Страница:
— В какую сторону? — спросил Рилин, покрепче обхватывая Мирна, который наконец тоже потерял сознание.
— Вглубь суши, подальше от них, — ответила Бека; далекий вой донесся сквозь деревья снова.
— И подальше от жуткой твари, что бы это ни было, — пробормотал кто-то, подбадривая коня шпорами.
«Алек!»
Лоб Нисандера прорезали морщины; он слепо смотрел в темноту. Сначала он ощутил сущность Теро; теперь же остался только Алек, след которого мерцал в его мозгу, как далекий маяк.
Для того чтобы почувствовать это, Нисандеру не требовалось тратить силы: энергия сама влилась в него, может быть, из-за мощной магии, которой сопровождалось заклинание; маг узнал знакомые вибрации.
«Молодец, Теро!» Но почему собственная сущность молодого волшебника так внезапно исчезла?
Снова поймав исходящие от Алека волны, Нисандер направил в его сторону маленький заряд магии, безмолвно призывая: «Иди сюда, Алек. Ты нам нужен».
Нисандер, Серегил и Микам укрылись под старой сосной в лесу над храмом. Ветви дерева свешивались почти до земли, образуя что-то вроде низкого шатра.
Растянувшись на благоухающем ложе из опавшей хвои, Микам тихо похрапывал. Лежавший рядом Серегил беспокойно метался, бормоча что-то по-ауренфэйски.
С тех пор как он оказался в Пленимаре, старый волшебник почти не нуждался в сне. Тихие ночные часы были слишком драгоценны; жаль было тратить их без пользы. Вместо того чтобы спать, Нисандер оставался на страже, предаваясь медитации и накапливая возвращающиеся к нему силы. Ему так хотелось надеяться, что сил у него, когда придет время, будет достаточно.
Серегил опять повернулся и тихо застонал. Нисандер подумал, не разбудить ли его и не поделиться ли первой надеждой, но решил, что делать это рано: стоит Серегилу поверить, что Алек рядом, и он сам отправится его разыскивать, а Алек был все еще слишком далеко.
Прислонившись к корявому стволу, Нисандер вернулся к своему одинокому бдению.
Четверка снова была полной: они найдут друг друга.
Отряд Беки скакал на восток до тех пор, пока не зашла луна. На рассвете воины оказались на каменистой возвышенности, откуда открывался вид на туманное синее море в отдалении.
Руки Мирна и Гилли выглядели как пухлые варежки, на которых смешались зловещий синий, красный и желтый цвета. Когда Бракнил сменил повязки, Бека отвела его в сторону.
— Ты видел такое и раньше. Как ты думаешь, что их ждет? — спросила она, понизив голос.
— Я отдал бы годовое жалованье за дризида. — Сержант предусмотрительно повернулся спиной к остальным. — Но даже и тогда… не уверен, что руки им удастся спасти. Перевязка в полевых условиях — самое большее, что я умею делать, да и нет у нас ничего, кроме морской воды. Этого может хватить, чтобы вытянуть гной, но если начнется заражение крови… — Он выразительно пожал плечами. — Ну, тогда милосерднее будет не заставлять их мучиться.
Бека смотрела, как Тэйр уговаривает раненых хотя бы выпить воды.
— Когда мы выехали из Римини, нас было тридцать четыре — свежеиспеченный лейтенант и неопытные солдаты — за исключением тебя, — мрачно сказала Бека. — А теперь — посмотри на нас.
— Нас проредил тот бой вместе с полком, — напомнил ей Бракнил. — Ты хорошо командовала нами тогда, и то, что случилось, — не твоя вина. Каждый павший пал с честью. А потом наш рейд был чертовски успешным, и это уже твоя заслуга. Что теперь требуется — так это вернуться и доложить обо всем, что мы высмотрели. Бека устало улыбнулась сержанту:
— Ты все время мне это говоришь. Давай-ка узнаем, не могут ли Гилли и Мирн что-нибудь добавить к нашим сведениям.
— Кое-кто из пленников немного знал пленимарский, — слабым голосом сообщил Мирн; голова его лежала на коленях у Стеба. — Один из них слышал, что командира зовут Мардус — он из пленимарской знати. И еще что с ним некроманты.
— Некроманты! — фыркнул Гилли, печально глядя на свои бесполезные руки.
— Одна из них больше походила на демона, чем на волшебницу. Черная, как головешка, но живая не хуже нас с вами! Никто не знал, куда направляется колонна, но всем было известно, что происходит по ночам, а эта ведьма всем заправляет.
— Какие-то жертвоприношения, — пояснил Мирн. — Каждый, вечер на закате приходили солдаты, и все пленники старались как могли спрятаться, чтобы выбрали не их. Мы по большей части оказывались на другом конце лагеря от того места, где творилось это непотребство, но слышно было всем: этих бедолаг резали на куски живьем… — Он умолк, содрогнувшись. — А потом другой колдун, человек, вызывал призрака, чтобы тот забрал тела. На следующий день мы проходили по тому самому месту, где все это творилось, так там и капли крови не оставалось, клянусь.
— Черный призрак? — со страхом пробормотал кто-то из воинов.
— Да защитит нас Пламя! — воскликнул Тэйр. — Вы думаете, это он завывал в лесу прошлой ночью?
— Продолжайте, — поторопила раненых Бека, не обращая внимания на остальных.
— Чего я никак не мог понять — это почему они не тронули нас, — простонал Гилли, и голос его задрожал. — Мы ведь были вражескими лазутчиками. Они прибили нас к доскам, да, но тем все и кончилось. Все остальные пленники не были воинами: моряки, захваченные вербовщиками, скаланцы, майсенцы. Там были и женщины с детьми — эти по большей части из Пленимара. Их собственный народ! Оба раненых умолкли, потом Мирн вздохнул:
— Мне жаль, лейтенант, но больше нам рассказать нечего. Бека покачала головой:
— Что тут извиняться! Вы отдохните теперь. Поднявшись на ноги, она оглядела своих воинов.
— Как я понимаю, мы не можем быть дальше чем в четырех-пяти днях пути от Майсены. А если повезло, скаланские отряды сейчас уже продвинулись на юг. Ариани, я посылаю тебя к нашим с устным донесением. Возьми двух лучших коней и скачи во всю мочь. Сообщи принцессе Клиа обо всем, что мы видели.
Ариани с гордостью отсалютовала:
— Слушаюсь, лейтенант!
— Капрал Никидес, ты будешь сопровождать раненых. Мы сейчас соорудим для них волокуши. Стеб, ты тоже отправишься с ними. А мы, остальные, еще несколько дней последим за колонной.
