Прежде чем Эрика успела уяснить услышанное, Данте схватил ее за руку и потащил за собой.
   – Думаю, пора нам собирать наши сокровища. Мне вовсе не улыбается снова встретиться с этими индейцами нос к носу. Если тебя они и считают богиней, то уж нас с Ридом вряд ли причислят к богам. – И он махнул рукой в сторону колодца. – Посторожи сокровища, богиня, а я спущусь вниз, в преисподнюю, за драгоценными камнями.
   И Фаулер одарил Эрику ослепительной улыбкой, осветившей все его лицо. Когда он ей так улыбался, Эрика не могла на него сердиться. Она обожала Данте. Она рисковала всем, даже собственной жизнью, чтобы быть с ним рядом. Но когда они вернутся в Новый Орлеан, Данте уедет в Натчез, и они расстанутся навсегда. У них так мало времени. От этой мысли настроение Эрики резко упало.
   – Не могу дождаться, когда увижу наконец сокровища, – вывел ее из мрачных раздумий голос Рида. – Никто мне не верил, когда я говорил, что на Юкатане полным-полно богатств. Теперь все увидят, что я ничего не сочинял.
   Вытащив из колодца вожделенные сокровища, Данте смотал веревки, собрал инструменты и направился в ту сторону, где они оставили шлюпку. Рид, однако, не двинулся с места. Полным недоумения взглядом смотрел он на Данте.
   – А разве мы не будем осматривать Храм последних ритуалов? Руку даю на отсечение, что в гробницах там не счесть сокровищ.
   – Я уже сыт по горло всякими жертвенными колодцами. Да и разрывать древние гробницы, выискивать в них сокровища у меня тоже нет никакого желания. У нас и так в мешках достаточно богатств, чтобы купаться в роскоши до конца наших жизней. Жадность еще никого не доводила до добра. Заруби это себе на носу.
   Обреченно вздохнув, Рид поплелся за Данте и Эрикой.
   – Не вижу ничего дурного в том, чтобы взять то, что плохо лежит, – проворчал он на ходу. – И потом, у нас есть Эрика, которая в случае чего защитит нас от индейцев. Они и пикнуть не посмеют, а мы могли бы…
   Круто обернувшись, капитан устремил на Эшера яростный взгляд.
   – Я сказал – нет! А если ты хочешь обыскивать гробницы, покупай себе шхуну и возвращайся за сокровищами один. Я тебе компанию составлять не собираюсь. А сейчас у меня нет никакого желания здесь прохлаждаться. Нужно возвращаться в Новый Орлеан. У меня там полным-полно дел.
   Данте, повернувшись, зашагал вперед, а Рид язвительно усмехнулся. Может, Фаулер и прав. Зачем делить с кем-то богатства, если можно их все прикарманить самому. Если ему еще потребуются деньги, он будет точно знать, где их найти. Эта мысль принесла ему некоторое успокоение, и Рид, забросив мешок на плечо, прибавил шагу.

Глава 24

   Откинувшись на спинку стула, Данте обозревал золотые и серебряные украшения и драгоценные камни, которые Эрика очистила от грязи до блеска. Довольная улыбка играла на его загорелом лице. Теперь он сможет возместить потерю «Натчез бель» и урожая хлопка, а при встрече с Сэбином и Эвери с гордостью смотреть им в глаза. Он теперь владелец огромного богатства, такого, что Сэбину и не снилось. Так что дядюшке опять придется скрежетать зубами от злости: племянничек снова его обскакал.
   Данте перевел задумчивый взгляд на Эрику. Эта женщина, на вид такая хрупкая, на самом деле свободолюбива, упряма и решительна. Она никогда не смирится с поражением и будет бороться до конца. Они прошли вместе огонь, воду и медные трубы, но она все выдержала. Будет ли он в состоянии бросить Эрику на произвол судьбы, после того как разберется с Сэбином? Сможет ли забыть эти последние несколько месяцев, когда они так неистово любили друг друга и так же неистово спорили? Сможет ли вычеркнуть из памяти те чувства, которые охватывали его всякий раз, когда он смотрел на Эрику?
