Стеффи подошла к дивану и осторожно перевернула подушку, прежде чем сесть.
   — Можно я возьму свой спрей от насекомых?
   Сердце Изабел сжалось от жалости, но она все же украдкой передала спрей Рену, а потом села рядом и обняла девочку.
   — Знаешь, Стеффи, вещи, которых мы вроде бы боимся, не всегда именно те, которые беспокоят нас на самом деле.
   Возьми хоть пауков. Большинство из них — довольно дружелюбные создания, но в твоей семье за последнее время случилось много всего неприятного, и скорее всего именно это тебя тревожит. Иногда нам всем бывает страшно, так что ничего тут такого нет.
   Рен пробормотал что-то неразборчивое и, судя по тону, неприязненное. Продолжая тихо разговаривать с девочкой, Изабел посмотрела в открытую дверь и увидела, как Джереми мрачно бьет теннисным мячом в стену. Удивительно, как это он еще не разбил стекло!
   — Всем смотреть на меня!
   Бриттани ворвалась в комнату, перегнулась назад и прошлась колесом по комнате, целясь прямо в шкаф, уставленный мейсенским фарфором.
   — Осторожнее! — рявкнул Рен и, ринувшись вперед, едва успел ее подхватить.
   — Учитывайте светлые стороны, — утешила Изабел. — По крайней мере она снова надела трусики.
   — Да, и сняла все остальное.
   — Я чемпион!
   Пятилетняя озорница вскочила на ноги и картинно поклонилась. Изабел улыбнулась и показала большой палец, но именно в этот момент раздался звон стекла, сопровождаемый воплем Трейси:
   — Джереми Бриггс!
   Рен повернул флакон со спреем к себе и нажал на клапан.
   Вечер длился бесконечно. Рен пригрозил навеки отрезать электричество, если Изабел покинет его, так что пришлось остаться на вилле. Трейси заперлась в своей спальне. Джереми развлекался, изводя Стеффи воображаемыми пауками. Бриттани спрятала свою одежду, а Рен непрерывно ныл и слонялся из угла в угол, оставляя за собой груды вещей: очки, сброшенные туфли, футболку — типичное свинство человека, привыкшего, чтобы слуги за ним убирали.
   С появлением детей характер Анны волшебным образом изменился. Она буквально летала из столовой на кухню, смеялась и закармливала всех присутствующих, даже Изабел. Она и Массимо жили в отдельном доме, примерно в миле отсюда, с двумя взрослыми сыновьями и невесткой. И поскольку после ужина Анна собиралась к себе, пришлось попросить Марту остаться на ночь. Марта тоже казалась другим человеком в присутствии детей.
   Анна быстро произвела Коннора в ранг своего особого любимца, и он постоянно держался рядом с ней, за исключением тех моментов, когда торжественно удалялся в угол, чтобы в очередной раз загрузить памперс. Изабел обнаружила, что словарь у трехлетнего малыша на диво обширный. Его любимым выражением было: «Горшок очень, очень плохой».
   Хотя Рен не отдавал предпочтения ни одной из девочек, обе настойчиво добивались его внимания. Но он напрочь игнорировал бедняжек, хотя наконец сдался на мольбы Джереми научить его боевым приемам. Было уже совсем темно, когда всю ораву удалось уложить в кровать.
   Изабел сумела улизнуть к себе, пока Рен кому-то звонил. Рухнув в постель, она мгновенно уснула, только чтобы проснуться в час ночи от грохота, сопровождаемого проклятием. Изабел вскочила, недоуменно озираясь.
   В коридоре зажегся свет. В приоткрытой двери появилась голова Рена.
   — Прости. Я наткнулся на сундук и уронил лампу. Изабел поспешно натянула простыню до плеч.
   — Что вы здесь делаете?
 
   — Не можешь поверить, что я собираюсь здесь жить? — негодующе выпалил он.
   — Вам тут не место. И жить здесь вы не будете.
   — Посмотрим! Голова исчезла.
   Изабел рванулась за ним, путаясь в подоле шелковой ночной рубашки.
