под солнцем.
- Это папа, - сказал босоногий.
Голубые тени кедров касались ног старика, покрывая их почти до колен.
Рука его поднялась, задвигалась по коленям и, погрузясь до запястья в тень,
замерла. Потом он поднялся, взял стул и, постукивая перед собой тростью,
двинулся торопливой, шаркающей походкой прямо на них, так что им пришлось
быстро отойти в сторону. Старик вынес стул на солнечное место и снова сел,
сложив руки на верхушке трости.
- Это папа, - сказал босоногий. - Он и слепой, и глухой. Будь я пес, не
хотел бы не видеть и даже не чувствовать, что ем.
На доске меж двумя столбами стояли оцинкованное ведро, жестяной тазик и
треснутая посудина с куском желтого мыла.
- К черту воду, - сказал Гоуэн. - Как насчет выпивки?
- Вам, пожалуй, больше не стоит. Будь я пес, вы налетели машиной прямо
на то дерево.
- Ладно, хватит. У тебя нигде не припрятано?
- В сарае должно быть чуток. Только тише, а то он услышит, найдет и
выплеснет.
Босоногий подошел к двери и заглянул в коридор. Потом они спустились и
пошли к сараю через огород, уже заросший побегами кедра и дуба. Босоногий
дважды оглядывался через плечо. На второй раз сказал:
- Там ваша жена, ей что-то нужно. Темпл стояла в дверях кухни.
- Гоуэн, - позвала она.
- Махните ей рукой, что ли, - сказал босоногий. - Пусть замолчит, а то
Лупоглазый нас услышит.
Гоуэн помахал ей рукой. Они вошли в сарай. У входа стояла грубо
сколоченная лестница.
- Вам лучше подождать, пока я влезу, - сказал босоногий. - Она
подгнила, обоих может не выдержать.
- Что же не починишь? Ведь каждый день лазишь по ней.
- Пока что она служит неплохо, - ответил босоногий.
Он поднялся. Гоуэн последовал за ним через лаз во тьму, испещренную
желтыми полосками проходящих сквозь щели в стенах и крыле лучей заходящего
солнца.
- Идите за мной, - сказал босоногий. - А то ступите на неприбитую доску
и опомниться не успеете, как очутитесь внизу.
Глядя под ноги, он прошел по чердаку и вынул из кучи прелого сена в
углу глиняный кувшин.
- Только сюда Лупоглазый и не заглядывает. Боится поколоть свои нежные
ручки.
Они выпили.
- Я вас уже видел здесь, - сказал босоногий. - Только вот как зовут, не
знаю.
- Моя фамилия Стивенс. Я покупаю выпивку у Ли вот уже три года. А он
когда вернется? Нам нужно добраться до города.
- Ли скоро будет. Я вас здесь уже видел. Три-четыре дня назад тут был
еще один человек из Джефферсона. Как его зовут - тоже не знаю. Говорун - это
да. Все рассказывал, как взял и бросил свою жену. Давайте выпьем еще, -
предложил он; потом умолк, осторожно присел, держа кувшин в руках, склонил
голову и прислушался. Через минуту снизу донесся голос:
- Джек.
Босоногий взглянул на Гоуэна, отвесив в идиотском ликовании челюсть.
Над мягкой рыжеватой бородкой виднелись неровные зубы.
- Эй, Джек. Наверху, - произнес голос.
- Слышите? - прошептал босоногий, дрожа от затаенного восторга. - Зовет
меня Джеком, а мое имя Томми.
- Спускайся, - произнес голос. - Я знаю, что ты там.
- Пойдем лучше, - сказал Томми. - А то еще стрельнет через доски.
- Черт возьми, - ругнулся Гоуэн. - Чего же ты не... Эй, - крикнул он, -
мы спускаемся!
Лупоглазый стоял в дверях, заложив указательные пальцы в проймы жилета.
Солнце зашло. Когда они спустились и вышли, с задней веранды сошла Темпл.
Остановилась, поглядела на них, потом пошла вниз по склону. Побежала бегом.
- Велел я тебе спуститься к дороге? - сказал Лупоглазый.
- Да, - ответил Томми. - Велели.
Лупоглазый повернулся и зашагал, даже не взглянув на Гоуэна. Томми
пошел за ним. Спина его по-прежнему вздрагивала от тайного восторга. На
полпути к дому Лупоглазый едва не столкнулся с Темпл. Она, казалось,
замерла, не прекращая бега. Даже развевающееся пальто не облегло ее, однако
она долгое мгновенье глядела на Лупоглазого с нарочитым, вызывающим
кокетством. Он не остановился; его узкая спина не изменила
вычурно-самодовольной осанки. Темпл побежала снова. Миновав Томми, схватила
Гоуэна за руку.
- Гоуэн, мне страшно. Она сказала, чтобы я не... Опять ты пил; даже не
смыл кровь... Она говорит, чтобы мы уходили отсюда...
Глаза ее были совершенно черными, лицо в сумерках казалось маленьким,
осунувшимся. Она взглянула в сторону дома. Лупоглазый как раз сворачивал за
угол.
- Ей приходится ходить за водой аж к роднику; она... У них в ящике за
печью очень симпатичный младенец. Гоуэн, она сказала, чтобы я не оставалась
тут дотемна. Говорит, чтобы мы попросили его. У него есть машина. Она
сказала, что вряд ли...
- Кого попросить? - перебил Гоуэн. Томми оглянулся на них, потом
зашагал дальше.
- Этого черного человека. Она сказала, что вряд ли, но, может быть, он
и согласится. Давай попросим.
Они шли к дому. Тропка вела к передней веранде. Машина стояла в бурьяне
между тропкой и домом. Темпл, коснувшись рукой дверцы, опять взглянула на
Гоуэна.
- У него это почти не займет времени. Я знаю одного парня с такой же
машиной. На ней можно выжать все восемьдесят. Ему только подвезти нас до
любого города, потому что она спросила, женаты ли мы, и мне пришлось
сказать, что да. Только до станции. Может, есть какая-то ближе, чем
Джефферсон, - шептала Темпл, глядя на Гоуэна и водя рукой по дверце.
- О, - сказал Гоуэн. - Просить должен я. Так? Ты совсем спятила.
Думаешь, эта обезьяна согласится? Да я лучше останусь тут на неделю, чем
куда-то поеду с ним.
- Она говорит, чтобы я не оставалась здесь.
- Не дури. Пойдем.
- Так ты не попросишь его? Нет?
- Нет. Говорю тебе, подождем, пока не явится Ли. Он раздобудет машину.
Они пошли по тропке. Лупоглазый стоял, прислонясь к столбу веранды, и
закуривал сигарету. Темпл взбежала по сломанным ступенькам.
- Послушайте, - сказала она, - вы не согласитесь отвезти нас в город?
Лупоглазый взглянул на нее, держа сигарету во рту и прикрывая ладонями
огонек спички. Губы Темпл застыли в подобострастной гримасе. Лупоглазый
нагнулся и поднес огонек к сигарете.
- Нет, - ответил он.
- Ну поедемте, - взмолилась Темпл. - Будьте же человеком. В таком
"паккарде" у вас это почти не займет времени. Ну как? Мы вам заплатим.
Лупоглазый затянулся. Щелчком отшвырнул спичку в кусты и негромко
произнес холодным тоном:
- Джек, убери от меня свою шлюху.
