Страница:
Он поморщился. Отвратительно, но, с другой стороны, все-таки еда.
Музта натянул поводья, и Джубади тоже остановился, махнув остальным, чтобы продолжали путь. Вся кавалькада продефилировала мимо них: впереди золотые штандарты орды, за знаменосцами барабанщики, сигнальщики, шаманы, слуги, курьеры. Все они вязли в непролазной грязи и ругались.
Показались захваченные знамена скота. На них золотыми нитками были вышиты названия: «7-й Новродский», «44-й Суздальский», «15-й Кевский»; и перечислены сражения — осада Суздаля, освобождение Рима, битва Святого Станислава. Еще на одном — синем с полосами — флаге виднелись какие-то совсем неразборчивые буквы. Но в любом случае не стоило унижаться до того, чтобы разбирать надписи скота.
Музта оглянулся на Джубади, потом снова посмотрел на вытащенные из земли свежие трупы.
— В прошлую войну моим воинам пришлось идти по земле, оставленной скотом, и питаться трупами и сдохшими лошадьми, — сообщил Музта задумчиво.
— К чему сейчас вспоминать об этом? Мы войдем в их город еще до следующего полнолуния.
— Я вижу эту землю, и старые воспоминания возвращаются. Когда-то я ехал здесь со своими сыновьями, за мной шумела моя орда. Я помню их смех, радость, когда звук нарг означал не битву, а всего лишь охоту — никакого риска, возможность поразмяться и мясо к столу.
— Ты же видел, как сегодня утром мы расправились с ними, — сказал Джубади.
— Это было легко. Они совершили ошибку.
— Это всего лишь скот! — выкрикнул Вука, подъезжая поближе. — Я впервые вижу, чтобы они так попались, — заметил Музта.
— Потому что на этот раз они столкнулись с мерками, — заявил Вука.
Музта оглянулся на зан-карта. Джубади укоризненно посмотрел на сына, но ничего не сказал.
— Конечно, — произнес Музта с улыбкой. Хлынул дождь, тяжелые капли смыли грязь с застывших лиц скота, выкопанного из могил.
Джубади посмотрел на трупы.
— Только через восемь или десять дней придет карфагенский скот, и можно будет думать о переправе, — сказал Джубади, ни к кому в частности не обращаясь.
— Пусть работают пленники, которых мы захватили сегодня утром, — рассмеялся Вука.
— Они бесполезны, — ответил Хулагар. — Их меньше сотни, и все они ранены. Они не могли сражаться, и только поэтому мы их захватили.
— Зачем тогда оставлять их в живых? — возмутился Вука.
— Они еще могут пригодиться, — сказал Джубади, чтобы закрыть тему.
Он посмотрел на дорогу. В тумане исчезал последний полк умена Навхаг.
— Передайте в Навхаг, чтобы к рассвету они добрались до реки и постарались переправиться. Может, скот деморализован и мы легко их захватим.
— Сомневаюсь, — обронил Музта.
— На сей раз они будут иметь дело с мерками, — прошипел Вука достаточно громко, чтобы Музта услышал его слова.
Кар-карт тугар повернулся к наследнику мерков.
— Разумеется, — сказал он.
— Дедушка!
Эндрю Готорн выскользнул из объятий матери и через комнату бросился к Калину, едва не сбив его с ног.
Улыбнувшись, Калин поцеловал внука в макушку и тотчас попал в объятия Тани и близнецов.
— Как у тебя дела, доченька? — спросил он, освободившись от цепких двойняшек и крестясь на икону.
Таня улыбнулась и погладила выпуклый живот.
— Еще один просится наружу, — сказала она.
— Этот мальчишка времени зря не теряет, — усмехнулся Калин, а она покраснела и рассмеялась.
— В доме Бог знает что творится! Ну и беспорядок! Таня кинулась к матери, которая в окружении троих бросившихся к ней внуков была похожа на наседку.
— Трое детей, — извиняясь, объяснила Таня. — Разве можно за всем уследить?
— И четвертый на подходе, — с гордостью объявил Калин.
Людмила расцеловала дочь.
— Найми служанку.
— У меня не будет слуг, — твердо сказала Таня. — И у Винсента тоже.
— Слышу речи истинной республиканки, — одобрил ее Калин и сел у окна, наблюдая за семьей, которая наконец-то была в сборе.
