Страница:
— Нет! — поспешно ответил Алек; произнеся это слово, он понял, что все так и есть на самом деле. — Я просто пытаюсь понять.
— Что ж, как я говорил, преданность — вещь непростая. Например, что ты скажешь: преданы ли-ты, я и Нисандер царице Идрилейн и намерены ли действовать в интересах Скалы?
— Я всегда считал, что это именно так.
— Но что, если царица прикажет, ради блага государства, расправиться с Микамом? Кому я должен буду проявить верность: ей или ему?
— Микаму. — ответил Алек не колеблясь.
— Но что, если Микам предал Скалу, а мы ничего об этом не знаем? Что тогда?
— Это просто смешно! — фыркнул Алек. — Он никогда не сделает ничего подобного.
— Иногда люди способны удивить, Алек. Может быть, он сделал бы это из преданности кому-то еще, например, своей семье. Тогда он останется верен жене и дочерям, но предаст царицу. Что перевешивает?
— Семья, — ответил Алек, хотя и понял, что запутался.
— Безусловно. Всякий должен ставить интересы семьи превыше всего. Но что, если его вполне таким образом оправданное предательство будет стоить жизни многим сотням других семей? И что, если среди погибших окажутся наши друзья — Миррини, Силла, Теро… Ну, может быть, не Теро…
— Не знаю. — Алек с неловкостью пожал плечами. — Я не смогу решить, не зная подробностей. Думаю, я должен был бы остаться верен ему, пока все не выяснится. Может случиться ведь и так, что у него не окажется выбора.
Серегил строго погрозил ему пальцем.
— Выбор есть всегда. Никогда не думай, будто у тебя нет выбора. Что бы ты ни сделал, это твое решение и твоя ответственность. Это тот самый случай, когда понятие «честь» перестает быть пустым словом.
— Ну что ж, я все равно считаю, что сначала должен узнать, почему он так поступил, — упрямо ответил Алек.
— Это хорошо. Но предположим, ты узнаешь, что, несмотря на всю его доброту к тебе, он все-таки совершил предательство. Станешь ли ты тогда преследовать его и убьешь ли, как того требует закон?
— Как я смогу!
— Это было бы трудно Нельзя сбрасывать со счета доброту в прошлом Но предположи такое тебе точно известно, что его поймает кто-то другой — царские стражники, например — и что его ждет медленная и мучительная смерть. Тогда не состоит ли твой долг как его друга и человека чести в том, чтобы даровать ему быстрый милосердный конец? Если смотреть на вещи с этой точки зрения, то, пожалуй, убийство Микама Кавиша было бы наивысшим проявлением дружбы.
Алек смотрел на Серегила, вытаращив глаза и открыв рот.
— Как, черт возьми, мы договорились до того, что я должен убить Микама Кавиша? Серегил пожал плечами:
— Ты спросил насчет преданности. Я ведь сразу сказал тебе, что это нелегкая задача.
— Что ж, как я говорил, преданность — вещь непростая. Например, что ты скажешь: преданы ли-ты, я и Нисандер царице Идрилейн и намерены ли действовать в интересах Скалы?
— Я всегда считал, что это именно так.
— Но что, если царица прикажет, ради блага государства, расправиться с Микамом? Кому я должен буду проявить верность: ей или ему?
— Микаму. — ответил Алек не колеблясь.
— Но что, если Микам предал Скалу, а мы ничего об этом не знаем? Что тогда?
— Это просто смешно! — фыркнул Алек. — Он никогда не сделает ничего подобного.
— Иногда люди способны удивить, Алек. Может быть, он сделал бы это из преданности кому-то еще, например, своей семье. Тогда он останется верен жене и дочерям, но предаст царицу. Что перевешивает?
— Семья, — ответил Алек, хотя и понял, что запутался.
— Безусловно. Всякий должен ставить интересы семьи превыше всего. Но что, если его вполне таким образом оправданное предательство будет стоить жизни многим сотням других семей? И что, если среди погибших окажутся наши друзья — Миррини, Силла, Теро… Ну, может быть, не Теро…
— Не знаю. — Алек с неловкостью пожал плечами. — Я не смогу решить, не зная подробностей. Думаю, я должен был бы остаться верен ему, пока все не выяснится. Может случиться ведь и так, что у него не окажется выбора.
Серегил строго погрозил ему пальцем.
— Выбор есть всегда. Никогда не думай, будто у тебя нет выбора. Что бы ты ни сделал, это твое решение и твоя ответственность. Это тот самый случай, когда понятие «честь» перестает быть пустым словом.
— Ну что ж, я все равно считаю, что сначала должен узнать, почему он так поступил, — упрямо ответил Алек.
— Это хорошо. Но предположим, ты узнаешь, что, несмотря на всю его доброту к тебе, он все-таки совершил предательство. Станешь ли ты тогда преследовать его и убьешь ли, как того требует закон?
— Как я смогу!
— Это было бы трудно Нельзя сбрасывать со счета доброту в прошлом Но предположи такое тебе точно известно, что его поймает кто-то другой — царские стражники, например — и что его ждет медленная и мучительная смерть. Тогда не состоит ли твой долг как его друга и человека чести в том, чтобы даровать ему быстрый милосердный конец? Если смотреть на вещи с этой точки зрения, то, пожалуй, убийство Микама Кавиша было бы наивысшим проявлением дружбы.
Алек смотрел на Серегила, вытаращив глаза и открыв рот.
— Как, черт возьми, мы договорились до того, что я должен убить Микама Кавиша? Серегил пожал плечами:
— Ты спросил насчет преданности. Я ведь сразу сказал тебе, что это нелегкая задача.
Глава 11. Нисандер в одиночестве
Теперь руки двигались гораздо чаще. Когда Нисандер наклонился над толстой хрустальной пластиной, закрывающей витрину, каприз освещения заставил его отражение лечь так, что иссохшие пальцы мертвого некроманта, казалось, впились в его голову Лицо, которое Нисандер видел перед собой, было лицом очень старого и очень усталого человека Пока он смотрел внутрь витрины, руки медленно сжались в кулаки — сжались так сильно, что кожа в одном месте лопнула, обнажив коричневую кость.