   Вскинув свои густые ресницы, Эрика улыбнулась и протянула капитану серебряный кулон, украшенный бирюзой.
   – Дарю тебе эту безделушку, а ты мне за это расскажешь, о чем задумался, – проговорила она. – Я думала, что ты будешь на седьмом небе от счастья, поскольку нашел свои сокровища, а ты сидишь как в воду опущенный.
   – Может, тебе и не захочется слушать то, что я скажу, милая, – прошептал он и, взяв кулон, отбросил его в сторону, словно какую-то дешевую безделушку, – но, мне кажется, для нас с тобой настало время достичь понимания. Я долго избегал говорить тебе правду, а это нечестно ни по отношению к тебе, ни по отношению ко мне.
   У Эрики отчаянно заколотилось сердце. Неужели Данте собирается сказать ей, что, когда они прибудут в Новый Орлеан, он предоставит ей полную свободу?
   Фаулер взглянул ей в глаза, набрал в легкие побольше воздуха и, боясь, что передумает, деловито произнес:
   – Эрика, я хочу, чтобы ты снова вышла за меня замуж. Ты мне нужна.
   Лицо у Эрики вытянулось. Какую роль он ей уготовил на сей раз? Что еще придумал, чтобы отомстить своему дядюшке?
   – Нет, – безжизненным голосом проговорила она, выдергивая из руки Данте свою ладонь. – Только дураки совершают одну и ту же ошибку дважды. Я уже побывала твоей женой. И мне этого хватило с лихвой.
   Фаулер даже вздрогнул от обиды.
   – Неужели тебе настолько не понравилось носить мою фамилию? Я…
   Эрика прервала его презрительным фырканьем.
   – При чем тут твоя фамилия? Ведь ты использовал меня, чтобы бросить вызов самому дьяволу! Для какой же цели, Данте, ты собираешься жениться на мне на сей раз? В какую игру намерен играть с Сэбином?
   – Неужели ты считаешь меня настолько холодным и расчетливым, что уверена, будто, делая женщине предложение, я преследую какие-то тайные цели? О Господи, Эрика! Ты меня без ножа режешь! – Вскочив, он пробежался взад-вперед по каюте и повернулся к Эрике. – Я уже придумал, как и когда мне отомстить Сэбину. И на сей раз тебя я втравливать в это дело не собираюсь. Я уже один раз едва не потерял тебя, когда этот негодяй тебя украл. Неужели ты не понимаешь, что я страшно ревновал тебя и к этому подонку Сэбину, и к французскому донжуану, к которому ты ускользнула от меня на Гваделупе? Неужели ты не догадываешься, зачем я знакомил тебя на пароходе с самыми отъявленными подонками?
   – Я думала… – заговорила Эрика, но он оборвал ее.
   – Потому что хотел казаться святым по сравнению с этими негодяями. Хотел стать тебе настоящим мужем, хотя тебе было все равно, за кого выскакивать замуж. Имеешь ли ты хоть малейшее представление о том, почему я использовал тебя в качестве приманки в своей борьбе с Сэбином?
   Об этом Эрика знала. Но только она раскрыла рот, чтобы объяснить это Фаулеру, как он снова перебил ее.
   – Чтобы Сэбин раз и навсегда отказался от тебя, – проговорил он. – Я рисковал всем, что мне дорого, только чтобы тебя получить. Я нарушил собственную клятву никогда не жениться на женщине расчетливой. Я поклялся вообще никогда не жениться, если женщина, которую я полюблю, не будет отвечать мне взаимностью. Я не собирался страдать, как мой отец, когда он узнал, что у мамы наконец-то открылись глаза и она поняла, что сможет предложить мужчине нечто большее, чем преданность. Черт подери, Эрика, неужели ты настолько наивна, что не видишь, как я люблю тебя?
   Эрика ушам своим не верила. Широко раскрыв глаза, смотрела она на Данте.