— К черту политику! — возмутилась Людмила. — Она дочь президента, жена генерала и посла.
— Вот поэтому у меня и не будет слуг, — заявила Таня. По ее тону было ясно, что эта тема закрыта.
— Воистину она твоя дочь, такая же упрямая, — усмехнулся Калин.
Он откинулся на спинку стула, блаженно вздохнул и положил свой знаменитый цилиндр на стол.
— Дочка, дай чего-нибудь попить.
— Я принесу, — сказала Людмила. — Пойдемте-ка, ангелочки. — И она увела детей в кухню.
— Что привело вас сюда? — спросила Таня. Калин обхватил ее за талию и посадил к себе на колени.
— Я уже большая девочка, папа, — прошептала она смущенно. — Для меня ты всегда останешься моей любимой малышкой, — ответил он, целуя ее в щеку и гладя по голове.
— Вид у тебя измученный. Ты устал? Он молча кивнул.
— Что-то случилось, иначе бы ты не приехал.
— Да, — коротко ответил он.
— Что же?
— Мы потерпели поражение. И потеряли почти целый корпус. — Он замолк, а потом добавил: — И Ганса.
— О Господи!
— Василий Александрович, Борис Иванович, Сергей Сергеевич, Юрий Андреевич, Михаил Эрнестович — все они погибли.
— И Юрий?
Калин кивнул. Таня пыталась сдержать слезы, она могла бы выйти замуж за Юрия, если бы не встретила Винсента.
— Григорий был ранен в голову и умер от раны, Семен потерял руку.
— А Эндрю Кин, Пэт?
— Эндрю выбит из колеи. Видишь ли, моя дорогая, мы, наверное, потеряем наш Суздаль еще до следующего полнолуния. Конечно, мы будем драться до конца, но если волк принялся копать, мышь не уцелеет.
— Поэтому ты здесь, папа?
— Я потом тебе все расскажу. У меня мало времени. Никто не знает, что я здесь. Мне надо встретиться с Марком, у меня для него новости, и он должен услышать их лично, а не по телеграфу.
— Все знают, что что-то случилось. Со вчерашнего дня не поступало никаких сообщений.
Это я приказал, — признался Калин. — Чтобы не началась паника.
— Она почти началась.
— Но ты, моя ягодка, в безопасности. И дети тоже. Она хотела было возразить, думая о Кэтлин, о своих друзьях, но сейчас все было иначе. У нее трое детей и скоро родится четвертый — прежде всего она должна думать об их защите.
Он улыбнулся, полез в нагрудный карман и извлек оттуда маленький сверток. Таня развернула его — там оказался медовый пряник.
— Папа, мне же не восемь лет!
— Тогда просто представь себе, что ты еще маленькая, — предложил он.
Она положила голову ему на плечо.
— Как Винсент?
— По-прежнему, — ответила она. Калин понимающе кивнул.
— Он отдаляется от меня, — вздохнула она.
— Он теперь не так наивен, как прежде.
— Папа, ты знаешь, о чем я говорю. Раньше в нем была доброта, он был готов удивляться и восхищаться каждому творению Перма и Кесуса. Он не умел ненавидеть.
— А теперь умеет, — сказал Калин.
— Да.
— До того как закончится эта война, мы все научимся ненавидеть, — сказал Калин. — Может быть, нам нужна именно ненависть для того, чтобы победить. Кесус велел любить наших врагов. Отец Касмар уверяет, что даже мерки и тугары — его творения.
— И ты этому веришь?
— Трудно верить в такое, если знаешь, что твоих внуков живьем отправят в ямы.
— Не говори этого! — прошептала Таня и перекрестилась. — Самое ужасное, что ненависть сжигает душу Винсента. Дмитрий говорит, что после войны с мерками он стал холодным и безжалостным, с ним почти невозможно говорить.
— А каков он с тобой? Она вымучено улыбнулась:
— Он пытается жить как прежде. Я думаю, внутри он все тот же молодой человек, в которого я влюбилась, и он боится себя — такого, каким он может стать. Но между нами растет стена. Раньше он приходил домой, играл с маленьким Эндрю, качал его и гулял с ним, а теперь, когда — и если — он приходит, то забивается в угол и сидит там один. Он не хочет, чтобы его трогали. И сны, папа. Ему все время снятся ужасные сны. Почти каждую ночь он просыпается в холодном поту, с криком. Я пытаюсь помочь ему, но он не хочет пускать меня в свой мир.
