металл.
Изабел пронзительно взвизгнула и открыла глаза.
— Что ты делаешь?!
— Беру власть в свои руки.
Он сжал оба ее запястья, и закованное в наручники и свободное, и рывком поднял ее руки к изголовью.
— Немедленно прекрати!
— Ни за что.
Он продел цепочку сквозь прутья и защелкнул браслет наручника на втором запястье.
— Ты приковал меня к кровати!
— Я настолько порочен, что иногда сам себе удивляюсь.
Изабел безуспешно попыталась определить, сильно ли она расстроена. Но голова шла кругом.
— Это настоящие наручники.
— Я попросил выслать пару бандеролью.
Его губы скользнули по внутренней стороне руки, чуть повыше подмышки. И хотя Изабел честно пыталась вырваться, по коже пробежали волны восхитительного озноба.
— Разве не знаешь, что нельзя удерживать людей в рабстве? — выдохнула она, когда он нашел сосок, глубоко втянул в рот и стал сосать. — Это… это противозаконно.
— Я никогда не обращал особого внимания на глупые законы, — сообщил он, продолжая атаковать ее бедный беззащитный сосок, но Изабел не позволяла себе отдаться чудесному трепету, пока не выскажет своего мнения.
— Запрещено даже пользоваться настоящими наручниками, только такими, которые можно легко расстегнуть. — Она подавила стон. — И они по меньшей мере должны быть снабжены мягкой подкладкой! Кроме того, твой партнер должен согласиться на такую процедуру… я уже упоминала об этом?
— Вряд ли.
Он уселся на корточки, раздвинул ее колени и стал демонстративно любоваться зрелищем. Изабел поспешно облизнула губы.
— Так вот, я упоминаю сейчас. Его пальцы запутались в завитках.
— Принято к сведению.
Она сильно прикусила губу, когда он открыл ее.
— Я… я написала… ой… статью… когда работала над диссертацией.
— Понятно.
Чувственные бархатистые интонации ударили по ее нервным окончаниям. Движения его пальца ощущались как прикосновения теплого влажного пера — ласкающего, гладившего, высекавшего непроизвольную ответную реакцию.
— Тебе также необходимо… кодовое слово, чтобы использовать… ах-х-х… если дело зайдет слишком далеко.
— Можно. У меня даже есть парочка идей, — ответил он, чересчур скоро отнимая руку, ложась сверху и что-то шепча ей на ухо.
— Но они не должны быть сексуальными.
Она провела коленом по внутренней стороне его бедра.
— Ну, что в этом забавного?
Он взвесил на ладонях ее груди, смял и устроил себе настоящий пир.
Изабел судорожно вцепилась в прутья изголовья.
— Что-то вроде «спаржа» или «карбюратор». Я не шучу, Рен. — На этот раз она не сумела сдержать стон. — Если я скажу «спаржа», это означает, что ты, ах-х-х, зашел слишком далеко и должен остановиться.
— И я действительно остановлюсь, потому что после этого мне уже ничего не захочется. — Он поднял голову. — Не можешь сказать что-то вроде «жеребец»? Или «конь»? Или… — Он снова принялся шептать.
— Чересчур сексуально.
Она слегка потерлась об него бедром. Он был настолько тверд, что она вздрогнула.
Рен коснулся губами ее подмышки и сделал очередное предложение. Изабел выгнулась дугой.
— Очень сексуально.
— Как насчет этого?
Шепот сменился низким мурлыканьем.
— А это просто непристойно.
— Здорово! Значит, берем именно его.
Изабел приподняла бедра.
— Я беру «спаржу».
И тут он покинул ее! Присел на корточки между ее разведенными ногами так, что тела их больше не соприкасались, и стал ждать.
Несмотря на дьявольский блеск его глаз, Изабел не сразу поняла, в чем дело. Ну когда она научится держать рот на замке?
Пришлось найти в себе хоть чуточку достоинства, что в нынешнем уязвимом положении оказалось не так-то легко.
— Считай, что я этого не говорила.
— Уверена?
Прямо-таки сплошное самодовольство.
— Совершенно.
— Точно? На случай, если еще не поняла, ты голая, прикованная к кровати, без всякой надежды на спасение и вот-вот подвергнешься жестокому насилию.
— Угу.
Она подняла колено повыше.
Он обвел мягкое кружево волос большим пальцем, наслаждаясь зрелищем. Она чувствовала его желание, горящее так же жарко, как ее собственное, и распознала под легким дразнящим тоном страстные, затягивавшие в омут желания нотки.
— Я не просто зарабатываю на жизнь, издеваясь над женщинами. Угрожаю всякому, кто стоит за правду, справедливость и американский образ жизни. И… чтобы быть откровенным до конца, твоя единственная защита от меня — жалкий овощ.
В ответ Изабел раздвинула ноги еще шире, желая показать, что не так уж беззащитна. Одновременно она пообещала себе, что когда все кончится, она не уснет спокойно, пока не испробует наручники на Рене. Если она не ошибается, особенно сопротивляться он не будет.
— Понял.
Его палец скользнул в нее.
— А теперь лежи смирно и дай себя изнасиловать.
Что он и сделал. Мастерски. Сначала пальцами, потом своим телом. Лег сверху и вонзился в нее. И мучил, пока она не услышала собственный умоляющий голос. И в то же время никогда не ощущала себя в большей безопасности, чем сейчас, оказавшись пленницей его изысканных ласк. Лелеема и любима… что за глупая мысль!
— Еще рано, милая.
Он снова поцеловал ее, яростно, властно, и вонзился еще глубже.
— Я не готов.