   Фаулер окинул мрачным взглядом полное недоумения лицо Эрики. Потом, схватив бутылку бренди, налил себе большой стакан для храбрости.
   – Знаю, что тебе это все равно, но все-таки скажу. Я влюбился в тебя в тот самый первый вечер, когда ты так стремительно вошла в мою жизнь, и случилось это в самом неподходящем месте. Но такова, видимо, ирония судьбы, – с горечью добавил он и, залпом проглотив бренди, налил себе еще. – Бывает, что человек ищет любовь большую часть своей жизни, а когда наконец находит, то это чувство может сыграть с ним злую шутку. Но я не могу от тебя отказаться, Эрика! Ты возбудила во мне столько чувств, что я не могу теперь представить себе жизни без тебя.
   Эрика по-прежнему не проронила ни слова, и Данте почувствовал, что раздражение его нарастает. Он открывает ей душу, а она сидит словно истукан. Похоже, его пылкое признание ни капельки не тронуло ее. Иначе она бы хоть как-нибудь отреагировала.
   – Ну что ты молчишь? Скажи мне что-нибудь! – возмущенно воскликнул Данте. – Проклинай меня, ругай меня, кричи на меня! Только, черт тебя подери, не смотри на меня так! Я больше этого не выдержу!
   О, как же она любит этого человека! Одного взгляда на Данте было достаточно, чтобы у Эрики возникло безудержное желание. А что уж говорить о тех восхитительных чувствах, которые пронзали ее всякий раз, когда он начинал ее целовать и ласкать! Сердце Эрики пело от радости. Она даже боялась, что оно разорвется от счастья, прежде чем она успеет произнести слова, которые носила в себе последние несколько месяцев. Слезы радости хлынули у нее по щекам, и через секунду Эрика уже рыдала.
   Данте тяжело опустился на стул. Вот как? Она плачет? Значит, его признание лишь растравило ей душу. Все понятно: Эрика не любит его. С трудом поднявшись, Фаулер побрел к двери.
   Тишину прорезал прерывистый голос Эрики:
   – Данте, я…
   – Не нужно ничего говорить, – прервал он ее, выдавив из себя некоторое подобие улыбки. – Твое молчание было достаточно красноречивым. Я постараюсь, чтобы весь оставшийся путь ты ни в чем не нуждалась, а когда мы прибудем в Новый Орлеан, позабочусь о том, чтобы Сэбин никогда тебе больше не надоедал. Таким образом я постараюсь отплатить тебе за все мучения, которые принес.
   Что же это такое? Данте уходит, а она так и не призналась ему в любви! Нельзя отпускать его вот так! Ужасно, если он будет думать, что она его презирает! Надо что-то делать. И Эрика, не придумав ничего лучшего, схватила мачете и запустила им в дверь. Лезвие воткнулось всего в шести дюймах от плеча капитана. Вздрогнув, Фаулер широко раскрытыми, изумленными глазами уставился на качающееся лезвие. Потом взгляд его переместился на Эрику.
   – О Боже! Я просил чем-нибудь в меня запустить, но не настолько же смертоносным предметом! – Голос его дрогнул.
   – Черт бы тебя побрал, Данте! Почему ты с самого начала не сказал мне, что любишь меня? – воскликнула Эрика. – Только подумай, скольких страданий мы могли бы избежать! Никогда мне не был нужен никто, кроме тебя. Ни Эллиот, ни Шарль. Я даже не помню того времени, когда я тебя не любила! Кажется, это было сто лет назад…
   Теперь настала очередь Данте изумленно воззриться на Эрику.
   – Боже милосердный! – продолжала она. – И ты еще смеешь обвинять меня в наивности! Как же ты не разглядел, что я люблю тебя больше жизни? Если бы я не любила тебя, то давным-давно ушла, и ты бы не смог меня остановить.
   Лицо Данте засияло, словно маяк в ночи.
   – Ты и в самом деле меня любишь? Даже когда я приношу тебе одно несчастье за другим?