— На него столько всего обрушилось, — мягко объяснил Калин. — И обрушится еще больше, прежде чем закончится война.
Он на секунду задумался.
— Мне нужны люди вроде него. Я бы отлично использовал еще сотню таких.
— Не забывай, что ты говоришь о своем сыне, — напомнила Таня.
Калин потрепал ее по колену.
— «Когда закончится жестокая война» — думаю, это подходящее название для песни.
— А как насчет «Тишины на Потомаке»? — раздался голос.
Они оглянулись и увидели Винсента, входящего в комнату. С его плаща стекали дождевые капли и образовывали лужицу на полу.
— В старом мире это очень известная песня.
— Не стоит над этим смеяться, — сказала Таня, встав с колен отца, чтобы взять у мужа плащ и кепи.
— Вчера утром мы потеряли линию Потомака, — тихо сказал Калин.
Винсент вздрогнул, потом овладел собой.
— Все настолько плохо? Калин кивнул и подошел к окну.
— Поэтому ты здесь?
— Не только.
— Расскажешь остальное? — Винсент вышел на кухню и через минуту вернулся с глиняным кувшином. Усевшись за стол, он налил вина в кружку и предложил Калину, тот отказался.
— Не рановато ли, сынок? Еще утро.
— Я только что услышал о том, что вчера мы проиграли войну, а ты читаешь мне лекцию о вреде пьянства. — Винсент усмехнулся и отпил глоток.
— Через сколько времени будут готовы твои два корпуса?
Винсент покачал головой.
— По крайней мере через месяц, и то едва ли. Думаю, нельзя выпускать на поле боя солдат, в которых не уверен. У нас слишком старое оружие, в основном гладкоствольные ружья, и совсем нет пушек. Если на них бросятся мерки, они разбегутся, и их всех перестреляют по одному. Мне нужно время.
Послышался стук, и Таня пошла открывать дверь.
— Ваше превосходительство. Вошел Марк.
— Строго говоря, я должен был бы ждать вас в зале для приемов, — заметил консул довольно холодно.
Калин встал и протянул ему руку. Марк слегка улыбнулся.
— Но в конце концов, русский живет со мной под одной крышей, так что будем считать, что первый визит вы нанесли именно мне.
— Мне сказали, что вы проводите смотр войск и скоро вернетесь, — произнес Калин извиняющимся тоном. — Я хотел повидаться с дочерью и внуками, раз уж выдалась свободная минутка.
Консул улыбнулся Тане и Людмиле, дети кинулись встретить «дядю Марка», и он обнял их по очереди.
— Полагаю, если вы приехали лично, новости действительно плохие, — сказал Марк, ставя детей, повисших на нем, на пол.
Калин кивнул Тане, и она, забрав малышей, вышла из комнаты.
— Вчера мы потеряли десять тысяч человек, линию Потомака и Ганса Шудера.
Марк ничего не сказал, но налил полную кружку вина и осушил ее тремя глотками. — Через две недели они будут у стен Суздаля, — продолжил Калин ровным тоном.
— А потом?
— До Рима они дойдут к концу лета, — отозвался Винсент.
Марк кивнул.
— Вы поедете со мной в Суздаль — поезд отходит через час. Винсент, ты мне тоже нужен.
— Спасибо за приказ. — Марк со стуком поставил кружку на стол. — Но, возможно, мне следовало бы остаться здесь и начать строить свою линию обороны. Русь станет для нас щитом.
— Я тоже на это надеюсь, но мы хотели бы вас кое о чем попросить, чтобы у нас появился шанс на выживание.
Марк кивнул:
— Что бы это ни было, я обещал вам свою помощь. Мы связаны договором.
Калин откинулся на спинку стула.
— Вам может не понравиться то, что вы услышите. И он начал излагать план.
Эндрю уселся на стуле поудобнее и предложил Юрию налить себе еще водки.
— Значит, он тебя разгромил, — произнес Юрий спокойно.
— Пока да, — отозвался Эндрю, немного задетый бесцеремонностью Юрия.