   Он швырнул рюкзак на кровать в соседней комнате, чуть поменьше ее собственной, но так же просто обставленной. Скуповатые итальянцы не считали нужным зря тратить деньги на комнаты, которых все равно никто не видит. Лучше выбросить все на кухни и в сады, где обычно собирались веселые компании.
   Когда Изабел ворвалась в комнату, он как раз распаковывал вещи, но соизволил прервать свое занятие, чтобы полюбоваться кружевным лифом цвета слоновой кости, льнущим к ее грудям, и изящной юбочкой до щиколоток.
   — Под всем этим найдется парочка дельфинов?
   — Не ваше дело. Рен, вилла огромная, а этот домик совсем крошечный. Вам нельзя…
   — Мне там тесно. И если воображаешь, что я останусь под одной крышей с беременной истеричкой и ее четырьмя ненормальными деточками, ты еще большая психопатка, чем они.
   — Тогда идите куда-нибудь в другое место.
   — Именно это я и сделал.
   Очевидно, в эту минуту исследовательские задачи занимали его куда больше свалившихся проблем, потому что взгляд серебристо-голубых глаз снова уперся в лиф ее рубашки. Она ожидала какой-нибудь двусмысленности, но он удивил ее, заметив:
   — Спасибо за то, что оставалась рядом.
   — Вы угрожали отключить электричество, если я уйду.
   — Меня не одурачишь, док. Ты все равно осталась бы, потому что тебя так и подмывает выручить кого-то из беды. — Он вытащил из рюкзака неопрятную груду футболок. — Возможно, именно поэтому тебе нравится якшаться со мной, хотя в данном случае ты заранее обречена на поражение.
   — Мне не нравится якшаться с вами. Я вынуждена это делать. Ладно, может, и в самом деле нравится, — призналась она. У нее чесались руки поднять брошенную им на пол футболку, но она держалась из последних сил. — Сегодня можете переночевать здесь, но завтра вернетесь на виллу. У меня много работы, а вы только мешаете.
   Он привалился плечом к косяку, скрестил ноги и снова оглядел ее от груди до щиколоток.
   — Слишком большой соблазн, верно?
   Ей вдруг стало жарко. Он и в самом деле дьявол во плоти! Именно таким способом заманивал и убивал женщин!
   — Скажем так: мне сейчас необходимо сосредоточиться на духовных вещах.
   — Кто бы мешал! — хмыкнул он с самой своей зловещей улыбкой. — И даже не думай о том, что стряслось с Дженнифер Лопес, когда та спала в соседней с моей комнате!
   Ее ответный взгляд яснее ясного выразил, насколько инфантильным она считает собеседника. Изабел поплыла к двери, но, выйдя в коридор, заметила маленькую лампу, стоявшую на сундуке прямо перед ней. И даже прежде чем услышать злорадный смешок, поняла, что он успел увидеть все сквозь тонкий шелк рубашки.
   — Определенно ни одного дельфина. Ты убиваешь меня, Фифи.
   — Что ж, вполне вероятно.
   Наутро Изабел сделала себе стакан свежевыжатого апельсинового сока и отнесла к синему металлическому стулу, стоявшему на солнышке рядом с домом. Роса все еще льнула к листьям олив, а в расстилавшейся внизу долине плавали последние заблудившиеся ленты тумана. Изабел пробормотала короткую благодарственную молитву — наименьшее, что могла сделать в подобных обстоятельствах, — уже пригубила сок, когда из дома показался Рен во всем своем взъерошенном великолепии.
   — Приходится вставать пораньше, чтобы пробежаться, пока еще не слишком жарко, — зевнув, сообщил он.
   — Уже почти девять.
   — Я же говорю, пораньше.
   Она отставила стакан и стала наблюдать, как поднимается подол его майки, когда он делает наклоны. Его живот бугрился стальными мышцами, а тонкая дорожка темных волос исчезала за поясом черных беговых шортов. Она упивалась этим великолепным зрелищем, жадно ловя взглядом каждую деталь: высокие скулы, пиратскую щетину, широкую грудь и все остальное.