Двинувшись через безлюдный зал музея к двери в его дальнем конце, Нисандер почти ожидал услышать Голос из своих ночных кошмаров, выкрикивающий свой ужасный вызов из глубин подвалов Дома Орески. Мучительные сны теперь — после возвращения Серегила из Ашекских гор — чаще посещали Нисандера Вызвав волшебный светящийся шар, маг открыл дверь и начал свой бесконечный спуск в подземелье.
В дни юности здесь он встречался с Магианой Даже когда она осталась непреклонной в своем решении сохранить безбрачие, они часто бродили по этим узким длинным коридорам. Серегил тоже часто приходил сюда с Нисандером во времена своего неудачного ученичества, задавал тысячи вопросов и во все совал нос.
Иногда Нисандеру сопутствовал и Теро, хотя теперь реже, чем раньше. Интересно, приводила ли его сюда Илинестра, чтобы заниматься любовью, как она приводила самого Нисандера? Да будет ему свидетелем Четверка, колдунья была способна раскалить даже холодные камни силой своей неукротимой страсти!
Представив ее с Теро, Нисандер ошеломленно покачал головой, яркая райская птица в объятиях ворона…
Он никогда полностью не доверял колдунье. Как ни велики были ее таланты
— и в магии, и в любви, — за нежной улыбкой всегда скрывалась алчность. Этим она напоминала Теро, но тот был связан законами Орески, Илинестра же — нет.
Тот факт, что она сменила его ложе на постель Теро, смущал Нисандера совсем не потому, что когда-то он пылал к ней страстью, хоть ему и не удавалось убедить в этом Теро. После двух неприятных попыток все объяснить ученику Нисандер прекратил разговоры на эту тему.
Другие волшебники, как было известно Нисандеру, могли бы счесть связь с Илинестрой достаточным основанием, чтобы прогнать подмастерье, однако он по-прежнему высоко ценил Теро и не хотел его терять.
Теперь, в безмолвии подвалов, он снова должен был признаться себе, что дело тут не только в его уважении к способностям Теро: Нисандер опасался, что кто-нибудь из его коллег охотно возьмет Теро в ученики, если появится такая возможность, тем более что, по мнению многих. Нисандер неправильно обращался с талантливым молодым магом и тот только терял время, находясь при эксцентричном старике из восточной башни. В конце концов, одного подмастерья он уже не смог обучить, не так ли? Так что неудивительно, что Теро проявляет недовольство. Однако Нисандер знал юношу лучше остальных и был твердо уверен, что если сейчас предоставить ему свободу выбора, то молодой волшебник погубит себя О конечно, он получит мантию магистра, возможно, даже вдвое быстрее, чем другие подмастерья. В этом-то и состояла часть проблемы. Теро был таким способным учеником, что большинство магов с радостью сообщили бы ему все, что знают, быстро проложив ему путь к реальной власти.
Но такому могучему волшебнику, каким Теро, несомненно, станет, мало острого ума и безупречных умений. Если эти его прекрасные качества не будут направляться мудростью, терпением, сострадательным сердцем, то они могут привести к неописуемым разрушениям.
Поэтому-то Нисандер держал Теро при себе, надеясь изменить его и боясь отпустить.
Были моменты, вроде той ночи, когда он застал Теро ухаживающим за измученным после захвата твердыни леранцев Серегилом, когда перед Нисандером разгоралась надежда:
может быть, Теро наконец начинает понимать, чего добивается от него старый волшебник, помимо усвоения магии.
Дойдя до самого глубокого подвала, Нисандер стряхнул задумчивость и поспешил к своей цели.
Немногие обитатели Дома Орески имели основания посещать эти подземелья, которые с незапамятных времен служили складом ненужных, непонятных и опасных предметов. Многие помещения были пусты или завалены полуразвалившимися пыльными ящиками. Некоторые двери оказались замурованы, и их контуры в стене окружены магическими символами и рунами. В тишине, нарушаемой лишь тихим звуком его шагов по влажному камню, Нисандер все отчетливее слышал голос чаши и его тонкое пронзительное эхо — звуки, слышные только тем, кто был специально обучен их улавливать. Голос чаши был теперь гораздо громче, чем раньше.
Роль деревянного диска в этом была незначительна: сила его оказалась ослаблена отделением от остальных семи, которые, как было известно Нисандеру, где-то существуют. Иначе обстояло дело с хрустальной короной. Как только он поместил ее сюда, эхо голоса чаши усилилось, а с ним участились и кошмарные сны Нисандера.
И движения рук некроманта в музее.
Для Нисандера оставалось загадкой, как сумел Серегил выжить, соприкоснувшись с диском без всякой защиты, кроме собственного отторжения магии. Не менее таинственным было и то, как мало помогли Серегилу тщательно наложенные Нисандером заклинания и чары, долженствующие защитить того от влияния короны В первом случае Серегил должен был бы умереть, во втором — быть полностью неуязвимым, однако оба раза он получил тяжелые ранения, но выжил.
Все это вместе со словами оракула из храма Иллиора, сказанными Серегилу, оставляло у Нисандера чувство беспокойства: дело тут было не в простом совпадении.
Он остановился у знакомой стены и повернулся к ней лицом. Тщательно проверив, что никто не наблюдает за ним — ни физически, ни магическими средствами, — Нисандер произнес могучее заклинание, дающее возможность видеть сквозь камень стены и защитные чары маленький потайной покой.
Погруженная в тьму столетий, на единственной полке стояла чаша. Для непосвященного это был просто грубо вылепленный, а затем обожженный глиняный сосуд, ничем не примечательный. Однако этот неприглядный предмет определял всю жизнь Нисандера, как и жизни троих его предшественников.
Хранителей.
С одной стороны чаши в хрустальном сосуде находился диск; с другой — деревянный ящик с короной, все еще покрытый сажей от дравнийских костров. Подстегиваемый любопытством, Нисандер произнес заклинание, открывающее проход, и вошел в комнатку.
Вокруг него угрожающе зазвенела магия, несмотря на все защитные чары и охранительные заклинания Нисандер достал из кармана светящийся каменьи высоко поднял его. Глядя на чашу, он вспомнил своих предшественников. Никто из них, даже Аркониэль, и подумать не мог о возможности добавить что-то в этот потайной и так строго охраняемый покой. Ему же это удалось, более того, он поместил сюда целых два предмета, и теперь в их пении билась живая энергия.
Его руки словно сами собой протянулись к двум предметам по сторонам чаши. «Что будет, если открыть сосуд, если соединить эти три предмета в отсутствие остальных? Что удалось бы узнать из такой попытки?»