Гоуэн двинулся грузно, словно внезапно подхлестнутая неуклюжая
добродушная лошадь.
- Послушайте, - сказал он.
Лупоглазый выпустил две тонких струйки дыма.
- Мне это не нравится, - сказал Гоуэн. - Вы знаете, с кем говорите? -
Он продолжал свое грузное движение, словно не мог ни прервать его, не
завершить. - Мне это не нравится.
Лупоглазый, повернув голову, взглянул на Гоуэна. Потом отвернулся, и
Темпл внезапно сказала:
- В какую реку вы упали в этом костюме? Вам не приходится сбривать его
на ночь? - И, подталкиваемая Гоуэном, понеслась к двери, голова ее была
повернута назад, каблуки выбивали дробь. Лупоглазый стоял, прислонясь к
столбу, и не смотрел в их сторону.
- Ты что же, хочешь... - прошипел Гоуэн.
- Подлая ты тварь! - вскричала Темпл. - Подлая ты тварь!
Гоуэн втолкнул ее в коридор.
- Хочешь, чтобы он снес тебе башку?
- Ты боишься его! - крикнула Темпл. - Боишься!
- Тихо ты!
Гоуэн схватил ее и затряс. Ноги их скребли по голому полу словно бы в
каком-то несуразном танце, потом оба они, вцепясь друг в друга, привалились
к стене.
- Полегче, - сказал Гоуэн. - Опять взболтаешь во мне все это пойло.
Темпл вырвалась и побежала. Гоуэн прислонился к стене и видел, как она
тенью шмыгнула в заднюю дверь.
Темпл забежала в кухню. Там было темно, лишь из-за печной заслонки
выбивалась полоска света. Повернувшись, Темпл выбежала оттуда и увидела
Гоуэна, идущего к сараю. Хочет выпить еще, подумала она; снова будет пьян. В
третий раз за сегодня. В коридоре стало темнее. Темпл стояла на цыпочках,
прислушивалась и думала. Я голодна. Я не ела весь день; вспомнила
университет, освещенные окна, пары, медленно идущие на звон возвещающего
ужин колокола, и отца, сидящего дома на веранде, положив ноги на перила и
глядя, как негр стрижет газон. Осторожно пошла на цыпочках. В углу возле
двери стоял дробовик. Темпл встала рядом с ним и начала плакать.
Вдруг утихла и затаила дыхание. За стеной, к которой она прислонилась,
что-то двигалось. Оно пересекло комнату мелкими неуверенными шагами, которым
предшествовало легкое постукивание. Вышло в коридор, и Темпл закричала,
чувствуя, что ее легкие пустеют, и после того, как выдохнут весь воздух, а
диафрагма сокращается, и после того, как грудная клетка опустела, увидела
старика, идущего по коридору шаркающей торопливой рысцой, в одной руке у
него была трость, другая сгибалась у пояса под острым углом. Бросившись
прочь, Темпл миновала его - темную раскоряченную фигуру на краю веранды,
вбежала в кухню и бросилась в угол за печью. Присев, выдвинула ящик и
поставила перед собой. Рука ее коснулась детского личика, потом она
обхватила ящик, стиснула и, глядя на белеющую дверь, попыталась молиться. Но
не могла вспомнить ни единого имени Отца небесного и стала твердить: "Мой
отец судья; мой отец судья", снова и снова, пока в кухню легким шагом не
вбежал Гудвин. Он зажег спичку, поднял ее и глядел на Темпл, пока пламя не
коснулось его пальцев.
- Ха, - сказал он. Темпл услышала два легких быстрых шага, потом его
рука скользнула по ее щеке, и он приподнял ее за шиворот, как котенка.
- Что ты делаешь в моем доме?
Откуда-то из освещенного коридора до Темпл доносились голоса - какой-то
разговор; время от времени смех; грубый, язвительный смех мужчины, охотно
смеющегося над юностью или старостью, заглушающий шипение жарящегося мяса на
плите, у которой стояла женщина. Темпл слышала, как двое мужчин в тяжелых
башмаках прошли по коридору, через минуту донеслись стук черпака об
оцинкованное ведро и ругань того, кто смеялся. Плотно запахнув пальто, Темпл
высунулась за дверь с жадным, застенчивым любопытством ребенка, увидела
Гоуэна и с ним еще одного человека в брюках хаки. Опять пьет, подумала она.
С тех, пор, как мы выехали из Тейлора, напивался четыре раза.
- Это ваш брат? - спросила она.
- Кто? - сказала женщина. - Мой кто? - Она стала переворачивать шипящее
на сковородке мясо.
- Я подумала, может, это ваш младший брат.
- Господи, - сказала женщина. Она переворачивала мясо проволочной
вилкой. - Надеюсь, что нет.
- А где ваш брат? - спросила Темпл, выглядывая за дверь. - У меня их
четверо. Двое адвокаты, один газетчик.
Четвертый еще учится в Йеле. А отец судья. Судья Дрейк из Джексона.
Она мысленно представила отца сидящим на веранде в отглаженном костюме,
с веером из пальмовых листьев в руке, наблюдающим, как негр стрижет газон.
Женщина открыла заслонку и заглянула в топку.
- Никто тебя сюда не звал. Я не просила тебя оставаться. Советовала
уйти, пока было светло.
- Как же я могла? Я просила его. Гоуэн не захотел, и просить пришлось
мне.
Женщина прикрыла заслонку, обернулась и, стоя к свету спиной, взглянула
на Темпл.
- Как могла? Знаешь, где я беру воду? Я хожу за ней. Милю. Шесть раз на
день. Сосчитай, сколько это будет. И не потому, что нахожусь там, где боюсь
оставаться.
Она подошла к столу и вытряхнула сигарету из пачки.
- Можно и мне? - спросила Темпл. Женщина подтолкнула к ней пачку, потом
сняла с лампы стекло и прикурила от фитиля. Темпл с пачкой в руке замерла,
прислушиваясь, как Гоуэн и другой человек снова входят в дом.
- Их здесь так много, - сказала она плачущим голосом, глядя, как
сигарета медленно разминается в ее пальцах. - Но, может, когда их столько...
Женщина вернулась к плите и перевернула мясо.
- А Гоуэн опять пьет. Сегодня он напивался три раза. Был пьян, когда я
сошла с поезда в Тейлоре, а я под надзором, сказала ему, что может
случиться, и уговаривала выбросить кувшин, а когда мы остановились у
сельской лавки, чтобы купить ему рубашку, напился снова. Мы проголодались и
остановились в Дамфризе, Гоуэн зашел в ресторан, а мне от волнения было не
до-еды, и он куда-то исчез, а потом появился с другой улицы, я нащупала у
него в кармане бутылку, а он ударил меня по руке. Все твердил, что у меня
его зажигалка, а потом, когда уронил ее и я сказала ему об этом, стал
клясться, что у него в жизни не бывало зажигалки.
Мясо на сковородке шипело и брызгало.
- Он три раза напивался, - сказала Темпл. - Целых три раза в один день.
Бадди - это Хьюберт, мой младший брат, - грозил избить меня до смерти, если
застанет с пьяным мужчиной. А я тут с таким, что напивается трижды за день.
Прислонясь бедром к столу и разминая сигарету, Темпл засмеялась.
