Страница:
Закрыв барабан, Осборн сунул револьвер за пояс, прикрыл его полой пиджака, глубоко вздохнул и решительно ступил на платформу. В тот же миг он почувствовал тот особый горный холод, который охватывает лыжника, выходящего из кабины подъемника.
Осборн с удивлением увидел на станции еще один поезд и подумал, что если последний уходит в шесть, то этот, возможно, предназначен для запоздавших туристов.
Перейдя платформу, Осборн вместе с компанией туристов сел в тот же лифт, в котором чуть раньше уехала Конни. На следующем этаже лифт остановился. За открытой дверью оказался просторный зал с кафе и магазином сувениров.
Туристы вышли из лифта, Осборн — следом за ними. Остановившись у витрины, он рассеянно обводил взглядом футболки и открытки с видами Юнгфрауйоха и в то же время внимательно всматривался в лица людей, заполнивших кафе. Мимо него прошла американская семья: муж, жена и сын — упитанный мальчик лет десяти. На отце и сыне были одинаковые куртки с надписью «Чикаго Буллз». Осборн мучительно, как, пожалуй, никогда в жизни, ощутил свое одиночество. Он не знал почему. Он оказался изолированным от всего мира, и если его убьет фон Хольден или Вера, этого никто не заметит. Никто и не вспомнит, существовал ли он когда-нибудь вообще. Может, в этом причина его тоски? Или в том, что мальчик с отцом всколыхнули горечь его утраты? Или он тоскует по тому, что всю жизнь ускользало от него — о собственной семье?
Осборн отогнал печальные мысли и снова оглядел зал. Если фон Хольден или Вера и были здесь, то он их не увидел. Он пошел к лифту; в этот момент двери кабины открылись, и вышла пожилая пара. Осборн обернулся, в последний раз окинул взглядом зал, вошел в лифт и нажал кнопку следующего этажа. Когда лифт остановился и двери скользнули в стороны, глазам стало больно от голубого сияния льда. Это и был Ледовый Дворец — вырубленный во льду длинный полукруглый туннель со множеством ниш, каждую из которых украшала ледяная скульптура. Далеко впереди Осборн увидел американских туристов, среди которых была и Конни, — они бродили по залу, очарованные скульптурами: людей, животных, автомобиля в натуральную величину и даже бара, со стульями, столами и допотопным бочонком виски.
Поколебавшись, Осборн вышел из лифта и устремил-, ся вперед по туннелю, стараясь слиться с толпой и выглядеть, как все. Он всматривался в лица и корил себя за то, что не прибился вовремя к компании американцев. Он прикоснулся рукой к стене коридора, словно сомневаясь, что она изо льда, и ожидая ощутить пальцами тепло пластмассы. Но это был лед. Ледяными был и пол, и потолок туннеля. Осборн снова подумал, что нет на земле лучшего места для экспериментальной хирургии при низких температурах.
Но где же это место? Ведь Юнгфрауйох такой маленький. Для проведения операций, особенно таких сложных, необходимо большое пространство. Для хранения оборудования, стерилизации, операционных, палат интенсивной терапии... А комнаты для персонала? Где, где все это могло размещаться?
Конни говорила, что единственное место, закрытое для посещений, — метеостанция.
Неподалеку фотограф снимал группу подростков на фоне ледяного туннеля; рядом стояла девушка — швейцарский экскурсовод. Осборн спросил у нее, как пройти на метеостанцию. Это наверху, объяснила она, около ресторана и открытой террасы. Но станция сейчас закрыта из-за пожара.
— Пожара?
— Да, сэр.
— А когда это произошло?
— Прошлой ночью, сэр.
Прошлой ночью! Как и в Шарлоттенбурге!
— Спасибо, — сказал Осборн.
Если, конечно, это не совпадение, то здесь случилось то же, что и там. И все, что было разрушено там, сгорело и здесь. Но фон Хольден, видимо, не знал этого, иначе не приехал бы сюда — разве что у него назначена здесь встреча?
Внезапно что-то заставило Осборна поднять взгляд.
Фон Хольден и Вера стояли в конце коридора; казалось, их окружает зловещий голубоватый ореол ледяного сияния. Только миг они смотрели на него, затем резко повернулись, шагнули в проем и исчезли.
Сердце Осборна забилось со страшной силой.
Он снова спросил экскурсовода:
— А что там? — Он указал туда, где только что стояли Вера и фон Хольден. — Куда ведет этот проход?
— Наружу — к лыжной школе и площадке для катания на собачьих упряжках. Но сейчас там все закрыто.
— Спасибо, — едва смог прошептать Осборн.
Ноги его словно вмерзли в лед — он не в силах был пошевелиться. Рука легла на рукоятку револьвера. Ледяные стены отливали синевой. Изо рта шел пар. Осборн вцепился в перила и медленно двинулся вперед, к тому повороту, за которым скрылись Вера и фон Хольден.
Туннель, куда они свернули, был пуст; в конце него виднелась дверь с висящими над ней указателями: «Лыжная школа» и «Катание на собачьих упряжках».
«Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой? Да, ты этого хочешь. Через эту дверь. Наружу. Один. Подальше от людей. — Мысли Осборна беспорядочно мчались, обгоняя друг друга. — Ну что ж, Пол Осборн, иди. Стоит тебе выйти в эту дверь, и он убьет тебя. Назад ты уже не вернешься. А фон Хольден швырнет твои жалкие останки в пропасть, в глубокое ущелье, где их не найдут до весны. Или вообще никогда не найдут».
Фон Хольден и Вера вошли в крошечную ледовую клетушку, расположенную в узком проходе — ответвлении главного коридора. Фон Хольден крепко держал Веру за локоть, идя по проходу, и остановил ее в тот момент, когда появился Осборн. Фон Хольден намеренно выжидал и, почувствовав, что Вера готова крикнуть, позвать на помощь, круто повернул ее и увлек назад, в боковой туннель, а затем — в клетушку.
— Это был поджог. Они здесь. Они поджидают нас. Охотятся на вас и на документы, которые я привез.
— Но Пол...
— Возможно, он — один из них.
— Нет... Никогда! Он выжил, уцелел...
— Да что вы говорите!
— Он, должно быть... — Вера вдруг осеклась. Она отчетливо вспомнила лица тех людей, которые представились полицейскими из Франкфурта, за миг до того, как фон Хольден застрелил их. «Где женщина-полицейский?» — спросил один из них. «Не было времени», — ответил фон Хольден. Только теперь Вера поняла, что они имели в виду. Их интересовала не какая-то другая арестантка, а соблюдение процедуры1. Мужчина-детектив не имеет права везти в закрытом купе арестованную без сопровождения женщины — сотрудницы полиции!