Стеб посмотрел на Мирна, явно разрываясь между привязанностью к другу и долгом.
— Ты прости, лейтенант, но вас ведь останется всего двенадцать. А я стреляю и орудую мечом с одним глазом не хуже, чем с двумя.
— Поэтому ты и нужен, чтобы в случае чего защитить раненых, — ответила Бека и прочла облегчение на лице воина. — Это относится и к тебе, Никидес, — добавила она, заметив, что капрал тоже собрался возражать. — Держите путь на север, двигайтесь так быстро, как только сможете. Вы тоже будете курьерами, на случай, если Ариани не доберется. А мы, остальные, остаемся шпионить, а не сражаться.
Поручив Бракнилу распоряжаться, Бека объехала окрестности стоянки и наконец остановила коня на краю смотрящего на запад обрыва. Отсюда она слышала, как переговариваются ее воины. Те, кто отправлялся на север, не хотели оставлять остальных в опасности; другие гадали, что еще можно узнать о намерениях врага.
Бека тяжело вздохнула. Ей и так все время приходилось бороться с собой: от турмы осталось так мало… Никто из ее начальников не мог бы винить ее, реши Бека повернуть назад.
А вот что они сказали бы насчет ее решения остаться? Глаза Беки скользнули по береговой линии, и она снова испытала странное ощущение, которое охватило ее в ту ночь, когда она впервые увидела комету: что-то было в этом знакомое, такое, как и должно быть…
Кто бы ни был этот Мардус и что бы он ни затеял со своими некромантами и этим странным походом в никуда, обострившийся инстинкт говорил Беке: она слишком близко подобралась к его секрету, чтобы повернуть теперь назад.
— Вглубь суши, подальше от них, — ответила Бека; далекий вой донесся сквозь деревья снова.
— И подальше от жуткой твари, что бы это ни было, — пробормотал кто-то, подбадривая коня шпорами.
«Алек!»
Лоб Нисандера прорезали морщины; он слепо смотрел в темноту. Сначала он ощутил сущность Теро; теперь же остался только Алек, след которого мерцал в его мозгу, как далекий маяк.
Для того чтобы почувствовать это, Нисандеру не требовалось тратить силы: энергия сама влилась в него, может быть, из-за мощной магии, которой сопровождалось заклинание; маг узнал знакомые вибрации.
«Молодец, Теро!» Но почему собственная сущность молодого волшебника так внезапно исчезла?
Снова поймав исходящие от Алека волны, Нисандер направил в его сторону маленький заряд магии, безмолвно призывая: «Иди сюда, Алек. Ты нам нужен».
Нисандер, Серегил и Микам укрылись под старой сосной в лесу над храмом. Ветви дерева свешивались почти до земли, образуя что-то вроде низкого шатра.
Растянувшись на благоухающем ложе из опавшей хвои, Микам тихо похрапывал. Лежавший рядом Серегил беспокойно метался, бормоча что-то по-ауренфэйски.
С тех пор как он оказался в Пленимаре, старый волшебник почти не нуждался в сне. Тихие ночные часы были слишком драгоценны; жаль было тратить их без пользы. Вместо того чтобы спать, Нисандер оставался на страже, предаваясь медитации и накапливая возвращающиеся к нему силы. Ему так хотелось надеяться, что сил у него, когда придет время, будет достаточно.
Серегил опять повернулся и тихо застонал. Нисандер подумал, не разбудить ли его и не поделиться ли первой надеждой, но решил, что делать это рано: стоит Серегилу поверить, что Алек рядом, и он сам отправится его разыскивать, а Алек был все еще слишком далеко.
Прислонившись к корявому стволу, Нисандер вернулся к своему одинокому бдению.
Четверка снова была полной: они найдут друг друга.
Отряд Беки скакал на восток до тех пор, пока не зашла луна. На рассвете воины оказались на каменистой возвышенности, откуда открывался вид на туманное синее море в отдалении.
Руки Мирна и Гилли выглядели как пухлые варежки, на которых смешались зловещий синий, красный и желтый цвета. Когда Бракнил сменил повязки, Бека отвела его в сторону.
— Ты видел такое и раньше. Как ты думаешь, что их ждет? — спросила она, понизив голос.
— Я отдал бы годовое жалованье за дризида. — Сержант предусмотрительно повернулся спиной к остальным. — Но даже и тогда… не уверен, что руки им удастся спасти. Перевязка в полевых условиях — самое большее, что я умею делать, да и нет у нас ничего, кроме морской воды. Этого может хватить, чтобы вытянуть гной, но если начнется заражение крови… — Он выразительно пожал плечами. — Ну, тогда милосерднее будет не заставлять их мучиться.
Бека смотрела, как Тэйр уговаривает раненых хотя бы выпить воды.
— Когда мы выехали из Римини, нас было тридцать четыре — свежеиспеченный лейтенант и неопытные солдаты — за исключением тебя, — мрачно сказала Бека. — А теперь — посмотри на нас.
— Нас проредил тот бой вместе с полком, — напомнил ей Бракнил. — Ты хорошо командовала нами тогда, и то, что случилось, — не твоя вина. Каждый павший пал с честью. А потом наш рейд был чертовски успешным, и это уже твоя заслуга. Что теперь требуется — так это вернуться и доложить обо всем, что мы высмотрели. Бека устало улыбнулась сержанту:
— Ты все время мне это говоришь. Давай-ка узнаем, не могут ли Гилли и Мирн что-нибудь добавить к нашим сведениям.
— Кое-кто из пленников немного знал пленимарский, — слабым голосом сообщил Мирн; голова его лежала на коленях у Стеба. — Один из них слышал, что командира зовут Мардус — он из пленимарской знати. И еще что с ним некроманты.
— Некроманты! — фыркнул Гилли, печально глядя на свои бесполезные руки.
— Одна из них больше походила на демона, чем на волшебницу. Черная, как головешка, но живая не хуже нас с вами! Никто не знал, куда направляется колонна, но всем было известно, что происходит по ночам, а эта ведьма всем заправляет.
— Какие-то жертвоприношения, — пояснил Мирн. — Каждый, вечер на закате приходили солдаты, и все пленники старались как могли спрятаться, чтобы выбрали не их. Мы по большей части оказывались на другом конце лагеря от того места, где творилось это непотребство, но слышно было всем: этих бедолаг резали на куски живьем… — Он умолк, содрогнувшись. — А потом другой колдун, человек, вызывал призрака, чтобы тот забрал тела. На следующий день мы проходили по тому самому месту, где все это творилось, так там и капли крови не оставалось, клянусь.
— Черный призрак? — со страхом пробормотал кто-то из воинов.