   Он поймал ее за этим занятием и картинно скрестил руки на груди. Сразу видно, ужасно собой доволен!
   — Хочешь, повернусь, чтобы ты смогла полюбоваться видом сзади?
   — Думаете, мне это очень нужно? — парировала она противным голосом шринка.
   — Еще бы!
   — Должно быть, очень трудно быть таким ослепительным. Никогда не поймешь, почему люди тянутся к тебе: только из-за внешности или из-за характера.
   — Разумеется, из-за внешности. У меня нет характера. А вот этого она ему не спустит!
   — У вас очень сильный характер. Много наносного, изломанного, но далеко не все так плохо.
   — Спасибо на добром слове.
   Ну до чего же нормальный сон способен многократно увеличить способность женщины довести кого угодно до белого каления! Чудо из чудес!
   Она довольно удачно сымитировала его масленую улыбку:
   — Не возражаете повернуться боком, чтобы я смогла по достоинству оценить ваш профиль?
   — Перестань умничать, — буркнул он и рухнул на соседний стул, перед этим нахально проглотив сок, который Изабел старательно выжимала для себя целых десять минут. Она нахмурилась.
   — Я думала, вы отправляетесь на пробежку.
   — И нечего меня торопить. Лучше утешь, заверив, что никто из маленьких монстров Трейси еще не успел здесь появиться.
   — Не успел.
   — Ну и пронырливые, шельмецы! Вот увидишь, они нас отыщут! Сейчас приведу себя в порядок, и ты пойдешь со мной. Будешь свидетелем, когда я стану с ней разбираться. Я решил сказать, что ты едва оправилась от нервного срыва и нуждаешься в тишине и покое. Потом погружу всех в ее «вольво» и отошлю в хороший отель. Все расходы беру на себя.
   Изабел почему-то показалось, что это будет не так-то легко.
   — Как она нашла вас?
   — Знает моего агента.
   — Интересная женщина. Сколько, говорите, вы были женаты?
   — Один несчастнейший год в моей жизни. Наши матери были подругами, мы выросли вместе, частенько попадали в беду, и даже из колледжа нас выгнали почти одновременно. Мы испугались, что нас вышибут из дома, и поскольку не желали лишиться родительской кормушки и зарабатывать на жизнь тяжким трудом, решили пожениться, дабы отвлечь их внимание. — Он отставил пустой стакан. — Имеешь хоть малейшее представление, что бывает, когда два избалованных щенка решают пожениться?
   — Уверена, ничего хорошего.
   — Хлопанье дверями, истерики, даже драки с выдиранием волос. Учти, она была еще хуже меня. Изабел рассмеялась.
   — Трейси вышла замуж через два года после нашего разрыва. Пару раз мы виделись, когда она приезжала в Лос-Анджелес, и каждые несколько месяцев мы созваниваемся.
   — Необычные отношения для разведенной пары.
   — Несколько лет после развода мы вообще не разговаривали, но ни у одного из нас нет ни братьев, ни сестер. Ее отец умер, а мать давно пора отправить в психушку. Думаю, нас держит вместе ностальгия по изуродованному детству.
   — Вы никогда не видели ее детей или мужа?
   — Видел старших, когда они были совсем маленькими. А вот мужа — нет. Один из этих корпоративных типов. Судя по всему, зануда редкостный.
   Он сместил свой вес на одно бедро, достал из кармана шортов клочок бумаги и развернул:
   — Может, объяснишь?
   Должно быть, в ней теплилось подсознательное желание подвергнуться пыткам, иначе она в жизни не оставила бы на столе распорядок дня.
   — Отдайте, пожалуйста.
   Он, естественно, немедленно отдернул листок.
   — Ты нуждаешься во мне еще больше, чем я предполагал. Что это, спрашивается, такое? «Подъем в шесть». Кому и какого черта нужно вставать в шесть утра?
   — Я и не встаю. По крайней мере раньше восьми.
   — «Молитва, медитация, благодарность Господу и ежедневные заявления», — продолжал он. — Что это за заявления такие? Нет, не говори, не хочу расстраиваться.
