Страница:
Нотр-Дам погрузился в тень. Скоро зажгут фонари. Пора занавешивать окно и выключать свет.
Пол лег в кровать, чувствуя, что решимость вновь его покидает.
— Почему это случилось именно с моим отцом, со мной? — спросил он вслух. Сколько раз повторял он этот вопрос: мальчиком, подростком, молодым человеком, преуспевающим хирургом. Иногда мысленно, иногда в беседе с психоаналитиком, иногда громогласно, пугая своей яростью жену, друга или незнакомца.
Осборн вынул из-под подушки пистолет, повернул дулом к себе. Из черной дыры на него смотрела смерть. Просто, соблазнительно, наверняка. И больше никто не будет страшен — ни полиция; ни высокий мужчина. Кончится боль...
Как эта мысль не пришла ему в голову раньше?
Глава 56
Глава 57
Глава 58
Глава 59
Пол лег в кровать, чувствуя, что решимость вновь его покидает.
— Почему это случилось именно с моим отцом, со мной? — спросил он вслух. Сколько раз повторял он этот вопрос: мальчиком, подростком, молодым человеком, преуспевающим хирургом. Иногда мысленно, иногда в беседе с психоаналитиком, иногда громогласно, пугая своей яростью жену, друга или незнакомца.
Осборн вынул из-под подушки пистолет, повернул дулом к себе. Из черной дыры на него смотрела смерть. Просто, соблазнительно, наверняка. И больше никто не будет страшен — ни полиция; ни высокий мужчина. Кончится боль...
Как эта мысль не пришла ему в голову раньше?
Глава 56
Без четверти шесть Бернард Овен позвонил в парадный подъезд дома № 18. Он решил начать поиски с этого здания, а потом осмотреть и соседние.
Щелкнула задвижка, и швейцар в зеленой униформе открыл дверь, застегивая пуговицу на воротнике.
— Добрый вечер, месье. Извините, что заставил ждать.
— У меня посылка из аптеки госпиталя Святой Анны от доктора Моннере. Срочная, — сказал Овен на чистом французском.
— Кому? — удивился Филипп.
— Полагаю, вам. Велено отдать швейцару.
— Из аптеки?
— Ну, конечно, из аптеки. Послушайте, я не курьер какой-нибудь, а заместитель управляющего. Несся сюда со всех ног, потому что мне сказали, дело срочное. Стал бы я в воскресенье вечером...
Филипп замялся. Вчера он помог Вере отнести Осборна из автомобиля в квартиру (со двора, по черной лестнице). Потом они перенесли раненого в потайную комнату на чердак.
Может быть, тому человеку стало хуже? Наверняка, иначе не прислали бы человека из аптеки.
— Благодарю вас, месье, — сказал он.
— Распишитесь вот здесь. — Овен протянул ему квитанцию и ручку.
— Хорошо.
Филипп расписался.
— До свидания, — кивнул Овен и пошел прочь.
Швейцар сосредоточенно посмотрел на сверток, направился к столу и стал звонить в больницу. Через пять минут Бернард Овен был уже в подвале, возле щита телефонного коммутатора. Он быстро снял щит и нажал на кнопку заранее установленного магнитофона. Разговор швейцара с Верой Моннере отличнейшим образом записался.
После объяснений швейцара встревоженный женский голос воскликнул:
— Филипп! Я никого не посылала. Немедленно вскрой сверток.
Шелест бумаги, потом голос швейцара:
— Пузырек. Обычный, медицинский.
— Прочти этикетку.
Овен улыбнулся, услышав в ее голосе страх.
— Сейчас... Очки надену. — Пауза. — Тут написано: «Те-та-нус то-ксо-ид».
— О Боже! — ахнула Вера.
— Что-нибудь не так?
— Филипп, ты хорошо разглядел этого человека? Как по-твоему, он полицейский?
— Ни в коем случае.
— Высокий?
— Да, очень.
— Выбрось пузырек в мусор. Я сейчас выезжаю. Мне понадобится твоя помощь.
— Хорошо, мадемуазель.
Щелчок, разговор закончился.
Овен спокойно отсоединил магнитофон, закрыл щит коммутатора, выключил свет и вышел. Дальнейшее проще простого: немного терпения, и дело будет сделано.
Потягивая бордо, Маквей подумал, что это хорошая старость — богатство даже и не обязательно, главное — жить весело, в ладу с собой и окружающим миром.
Мимо, взвыв сиреной, промчался полицейский автомобиль, и мысли детектива вернулись к Полу Осборну. Про грязь на кроссовках он наврал. Наверное, видел, что вокруг Эйфелевой башни все разрыто, но не знал, что состав почвы там иной.
На самом деле в тот вечер — неужели прошло всего четыре дня? — Осборн ездил в прибрежный парк, где назавтра разыграется трагедия.
Врач составил какой-то план, который был сорван. То ли сам собирался прикончить Мерримэна, то ли действовал в сговоре с долговязым. Допустим, хотел убить Мерримэна сам. При чем здесь тогда третий? А если работал в паре с долговязым, почему схлопотал пулю? Зачем вообще преуспевающему врачу из Калифорнии такие приключения?
Теперь еще этот препарат, который нашли у него в номере, сукцинилхолин.
Доктор Ричмен из Лондона объяснил, что это анестетик, применяемый во время операции для релаксации мускулов. Препарат довольно опасный, пользоваться им может только специалист. Если неверно рассчитать дозу, оперируемый может задохнуться.
— Это нормально, если хирург возит сукцинилхолин с собой? — спросил Маквей.
— Возит с собой? Во время отдыха? Очень странно, — ответил доктор.
Маквей немного подумал и задал почти гениальный вопрос:
— А может он пригодиться, если речь идет об ампутации головы?
— Не исключено. Но в сочетании с другими анестезирующими средствами.
— И при заморозке тоже?
— Маквей, ни я, ни мои коллеги такими вещами никогда не занимались. Я понятия не имею, как человеку отрезают голову.
— Доктор, не в службу, а в дружбу. Осмотрите с Майклсом трупы еще разок.
— Если вы надеетесь обнаружить следы сукцинилхолина, то напрасно. Этот препарат рассасывается бесследно уже через несколько минут после инъекции.
— А следы уколов? Они-то должны остаться.
Ричмен признал его правоту, на этом разговор и закончился.
Вдруг Маквей так дернулся, что собачка за соседним столиком испуганно залаяла.