Палец правой руки Нисандера коснулся запора на деревянном ящике, осторожно потеребил его..
Нисандер резко отдернул руки, сделал охранительный знак и поспешно вышел из покоя Оказавшись в коридоре, он разрушил заклинание, открывающее проход, и бессильно прислонился к противоположной стене, слыша громкое биение своего сердца.
Если всего три фрагмента целого могут навязать такие мысли, значит, требуется еще больше повысить бдительность.
«Навязать такие мысли, старик, — прошептал издевательский внутренний голос, — или раскрыть твои собственные желания? Сколько раз предупреждал тебя Аркониэль о том, что соблазн — всего лишь зеркало, отражающее темные стороны души?»
Как всегда, за этим воспоминанием последовали сожаления. Аркониэль дотошно и заблаговременно обучил его обязанностям Хранителя, показал лежащую на нем ответственность, позволив разделить с ним бремя тайны. С кем мог разделить ее он сам? Ни с кем.
Серегилу можно было доверять, но ему не давалась магия. Теро был талантливым волшебником, но ему недоставало… Чего?
Смирения, грустно решил Нисандер. Смирения, которое научило бы его должным образом бояться силы, заключенной в этом маленьком, облицованном серебром покое. Чем больше на протяжении лет ученичества проявлялись дарования Теро, тем более уверялся Нисандер в том, что соблазн его погубит. Соблазн и гордость.
Нисандер внезапно почувствовал себя гораздо старше своих двухсот девяноста восьми лет. Он прижал руку к стене, укрепляя охранные заклинания, усиливая защиту того, что должно оставаться скрытым во что бы то ни стало. Это было дело, которое, как Нисандер думал когда-то, он передаст ученику, как ему самому передал его учитель. Теперь он совсем не был уверен в будущем.
Двинувшись через безлюдный зал музея к двери в его дальнем конце, Нисандер почти ожидал услышать Голос из своих ночных кошмаров, выкрикивающий свой ужасный вызов из глубин подвалов Дома Орески. Мучительные сны теперь — после возвращения Серегила из Ашекских гор — чаще посещали Нисандера Вызвав волшебный светящийся шар, маг открыл дверь и начал свой бесконечный спуск в подземелье.
В дни юности здесь он встречался с Магианой Даже когда она осталась непреклонной в своем решении сохранить безбрачие, они часто бродили по этим узким длинным коридорам. Серегил тоже часто приходил сюда с Нисандером во времена своего неудачного ученичества, задавал тысячи вопросов и во все совал нос.
Иногда Нисандеру сопутствовал и Теро, хотя теперь реже, чем раньше. Интересно, приводила ли его сюда Илинестра, чтобы заниматься любовью, как она приводила самого Нисандера? Да будет ему свидетелем Четверка, колдунья была способна раскалить даже холодные камни силой своей неукротимой страсти!
Представив ее с Теро, Нисандер ошеломленно покачал головой, яркая райская птица в объятиях ворона…
Он никогда полностью не доверял колдунье. Как ни велики были ее таланты
— и в магии, и в любви, — за нежной улыбкой всегда скрывалась алчность. Этим она напоминала Теро, но тот был связан законами Орески, Илинестра же — нет.
Тот факт, что она сменила его ложе на постель Теро, смущал Нисандера совсем не потому, что когда-то он пылал к ней страстью, хоть ему и не удавалось убедить в этом Теро. После двух неприятных попыток все объяснить ученику Нисандер прекратил разговоры на эту тему.
Другие волшебники, как было известно Нисандеру, могли бы счесть связь с Илинестрой достаточным основанием, чтобы прогнать подмастерье, однако он по-прежнему высоко ценил Теро и не хотел его терять.
Теперь, в безмолвии подвалов, он снова должен был признаться себе, что дело тут не только в его уважении к способностям Теро: Нисандер опасался, что кто-нибудь из его коллег охотно возьмет Теро в ученики, если появится такая возможность, тем более что, по мнению многих. Нисандер неправильно обращался с талантливым молодым магом и тот только терял время, находясь при эксцентричном старике из восточной башни. В конце концов, одного подмастерья он уже не смог обучить, не так ли? Так что неудивительно, что Теро проявляет недовольство. Однако Нисандер знал юношу лучше остальных и был твердо уверен, что если сейчас предоставить ему свободу выбора, то молодой волшебник погубит себя О конечно, он получит мантию магистра, возможно, даже вдвое быстрее, чем другие подмастерья. В этом-то и состояла часть проблемы. Теро был таким способным учеником, что большинство магов с радостью сообщили бы ему все, что знают, быстро проложив ему путь к реальной власти.
Но такому могучему волшебнику, каким Теро, несомненно, станет, мало острого ума и безупречных умений. Если эти его прекрасные качества не будут направляться мудростью, терпением, сострадательным сердцем, то они могут привести к неописуемым разрушениям.
Поэтому-то Нисандер держал Теро при себе, надеясь изменить его и боясь отпустить.
Были моменты, вроде той ночи, когда он застал Теро ухаживающим за измученным после захвата твердыни леранцев Серегилом, когда перед Нисандером разгоралась надежда:
может быть, Теро наконец начинает понимать, чего добивается от него старый волшебник, помимо усвоения магии.
Дойдя до самого глубокого подвала, Нисандер стряхнул задумчивость и поспешил к своей цели.
Немногие обитатели Дома Орески имели основания посещать эти подземелья, которые с незапамятных времен служили складом ненужных, непонятных и опасных предметов. Многие помещения были пусты или завалены полуразвалившимися пыльными ящиками. Некоторые двери оказались замурованы, и их контуры в стене окружены магическими символами и рунами. В тишине, нарушаемой лишь тихим звуком его шагов по влажному камню, Нисандер все отчетливее слышал голос чаши и его тонкое пронзительное эхо — звуки, слышные только тем, кто был специально обучен их улавливать. Голос чаши был теперь гораздо громче, чем раньше.
Роль деревянного диска в этом была незначительна: сила его оказалась ослаблена отделением от остальных семи, которые, как было известно Нисандеру, где-то существуют. Иначе обстояло дело с хрустальной короной. Как только он поместил ее сюда, эхо голоса чаши усилилось, а с ним участились и кошмарные сны Нисандера.
И движения рук некроманта в музее.