— Да защитит нас Пламя! — воскликнул Тэйр. — Вы думаете, это он завывал в лесу прошлой ночью?
— Продолжайте, — поторопила раненых Бека, не обращая внимания на остальных.
— Чего я никак не мог понять — это почему они не тронули нас, — простонал Гилли, и голос его задрожал. — Мы ведь были вражескими лазутчиками. Они прибили нас к доскам, да, но тем все и кончилось. Все остальные пленники не были воинами: моряки, захваченные вербовщиками, скаланцы, майсенцы. Там были и женщины с детьми — эти по большей части из Пленимара. Их собственный народ! Оба раненых умолкли, потом Мирн вздохнул:
— Мне жаль, лейтенант, но больше нам рассказать нечего. Бека покачала головой:
— Что тут извиняться! Вы отдохните теперь. Поднявшись на ноги, она оглядела своих воинов.
— Как я понимаю, мы не можем быть дальше чем в четырех-пяти днях пути от Майсены. А если повезло, скаланские отряды сейчас уже продвинулись на юг. Ариани, я посылаю тебя к нашим с устным донесением. Возьми двух лучших коней и скачи во всю мочь. Сообщи принцессе Клиа обо всем, что мы видели.
Ариани с гордостью отсалютовала:
— Слушаюсь, лейтенант!
— Капрал Никидес, ты будешь сопровождать раненых. Мы сейчас соорудим для них волокуши. Стеб, ты тоже отправишься с ними. А мы, остальные, еще несколько дней последим за колонной.
Стеб посмотрел на Мирна, явно разрываясь между привязанностью к другу и долгом.
— Ты прости, лейтенант, но вас ведь останется всего двенадцать. А я стреляю и орудую мечом с одним глазом не хуже, чем с двумя.
— Поэтому ты и нужен, чтобы в случае чего защитить раненых, — ответила Бека и прочла облегчение на лице воина. — Это относится и к тебе, Никидес, — добавила она, заметив, что капрал тоже собрался возражать. — Держите путь на север, двигайтесь так быстро, как только сможете. Вы тоже будете курьерами, на случай, если Ариани не доберется. А мы, остальные, остаемся шпионить, а не сражаться.
Поручив Бракнилу распоряжаться, Бека объехала окрестности стоянки и наконец остановила коня на краю смотрящего на запад обрыва. Отсюда она слышала, как переговариваются ее воины. Те, кто отправлялся на север, не хотели оставлять остальных в опасности; другие гадали, что еще можно узнать о намерениях врага.
Бека тяжело вздохнула. Ей и так все время приходилось бороться с собой: от турмы осталось так мало… Никто из ее начальников не мог бы винить ее, реши Бека повернуть назад.
А вот что они сказали бы насчет ее решения остаться? Глаза Беки скользнули по береговой линии, и она снова испытала странное ощущение, которое охватило ее в ту ночь, когда она впервые увидела комету: что-то было в этом знакомое, такое, как и должно быть…
Кто бы ни был этот Мардус и что бы он ни затеял со своими некромантами и этим странным походом в никуда, обострившийся инстинкт говорил Беке: она слишком близко подобралась к его секрету, чтобы повернуть теперь назад.
Глава 47. Олень в темном лесу
Когда Алек помчался по поляне, сзади раздались крики. Голоса Человека и Другого на секунду смешались, потом стихли. Алека охватило смутное беспокойство, но инстинкты животного гнали его прочь, глубже в лес, подальше от этого мерзкого запаха падали. Он чуял всюду вокруг в лесу других Людей, но остаться не замеченным ими было легко…
В первый раз, когда Нисандер произнес заклинание истинной сущности — все эти долгие месяцы назад, в безопасности садов Орески, — сознание Алека было настолько подавлено инстинктами испуганного оленя, что старому волшебнику пришлось поспешно произвести обратное превращение, прежде чем охваченное паникой животное причинило вред себе или окружающим.
Теперь все было так же, и именно присущий зверю инстинкт самосохранения, несомненно, спас Алеку жизнь.
Он мчался по темному лесу, и ветер доносил до него множество разнообразных запахов. Благодаря чуткому носу Алек легко обнаруживал пленимарских часовых; оленьи ноги с легкостью переносили его через заросли кустов, промоины и завалы. Пока Алек бежал, разум его медленно преодолевал шок от превращения; натура человека и оленя, сливаясь, делала его более восприимчивым, чем это было бы доступно животному и человеку порознь.
Выскочив из чащи деревьев на нависший над морем утес, Алек остановился; морда его была покрыта пеной. У подножия утеса ревел прибой, фонтаны брызг взлетали высоко вверх.
На небе ярко горела комета, и вид ее вызвал новый прилив паники. Каждый мускул подрагивал, каждый инстинкт зверя вопил: беги! Но Алек остался на месте, насторожив длинные чуткие уши и раздувая ноздри. Постепенно кровь человека-оленя перестала кипеть, и его острые чувства уловили что-то новое. Ударив по скале копытом, Алек жалобно затрубил, потом замер, прислушиваясь.
Ответ прозвучал в его уме, как еле слышный шепот. Это не был голос, запах, образ — просто что-то, говорившее скорее инстинкту, чем разуму.
«На север, все еще на север. Доверься и иди».
Подобно птице, после первых заморозков неожиданно вспоминающей путь, ведущий на юг, Алек последовал за этим путеводным проблеском; сознание его было еще слишком затуманено оленьей природой, чтобы задавать вопросы или сомневаться.
Он повернулся навстречу ветру, издал еще один низкий рев и поскакал на север.
Алек бежал и бежал, лунные блики скользили по его широкой спине, и разум человека постепенно начал исследовать способности этого поразительного нового тела. Алек чувствовал, как напрягаются мощные мышцы, как ровно бьется могучее сердце, как оттягивают голову тяжелые рога — украшение, вызывающее у оленя не большее удивление, чем у человека — шапка на голове.
Знакомые запахи моря и леса обрели новое богатство, какого человек не мог бы и вообразить. Остановившись у источника, чтобы утолить жажду, Алек не смог устоять перед ароматом молодых побегов просвирника, выросшего около воды. Их влажный зеленый вкус наполнил его рот, напомнив вкус меда из сотов. Когда Алек снова двинулся в путь, дорогу ему пересекла маленькая серая сова, тихо прошелестев крыльями.
По мере того как он бежал на север, местность становилась все более суровой; вдали на фоне звезд стал вырисовываться одинокий высокий пик. Уступы на скалах сделались шире, берег — более изрезанным. Камень с темными прожилками был покрыт глубокими трещинами, а там, где голые утесы уступали место травянистым склонам, сладко пахли вороника и лишайники.