   Вскочив со стула, Эрика бросилась к Данте и обхватила руками его широкие плечи. Лукавая улыбка заиграла на ее лице. Эрика провела изящным пальчиком по чувственным губам Фаулера.
   – Показать тебе, как сильно, Данте? Я уже несколько раз пыталась продемонстрировать свою любовь, не прибегая к словам, однако ты, похоже, невосприимчив к языку тела. – В глазах Эрики вспыхнул насмешливый огонек. – А может, я плохо тебе объясняла?
   – Ну что ты! Объясняла ты великолепно. Вот только я боялся поверить тому, что говорило мне мое сердце.
   – Поверь мне, мой красавец пират, я понятия не имела, что такое любовь, пока не повстречала тебя. И я всегда буду тебя любить, и гораздо сильнее, чем ты меня.
   – Ну уж нет! – вскричал Данте, обхватив руками стройные бедра Эрики. – Мужчина умеет любить гораздо сильнее женщины. Кроме того, я намного дольше тебя хранил свою любовь в себе.
   Такое искажение логики вызвало у Эрики громкий смех.
   – Всем известно, что женщина более щедра в любви, чем мужчина. Физически она, конечно, намного слабее представителей сильного пола, но любить умеет сильнее.
   – Чепуха! – возразил Данте. Он подумал и с гордостью заявил: – Моя любовь шире, чем этот океан, по которому мы сейчас плывем.
   – А моя глубже, чем семь морей, – заверила его Эрика.
   – Вот как? – Вскинув темные брови, Фаулер притянул Эрику к себе еще ближе. – Почему бы тебе не продемонстрировать мне свою любовь? И я сделаю то же самое. Вот и посмотрим, кто из нас победит на поле боя.
   – На поле боя, говоришь? – усмехнулась Эрика. Выбор слов у него оказался несколько неожиданным. – Я вовсе не собираюсь с тобой сражаться. – Ее теплые губы коснулись губ Данте, и ему захотелось новых поцелуев. – Этот спор может затянуться.
   – Надолго? – спросил Данте, наслаждаясь пьянящим, как вино, поцелуем.
   – До конца наших дней…
   Губы Эрики приоткрылись, призывая капитана заняться чем-нибудь более возбуждающим, чем разговоры.
   Прикосновения Данте были ласковыми, словно весенние солнечные лучи. Руки его принялись поглаживать розовые бутоны груди Эрики, и гладили до тех пор, пока они не затвердели, а влажные губы, пройдясь по ее плечу, спустились ниже, к груди. Ищущий язык коснулся по очереди каждого розового пика, и Эрика затрепетала от наслаждения. Волны безудержного блаженства нахлынули на нее, не оставив равнодушным ни один участок тела. Изысканные ласки и поцелуи Данте вызывали в Эрике необычные ощущения: внутри словно бы высвободилась давно сдерживаемая пружина. Прикосновение сильного мужского тела было мучительно приятным. Запах мускуса, постоянно сопровождавший Фаулера и казавшийся его неотъемлемой частью, витал вокруг Эрики, вызывая у нее еще более страстное желание.
   Губы Фаулера жадно исследовали ложбинку между грудями Эрики, и каждое его прикосновение вызывало в ее теле трепетный огонь. Вот жаркое дыхание Данте коснулось одного вздымающегося соска, потом другого, а ласковые руки принялись выписывать на ее животе замысловатые узоры, и Эрика застонала от наслаждения. Пламя страсти разгоралось в ней все сильнее и грозило спалить ее дотла.
   – Это начало вечности, – хрипло прошептал Данте и коснулся губами губ Эрики потрясающе сладостным поцелуем, и у нее перехватило дыхание. – У нас с тобой всегда будет только так.
   И, подхватив возлюбленную на руки, он понес ее к кровати. Слова его возбуждали Эрику так же сильно, как и его прикосновения. А когда Данте растянулся на кровати рядом с ней, новая волна наслаждения накатила на Эрику. И вновь его ловкие руки принялись творить с ее телом чудеса, забираясь в каждую впадинку, поглаживая каждую выпуклость, возбуждая Эрику настолько, что вскоре ей стало казаться, что она купается в море блаженства, ускользая от мира реальности в мир грез. Она находилась там, где и должна была находиться: в ласковых объятиях Данте, и ей казалось, что она уносится к вечности, где рокочущее море сливается с черным бархатным небосводом.