Для Нисандера оставалось загадкой, как сумел Серегил выжить, соприкоснувшись с диском без всякой защиты, кроме собственного отторжения магии. Не менее таинственным было и то, как мало помогли Серегилу тщательно наложенные Нисандером заклинания и чары, долженствующие защитить того от влияния короны В первом случае Серегил должен был бы умереть, во втором — быть полностью неуязвимым, однако оба раза он получил тяжелые ранения, но выжил.
Все это вместе со словами оракула из храма Иллиора, сказанными Серегилу, оставляло у Нисандера чувство беспокойства: дело тут было не в простом совпадении.
Он остановился у знакомой стены и повернулся к ней лицом. Тщательно проверив, что никто не наблюдает за ним — ни физически, ни магическими средствами, — Нисандер произнес могучее заклинание, дающее возможность видеть сквозь камень стены и защитные чары маленький потайной покой.
Погруженная в тьму столетий, на единственной полке стояла чаша. Для непосвященного это был просто грубо вылепленный, а затем обожженный глиняный сосуд, ничем не примечательный. Однако этот неприглядный предмет определял всю жизнь Нисандера, как и жизни троих его предшественников.
Хранителей.
С одной стороны чаши в хрустальном сосуде находился диск; с другой — деревянный ящик с короной, все еще покрытый сажей от дравнийских костров. Подстегиваемый любопытством, Нисандер произнес заклинание, открывающее проход, и вошел в комнатку.
Вокруг него угрожающе зазвенела магия, несмотря на все защитные чары и охранительные заклинания Нисандер достал из кармана светящийся каменьи высоко поднял его. Глядя на чашу, он вспомнил своих предшественников. Никто из них, даже Аркониэль, и подумать не мог о возможности добавить что-то в этот потайной и так строго охраняемый покой. Ему же это удалось, более того, он поместил сюда целых два предмета, и теперь в их пении билась живая энергия.
Его руки словно сами собой протянулись к двум предметам по сторонам чаши. «Что будет, если открыть сосуд, если соединить эти три предмета в отсутствие остальных? Что удалось бы узнать из такой попытки?»
Палец правой руки Нисандера коснулся запора на деревянном ящике, осторожно потеребил его..
Нисандер резко отдернул руки, сделал охранительный знак и поспешно вышел из покоя Оказавшись в коридоре, он разрушил заклинание, открывающее проход, и бессильно прислонился к противоположной стене, слыша громкое биение своего сердца.
Если всего три фрагмента целого могут навязать такие мысли, значит, требуется еще больше повысить бдительность.
«Навязать такие мысли, старик, — прошептал издевательский внутренний голос, — или раскрыть твои собственные желания? Сколько раз предупреждал тебя Аркониэль о том, что соблазн — всего лишь зеркало, отражающее темные стороны души?»
Как всегда, за этим воспоминанием последовали сожаления. Аркониэль дотошно и заблаговременно обучил его обязанностям Хранителя, показал лежащую на нем ответственность, позволив разделить с ним бремя тайны. С кем мог разделить ее он сам? Ни с кем.
Серегилу можно было доверять, но ему не давалась магия. Теро был талантливым волшебником, но ему недоставало… Чего?
Смирения, грустно решил Нисандер. Смирения, которое научило бы его должным образом бояться силы, заключенной в этом маленьком, облицованном серебром покое. Чем больше на протяжении лет ученичества проявлялись дарования Теро, тем более уверялся Нисандер в том, что соблазн его погубит. Соблазн и гордость.
Нисандер внезапно почувствовал себя гораздо старше своих двухсот девяноста восьми лет. Он прижал руку к стене, укрепляя охранные заклинания, усиливая защиту того, что должно оставаться скрытым во что бы то ни стало. Это было дело, которое, как Нисандер думал когда-то, он передаст ученику, как ему самому передал его учитель. Теперь он совсем не был уверен в будущем.
Глава 12. Проводы беки
Однажды, ближе к середине достина, ясным зимним днем, когда Серегил и Алек засиделись за завтраком, Рансер ввел в комнату девчонку-оборванку. Серегил вопросительно взглянул на нее, узнав в девочке представительницу отряда малолеток, зарабатывающих на жизнь доставкой сообщений.
— «Бека Кавиш передает, что царская конная гвардия выступает в поход завтра на рассвете», — старательно продекламировала посланница.
— Спасибо. — Серегил вручил ей сестерций и придвинул поближе к девочке блюдо со сладостями. Та заулыбалась, схватила пригоршню конфет и спрятала где-то в глубинах своих лохмотьев. — Передай сообщение капитану Миррини из царской конной гвардии: «Как покровитель Веки Кавиш сочту за честь устроить ей и ее турме хорошие проводы. Надеюсь, капитан найдет возможность прийти и поддержать порядок. Она может привести с собой также кого пожелает, если сумеет организовать Беке и ее солдатам увольнительную на всю ночь». Запомнила?
Девочка с гордостью повторила послание слово в слово.
— Молодец. Отправляйся. — Серегил повернулся к Алеку и только тут заметил, что его молодой друг обеспокоенно хмурится.
— Мне казалось, ты говорил, что до весны ничего не начнется?
— Ты имеешь в виду войну? Она и не начнется, — ответил Серегил, хотя новость удивила его самого — Должно быть, у царицы есть основания ожидать, что пленимарцы нападут ранней весной, и она хочет, чтобы войска были уже на границе на случай неприятностей.
— Но у нас не будет времени послать за Микамом и Кари.
— Проклятие! Об этом я и не подумал. — Серегил задумчиво побарабанил пальцами по полированной поверхности стола — Ну что ж Мы завтра поедем к ним и сообщим новости. А пока нужно заняться подготовкой к вечеринке.
Та же девочка-посыльная скоро принесла ответ: капитан Миррини отпустит лейтенанта Кавиш и ее солдат на ночь и надеется, что приглашение подразумевает достаточно угощения и выпивки Серегил тут же занялся приготовлениями с такой сноровкой, что поразил Алека За несколько часов оказались наняты дополнительные слуги, приглашены музыканты со скрипками, флейтами и барабанами, а из целой горы припасов, доставленных с рынка, поварихой и ее помощницами был приготовлен настоящий пир Одновременно из зала убрали все бьющееся, установили длинные столы и водрузили на них бочонки с элем и вином.
На закате к дому на улице Колеса подъехала Бека во главе своей турмы Солдаты производили внушительное впечатление в безупречных белых штанах и зеленых камзолах с вышитыми на них эмблемами полка.