Он был более чем готов. Мышцы напрягались так, словно в оковах был он. Яростное наслаждение стоило ему больших усилий, чем ей. Он целиком погрузился в колыбель ее бедер. Она обвила его ногами. Они двигались вместе, закричали вместе…
Все узы, связавшие их с землей, лопнули. И в конце он стал еще большим пленником, чем она.
Пока он дремал, она встала и подняла наручники, оставленные на полу вместе с брошенным ключом. И долго смотрела на Рена. Его густые ресницы лежали на щеках стрельчатыми полумесяцами. На лоб падали пряди темных волос. Контраст между экзотической оливковой кожей и белизной простыней придавал ему вид великолепного язычника.
Изабел вошла в ванную, где запихнула наручники и ключ под полотенце. Ей следовало бы ненавидеть его за все, что он сделал с ней, но не получалось. Ни на секунду. Что случилось с женщиной, которая всегда считала необходимым держать события под контролем? Она охотно отдала ему все, что имела.
Включая свою любовь.
Ее пальцы сжали край раковины.
Она влюбилась в него.
Изабел долго смотрелась в зеркало, прежде чем опустить глаза.
Кому захочется смотреть на такую дуру?! Они знают друг друга едва две недели, и все же она, самая осторожная женщина на свете, когда дело доходило до романтических отношений, увязла по уши.
Изабел плеснула водой в лицо и попыталась отрешиться от происходящего, чтобы рассмотреть вопрос притяжения между женщиной и мужчиной с биологической точки зрения. Первые люди выбирали подруг, чтобы обеспечить продолжение рода, ведь тогда выживали сильнейшие. Подобные остаточные инстинкты сохранились до сих пор у большинства людей и, очевидно, в ней тоже.
Но что насчет ее выживания как современной женщины? Насчет выживания как женщины, исполненной решимости вступать только в достойные отношения, поклявшейся не повторять роковых ошибок ее беспутных родителей?
Ее связь с Реном должна была пробудить и высвободить ее сексуальность. А освободила ее сердце.
Изабел мрачно уставилась на мыльницу. Ей необходим план.
Ну да. Верно. Можно подумать, все другие планы сработали.
Но пока что она просто не может позволить себе думать об этом. Применит метод полнейшего отречения. Отречение — далеко не всегда так плохо. Может, если она не станет зацикливаться на своих чувствах, они просто исчезнут.
А может, нет.
Глава 19
— Пальцы слипаются?
— Еще нет.
— Недостаточно сахара. Может, еще две недели, и мы готовы к сбору урожая.
К концу дня, когда Рен возвращался на виллу, его неизменно встречал поджидавший Джереми. Парень никогда ни о чем не просил, но Рен быстро понял, что он хочет изучить его приемы воинского искусства. Мальчик был сообразителен, с хорошей координацией, и Рен не возражал. Гарри и Трейси в это время обычно запирались с Изабел на очередную консультацию по семейным вопросам, но если сеанс кончался вовремя, Гарри с радостью присоединялся к ним. Рен получал искреннее удовольствие, наблюдая, как Джереми учит отца тому, что усвоил сам.
Иногда он задавался вопросом, каким бы вырос, будь у него такой отец, как Гарри Бриггс. Даже успехи Рена не снискали одобрения отца. Быть актером, особенно известным, чересчур вызывающе. Слишком вульгарно. И это говорил человек, женившийся на матери Рена, светской бездельнице и наркоманке.
К счастью, Рена давно уже не интересовало мнение отца, так какой же смысл добиваться одобрения человека, которого он не уважал и не будет уважать?!
Анна привязывалась к нему, требуя устроить фиесту после сбора винограда.
— Когда я была девочкой, это делалось каждый год. Все, кто помогал на уборке винограда, приходили на виллу первого сентября, после того как весь виноград был убран. Столько еды и смеха! Но ваша тетя Филомена решила, что от этих праздников слишком много беспокойства, и положила конец традиции. Теперь, когда вы живете здесь, можно все начать сначала.
— Я живу здесь временно.
Он пробыл в Италии почти три недели. Нужно на следующей неделе поехать в Рим, встретиться с Дженксом, а после этого, через две недели, начнутся съемки. Он еще не обсуждал это с Изабел: ни встречу в Риме, ни сколько еще пробудет на вилле, — а она и не спрашивала. Но с чего ей спрашивать? Они оба знали, что это ненадолго.
Может, он пригласит ее поехать с ним. Увидеть знакомые картины ее глазами — значит посмотреть на вещи с совершенно новой перспективы. Да вот только пригласить ее он не может. Любые переодевания, самый разнообразный камуфляж не помешают остроглазым папарацци их заметить, и тогда даже то малое, что осталось от ее репутации хорошей девочки, будет безжалостно растоптано. Вряд ли его общество пойдет ей на пользу. Плюс еще тот неоспоримый факт, что она наверняка откажется встречаться с ним, узнав содержание сценария.
Былая враждебность проснулась с новой силой. Она никогда не поймет, что означает эта роль для него. Точно так же как отказывалась понять, что вовсе не некое искаженное представление о себе заставляет его играть негодяев и подлецов. Он просто не мог отождествить себя с героями, и это не имело ни малейшего отношения к его изуродованному детству. Ну… почти никакого. И с каких пор та, кто умудрилась нанять мошенника бухгалтера и обручиться с полным кретином, имеет право его судить?!
Чудо, что их связь до сих пор не оборвалась, хотя трудно представить, чтобы что-то просто оборвалось, когда речь идет об Изабел. Нет, их связь непременно закончится громовым взрывом.
Одна эта мысль угнетала так, что он не сразу расслышал продолжение речи Анны.
— …но это теперь ваш дом, дом вашей семьи, и вы будете возвращаться. Поэтому, если мы устроим фиесту в этом году, можно начать новую традицию, верно?