   Фаулер раздвинул коленом ноги Эрики, нежно поглаживая руками ее бархатистые бедра, и Эрика застонала от удовольствия. Пальцы Данте погрузились в теплую влажность ее интимного местечка, и у Эрики захватило дух. А его руки прошлись по ее животу, и Эрика порывисто задышала. Когда пальцы Данте вновь коснулись средоточия ее женственности, даря Эрике блаженную муку, она изогнулась, шепотом призывая возлюбленного поскорее погасить то пламя, которое ему удалось так быстро в ней разжечь. А погасить его можно лишь тогда, когда мускулистое, сильное тело Данте сольется с ее нежным телом и оба они задвигаются в такт мелодии, поющей в их душах.
   – Данте… – прошептала Эрика и, обхватив руками за шею, притянула его к себе, чтобы поскорее отдать себя ему без остатка и получить взамен мгновения невыразимого блаженства.
   – Я люблю тебя, – прошептал он в ответ и приподнялся на локтях, отчего его гибкое тело оказалось сверху. Мускулы на руках напряглись, глаза горели страстным огнем. – Ты – вся моя жизнь…
   Когда Данте осторожно вошел в нее, Эрика застонала от наслаждения. У нее возникло такое чувство, будто она попала в рай и нежится там под теплыми солнечными лучами. Фаулер коснулся ее губ легким, как морской бриз, поцелуем и задвигался в ней все быстрее, вызывая у Эрики чувства, которые не описать словами. Он вонзался в нее все сильнее, и Эрике показалось, будто она уносится к облакам. Их обоих словно окутало нежное мерцающее тепло – квинтэссенция наслаждения. Любовь творила с ними чудеса, вызывала в них чувства страстные, необузданные и в то же время изумительно нежные. Сплетясь в трепетном объятии, влюбленные чувствовали, как блаженный восторг снисходит на их души. И когда Эрика подумала, что уже не в состоянии подняться выше, мощное, яркое ощущение пронзило ее, и она не смогла сдержать восхищенного стона. Он сорвался с ее губ, и в ту же секунду его заглушил жадный поцелуй Фаулера. Вновь и вновь сладостное чувство то накатывалось на Эрику, то отступало прочь, лишая ее последних сил, и ей казалось, что она одновременно и живет, и умирает.
   Данте глухо застонал, прижимая Эрику к себе с неистовой силой. Страсть, вспыхнув в нем напоследок яростным огнем, понемногу угасала. Блаженная истома охватила все его тело, и он устало опустил голову на обнаженную грудь Эрики.
   – Я люблю тебя, – произнесла Эрика, легонько целуя его в плечо.
   Данте медленно вскинул голову. На губах его заиграла нежная улыбка.
   – Говори мне об этом сколько хочешь. Мне никогда не надоест слушать эти слова, – все еще хрипловатым от только что пережитой страсти голосом проговорил он.
   – Я это и собираюсь делать, только вот что меня беспокоит. Будешь ли ты по-прежнему любить меня, когда исчезнет новизна ощущений и не нужно будет ни у кого меня отнимать?
   Данте хмыкнул и улегся рядом с Эрикой, подперев голову рукой.
   – Не представляю, как я смогу тебя разлюбить. Я любил тебя даже тогда, когда ты мучила и изводила меня, не подпуская к себе, и когда я сходил с ума от ревности.
   – Обещаю, что никогда больше не дам тебе повода жаловаться на меня. Единственное, о чем тебе, быть может, придется пожалеть, так это о том, что ты влюбился в невероятно требовательную женщину.
   Данте едва не поперхнулся, заметив в глазах Эрики призывный блеск.