— Мы должны выяснить об Осборне все, иначе нам обоим не выйти отсюда живыми.
Фон Хольден, улыбаясь, приблизился к Вере; в воздухе повисло облачко от его дыхания. Правая рука, — на поясе, за левым плечом — нейлоновый рюкзак. Он спокоен, нетороплив, уверен в себе — как в поезде с теми людьми. Как и Авриль Рокар за миг до расстрела французских агентов.
Только сейчас Вера поняла, что тревожило и мучило ее всю дорогу из Интерлакена, — до этого она была слишком взволнована и подавлена, чтобы сопоставлять факты.
Да, фон Хольден знал верные ответы на все вопросы — но по другой причине. Те люди в поезде были полицейскими. Нацистские убийцы — не они, а фон Хольден.
Глава 146
Глава 147
Глава 148
Глава 149
Глава 150
Осборн с удивлением увидел на станции еще один поезд и подумал, что если последний уходит в шесть, то этот, возможно, предназначен для запоздавших туристов.
Перейдя платформу, Осборн вместе с компанией туристов сел в тот же лифт, в котором чуть раньше уехала Конни. На следующем этаже лифт остановился. За открытой дверью оказался просторный зал с кафе и магазином сувениров.
Туристы вышли из лифта, Осборн — следом за ними. Остановившись у витрины, он рассеянно обводил взглядом футболки и открытки с видами Юнгфрауйоха и в то же время внимательно всматривался в лица людей, заполнивших кафе. Мимо него прошла американская семья: муж, жена и сын — упитанный мальчик лет десяти. На отце и сыне были одинаковые куртки с надписью «Чикаго Буллз». Осборн мучительно, как, пожалуй, никогда в жизни, ощутил свое одиночество. Он не знал почему. Он оказался изолированным от всего мира, и если его убьет фон Хольден или Вера, этого никто не заметит. Никто и не вспомнит, существовал ли он когда-нибудь вообще. Может, в этом причина его тоски? Или в том, что мальчик с отцом всколыхнули горечь его утраты? Или он тоскует по тому, что всю жизнь ускользало от него — о собственной семье?
Осборн отогнал печальные мысли и снова оглядел зал. Если фон Хольден или Вера и были здесь, то он их не увидел. Он пошел к лифту; в этот момент двери кабины открылись, и вышла пожилая пара. Осборн обернулся, в последний раз окинул взглядом зал, вошел в лифт и нажал кнопку следующего этажа. Когда лифт остановился и двери скользнули в стороны, глазам стало больно от голубого сияния льда. Это и был Ледовый Дворец — вырубленный во льду длинный полукруглый туннель со множеством ниш, каждую из которых украшала ледяная скульптура. Далеко впереди Осборн увидел американских туристов, среди которых была и Конни, — они бродили по залу, очарованные скульптурами: людей, животных, автомобиля в натуральную величину и даже бара, со стульями, столами и допотопным бочонком виски.
Поколебавшись, Осборн вышел из лифта и устремил-, ся вперед по туннелю, стараясь слиться с толпой и выглядеть, как все. Он всматривался в лица и корил себя за то, что не прибился вовремя к компании американцев. Он прикоснулся рукой к стене коридора, словно сомневаясь, что она изо льда, и ожидая ощутить пальцами тепло пластмассы. Но это был лед. Ледяными был и пол, и потолок туннеля. Осборн снова подумал, что нет на земле лучшего места для экспериментальной хирургии при низких температурах.
Но где же это место? Ведь Юнгфрауйох такой маленький. Для проведения операций, особенно таких сложных, необходимо большое пространство. Для хранения оборудования, стерилизации, операционных, палат интенсивной терапии... А комнаты для персонала? Где, где все это могло размещаться?
Конни говорила, что единственное место, закрытое для посещений, — метеостанция.
Неподалеку фотограф снимал группу подростков на фоне ледяного туннеля; рядом стояла девушка — швейцарский экскурсовод. Осборн спросил у нее, как пройти на метеостанцию. Это наверху, объяснила она, около ресторана и открытой террасы. Но станция сейчас закрыта из-за пожара.
— Пожара?
— Да, сэр.
— А когда это произошло?
— Прошлой ночью, сэр.
Прошлой ночью! Как и в Шарлоттенбурге!
— Спасибо, — сказал Осборн.
Если, конечно, это не совпадение, то здесь случилось то же, что и там. И все, что было разрушено там, сгорело и здесь. Но фон Хольден, видимо, не знал этого, иначе не приехал бы сюда — разве что у него назначена здесь встреча?
Внезапно что-то заставило Осборна поднять взгляд.
Фон Хольден и Вера стояли в конце коридора; казалось, их окружает зловещий голубоватый ореол ледяного сияния. Только миг они смотрели на него, затем резко повернулись, шагнули в проем и исчезли.
Сердце Осборна забилось со страшной силой.
Он снова спросил экскурсовода:
— А что там? — Он указал туда, где только что стояли Вера и фон Хольден. — Куда ведет этот проход?
— Наружу — к лыжной школе и площадке для катания на собачьих упряжках. Но сейчас там все закрыто.
— Спасибо, — едва смог прошептать Осборн.
Ноги его словно вмерзли в лед — он не в силах был пошевелиться. Рука легла на рукоятку револьвера. Ледяные стены отливали синевой. Изо рта шел пар. Осборн вцепился в перила и медленно двинулся вперед, к тому повороту, за которым скрылись Вера и фон Хольден.
Туннель, куда они свернули, был пуст; в конце него виднелась дверь с висящими над ней указателями: «Лыжная школа» и «Катание на собачьих упряжках».
«Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой? Да, ты этого хочешь. Через эту дверь. Наружу. Один. Подальше от людей. — Мысли Осборна беспорядочно мчались, обгоняя друг друга. — Ну что ж, Пол Осборн, иди. Стоит тебе выйти в эту дверь, и он убьет тебя. Назад ты уже не вернешься. А фон Хольден швырнет твои жалкие останки в пропасть, в глубокое ущелье, где их не найдут до весны. Или вообще никогда не найдут».