— Ах ты, сука! — возопил детектив, и пожилые дамы, явно понимавшие по-английски, одарили его неодобрительными взглядами.
— Пардон, — сказал им Маквей, а собаке: — Ты тоже извини.
Бросил на стол двадцатифранковую бумажку и вышел из кафе.
Спускаясь в метро, Маквей вел мысленный диалог с Лебрюном. «Mon ami, как же мы с вами не сложили два и два?» Перед схемой метро пришлось остановиться, чтобы сообразить, где делать пересадку. Воображаемая беседа с французским коллегой шла своим чередом.
«Мы вышли на Мерримэна благодаря отпечатку пальца, оставленному в квартире Жана Пакара, так? Мы знали, что Пакар разыскивал кого-то для Осборна. Врач сказал, что его интересовал загадочный любовник мисс Моннере, и я ему поверил. Но что, если Осборн наврал, как и про грязь на кроссовках? Вдруг он искал Мерримэна? Как мы с вами могли так опростоволоситься?!»
Маквей трясся в вагоне, держась за поручень. Его злила собственная тупость, а мысль между тем спешила дальше.
«Осборн увидел Мерримэна в кафе — вероятно, по чистой случайности — и узнал его. Хотел схватить, но вмешались официанты, и Мерримэн убежал. Осборн погнался за ним, угодил в полицию. Там сочинил историю о нападении в аэропорту, и ему поверили. А почему бы и нет? Потом наш доктор связался с сыскным агентством, которое послало к нему Пакара. Вместе они сумели разыскать Мерримэна, жившего под именем Анри Канарак».
Поезд замедлил ход и остановился у перрона. Маквей посторонился, пропуская группу шумных подростков. Внутренний диалог, а точнее монолог, продолжался.
«Держу пари, что Мерримэн сумел обнаружить слежку и взял инициативу в свои руки, желая выяснить, что происходит. С Пакаром, бывшим наемником, ему пришлось повозиться, но он взял верх. Если, конечно, не считать маленькой оплошности — отпечатка. Тут-то все и завертелось. Как конкретно развивались события, пока неясно. Но соль гипотезы в том, что человек, на которого в кафе набросился Осборн, — это Мерримэн. Ведь личность жертвы „хулиганского нападения“ осталась неустановленной, верно? Ее установил Жан Пакар. Теперь наша задача — проделать ту же работу. Если это был Мерримэн, если мы узнаем, почему на него накинулся Осборн, мы выйдем и на долговязого».
Снова станция. Маквей прочитал название: «Шарль де Голль — Этуаль». Здесь нужно сделать пересадку.
Он пробился сквозь толпу, поднялся по лестнице, снова спустился, повернул направо и оказался на другой платформе.
Еще через двадцать минут Маквей вышел на станции «Сен-Поль» в сторону улицы Сент-Антуан. Отсюда было рукой подать до кафе «Стелла».
Время: десять минут восьмого. Воскресенье, 9 октября.
Щелкнула задвижка, и швейцар в зеленой униформе открыл дверь, застегивая пуговицу на воротнике.
— Добрый вечер, месье. Извините, что заставил ждать.
— У меня посылка из аптеки госпиталя Святой Анны от доктора Моннере. Срочная, — сказал Овен на чистом французском.
— Кому? — удивился Филипп.
— Полагаю, вам. Велено отдать швейцару.
— Из аптеки?
— Ну, конечно, из аптеки. Послушайте, я не курьер какой-нибудь, а заместитель управляющего. Несся сюда со всех ног, потому что мне сказали, дело срочное. Стал бы я в воскресенье вечером...
Филипп замялся. Вчера он помог Вере отнести Осборна из автомобиля в квартиру (со двора, по черной лестнице). Потом они перенесли раненого в потайную комнату на чердак.
Может быть, тому человеку стало хуже? Наверняка, иначе не прислали бы человека из аптеки.
— Благодарю вас, месье, — сказал он.
— Распишитесь вот здесь. — Овен протянул ему квитанцию и ручку.
— Хорошо.
Филипп расписался.
— До свидания, — кивнул Овен и пошел прочь.
Швейцар сосредоточенно посмотрел на сверток, направился к столу и стал звонить в больницу. Через пять минут Бернард Овен был уже в подвале, возле щита телефонного коммутатора. Он быстро снял щит и нажал на кнопку заранее установленного магнитофона. Разговор швейцара с Верой Моннере отличнейшим образом записался.
После объяснений швейцара встревоженный женский голос воскликнул:
— Филипп! Я никого не посылала. Немедленно вскрой сверток.
Шелест бумаги, потом голос швейцара:
— Пузырек. Обычный, медицинский.
— Прочти этикетку.
Овен улыбнулся, услышав в ее голосе страх.
— Сейчас... Очки надену. — Пауза. — Тут написано: «Те-та-нус то-ксо-ид».
— О Боже! — ахнула Вера.
— Что-нибудь не так?
— Филипп, ты хорошо разглядел этого человека? Как по-твоему, он полицейский?
— Ни в коем случае.
— Высокий?
— Да, очень.
— Выбрось пузырек в мусор. Я сейчас выезжаю. Мне понадобится твоя помощь.
— Хорошо, мадемуазель.
Щелчок, разговор закончился.
Овен спокойно отсоединил магнитофон, закрыл щит коммутатора, выключил свет и вышел. Дальнейшее проще простого: немного терпения, и дело будет сделано.
* * *
В это время Маквей сидел один за столиком в открытом кафе на площади Виктора Гюго. Справа от него сидела молодая женщина в джинсах, с маленькой собачкой у ног, и мечтательно смотрела куда-то поверх нетронутого бокала вина. Слева оживленно болтали две пожилые и явно состоятельные дамы. Вид у них был такой, будто они приходят сюда пить чай по меньшей мере уже лет пятьдесят.Потягивая бордо, Маквей подумал, что это хорошая старость — богатство даже и не обязательно, главное — жить весело, в ладу с собой и окружающим миром.
Мимо, взвыв сиреной, промчался полицейский автомобиль, и мысли детектива вернулись к Полу Осборну. Про грязь на кроссовках он наврал. Наверное, видел, что вокруг Эйфелевой башни все разрыто, но не знал, что состав почвы там иной.
На самом деле в тот вечер — неужели прошло всего четыре дня? — Осборн ездил в прибрежный парк, где назавтра разыграется трагедия.