Отлив заставил море медленно отступать, обнажая дно и оставляя озерца, которые блестели в лунном свете, как черные зеркала. Луна опускалась в море, звезды начинали бледнеть. Ветер переменился, ночные запахи стали развеиваться, и тут Алек учуял лошадей и их всадников. Осторожно спустившись в небольшой овраг, он замер на месте и стоял, принюхиваясь, пока они не скрылись в северном направлении.
Алек почувствовал приближение рассвета задолго до того, как первые его лучи окрасили небо. За горами засиял ясный свет зари; флотилии чаек и уток, качавшиеся на волнах за линией прибоя, пробудились. Первые проблески рассвета о чем-то смутно напомнили Алеку, но он был так полон стремлением вперед под действием непреодолимого инстинкта и тихого зова, что не смог вспомнить, в чем дело.
Первый луч солнца упал на Алека, когда он перепрыгивал через расселину в скале. Олень словно растворился в воздухе, оставив вместо себя худого голого юношу.
Инерция прыжка перенесла его на другую сторону. Алек неловко приземлился, ободрав локти и колени. Трансформация вызвала головокружение, и Алек растянулся на спине, глядя в золотое небо и вяло гадая, где это он и как здесь очутился.
Волны начавшегося прилива, пенясь, начали заполнять расселину, через которую он только что перепрыгнул, и окатили его сверкающими брызгами. Холодная вода на голой коже заставила Алека встать на колени; при этом он обнаружил, что все еще носит на шее сосуд из слоновой кости, снятый с Варгула Ашназаи. Юноша открыл его и вытряхнул на ладонь содержимое — несколько стружек потемневшего дерева.
Память вернулась к Алеку ослепительной вспышкой: Ашназаи, поигрывающий сосудом во время пыток на борту «Кормадоса»; выражение удовлетворения на его лице, когда он перерезал горло Серегилу; последний отчаянный вопль Теро, смешавшийся с воем той твари, что была послана по их следам после побега. Со сдавленным рыданием Алек швырнул стружки в море.
Но даже горе не могло заглушить ведший его до сих пор призыв. Шепот стал еще тише, но все же оставался ясным:
«На север».
Первые пленимарские разведчики достигли окрестностей храма сразу после рассвета. Микам, стоявший на часах, вовремя услышал их приближение и спрятался в кустах у дороги. Он дождался, пока они миновали его, направляясь к белому камню, потом поспешил к сосне, чтобы предупредить остальных.
— Они приближаются, — прошептал он, забираясь под нависшие ветви. — Двое пленимарских разведчиков только что проехали мимо, направляясь на север.
— Удачно, что они не сворачивают с дороги, — пробормотал Нисандер, рассеянно поглаживая подбородок.
— Почему? — поинтересовался Серегил.
Нисандер тяжело вздохнул и посмотрел на своих двух товарищей.
— Алек тоже идет сюда. Он держится берега, поэтому хорошо, что пленимарцы едут по дороге.
— Алек идет сюда?! — ахнул Микам, не веря своим ушам. — Откуда ты знаешь? Давно узнал?
Серегил ничего не сказал, но Микам почувствовал, как тот напрягся, заметил яркие пятна, проступившие на его впалых щеках.
— Я ощутил его сущность около полуночи, — ответил Нисандер.
— Ты знал, что он свободен и направляется сюда, но ничего нам не сказал? — прошипел Серегил. — Ради Иллиора, Нисандер, почему?
— Ты кинулся бы в темноту без всякой надежды сделать что-нибудь полезное и только повредил бы себе и ему. Он был слишком далеко, чтобы ты смог добраться туда пешком. Похоже, к его освобождению приложил руку Теро…
— Этот подонок, этот предатель! — Глаза Серегила опасно сузились.
— Прекрати, Серегил! — приказал Нисандер, впервые дав волю собственному гневу. Он отразился на его лице, неожиданный, словно молния с ясного неба. — Что бы Теро ни совершил в прошлом, по-видимому, именно он своей магией помог Алеку освободиться, весьма возможно, ценой собственной жизни. Алек сейчас один. Заклинание Теро помогло ему оказаться ближе к нам, чем это сумели бы сделать вы с Микамом, не говоря об опасности погибнуть самим. Если разведчики Мардуса уже здесь, значит, и он сам недалеко.
Серегил открыл рот, чтобы возразить, но Микам опередил его.
— Мне это тоже не нравится, но Нисандер прав, и мы оба должны признать его правоту, — ворчливо проговорил он.
— Ладно, но что делать теперь? — спросил Серегил, все еще кипя. — Не можем же мы сидеть на месте, рассчитывая, что он найдет нас просто благодаря везению! Потроха Билайри, Нисандер, если тебе известно, где он сейчас, перенеси Алека сюда!
— Ты же знаешь, я не могу тратить так много сил. Но я сумел направить его и к тому же обеспечить некоторую защиту. Мардус не найдет его при помощи колдовства.
Серегил потянулся за сапогами и перевязью с рапирой.
— Но ты же узнал о нем прошлой ночью, — нахмурился Микам. — Как тебе это удалось, если не при помощи магии?
— Мне ничего не понадобилось делать. Знание просто пришло ко мне
— Тогда почему мы с Микамом ничего не почувствовали? — потребовал ответа Серегил.
— Кто знает? А теперь отправляйся и помоги ему. Он к югу отсюда.
— Ах, ведь верно: я же Проводник, это одна из моих обязанностей, — прорычал Серегил, продираясь сквозь густые ветви приютившего их дерева.
Микам сделал движение, чтобы последовать за ним, но Нисандер положил руку ему на плечо.
— Пусть идет один.
Серегил нетерпеливо прыгал с камня на камень; гнев его скоро сменился недоверчивой радостью. За бесконечные дни, проведенные на борту «Дамы», надежда стала всего лишь упрямым отказом представить себе худшее. Теперь же, повидимому. вера Нисандера в пророчество оказалась не напрасной. Против всякого вероятия, их четверка окажется снова вместе на этом негостеприимном берегу.
Прилив только начинался, и лужи и кучи водорослей на берегу блестели в лучах утреннего солнца. Высокие зеленые волны одна за другой накатывались на скалы и пенились между ними. Усиливающийся ветер нес водяную пыль на берег; Серегил подставил лицо брызгам и почувствовал на губах вкус соли.
Алек жив. Все остальное не имеет значения. Серегил на ходу внимательно присматривался к деревьям вдоль дороги. Один патруль уже появился, будут и другие. Примерно через час Серегил заметил блеск солнечного луча на металле.
Спрятавшись между скалами, Серегил переждал, пока пленимарцы проедут. Всадники скакали галопом на север; судя по топоту копыт, их было не меньше дюжины. Когда все звуки стихли, Серегил двинулся дальше.