- Вам не кажется, что это забавно? - сказала она. Потом, затаив
дыхание, перестала смеяться и услышала потрескивание лампы, шипение мяса на
сковородке, шум чайника на плите и голоса, грубые, резкие, бессмысленные
голоса мужчин. - А вам приходится каждый вечер стряпать на всех. Все эти
мужчины едят здесь, дом вечерами полон ими, в темноте... Она бросила
размятую сигарету.
- Можно я подержу ребенка? Я знаю, как; с ним ничего не случится.
Она подбежала к ящику, нагнулась и достала спящего младенца. Малыш
открыл глаза и захныкал.
- Ну, ну; не бойся, ты у Темпл.
И стала качать его, держа высоко и неуклюже в своих тонких руках.
- Послушайте, - сказала она, глядя в спину женщины, - вы попросите его?
Я имею в виду - вашего мужа. Он может взять машину и отвезти меня
куда-нибудь? Ну как? Попросите?
Ребенок перестал хныкать: Из-под его свинцового цвета век тонкой
полоской виднелось глазное яблоко.
- Я не боюсь, - сказала Темпл. - Таких вещей не случается. Ведь правда?
Они такие же, как другие люди. Вы такая же, как другие люди. С младенцем. И,
кроме того, мой отец с-с-судья. Г-губернатор бывает у нас в гостях... Какой
милый ребеенок, - плачуще протянула она, подняв малыша к самому лицу. - Если
нехорошие люди сделают Темпл плохо, мы скажем солдатам губернатора, так
ведь?
- Какие это другие люди? - сказала женщина, переворачивая мясо. -
Думаешь, Ли больше нечего делать, как бегать за каждой дешевой... - Открыв
заслонку, она бросила в печь окурок и закрыла ее снова. Темпл, склоняясь к
ребенку, сдвинула шляпку на затылок, и это придало ей бесшабашный, развязный
вид. - Зачем вы явились сюда?
- Это все Гоуэн. Я просила его. Мы опоздали на матч, но я просила его
отвезти меня в Старквилл до отхода специального поезда. Никто не узнал бы,
что меня не было на матче, те, кто видел, как я спрыгнула, не проболтались
бы. Но он не повез. Сказал, задержимся здесь на минуту, чтобы взять еще
виски, а сам был уже пьян. Когда мы выехали из Тейлора, он напился снова, а
я под надзором, папа просто не пережил бы этого. Но Гоуэн не послушал меня.
Напился снова, хотя я просила отвезти меня в любой городок и высадить.
- Под надзором? - спросила женщина.
- За уходы по вечерам. Понимаете, машины есть только у городских
парней, а если встречаешься с городским парнем в пятницу, субботу или
воскресенье, студенты не назначают тебе свиданий, потому что им нельзя иметь
машин. Вот мне и приходилось уходить потихоньку. А одна девица донесла
декану; потому что у меня было свидание с парнем, который ей нравится, и он
больше не стал встречаться с ней. Так что мне больше ничего не оставалось.
- Если б не уходила потихоньку, то и не каталась бы на машинах, -
сказала женщина. - Так? А теперь, когда ушла лишний раз, поднимаешь визг.
- Гоуэн не городской. Он из Джефферсона. Учился в Виргинии. В машине
только и твердил, что его научили там пить по-джентльменски, я просила его
высадить меня где-нибудь и дать денег на билет, потому что у меня всего два
доллара, а он...
- Знаю я таких, как ты, - сказала женщина. - Добродетельные особы.
Слишком хороши, чтобы иметь что-то общее с простыми людьми. Катаетесь по
вечерам с мальчишками, но пусть вам только попадется мужчина. - Она
перевернула мясо. - Берете все, что можно, и ничего не даете. "Я невинная
девушка; я этого не позволю". Встречаешься с мальчишками, жжешь их бензин и
жрешь их еду, но пусть только мужчина хоть посмотрит на тебя, так ты падаешь
в обморок, потому что твой отец судья и твоим четверым братьям это может не
понравиться. А попади ты в переделку, куда пойдешь плакаться? К нам,
недостойным даже зашнуровывать ботинки у всемогущего судьи.
Темпл, держа ребенка на руках, глядела женщине в спину, лицо ее под
бесшабашно заломленной шляпкой походило на белую маску.
- Мой брат сказал, что убьет Фрэнка. Не говорил, что задаст мне трепку,
если застанет с ним; он сказал, что убьет этого сукина сына в желтой
коляске, а отец обругал брата и сказал, что пока еще может сам позаботиться
о своей семье, загнал меня в дом и запер, а сам пошел к мосту поджидать
Фрэнка. Но я не трусиха. Я спустилась по водосточной трубе, встретила Фрэнка
и все ему рассказала. Просила уехать, но он сказал, что мы уедем вместе.
Когда мы садились в коляску, я знала, что это последний раз. Знала и снова
просила его, но Фрэнк сказал, что отвезет меня домой взять чемодан и мы все
скажем отцу. Он тоже был не трус. Отец сидел на крыльце. Сказал:
"Вылезайте", я слезла с коляски и просила Фрэнка уехать, но он слез тоже, и
мы пошли по дорожке к дому, а отец полез рукой за дверь и достал дробовик. Я
встала перед Фрэнком, и отец сказал: "Ты тоже хочешь?", я пыталась заслонить
Фрэнка собой, но Фрэнк оттолкнул меня и встал впереди, отец застрелил его и
сказал мне: "Ложись и милуйся со своей мразью, шлюха".
- Меня тоже называли так, - прошептала Темпл, высоко держа ребенка в
тонких руках и глядя в спину женщине.
- А вы, порядочные? Дешевое развлечение. Ничего не даете потом, когда
попадаете... Знаешь, где ты оказалась? - Женщина, не выпуская вилку,
оглянулась через плечо. - Думаешь, повстречалась с детьми? Детьми, которым
есть хоть малейшее дело, что тебе нравится, а что нет. Послушай-ка, в чей
дом ты явилась нежданной и непрошеной; от кого ждала, что он бросит все и
поедет с тобой туда, где у тебя и дел-то нет никаких. Он служил на
Филиппинах, убил там из-за туземки одного солдата, и его посадили в
Ливенуорт {Тюрьма в США.}. Потом началась война, его выпустили и отправили
воевать. Он получил две медали, а когда война кончилась, его снова посадили
в Ливенуорт, потом наконец адвокат нашел конгрессмена, который вызволил его
оттуда. Тогда я смогла снова бросить распутство...
- Распутство? - прошептала Темпл, держа в руках младенца и сама, в
коротком платье и заломленной шляпке, похожая на рослого голенастого
ребенка.
- Да, крашеная мордашка! - сказала женщина. - Как, по-твоему, я
расплачивалась с адвокатом? Думаешь, такому есть дело, - с вилкой в руке она
подошла к Темпл и злобно щелкнула пальцами перед ее лицом, - до того, что
происходит с тобой? И ты, сучка с кукольным личиком, вообразившая, что не
можешь войти в комнату, где находится мужчина без...
Грудь ее высоко вздымалась под выцветшим платьем. Уперев руки в бедра,
она глядела на Темпл холодно сверкающими глазами.
- Мужчина? Да ты не видела еще настоящего мужчины. Ты не знаешь, что
это такое, когда тебя хочет настоящий мужчина. И благодари судьбу, что
никогда не узнаешь, потому что тогда бы ты поняла, чего стоит твоя
раскрашенная мордочка и все прочее, что, как тебе кажется, ты ревниво
оберегаешь, хотя на самом деле просто боишься. А если он настолько мужчина,
чтобы назвать тебя шлюхой, ты скажешь Да Да и будешь голой ползать в грязи и
дерьме, лишь бы он называл тебя так... Дай мне ребенка.