   — Заявления — это положительные утверждения. Род доброжелательного мысленного контроля. Вот вам пример: «Как бы сильно Лоренцо Гейдж ни раздражал меня, я всегда буду помнить, что и он один из созданий Господних». Не лучший образец, разумеется, но все же…
   — А что это за бред насчет дыхания?
   — Не бред, а напоминание оставаться сосредоточенной.
   — Да хоть какой, все равно чушь собачья.
   — А еще означает — оставаться спокойной. Не позволять любому порыву ветра, дунувшему в твою сторону, сбить тебя с пути.
   — Тоска зеленая.
   — Иногда и тоска полезна.
   — Угу, — буркнул он, ткнув пальцем в листок. — «Вдохновляющее чтение». Это вроде «Пипл»[27]?
   Она промолчала. Пусть себе забавляется.
   — «Будь импульсивной».
   Он заломил идеальную бровь.
   — А вот это обязательно случится. И, согласно расписанию, ты должна сейчас работать над книгой.
   — Обдумываю план, — промямлила она, теребя пуговицу на блузке.
   Он сложил листок и уставился на нее неприятно проницательным взглядом.
   — Ты понятия не имеешь, о чем будешь писать, верно?
   — Я начала делать заметки.
   — О чем?
   — О преодолении личного кризиса, — выпалила она первое, что пришло в голову. Что ж, вполне логический выбор.
   — Шутишь.
   Его недоверчивая физиономия действовала на нервы.
   — Я кое-что знаю об этом. На случай, если не успели заметить, я преодолеваю свой собственный.
   — Эту часть я как раз пропустил.
   — Ваша проблема. Вы вообще многого не замечаете. Опять его раздражающее сочувствие!
   — Перестань так изводить себя, Изабел. Отдохни немного и не пытайся ничего форсировать. Лучше расслабиться и повеселиться.
   — Интересно, и каким это образом? О, погодите, знаю! Лечь с вами в постель, верно?
   — Я бы предпочел именно это, но, думаю, у каждого свое представление о развлечениях, так что можешь выбирать сама. Нет, если хорошенько подумать, для нас обоих будет лучше, если позволишь выбирать мне.
   — Поверьте, вы зря тратите время. И совершенно забываете о пробежке.
   Он поудобнее устроился на стуле.
   — Тебе много пришлось вынести в последние полгода. Не думаешь, что заслужила небольшую передышку?
   — Налоговое управление обобрало меня до нитки. Я не могу позволить себе передышку. Необходимо поставить карьеру на прежние рельсы, иначе мне просто нечем заработать на жизнь, и единственный способ — работать и работать над этим.
   Говоря это, она вдруг ощутила, как крохотные ноготки паники впиваются в нее.
   — Есть разные методы работы.
   — И один из методов делать это лежа на спине, не так ли?
   — Почему, если хочешь, можешь оказаться наверху. Она вздохнула. Он поднялся и повернулся лицом к оливковой роще.
   — Что делают там Массимо и Джанкарло?
   — Речь шла о новой канализации или колодце, в зависимости от точности перевода.
 
   Он снова зевнул. — Пойду побегаю, а потом мы поговорим с Трейси. И не спорь, если не хочешь иметь на своей совести безвременную гибель беременной женщины и ее четырех омерзительных отпрысков.
   И, бросив на нее предостерегающий взгляд, рванулся вперед.
   Час спустя, меняя простыни на постели, она услышала, как вернувшийся Рен идет в спальню. Изабел улыбнулась и подкралась к двери. Ждать пришлось недолго. Пронзительный вопль расколол тишину.
   — Забыла сказать, — медовым голоском пояснила она. — У нас нет горячей воды.
   Трейси стояла посреди захваченной лихим налетом спальни. Вокруг валялись чемоданы, одежда и груды игрушек. Пока Рен, прислонясь к стене, хмуро оглядывал женщин, Изабел принялась деловито сортировать чистую и грязную одежду.
   — Теперь видите, почему я развелась с ним?