Прошел еще час, и он уже начал беспокоиться, что они с Алеком каким— то образом разминулись. Алек мог спрятаться, как прятался он сам, среди утесов или в лесу. Или с ним что-то случилось, а может быть, его снова схватили. Прогнав эти черные мысли, Серегил опустился на влажный от брызг камень, чтобы отдышаться.
Он потревожил небольшую колонию полосатых литорин; раковины со стуком скатились в оставленную отливом лужицу у ног Серегила.
— Я найду его, — вздохнул он, опуская голову на руки. — Он где-то здесь, и я его найду.
Сидевшая неподалеку чайка скептически посмотрела на него одним желтым глазом и улетела с насмешливым криком. Повернув голову в ее сторону, Серегил замер, не веря своим глазам. С уступа утеса не более чем в двадцати футах на него смотрел бледный измученный призрак.
— Алек!
Тощий, покрытый синяками, голый, Алек покачнулся, словно колеблемый ветром, однако, несмотря на полное изнеможение, явно приготовился обратиться в бегство.
— Алек, это же я, — мягко сказал Серегил, глядя, как в потемневших прищуренных глазах надежда борется со страхом. Чем вызвано это глубокое недоверие? — Что не так, тали?
— Что ты здесь делаешь? — прохрипел юноша, и настороженность в голосе друга поразила Серегила, как удар ножа.
— Разыскиваю тебя. Нисандер тоже здесь, и Микам. Они там, откуда я пришел.
— Нисандер мертв, — сказал Алек, делая шаг назад.
— Нет, он чуть не умер, но все-таки выжил, уверяю тебя. И мы теперь знаем, что затевает Мардус. Мы были правы, Алек: мы — Четверка, ты, я, Нисандер и Микам. И мы все здесь, чтобы остановить Мардуса.
Ветер бросил волосы в бледное лицо Алека, и юноша жалко поежился.
— Откуда я знаю, что это на самом деле ты? — тихо пробормотал он.
— О чем ты говоришь? — с растущим удивлением спросил Серегил. — Что они сделали с тобой, тали? Это же я!
Я сейчас подойду к тебе. ладно? Не бойся.
К его изумлению, Алек повернулся и побежал. Торопливо карабкаясь по скалам, Серегил кинулся за ним, схватил и крепко прижал к себе, несмотря на сопротивление.
— Да успокойся же! Что случилось? — Он чувствовал, как отчаянно колотится сердце юноши.
Задыхаясь, Алек извернулся и одной рукой схватил Серегила за лицо. Борясь с собственным неожиданным страхом, тот ослабил хватку.
Алек осторожно коснулся его волос, плеча, руки; выражение его лица стало почти диким: на нем были написаны настороженность и недоверчивость. Через несколько секунд, однако, они сменились таким облегчением, какого Серегил никогда раньше ни у одного человека не видел.
— О Иллиор, это действительно ты… Ты жив, — ахнул Алек, и из глаз его хлынули слезы. — Этот ублюдок! Я должен был догадаться, но кровь, и твой голос, и все… Ты жив! — Дрожа. Алек сжал Серегила в объятиях.
— По крайней мере был, когда в последний раз проверял, — выдавил Серегил; у него перехватило горло. Он прижал юношу к себе и почувствовал, как того трясет. Отстранившись, он снял плащ и накинул его на голые плечи Алека, потом помог ему спуститься на песок у подножия скалы и крепко обнял, дав юноше выплакаться.
— Я думал, что ты умер, — хрипло прошептал Алек, цепляясь за Серегила, словно боясь, что тот исчезнет. — Это все Варгул Ашназаи. Он заставил меня считать, что ты явился мне на выручку, а он убил… — Алек наполовину всхлипнул, наполовину засмеялся. — Но я этого сукина сына точно убил!
Рассказ его был бессвязным и путаным, но Серегилу удалось понять достаточно, чтобы догадаться, какого рода пыткам подвергался Алек. Слезы бессильного гнева жгли его собственные глаза; Серегил гладил волосы Алека, тихо что-то бормоча по-ауренфэйски.
Досказав все до конца, Алек устало опустил голову на плечо Серегила и снова глубоко вздохнул.
— Самое ужасное… Когда Ашназаи убил тебя… заставил меня поверить, что ты убит… он тогда говорил… — Алек крепко зажмурился. — Я тогда думал, что ты умер, считая меня предателем.
Серегил откинул прядь волос со лба юноши и поцеловал его.
— Теперь все в порядке, тали. Если бы то на самом деле был я, я бы ему не поверил. Я слишком хорошо тебя знаю.
— И я никогда не говорил тебе… — Бледное лицо Алека залилось краской.
— Я сам не понимаю, но я…
Он умолк, когда Серегил привлек его ближе к себе.
— Я знаю, тали. Я знаю.
Алек поцеловал его в губы.
Первой реакцией Серегила было недоверие. Однако Алек был настойчив, неуклюж, но решителен. Он длился мгновение и целую вечность, этот неумелый поцелуй, и так много говорил о сбитой с толку неопытности юноши…
Этот бесценный момент не нуждался в словах.
«Он совсем без сил и запутался. Его пытали, так ужасно пытали», — говорил себе Серегил, но на этот раз сомнения не нашли почвы.
«Отец, брат, друг».
« Возлюбленный».
Серегил закрыл глаза, зная, что чувства, которое соединило их, им хватит навсегда.
Алек первым нарушил молчание. Вытерев лицо углом плаща, он сказал:
— Нам лучше двигаться. Если я сейчас усну, тебе не удастся меня разбудить. Мардус ведь приближается.
— Тебе нужно во что-нибудь одеться. — Серегил встал и начал стягивать с себя тунику; при этом он нащупал черный кинжал, который носил на груди.
— Чуть не забыл. Это я сохранил для тебя. Серегил развернул шарф, которым обмотал кинжал. Секунду он смотрел на лезвие — символ своего поражения и одновременно надежды в бесконечные дни их разлуки. Наконец он потянул за прядь волос, обвивавшую рукоять, и позволил ветру унести золотой локон в море.
В первый раз, когда Нисандер произнес заклинание истинной сущности — все эти долгие месяцы назад, в безопасности садов Орески, — сознание Алека было настолько подавлено инстинктами испуганного оленя, что старому волшебнику пришлось поспешно произвести обратное превращение, прежде чем охваченное паникой животное причинило вред себе или окружающим.
Теперь все было так же, и именно присущий зверю инстинкт самосохранения, несомненно, спас Алеку жизнь.