* * *
— Что вы делаете? Куда вы меня ведете?Фон Хольден и Вера вошли в крошечную ледовую клетушку, расположенную в узком проходе — ответвлении главного коридора. Фон Хольден крепко держал Веру за локоть, идя по проходу, и остановил ее в тот момент, когда появился Осборн. Фон Хольден намеренно выжидал и, почувствовав, что Вера готова крикнуть, позвать на помощь, круто повернул ее и увлек назад, в боковой туннель, а затем — в клетушку.
— Это был поджог. Они здесь. Они поджидают нас. Охотятся на вас и на документы, которые я привез.
— Но Пол...
— Возможно, он — один из них.
— Нет... Никогда! Он выжил, уцелел...
— Да что вы говорите!
— Он, должно быть... — Вера вдруг осеклась. Она отчетливо вспомнила лица тех людей, которые представились полицейскими из Франкфурта, за миг до того, как фон Хольден застрелил их. «Где женщина-полицейский?» — спросил один из них. «Не было времени», — ответил фон Хольден. Только теперь Вера поняла, что они имели в виду. Их интересовала не какая-то другая арестантка, а соблюдение процедуры1. Мужчина-детектив не имеет права везти в закрытом купе арестованную без сопровождения женщины — сотрудницы полиции!
— Мы должны выяснить об Осборне все, иначе нам обоим не выйти отсюда живыми.
Фон Хольден, улыбаясь, приблизился к Вере; в воздухе повисло облачко от его дыхания. Правая рука, — на поясе, за левым плечом — нейлоновый рюкзак. Он спокоен, нетороплив, уверен в себе — как в поезде с теми людьми. Как и Авриль Рокар за миг до расстрела французских агентов.
Только сейчас Вера поняла, что тревожило и мучило ее всю дорогу из Интерлакена, — до этого она была слишком взволнована и подавлена, чтобы сопоставлять факты.
Да, фон Хольден знал верные ответы на все вопросы — но по другой причине. Те люди в поезде были полицейскими. Нацистские убийцы — не они, а фон Хольден.
Глава 146
Осборн пробежал по узкому туннелю назад. В дальнем конце Ледового Дворца американские туристы садились в лифт. Он догнал их, когда двери уже закрывались, просунул руку в щель и втиснулся в переполненную кабину.
— Извините...
Двери закрылись; лифт пополз вверх. Что делать дальше? Осборн слышал, как кровь бьется у него в висках, будто стучит молоток. Лифт остановился перед входом в огромный ресторан. Осборн вышел первым, но затем отстал и снова смешался с толпой. За окнами стемнело; виднелись лишь заснеженные пики гор над ледником Алеч и сгущающиеся грозовые облака.
— Что поделываешь? — раздался за спиной голос Конни.
Осборн повернулся к ней и внезапно вздрогнул — от резкого порыва ветра зазвенели оконные стекла.
— Что делаю? — Осборн нервно разглядывал зал, двигаясь вслед за очередью к кассе. — Думаю... думаю, не взять ли чашечку кофе.
— Что случилось?
— Ничего. А что должно было случиться?
— У тебя, похоже, проблемы? За тобой что, гонится полиция?
— Нет.
— Ты уверен?
— Вполне.
— Тогда чего ты дергаешься?
Они уже стояли у самого прилавка. Осборн огляделся. Туристы усаживались за два сдвинутых стола. Американская семья, которую он видел в сувенирном магазинчике, сидела за другим столом. Отец показал в сторону туалета, и мальчик в курточке «Чикаго Буллз» направился туда. За столиком у двери оживленно болтали два молодых человека, пуская вверх сигаретный дым.
— Сядь со мной рядом и выпей это, — потребовала Конни, ведя Осборна от кассы к свободному столику.
— Что это? — Осборн взглянул на бокал, который Конни поставила перед ним.
— Кофе с коньяком. А теперь будь хорошим мальчиком и выпей это.
Осборн посмотрел на нее, поднял бокал и сделал глоток. Как быть? Они здесь — в здании или где-то рядом снаружи. Я не пошел за ними, значит, они придут за мной.
— Вы доктор Осборн?
Осборн поднял глаза. Перед ним стоял мальчик в «Чикаго Буллз».
— Да.
— Один человек велел передать вам, что ждет вас на улице.
— Кто? — нахмурившись, спросила Конни.
— У собачьих вольеров.
— Клиффорд, что это ты делаешь? Ты, кажется, собирался в туалет? — Отец мальчика подошел к нему и взял за руку. — Извините, — обратился он к Осборну и, уводя сына, продолжал отчитывать его: — Ты зачем пристаешь к людям?
Осборн вновь увидел своего отца на тротуаре — ужас в его глазах, руку, протянутую к нему.
Он вскочил из-за стола и, не глядя на Конни, направился к двери.
— Извините...
Двери закрылись; лифт пополз вверх. Что делать дальше? Осборн слышал, как кровь бьется у него в висках, будто стучит молоток. Лифт остановился перед входом в огромный ресторан. Осборн вышел первым, но затем отстал и снова смешался с толпой. За окнами стемнело; виднелись лишь заснеженные пики гор над ледником Алеч и сгущающиеся грозовые облака.
— Что поделываешь? — раздался за спиной голос Конни.
Осборн повернулся к ней и внезапно вздрогнул — от резкого порыва ветра зазвенели оконные стекла.
— Что делаю? — Осборн нервно разглядывал зал, двигаясь вслед за очередью к кассе. — Думаю... думаю, не взять ли чашечку кофе.
— Что случилось?
— Ничего. А что должно было случиться?
— У тебя, похоже, проблемы? За тобой что, гонится полиция?
— Нет.
— Ты уверен?
— Вполне.
— Тогда чего ты дергаешься?
Они уже стояли у самого прилавка. Осборн огляделся. Туристы усаживались за два сдвинутых стола. Американская семья, которую он видел в сувенирном магазинчике, сидела за другим столом. Отец показал в сторону туалета, и мальчик в курточке «Чикаго Буллз» направился туда. За столиком у двери оживленно болтали два молодых человека, пуская вверх сигаретный дым.
— Сядь со мной рядом и выпей это, — потребовала Конни, ведя Осборна от кассы к свободному столику.
— Что это? — Осборн взглянул на бокал, который Конни поставила перед ним.
— Кофе с коньяком. А теперь будь хорошим мальчиком и выпей это.
Осборн посмотрел на нее, поднял бокал и сделал глоток. Как быть? Они здесь — в здании или где-то рядом снаружи. Я не пошел за ними, значит, они придут за мной.
— Вы доктор Осборн?
Осборн поднял глаза. Перед ним стоял мальчик в «Чикаго Буллз».