«До чего же они геройски выглядят», — подумал Алек, который вместе с Серегилом встречал гостей у двери. Он всегда немножко» завидовал Беке, оказавшейся в таком отборном отряде Мысль о том, как прекрасно участвовать в горячей битве вместе с верными товарищами, определенно была весьма романтической и привлекательной
— Добро пожаловать! — воскликнул Серегил. Бека спешилась и поднялась по ступеням, ведущим в дом. Глаза ее сияли почти так же ярко, как начищенный лейтенантский латный воротник на шее.
— Вы оказываете нам большую честь, господа, — сказала она громко, подмигивая хозяевам.
Серегил поклонился и оглядел окружившую Беку толпу солдат
— Крутых же ребят ты привела. Как думаешь, они умеют вести себя прилично?
— И не надейся на это, благородный Серегил. — лихо ответила Бека Серегил ухмыльнулся.
— Ну так входите, все вы.
Когда мужчины и женщины из турмы Беки стали проходить мимо Алека в парадный зал, его благоговение перед ними несколько уменьшилось До сих пор он видел их только издали, во время учений — мчащиеся фигуры, сшибающиеся в учебном бою Теперь же он разглядел, что большинство солдат ненамного старше его самого Некоторые из них явно были младшими сыновьями и дочерьми из благородных семейств, другие — отпрысками богатых купеческих родов Но нашлись и такие, кто смотрел на роскошный зал в доме Серегила разинув рот; их происхождение было скромнее, и место в гвардии они заслужили своей отвагой да еще наличием коня и оружия
— Позвольте представить моих сержантов, — сказала Бека — Меркаль, Бракнил и Портус Пожимая руки троице, Алек решил, что двое из них выслужились из рядовых. Сержант Меркаль, высокая смуглая женщина, не имела двух пальцев на правой руке — частое следствие участия в сражениях. Рядом с ней стоял Бракнил, могучий суровый воин с густой светлой бородой и продубленной ветрами кожей. Третий сержант. Портус, был моложе и держался, как аристократ. «Интересно, какова его история?» — подумал Алек. Судя по рассказам Беки, такие гвардейцы быстро получали более высокий чин. Серегил тоже пожал руки сержантам.
— Не буду смущать вашего лейтенанта, рассказывая, как давно я ее знаю; скажу только, что учителями ее были лучшие фехтовальщики Скалы.
— Могу в это поверить, благородный господин, — ответил Бракнил. — Поэтому-то я попросился в ее отряд. Бека усмехнулась:
— Сержант Бракнил слишком тактичен, чтобы признаться в этом, но он был одним из тех, кто обучал новобранцев и меня в том числе. Сначала я выполняла его приказы.
— Если у человека есть титул, это может обеспечить ему продвижение по службе, но не гарантирует истинных командирских качеств, — довольно кисло заметила Меркаль. — Особенно если нет настоящей войны, чтобы быстренько поставить все на свои места. Я знаю многих, кто хоть и носит латный воротник, а до середины лета не доживет.
— Меркаль у нас оптимистка, — хмыкнул Портус, и Алеку показалось, что в словах щеголеватого молодого человека заметен выговор уроженца Нижнего города.
— Вроде бы еще рано посылать вас на север? — находчиво переменил он тему разговора.
— Уже есть угроза со стороны пленимарцев, — ответила ему Бека. — Царица и майсенские архонты хотят, чтобы войска заняли позиции поближе к западной границе Пленимара до того, как в следующем месяце развезет дороги. Да они и не делают секрета из своих планов. Конный полк Сакора и кавалерия Иркани уже отправлены в Нанту. Нам предстоит охранять границу дальше на западе.
— «Первые выступаем, последними возвращаемся», — гордо сказал Портус. — Таков наш девиз еще со времен Герилейн.
— Царская конная гвардия ведет начало от почетного эскорта, который царь Фелатимос дал дочери, когда оракул призвал женщину к управлению страной, — объяснил Серегил. — Герилейн удивила всех, когда повела его в бой и выиграла сражение.
Бракнил кивнул:
— Один из моих предков был в том отряде Герилейн, и с тех пор по крайней мере один член нашей семьи служит в гвардии.
Рансер, все еще занимавший свой пост у двери, торжественно объявил:
— Капитан Миррини и командир Перрис. Миррини вошла вместе с красивым мужчиной в военной форме, которого Алек раньше видел во время учений. Бека и ее солдаты вытянулись по стойке «смирно».
Миррини представила своего спутника, который командовал другим эскадроном того же полка, и, нахмурив брови, огляделась.
— Как, еще ни одного пьяного? Оправдывайся, если сможешь, лейтенант Бека!
— Мы немедленно исправимся, капитан, — ответила Бека, покраснев.
Серегил взял ее под руку.
— Мне подумалось, что твои солдаты могут смущаться, если им придется танцевать друг с другом. Поэтому я позволил себе пригласить еще гостей, чтобы сделать обстановку более непринужденной.
По его знаку музыканты заиграли зажигательную мелодию, и в зал вошли богато одетые мужчины и женщины, тут же смешавшиеся с солдатами.
— Кто это? — спросила Бека, от удивления широко раскрывая глаза.
Серегил бросил на Алека веселый взгляд.
— О, просто некоторые мои друзья с улицы Огней. Они считают, что царские гвардейцы заслуживают только всего самого лучшего.
Миррини спрятала улыбку, а глаза Беки раскрылись еще шире: она только теперь поняла, что означают цветные банты на одежде элегантных «гостей» — белые, зеленые, розовые и желтые.
Алек наклонился к уху девушки.
— Как я понимаю, ты выберешь себе желтый цвет.
— А как понимаю я, благородный Алек, мне предпочтительнее твое общество, — ответила Бека, беря его за руку. — Ну-ка, поразвлеки как следует солдата.
— Ты — щедрый хозяин, — довольно сказал Серегилу Перрис. — Не возражаешь, если я присоединюсь к компании? Некоторые лица тут мне знакомы.
— Безусловно, — с улыбкой ответил Серегил. Миррини подошла с ним вместе к столу и позволила налить себе стакан вина.
— Они заслуживают, чтобы их немножко побаловали, — сказала она, глядя на веселящихся солдат с явной любовью. — До весны теперь их не ждет ничего, кроме холодных ночлегов и долгих маршей.