Темпл, держа младенца, изумленно глядела на женщину, губы ее
шевелились, словно произнося Да Да Да. Женщина бросила вилку на стол.
- Обмочился, - сказала она, поднимая малыша. Тот открыл глаза и
захныкал. Женщина придвинула стул, села и положила ребенка на колени.
- Не принесешь ли пеленку, они висят на веревке? - попросила она. Темпл
не двинулась с места, губы ее продолжали шевелиться.
- Боишься идти туда? - спросила женщина.
- Нет, - сказала Темпл. - Пойду...
- Я сама.
Незашнурованные башмаки прошлепали по кухне. Возвратясь, женщина
придвинула к печи еще один стул, расстелила две оставшиеся сухими тряпки,
поверх них пеленку, села и положила ребенка на колени. Он хныкал.
- Тихо, - сказала женщина, - тихо, ну.
Лицо ее в свете лампы приобрело спокойный, задумчивый вид. Она
перепеленала ребенка и уложила в ящик. Потом из завешенного рваной
мешковиной шкафа достала тарелку, взяла вилку, подошла и снова взглянула в
лицо Темпл.
- Послушай. Если я раздобуду машину, ты уедешь отсюда? - спросила она.
Темпл, не сводя с нее глаз, зашевелила губами, словно испытывая слова,
пробуя их на вкус. - Выйдешь, сядешь в нее, уедешь и никогда не вернешься?
- Да, - сказала Темпл. - Куда угодно. Все равно.
Холодные, казавшиеся неподвижными глаза женщины оглядели Темпл с головы
до ног. Темпл ощутила, что все мышцы ее сжимаются, как сорванный виноград на
полуденном солнце.
- Бедная трусливая дурочка, - холодно сказала женщина негромким
голосом. - Нашла себе игру.
- Нет. Нет.
- У тебя будет что рассказать, когда вернешься. Не так ли? - Они стояли
лицом к лицу возле голой стены, голоса звучали так, словно это разговаривали
их тени. - Нашла себе игру.
- Все равно. Лишь бы уехать. Куда угодно.
- Я боюсь, не за Ли. Думаешь, он будет разыгрывать кобеля перед каждой
встречной сучкой? Боюсь за тебя.
- Да, я уеду куда угодно.
- Таких, как ты, я знаю. Повидала. Все бегут, но не слишком быстро. Не
так быстро, чтобы, увидев настоящего мужчину, не узнать его. Думаешь, у тебя
единственный в мире?
- Гоуэн, - прошептала Темпл. - Гоуэн.
- Я была рабыней этого мужчины, - негромко произнесла женщина, губы ее
почти не шевелились, лицо было спокойно и бесстрастно. Казалось, она делится
кулинарным рецептом. - Работала официанткой в ночную смену, чтобы по
воскресеньям видеться с ним в тюрьме. Два года жила в комнатушке и стряпала
на газовом рожке, потому что дала ему слово. Изменяла ему, зарабатывая
деньги, чтобы вызволить его из тюрьмы, а когда рассказала, как их
заработала, он меня избил. И вот на тебе, заявляешься ты. Никто тебя сюда не
звал. Никому нет дела, боишься ты или нет. Боишься? Да у тебя нет духу,
чтобы по-настоящему бояться или любить.
- Я вам заплачу, - прошептала Темпл. - Сколько захотите. Отец даст мне
денег.
Женщина молчала, лицо ее было неподвижно, жестко, как и во время
рассказа.
- Пришлю вам одежду. У меня есть новое манто. Я носила его только с
Рождества. Оно почти новое.
Женщина рассмеялась. Одним лишь ртом, без звука, без мимики.
- Одежду? Когда-то у меня было три манто. Одно я отдала какой-то
женщине, возле салуна. Одежду? Господи. - Она внезапно повернулась. - Я
раздобуду машину. Ты уедешь и никогда не вернешься. Слышишь?
- Да, - прошептала Темпл. Неподвижная, бледная, похожая на лунатичку,
она смотрела, как женщина перекладывает мясо на блюдо и поливает соусом.
Достав потом из духовки противень с бисквитами, женщина сложила их на другое
блюдо.
- Можно я помогу вам? - прошептала Темпл.
Женщина не ответила. Взяла оба блюда и вышла. Темпл подошла к столу,
вынула из пачки сигарету и стояла, тупо глядя на лампу. Стекло с одной
стороны почернело. Поперек его тонким серебряным изгибом вилась трещина. Она
как-то прикуривала от лампы, думала Темпл, держа в руке сигарету и глядя на
неровный язычок пламени. Женщина вернулась. Сняла с плиты закопченный
кофейник, прихватив его подолом юбки.
- Можно мне кофе? - спросила Темпл.
- Нет. Иди ужинать. Женщина вышла.
Темпл стояла у стола, держа в руке сигарету. Тень от печи падала на
ящик, где лежал ребенок. Его можно было разглядеть на сбившейся постели лишь
по ряду теней на маленьких мягких изгибах, Темпл подошла к ящику, взглянула
на его серо-желтое личико и синеватые веки. Легкая тень покрывала его
головку и влажный лоб; тонкая ручонка лежала ладонью вверх рядом со щекой.
- Он умрет, - прошептала Темпл. Ее изогнутая тень маячила по стене,
пальто было бесформенным, шляпка - чудовищно заломленной над чудовищной
гривой волос. - Бедное дитя, - прошептала она. - Бедное дитя.
Голоса мужчин стали громче. Темпл услышала звук тяжелых шагов в
коридоре, скрип стульев, человек, смеявшийся раньше, засмеялся снова. Она
повернулась и замерла, глядя на дверь. Вошла женщина.
- Иди ужинать.
- Машина, - сказала Темпл. - Пока они едят, я могу уехать.
- Какая машина? - сказала женщина. - Иди ешь. Тебя никто не тронет.
- Я не голодна. Я сегодня не ела. Совсем не голодна.
- Иди ужинать, - повторила женщина.
- Лучше подожду, поем вместе с вами.
- Иди ешь. Я еще не скоро освобожусь.
Темпл вошла в столовую, придерживая рукой полы незастегнутого пальто,
шляпка ее залихватски сбилась вверх и набок, на лице застыло
подобострастное, заискивающее выражение. Поначалу она словно бы ослепла.
Через секунду-другую увидела Томми и направилась к нему, словно искала его
все это время. Что-то преградило ей дорогу: чья-то сильная рука; Темпл, не
сводя с Томми глаз, попыталась обойти ее.
- Сюда, - сказал Гоуэн через стол и отодвинулся, скрипнув стулом. -
Проходи сюда.
- Пошел вон, приятель, - сказал тот, кто остановил ее, и она узнала в
нем человека, который так часто смеялся, - ты уже хорош. Иди сюда, детка.
Сильная рука скользнула по ее талии. Темпл оттолкнула руку, глядя на
Томми с застывшей усмешкой.
- Подвинься, Томми, - сказал этот мужчина. - Ты что, вести себя не
умеешь, лохматая морда?
Томми хохотнул и скрипнул стулом по полу. Мужчина взял Темпл за руки и
потянул к себе. На другом конце, держась за стол, приподнялся Гоуэн.