— Да.
— Один человек велел передать вам, что ждет вас на улице.
— Кто? — нахмурившись, спросила Конни.
— У собачьих вольеров.
— Клиффорд, что это ты делаешь? Ты, кажется, собирался в туалет? — Отец мальчика подошел к нему и взял за руку. — Извините, — обратился он к Осборну и, уводя сына, продолжал отчитывать его: — Ты зачем пристаешь к людям?
Осборн вновь увидел своего отца на тротуаре — ужас в его глазах, руку, протянутую к нему.
Он вскочил из-за стола и, не глядя на Конни, направился к двери.
Глава 147
Фон Хольден залёг в сугробе, неподалеку от пустых вольеров, где днем держали упряжных собак. Черный рюкзак лежал рядом. В руках фон Хольден сжимал девятимиллиметровый автоматический пистолет «скорпион» — легкий, удобный, с тридцатидвухзарядным магазином и глушителем. Он был уверен, что Осборн вооружен, как и той ночью в Тиргартене. Неизвестно, насколько метко стреляет Осборн, но это и не важно: на этот раз фон Хольден не даст ему шанса.
В пятидесяти футах между фон Хольденом и входом в лыжную школу стояла в темноте Вера, прикованная наручниками к перилам, идущими вдоль скользкой тропинки. Она может плакать, кричать — все, что угодно. Вечер, темно, здание далеко, ресторан закрывается, и единственным, кто услышит и увидит ее, будет, когда выйдет, Осборн. Фон Хольден должен заполучить обоих в темноте, за вольерами, где будет удобней всего избавиться от них. Вот почему он оставил там Веру, которая исправно играла предназначенную ей роль; только теперь, кроме заложницы, она стала еще и приманкой.
За спиной у Веры, в сорока ярдах от нее, в конце туннеля Ледового Дворца открылась дверь лыжной школы, и в луче света показалась одинокая фигура. Блеснули сосульки над входом, затем дверь закрылась. Черный силуэт был ясно виден на фоне снега. Мгновение спустя человек шагнул вперед.
Вера видела, как приближается Осборн; глядя прямо перед собой, он шел по следу, проложенному днем мотосанями. Вера понимала, что сейчас Осборн особенно уязвим, потому что глаза его еще не привыкли к темноте. Оглянувшись, она увидела, как фон Хольден поднял рюкзак на плечо, шагнул назад и скрылся из виду.
Он привел ее сюда из Ледового Дворца через вентиляционную шахту, не сказав ни слова, приковал к перилам и ушел. Он тщательно продумывал каждый свой шаг. Не зная его планов, Вера была убеждена, что Пол идет прямо в расставленные сети.
— Пол! — Отчаянный крик Веры прорезал вечернюю тишину. — Он подстерегает тебя! Вернись! Вызови полицию!
Осборн остановился и посмотрел в ее сторону.
— Пол, не ходи туда! Он убьет тебя!
Осборн заколебался, затем метнулся в сторону и исчез. Вера посмотрела туда, где скрылся фон Хольден, но ничего не увидела, заметив только, что пошел снег. Было так тихо, что Вера слышала лишь собственное дыхание. И вдруг к ее виску прикоснулась холодная сталь.
— Не двигайся! Не дыши! — Осборн все сильнее нажимал на ее висок дулом револьвера, вглядываясь в темноту. Потом наконец заметил устремленные на него глаза Веры. — Где он? — прошипел Осборн. Взгляд его горел ненавистью.
— Пол! — снова крикнула она. — Боже мой, что с тобой?
— Я спрашиваю, где он?
О Господи, только не это! Вера вдруг поняла. Пол решил, что она — одна из них. Что она член Организации.
— Пол, — быстро заговорила Вера, — фон Хольден забрал меня из тюрьмы. Сказал, что он из федеральной полиции, что везет меня к тебе!
Осборн опустил револьвер, пристально вглядываясь в темноту. Внезапно раздался треск, похожий на выстрел из винтовки, и деревянный поручень раскололся надвое, освободив Веру; только запястья ее были по-прежнему скованы впереди наручниками.
— Вперед! — сказал Осборн, подталкивая Веру к вольерам.
— Пол, пожалуйста...
Осборн не слушал ее. Впереди была закрытая лыжная школа, дальше — деревянно-проволочные вольеры, а прямо за ними какое-то слабое голубоватое свечение озаряло падающий снег. Осборн схватил Веру за плечо и резко обернулся. Сзади не было ни души.
— Этот свет — откуда он?
— Это... это — вентиляционная шахта. Туннель. По нему мы вышли из Ледового Дворца.
— Он там? — Осборн повернул Веру лицом к себе. — Отвечай, быстро! Да или нет?
Сейчас, глядя на Веру, Осборн думал только о том, что когда-то он верил этой женщине, а она предала его.
— Не знаю... — прошептала Вера, цепенея от ужаса. В шахте столько поворотов и изгибов; если фон Хольден там, значит, притаился в засаде. Стоит войти в туннель следом за ним — и все кончено.
Осборн еще раз быстро оглянулся и подтолкнул Веру к голубоватому световому пятну. Слышен был только скрип снега у них под ногами и легкое дуновение ветра. Через несколько секунд они остановились у вольеров, совсем близко к свету.
— Он ведь не в туннеле, не так ли, Вера? Он в темноте, ждет, пока ты выведешь меня на свет — как мишень в тире. Ты даже не рискуешь — он ведь спецназовец, снайпер.
Как он не понимает, что случилось с ней, почему ей не верит?!
— О Господи, Пол! Да послушай же...
Вера повернулась, чтобы взглянуть в глаза Осборна, и вдруг осеклась. В снегу, прямо перед ними, освещенная голубоватым сиянием, протянулась цепочка следов. Осборн тоже увидел эти следы, присыпанные свежим снегом, они вели прямо в туннель. Фон Хольден был здесь несколько секунд назад.
Осборн внезапно толкнул Веру в сторону, в тень вольеров, и, обернувшись, стал рассматривать следы.
Вера видела, как мучительно трудно ему принять решение. Он думает только о фон Хольдене и ни о чем другом и совершает ошибку за ошибкой. Еще один неверный шаг — и фон Хольден убьет их обоих.
— Пол! — звонким, дрожащим голосом воскликнула Вера. — Посмотри на меня!
Мгновение показалось вечностью. Мягко и бесшумно падал снег. Наконец Осборн медленно обернулся. Несмотря на холод лицо его заливал пот.