Он не мог представить, что вернется один, без Изабел, но все же разрешил Анне делать все, что та пожелает.
* * *
— Вы не одна из тех, кто считает, что беременным женщинам не нужен секс? — осведомилась Трейси, осуждающе глядя на Изабел. — Потому что если так, поглядите хорошенько на этого человека и скажите, как любая женщина, беременная или нет, может перед ним устоять?Гарри как-то умудрялся выглядеть одновременно смущенным и счастливым.
— Об этом я ничего не знаю. Но в самом деле, Изабел, в этом больше нет необходимости. Определенно никакой. Времени поговорить у нас было больше чем нужно, а списки, которые вы просили нас составить, очень помогли. Я не совсем понимал… просто не знал… — Улыбка осветила его лицо. — В жизни не представлял, что она так меня любит.
— И я не представляла, что его восхищает мой характер. — Трейси восторженно вздрогнула. — Я думала, что знаю о нем все, но ошиблась.
— Подождите еще немного, — попросила Изабел.
— Что вы за семейный консультант? — возмутилась Трейси.
— Да никакой. Я просто импровизирую. И с самого начала твердила, что не занимаюсь этим, но, вспомните, именно вы меня позвали. Верно?
Трейси вздохнула:
— Мы просто не хотели снова все испортить.
— В таком случае обсудим сегодняшние списки. Вы оба представили те двадцать качеств, имеющихся у партнера, которыми хотели бы обладать сами?
— Двадцать одно, — объявила Трейси, — включая его пенис.
Гарри рассмеялся, и они поцеловались, и от жестокого укола зависти у Изабел заныло сердце. Ничего не скажешь, брак иногда вознаграждает супругов, но только тех, кто сможет пережить хаос.
— Скорее! Они ушли!
Изабел от неожиданности уронила ручку при виде взъерошенного Рена, ворвавшегося в заднюю гостиную, где она мирно сидела за изумительным бюро восемнадцатого века, занятая письмом к нью-йоркской приятельнице. И поскольку семейство Бриггсов только что отбыло на ужин в Касалеоне, не было необходимости расспрашивать Рена, о чем тот толкует.
Изабел нагнулась, чтобы подобрать ручку, но Рен молниеносно сташил ее с кресла. В последнее время его настроение менялось каждую минуту. Только сейчас он смотрел на нее так, словно хотел откусить голову, и тут же в глазах загорались дьявольские искорки. И чем дольше они были вместе, тем отчетливее Изабел чувствовала бушующую в его душе битву между личностью, какой он считал себя, и человеком, которому больше не было уютно жить в шкуре отрицательного героя.
Рен мотнул головой в направлении двери:
— Пойдем. Думаю, до их возвращения у нас есть часа два.
— Определенное место?
— Фермерский дом. Здесь слишком много народу.
Они буквально слетели с холма, едва не сломали дверь и помчались наверх. Изабел не останавливаясь немедленно втолкнула его в спальню поменьше.
— Чистые простыни.
— Можно подумать, это долго продлится.
Изабел стащила одежду, пока он запирал дверь, закрывал ставни и включал свет. Маломощная лампочка погрузила комнату в полумрак.
Рен швырнул содержимое карманов на тумбочку и тоже разделся. Изабел, уже лежавшая на узкой кровати, повернулась на бок, чтобы дать ему место. Рен ткнулся носом в ее шею и расстегнул браслет.
— Я хочу, чтобы ты была совсем голой… для меня, — прошептал он, и при звуках хрипловатого властного голоса ее соски превратились в камешки. Когда он зарылся губами в ее ладонь, Изабел закрыла глаза.
— Голой, если не считать… — проговорил он прямо ей в ладонь, прежде чем потянуться к тумбочке. Секунду спустя на запястье сомкнулся холодный металл.
Изабел пронзительно взвизгнула и открыла глаза.
— Что ты делаешь?!
— Беру власть в свои руки.
Он сжал оба ее запястья, и закованное в наручники и свободное, и рывком поднял ее руки к изголовью.
— Немедленно прекрати!
— Ни за что.
Он продел цепочку сквозь прутья и защелкнул браслет наручника на втором запястье.
— Ты приковал меня к кровати!
— Я настолько порочен, что иногда сам себе удивляюсь.
Изабел безуспешно попыталась определить, сильно ли она расстроена. Но голова шла кругом.
— Это настоящие наручники.
— Я попросил выслать пару бандеролью.
Его губы скользнули по внутренней стороне руки, чуть повыше подмышки. И хотя Изабел честно пыталась вырваться, по коже пробежали волны восхитительного озноба.
— Разве не знаешь, что нельзя удерживать людей в рабстве? — выдохнула она, когда он нашел сосок, глубоко втянул в рот и стал сосать. — Это… это противозаконно.
— Я никогда не обращал особого внимания на глупые законы, — сообщил он, продолжая атаковать ее бедный беззащитный сосок, но Изабел не позволяла себе отдаться чудесному трепету, пока не выскажет своего мнения.
— Запрещено даже пользоваться настоящими наручниками, только такими, которые можно легко расстегнуть. — Она подавила стон. — И они по меньшей мере должны быть снабжены мягкой подкладкой! Кроме того, твой партнер должен согласиться на такую процедуру… я уже упоминала об этом?
— Вряд ли.
Он уселся на корточки, раздвинул ее колени и стал демонстративно любоваться зрелищем. Изабел поспешно облизнула губы.
— Так вот, я упоминаю сейчас. Его пальцы запутались в завитках.
— Принято к сведению.
Она сильно прикусила губу, когда он открыл ее.