- Это папа, - сказал босоногий.
Голубые тени кедров касались ног старика, покрывая их почти до колен.
Рука его поднялась, задвигалась по коленям и, погрузясь до запястья в тень,
замерла. Потом он поднялся, взял стул и, постукивая перед собой тростью,
двинулся торопливой, шаркающей походкой прямо на них, так что им пришлось
быстро отойти в сторону. Старик вынес стул на солнечное место и снова сел,
сложив руки на верхушке трости.
- Это папа, - сказал босоногий. - Он и слепой, и глухой. Будь я пес, не
хотел бы не видеть и даже не чувствовать, что ем.
На доске меж двумя столбами стояли оцинкованное ведро, жестяной тазик и
треснутая посудина с куском желтого мыла.
- К черту воду, - сказал Гоуэн. - Как насчет выпивки?
- Вам, пожалуй, больше не стоит. Будь я пес, вы налетели машиной прямо
на то дерево.
- Ладно, хватит. У тебя нигде не припрятано?
- В сарае должно быть чуток. Только тише, а то он услышит, найдет и
выплеснет.
Босоногий подошел к двери и заглянул в коридор. Потом они спустились и
пошли к сараю через огород, уже заросший побегами кедра и дуба. Босоногий
дважды оглядывался через плечо. На второй раз сказал:
- Там ваша жена, ей что-то нужно. Темпл стояла в дверях кухни.
- Гоуэн, - позвала она.
- Махните ей рукой, что ли, - сказал босоногий. - Пусть замолчит, а то
Лупоглазый нас услышит.
Гоуэн помахал ей рукой. Они вошли в сарай. У входа стояла грубо
сколоченная лестница.
- Вам лучше подождать, пока я влезу, - сказал босоногий. - Она
подгнила, обоих может не выдержать.
- Что же не починишь? Ведь каждый день лазишь по ней.
- Пока что она служит неплохо, - ответил босоногий.
Он поднялся. Гоуэн последовал за ним через лаз во тьму, испещренную
желтыми полосками проходящих сквозь щели в стенах и крыле лучей заходящего
солнца.
- Идите за мной, - сказал босоногий. - А то ступите на неприбитую доску
и опомниться не успеете, как очутитесь внизу.
Глядя под ноги, он прошел по чердаку и вынул из кучи прелого сена в
углу глиняный кувшин.
- Только сюда Лупоглазый и не заглядывает. Боится поколоть свои нежные
ручки.
Они выпили.
- Я вас уже видел здесь, - сказал босоногий. - Только вот как зовут, не
знаю.
- Моя фамилия Стивенс. Я покупаю выпивку у Ли вот уже три года. А он
когда вернется? Нам нужно добраться до города.
- Ли скоро будет. Я вас здесь уже видел. Три-четыре дня назад тут был
еще один человек из Джефферсона. Как его зовут - тоже не знаю. Говорун - это
да. Все рассказывал, как взял и бросил свою жену. Давайте выпьем еще, -
предложил он; потом умолк, осторожно присел, держа кувшин в руках, склонил
голову и прислушался. Через минуту снизу донесся голос:
- Джек.
Босоногий взглянул на Гоуэна, отвесив в идиотском ликовании челюсть.
Над мягкой рыжеватой бородкой виднелись неровные зубы.
- Эй, Джек. Наверху, - произнес голос.
- Слышите? - прошептал босоногий, дрожа от затаенного восторга. - Зовет
меня Джеком, а мое имя Томми.
- Спускайся, - произнес голос. - Я знаю, что ты там.
- Пойдем лучше, - сказал Томми. - А то еще стрельнет через доски.
- Черт возьми, - ругнулся Гоуэн. - Чего же ты не... Эй, - крикнул он, -
мы спускаемся!
Лупоглазый стоял в дверях, заложив указательные пальцы в проймы жилета.
Солнце зашло. Когда они спустились и вышли, с задней веранды сошла Темпл.
Остановилась, поглядела на них, потом пошла вниз по склону. Побежала бегом.
- Велел я тебе спуститься к дороге? - сказал Лупоглазый.
- Да, - ответил Томми. - Велели.
Лупоглазый повернулся и зашагал, даже не взглянув на Гоуэна. Томми
пошел за ним. Спина его по-прежнему вздрагивала от тайного восторга. На
полпути к дому Лупоглазый едва не столкнулся с Темпл. Она, казалось,
замерла, не прекращая бега. Даже развевающееся пальто не облегло ее, однако
она долгое мгновенье глядела на Лупоглазого с нарочитым, вызывающим
кокетством. Он не остановился; его узкая спина не изменила
вычурно-самодовольной осанки. Темпл побежала снова. Миновав Томми, схватила
Гоуэна за руку.
- Гоуэн, мне страшно. Она сказала, чтобы я не... Опять ты пил; даже не
смыл кровь... Она говорит, чтобы мы уходили отсюда...
Глаза ее были совершенно черными, лицо в сумерках казалось маленьким,
осунувшимся. Она взглянула в сторону дома. Лупоглазый как раз сворачивал за
угол.
- Ей приходится ходить за водой аж к роднику; она... У них в ящике за
печью очень симпатичный младенец. Гоуэн, она сказала, чтобы я не оставалась
тут дотемна. Говорит, чтобы мы попросили его. У него есть машина. Она
сказала, что вряд ли...
- Кого попросить? - перебил Гоуэн. Томми оглянулся на них, потом
зашагал дальше.
- Этого черного человека. Она сказала, что вряд ли, но, может быть, он
и согласится. Давай попросим.
Они шли к дому. Тропка вела к передней веранде. Машина стояла в бурьяне
между тропкой и домом. Темпл, коснувшись рукой дверцы, опять взглянула на
Гоуэна.
- У него это почти не займет времени. Я знаю одного парня с такой же
машиной. На ней можно выжать все восемьдесят. Ему только подвезти нас до
любого города, потому что она спросила, женаты ли мы, и мне пришлось
сказать, что да. Только до станции. Может, есть какая-то ближе, чем
Джефферсон, - шептала Темпл, глядя на Гоуэна и водя рукой по дверце.
- О, - сказал Гоуэн. - Просить должен я. Так? Ты совсем спятила.
Думаешь, эта обезьяна согласится? Да я лучше останусь тут на неделю, чем
куда-то поеду с ним.
- Она говорит, чтобы я не оставалась здесь.
- Не дури. Пойдем.
- Так ты не попросишь его? Нет?
- Нет. Говорю тебе, подождем, пока не явится Ли. Он раздобудет машину.
Они пошли по тропке. Лупоглазый стоял, прислонясь к столбу веранды, и
закуривал сигарету. Темпл взбежала по сломанным ступенькам.
- Послушайте, - сказала она, - вы не согласитесь отвезти нас в город?
Лупоглазый взглянул на нее, держа сигарету во рту и прикрывая ладонями
огонек спички. Губы Темпл застыли в подобострастной гримасе. Лупоглазый
нагнулся и поднес огонек к сигарете.
- Нет, - ответил он.
- Ну поедемте, - взмолилась Темпл. - Будьте же человеком. В таком
"паккарде" у вас это почти не займет времени. Ну как? Мы вам заплатим.
Лупоглазый затянулся. Щелчком отшвырнул спичку в кусты и негромко
произнес холодным тоном:
- Джек, убери от меня свою шлюху.