Врач составил какой-то план, который был сорван. То ли сам собирался прикончить Мерримэна, то ли действовал в сговоре с долговязым. Допустим, хотел убить Мерримэна сам. При чем здесь тогда третий? А если работал в паре с долговязым, почему схлопотал пулю? Зачем вообще преуспевающему врачу из Калифорнии такие приключения?
Теперь еще этот препарат, который нашли у него в номере, сукцинилхолин.
Доктор Ричмен из Лондона объяснил, что это анестетик, применяемый во время операции для релаксации мускулов. Препарат довольно опасный, пользоваться им может только специалист. Если неверно рассчитать дозу, оперируемый может задохнуться.
— Это нормально, если хирург возит сукцинилхолин с собой? — спросил Маквей.
— Возит с собой? Во время отдыха? Очень странно, — ответил доктор.
Маквей немного подумал и задал почти гениальный вопрос:
— А может он пригодиться, если речь идет об ампутации головы?
— Не исключено. Но в сочетании с другими анестезирующими средствами.
— И при заморозке тоже?
— Маквей, ни я, ни мои коллеги такими вещами никогда не занимались. Я понятия не имею, как человеку отрезают голову.
— Доктор, не в службу, а в дружбу. Осмотрите с Майклсом трупы еще разок.
— Если вы надеетесь обнаружить следы сукцинилхолина, то напрасно. Этот препарат рассасывается бесследно уже через несколько минут после инъекции.
— А следы уколов? Они-то должны остаться.
Ричмен признал его правоту, на этом разговор и закончился.
Вдруг Маквей так дернулся, что собачка за соседним столиком испуганно залаяла.
— Ах ты, сука! — возопил детектив, и пожилые дамы, явно понимавшие по-английски, одарили его неодобрительными взглядами.
— Пардон, — сказал им Маквей, а собаке: — Ты тоже извини.
Бросил на стол двадцатифранковую бумажку и вышел из кафе.
Спускаясь в метро, Маквей вел мысленный диалог с Лебрюном. «Mon ami, как же мы с вами не сложили два и два?» Перед схемой метро пришлось остановиться, чтобы сообразить, где делать пересадку. Воображаемая беседа с французским коллегой шла своим чередом.
«Мы вышли на Мерримэна благодаря отпечатку пальца, оставленному в квартире Жана Пакара, так? Мы знали, что Пакар разыскивал кого-то для Осборна. Врач сказал, что его интересовал загадочный любовник мисс Моннере, и я ему поверил. Но что, если Осборн наврал, как и про грязь на кроссовках? Вдруг он искал Мерримэна? Как мы с вами могли так опростоволоситься?!»
Маквей трясся в вагоне, держась за поручень. Его злила собственная тупость, а мысль между тем спешила дальше.
«Осборн увидел Мерримэна в кафе — вероятно, по чистой случайности — и узнал его. Хотел схватить, но вмешались официанты, и Мерримэн убежал. Осборн погнался за ним, угодил в полицию. Там сочинил историю о нападении в аэропорту, и ему поверили. А почему бы и нет? Потом наш доктор связался с сыскным агентством, которое послало к нему Пакара. Вместе они сумели разыскать Мерримэна, жившего под именем Анри Канарак».
Поезд замедлил ход и остановился у перрона. Маквей посторонился, пропуская группу шумных подростков. Внутренний диалог, а точнее монолог, продолжался.
«Держу пари, что Мерримэн сумел обнаружить слежку и взял инициативу в свои руки, желая выяснить, что происходит. С Пакаром, бывшим наемником, ему пришлось повозиться, но он взял верх. Если, конечно, не считать маленькой оплошности — отпечатка. Тут-то все и завертелось. Как конкретно развивались события, пока неясно. Но соль гипотезы в том, что человек, на которого в кафе набросился Осборн, — это Мерримэн. Ведь личность жертвы „хулиганского нападения“ осталась неустановленной, верно? Ее установил Жан Пакар. Теперь наша задача — проделать ту же работу. Если это был Мерримэн, если мы узнаем, почему на него накинулся Осборн, мы выйдем и на долговязого».
Снова станция. Маквей прочитал название: «Шарль де Голль — Этуаль». Здесь нужно сделать пересадку.
Он пробился сквозь толпу, поднялся по лестнице, снова спустился, повернул направо и оказался на другой платформе.
Еще через двадцать минут Маквей вышел на станции «Сен-Поль» в сторону улицы Сент-Антуан. Отсюда было рукой подать до кафе «Стелла».
Время: десять минут восьмого. Воскресенье, 9 октября.
Глава 57
Бернард Овен стоял в темной спальне Веры Моннере и следил за улицей. Подъехало такси, оттуда вышла женщина и скрылась в подъезде. Из-за угла бесшумно выплыл «пежо» с выключенными фарами и остановился у тротуара. Овен достал из кармана монокуляр и подкрутил фокус. На переднем сиденье темнели две фигуры. Наверняка полицейские.
Стало быть, полиция тоже следит за девчонкой, надеясь выйти на Осборна. Когда она неожиданно сбежала с дежурства, ей сразу сели на «хвост». Надо было это предвидеть.
Один из полицейских поднес ко рту микрофон. Очевидно, запрашивал инструкций у начальства. Овен ехидно улыбнулся — он тоже был в курсе интимной жизни премьер-министра. Организация давно об этом знала, с первого же вступления Франсуа Кристиана в высокую должность. Вряд ли полицейским разрешат проследовать за любовницей премьер-министра внутрь дома. Или останутся торчать на улице, или дождутся приезда начальства. Так или иначе, времени хватит.
Он быстро прошел на кухню, и сразу вслед за этим открылась входная дверь. В гостиной зажегся свет, раздались голоса. Говорили двое. Слов было не слышно, но голоса он узнал: Моннере и швейцар.
Послышался звук приближающихся шагов. Овен отступил в буфетную и вынул из-за пояса «вальтер».
Вера и Филлип вошли, зажегся свет. Они направились к двери, ведущей из кухни на черную лестницу.
Вдруг Вера остановилась.
— В чем дело, мадемуазель? — спросил швейцар.
— Я дура, Филипп. Полиция меня перехитрила. Они нашли пузырек и передали тебе, правильно рассчитав, что ты позвонишь мне и я тут же примчусь. Они уверены, что я знаю, где прячется Пол. Послали рослого инспектора, чтобы я приняла его за убийцу, напугалась и вывела их на Пола.
— Вряд ли, — покачал головой Филипп. — Никто не видел длинного вблизи, даже месье Осборн. Да и не похож был этот тип на полицейского.
— А ты что, всех парижских полицейских знаешь? Не думаю.