— Пожалуйста, выслушай меня, — сказала Вера. — Сейчас не важно, как и почему ты заподозрил меня. Я не имею и никогда не имела ничего общего ни с фон Хольденом, ни с Организацией. Сейчас настал миг, когда ты должен, просто обязан поверить в это и довериться мне. Знай: то, что у нас с тобой, — это и есть жизнь и это важней всего, понимаешь, всего... — Голос ее дрогнул.
Осборн смотрел на Веру. Она что-то приоткрыла в его душе, то, о чем он давно забыл. Ответить «нет» было просто. Очень просто. «Да» — означало бы полное доверие, вопреки всему, что он знает и знал. Поверить — значит забыть о себе, об отце, обо всем. Все отторгнуть. Стереть из памяти. И сказать: я верю тебе и в мою любовь к тебе; и если ради этой веры я должен умереть — я умру.
Доверие должно быть полным. Безграничным.
Вера смотрела на него. Она ждала. За ее спиной сквозь снегопад светились окна ресторана. Сейчас все зависело только от Осборна. От его выбора.
Медленно, очень медленно он поднял руку и прикоснулся к ее щеке.
— Все хорошо, — сказал он. — Все хорошо.
В пятидесяти футах между фон Хольденом и входом в лыжную школу стояла в темноте Вера, прикованная наручниками к перилам, идущими вдоль скользкой тропинки. Она может плакать, кричать — все, что угодно. Вечер, темно, здание далеко, ресторан закрывается, и единственным, кто услышит и увидит ее, будет, когда выйдет, Осборн. Фон Хольден должен заполучить обоих в темноте, за вольерами, где будет удобней всего избавиться от них. Вот почему он оставил там Веру, которая исправно играла предназначенную ей роль; только теперь, кроме заложницы, она стала еще и приманкой.
За спиной у Веры, в сорока ярдах от нее, в конце туннеля Ледового Дворца открылась дверь лыжной школы, и в луче света показалась одинокая фигура. Блеснули сосульки над входом, затем дверь закрылась. Черный силуэт был ясно виден на фоне снега. Мгновение спустя человек шагнул вперед.
Вера видела, как приближается Осборн; глядя прямо перед собой, он шел по следу, проложенному днем мотосанями. Вера понимала, что сейчас Осборн особенно уязвим, потому что глаза его еще не привыкли к темноте. Оглянувшись, она увидела, как фон Хольден поднял рюкзак на плечо, шагнул назад и скрылся из виду.
Он привел ее сюда из Ледового Дворца через вентиляционную шахту, не сказав ни слова, приковал к перилам и ушел. Он тщательно продумывал каждый свой шаг. Не зная его планов, Вера была убеждена, что Пол идет прямо в расставленные сети.
— Пол! — Отчаянный крик Веры прорезал вечернюю тишину. — Он подстерегает тебя! Вернись! Вызови полицию!
Осборн остановился и посмотрел в ее сторону.
— Пол, не ходи туда! Он убьет тебя!
Осборн заколебался, затем метнулся в сторону и исчез. Вера посмотрела туда, где скрылся фон Хольден, но ничего не увидела, заметив только, что пошел снег. Было так тихо, что Вера слышала лишь собственное дыхание. И вдруг к ее виску прикоснулась холодная сталь.
— Не двигайся! Не дыши! — Осборн все сильнее нажимал на ее висок дулом револьвера, вглядываясь в темноту. Потом наконец заметил устремленные на него глаза Веры. — Где он? — прошипел Осборн. Взгляд его горел ненавистью.
— Пол! — снова крикнула она. — Боже мой, что с тобой?
— Я спрашиваю, где он?
О Господи, только не это! Вера вдруг поняла. Пол решил, что она — одна из них. Что она член Организации.
— Пол, — быстро заговорила Вера, — фон Хольден забрал меня из тюрьмы. Сказал, что он из федеральной полиции, что везет меня к тебе!
Осборн опустил револьвер, пристально вглядываясь в темноту. Внезапно раздался треск, похожий на выстрел из винтовки, и деревянный поручень раскололся надвое, освободив Веру; только запястья ее были по-прежнему скованы впереди наручниками.
— Вперед! — сказал Осборн, подталкивая Веру к вольерам.
— Пол, пожалуйста...
Осборн не слушал ее. Впереди была закрытая лыжная школа, дальше — деревянно-проволочные вольеры, а прямо за ними какое-то слабое голубоватое свечение озаряло падающий снег. Осборн схватил Веру за плечо и резко обернулся. Сзади не было ни души.
— Этот свет — откуда он?
— Это... это — вентиляционная шахта. Туннель. По нему мы вышли из Ледового Дворца.
— Он там? — Осборн повернул Веру лицом к себе. — Отвечай, быстро! Да или нет?
Сейчас, глядя на Веру, Осборн думал только о том, что когда-то он верил этой женщине, а она предала его.
— Не знаю... — прошептала Вера, цепенея от ужаса. В шахте столько поворотов и изгибов; если фон Хольден там, значит, притаился в засаде. Стоит войти в туннель следом за ним — и все кончено.
Осборн еще раз быстро оглянулся и подтолкнул Веру к голубоватому световому пятну. Слышен был только скрип снега у них под ногами и легкое дуновение ветра. Через несколько секунд они остановились у вольеров, совсем близко к свету.
— Он ведь не в туннеле, не так ли, Вера? Он в темноте, ждет, пока ты выведешь меня на свет — как мишень в тире. Ты даже не рискуешь — он ведь спецназовец, снайпер.
Как он не понимает, что случилось с ней, почему ей не верит?!
— О Господи, Пол! Да послушай же...
Вера повернулась, чтобы взглянуть в глаза Осборна, и вдруг осеклась. В снегу, прямо перед ними, освещенная голубоватым сиянием, протянулась цепочка следов. Осборн тоже увидел эти следы, присыпанные свежим снегом, они вели прямо в туннель. Фон Хольден был здесь несколько секунд назад.
Осборн внезапно толкнул Веру в сторону, в тень вольеров, и, обернувшись, стал рассматривать следы.
Вера видела, как мучительно трудно ему принять решение. Он думает только о фон Хольдене и ни о чем другом и совершает ошибку за ошибкой. Еще один неверный шаг — и фон Хольден убьет их обоих.
— Пол! — звонким, дрожащим голосом воскликнула Вера. — Посмотри на меня!
Мгновение показалось вечностью. Мягко и бесшумно падал снег. Наконец Осборн медленно обернулся. Несмотря на холод лицо его заливал пот.