— Я знал, что так и будет. — Юрий взглянул на бутылку, прежде чем поставить кружку на стол. Он посмотрел на часы, тикающие в углу.
— И почему ты так решил? — спросил Эндрю.
— Он понимает тебя лучше, чем ты его.
— Поэтому, черт побери, ты мне и нужен.
— Я знаю. Эндрю встал.
— Кто ты, дьявол тебя возьми? — воскликнул Эндрю. — Какого черта ты вернулся?
Эндрю стукнул кулаком по столу.
Он слышал, как наверху завозилась Мэдди, раздался тоненький плач. Послышались шаги Кэтлин, и плач смолк.
В глазах Юрия был оттенок боли, когда он смотрел в потолок и прислушивался.
— Прекрасный звук, — прошептал он. — Плач ребенка, проснувшегося посреди ночи и вновь засыпающего в объятиях матери.
Он налил себе еще и вновь осушил кружку.
Эндрю внимательно смотрел на него. На минуту на обычно бесстрастном лице Юрия промелькнули чувства, которые он привык скрывать.
— Полагаю, в их планы входило не только разбить твою армию, но и захватить тебя самого, — наконец произнес Юрий, глядя прямо в глаза Эндрю.
— Зачем?
— Обычно мерки стремятся именно к этому. Вырвать сердце, лишить армию головы — и победа обеспечена. В войне против бантагов они послали полк в тысячу воинов, чтобы захватить кар-карта и убить его.
— Ну, это логично, — ответил Эндрю. Это был вопрос, который он не мог решить для себя. Он знал, что такова европейская традиция ведения войны -хотя в конце концов короли и герцоги поняли, что эта политика ведет к охоте на них самих. Веллингтон однажды сказал, что у джентльменов есть дела и поважнее, чем стрелять друг в друга. Но все равно, это казалось ему немного нелогичным.
— Вспомни, воина у мерков в крови, и каждое действие в ней заранее предопределено. Уверен, что на правом фланге у тебя сражался Вушка.
— Откуда ты знаешь? Юрий улыбнулся.
— Вушке дано право первым вступать в военные действия. Этот клан — старейший во всей орде, и он ревниво оберегает это право. — Но мы уничтожили почти две трети их умена. По-моему, это глупо — тратить элитные войска для лобовой атаки.
— Для них — совсем не глупо. Единственная их ошибка заключается в том, что, когда их души возьмет Буглаа, им нечем будет похвастать…
— Кто? — прервал его Эндрю.
— Буглаа — богиня смерти, которая скачет в ночи и забирает души погибших в битве, а потом относит их на вечные небеса. Но когда она прибудет, никто из них не сможет сказать, что он умер достойно, в честной схватке.
— Потому что мы — скот. Юрий кивнул.
— Шаманы оказались перед дилеммой, — сообщил Юрий с довольным смешком. — Им пришлось объявить, что все вы впали в безумие, в вас вселились злые духи, и поэтому смерть от рук скота тоже достойна.
— Значит, они считают нас злыми духами, — заметил Эндрю.
Юрий снова рассмеялся.
— Но духи скота — слабые. В мире полно духов, добрых и злых. Мерков защищают духи их предков, которые живут в вечном небе и смотрят на них.
— Если наши духи такие слабые, тогда как мы разбили тугар?
— Тугары. Их всегда считали глуповатыми, слишком гордыми. Хотя их поражение привело всех в ужас, в глубине души мерки радовались ему, потому что в нем они видели кару за то, что тугары разбили армию мерков при Орки.
— Говорят, что два умена тугар идут вместе с ордой мерков, — сказал Эндрю.
— Ты хорошо осведомлен.
— Каждый день к нам приходят несколько сотен беженцев из Карфагена. Гамилькар сообщает нам о том, что они рассказывают.
— Я бы на твоем месте был осторожнее.
— Почему?
— Еще один излюбленный прием. Проникнуть в стан врага. Рассказывают, что несколько оборотов назад один из питомцев мерков был продан кар-карту бантагов. Он отравил своего нового хозяина.
— Зачем?
— Ему пообещали, что, если он сумеет это сделать, его семью не отправят на пир полнолуния.
Эндрю зорко посмотрел на Юрия. Тот засмеялся и, опустив глаза, покрутил на пальце кольцо.