— Мадемуазель, а если это все-таки был убийца?
Овен услышал, что шаги удаляются. Свет в кухне погас.
— Надо бы сообщить об этом месье Кристиану, — сказал Филипп, когда они вошли в гостиную.
— Нет, — твердо ответила Вера.
Никто кроме Осборна еще не знал, что с Франсуа покончено. Надо будет подумать, как лучше подать эту весть тем, кто в курсе ее личной жизни. Ведь речь идет о престиже Франсуа, а его, наряду с еще двумя кандидатами, прочат в президенты. И так уже на каждого из них политические противники льют ушаты помоев. Тем более ни к чему ему скандальная история с убийством, в которой замешана его любовница. Она слишком уважает Франсуа, чтобы так его подвести.
— Подожди здесь.
Вера одна зашла в спальню.
Филипп смотрел ей вслед. Он твердо знал свое задание: помогать мадемуазель, а если понадобится, защищать ее. Ну, может быть, не ценой собственной жизни, но всеми доступными средствами. Согласно инструкции, в случае чего он должен был немедленно позвонить господину премьер-министру по личному телефону.
— Филипп, иди сюда, — раздался ее голос из темноты.
Она стояла у окна.
— Вот, полюбуйся.
Внизу, у тротуара, стоял «пежо» с потушенными фарами. Свет уличных фонарей позволял разглядеть на переднем сиденье два силуэта.
— Иди на свое рабочее место и веди себя так, будто ничего не произошло. Через несколько минут вызовешь для меня такси — до больницы. Если полиция будет задавать вопросы, скажешь, что я заезжала ненадолго, потому что неважно себя почувствовала. Потом мне стало лучше, и я вернулась на работу.
— Хорошо, мадемуазель.
Овен увидел, что швейцар направляется по коридору в его сторону, и молниеносно выхватил «вальтер». Однако, не доходя до кухни, Филипп свернул в прихожую. Щелкнула дверь, и стало тихо.
Итак, девчонка осталась в квартире одна.
Стало быть, полиция тоже следит за девчонкой, надеясь выйти на Осборна. Когда она неожиданно сбежала с дежурства, ей сразу сели на «хвост». Надо было это предвидеть.
Один из полицейских поднес ко рту микрофон. Очевидно, запрашивал инструкций у начальства. Овен ехидно улыбнулся — он тоже был в курсе интимной жизни премьер-министра. Организация давно об этом знала, с первого же вступления Франсуа Кристиана в высокую должность. Вряд ли полицейским разрешат проследовать за любовницей премьер-министра внутрь дома. Или останутся торчать на улице, или дождутся приезда начальства. Так или иначе, времени хватит.
Он быстро прошел на кухню, и сразу вслед за этим открылась входная дверь. В гостиной зажегся свет, раздались голоса. Говорили двое. Слов было не слышно, но голоса он узнал: Моннере и швейцар.
Послышался звук приближающихся шагов. Овен отступил в буфетную и вынул из-за пояса «вальтер».
Вера и Филлип вошли, зажегся свет. Они направились к двери, ведущей из кухни на черную лестницу.
Вдруг Вера остановилась.
— В чем дело, мадемуазель? — спросил швейцар.
— Я дура, Филипп. Полиция меня перехитрила. Они нашли пузырек и передали тебе, правильно рассчитав, что ты позвонишь мне и я тут же примчусь. Они уверены, что я знаю, где прячется Пол. Послали рослого инспектора, чтобы я приняла его за убийцу, напугалась и вывела их на Пола.
— Вряд ли, — покачал головой Филипп. — Никто не видел длинного вблизи, даже месье Осборн. Да и не похож был этот тип на полицейского.
— А ты что, всех парижских полицейских знаешь? Не думаю.
— Мадемуазель, а если это все-таки был убийца?
Овен услышал, что шаги удаляются. Свет в кухне погас.
— Надо бы сообщить об этом месье Кристиану, — сказал Филипп, когда они вошли в гостиную.
— Нет, — твердо ответила Вера.
Никто кроме Осборна еще не знал, что с Франсуа покончено. Надо будет подумать, как лучше подать эту весть тем, кто в курсе ее личной жизни. Ведь речь идет о престиже Франсуа, а его, наряду с еще двумя кандидатами, прочат в президенты. И так уже на каждого из них политические противники льют ушаты помоев. Тем более ни к чему ему скандальная история с убийством, в которой замешана его любовница. Она слишком уважает Франсуа, чтобы так его подвести.
— Подожди здесь.
Вера одна зашла в спальню.
Филипп смотрел ей вслед. Он твердо знал свое задание: помогать мадемуазель, а если понадобится, защищать ее. Ну, может быть, не ценой собственной жизни, но всеми доступными средствами. Согласно инструкции, в случае чего он должен был немедленно позвонить господину премьер-министру по личному телефону.
— Филипп, иди сюда, — раздался ее голос из темноты.
Она стояла у окна.
— Вот, полюбуйся.
Внизу, у тротуара, стоял «пежо» с потушенными фарами. Свет уличных фонарей позволял разглядеть на переднем сиденье два силуэта.
— Иди на свое рабочее место и веди себя так, будто ничего не произошло. Через несколько минут вызовешь для меня такси — до больницы. Если полиция будет задавать вопросы, скажешь, что я заезжала ненадолго, потому что неважно себя почувствовала. Потом мне стало лучше, и я вернулась на работу.
— Хорошо, мадемуазель.
Овен увидел, что швейцар направляется по коридору в его сторону, и молниеносно выхватил «вальтер». Однако, не доходя до кухни, Филипп свернул в прихожую. Щелкнула дверь, и стало тихо.
Итак, девчонка осталась в квартире одна.
Глава 58
Инспекторы Баррас и Мэтро увидели, что в окнах гостиной зажегся свет. Инструкции, полученные от Лебрюна, были точны: следить за объектом, но в контакт не вступать — разве что в случае крайней необходимости. Под «крайней необходимостью» подразумевалось появление на сцене Осборна или кого-то, кто мог вывести их на него. На руках у них имелся ордер на арест Осборна.
Следить за Верой Моннере оказалось делом нехлопотным. В воскресенье утром она поехала из дома в больницу Святой Анны, куда прибыла без пяти семь. В четыре дня Баррас и Мэтро приняли смену у напарников и до шести пятнадцати просто сидели в машине. Потом к больнице подъехало такси, в него села Вера Моннере. Баррас тут же связался с управлением и попросил выслать вторую машину для подстраховки — объект куда-то направляется.