— Пожалуйста, выслушай меня, — сказала Вера. — Сейчас не важно, как и почему ты заподозрил меня. Я не имею и никогда не имела ничего общего ни с фон Хольденом, ни с Организацией. Сейчас настал миг, когда ты должен, просто обязан поверить в это и довериться мне. Знай: то, что у нас с тобой, — это и есть жизнь и это важней всего, понимаешь, всего... — Голос ее дрогнул.
Осборн смотрел на Веру. Она что-то приоткрыла в его душе, то, о чем он давно забыл. Ответить «нет» было просто. Очень просто. «Да» — означало бы полное доверие, вопреки всему, что он знает и знал. Поверить — значит забыть о себе, об отце, обо всем. Все отторгнуть. Стереть из памяти. И сказать: я верю тебе и в мою любовь к тебе; и если ради этой веры я должен умереть — я умру.
Доверие должно быть полным. Безграничным.
Вера смотрела на него. Она ждала. За ее спиной сквозь снегопад светились окна ресторана. Сейчас все зависело только от Осборна. От его выбора.
Медленно, очень медленно он поднял руку и прикоснулся к ее щеке.
— Все хорошо, — сказал он. — Все хорошо.
Глава 148
Фон Хольден приподнялся на локтях и продвинулся на несколько дюймов. Да где же они? Они подошли было к самой кромке светового круга — и вдруг исчезли из виду.
Все казалось так просто. Он испытывал Осборна, показавшись с Верой в туннеле Ледового Дворца. Если бы Осборн пошел за ними, фон Хольден, заманив его в боковой проход, мог бы спокойно убить его. Но Осборн за ними не пошел. И тогда фон Хольден использовал Веру как приманку. Осборн видел, как фон Хольден с Верой вместе садились на поезд в Берне, а перед этим он видел Веру, когда ее арестовала в Берлине немецкая полиция. Он, конечно же, решил, что Вера и фон Хольден — сообщники. Поэтому Осборн, взбешенный предательством Веры, отыщет ее и, не слушая ни объяснений, ни оправданий, заставит вести его к фон Хольдену.
Резкий порыв ветра погнал поземку. Ветер. Как же фон Хольден ненавидел ветер! Еще больше, чем снегопад. Подняв голову, он увидел, как с запада набегают тучи. Становилось все холодней. Он мог убить их гораздо раньше, когда они только направились к лыжной школе, но избавиться от двух трупов поблизости от ресторана было рискованно, а главное, могло помешать его миссии. Вентиляционный туннель располагался далеко, ярдах в восьмидесяти от здания, в темноте. И Осборн как миленький пойдет по его следам. Два выстрела с интервалом в секунду не услышит никто. Затем фон Хольден оттащит их тела за вольеры, к крутым обрывам, и сбросит в черную бездну. Сначала Осборна, а потом...
— Фон Хольден! — донесся из темноты голос Осборна. — Вера пошла звонить в полицию. Я думаю, тебе интересно об этом узнать.
Фон Хольден вздрогнул, отполз назад и спрятался за скалой. Все против него! Но даже если это правда, полиция прибудет не раньше чем через час. Сейчас нужно забыть обо всем ради главной цели.
Прямо перед ним, как страж-призрак, возвышался на две тысячи футов пик Юнгфрау. Справа, примерно в сотне ярдов от фон Хольдена и на сорок футов ниже него, вдоль склона скалы, на которой был построен Юнгфрауйох, тянулась каменистая тропа. Пройдя ее почти до конца, он выйдет к запасной вентиляционной шахте, спрятанной в скале. Ее соорудили в 1944 году, когда под метеостанцией внутри ледника конструировалась тайная система туннелей и лифтов. Если он успеет добраться туда раньше полиции, то сможет надежно укрыться. На неделю, на две. Если будет необходимо, то и дольше.
Все казалось так просто. Он испытывал Осборна, показавшись с Верой в туннеле Ледового Дворца. Если бы Осборн пошел за ними, фон Хольден, заманив его в боковой проход, мог бы спокойно убить его. Но Осборн за ними не пошел. И тогда фон Хольден использовал Веру как приманку. Осборн видел, как фон Хольден с Верой вместе садились на поезд в Берне, а перед этим он видел Веру, когда ее арестовала в Берлине немецкая полиция. Он, конечно же, решил, что Вера и фон Хольден — сообщники. Поэтому Осборн, взбешенный предательством Веры, отыщет ее и, не слушая ни объяснений, ни оправданий, заставит вести его к фон Хольдену.
Резкий порыв ветра погнал поземку. Ветер. Как же фон Хольден ненавидел ветер! Еще больше, чем снегопад. Подняв голову, он увидел, как с запада набегают тучи. Становилось все холодней. Он мог убить их гораздо раньше, когда они только направились к лыжной школе, но избавиться от двух трупов поблизости от ресторана было рискованно, а главное, могло помешать его миссии. Вентиляционный туннель располагался далеко, ярдах в восьмидесяти от здания, в темноте. И Осборн как миленький пойдет по его следам. Два выстрела с интервалом в секунду не услышит никто. Затем фон Хольден оттащит их тела за вольеры, к крутым обрывам, и сбросит в черную бездну. Сначала Осборна, а потом...
— Фон Хольден! — донесся из темноты голос Осборна. — Вера пошла звонить в полицию. Я думаю, тебе интересно об этом узнать.
Фон Хольден вздрогнул, отполз назад и спрятался за скалой. Все против него! Но даже если это правда, полиция прибудет не раньше чем через час. Сейчас нужно забыть обо всем ради главной цели.
Прямо перед ним, как страж-призрак, возвышался на две тысячи футов пик Юнгфрау. Справа, примерно в сотне ярдов от фон Хольдена и на сорок футов ниже него, вдоль склона скалы, на которой был построен Юнгфрауйох, тянулась каменистая тропа. Пройдя ее почти до конца, он выйдет к запасной вентиляционной шахте, спрятанной в скале. Ее соорудили в 1944 году, когда под метеостанцией внутри ледника конструировалась тайная система туннелей и лифтов. Если он успеет добраться туда раньше полиции, то сможет надежно укрыться. На неделю, на две. Если будет необходимо, то и дольше.
Глава 149
Осборн присел на корточки недалеко от вольера и прислушался. Он услышал свист усиливающегося ветра. В Берлине, прежде чем отправиться с Маквеем, он переобулся в черные высокие ботинки «Рибок». На нем были только рубашка и костюм — это на высоте одиннадцать футов, ночью, в метель.