— Я рассказал тебе об этом, чтобы показать свою лояльность, хотя на самом деле и меня послали таким образом. Игра внутри игры.
— Я уже слышал об этом от Гамилькара в ту ночь, когда ты появился у нас.
— И он посоветовал отрезать мне язык, засунуть в рот и распять на стене города — так традиционно наказывают тех, кто ел мясо своих соплеменников.
Эндрю промолчал.
— Как мы говорили, тугары идут вместе с мерками. Я когда-то сделал браслет для кар-карта Музты. И даже присутствовал, когда его подносили.
— Музта…
— Ты его знаешь?
— Мы встречались однажды.
«Возможно, мы встретимся снова, Кин», — сказал он тогда. Он отпустил Кэтлин и Винсента — странный, рыцарский поступок. Совершенно непохоже на все то, что Эндрю знал об орде.
— Меня удивляет, что его оставили в живых после поражения и приняли к себе, — задумчиво сказал Эндрю.
— Я слышу в твоем голосе оттенок теплого чувства, — заметил Юрий.
— Скажем так: несмотря ни на что, он оказал мне большую услугу. Эндрю прислушался. Похоже, Кэтлин заснула, уложив Мэдди обратно в колыбельку. Они в безопасности — по крайней мере сейчас.
— Я слышал об этом. Некоторые сочли это признаком слабости. Странно, что его собственные воины не убили его. Каким-то образом он не утратил над ними своей власти. Впрочем, даже таким варварам, как тугары, трудно убить своего кар-карта.
Эндрю заметил, что в голосе Юрия прозвучали нотки превосходства — отношение, перенятое у его прежних хозяев.
— Кар-карт сам ведет войско в атаку? — спросил Эндрю.
— Редко. Он планирует битву, продумывает все детали. Ты видел флаги?
Эндрю кивнул.
— Мы думали, что это сигнальная система.
— Да, и просто удивительная. Синими флагами указывают направление движения. Красные — приказ вступить в бой. Сообщение может за несколько минут облететь всю армию, и оно не привязано к проводам, как у тебя. Вушка проводит первую атаку. Кар-карт остается в центре. Зан-карт, как правило, отправляется на передовую — закалить свой дух и потренироваться.
— Вука? — Да.
— Я слышал, именно из-за него вспыхнуло восстание в Риме.
— Горячая голова. Слишком много суетится и рвется в бой. Хотя на самом деле он — трус. Полная противоположность своему отцу. Джубади умен и дальновиден, он просчитывает все возможности, но в то же время храбр. Он научился всему от своего отца, который погиб при Орки. Такой урок не забывается. Поэтому все хитрости, которые ты придумал, он сумел заранее разгадать. Кампания прошлого года проводилась не только ради победы, но и для того, чтобы изучить тебя.
Даже в случае поражения он приобретал очень ценные сведения о тебе.
Эндрю откинулся на стуле. Правой рукой он поглаживал культю левой.
— Он знает, что ты будешь сражаться до конца. И надеется, что, если он разобьет твою армию здесь, на Руси, Рим снова подчинится его воле и все вернется на круги своя. А когда ситуация окажется безнадежной, он предложит тебе сдаться, поклявшись, что не убьет тебя.
— Значит, он плохо нас знает.
— Ты считаешь, что все почти безнадежно и поражения не избежать. Возможно, ты еще изменишь свое мнение.
«Если они справятся с нами, — подумал Эндрю, — со стороны Марка будет просто глупо не принять предложение. По крайней мере это даст им хоть какую-то надежду».
— А Вука ринется на нас очертя голову.
— Не сам, конечно, но он может послать других, даже не поставив в известность Джубади. Думаю, в глубине души он тебя боится. Ты — выше его понимания, вне традиций и обычаев. Он непредсказуем: хитрый, но в нем нет расчетливости и хладнокровия, присущих его отцу и щитоносцу Тамуке, которому я служил.
Эндрю встал и подошел к окну. Всего десять дней назад он танцевал здесь. Сегодня все опустело и замерло. Кажется, что здесь живут теперь одни духи.
Джубади. Он — враг. Беда в том, что он, Эндрю, слишком долго думал о своих врагах как о безликой орде. Надо лучше знать врага, чтобы победить его.