Но ничего интересного не произошло, такси прибыло к дому № 18 на набережной Бетюн. Оставалось сидеть, смотреть на освещенные окна и ждать дальнейших событий.
Вера опустила штору спальни и посмотрела на часы. Двадцать минут восьмого. Она закончила дежурство больше часа назад — сослалась на менструальные боли и сказала, что если будет очень нужна, то сразу же приедет.
Ах, если бы проблема была только в парижской полиции. Лебрюн явно нервничал, когда американский детектив пытался загнать ее в угол своими вопросами. Но с Маквеем шутки плохи. Это она поняла сразу, достаточно было заглянуть ему в глаза. Опасно иметь такого человека в качестве противника. Хоть он и иностранец, французские полицейские ему буквально в рот смотрят, делают все, что он скажет. Наверняка длинный тип с пузырьком — затея Маквея. Хочет нагнать на нее страху, надеется, что она сама выведет их на Осборна. Полицейские в машине — доказательство того, что это предположение верно.
Зазвонил телефон.
— Да?.. Спасибо, Филипп.
Такси у подъезда.
Вера зашла в ванную, достала из коробки «тампакса» тампон, спустила в унитаз, а обертку швырнула в корзинку. На всякий случай — в подтверждение легенды о менструальных болях. Пусть полиция проверяет, если захочет. Вряд ли она станет слишком уж углубляться в эту тему.
Глядя в зеркало, она поправила прическу и вдруг подумала: странно, но все происходящее кажется ей совершенно естественным и нормальным. С того самого момента, как она впервые увидела Пола на трибуне конгресса, у нее возникло чувство, что в судьбе и жизни вот-вот свершится некий коренной поворот. Первая ночь, проведенная с Осборном, не оставила в душе никакого осадка, словно она вовсе и не изменила своему Франсуа. Но что бы она себе ни говорила, факт остается фактом: она променяла Франсуа на Пола. А раз так, она ведет себя правильно. Ее возлюбленный попал в беду, и как к этому отнесется закон, значения не имеет.
Вера выключила свет в ванной, еще раз заглянула в спальню. Полицейская машина стояла все там же, рядом ждало такси.
Она взяла сумочку, вошла в коридор и замерла. В квартире было темно, по потолку бегали блики от уличного освещения. Стоп. Разве она выключила свет в гостиной? Нет. И Филипп тоже не выключал. Лампочка перегорела? Ну конечно, просто перегорела лампочка. А вдруг она ошиблась? В машине никакие не полицейские, а друзья, любовники, какие-нибудь деловые партнеры. И «аптекарь» был не полицейский, а убийца, нашедший пузырек из-под противостолбнячной сыворотки. Что, если первоначальный ее вывод был правильным? Это убийца хочет через нее добраться до Осборна, а не полиция.
Боже! Сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Где сейчас убийца? В доме? Или уже в квартире? Нельзя было отпускать Филиппа! Надо позвонить ему. Скорей!
Она протянула руку к выключателю. В этот момент чья-то сильная ладонь зажала ей рот, и в горло уперлось что-то острое и холодное.
— Не хочу делать вам больно, — сказал спокойный голос с легким немецким или голландским акцентом. — Но если будете дергаться, придется. Это понятно?
Охваченная ужасом, Вера утратила всякую способность мыслить.
— Я спросил, вы поняли?
Острие ножа кольнуло чуть сильнее, и Вера поспешно кивнула.
— Хорошо. Мы выходим, спускаемся по черной лестнице. Я уберу руку с вашего рта, но один звук — горло будет перерезано. Понятно?
Он говорил очень четко, как автомат.
Думай, думай! Если пойти с ним, он заставит тебя выдать убежище Пола. Таксист! Он не станет долго ждать. Надо потянуть время, и Филипп позвонит снова, а когда телефон не ответит, поднимется в квартиру.
Вдруг совсем рядом, за входной дверью, послышался шум. Убийца насторожился и снова приставил ей к горлу нож. Дверь распахнулась, и Вера замычала, пытаясь крикнуть.
В освещенном проеме стоял Осборн: в одной руке ключ от квартиры, в другой — пистолет Канарака. Осборн был на свету, Вера и убийца в темноте, но Пол сразу увидел их.
Овен удовлетворенно улыбнулся. Резким движением толкнув Веру в сторону, взмахнул рукой с ножом. Осборн вскинул пистолет, крикнув Вере: «Ложись!» Клинок молнией метнулся к его горлу — Осборн инстинктивно выставил левую ладонь, и стилет пригвоздил его к двери.
Взвыв от боли, Осборн нажал на спусковой крючок. Убийца отшвырнул с дороги Веру, нырнул в сторону, одновременно выхватывая из-за пояса «вальтер». Крик Веры утонул в грохоте выстрела. Овен покатился по полу, не давая Полу прицелиться. Пригвожденный к двери Осборн выстрелил еще трижды. Длинные сполохи пламени прорезали темноту, в ушах заложило от грохота.
Сжавшаяся в углу Вера увидела, как Овен метнулся в кухню. Осборн рывком высвободил руку и заковылял следом.
— Не вставай! — рявкнул он.
— Пол, не надо!
Овен, опрокидывая в буфетной сковороды и кастрюли, рванулся к двери черного хода. По его лицу текла кровь.
Через несколько секунд до той же двери добрался Осборн, высунулся в тускло освещенный лестничный колодец и прислушался. Тишина. Задрав голову, посмотрел наверх. Ничего.
Куда он подевался? Осборн затаил дыхание. Осторожность, главное — осторожность.
Внизу скрипнула ступень. Кажется, открылась и закрылась дверь на улицу. Или это была дверь подвала? Осборн смотрел вниз, но там было темно.
Хромая, он двинулся вниз. Глаза прищурены, вглядываются в полумрак. В выставленной вперед руке пистолет.
Где этот тип — на улице или в подвале? Может быть, затаился и ждет?
Левая рука была холодной и липкой. Оказывается, стилет все еще торчал из ладони. Вынимать его пока нельзя — истечешь кровью. Придется потерпеть.
Еще ступенька, и Пол оказался у двери на улицу. Посмотрел вниз, в подвал. Потом скосил глаза на дверь. По пальцам стекала кровь, в раненой руке началась сильная пульсация. Скоро шок кончится и начнется боль. Решившись, Пол сделал шаг вниз. Он не знал, сколько ступенек до подвала — свет внизу не горел. Может быть, удастся услышать дыхание?