   Покрасневшие глаза и осунувшееся лицо выдавали многодневную усталость, но даже такая Трейси по-прежнему излучала мощную сексуальную привлекательность, хотя темно-красный купальник и такого же цвета халатик не скрывали огромного живота. Изабел невольно задалась вопросом, каково это — обладать такой непобедимой красотой. Ничего не скажешь, Трейси и Рен — две горошины из одного стручка. Порода видна в каждом жесте.
   — Он холодный, бесчувственный сукин сын. Вот поэтому я с ним развелась.
   — Я вовсе не бесчувственный.
   Рен определенно выглядел и вел себя как бесчувственный сукин сын.
   — Но я уже сказал, при абсолютно расстроенных нервах Изабел…
   — У вас абсолютно расстроенные нервы, Изабел?
   — Нет, если не считать полного краха жизни и карьеры.
   Она бросила футболку в груду грязной одежды и принялась складывать чистое белье в аккуратную стопку. Дети были на кухне с Анной и Мартой, но, как и Рен, повсюду успели оставить следы своего присутствия.
   — Дети вас беспокоят? — допытывалась Трейси.
   — Чудесные ребятишки. Они мне очень нравятся.
   Интересно, сознает ли Трейси, что проблемы поведения ее детей напрямую связаны с напряженными отношениями между родителями?
   — Дело не в этом, — вмешался Рен, — а в том, что ты вломилась сюда без предупреждения и…
   — Неужели не можешь хоть раз в жизни подумать о ком-то еще, кроме себя? — взорвалась Трейси, швырнув коробку с настольной игрой в сложенную Изабел стопку белья. — Как я запру четырех энергичных детей в гостиничном номере?
   — Люксе! Я сниму тебе люкс!
   — Подумать только, и это мой самый старый друг! Если старый друг не поможет в беде, тогда кто же?
   — Друзья поновее. Твоя мать. Кстати, как насчет кузины Петрины?
   — Я ненавижу Петрину еще с тех пор, как мы обе были дебютантками. Неужели не помнишь, как она на тебя вешалась? Кроме того, все эти люди… сейчас в Европе.
   — Еще одна причина, по которой ты должна лететь домой. Я не эксперт по беременным, но, насколько понимаю, они нуждаются в знакомом окружении.
   — Может, в восемнадцатом веке так и было. Трейси беспомощно протянула руки к Изабел:
   — Не могли бы вы рекомендовать хорошего психотерапевта? Я дважды выходила замуж за субъектов, у которых вместо сердца камень. Хотя Рен по крайней мере не бегал от меня налево.
   Изабел отодвинула сложенную одежду с линии огня.
   — Муж вам изменял?
   — Я их застала. Горячая маленькая швейцарочка из его офиса. Он ужасно обозлился… когда я снова забеременела. — Она часто заморгала, чтобы скрыть слезы. — Вот и отомстил.
   Изабел вдруг обнаружила, что испытывает к мистеру Гарри Бриггсу чувство, весьма напоминающее неприязнь. Трейси наклонила голову, заслонившись волосами.
   — Пойми же, Рен, я не собираюсь жить здесь вечно. Мне нужно всего несколько недель, чтобы собраться с мыслями, прежде чем выяснить отношения с мужем.
   — Несколько недель?!
   — Мы с детьми будем целые дни проводить у бассейна. Ты и знать не будешь, что мы здесь.
   — Ма-а-а-м! — В комнату ворвалась Бриттани, совсем голая, если не считать фиолетовых носочков. — Коннора вырвало! — сообщила она и тут же исчезла.
   — Бриттани Бриггс, немедленно ко мне! — Трейси, тяжело покачивая бедрами, поспешила за дочерью. — Бриттани!
   Рен покачал головой:
   — Поверить невозможно, что это та девушка, которая впадала в истерику, стоило горничной разбудить ее до полудня.
   — Она куда слабее, чем хочет показать. Поэтому и приехала к вам. Надеюсь, вы поняли, что должны позволить ей остаться?