Он мчался по темному лесу, и ветер доносил до него множество разнообразных запахов. Благодаря чуткому носу Алек легко обнаруживал пленимарских часовых; оленьи ноги с легкостью переносили его через заросли кустов, промоины и завалы. Пока Алек бежал, разум его медленно преодолевал шок от превращения; натура человека и оленя, сливаясь, делала его более восприимчивым, чем это было бы доступно животному и человеку порознь.
Выскочив из чащи деревьев на нависший над морем утес, Алек остановился; морда его была покрыта пеной. У подножия утеса ревел прибой, фонтаны брызг взлетали высоко вверх.
На небе ярко горела комета, и вид ее вызвал новый прилив паники. Каждый мускул подрагивал, каждый инстинкт зверя вопил: беги! Но Алек остался на месте, насторожив длинные чуткие уши и раздувая ноздри. Постепенно кровь человека-оленя перестала кипеть, и его острые чувства уловили что-то новое. Ударив по скале копытом, Алек жалобно затрубил, потом замер, прислушиваясь.
Ответ прозвучал в его уме, как еле слышный шепот. Это не был голос, запах, образ — просто что-то, говорившее скорее инстинкту, чем разуму.
«На север, все еще на север. Доверься и иди».
Подобно птице, после первых заморозков неожиданно вспоминающей путь, ведущий на юг, Алек последовал за этим путеводным проблеском; сознание его было еще слишком затуманено оленьей природой, чтобы задавать вопросы или сомневаться.
Он повернулся навстречу ветру, издал еще один низкий рев и поскакал на север.
Алек бежал и бежал, лунные блики скользили по его широкой спине, и разум человека постепенно начал исследовать способности этого поразительного нового тела. Алек чувствовал, как напрягаются мощные мышцы, как ровно бьется могучее сердце, как оттягивают голову тяжелые рога — украшение, вызывающее у оленя не большее удивление, чем у человека — шапка на голове.
Знакомые запахи моря и леса обрели новое богатство, какого человек не мог бы и вообразить. Остановившись у источника, чтобы утолить жажду, Алек не смог устоять перед ароматом молодых побегов просвирника, выросшего около воды. Их влажный зеленый вкус наполнил его рот, напомнив вкус меда из сотов. Когда Алек снова двинулся в путь, дорогу ему пересекла маленькая серая сова, тихо прошелестев крыльями.
По мере того как он бежал на север, местность становилась все более суровой; вдали на фоне звезд стал вырисовываться одинокий высокий пик. Уступы на скалах сделались шире, берег — более изрезанным. Камень с темными прожилками был покрыт глубокими трещинами, а там, где голые утесы уступали место травянистым склонам, сладко пахли вороника и лишайники.
Отлив заставил море медленно отступать, обнажая дно и оставляя озерца, которые блестели в лунном свете, как черные зеркала. Луна опускалась в море, звезды начинали бледнеть. Ветер переменился, ночные запахи стали развеиваться, и тут Алек учуял лошадей и их всадников. Осторожно спустившись в небольшой овраг, он замер на месте и стоял, принюхиваясь, пока они не скрылись в северном направлении.
Алек почувствовал приближение рассвета задолго до того, как первые его лучи окрасили небо. За горами засиял ясный свет зари; флотилии чаек и уток, качавшиеся на волнах за линией прибоя, пробудились. Первые проблески рассвета о чем-то смутно напомнили Алеку, но он был так полон стремлением вперед под действием непреодолимого инстинкта и тихого зова, что не смог вспомнить, в чем дело.
Первый луч солнца упал на Алека, когда он перепрыгивал через расселину в скале. Олень словно растворился в воздухе, оставив вместо себя худого голого юношу.
Инерция прыжка перенесла его на другую сторону. Алек неловко приземлился, ободрав локти и колени. Трансформация вызвала головокружение, и Алек растянулся на спине, глядя в золотое небо и вяло гадая, где это он и как здесь очутился.
Волны начавшегося прилива, пенясь, начали заполнять расселину, через которую он только что перепрыгнул, и окатили его сверкающими брызгами. Холодная вода на голой коже заставила Алека встать на колени; при этом он обнаружил, что все еще носит на шее сосуд из слоновой кости, снятый с Варгула Ашназаи. Юноша открыл его и вытряхнул на ладонь содержимое — несколько стружек потемневшего дерева.
Память вернулась к Алеку ослепительной вспышкой: Ашназаи, поигрывающий сосудом во время пыток на борту «Кормадоса»; выражение удовлетворения на его лице, когда он перерезал горло Серегилу; последний отчаянный вопль Теро, смешавшийся с воем той твари, что была послана по их следам после побега. Со сдавленным рыданием Алек швырнул стружки в море.
Но даже горе не могло заглушить ведший его до сих пор призыв. Шепот стал еще тише, но все же оставался ясным:
«На север».
Первые пленимарские разведчики достигли окрестностей храма сразу после рассвета. Микам, стоявший на часах, вовремя услышал их приближение и спрятался в кустах у дороги. Он дождался, пока они миновали его, направляясь к белому камню, потом поспешил к сосне, чтобы предупредить остальных.
— Они приближаются, — прошептал он, забираясь под нависшие ветви. — Двое пленимарских разведчиков только что проехали мимо, направляясь на север.
— Удачно, что они не сворачивают с дороги, — пробормотал Нисандер, рассеянно поглаживая подбородок.
— Почему? — поинтересовался Серегил.
Нисандер тяжело вздохнул и посмотрел на своих двух товарищей.
— Алек тоже идет сюда. Он держится берега, поэтому хорошо, что пленимарцы едут по дороге.
— Алек идет сюда?! — ахнул Микам, не веря своим ушам. — Откуда ты знаешь? Давно узнал?
Серегил ничего не сказал, но Микам почувствовал, как тот напрягся, заметил яркие пятна, проступившие на его впалых щеках.
— Я ощутил его сущность около полуночи, — ответил Нисандер.
— Ты знал, что он свободен и направляется сюда, но ничего нам не сказал? — прошипел Серегил. — Ради Иллиора, Нисандер, почему?
— Ты кинулся бы в темноту без всякой надежды сделать что-нибудь полезное и только повредил бы себе и ему. Он был слишком далеко, чтобы ты смог добраться туда пешком. Похоже, к его освобождению приложил руку Теро…
— Этот подонок, этот предатель! — Глаза Серегила опасно сузились.
— Прекрати, Серегил! — приказал Нисандер, впервые дав волю собственному гневу. Он отразился на его лице, неожиданный, словно молния с ясного неба. — Что бы Теро ни совершил в прошлом, по-видимому, именно он своей магией помог Алеку освободиться, весьма возможно, ценой собственной жизни. Алек сейчас один. Заклинание Теро помогло ему оказаться ближе к нам, чем это сумели бы сделать вы с Микамом, не говоря об опасности погибнуть самим. Если разведчики Мардуса уже здесь, значит, и он сам недалеко.