Он подумал о свертке, который так и остался лежать в углу комнаты. Сейчас самое время, но сначала он должен убедиться.
— Ты часто видел Джубади. — Каждый день с тех пор, как попал в юрту Тамуки. Там, где бронзовый щит Тамуки, там Вука и Джубади. Эндрю кивнул и с холодной расчетливостью спросил:
— Почему ты вернулся?
— У меня была причина, — прошептал Юрий. Он на минуту задумался, потом посмотрел наверх.
— Сколько лет твоему ребенку?
— Что? Почему ты спрашиваешь? — Голос Эндрю был холоден как лед.
— Просто интересно. Интересно, что я был у тебя несколько раз, но ни разу не видел твоего ребенка.
Эндрю почувствовал, как холод сковал его сердце. Он представил себе, как эти руки, руки каннибала, сидевшего за одним столом с мерками, дотрагиваются до его малышки.
Юрий усмехнулся и покачал головой.
— Я понимаю.
Эндрю смущенно отвел взгляд. То, что он чувствует, — неразумно. Этому человеку пришлось сделать то, что он сделал, ради выживания. Жить хочется всегда, даже если живешь в аду.
«Я думал, что я выше этого, что не буду чувствовать отвращения», — подумал он. Но при мысли о том, что Юрий дотронется до Мэдди, его пробирала дрожь. Кровь скольких детей на руках этого человека?
Он взглянул на Юрия:
— Извини.
— Ничего, я понимаю. Ты не виноват, это сильнее тебя. За год до того, как я попал к тугарам, я видел, как они похозяйничали в Суздале.
Он посмотрел куда-то вдаль, словно вспоминая, а потом снова заговорил:
— Меня уже собирались отправить в яму для пира. Я достал все золото, что у меня было, из тайника, я ползал на коленях, даря его. Одна из их женщин рассмеялась и пальцем поманила меня, так я не попал в яму. Меня взяли, чтобы я изготовил для нее ожерелье, потому что ее старый любимец умер. Она собиралась сделать меня своим новым любимцем, но зимой умерла, и я спрятался до весны. Я видел тех, кто путешествовал с тугарами, десятки тысяч любимцев, они пресмыкались, как и я. Я видел, как они едят из ям вместе с тугарами, как они дерутся за кость, а их хозяева смеются. Я их ненавидел… И они сами себя ненавидели, — прошептал он. — Никто из них не мог смотреть мне в глаза, они были отверженными. Когда я оставался с ними наедине, я плевал им в лицо, если они смотрели на меня. Я называл их предателями, спрашивал, почему они не возьмут кинжал и ночью не прирежут хоть одного из своих мучителей. Они уходили, говоря, что я не понимаю… А теперь я понимаю их, а ты нет.
Эндрю сидел молча и смотрел на маятник часов, который качался из стороны в сторону, отсчитывая время. — Я ненавижу их за то, что они со мной сделали, — Юрий вздохнул. — Я ненавижу себя. Даже тебя я ненавижу, потому что тебе не довелось пережить то, что пережил я.
Он рассказывал обо всем совершенно спокойно, в его лице не дрогнула ни одна черточка. На губах застыла легкая усмешка, словно он знал нечто недоступное Эндрю.
— Я хочу отомстить, — прошептал Юрий. — В этом наши пути сходятся.
Эндрю уже принял решение, хотя при этом его не покидало чувство вины — слишком уж непохоже было это на те способы ведения войны, которые он знал. Но только так можно выжить. Юрий, наконец, был готов к тому повороту, о котором подумал Эндрю, когда они впервые встретились.
— Я помогу тебе, — сказал Эндрю. Он встал и, подойдя к шкафу в углу комнаты, открыл его и показал на сверток. — Ты отомстишь с помощью вот этого.
— Дальше ехать опасно, — сказал Хулагар, останавливая лошадь перед Джубади. Тот кивнул, соглашаясь со своим щитоносцем. На его лице появилась улыбка удовлетворения, когда он увидел поблескивающую между деревьями реку. На ее середине стоял броненосец, все его пушки были нацелены в лес. На другом берегу то и дело в воздух поднимались клубы дыма — разрывы снарядов.
— Ну вот мы и вернулись, — объявил Джубади. Хулагар улыбнулся и повернулся к воину, который ждал их. Тот низко поклонился и протянул кожаный сверток. Джубади достал оттуда меч и крепко сжал его рукоять.