   – Боже правый, Эрика! Я отдал тебе всего себя без остатка, а ты просишь еще! – усмехнулся он. – Как же мы доберемся до берега, если я не могу выйти из этой каюты, чтобы вести судно?
   Эрика лукаво улыбнулась:
   – Будем плавать кругами, мне наплевать. Я нашла свое счастье…
   А Данте нашел свое. От нежных ласк Эрики он совсем потерял голову. Внезапно ему стало все равно – ступит он когда-нибудь на твердую землю или нет. Это не имело никакого значения, пока эта женщина, нежная, ласковая и в то же время отважная и решительная, держит его в своих объятиях. Эрика была для него всем: и далекой звездой, до которой никогда не добраться, и вожделенной, несбыточной мечтой, и драгоценным сокровищем…

Часть восьмая

   Предательство невозможно скрыть. В конце концов оно обязательно проявится.
Ливий

Глава 25

   Эрика смотрела на покрытые рябью волны Миссисипи, и ее очаровательное лицо приобретало все более озабоченное выражение. Дни и ночи, которые она провела с Данте, были прекрасны, словно сбывшаяся мечта. Но сейчас вид показавшейся на горизонте земли вернул ее к действительности. За морским заливом их уже поджидают отец и Сэбин Кейри. И влюбленным придется иметь дело с ними обоими. Хотя Эрика предпочла бы сразу же отправиться на плантацию Фаулера, не оповещая никого о своем прибытии, она понимала, что Данте не станет поворачиваться спиной к маячившим впереди неприятностям. Мысль о том, что ему придется в очередной раз сразиться со своим дядей, еще больше ухудшила настроение Эрики. В этот момент Данте неслышно подошел сзади, обнял ее, и Эрика вновь почувствовала себя в безопасности.
   – Как было бы хорошо, если бы…
   Данте прижал палец к ее губам.
   – Рано или поздно нам бы все равно пришлось встретиться с моим дядей, – заметил он. – Я давно ждал, когда смогу наконец покончить с Сэбином. Ты не хуже меня знаешь, что над нами всегда будет висеть дамоклов меч, если Кейри не уберется подальше от нас, от нашей жизни.
   – Но ему нельзя доверять, – с отчаянием в голосе проговорила Эрика. – Стоит ли говорить о том, какой это вероломный негодяй? Как ты сможешь с ним справиться?
   Фаулер прервал ее поцелуем.
   – Это моя забота. Когда придет время, я с ним сам разберусь.
   Эрика подумала, что, если Данте продолжит свою борьбу с Сэбином, она может потерять все, что ей дорого. По ее мнению, лучше всего было бы не будить спящую собаку. И хотя ее так и подмывало сказать Данте о том, что не стоило бы ему связываться со своим вероломным дядюшкой, она не стала этого делать, прекрасно осознавая, что если Фаулер что-то вбил себе в голову, то обязательно поступит по-своему. Эрика тяжело вздохнула. Оставалось лишь надеяться, что план, разработанный Данте, увенчается успехом.
   После того как капитан отдал приказ спустить паруса, Эрика, Рид и он сам приготовились сойти на берег. Вопреки своим убеждениям Эрика решила сначала встретиться с отцом, хотя и не сомневалась, что Сэбин пронюхает об их прибытии и успеет сделать им какую-нибудь пакость, прежде чем Данте запустит в действие свой план по отмщению.
   Когда экипаж остановился перед особняком Беннета, Фаулер помог Эрике выйти из него и повернулся к Риду:
   – Возьми наш багаж и закажи билеты на пароход до Натчеза. Встретимся на пристани.
   Данте и Эрика начали подниматься по мраморной лестнице, а Рид, раскрыв сумку с вещами капитана, выудил из нее мешочки с драгоценными камнями и сунул их себе в карман. Недобрая усмешка искривила его губы, когда он приказал вознице отвезти его на плантацию Сэбина Кейри.
 
   – Эрика?! – Эвери Беннет бессильно откинулся на спинку стула. – Что ты здесь делаешь? Как ты посмела вернуться в Новый Орлеан, после того как сбежала от Сэбина?