   — Я понял, что нужно убраться отсюда как можно скорее. Он схватил ее за руку, и Изабел едва успела подобрать с кровати соломенную шляпу, прежде чем оказалась за дверью.
   — Я куплю тебе эспрессо в городе, а заодно и один из порнографических календарей, которые ты обожаешь.
   — Соблазнительно, но мне нужно делать заметки для новой книги. О преодолении личного кризиса.
   — Доверься мне. Тот, кто находит развлечение в том, чтобы собирать придорожный мусор, не имеет ни малейшего понятия, как преодолеть кризис, — бросил Рен, направляясь к лестнице. — В один прекрасный день придется признать, что жизнь слишком беспорядочна и грязна, чтобы вместиться в границы твоих аккуратных маленьких краеугольных камней.
   — Я уже успела увидеть, насколько беспорядочна жизнь. — Изабел понимала, что вроде как оправдывается, но ничего не могла с собой поделать. — И видела также, что краеугольные камни помогали ее улучшить. И дело не только во мне, Рен. У меня есть немало свидетельств.
   Интересно, насколько жалок ее тон?
   — Готов побиться об заклад, так оно и есть. И уверен, что краеугольные камни срабатывают во многих ситуациях, но не во всех и не всегда. Не думаю, что тебе они сейчас помогут.
   — Они не помогают, потому что я неверно их применяю, — призналась Изабел, покусывая губу. — Может, придется добавить несколько новых этапов.
   — Не можешь просто расслабиться?
   — Как вы?
   — Не задавайся, пока не попробуешь. По крайней мере у меня своя жизнь!
   — Вы снимаетесь в ужасных фильмах, где делаете всякие гнусности. Выходите на улицу не иначе, как в чужом обличье. Ни жены, ни детей. И это вы называете жизнью?
   — Что ж, если предпочитаешь быть чересчур разборчивой…
   Он решительно направился к двери.
   — Других можете дурачить своими остротами. Со мной не выйдет.
   — Это потому, что ты разучилась смеяться. Он взялся за ручку.
   — Неправда. Вам удалось меня рассмешить. Ха!
   Дверь распахнулась. На пороге возник незнакомец с искаженным гневом лицом.
   — Ублюдок! Ты куда девал мою жену? — прорычал он, и не успел Рен опомниться, как оказался на полу.

Глава 11

   Изабел одним махом перелетела через переднюю, но удар пришелся в плечо, и Рен уже успел вскочить и принять боевую стойку. Изабел уставилась на его противника:
   — Вы что, не в своем уме?
   Рен кинулся на него как раз в тот момент, когда до нее дошло сказанное неизвестным.
   — Рен, прекратите! Не смейте его трогать! Но он уже схватил мужчину за горло.
   — Объясни, что на тебя нашло?
   — Это Гарри Бриггс. Его нельзя убивать, пока Трейси не попросит.
   Хватка Рена ослабла, но он не отпускал Бриггса. Глаза все еще яростно сверкали.
   — Хочешь объясниться до или после того, как я тебя разделаю?
   Стоило отдать Бриггсу должное: он не струсил и держался с достоинством перед лицом того, что могло стать неминуемой и весьма мучительной смертью.
   — Где она, сукин сын?
   — Там, куда ты до нее не доберешься!
   — Ты однажды уже сделал ее несчастной. Больше не выйдет!
   — Па!
   Рен поспешно отпустил Бриггса. Вбежавший Джереми уронил обломок красной черепицы и бросился к отцу. Обычно угрюмое выражение исчезло как по волшебству.
   — Джереми.
   Бриггс притянул сына к себе, запустил руки в его волосы и на секунду закрыл глаза.
   Рен выжидал, потирая плечо.
   Несмотря на дурацкую атаку, Гарри не выглядел слишком уж опасным. Он был на несколько дюймов ниже Рена, худощавый, с приятным лицом. Изабел почему-то сразу распознала в нем такого же маниакально аккуратного человека, как она сама. Вернее, человека, попавшего в передрягу и переживающего не лучшие времена. Прямые, подстриженные без особых изысков волосы давно не видели расчески, да и брился он в последний раз далеко не вчера. Глаза за очками в проволочной оправе устало смотрели на мир, а помятые брюки и коричневую футболку не мешало бы сменить. Он не был похож на бабника, но разве по лицу угадаешь? Кроме того, он казался одним из наименее подходящих на свете мужчин для такой ослепительной красавицы, как Трейси.