— А потом? — спросил Серегил.
Миррини взглянула на него поверх стакана и вздохнула:
— А потом будет еще хуже. Намного хуже скорее всего.
— Отряд будет готов к сражениям?
— Настолько готов, насколько возможно для новобранцев. Те, кто сегодня здесь собрался, из лучших — как и Бека. Я только надеюсь, что они останутся в живых достаточно долго, чтобы стать закаленными бойцами. Этого им ничто не может дать, кроме боевого опыта.
К полуночи Алек был более пьян, чем когда-либо в жизни, и не только знал по именам всех солдат и всех куртизанок и куртизанов, но и протанцевал с большинством из них.
Он как раз, пошатываясь, снова вышел в круг с Ариани — голубоглазой добродушной девушкой из отряда Беки, — когда капрал Каллас и его брат— близнец Аулос подхватили его под руки и взгромоздили на стол.
— Наш лейтенант говорит, что ты везунчик, — проорал Каллас, стаскивая с себя камзол и вручая его Алеку. — Так что мы решили сделать тебя нашим талисманом, малыш Алек.
Алек натянул на себя форменный камзол и отвесил собравшимся поклон.
— Я польщен!
— Ты пьян! — крикнул кто-то из толпы.
Алек обдумал это замечание, потом серьезно кивнул:
— Конечно, пьян, но разве Создатель не учит нас, что на дне чаши находится дверца, ведущая к мудрости… во всяком случае, к чему-то такому.
— Схватив наполовину полную бутылку с вином, Алек помахал ею в воздухе. — Ведь чем пьянее я становлюсь, тем храбрее и замечательнее вы все мне кажетесь.
— Пророк, нашедший истину в вине! — воскликнул Каллас, с шутливым благоговением воздевая руки. — Благослови меня, о безбородый мудрец!
Алек охотно плеснул на него вином.
— Долгой жизни и деревянной ноги тебе, сынок! Смеясь и выкрикивая приветствия, остальные солдаты столпились вокруг, чтобы тоже получить благословение. Тут Алек заметил, что многие новобранцы отсутствуют — как и гости с улицы Огней.
Алек, не скупясь, поливал вином своих почитателей, пока не дошла очередь до последней в ряду-Беки. Ее веснушчатое лицо раскраснелось от вина и танцев, рыжие волосы выбились из косы и стояли дыбом. Она была такой же пьяной, как все вокруг, и такой же счастливой.
От ее улыбки у Алека, однако, по спине пробежал мимолетный отрезвляющий холодок. Его подруга, почти сестра, уходит на войну…
— Ну же, талисман, неужели у тебя не осталось капельки везения и для меня? — потребовала девушка.
Схватив полную бутылку, Алек опрокинул ее над головой Беки.
— Долгой жизни тебе и везения — и в сумерках, и при свете дня.
Бека рассмеялась, чуть не захлебнувшись вином, стоящие кругом солдаты радостно завопили.
— Молодец, талисман, — похвалил Алека Каллас. — Такое благословение, пожалуй, сделает ее бессмертной!
— Надеюсь, — прошептал Алек, глядя на девушку сверху вниз. — Очень надеюсь.
— «Бека Кавиш передает, что царская конная гвардия выступает в поход завтра на рассвете», — старательно продекламировала посланница.
— Спасибо. — Серегил вручил ей сестерций и придвинул поближе к девочке блюдо со сладостями. Та заулыбалась, схватила пригоршню конфет и спрятала где-то в глубинах своих лохмотьев. — Передай сообщение капитану Миррини из царской конной гвардии: «Как покровитель Веки Кавиш сочту за честь устроить ей и ее турме хорошие проводы. Надеюсь, капитан найдет возможность прийти и поддержать порядок. Она может привести с собой также кого пожелает, если сумеет организовать Беке и ее солдатам увольнительную на всю ночь». Запомнила?
Девочка с гордостью повторила послание слово в слово.
— Молодец. Отправляйся. — Серегил повернулся к Алеку и только тут заметил, что его молодой друг обеспокоенно хмурится.
— Мне казалось, ты говорил, что до весны ничего не начнется?
— Ты имеешь в виду войну? Она и не начнется, — ответил Серегил, хотя новость удивила его самого — Должно быть, у царицы есть основания ожидать, что пленимарцы нападут ранней весной, и она хочет, чтобы войска были уже на границе на случай неприятностей.
— Но у нас не будет времени послать за Микамом и Кари.
— Проклятие! Об этом я и не подумал. — Серегил задумчиво побарабанил пальцами по полированной поверхности стола — Ну что ж Мы завтра поедем к ним и сообщим новости. А пока нужно заняться подготовкой к вечеринке.
Та же девочка-посыльная скоро принесла ответ: капитан Миррини отпустит лейтенанта Кавиш и ее солдат на ночь и надеется, что приглашение подразумевает достаточно угощения и выпивки Серегил тут же занялся приготовлениями с такой сноровкой, что поразил Алека За несколько часов оказались наняты дополнительные слуги, приглашены музыканты со скрипками, флейтами и барабанами, а из целой горы припасов, доставленных с рынка, поварихой и ее помощницами был приготовлен настоящий пир Одновременно из зала убрали все бьющееся, установили длинные столы и водрузили на них бочонки с элем и вином.
На закате к дому на улице Колеса подъехала Бека во главе своей турмы Солдаты производили внушительное впечатление в безупречных белых штанах и зеленых камзолах с вышитыми на них эмблемами полка.
«До чего же они геройски выглядят», — подумал Алек, который вместе с Серегилом встречал гостей у двери. Он всегда немножко» завидовал Беке, оказавшейся в таком отборном отряде Мысль о том, как прекрасно участвовать в горячей битве вместе с верными товарищами, определенно была весьма романтической и привлекательной
— Добро пожаловать! — воскликнул Серегил. Бека спешилась и поднялась по ступеням, ведущим в дом. Глаза ее сияли почти так же ярко, как начищенный лейтенантский латный воротник на шее.
— Вы оказываете нам большую честь, господа, — сказала она громко, подмигивая хозяевам.
Серегил поклонился и оглядел окружившую Беку толпу солдат
— Крутых же ребят ты привела. Как думаешь, они умеют вести себя прилично?
— И не надейся на это, благородный Серегил. — лихо ответила Бека Серегил ухмыльнулся.
— Ну так входите, все вы.