   – У нас здесь кое-какие неоконченные дела, Эвери, – ответил за Эрику Данте. Вытащив деньги, вырученные после продажи хлопка, он протянул их тестю. – Получили вполне приличную сумму за груз, который должен был доставить твой сын.
   Не отрывая взгляда от дочери, Беннет молча кивнул. По лицу Эрики было видно, что она знает, почему он попал в рабство к Сэбину.
   – Вижу, он тебе все рассказал! – обратился Эвери к дочери. – Ты знаешь, что произошло.
   – Знаю, – подтвердила Эрика. – И все-таки я не понимаю почему, отец. Почему ты позволил Сэбину себя шантажировать? Ты прекрасно мог бы жить, зная, что о тебе судачат соседи. Какое тебе в общем-то до них дело? По-моему, лучше, чтобы твое имя склоняли на каждом углу, чем позволять Сэбину вертеть собой, как ему заблагорассудится. И потом, неужели я для тебя ничего не значила? Неужели уязвленное самолюбие для тебя важнее собственной плоти и крови?
   Эвери отрешенно уставился на противоположную стену. Видно было, что прошлое снова схватило его в свои цепкие объятия. Внезапно словно прорвалась давно сдерживаемая плотина, и слова, которые он держал в себе целых четыре мучительных года, потоком хлынули из него.
   – Последние годы, Эрика, я чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Ты уехала в колледж, а Джейми вырос и перестал во мне нуждаться. Жизнь потеряла смысл. Впрочем, она стала такой уже давно, со дня смерти твоей мамы. Когда Сэбин познакомил меня с Мэгги Фаулер, что-то перевернулось в моей исстрадавшейся и опустошенной душе. На меня нахлынули чувства, которые я уже и не надеялся вновь испытать. Я влюбился, хотя и понимал, что будущего у нас с Мэгги нет и быть не может. И она тоже влюбилась в меня. Мы знали, что счастье наше не продлится долго, что Мэгги должна будет вернуться к своему мужу. Она не собиралась причинять Доминику боль. Не такая это была женщина. Мэгги была доброй и заботливой, но ни она, ни я не могли подавить в себе любовь друг к другу.
   Сэбин усугубил положение дел, послав Доминику письмо, в котором сообщал ему о том, что Мэгги ушла к другому, а с ним намерена развестись. Это было гнусное вранье! Все, что он написал Доминику, было грязной ложью.
   Беннет тяжело откинулся о спинку стула, словно это признание лишило его сил. Раздраженно вздохнув, он продолжал:
   – Сэбин довел Доминика до белого каления, однако никто из нас понятия не имел, как тот собирается поступить. А когда об этом стало известно, мы пришли в ужас. Мэгги предпринимала отчаянные попытки убедить Доминика в том, что никогда не была ему неверна и что хотела вернуться в Натчез вместе с ним. Доминик поверил было ей, однако Сэбин поднял его на смех и начал убеждать в том, что Мэгги никогда его не любила. В результате Доминик вызвал Сэбина на дуэль. Он поклялся, что избавит весь мир, и себя в том числе, от этого злодея. – Эвери на секунду прикрыл глаза. Мыслями он весь ушел в прошлое. – Пока жив буду, никогда не забуду того рокового дня. С Мэгги случился припадок, когда она узнала, что Доминик в ответ на издевки Сэбина решил вызвать его на дуэль. Я пытался вмешаться, однако Доминик был человеком упрямым. Война Доминика с Сэбином привела его к последнему конфликту, из которого лишь один из них мог выйти живым. Но знай, Данте, и поверь… – Эвери говорил теперь, тщательно подбирая слова. Выражение его лица стало мрачным. – Хотя я горячо любил твою мать, у нас с ней никогда не было физической близости. Мэгги была преданна Доминику, и не могла ему изменить. Правда, это ничего не меняло. Доминик уже дошел в своей ненависти до последней точки. Он хотел убить Сэбина Кейри.