В это время с улицы донесся рев мотора и визг шин. Осборн отчаянным прыжком выскочил на улицу. Его ослепил свет фар, и Пол, не целясь, выстрелил. Скрежетнули тормоза, и автомобиль скрылся за углом.
Рука с пистолетом безвольно упала. За спиной Осборна раздался скрип двери, и он, как ужаленный, развернулся, готовый стрелять.
— Это я!
В проеме стояла Вера.
Господи, он чуть не выстрелил в нее!
Где-то выла полицейская сирена. Вера за руку втащила его внутрь и захлопнула дверь.
— У подъезда дежурили полицейские.
Осборн качнулся, и она увидела, что из его ладони торчит нож.
— Пол! — вскрикнула Вера.
Наверху хлопнула дверь, по лестнице загремели шаги.
— Мадемуазель Моннере! — крикнул мужской голос.
Осборн торопливо сунул пистолет под мышку, схватился правой рукой за рукоятку ножа и дернул. Кровь брызнула фонтаном.
— Мадемуазель, где вы? — снова крикнул Баррас.
Голос звучал ближе. Судя по шагам, спускался не один человек.
Вера сдернула с шеи шелковый шарфик и туго перетянула раненую руку.
— Дай пистолет, — шепнула она. — И живо в подвал.
Шаги были уже совсем близко. Инспекторы остановитесь площадкой выше, вглядываясь в темноту.
Секунду поколебавшись, Осборн сунул Вере пистолет, хотел что-то сказать, но не смог. Он боялся, что никогда ее больше не увидит.
— Ну же! — шепнула она.
Он кивнул и бесшумно захромал вниз.
Через пару секунд Баррас и Мэтро уже спустились к Вере.
— Вы в порядке, мадемуазель?
Вера молча смотрела на них, держа в руке пистолет.
Следить за Верой Моннере оказалось делом нехлопотным. В воскресенье утром она поехала из дома в больницу Святой Анны, куда прибыла без пяти семь. В четыре дня Баррас и Мэтро приняли смену у напарников и до шести пятнадцати просто сидели в машине. Потом к больнице подъехало такси, в него села Вера Моннере. Баррас тут же связался с управлением и попросил выслать вторую машину для подстраховки — объект куда-то направляется.
Но ничего интересного не произошло, такси прибыло к дому № 18 на набережной Бетюн. Оставалось сидеть, смотреть на освещенные окна и ждать дальнейших событий.
Вера опустила штору спальни и посмотрела на часы. Двадцать минут восьмого. Она закончила дежурство больше часа назад — сослалась на менструальные боли и сказала, что если будет очень нужна, то сразу же приедет.
Ах, если бы проблема была только в парижской полиции. Лебрюн явно нервничал, когда американский детектив пытался загнать ее в угол своими вопросами. Но с Маквеем шутки плохи. Это она поняла сразу, достаточно было заглянуть ему в глаза. Опасно иметь такого человека в качестве противника. Хоть он и иностранец, французские полицейские ему буквально в рот смотрят, делают все, что он скажет. Наверняка длинный тип с пузырьком — затея Маквея. Хочет нагнать на нее страху, надеется, что она сама выведет их на Осборна. Полицейские в машине — доказательство того, что это предположение верно.
Зазвонил телефон.
— Да?.. Спасибо, Филипп.
Такси у подъезда.
Вера зашла в ванную, достала из коробки «тампакса» тампон, спустила в унитаз, а обертку швырнула в корзинку. На всякий случай — в подтверждение легенды о менструальных болях. Пусть полиция проверяет, если захочет. Вряд ли она станет слишком уж углубляться в эту тему.
Глядя в зеркало, она поправила прическу и вдруг подумала: странно, но все происходящее кажется ей совершенно естественным и нормальным. С того самого момента, как она впервые увидела Пола на трибуне конгресса, у нее возникло чувство, что в судьбе и жизни вот-вот свершится некий коренной поворот. Первая ночь, проведенная с Осборном, не оставила в душе никакого осадка, словно она вовсе и не изменила своему Франсуа. Но что бы она себе ни говорила, факт остается фактом: она променяла Франсуа на Пола. А раз так, она ведет себя правильно. Ее возлюбленный попал в беду, и как к этому отнесется закон, значения не имеет.
Вера выключила свет в ванной, еще раз заглянула в спальню. Полицейская машина стояла все там же, рядом ждало такси.
Она взяла сумочку, вошла в коридор и замерла. В квартире было темно, по потолку бегали блики от уличного освещения. Стоп. Разве она выключила свет в гостиной? Нет. И Филипп тоже не выключал. Лампочка перегорела? Ну конечно, просто перегорела лампочка. А вдруг она ошиблась? В машине никакие не полицейские, а друзья, любовники, какие-нибудь деловые партнеры. И «аптекарь» был не полицейский, а убийца, нашедший пузырек из-под противостолбнячной сыворотки. Что, если первоначальный ее вывод был правильным? Это убийца хочет через нее добраться до Осборна, а не полиция.
Боже! Сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Где сейчас убийца? В доме? Или уже в квартире? Нельзя было отпускать Филиппа! Надо позвонить ему. Скорей!
Она протянула руку к выключателю. В этот момент чья-то сильная ладонь зажала ей рот, и в горло уперлось что-то острое и холодное.
— Не хочу делать вам больно, — сказал спокойный голос с легким немецким или голландским акцентом. — Но если будете дергаться, придется. Это понятно?
Охваченная ужасом, Вера утратила всякую способность мыслить.
— Я спросил, вы поняли?
Острие ножа кольнуло чуть сильнее, и Вера поспешно кивнула.
— Хорошо. Мы выходим, спускаемся по черной лестнице. Я уберу руку с вашего рта, но один звук — горло будет перерезано. Понятно?
Он говорил очень четко, как автомат.
Думай, думай! Если пойти с ним, он заставит тебя выдать убежище Пола. Таксист! Он не станет долго ждать. Надо потянуть время, и Филипп позвонит снова, а когда телефон не ответит, поднимется в квартиру.
Вдруг совсем рядом, за входной дверью, послышался шум. Убийца насторожился и снова приставил ей к горлу нож. Дверь распахнулась, и Вера замычала, пытаясь крикнуть.
В освещенном проеме стоял Осборн: в одной руке ключ от квартиры, в другой — пистолет Канарака. Осборн был на свету, Вера и убийца в темноте, но Пол сразу увидел их.