Когда мужчины и женщины из турмы Беки стали проходить мимо Алека в парадный зал, его благоговение перед ними несколько уменьшилось До сих пор он видел их только издали, во время учений — мчащиеся фигуры, сшибающиеся в учебном бою Теперь же он разглядел, что большинство солдат ненамного старше его самого Некоторые из них явно были младшими сыновьями и дочерьми из благородных семейств, другие — отпрысками богатых купеческих родов Но нашлись и такие, кто смотрел на роскошный зал в доме Серегила разинув рот; их происхождение было скромнее, и место в гвардии они заслужили своей отвагой да еще наличием коня и оружия
— Позвольте представить моих сержантов, — сказала Бека — Меркаль, Бракнил и Портус Пожимая руки троице, Алек решил, что двое из них выслужились из рядовых. Сержант Меркаль, высокая смуглая женщина, не имела двух пальцев на правой руке — частое следствие участия в сражениях. Рядом с ней стоял Бракнил, могучий суровый воин с густой светлой бородой и продубленной ветрами кожей. Третий сержант. Портус, был моложе и держался, как аристократ. «Интересно, какова его история?» — подумал Алек. Судя по рассказам Беки, такие гвардейцы быстро получали более высокий чин. Серегил тоже пожал руки сержантам.
— Не буду смущать вашего лейтенанта, рассказывая, как давно я ее знаю; скажу только, что учителями ее были лучшие фехтовальщики Скалы.
— Могу в это поверить, благородный господин, — ответил Бракнил. — Поэтому-то я попросился в ее отряд. Бека усмехнулась:
— Сержант Бракнил слишком тактичен, чтобы признаться в этом, но он был одним из тех, кто обучал новобранцев и меня в том числе. Сначала я выполняла его приказы.
— Если у человека есть титул, это может обеспечить ему продвижение по службе, но не гарантирует истинных командирских качеств, — довольно кисло заметила Меркаль. — Особенно если нет настоящей войны, чтобы быстренько поставить все на свои места. Я знаю многих, кто хоть и носит латный воротник, а до середины лета не доживет.
— Меркаль у нас оптимистка, — хмыкнул Портус, и Алеку показалось, что в словах щеголеватого молодого человека заметен выговор уроженца Нижнего города.
— Вроде бы еще рано посылать вас на север? — находчиво переменил он тему разговора.
— Уже есть угроза со стороны пленимарцев, — ответила ему Бека. — Царица и майсенские архонты хотят, чтобы войска заняли позиции поближе к западной границе Пленимара до того, как в следующем месяце развезет дороги. Да они и не делают секрета из своих планов. Конный полк Сакора и кавалерия Иркани уже отправлены в Нанту. Нам предстоит охранять границу дальше на западе.
— «Первые выступаем, последними возвращаемся», — гордо сказал Портус. — Таков наш девиз еще со времен Герилейн.
— Царская конная гвардия ведет начало от почетного эскорта, который царь Фелатимос дал дочери, когда оракул призвал женщину к управлению страной, — объяснил Серегил. — Герилейн удивила всех, когда повела его в бой и выиграла сражение.
Бракнил кивнул:
— Один из моих предков был в том отряде Герилейн, и с тех пор по крайней мере один член нашей семьи служит в гвардии.
Рансер, все еще занимавший свой пост у двери, торжественно объявил:
— Капитан Миррини и командир Перрис. Миррини вошла вместе с красивым мужчиной в военной форме, которого Алек раньше видел во время учений. Бека и ее солдаты вытянулись по стойке «смирно».
Миррини представила своего спутника, который командовал другим эскадроном того же полка, и, нахмурив брови, огляделась.
— Как, еще ни одного пьяного? Оправдывайся, если сможешь, лейтенант Бека!
— Мы немедленно исправимся, капитан, — ответила Бека, покраснев.
Серегил взял ее под руку.
— Мне подумалось, что твои солдаты могут смущаться, если им придется танцевать друг с другом. Поэтому я позволил себе пригласить еще гостей, чтобы сделать обстановку более непринужденной.
По его знаку музыканты заиграли зажигательную мелодию, и в зал вошли богато одетые мужчины и женщины, тут же смешавшиеся с солдатами.
— Кто это? — спросила Бека, от удивления широко раскрывая глаза.
Серегил бросил на Алека веселый взгляд.
— О, просто некоторые мои друзья с улицы Огней. Они считают, что царские гвардейцы заслуживают только всего самого лучшего.
Миррини спрятала улыбку, а глаза Беки раскрылись еще шире: она только теперь поняла, что означают цветные банты на одежде элегантных «гостей» — белые, зеленые, розовые и желтые.
Алек наклонился к уху девушки.
— Как я понимаю, ты выберешь себе желтый цвет.
— А как понимаю я, благородный Алек, мне предпочтительнее твое общество, — ответила Бека, беря его за руку. — Ну-ка, поразвлеки как следует солдата.
— Ты — щедрый хозяин, — довольно сказал Серегилу Перрис. — Не возражаешь, если я присоединюсь к компании? Некоторые лица тут мне знакомы.
— Безусловно, — с улыбкой ответил Серегил. Миррини подошла с ним вместе к столу и позволила налить себе стакан вина.
— Они заслуживают, чтобы их немножко побаловали, — сказала она, глядя на веселящихся солдат с явной любовью. — До весны теперь их не ждет ничего, кроме холодных ночлегов и долгих маршей.
— А потом? — спросил Серегил.
Миррини взглянула на него поверх стакана и вздохнула:
— А потом будет еще хуже. Намного хуже скорее всего.
— Отряд будет готов к сражениям?
— Настолько готов, насколько возможно для новобранцев. Те, кто сегодня здесь собрался, из лучших — как и Бека. Я только надеюсь, что они останутся в живых достаточно долго, чтобы стать закаленными бойцами. Этого им ничто не может дать, кроме боевого опыта.
К полуночи Алек был более пьян, чем когда-либо в жизни, и не только знал по именам всех солдат и всех куртизанок и куртизанов, но и протанцевал с большинством из них.
Он как раз, пошатываясь, снова вышел в круг с Ариани — голубоглазой добродушной девушкой из отряда Беки, — когда капрал Каллас и его брат— близнец Аулос подхватили его под руки и взгромоздили на стол.