— Я… я написала… ой… статью… когда работала над диссертацией.
— Понятно.
Чувственные бархатистые интонации ударили по ее нервным окончаниям. Движения его пальца ощущались как прикосновения теплого влажного пера — ласкающего, гладившего, высекавшего непроизвольную ответную реакцию.
— Тебе также необходимо… кодовое слово, чтобы использовать… ах-х-х… если дело зайдет слишком далеко.
— Можно. У меня даже есть парочка идей, — ответил он, чересчур скоро отнимая руку, ложась сверху и что-то шепча ей на ухо.
— Но они не должны быть сексуальными.
Она провела коленом по внутренней стороне его бедра.
— Ну, что в этом забавного?
Он взвесил на ладонях ее груди, смял и устроил себе настоящий пир.
Изабел судорожно вцепилась в прутья изголовья.
— Что-то вроде «спаржа» или «карбюратор». Я не шучу, Рен. — На этот раз она не сумела сдержать стон. — Если я скажу «спаржа», это означает, что ты, ах-х-х, зашел слишком далеко и должен остановиться.
— И я действительно остановлюсь, потому что после этого мне уже ничего не захочется. — Он поднял голову. — Не можешь сказать что-то вроде «жеребец»? Или «конь»? Или… — Он снова принялся шептать.
— Чересчур сексуально.
Она слегка потерлась об него бедром. Он был настолько тверд, что она вздрогнула.
Рен коснулся губами ее подмышки и сделал очередное предложение. Изабел выгнулась дугой.
— Очень сексуально.
— Как насчет этого?
Шепот сменился низким мурлыканьем.
— А это просто непристойно.
— Здорово! Значит, берем именно его.
Изабел приподняла бедра.
— Я беру «спаржу».
И тут он покинул ее! Присел на корточки между ее разведенными ногами так, что тела их больше не соприкасались, и стал ждать.
Несмотря на дьявольский блеск его глаз, Изабел не сразу поняла, в чем дело. Ну когда она научится держать рот на замке?
Пришлось найти в себе хоть чуточку достоинства, что в нынешнем уязвимом положении оказалось не так-то легко.
— Считай, что я этого не говорила.
— Уверена?
Прямо-таки сплошное самодовольство.
— Совершенно.
— Точно? На случай, если еще не поняла, ты голая, прикованная к кровати, без всякой надежды на спасение и вот-вот подвергнешься жестокому насилию.
— Угу.
Она подняла колено повыше.
Он обвел мягкое кружево волос большим пальцем, наслаждаясь зрелищем. Она чувствовала его желание, горящее так же жарко, как ее собственное, и распознала под легким дразнящим тоном страстные, затягивавшие в омут желания нотки.
— Я не просто зарабатываю на жизнь, издеваясь над женщинами. Угрожаю всякому, кто стоит за правду, справедливость и американский образ жизни. И… чтобы быть откровенным до конца, твоя единственная защита от меня — жалкий овощ.
В ответ Изабел раздвинула ноги еще шире, желая показать, что не так уж беззащитна. Одновременно она пообещала себе, что когда все кончится, она не уснет спокойно, пока не испробует наручники на Рене. Если она не ошибается, особенно сопротивляться он не будет.
— Понял.
Его палец скользнул в нее.
— А теперь лежи смирно и дай себя изнасиловать.
Что он и сделал. Мастерски. Сначала пальцами, потом своим телом. Лег сверху и вонзился в нее. И мучил, пока она не услышала собственный умоляющий голос. И в то же время никогда не ощущала себя в большей безопасности, чем сейчас, оказавшись пленницей его изысканных ласк. Лелеема и любима… что за глупая мысль!
— Еще рано, милая.
Он снова поцеловал ее, яростно, властно, и вонзился еще глубже.
— Я не готов.
Он был более чем готов. Мышцы напрягались так, словно в оковах был он. Яростное наслаждение стоило ему больших усилий, чем ей. Он целиком погрузился в колыбель ее бедер. Она обвила его ногами. Они двигались вместе, закричали вместе…
Все узы, связавшие их с землей, лопнули. И в конце он стал еще большим пленником, чем она.
Пока он дремал, она встала и подняла наручники, оставленные на полу вместе с брошенным ключом. И долго смотрела на Рена. Его густые ресницы лежали на щеках стрельчатыми полумесяцами. На лоб падали пряди темных волос. Контраст между экзотической оливковой кожей и белизной простыней придавал ему вид великолепного язычника.
Изабел вошла в ванную, где запихнула наручники и ключ под полотенце. Ей следовало бы ненавидеть его за все, что он сделал с ней, но не получалось. Ни на секунду. Что случилось с женщиной, которая всегда считала необходимым держать события под контролем? Она охотно отдала ему все, что имела.
Включая свою любовь.
Ее пальцы сжали край раковины.
Она влюбилась в него.
Изабел долго смотрелась в зеркало, прежде чем опустить глаза.
Кому захочется смотреть на такую дуру?! Они знают друг друга едва две недели, и все же она, самая осторожная женщина на свете, когда дело доходило до романтических отношений, увязла по уши.
Изабел плеснула водой в лицо и попыталась отрешиться от происходящего, чтобы рассмотреть вопрос притяжения между женщиной и мужчиной с биологической точки зрения. Первые люди выбирали подруг, чтобы обеспечить продолжение рода, ведь тогда выживали сильнейшие. Подобные остаточные инстинкты сохранились до сих пор у большинства людей и, очевидно, в ней тоже.
Но что насчет ее выживания как современной женщины? Насчет выживания как женщины, исполненной решимости вступать только в достойные отношения, поклявшейся не повторять роковых ошибок ее беспутных родителей?