Гоуэн двинулся грузно, словно внезапно подхлестнутая неуклюжая
добродушная лошадь.
- Послушайте, - сказал он.
Лупоглазый выпустил две тонких струйки дыма.
- Мне это не нравится, - сказал Гоуэн. - Вы знаете, с кем говорите? -
Он продолжал свое грузное движение, словно не мог ни прервать его, не
завершить. - Мне это не нравится.
Лупоглазый, повернув голову, взглянул на Гоуэна. Потом отвернулся, и
Темпл внезапно сказала:
- В какую реку вы упали в этом костюме? Вам не приходится сбривать его
на ночь? - И, подталкиваемая Гоуэном, понеслась к двери, голова ее была
повернута назад, каблуки выбивали дробь. Лупоглазый стоял, прислонясь к
столбу, и не смотрел в их сторону.
- Ты что же, хочешь... - прошипел Гоуэн.
- Подлая ты тварь! - вскричала Темпл. - Подлая ты тварь!
Гоуэн втолкнул ее в коридор.
- Хочешь, чтобы он снес тебе башку?
- Ты боишься его! - крикнула Темпл. - Боишься!
- Тихо ты!
Гоуэн схватил ее и затряс. Ноги их скребли по голому полу словно бы в
каком-то несуразном танце, потом оба они, вцепясь друг в друга, привалились
к стене.
- Полегче, - сказал Гоуэн. - Опять взболтаешь во мне все это пойло.
Темпл вырвалась и побежала. Гоуэн прислонился к стене и видел, как она
тенью шмыгнула в заднюю дверь.
Темпл забежала в кухню. Там было темно, лишь из-за печной заслонки
выбивалась полоска света. Повернувшись, Темпл выбежала оттуда и увидела
Гоуэна, идущего к сараю. Хочет выпить еще, подумала она; снова будет пьян. В
третий раз за сегодня. В коридоре стало темнее. Темпл стояла на цыпочках,
прислушивалась и думала. Я голодна. Я не ела весь день; вспомнила
университет, освещенные окна, пары, медленно идущие на звон возвещающего
ужин колокола, и отца, сидящего дома на веранде, положив ноги на перила и
глядя, как негр стрижет газон. Осторожно пошла на цыпочках. В углу возле
двери стоял дробовик. Темпл встала рядом с ним и начала плакать.
Вдруг утихла и затаила дыхание. За стеной, к которой она прислонилась,
что-то двигалось. Оно пересекло комнату мелкими неуверенными шагами, которым
предшествовало легкое постукивание. Вышло в коридор, и Темпл закричала,
чувствуя, что ее легкие пустеют, и после того, как выдохнут весь воздух, а
диафрагма сокращается, и после того, как грудная клетка опустела, увидела
старика, идущего по коридору шаркающей торопливой рысцой, в одной руке у
него была трость, другая сгибалась у пояса под острым углом. Бросившись
прочь, Темпл миновала его - темную раскоряченную фигуру на краю веранды,
вбежала в кухню и бросилась в угол за печью. Присев, выдвинула ящик и
поставила перед собой. Рука ее коснулась детского личика, потом она
обхватила ящик, стиснула и, глядя на белеющую дверь, попыталась молиться. Но
не могла вспомнить ни единого имени Отца небесного и стала твердить: "Мой
отец судья; мой отец судья", снова и снова, пока в кухню легким шагом не
вбежал Гудвин. Он зажег спичку, поднял ее и глядел на Темпл, пока пламя не
коснулось его пальцев.
- Ха, - сказал он. Темпл услышала два легких быстрых шага, потом его
рука скользнула по ее щеке, и он приподнял ее за шиворот, как котенка.
- Что ты делаешь в моем доме?
Откуда-то из освещенного коридора до Темпл доносились голоса - какой-то
разговор; время от времени смех; грубый, язвительный смех мужчины, охотно
смеющегося над юностью или старостью, заглушающий шипение жарящегося мяса на
плите, у которой стояла женщина. Темпл слышала, как двое мужчин в тяжелых
башмаках прошли по коридору, через минуту донеслись стук черпака об
оцинкованное ведро и ругань того, кто смеялся. Плотно запахнув пальто, Темпл
высунулась за дверь с жадным, застенчивым любопытством ребенка, увидела
Гоуэна и с ним еще одного человека в брюках хаки. Опять пьет, подумала она.
С тех, пор, как мы выехали из Тейлора, напивался четыре раза.
- Это ваш брат? - спросила она.
- Кто? - сказала женщина. - Мой кто? - Она стала переворачивать шипящее
на сковородке мясо.
- Я подумала, может, это ваш младший брат.
- Господи, - сказала женщина. Она переворачивала мясо проволочной
вилкой. - Надеюсь, что нет.
- А где ваш брат? - спросила Темпл, выглядывая за дверь. - У меня их
четверо. Двое адвокаты, один газетчик.
Четвертый еще учится в Йеле. А отец судья. Судья Дрейк из Джексона.
Она мысленно представила отца сидящим на веранде в отглаженном костюме,
с веером из пальмовых листьев в руке, наблюдающим, как негр стрижет газон.
Женщина открыла заслонку и заглянула в топку.
- Никто тебя сюда не звал. Я не просила тебя оставаться. Советовала
уйти, пока было светло.
- Как же я могла? Я просила его. Гоуэн не захотел, и просить пришлось
мне.
Женщина прикрыла заслонку, обернулась и, стоя к свету спиной, взглянула
на Темпл.
- Как могла? Знаешь, где я беру воду? Я хожу за ней. Милю. Шесть раз на
день. Сосчитай, сколько это будет. И не потому, что нахожусь там, где боюсь
оставаться.
Она подошла к столу и вытряхнула сигарету из пачки.
- Можно и мне? - спросила Темпл. Женщина подтолкнула к ней пачку, потом
сняла с лампы стекло и прикурила от фитиля. Темпл с пачкой в руке замерла,
прислушиваясь, как Гоуэн и другой человек снова входят в дом.
- Их здесь так много, - сказала она плачущим голосом, глядя, как
сигарета медленно разминается в ее пальцах. - Но, может, когда их столько...
Женщина вернулась к плите и перевернула мясо.
- А Гоуэн опять пьет. Сегодня он напивался три раза. Был пьян, когда я
сошла с поезда в Тейлоре, а я под надзором, сказала ему, что может
случиться, и уговаривала выбросить кувшин, а когда мы остановились у
сельской лавки, чтобы купить ему рубашку, напился снова. Мы проголодались и
остановились в Дамфризе, Гоуэн зашел в ресторан, а мне от волнения было не
до-еды, и он куда-то исчез, а потом появился с другой улицы, я нащупала у
него в кармане бутылку, а он ударил меня по руке. Все твердил, что у меня
его зажигалка, а потом, когда уронил ее и я сказала ему об этом, стал
клясться, что у него в жизни не бывало зажигалки.
Мясо на сковородке шипело и брызгало.
- Он три раза напивался, - сказала Темпл. - Целых три раза в один день.
Бадди - это Хьюберт, мой младший брат, - грозил избить меня до смерти, если
застанет с пьяным мужчиной. А я тут с таким, что напивается трижды за день.
Прислонясь бедром к столу и разминая сигарету, Темпл засмеялась.