Невероятно, но гнев и подозрения Осборна улетучились в один миг. Все было так, как сказала Вера, как говорили ее глаза, и он снова смог стать самим собой.
Сомнений тоже не было. Осборн помнил, как прижал Веру к себе и как они оба заплакали, поняв, что случилось, и ужаснувшись тому, что могло случиться. Он велел Вере идти назад.
Вера казалась ошеломленной. Они вернутся вместе! Фон Хольден не посмеет пойти за ними туда, где светло и людно.
— А если посмеет? — спросил Осборн. И он был прав. Фон Хольден способен на все.
— Там есть одна американка, блондинка, — сказал Осборн Вере. — Она ждет обратного поезда. Ее зовут Конни. Она хороший человек. Поезжай с ней в Кляйне-Шайдегг и вызови швейцарскую полицию. Пусть они свяжутся с детективом Реммером из немецкой федеральной полиции в Бад-Годесберге.
Осборн вспомнил молящий взгляд Веры. Он оставался не только, чтобы защитить ее, но и из-за себя, из-за отца. Поэтому он преследовал фон Хольдена, поэтому искал в Париже Альберта Мерримэна, поэтому приехал с Маквеем в Берлин. И он не вернется, пока не узнает правды.
Вера крепко поцеловала его и повернулась, чтобы уйти, но он задержал ее еще на минутку и спросил, не знает ли она, что фон Хольден везет из Берлина в черном рюкзаке.
— Он сказал, что там документы, разоблачающие тайную неонацистскую организацию. Но я уверена, что это не так.
Осборн следил, как Вера, стараясь держаться в тени, шла к зданию, где было тепло и безопасно. Через несколько секунд он увидел полосу света — дверь открылась, Вера вошла, и полоса света исчезла. Мысли его вернулись к содержимому рюкзака фон Хольдена. Там, без сомнения, были документы, но касались они не неонацистского движения, а криохирургии. Отчеты, описания операций. Режим замораживания и оттаивания, программное обеспечение для компьютеров, чертежи инструментов — может, даже скальпеля, изобретенного его отцом. Эти документы уникальны, поэтому фон Хольден и захватил их. Несмотря на все зло, которым чревата новая область хирургии, для медицинского мира это настоящее открытие, поэтому все записи необходимо сохранить.
Внезапно Осборн понял, что непростительно ослабил внимание, а ведь фон Хольден наверняка не спускает с него глаз. Он поспешно осмотрелся, но ничего не заметил. Проверив револьвер, он сунул его за пояс и опять повернулся к зданию. Вера, должно быть, уже там и ищет Конни.
Он встал на ноги и прошел вдоль стены вольера, чтобы увидеть свет из туннеля. Осборн не сомневался: следы — всего лишь ловкий трюк, приманка, рассчитанная на то, что он обнаружит себя, выйдя на свет. Фон Хольден специально прошел к туннелю, но не спускался в него — там было слишком тесно и его могли схватить, если бы кто-то проник туда с другой стороны.
Справа от Осборна возвышался Юнгфрау; слева был спуск, который чуть ниже переходил в равнину. Осборн подышал на руки и двинулся налево, решив, что это единственный путь, по которому мог пойти фон Хольден.
Стремление во что бы то ни стало добраться до лифтов и мысль о том, что он — солдат, исполняющий свой долг, воодушевляли фон Хольдена, когда он скользил по каменистой тропе. Он доберется до шахты и проникнет в нее, а следы его заметет снегом. Снегопад, порывистый ветер и холод мешают не только ему, но и Осборну. Возможно, Осборну даже больше, потому что ему труднее выжить в горах, чем фон Хольдену.
Теперь все зависело от самого фон Хольдена, Осборна и времени.
Невероятно, но гнев и подозрения Осборна улетучились в один миг. Все было так, как сказала Вера, как говорили ее глаза, и он снова смог стать самим собой.
Сомнений тоже не было. Осборн помнил, как прижал Веру к себе и как они оба заплакали, поняв, что случилось, и ужаснувшись тому, что могло случиться. Он велел Вере идти назад.
Вера казалась ошеломленной. Они вернутся вместе! Фон Хольден не посмеет пойти за ними туда, где светло и людно.
— А если посмеет? — спросил Осборн. И он был прав. Фон Хольден способен на все.
— Там есть одна американка, блондинка, — сказал Осборн Вере. — Она ждет обратного поезда. Ее зовут Конни. Она хороший человек. Поезжай с ней в Кляйне-Шайдегг и вызови швейцарскую полицию. Пусть они свяжутся с детективом Реммером из немецкой федеральной полиции в Бад-Годесберге.
Осборн вспомнил молящий взгляд Веры. Он оставался не только, чтобы защитить ее, но и из-за себя, из-за отца. Поэтому он преследовал фон Хольдена, поэтому искал в Париже Альберта Мерримэна, поэтому приехал с Маквеем в Берлин. И он не вернется, пока не узнает правды.
Вера крепко поцеловала его и повернулась, чтобы уйти, но он задержал ее еще на минутку и спросил, не знает ли она, что фон Хольден везет из Берлина в черном рюкзаке.
— Он сказал, что там документы, разоблачающие тайную неонацистскую организацию. Но я уверена, что это не так.
Осборн следил, как Вера, стараясь держаться в тени, шла к зданию, где было тепло и безопасно. Через несколько секунд он увидел полосу света — дверь открылась, Вера вошла, и полоса света исчезла. Мысли его вернулись к содержимому рюкзака фон Хольдена. Там, без сомнения, были документы, но касались они не неонацистского движения, а криохирургии. Отчеты, описания операций. Режим замораживания и оттаивания, программное обеспечение для компьютеров, чертежи инструментов — может, даже скальпеля, изобретенного его отцом. Эти документы уникальны, поэтому фон Хольден и захватил их. Несмотря на все зло, которым чревата новая область хирургии, для медицинского мира это настоящее открытие, поэтому все записи необходимо сохранить.
Внезапно Осборн понял, что непростительно ослабил внимание, а ведь фон Хольден наверняка не спускает с него глаз. Он поспешно осмотрелся, но ничего не заметил. Проверив револьвер, он сунул его за пояс и опять повернулся к зданию. Вера, должно быть, уже там и ищет Конни.
Он встал на ноги и прошел вдоль стены вольера, чтобы увидеть свет из туннеля. Осборн не сомневался: следы — всего лишь ловкий трюк, приманка, рассчитанная на то, что он обнаружит себя, выйдя на свет. Фон Хольден специально прошел к туннелю, но не спускался в него — там было слишком тесно и его могли схватить, если бы кто-то проник туда с другой стороны.