Ее связь с Реном должна была пробудить и высвободить ее сексуальность. А освободила ее сердце.
Изабел мрачно уставилась на мыльницу. Ей необходим план.
Ну да. Верно. Можно подумать, все другие планы сработали.
Но пока что она просто не может позволить себе думать об этом. Применит метод полнейшего отречения. Отречение — далеко не всегда так плохо. Может, если она не станет зацикливаться на своих чувствах, они просто исчезнут.
А может, нет.
Глава 19
— Хотите шоколадный торт или вишневый пирог?
Изабел остановилась на краю сада, наблюдая, как Бриттани протягивает Рену глиняное блюдце. Он внимательно всмотрелся в собрание разнокалиберных веточек и листьев.
— Пожалуй, лучше вишневый пирог. И может, стакан виски, если не слишком затруднительно.
— Так нельзя говорить, — одернула его Стеффи. — Нужно сказать «чай».
— Или коку, — предложила Бриттани. — Мы все можем пить коку.
— Ничего подобного, Брини. Только чай или кофе.
— Тогда чай.
Рен взял у нее воображаемые чашку с блюдцем. Жесты были настолько убедительны, что Изабел почти видела в его руках чашку с дымящимся чаем.
Она постояла еще немного, втайне удивляясь его странной увлеченности игрой. С мальчиками он таким не был. Даже когда подбрасывал Коннора или вместе с Джереми заглядывал под капот недавно отремонтированного «мазерати», делал это как-то обыденно и без особого интереса. Таким же странным казалось его желание включиться в навязанные девочками игры, вроде этого «чаепития». Нужно спросить, в чем дело.
Она отправилась на ферму узнать, пригодились ли металлоискатели.
Джулия, увидев ее, устало помахала рукой. На ее щеке виднелся черный мазок, под глазами лежали тени. На заднем плане трое мужчин и женщина методично шарили металлоискателями по оливковой роще. Остальные стояли с лопатами наготове, ожидая, когда прибор запищит, что случалось достаточно часто.
Джулия отдала лопату Джанкарло и подошла поздороваться с Изабел, которая немедленно стала расспрашивать о новостях.
— Опять монеты, гвозди и колесный обод. Нашли что-то побольше, оказавшееся частью старой плиты.
— Вы совсем измучены.
Джулия потерла щеку тыльной стороной ладони, размазывая грязь.
— Едва держусь на ногах. И бизнес страдает, потому что я почти все время здесь. Витторио не позволяет раскопкам мешать работе. Возит группы по расписанию, а вот я…
— Я знаю, вы раздражены, Джулия. Но не срывайте злость на Витторио.
Джулия слабо улыбнулась:
— Я все время твержу себе то же самое. Витторио приходится столько от меня выносить!
Они перешли в тень оливкового дерева.
— Я подумывала насчет Джози. Внучки Паоло, — заметила Изабел. — Марта говорила с ней о статуе, но итальянский Джози не слишком хорош, так что, кто знает, поняла ли она вообще что-то. Я хотела позвонить ей сама, узнать, что ей известно, но, может, лучше, если позвоните вы? Вы знаете об их семье больше меня.
— Да, это мысль, — кивнула Джулия и взглянула на часы, мысленно определяя разницу во времени. — Тогда я возвращаюсь в офис. Позвоню оттуда.
После ухода Джулии Изабел взялась за металлоискатель и некоторое время усердно трудилась, прежде чем передать его Фабиоле, жене Бернардо, и отправиться на виллу. Захватив ноутбук, она уселась в розарии. Это уединенное местечко стало одним из самых ее любимых уголков. Розарий находился на узкой террасе, немного пониже сада, но был защищен от посторонних взглядов небольшой рощицей фруктовых деревьев. На опушке леса паслась лошадь, закатное солнце образовало золотистый нимб вокруг руин старого замка на вершине холма. Сегодня было тепло, как летом, и в воздухе висел запах роз.
Она посмотрела на ноутбук, но почему-то не открыла его. Все идеи, приходившие в голову, казалось, повторяли прежние книги. У нее возникло неприятное ощущение, что она уже написала все, что знала, о преодолении жизненного кризиса.
— Вот ты где!
К ней направлялся Рен в бело-голубой полосатой футболке и шортах. Опершись о подлокотники металлического стула, на котором она сидела, он наклонился и долго ее целовал, после чего сжал груди.
— Прямо здесь. Прямо сейчас.
— Соблазнительно. Но со мной нет наручников.
Он оставил в покое ее груди и развалился на соседнем стуле.
— Сегодня мы сделаем это в машине, как все нормальные люди в этом городе.
— Заметано. — Она подняла лицо к солнцу. — При условии, что твой женский фан-клуб не отыщет тебя.
— Клянусь, у этих малышек имеется радар.
— Ты поразительно терпелив. Удивляюсь, что ты столько времени проводишь с ними.
Его взгляд заледенел.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что сказала.
— Не желаю говорить об этом.
Изабел подняла брови. Ничего не скажешь, умеет он поставить тебя на место, хотя непонятно, почему ему это понадобилось именно сейчас.
— У кого-то сегодня веселое настроение.
— Прости.
Он скрестил вытянутые ноги, но поза казалась ей скорее рассчитанной, чем небрежной, словно Рен вынуждал себя расслабиться.
— Трейси уже сказала тебе, что они с Гарри собираются снять в городе дом?
Изабел кивнула.
— Квартира в Цюрихе только усугубила разлад. Она слишком мала для такой семьи. Они решили, что будет лучше, если Трейси с детьми останутся здесь, где им гораздо свободнее, а Гарри будет приезжать по уик-эндам.
— Интересно, меня одного раздражает, что моя нынешняя любовница дает консультации по вопросам брака моей бывшей жене?