Овен удовлетворенно улыбнулся. Резким движением толкнув Веру в сторону, взмахнул рукой с ножом. Осборн вскинул пистолет, крикнув Вере: «Ложись!» Клинок молнией метнулся к его горлу — Осборн инстинктивно выставил левую ладонь, и стилет пригвоздил его к двери.
Взвыв от боли, Осборн нажал на спусковой крючок. Убийца отшвырнул с дороги Веру, нырнул в сторону, одновременно выхватывая из-за пояса «вальтер». Крик Веры утонул в грохоте выстрела. Овен покатился по полу, не давая Полу прицелиться. Пригвожденный к двери Осборн выстрелил еще трижды. Длинные сполохи пламени прорезали темноту, в ушах заложило от грохота.
Сжавшаяся в углу Вера увидела, как Овен метнулся в кухню. Осборн рывком высвободил руку и заковылял следом.
— Не вставай! — рявкнул он.
— Пол, не надо!
Овен, опрокидывая в буфетной сковороды и кастрюли, рванулся к двери черного хода. По его лицу текла кровь.
Через несколько секунд до той же двери добрался Осборн, высунулся в тускло освещенный лестничный колодец и прислушался. Тишина. Задрав голову, посмотрел наверх. Ничего.
Куда он подевался? Осборн затаил дыхание. Осторожность, главное — осторожность.
Внизу скрипнула ступень. Кажется, открылась и закрылась дверь на улицу. Или это была дверь подвала? Осборн смотрел вниз, но там было темно.
Хромая, он двинулся вниз. Глаза прищурены, вглядываются в полумрак. В выставленной вперед руке пистолет.
Где этот тип — на улице или в подвале? Может быть, затаился и ждет?
Левая рука была холодной и липкой. Оказывается, стилет все еще торчал из ладони. Вынимать его пока нельзя — истечешь кровью. Придется потерпеть.
Еще ступенька, и Пол оказался у двери на улицу. Посмотрел вниз, в подвал. Потом скосил глаза на дверь. По пальцам стекала кровь, в раненой руке началась сильная пульсация. Скоро шок кончится и начнется боль. Решившись, Пол сделал шаг вниз. Он не знал, сколько ступенек до подвала — свет внизу не горел. Может быть, удастся услышать дыхание?
В это время с улицы донесся рев мотора и визг шин. Осборн отчаянным прыжком выскочил на улицу. Его ослепил свет фар, и Пол, не целясь, выстрелил. Скрежетнули тормоза, и автомобиль скрылся за углом.
Рука с пистолетом безвольно упала. За спиной Осборна раздался скрип двери, и он, как ужаленный, развернулся, готовый стрелять.
— Это я!
В проеме стояла Вера.
Господи, он чуть не выстрелил в нее!
Где-то выла полицейская сирена. Вера за руку втащила его внутрь и захлопнула дверь.
— У подъезда дежурили полицейские.
Осборн качнулся, и она увидела, что из его ладони торчит нож.
— Пол! — вскрикнула Вера.
Наверху хлопнула дверь, по лестнице загремели шаги.
— Мадемуазель Моннере! — крикнул мужской голос.
Осборн торопливо сунул пистолет под мышку, схватился правой рукой за рукоятку ножа и дернул. Кровь брызнула фонтаном.
— Мадемуазель, где вы? — снова крикнул Баррас.
Голос звучал ближе. Судя по шагам, спускался не один человек.
Вера сдернула с шеи шелковый шарфик и туго перетянула раненую руку.
— Дай пистолет, — шепнула она. — И живо в подвал.
Шаги были уже совсем близко. Инспекторы остановитесь площадкой выше, вглядываясь в темноту.
Секунду поколебавшись, Осборн сунул Вере пистолет, хотел что-то сказать, но не смог. Он боялся, что никогда ее больше не увидит.
— Ну же! — шепнула она.
Он кивнул и бесшумно захромал вниз.
Через пару секунд Баррас и Мэтро уже спустились к Вере.
— Вы в порядке, мадемуазель?
Вера молча смотрела на них, держа в руке пистолет.
Глава 59
Маквей узнал о произошедшем только в десятом часу. Его визит в кафе «Стелла» начался весьма неудачно и едва не привел к полному фиаско, но в итоге закончился триумфом, хотя времени занял довольно много.
Детектив прибыл на улицу Сент-Антуан в четверть восьмого и увидел, что мест в кафе нет. Официанты сбивались с ног, а метрдотель, с грехом пополам объяснившийся по-английски, сказал, что ждать столика придется минимум час. Маквей пытался объяснить, что ему нужен не столик, а управляющий, но метрдотель только замахал руками, сказав, что даже управляющий сегодня не сможет помочь месье со столиком. Такой день, такой день! Владелец устроил прием для своих друзей, и весь главный зал занят. Ничего более не слушая, метрдотель скрылся.
Маквей остался стоять как дурак с портретом Альберта Мерримэна в руке. Вид у детектива, должно быть, был довольно растерянный, потому что одна из подруг хозяина, маленькая и не вполне трезвая дамочка в красном платье, сжалилась над ним: взяла за руку, отвела в банкетный зал и отрекомендовала гостям как своего «американского друга». Маквей пытался вежливо ретироваться, но его уже взяли в оборот. Кто-то спросил на ломаном английском, откуда он. Маквей сказал, что из Лос-Анджелеса. Еще двое гостей оказались в курсе успехов лос-анджелесской бейсбольной команды. Потом вспомнили про лос-анджелесский университет. Очень тощая девица, похожая на манекенщицу, взяла Маквея под руку и, кокетливо улыбаясь, спросила, не знает ли он кого-нибудь из Голливуда. Перевел ее вопрос какой-то негр. Еще девицу интересовала футбольная команда «Доджерс». Маквей хотел только одного — унести ноги, но все же промямлил, что знаком с менеджером команды Томми Ласордой. Это было сущей правдой — Ласорда участвовал в программе благотворительной помощи полиции, и они были приятелями. Услышав это имя, какой-то мужчина на отличном английском сказал:
— Я тоже знаком с Томми.
Это и был владелец кафе. Пятнадцать минут спустя Маквей уже беседовал с официантами, которые оттаскивали Осборна от его жертвы. Рассмотрев полицейский портрет Мерримэна, первый сразу же сказал:
— Да, это он.
Второй немного поизучал рисунок, потом тоже кивнул:
— Точно, он.
— Алло. Отдел по расследованию убийств. Детектив Эрнандес, — сказал женский голос.