Серегил открыл рот, чтобы возразить, но Микам опередил его.
— Мне это тоже не нравится, но Нисандер прав, и мы оба должны признать его правоту, — ворчливо проговорил он.
— Ладно, но что делать теперь? — спросил Серегил, все еще кипя. — Не можем же мы сидеть на месте, рассчитывая, что он найдет нас просто благодаря везению! Потроха Билайри, Нисандер, если тебе известно, где он сейчас, перенеси Алека сюда!
— Ты же знаешь, я не могу тратить так много сил. Но я сумел направить его и к тому же обеспечить некоторую защиту. Мардус не найдет его при помощи колдовства.
Серегил потянулся за сапогами и перевязью с рапирой.
— Но ты же узнал о нем прошлой ночью, — нахмурился Микам. — Как тебе это удалось, если не при помощи магии?
— Мне ничего не понадобилось делать. Знание просто пришло ко мне
— Тогда почему мы с Микамом ничего не почувствовали? — потребовал ответа Серегил.
— Кто знает? А теперь отправляйся и помоги ему. Он к югу отсюда.
— Ах, ведь верно: я же Проводник, это одна из моих обязанностей, — прорычал Серегил, продираясь сквозь густые ветви приютившего их дерева.
Микам сделал движение, чтобы последовать за ним, но Нисандер положил руку ему на плечо.
— Пусть идет один.
Серегил нетерпеливо прыгал с камня на камень; гнев его скоро сменился недоверчивой радостью. За бесконечные дни, проведенные на борту «Дамы», надежда стала всего лишь упрямым отказом представить себе худшее. Теперь же, повидимому. вера Нисандера в пророчество оказалась не напрасной. Против всякого вероятия, их четверка окажется снова вместе на этом негостеприимном берегу.
Прилив только начинался, и лужи и кучи водорослей на берегу блестели в лучах утреннего солнца. Высокие зеленые волны одна за другой накатывались на скалы и пенились между ними. Усиливающийся ветер нес водяную пыль на берег; Серегил подставил лицо брызгам и почувствовал на губах вкус соли.
Алек жив. Все остальное не имеет значения. Серегил на ходу внимательно присматривался к деревьям вдоль дороги. Один патруль уже появился, будут и другие. Примерно через час Серегил заметил блеск солнечного луча на металле.
Спрятавшись между скалами, Серегил переждал, пока пленимарцы проедут. Всадники скакали галопом на север; судя по топоту копыт, их было не меньше дюжины. Когда все звуки стихли, Серегил двинулся дальше.
Прошел еще час, и он уже начал беспокоиться, что они с Алеком каким— то образом разминулись. Алек мог спрятаться, как прятался он сам, среди утесов или в лесу. Или с ним что-то случилось, а может быть, его снова схватили. Прогнав эти черные мысли, Серегил опустился на влажный от брызг камень, чтобы отдышаться.
Он потревожил небольшую колонию полосатых литорин; раковины со стуком скатились в оставленную отливом лужицу у ног Серегила.
— Я найду его, — вздохнул он, опуская голову на руки. — Он где-то здесь, и я его найду.
Сидевшая неподалеку чайка скептически посмотрела на него одним желтым глазом и улетела с насмешливым криком. Повернув голову в ее сторону, Серегил замер, не веря своим глазам. С уступа утеса не более чем в двадцати футах на него смотрел бледный измученный призрак.
— Алек!
Тощий, покрытый синяками, голый, Алек покачнулся, словно колеблемый ветром, однако, несмотря на полное изнеможение, явно приготовился обратиться в бегство.
— Алек, это же я, — мягко сказал Серегил, глядя, как в потемневших прищуренных глазах надежда борется со страхом. Чем вызвано это глубокое недоверие? — Что не так, тали?
— Что ты здесь делаешь? — прохрипел юноша, и настороженность в голосе друга поразила Серегила, как удар ножа.
— Разыскиваю тебя. Нисандер тоже здесь, и Микам. Они там, откуда я пришел.
— Нисандер мертв, — сказал Алек, делая шаг назад.
— Нет, он чуть не умер, но все-таки выжил, уверяю тебя. И мы теперь знаем, что затевает Мардус. Мы были правы, Алек: мы — Четверка, ты, я, Нисандер и Микам. И мы все здесь, чтобы остановить Мардуса.
Ветер бросил волосы в бледное лицо Алека, и юноша жалко поежился.
— Откуда я знаю, что это на самом деле ты? — тихо пробормотал он.
— О чем ты говоришь? — с растущим удивлением спросил Серегил. — Что они сделали с тобой, тали? Это же я!
Я сейчас подойду к тебе. ладно? Не бойся.
К его изумлению, Алек повернулся и побежал. Торопливо карабкаясь по скалам, Серегил кинулся за ним, схватил и крепко прижал к себе, несмотря на сопротивление.
— Да успокойся же! Что случилось? — Он чувствовал, как отчаянно колотится сердце юноши.
Задыхаясь, Алек извернулся и одной рукой схватил Серегила за лицо. Борясь с собственным неожиданным страхом, тот ослабил хватку.
Алек осторожно коснулся его волос, плеча, руки; выражение его лица стало почти диким: на нем были написаны настороженность и недоверчивость. Через несколько секунд, однако, они сменились таким облегчением, какого Серегил никогда раньше ни у одного человека не видел.
— О Иллиор, это действительно ты… Ты жив, — ахнул Алек, и из глаз его хлынули слезы. — Этот ублюдок! Я должен был догадаться, но кровь, и твой голос, и все… Ты жив! — Дрожа. Алек сжал Серегила в объятиях.
— По крайней мере был, когда в последний раз проверял, — выдавил Серегил; у него перехватило горло. Он прижал юношу к себе и почувствовал, как того трясет. Отстранившись, он снял плащ и накинул его на голые плечи Алека, потом помог ему спуститься на песок у подножия скалы и крепко обнял, дав юноше выплакаться.
— Я думал, что ты умер, — хрипло прошептал Алек, цепляясь за Серегила, словно боясь, что тот исчезнет. — Это все Варгул Ашназаи. Он заставил меня считать, что ты явился мне на выручку, а он убил… — Алек наполовину всхлипнул, наполовину засмеялся. — Но я этого сукина сына точно убил!
Рассказ его был бессвязным и путаным, но Серегилу удалось понять достаточно, чтобы догадаться, какого рода пыткам подвергался Алек. Слезы бессильного гнева жгли его собственные глаза; Серегил гладил волосы Алека, тихо что-то бормоча по-ауренфэйски.