— Да, но при этом конфиденциальность прискорбно не соблюдается. Кто-то из двоих непременно расскажет тебе, о чем мы беседуем.
— Хотя я всячески этому сопротивляюсь.
Он взял ее руку и стал рассеянно играть пальцами.
— Почему ты из кожи вон лезешь ради них? Что тебе до всего этого?
— Такая у меня работа.
— Ты в отпуске.
— У меня не то занятие, которое позволяет уходить в отпуск.
— Всякое занятие позволяет немного отдыхать.
— У меня ненормированный рабочий день. Рен нахмурился:
— Почему ты так уверена, что помогаешь? И не высокомерие ли это — предполагать, будто лучше других знаешь, что нужно людям?
— Считаешь меня высокомерной?
Он загляделся на высокую декоративную траву, колеблющуюся под ветром.
— Нет. Ты упряма и напориста. Но не высокомерна.
— Ты прав. Это своего рода высокомерие — считать, будто лучше других знаешь, что нужно людям.
— И все же ты стоишь на своем.
— Иногда мы уделяем слишком много внимания недостаткам других, чтобы не замечать своих собственных.
Она осознала, что уже подносит ноготь к губам, и поспешно отдернула руку.
— Думаешь, именно этим ты и занимаешься?
Она ничего подобного не думала, но сейчас вдруг задалась вопросом: а вдруг это так и есть?
— Наверное, я и приехала в Италию, чтобы выяснить.
— И как? Выяснила?
— Пока не совсем. Он погладил ее ногу.
— Если нужна помощь в выявлении недостатков, обязательно дай знать. Я готов назвать твое помешательство на аккуратности и манеру манипулировать всем и всеми, чтобы спокойно командовать парадом.
— Тронута, но это я должна решить для себя сама.
— Если это послужит утешением. Должен заверить, что ты чертовски хороший человечек.
— Спасибо, но твои стандарты ниже моих.
Он засмеялся, сжал ее руку и сочувственно вздохнул:
— Бедная доктор Фифи. Быть духовным лидером чертовски трудно, верно?
— Не так, как быть бестолковым духовным лидером.
— Ты не бестолкова. Просто эволюционируешь.
Он погладил ее по щеке. Но она не желала, чтобы он ей сочувствовал. В последние дни она честно старалась убедить себя, что вовсе не влюблена в него. Просто ее подсознание изобрело суррогатную эмоцию, чтобы Изабел не терзала совесть из-за разнузданной связи с Реном. Но все это неправда. Она любит его и только сейчас поняла почему. Каким образом этот человек, полная ей противоположность, так хорошо ее понимает? Когда они вместе, она чувствует себя цельной. Он нуждался в ком-то, способном разглядеть в нем порядочную натуру, а она нуждалась в ком-то, способном не дать ей впасть в воинствующее лицемерие. Но Изабел знала, что Рен вряд ли с ней согласится.
— Рен! — хором закричали девочки, прорвавшись сквозь кусты. Рен откинул голову и застонал.
— Нет, у них точно радар!
— Мы повсюду тебя искали, — объявила Стеффи. — Построили домик и теперь хотим, чтобы ты поиграл с нами.
— Пора за работу.
Он сжал руку Изабел и поднялся.
— Эй, полегче с собой, ладно? Словно это возможно…
Она посмотрела вслед Рену. Она стремилась прогнать любовь к нему и одновременно хотела, чтобы так было всегда.
Вполне заслуженная жалость к себе подступила к горлу.
«Так нечестно, Господи. Ты мог бы подкинуть мне кого-то вроде Гарри Бриггса! Но нет! Нужно было преподнести мне мужчину, убивающего женщин ради денег и карьеры. Очень мило, приятель!»
Она отложила ноутбук. Все равно сегодня не собраться с мыслями, так что вполне можно вернуться на ферму и взяться за лопату. Может, хоть так она сожжет немного негативной энергии.
На ферме она обнаружила Андреа Кьяру. И хотя они с братом были сделаны из одного и того же разгульного теста, доктор Андреа был далеко не так безвреден, что заставило тщеславную часть ее натуры втайне пожелать, чтобы Рен оказался здесь и сам видел, как Андреа целует ее руку.
— Теперь, когда еще одна прекрасная женщина явилась сюда, чтобы вдохновлять нас, — объявил он, — работа пойдет быстрее.
Изабел скосила глаза в сторону виллы, но, увы, Рена нигде не было видно.
Трейси показалась, как раз когда Изабел заканчивала работу. Ее глаза возбужденно блестели.
— Джулия сейчас сказала, что дом, который мы сняли в городе, будет готов к переезду через несколько дней.
— Я так рада!
— Конечно, тяжело неделями не видеть Гарри, но мы будем созваниваться каждый вечер, и он сможет работать по восемнадцать часов в сутки, зная, что спешить некуда и никто не станет его ругать за опоздание. К тому же он будет прилетать сюда по уик-эндам, и все мы будем вместе, и никаких сотовых.
— Прекрасный план.
— А поближе к родам он будет давать распоряжения отсюда. Дети пребывают на седьмом небе, зная, что им не придется возвращаться в Цюрих. Они усваивают итальянский куда быстрее меня и очень привязались к Анне и Марте. Вы собирались пробыть здесь еще месяц, а Рен — почти три недели. В этом городке мы все будем гораздо счастливее.
Три недели. Он ей не сказал. Она могла бы спросить, но надеялась, что он объяснится первым, вместо того чтобы вести себя так, словно будущего для них не существует. Рен не был похож на серийного бабника, каким его рисовала пресса, разные периоды его жизни, похоже, отмечались разного рода отношениями. Через много лет он будет вспоминать Изабел как свою тосканскую любовницу. Ей не нравилось то уязвимое положение, в которое она сама себя поставила, но жить по-другому просто не могла.