- Вам не кажется, что это забавно? - сказала она. Потом, затаив
дыхание, перестала смеяться и услышала потрескивание лампы, шипение мяса на
сковородке, шум чайника на плите и голоса, грубые, резкие, бессмысленные
голоса мужчин. - А вам приходится каждый вечер стряпать на всех. Все эти
мужчины едят здесь, дом вечерами полон ими, в темноте... Она бросила
размятую сигарету.
- Можно я подержу ребенка? Я знаю, как; с ним ничего не случится.
Она подбежала к ящику, нагнулась и достала спящего младенца. Малыш
открыл глаза и захныкал.
- Ну, ну; не бойся, ты у Темпл.
И стала качать его, держа высоко и неуклюже в своих тонких руках.
- Послушайте, - сказала она, глядя в спину женщины, - вы попросите его?
Я имею в виду - вашего мужа. Он может взять машину и отвезти меня
куда-нибудь? Ну как? Попросите?
Ребенок перестал хныкать: Из-под его свинцового цвета век тонкой
полоской виднелось глазное яблоко.
- Я не боюсь, - сказала Темпл. - Таких вещей не случается. Ведь правда?
Они такие же, как другие люди. Вы такая же, как другие люди. С младенцем. И,
кроме того, мой отец с-с-судья. Г-губернатор бывает у нас в гостях... Какой
милый ребеенок, - плачуще протянула она, подняв малыша к самому лицу. - Если
нехорошие люди сделают Темпл плохо, мы скажем солдатам губернатора, так
ведь?
- Какие это другие люди? - сказала женщина, переворачивая мясо. -
Думаешь, Ли больше нечего делать, как бегать за каждой дешевой... - Открыв
заслонку, она бросила в печь окурок и закрыла ее снова. Темпл, склоняясь к
ребенку, сдвинула шляпку на затылок, и это придало ей бесшабашный, развязный
вид. - Зачем вы явились сюда?
- Это все Гоуэн. Я просила его. Мы опоздали на матч, но я просила его
отвезти меня в Старквилл до отхода специального поезда. Никто не узнал бы,
что меня не было на матче, те, кто видел, как я спрыгнула, не проболтались
бы. Но он не повез. Сказал, задержимся здесь на минуту, чтобы взять еще
виски, а сам был уже пьян. Когда мы выехали из Тейлора, он напился снова, а
я под надзором, папа просто не пережил бы этого. Но Гоуэн не послушал меня.
Напился снова, хотя я просила отвезти меня в любой городок и высадить.
- Под надзором? - спросила женщина.
- За уходы по вечерам. Понимаете, машины есть только у городских
парней, а если встречаешься с городским парнем в пятницу, субботу или
воскресенье, студенты не назначают тебе свиданий, потому что им нельзя иметь
машин. Вот мне и приходилось уходить потихоньку. А одна девица донесла
декану; потому что у меня было свидание с парнем, который ей нравится, и он
больше не стал встречаться с ней. Так что мне больше ничего не оставалось.
- Если б не уходила потихоньку, то и не каталась бы на машинах, -
сказала женщина. - Так? А теперь, когда ушла лишний раз, поднимаешь визг.
- Гоуэн не городской. Он из Джефферсона. Учился в Виргинии. В машине
только и твердил, что его научили там пить по-джентльменски, я просила его
высадить меня где-нибудь и дать денег на билет, потому что у меня всего два
доллара, а он...
- Знаю я таких, как ты, - сказала женщина. - Добродетельные особы.
Слишком хороши, чтобы иметь что-то общее с простыми людьми. Катаетесь по
вечерам с мальчишками, но пусть вам только попадется мужчина. - Она
перевернула мясо. - Берете все, что можно, и ничего не даете. "Я невинная
девушка; я этого не позволю". Встречаешься с мальчишками, жжешь их бензин и
жрешь их еду, но пусть только мужчина хоть посмотрит на тебя, так ты падаешь
в обморок, потому что твой отец судья и твоим четверым братьям это может не
понравиться. А попади ты в переделку, куда пойдешь плакаться? К нам,
недостойным даже зашнуровывать ботинки у всемогущего судьи.
Темпл, держа ребенка на руках, глядела женщине в спину, лицо ее под
бесшабашно заломленной шляпкой походило на белую маску.
- Мой брат сказал, что убьет Фрэнка. Не говорил, что задаст мне трепку,
если застанет с ним; он сказал, что убьет этого сукина сына в желтой
коляске, а отец обругал брата и сказал, что пока еще может сам позаботиться
о своей семье, загнал меня в дом и запер, а сам пошел к мосту поджидать
Фрэнка. Но я не трусиха. Я спустилась по водосточной трубе, встретила Фрэнка
и все ему рассказала. Просила уехать, но он сказал, что мы уедем вместе.
Когда мы садились в коляску, я знала, что это последний раз. Знала и снова
просила его, но Фрэнк сказал, что отвезет меня домой взять чемодан и мы все
скажем отцу. Он тоже был не трус. Отец сидел на крыльце. Сказал:
"Вылезайте", я слезла с коляски и просила Фрэнка уехать, но он слез тоже, и
мы пошли по дорожке к дому, а отец полез рукой за дверь и достал дробовик. Я
встала перед Фрэнком, и отец сказал: "Ты тоже хочешь?", я пыталась заслонить
Фрэнка собой, но Фрэнк оттолкнул меня и встал впереди, отец застрелил его и
сказал мне: "Ложись и милуйся со своей мразью, шлюха".
- Меня тоже называли так, - прошептала Темпл, высоко держа ребенка в
тонких руках и глядя в спину женщине.
- А вы, порядочные? Дешевое развлечение. Ничего не даете потом, когда
попадаете... Знаешь, где ты оказалась? - Женщина, не выпуская вилку,
оглянулась через плечо. - Думаешь, повстречалась с детьми? Детьми, которым
есть хоть малейшее дело, что тебе нравится, а что нет. Послушай-ка, в чей
дом ты явилась нежданной и непрошеной; от кого ждала, что он бросит все и
поедет с тобой туда, где у тебя и дел-то нет никаких. Он служил на
Филиппинах, убил там из-за туземки одного солдата, и его посадили в
Ливенуорт {Тюрьма в США.}. Потом началась война, его выпустили и отправили
воевать. Он получил две медали, а когда война кончилась, его снова посадили
в Ливенуорт, потом наконец адвокат нашел конгрессмена, который вызволил его
оттуда. Тогда я смогла снова бросить распутство...
- Распутство? - прошептала Темпл, держа в руках младенца и сама, в
коротком платье и заломленной шляпке, похожая на рослого голенастого
ребенка.
- Да, крашеная мордашка! - сказала женщина. - Как, по-твоему, я
расплачивалась с адвокатом? Думаешь, такому есть дело, - с вилкой в руке она
подошла к Темпл и злобно щелкнула пальцами перед ее лицом, - до того, что
происходит с тобой? И ты, сучка с кукольным личиком, вообразившая, что не
можешь войти в комнату, где находится мужчина без...
Грудь ее высоко вздымалась под выцветшим платьем. Уперев руки в бедра,
она глядела на Темпл холодно сверкающими глазами.
- Мужчина? Да ты не видела еще настоящего мужчины. Ты не знаешь, что
это такое, когда тебя хочет настоящий мужчина. И благодари судьбу, что
никогда не узнаешь, потому что тогда бы ты поняла, чего стоит твоя
раскрашенная мордочка и все прочее, что, как тебе кажется, ты ревниво
оберегаешь, хотя на самом деле просто боишься. А если он настолько мужчина,
чтобы назвать тебя шлюхой, ты скажешь Да Да и будешь голой ползать в грязи и
дерьме, лишь бы он называл тебя так... Дай мне ребенка.