Справа от Осборна возвышался Юнгфрау; слева был спуск, который чуть ниже переходил в равнину. Осборн подышал на руки и двинулся налево, решив, что это единственный путь, по которому мог пойти фон Хольден.
* * *
Фон Хольдена, последнего, кто оставался в живых из верхушки Организации, заботило одно: «Ubermorgen» в рюкзаке за плечами. Вот для такого случая и был предусмотрен Сектор 5, «Entscheidend Verfahren», «Заключительная Операция». Он выжил, и эта миссия возложена на него. «Заключительная Операция» оказалась стократ трудней, чем предполагалось. Может быть, с надеждой думал фон Хольден, худшее уже позади; Не исключено, что нижние лифты уцелели при пожаре — ведь вентиляционная шахта над ними служила вытяжкой.Стремление во что бы то ни стало добраться до лифтов и мысль о том, что он — солдат, исполняющий свой долг, воодушевляли фон Хольдена, когда он скользил по каменистой тропе. Он доберется до шахты и проникнет в нее, а следы его заметет снегом. Снегопад, порывистый ветер и холод мешают не только ему, но и Осборну. Возможно, Осборну даже больше, потому что ему труднее выжить в горах, чем фон Хольдену.
Теперь все зависело от самого фон Хольдена, Осборна и времени.
Глава 150
Тропа резко сворачивала влево, и Осборн двинулся по ней. Он искал на снегу следы фон Хольдена, но они исчезли, хотя снег шел не настолько сильный, чтобы так быстро их занести. В растерянности, боясь, что выбрал неверный путь, Осборн поднялся на вершину холма и остановился. За ним была лишь тьма и снежный вихрь. Он встал на одно колено и осмотрел склон. Под ним, вдоль края скалы, змеилась вниз узкая тропка, но к ней было не спуститься. К тому же неизвестно, пошел ли фон Хольден этой тропой. Таких здесь могли быть десятки.
Осборн поднялся, собираясь повернуть назад, как вдруг заметил свежие следы на тропинке, которая обрывалась у голой скалы. Тот, кто оставил их, должно быть, начал свой путь на несколько сотен ярдов выше. Но чтобы найти это место, потребуется не один час; а к тому времени следы заметет снегом.
Осборн подумал было скатиться вниз. Следы пролегли близко, футах в двадцати, не больше. Но это было опасно. Кругом скалы, лед и снег. Ни стволов, ни корней, ни ветвей — ухватиться не за что. Если катиться слишком быстро, можно на бешеной скорости пролететь тысячи футов и камнем рухнуть в пропасть.
И все же Осборн решил рискнуть. Приглядевшись, он обнаружил торчащие из земли острые каменные выступы, тянущиеся вниз, к тропе. На камнях — толстые сосульки, которые непрерывно таяли и снова замерзали от близости ледника. Они выглядели достаточно прочными, чтобы служить опорой. Тропа была под ним, всего в пятнадцати футах. Осборн стал на четвереньки и пополз вдоль склона. Если сосульки выдержат, он через несколько мгновений окажется на тропе. Дотянувшись до толстой сосульки — три-четыре дюйма в диаметре, — он попробовал ее на прочность. Сосулька выдержала его вес, и он начал спуск. Нащупав ногой выемку во льду, Осборн попытался перенести руку ниже — но она не двигалась: теплая ладонь примерзла к сосульке. Осборн повис, с трудом удерживая равновесие. Освободить руку можно, лишь ободрав кожу. Однако выбора нет. Иначе он погибнет.
Осборн глубоко вздохнул, сосчитал до трех и изо всех сил дернул руку. С адской болью он освободил ладонь, но нога не выдержала тяжести его тела, он рухнул на спину и теперь летел по голому льду, неумолимо набирая скорость.
Осборн в отчаянии пытался затормозить, цепляясь за ледяные сосульки руками, ногами, локтями — но ничего не помогало. Он мчался все быстрей и быстрей — и уже видел впереди черную бездну.
Он судорожно ухватился левой рукой за единственный выступ во льду. Рука соскользнула, но Осборну удалось удержаться всего в нескольких дюймах от края пропасти.
Осборн поднялся, собираясь повернуть назад, как вдруг заметил свежие следы на тропинке, которая обрывалась у голой скалы. Тот, кто оставил их, должно быть, начал свой путь на несколько сотен ярдов выше. Но чтобы найти это место, потребуется не один час; а к тому времени следы заметет снегом.
Осборн подумал было скатиться вниз. Следы пролегли близко, футах в двадцати, не больше. Но это было опасно. Кругом скалы, лед и снег. Ни стволов, ни корней, ни ветвей — ухватиться не за что. Если катиться слишком быстро, можно на бешеной скорости пролететь тысячи футов и камнем рухнуть в пропасть.
И все же Осборн решил рискнуть. Приглядевшись, он обнаружил торчащие из земли острые каменные выступы, тянущиеся вниз, к тропе. На камнях — толстые сосульки, которые непрерывно таяли и снова замерзали от близости ледника. Они выглядели достаточно прочными, чтобы служить опорой. Тропа была под ним, всего в пятнадцати футах. Осборн стал на четвереньки и пополз вдоль склона. Если сосульки выдержат, он через несколько мгновений окажется на тропе. Дотянувшись до толстой сосульки — три-четыре дюйма в диаметре, — он попробовал ее на прочность. Сосулька выдержала его вес, и он начал спуск. Нащупав ногой выемку во льду, Осборн попытался перенести руку ниже — но она не двигалась: теплая ладонь примерзла к сосульке. Осборн повис, с трудом удерживая равновесие. Освободить руку можно, лишь ободрав кожу. Однако выбора нет. Иначе он погибнет.
Осборн глубоко вздохнул, сосчитал до трех и изо всех сил дернул руку. С адской болью он освободил ладонь, но нога не выдержала тяжести его тела, он рухнул на спину и теперь летел по голому льду, неумолимо набирая скорость.
Осборн в отчаянии пытался затормозить, цепляясь за ледяные сосульки руками, ногами, локтями — но ничего не помогало. Он мчался все быстрей и быстрей — и уже видел впереди черную бездну.
Он судорожно ухватился левой рукой за единственный выступ во льду. Рука соскользнула, но Осборну удалось удержаться всего в нескольких дюймах от края пропасти.