Трейси замолчала и уставилась на Изабел с искренним удивлением.
Изабел остановилась на краю сада, наблюдая, как Бриттани протягивает Рену глиняное блюдце. Он внимательно всмотрелся в собрание разнокалиберных веточек и листьев.
— Пожалуй, лучше вишневый пирог. И может, стакан виски, если не слишком затруднительно.
— Так нельзя говорить, — одернула его Стеффи. — Нужно сказать «чай».
— Или коку, — предложила Бриттани. — Мы все можем пить коку.
— Ничего подобного, Брини. Только чай или кофе.
— Тогда чай.
Рен взял у нее воображаемые чашку с блюдцем. Жесты были настолько убедительны, что Изабел почти видела в его руках чашку с дымящимся чаем.
Она постояла еще немного, втайне удивляясь его странной увлеченности игрой. С мальчиками он таким не был. Даже когда подбрасывал Коннора или вместе с Джереми заглядывал под капот недавно отремонтированного «мазерати», делал это как-то обыденно и без особого интереса. Таким же странным казалось его желание включиться в навязанные девочками игры, вроде этого «чаепития». Нужно спросить, в чем дело.
Она отправилась на ферму узнать, пригодились ли металлоискатели.
Джулия, увидев ее, устало помахала рукой. На ее щеке виднелся черный мазок, под глазами лежали тени. На заднем плане трое мужчин и женщина методично шарили металлоискателями по оливковой роще. Остальные стояли с лопатами наготове, ожидая, когда прибор запищит, что случалось достаточно часто.
Джулия отдала лопату Джанкарло и подошла поздороваться с Изабел, которая немедленно стала расспрашивать о новостях.
— Опять монеты, гвозди и колесный обод. Нашли что-то побольше, оказавшееся частью старой плиты.
— Вы совсем измучены.
Джулия потерла щеку тыльной стороной ладони, размазывая грязь.
— Едва держусь на ногах. И бизнес страдает, потому что я почти все время здесь. Витторио не позволяет раскопкам мешать работе. Возит группы по расписанию, а вот я…
— Я знаю, вы раздражены, Джулия. Но не срывайте злость на Витторио.
Джулия слабо улыбнулась:
— Я все время твержу себе то же самое. Витторио приходится столько от меня выносить!
Они перешли в тень оливкового дерева.
— Я подумывала насчет Джози. Внучки Паоло, — заметила Изабел. — Марта говорила с ней о статуе, но итальянский Джози не слишком хорош, так что, кто знает, поняла ли она вообще что-то. Я хотела позвонить ей сама, узнать, что ей известно, но, может, лучше, если позвоните вы? Вы знаете об их семье больше меня.
— Да, это мысль, — кивнула Джулия и взглянула на часы, мысленно определяя разницу во времени. — Тогда я возвращаюсь в офис. Позвоню оттуда.
После ухода Джулии Изабел взялась за металлоискатель и некоторое время усердно трудилась, прежде чем передать его Фабиоле, жене Бернардо, и отправиться на виллу. Захватив ноутбук, она уселась в розарии. Это уединенное местечко стало одним из самых ее любимых уголков. Розарий находился на узкой террасе, немного пониже сада, но был защищен от посторонних взглядов небольшой рощицей фруктовых деревьев. На опушке леса паслась лошадь, закатное солнце образовало золотистый нимб вокруг руин старого замка на вершине холма. Сегодня было тепло, как летом, и в воздухе висел запах роз.
Она посмотрела на ноутбук, но почему-то не открыла его. Все идеи, приходившие в голову, казалось, повторяли прежние книги. У нее возникло неприятное ощущение, что она уже написала все, что знала, о преодолении жизненного кризиса.
— Вот ты где!
К ней направлялся Рен в бело-голубой полосатой футболке и шортах. Опершись о подлокотники металлического стула, на котором она сидела, он наклонился и долго ее целовал, после чего сжал груди.
— Прямо здесь. Прямо сейчас.
— Соблазнительно. Но со мной нет наручников.
Он оставил в покое ее груди и развалился на соседнем стуле.
— Сегодня мы сделаем это в машине, как все нормальные люди в этом городе.
— Заметано. — Она подняла лицо к солнцу. — При условии, что твой женский фан-клуб не отыщет тебя.
— Клянусь, у этих малышек имеется радар.
— Ты поразительно терпелив. Удивляюсь, что ты столько времени проводишь с ними.
Его взгляд заледенел.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что сказала.
— Не желаю говорить об этом.
Изабел подняла брови. Ничего не скажешь, умеет он поставить тебя на место, хотя непонятно, почему ему это понадобилось именно сейчас.
— У кого-то сегодня веселое настроение.
— Прости.
Он скрестил вытянутые ноги, но поза казалась ей скорее рассчитанной, чем небрежной, словно Рен вынуждал себя расслабиться.
— Трейси уже сказала тебе, что они с Гарри собираются снять в городе дом?
Изабел кивнула.
— Квартира в Цюрихе только усугубила разлад. Она слишком мала для такой семьи. Они решили, что будет лучше, если Трейси с детьми останутся здесь, где им гораздо свободнее, а Гарри будет приезжать по уик-эндам.
— Интересно, меня одного раздражает, что моя нынешняя любовница дает консультации по вопросам брака моей бывшей жене?
— Да, но при этом конфиденциальность прискорбно не соблюдается. Кто-то из двоих непременно расскажет тебе, о чем мы беседуем.
— Хотя я всячески этому сопротивляюсь.