Досказав все до конца, Алек устало опустил голову на плечо Серегила и снова глубоко вздохнул.
— Самое ужасное… Когда Ашназаи убил тебя… заставил меня поверить, что ты убит… он тогда говорил… — Алек крепко зажмурился. — Я тогда думал, что ты умер, считая меня предателем.
Серегил откинул прядь волос со лба юноши и поцеловал его.
— Теперь все в порядке, тали. Если бы то на самом деле был я, я бы ему не поверил. Я слишком хорошо тебя знаю.
— И я никогда не говорил тебе… — Бледное лицо Алека залилось краской.
— Я сам не понимаю, но я…
Он умолк, когда Серегил привлек его ближе к себе.
— Я знаю, тали. Я знаю.
Алек поцеловал его в губы.
Первой реакцией Серегила было недоверие. Однако Алек был настойчив, неуклюж, но решителен. Он длился мгновение и целую вечность, этот неумелый поцелуй, и так много говорил о сбитой с толку неопытности юноши…
Этот бесценный момент не нуждался в словах.
«Он совсем без сил и запутался. Его пытали, так ужасно пытали», — говорил себе Серегил, но на этот раз сомнения не нашли почвы.
«Отец, брат, друг».
« Возлюбленный».
Серегил закрыл глаза, зная, что чувства, которое соединило их, им хватит навсегда.
Алек первым нарушил молчание. Вытерев лицо углом плаща, он сказал:
— Нам лучше двигаться. Если я сейчас усну, тебе не удастся меня разбудить. Мардус ведь приближается.
— Тебе нужно во что-нибудь одеться. — Серегил встал и начал стягивать с себя тунику; при этом он нащупал черный кинжал, который носил на груди.
— Чуть не забыл. Это я сохранил для тебя. Серегил развернул шарф, которым обмотал кинжал. Секунду он смотрел на лезвие — символ своего поражения и одновременно надежды в бесконечные дни их разлуки. Наконец он потянул за прядь волос, обвивавшую рукоять, и позволил ветру унести золотой локон в море.
Глава 48. Круг сужается
Иртук Бешар направила коня вперед и поехала во главе колонны рядом с Мардусом. Капитан Динарин, командир отряда, встречавшего их на берегу, придержал лошадь, еле сумев скрыть дрожь ужаса.
Мардус приветствовал колдунью любезным поклоном.
— Доброе утро, почтеннейшая.
— И тебе того же, благородный Мардус. Твои разведчики вернулись?
— Да. Они не обнаружили никаких препятствий. Мы сегодня вечером разобьем лагерь, а завтра будем уже на месте, готовые к последней церемонии.
— Благословение Сериамайуса почиет на тебе, как всегда, господин. — Иртук бросила взгляд на темный чеканный профиль. — Должна сказать, что ты кажешься удивительно уверенным в успехе, несмотря на смерть Варгула Ашназаи и побег узников прошлой ночью.
Мардус выразительно пожал плечами.
— Ашназаи сам навлек на себя смерть, несмотря на все мои предостережения. Потерять Алека, конечно, жалко. Что за замечательный юноша!
— Но другие пленники?
— Отправленные по следам солдаты говорят, что их освободил скаланский отряд, в котором не больше дюжины всадников, бежавший потом на восток. Нет, Шлем будет восстановлен, и я послужу Сериамайусу как Ватарна. — Холодная улыбка Мардуса стала шире. — Не такое уж малое достижение для побочного сына, не признанного Верховным Владыкой, а?
— Я предвидела, что такой день наступит, — ласково сказала дирмагнос, — еще когда ребенком качала тебя на коленях. Даже и теперь еще молодой Верховный Владыка ничего не подозревает. Когда придет время, ему ничего не останется, как уступить место тебе, своему преданному брату. Когда ты увенчаешься Шлемом и рука Сериамайуса будет простерта над тобой, никто не сможет оспаривать твое право на трон.
— А как поживает сегодня утром юный Теро? Иртук Бешар засмеялась сухим шелестящим смехом:
— Он подавлен. В высшей степени подавлен.
Второй патруль, отправленный на разведку, был гораздо многочисленнее первого. Наблюдая за ним из-за нескольких больших валунов, Микам насчитал дюжину пленимарцев; они ехали по дороге в сторону храма.
Прокравшись обратно к сосне, он обнаружил, что Нисандер спокойно прислушивается к голосам солдат, рассыпавшихся между деревьями у берега.
Мардус приветствовал колдунью любезным поклоном.
— Доброе утро, почтеннейшая.
— И тебе того же, благородный Мардус. Твои разведчики вернулись?
— Да. Они не обнаружили никаких препятствий. Мы сегодня вечером разобьем лагерь, а завтра будем уже на месте, готовые к последней церемонии.
— Благословение Сериамайуса почиет на тебе, как всегда, господин. — Иртук бросила взгляд на темный чеканный профиль. — Должна сказать, что ты кажешься удивительно уверенным в успехе, несмотря на смерть Варгула Ашназаи и побег узников прошлой ночью.
Мардус выразительно пожал плечами.
— Ашназаи сам навлек на себя смерть, несмотря на все мои предостережения. Потерять Алека, конечно, жалко. Что за замечательный юноша!
— Но другие пленники?
— Отправленные по следам солдаты говорят, что их освободил скаланский отряд, в котором не больше дюжины всадников, бежавший потом на восток. Нет, Шлем будет восстановлен, и я послужу Сериамайусу как Ватарна. — Холодная улыбка Мардуса стала шире. — Не такое уж малое достижение для побочного сына, не признанного Верховным Владыкой, а?
— Я предвидела, что такой день наступит, — ласково сказала дирмагнос, — еще когда ребенком качала тебя на коленях. Даже и теперь еще молодой Верховный Владыка ничего не подозревает. Когда придет время, ему ничего не останется, как уступить место тебе, своему преданному брату. Когда ты увенчаешься Шлемом и рука Сериамайуса будет простерта над тобой, никто не сможет оспаривать твое право на трон.
— А как поживает сегодня утром юный Теро? Иртук Бешар засмеялась сухим шелестящим смехом:
— Он подавлен. В высшей степени подавлен.
Второй патруль, отправленный на разведку, был гораздо многочисленнее первого. Наблюдая за ним из-за нескольких больших валунов, Микам насчитал дюжину пленимарцев; они ехали по дороге в сторону храма.
Прокравшись обратно к сосне, он обнаружил, что Нисандер спокойно прислушивается к голосам солдат, рассыпавшихся между деревьями у берега.