— Наш лейтенант говорит, что ты везунчик, — проорал Каллас, стаскивая с себя камзол и вручая его Алеку. — Так что мы решили сделать тебя нашим талисманом, малыш Алек.
Алек натянул на себя форменный камзол и отвесил собравшимся поклон.
— Я польщен!
— Ты пьян! — крикнул кто-то из толпы.
Алек обдумал это замечание, потом серьезно кивнул:
— Конечно, пьян, но разве Создатель не учит нас, что на дне чаши находится дверца, ведущая к мудрости… во всяком случае, к чему-то такому.
— Схватив наполовину полную бутылку с вином, Алек помахал ею в воздухе. — Ведь чем пьянее я становлюсь, тем храбрее и замечательнее вы все мне кажетесь.
— Пророк, нашедший истину в вине! — воскликнул Каллас, с шутливым благоговением воздевая руки. — Благослови меня, о безбородый мудрец!
Алек охотно плеснул на него вином.
— Долгой жизни и деревянной ноги тебе, сынок! Смеясь и выкрикивая приветствия, остальные солдаты столпились вокруг, чтобы тоже получить благословение. Тут Алек заметил, что многие новобранцы отсутствуют — как и гости с улицы Огней.
Алек, не скупясь, поливал вином своих почитателей, пока не дошла очередь до последней в ряду-Беки. Ее веснушчатое лицо раскраснелось от вина и танцев, рыжие волосы выбились из косы и стояли дыбом. Она была такой же пьяной, как все вокруг, и такой же счастливой.
От ее улыбки у Алека, однако, по спине пробежал мимолетный отрезвляющий холодок. Его подруга, почти сестра, уходит на войну…
— Ну же, талисман, неужели у тебя не осталось капельки везения и для меня? — потребовала девушка.
Схватив полную бутылку, Алек опрокинул ее над головой Беки.
— Долгой жизни тебе и везения — и в сумерках, и при свете дня.
Бека рассмеялась, чуть не захлебнувшись вином, стоящие кругом солдаты радостно завопили.
— Молодец, талисман, — похвалил Алека Каллас. — Такое благословение, пожалуй, сделает ее бессмертной!
— Надеюсь, — прошептал Алек, глядя на девушку сверху вниз. — Очень надеюсь.
Глава 13. Уотермид
— Хозяин! На холм поднимаются всадники! — крикнул Микаму слуга, с которым тот пришел на заснеженное пастбище Микам влез на стог сена и из-под руки, чтобы глаза не слепило послеполуденное солнце, быстро оглядел долину замерзшей реки. От моста в миле ниже по течению по дороге скакали двое верховых.
С тех пор как он вернулся из северных земель прошлой осенью, Микам подозрительно относился к любым неожиданным посетителям. Несмотря на все заверения Нисандера, его все еще беспокоила возможность появления Мардуса и его банды.
Поэтому приближающихся всадников он разглядывал внимательно. Поскольку те ехали неспешной рысью по торной дороге и оружие держали в ножнах, Микам решил, что это не враги и не курьеры. Расстояние все еще не позволяло различить лица, но тут Микам узнал коней.
Озабоченно хмурясь, он растолкал сгрудившихся у стога жеребят и двинулся к дому. Как правило, неожиданный приезд Серегила означал, что Микама ожидает поручение от главы наблюдателей. Кари была беременна три месяца, и теперь ее не тошнило все время; наоборот, она словно расцвела. И все-таки жена была уже не такой молодой, как раньше, и Микаму совсем не хотелось сейчас ее оставлять.
Во дворе к нему виновато обратился один из слуг:
— Иллия с собаками побежала встречать гостей, как только разглядела, кто едет, хозяин. Я решил, что беды в том не будет.
— На сей раз, Ранил, может, и не будет, но я не хочу, чтобы это вошло у нее в привычку, — ворчливо ответил Микам.
Вскоре по булыжнику двора зацокали копыта, и к дому подъехали Серегил и Алек; Иллия гордо восседала на луке седла юноши. Оба гостя были бледны, как заметил Микам, но пребывали в хорошем настроении.
— Может быть, мне все-таки лучше будет выйти за Алека, когда я вырасту,
— болтала Иллия. — Надеюсь, это не очень заденет твои чувства, дядюшка Серегил.
Серегил прижал руку к сердцу, как трубадур на гобелене.
— Ах, прекрасная девица, я убью тысячу ужасных драконов ради твоей благосклонности и сложу их дымящиеся черные потроха к твоим прелестным ножкам, лишь бы ты снова милостиво взглянула на меня.
С тех пор как он вернулся из северных земель прошлой осенью, Микам подозрительно относился к любым неожиданным посетителям. Несмотря на все заверения Нисандера, его все еще беспокоила возможность появления Мардуса и его банды.
Поэтому приближающихся всадников он разглядывал внимательно. Поскольку те ехали неспешной рысью по торной дороге и оружие держали в ножнах, Микам решил, что это не враги и не курьеры. Расстояние все еще не позволяло различить лица, но тут Микам узнал коней.
Озабоченно хмурясь, он растолкал сгрудившихся у стога жеребят и двинулся к дому. Как правило, неожиданный приезд Серегила означал, что Микама ожидает поручение от главы наблюдателей. Кари была беременна три месяца, и теперь ее не тошнило все время; наоборот, она словно расцвела. И все-таки жена была уже не такой молодой, как раньше, и Микаму совсем не хотелось сейчас ее оставлять.
Во дворе к нему виновато обратился один из слуг:
— Иллия с собаками побежала встречать гостей, как только разглядела, кто едет, хозяин. Я решил, что беды в том не будет.
— На сей раз, Ранил, может, и не будет, но я не хочу, чтобы это вошло у нее в привычку, — ворчливо ответил Микам.
Вскоре по булыжнику двора зацокали копыта, и к дому подъехали Серегил и Алек; Иллия гордо восседала на луке седла юноши. Оба гостя были бледны, как заметил Микам, но пребывали в хорошем настроении.
— Может быть, мне все-таки лучше будет выйти за Алека, когда я вырасту,
— болтала Иллия. — Надеюсь, это не очень заденет твои чувства, дядюшка Серегил.
Серегил прижал руку к сердцу, как трубадур на гобелене.
— Ах, прекрасная девица, я убью тысячу ужасных драконов ради твоей благосклонности и сложу их дымящиеся черные потроха к твоим прелестным ножкам, лишь бы ты снова милостиво взглянула на меня.