Он взял ее руку и стал рассеянно играть пальцами.
— Почему ты из кожи вон лезешь ради них? Что тебе до всего этого?
— Такая у меня работа.
— Ты в отпуске.
— У меня не то занятие, которое позволяет уходить в отпуск.
— Всякое занятие позволяет немного отдыхать.
— У меня ненормированный рабочий день. Рен нахмурился:
— Почему ты так уверена, что помогаешь? И не высокомерие ли это — предполагать, будто лучше других знаешь, что нужно людям?
— Считаешь меня высокомерной?
Он загляделся на высокую декоративную траву, колеблющуюся под ветром.
— Нет. Ты упряма и напориста. Но не высокомерна.
— Ты прав. Это своего рода высокомерие — считать, будто лучше других знаешь, что нужно людям.
— И все же ты стоишь на своем.
— Иногда мы уделяем слишком много внимания недостаткам других, чтобы не замечать своих собственных.
Она осознала, что уже подносит ноготь к губам, и поспешно отдернула руку.
— Думаешь, именно этим ты и занимаешься?
Она ничего подобного не думала, но сейчас вдруг задалась вопросом: а вдруг это так и есть?
— Наверное, я и приехала в Италию, чтобы выяснить.
— И как? Выяснила?
— Пока не совсем. Он погладил ее ногу.
— Если нужна помощь в выявлении недостатков, обязательно дай знать. Я готов назвать твое помешательство на аккуратности и манеру манипулировать всем и всеми, чтобы спокойно командовать парадом.
— Тронута, но это я должна решить для себя сама.
— Если это послужит утешением. Должен заверить, что ты чертовски хороший человечек.
— Спасибо, но твои стандарты ниже моих.
Он засмеялся, сжал ее руку и сочувственно вздохнул:
— Бедная доктор Фифи. Быть духовным лидером чертовски трудно, верно?
— Не так, как быть бестолковым духовным лидером.
— Ты не бестолкова. Просто эволюционируешь.
Он погладил ее по щеке. Но она не желала, чтобы он ей сочувствовал. В последние дни она честно старалась убедить себя, что вовсе не влюблена в него. Просто ее подсознание изобрело суррогатную эмоцию, чтобы Изабел не терзала совесть из-за разнузданной связи с Реном. Но все это неправда. Она любит его и только сейчас поняла почему. Каким образом этот человек, полная ей противоположность, так хорошо ее понимает? Когда они вместе, она чувствует себя цельной. Он нуждался в ком-то, способном разглядеть в нем порядочную натуру, а она нуждалась в ком-то, способном не дать ей впасть в воинствующее лицемерие. Но Изабел знала, что Рен вряд ли с ней согласится.
— Рен! — хором закричали девочки, прорвавшись сквозь кусты. Рен откинул голову и застонал.
— Нет, у них точно радар!
— Мы повсюду тебя искали, — объявила Стеффи. — Построили домик и теперь хотим, чтобы ты поиграл с нами.
— Пора за работу.
Он сжал руку Изабел и поднялся.
— Эй, полегче с собой, ладно? Словно это возможно…
Она посмотрела вслед Рену. Она стремилась прогнать любовь к нему и одновременно хотела, чтобы так было всегда.
Вполне заслуженная жалость к себе подступила к горлу.
«Так нечестно, Господи. Ты мог бы подкинуть мне кого-то вроде Гарри Бриггса! Но нет! Нужно было преподнести мне мужчину, убивающего женщин ради денег и карьеры. Очень мило, приятель!»
Она отложила ноутбук. Все равно сегодня не собраться с мыслями, так что вполне можно вернуться на ферму и взяться за лопату. Может, хоть так она сожжет немного негативной энергии.
На ферме она обнаружила Андреа Кьяру. И хотя они с братом были сделаны из одного и того же разгульного теста, доктор Андреа был далеко не так безвреден, что заставило тщеславную часть ее натуры втайне пожелать, чтобы Рен оказался здесь и сам видел, как Андреа целует ее руку.
— Теперь, когда еще одна прекрасная женщина явилась сюда, чтобы вдохновлять нас, — объявил он, — работа пойдет быстрее.
Изабел скосила глаза в сторону виллы, но, увы, Рена нигде не было видно.
Трейси показалась, как раз когда Изабел заканчивала работу. Ее глаза возбужденно блестели.
— Джулия сейчас сказала, что дом, который мы сняли в городе, будет готов к переезду через несколько дней.
— Я так рада!
— Конечно, тяжело неделями не видеть Гарри, но мы будем созваниваться каждый вечер, и он сможет работать по восемнадцать часов в сутки, зная, что спешить некуда и никто не станет его ругать за опоздание. К тому же он будет прилетать сюда по уик-эндам, и все мы будем вместе, и никаких сотовых.
— Прекрасный план.
— А поближе к родам он будет давать распоряжения отсюда. Дети пребывают на седьмом небе, зная, что им не придется возвращаться в Цюрих. Они усваивают итальянский куда быстрее меня и очень привязались к Анне и Марте. Вы собирались пробыть здесь еще месяц, а Рен — почти три недели. В этом городке мы все будем гораздо счастливее.
Три недели. Он ей не сказал. Она могла бы спросить, но надеялась, что он объяснится первым, вместо того чтобы вести себя так, словно будущего для них не существует. Рен не был похож на серийного бабника, каким его рисовала пресса, разные периоды его жизни, похоже, отмечались разного рода отношениями. Через много лет он будет вспоминать Изабел как свою тосканскую любовницу. Ей не нравилось то уязвимое положение, в которое она сама себя поставила, но жить по-другому просто не могла.
Трейси замолчала и уставилась на Изабел с искренним удивлением.