Рита Эрнандес была молода и очень хороша собой. Пожалуй, чересчур сексапильна для детектива. В двадцать пять лет успела обзавестись мужем (будущим адвокатом), тремя детьми и репутацией юного дарования по части сыска.
— Buenas tardes[13], Рита, — сказал Маквей.
— Маквей! Где тебя черти носят? — пропела Рита.
— Черти носят меня по Парижу. Это во Франции, — в тон ответил Маквей, стягивая с ноги ботинок. Он сидел на кровати у себя в номере. В Париже было без четверти девять, в Лос-Анджелесе, стало быть, без четверти час дня.
— В Париже? Ой, я хочу к тебе! Брошу мужа, детей, все-превсе, только свистни. Ну пожалуйста!
— Тебе здесь не понравится.
— Почему?
— Тортильями[14] не кормят. Во всяком случае, такими, какие готовишь ты.
— К черту тортильи, я согласна на бриоши[15].
— Слушайте, детектив Эрнандес, мне нужна исчерпывающая информация об одном хирурге из Пасифик-Палисейдс. Сделаешь?
— Если привезешь мне бриошей.
Он открыл бутылку, налил стакан до половины, снял второй ботинок и растянулся на постели.
В чем же разгадка? Почему Осборн не удовлетворился мордобитием, а нанял частного сыщика, чтобы выследить Мерримэна?
Возможно, Мерримэн чем-то насолил Осборну здесь, в Париже. Осборн говорил, что человек из кафе пытался в аэропорту стащить у него бумажник. Может, так оно и было. Хотя вряд ли — слишком уж свирепо накинулся врач на мелкого воришку. Конечно, характер у Осборна, судя по всему, вспыльчивый, но не до такой же степени, чтобы он, врач, бросался с кулаками на человека в общественном месте, да еще в чужой стране? И за что? За попытку стащить бумажник.
Нет, причина в чем-то другом. Маквею подсказывал это профессиональный инстинкт. Ниточка должна тянуться в прошлое.
Детектив прибыл на улицу Сент-Антуан в четверть восьмого и увидел, что мест в кафе нет. Официанты сбивались с ног, а метрдотель, с грехом пополам объяснившийся по-английски, сказал, что ждать столика придется минимум час. Маквей пытался объяснить, что ему нужен не столик, а управляющий, но метрдотель только замахал руками, сказав, что даже управляющий сегодня не сможет помочь месье со столиком. Такой день, такой день! Владелец устроил прием для своих друзей, и весь главный зал занят. Ничего более не слушая, метрдотель скрылся.
Маквей остался стоять как дурак с портретом Альберта Мерримэна в руке. Вид у детектива, должно быть, был довольно растерянный, потому что одна из подруг хозяина, маленькая и не вполне трезвая дамочка в красном платье, сжалилась над ним: взяла за руку, отвела в банкетный зал и отрекомендовала гостям как своего «американского друга». Маквей пытался вежливо ретироваться, но его уже взяли в оборот. Кто-то спросил на ломаном английском, откуда он. Маквей сказал, что из Лос-Анджелеса. Еще двое гостей оказались в курсе успехов лос-анджелесской бейсбольной команды. Потом вспомнили про лос-анджелесский университет. Очень тощая девица, похожая на манекенщицу, взяла Маквея под руку и, кокетливо улыбаясь, спросила, не знает ли он кого-нибудь из Голливуда. Перевел ее вопрос какой-то негр. Еще девицу интересовала футбольная команда «Доджерс». Маквей хотел только одного — унести ноги, но все же промямлил, что знаком с менеджером команды Томми Ласордой. Это было сущей правдой — Ласорда участвовал в программе благотворительной помощи полиции, и они были приятелями. Услышав это имя, какой-то мужчина на отличном английском сказал:
— Я тоже знаком с Томми.
Это и был владелец кафе. Пятнадцать минут спустя Маквей уже беседовал с официантами, которые оттаскивали Осборна от его жертвы. Рассмотрев полицейский портрет Мерримэна, первый сразу же сказал:
— Да, это он.
Второй немного поизучал рисунок, потом тоже кивнул:
— Точно, он.
* * *
Лос-Анджелес. Управление полиции. Звонок.— Алло. Отдел по расследованию убийств. Детектив Эрнандес, — сказал женский голос.
Рита Эрнандес была молода и очень хороша собой. Пожалуй, чересчур сексапильна для детектива. В двадцать пять лет успела обзавестись мужем (будущим адвокатом), тремя детьми и репутацией юного дарования по части сыска.
— Buenas tardes[13], Рита, — сказал Маквей.
— Маквей! Где тебя черти носят? — пропела Рита.
— Черти носят меня по Парижу. Это во Франции, — в тон ответил Маквей, стягивая с ноги ботинок. Он сидел на кровати у себя в номере. В Париже было без четверти девять, в Лос-Анджелесе, стало быть, без четверти час дня.
— В Париже? Ой, я хочу к тебе! Брошу мужа, детей, все-превсе, только свистни. Ну пожалуйста!
— Тебе здесь не понравится.
— Почему?
— Тортильями[14] не кормят. Во всяком случае, такими, какие готовишь ты.
— К черту тортильи, я согласна на бриоши[15].
— Слушайте, детектив Эрнандес, мне нужна исчерпывающая информация об одном хирурге из Пасифик-Палисейдс. Сделаешь?
— Если привезешь мне бриошей.
* * *
Было без пяти девять, когда Маквей закончил разговор, открыл ключом бар и нашел то, что искал, — бутылочку «сансерра», запомнившегося ему по прошлому разу. Французское вино, увы, начинало проникать в душу.Он открыл бутылку, налил стакан до половины, снял второй ботинок и растянулся на постели.
В чем же разгадка? Почему Осборн не удовлетворился мордобитием, а нанял частного сыщика, чтобы выследить Мерримэна?
Возможно, Мерримэн чем-то насолил Осборну здесь, в Париже. Осборн говорил, что человек из кафе пытался в аэропорту стащить у него бумажник. Может, так оно и было. Хотя вряд ли — слишком уж свирепо накинулся врач на мелкого воришку. Конечно, характер у Осборна, судя по всему, вспыльчивый, но не до такой же степени, чтобы он, врач, бросался с кулаками на человека в общественном месте, да еще в чужой стране? И за что? За попытку стащить бумажник.
Нет, причина в чем-то другом. Маквею подсказывал это профессиональный инстинкт. Ниточка должна тянуться в прошлое.