   Изабел успела заметить у него на руке простые часы и самое обычное обручальное кольцо.
   — Ты за всеми присматривал? — спросил он Джереми.
   — Полагаю, да.
   — Нам нужно поговорить, приятель, но сначала я должен увидеться с твоей матерью.
   — Она у бассейна, вместе с сопляками. Гарри кивнул на дверь:
   — Проверь, не поцарапал я машину, пока ехал сюда? Тут полно гравийных дорог!
   Джереми встревоженно нахмурился:
   — Ты не уедешь без меня, правда? Гарри снова коснулся волос сына:
   — Не волнуйся, дружище. Все будет хорошо.
   Когда мальчик пошел к двери, Изабел сообразила, что Гарри не ответил на вопрос. Стоило Джереми отойти на почтительное расстояние, Бриггс снова повернулся к Рену, и вся мягкость, с которой он обращался к сыну, мгновенно исчезла.
   — Где бассейн?
   Гнев Рена, похоже, улегся, хотя Изабел подозревала, что он может вспыхнуть в любой момент.
   — Может, вам лучше сначала остыть?
   — Не важно! Я сам ее найду!
   Гарри протиснулся мимо них и исчез.
   Рен поднял обломок черепицы, долго рассматривал и наконец мученически вздохнул.
   — Мы не можем оставить его наедине с ней. Изабел погладила его по руке.
   — Что поделать, жизнь никогда простой не бывает.
   Трейси увидела идущего к бассейну Гарри, и ее сердце проделало нечто вроде сальто-мортале, прежде чем провалиться в желудок. Она знала, что рано или поздно он покажется. Просто не ожидала, что все произойдет так быстро.
   — Папочка! — хором закричали девчонки, выскакивая из воды. Коннор взвизгнул от радости, и его потяжелевший памперс завилял из стороны в сторону, когда малыш бросился бежать навстречу самому любимому в мире человеку. Бедняжка не знал, что этот самый человек вовсе не желал его рождения.
   Гарри каким-то образом ухитрился подхватить сразу троих. Он всегда заботился о своей одежде, но когда речь шла о детях, был согласен на все. Даже промокнуть до нитки.
   Девочки осыпали его слюнявыми поцелуями, а Коннор сбил очки. Сердце Трейси заболело еще сильнее, когда он стал целовать их в ответ, не обращая внимания ни на что и ни на кого, кроме детей. Когда-то вот так же видел только ее, и одну ее. Но это было давно. В те далекие дни, когда они еще любили друг друга.
   На сцене появились Рен и Изабел. Смотреть на Рена было не так больно, как на Гарри. Этот, повзрослевший, Рен был жестче и умнее того мальчика, который учил ее курить косячки, а заодно и циничнее. Она и представить не могла, как история с Карли Свенсон повлияла на него.
   Изабел подошла ближе. Какой спокойной и трезвой она выглядит в своей блузке-безрукавке, кремовых слаксах и соломенной шляпе! Ее безграничные знания могли бы подавлять, если бы она не была так добра. Дети полюбили ее с первого взгляда, а кто лучше их может судить о людях? Как и другие женщины, попавшие в орбиту притяжения Рена, она была заворожена им, но в отличие от остальных боролась с собственным увлечением. Трейси высоко оценила ее старания, хотя она не имела ни малейшего шанса, особенно при столь очевидном желании Рена. Рано или поздно она выдохнется и не сможет перед ним устоять, а это, конечно, стыд и позор, потому что она не создана для мимолетных связей. Изабел из тех, кто захочет всего, что Рен не способен ей дать, а он съест ее заживо, прежде чем она это поймет. И вполне возможно, нанесенная рана окажется незаживающей.