Темпл, держа младенца, изумленно глядела на женщину, губы ее
шевелились, словно произнося Да Да Да. Женщина бросила вилку на стол.
- Обмочился, - сказала она, поднимая малыша. Тот открыл глаза и
захныкал. Женщина придвинула стул, села и положила ребенка на колени.
- Не принесешь ли пеленку, они висят на веревке? - попросила она. Темпл
не двинулась с места, губы ее продолжали шевелиться.
- Боишься идти туда? - спросила женщина.
- Нет, - сказала Темпл. - Пойду...
- Я сама.
Незашнурованные башмаки прошлепали по кухне. Возвратясь, женщина
придвинула к печи еще один стул, расстелила две оставшиеся сухими тряпки,
поверх них пеленку, села и положила ребенка на колени. Он хныкал.
- Тихо, - сказала женщина, - тихо, ну.
Лицо ее в свете лампы приобрело спокойный, задумчивый вид. Она
перепеленала ребенка и уложила в ящик. Потом из завешенного рваной
мешковиной шкафа достала тарелку, взяла вилку, подошла и снова взглянула в
лицо Темпл.
- Послушай. Если я раздобуду машину, ты уедешь отсюда? - спросила она.
Темпл, не сводя с нее глаз, зашевелила губами, словно испытывая слова,
пробуя их на вкус. - Выйдешь, сядешь в нее, уедешь и никогда не вернешься?
- Да, - сказала Темпл. - Куда угодно. Все равно.
Холодные, казавшиеся неподвижными глаза женщины оглядели Темпл с головы
до ног. Темпл ощутила, что все мышцы ее сжимаются, как сорванный виноград на
полуденном солнце.
- Бедная трусливая дурочка, - холодно сказала женщина негромким
голосом. - Нашла себе игру.
- Нет. Нет.
- У тебя будет что рассказать, когда вернешься. Не так ли? - Они стояли
лицом к лицу возле голой стены, голоса звучали так, словно это разговаривали
их тени. - Нашла себе игру.
- Все равно. Лишь бы уехать. Куда угодно.
- Я боюсь, не за Ли. Думаешь, он будет разыгрывать кобеля перед каждой
встречной сучкой? Боюсь за тебя.
- Да, я уеду куда угодно.
- Таких, как ты, я знаю. Повидала. Все бегут, но не слишком быстро. Не
так быстро, чтобы, увидев настоящего мужчину, не узнать его. Думаешь, у тебя
единственный в мире?
- Гоуэн, - прошептала Темпл. - Гоуэн.
- Я была рабыней этого мужчины, - негромко произнесла женщина, губы ее
почти не шевелились, лицо было спокойно и бесстрастно. Казалось, она делится
кулинарным рецептом. - Работала официанткой в ночную смену, чтобы по
воскресеньям видеться с ним в тюрьме. Два года жила в комнатушке и стряпала
на газовом рожке, потому что дала ему слово. Изменяла ему, зарабатывая
деньги, чтобы вызволить его из тюрьмы, а когда рассказала, как их
заработала, он меня избил. И вот на тебе, заявляешься ты. Никто тебя сюда не
звал. Никому нет дела, боишься ты или нет. Боишься? Да у тебя нет духу,
чтобы по-настоящему бояться или любить.
- Я вам заплачу, - прошептала Темпл. - Сколько захотите. Отец даст мне
денег.
Женщина молчала, лицо ее было неподвижно, жестко, как и во время
рассказа.
- Пришлю вам одежду. У меня есть новое манто. Я носила его только с
Рождества. Оно почти новое.
Женщина рассмеялась. Одним лишь ртом, без звука, без мимики.
- Одежду? Когда-то у меня было три манто. Одно я отдала какой-то
женщине, возле салуна. Одежду? Господи. - Она внезапно повернулась. - Я
раздобуду машину. Ты уедешь и никогда не вернешься. Слышишь?
- Да, - прошептала Темпл. Неподвижная, бледная, похожая на лунатичку,
она смотрела, как женщина перекладывает мясо на блюдо и поливает соусом.
Достав потом из духовки противень с бисквитами, женщина сложила их на другое
блюдо.
- Можно я помогу вам? - прошептала Темпл.
Женщина не ответила. Взяла оба блюда и вышла. Темпл подошла к столу,
вынула из пачки сигарету и стояла, тупо глядя на лампу. Стекло с одной
стороны почернело. Поперек его тонким серебряным изгибом вилась трещина. Она
как-то прикуривала от лампы, думала Темпл, держа в руке сигарету и глядя на
неровный язычок пламени. Женщина вернулась. Сняла с плиты закопченный
кофейник, прихватив его подолом юбки.
- Можно мне кофе? - спросила Темпл.
- Нет. Иди ужинать. Женщина вышла.
Темпл стояла у стола, держа в руке сигарету. Тень от печи падала на
ящик, где лежал ребенок. Его можно было разглядеть на сбившейся постели лишь
по ряду теней на маленьких мягких изгибах, Темпл подошла к ящику, взглянула
на его серо-желтое личико и синеватые веки. Легкая тень покрывала его
головку и влажный лоб; тонкая ручонка лежала ладонью вверх рядом со щекой.
- Он умрет, - прошептала Темпл. Ее изогнутая тень маячила по стене,
пальто было бесформенным, шляпка - чудовищно заломленной над чудовищной
гривой волос. - Бедное дитя, - прошептала она. - Бедное дитя.
Голоса мужчин стали громче. Темпл услышала звук тяжелых шагов в
коридоре, скрип стульев, человек, смеявшийся раньше, засмеялся снова. Она
повернулась и замерла, глядя на дверь. Вошла женщина.
- Иди ужинать.
- Машина, - сказала Темпл. - Пока они едят, я могу уехать.
- Какая машина? - сказала женщина. - Иди ешь. Тебя никто не тронет.
- Я не голодна. Я сегодня не ела. Совсем не голодна.
- Иди ужинать, - повторила женщина.
- Лучше подожду, поем вместе с вами.
- Иди ешь. Я еще не скоро освобожусь.
Темпл вошла в столовую, придерживая рукой полы незастегнутого пальто,
шляпка ее залихватски сбилась вверх и набок, на лице застыло
подобострастное, заискивающее выражение. Поначалу она словно бы ослепла.
Через секунду-другую увидела Томми и направилась к нему, словно искала его
все это время. Что-то преградило ей дорогу: чья-то сильная рука; Темпл, не
сводя с Томми глаз, попыталась обойти ее.
- Сюда, - сказал Гоуэн через стол и отодвинулся, скрипнув стулом. -
Проходи сюда.
- Пошел вон, приятель, - сказал тот, кто остановил ее, и она узнала в
нем человека, который так часто смеялся, - ты уже хорош. Иди сюда, детка.
Сильная рука скользнула по ее талии. Темпл оттолкнула руку, глядя на
Томми с застывшей усмешкой.
- Подвинься, Томми, - сказал этот мужчина. - Ты что, вести себя не
умеешь, лохматая морда?
Томми хохотнул и скрипнул стулом по полу. Мужчина взял Темпл за руки и
потянул к себе. На другом конце, держась за стол, приподнялся Гоуэн.