— Я заметил место, куда ты его бросил, — объяснил Хулагар. — Этот воин был с уменом Дарг в передовом отряде. Он нырнул в реку и достал меч.
Джубади посмотрел на воина, кивнул в знак благодарности и слез с лошади.
— За подарок следует отблагодарить. — Джубади указал на лошадь.
Воин отступил на шаг.
— Нет, мой кар-карт, я не могу…
— Возьми ее и поезжай, — сказал Джубади с улыбкой. Воин улыбнулся в ответ и взлетел в седло.
— А теперь возвращайся, чтобы сражаться со скотом. С радостным криком воин повернул лошадь и галопом поскакал в лес.
— Мой кар-карт в хорошем расположении духа.
— Нужно вознаграждать верность и храбрость, — пояснил Джубади и знаком приказал Хулагару следовать за ним.
Они подошли к реке. Над головой кар-карта просвистела пуля, срезав по пути несколько веток.
Хулагар заслонил Джубади и заставил его отступить под защиту дерева.
— А тебя я ни разу не награждал, — задумчиво промолвил Джубади.
— Я — твой щитоносец, мне ни к чему безделушки и лошади.
— Хорошо сказано, — мягко сказал Джубади. — Верность у щитоносца в крови, она дана всем, кого ведет дух «ту».
— Что-то тревожит тебя, — заметил Хулагар.
— Тамука.
Хулагар промолчал, зная, что за этим последует.
— В битве он оставил моего сына, чтобы сразиться со скотом, и я вижу, как между ними проскальзывают искры ненависти. Не такими должны быть отношения между картом и щитоносцем.
— Да, мой карт, — отозвался Хулагар.
— Но почему такое произошло?
— А что думаешь ты, мой господин? Джубади рассмеялся:
— Ты спрашиваешь меня, потому что уверен, что я знаю ответ.
Хулагар кивнул.
— Он презирает Вуку, считая, что это он убил своего брата.
— Это твои слова, а не мои, — осторожно сказал Хулагар.
— Это произошло где-то здесь на реке, — тихо произнес Джубади и, невзирая на протесты Хулагара, вышел из-под защиты дерева, чтобы взглянуть на Нейпер. — Ты веришь, что Вука совершил убийство?
Музта натянул поводья, и Джубади тоже остановился, махнув остальным, чтобы продолжали путь. Вся кавалькада продефилировала мимо них: впереди золотые штандарты орды, за знаменосцами барабанщики, сигнальщики, шаманы, слуги, курьеры. Все они вязли в непролазной грязи и ругались.
Показались захваченные знамена скота. На них золотыми нитками были вышиты названия: «7-й Новродский», «44-й Суздальский», «15-й Кевский»; и перечислены сражения — осада Суздаля, освобождение Рима, битва Святого Станислава. Еще на одном — синем с полосами — флаге виднелись какие-то совсем неразборчивые буквы. Но в любом случае не стоило унижаться до того, чтобы разбирать надписи скота.
Музта оглянулся на Джубади, потом снова посмотрел на вытащенные из земли свежие трупы.
— В прошлую войну моим воинам пришлось идти по земле, оставленной скотом, и питаться трупами и сдохшими лошадьми, — сообщил Музта задумчиво.
— К чему сейчас вспоминать об этом? Мы войдем в их город еще до следующего полнолуния.
— Я вижу эту землю, и старые воспоминания возвращаются. Когда-то я ехал здесь со своими сыновьями, за мной шумела моя орда. Я помню их смех, радость, когда звук нарг означал не битву, а всего лишь охоту — никакого риска, возможность поразмяться и мясо к столу.
— Ты же видел, как сегодня утром мы расправились с ними, — сказал Джубади.
— Это было легко. Они совершили ошибку.
— Это всего лишь скот! — выкрикнул Вука, подъезжая поближе. — Я впервые вижу, чтобы они так попались, — заметил Музта.
— Потому что на этот раз они столкнулись с мерками, — заявил Вука.
Музта оглянулся на зан-карта. Джубади укоризненно посмотрел на сына, но ничего не сказал.
— Конечно, — произнес Музта с улыбкой. Хлынул дождь, тяжелые капли смыли грязь с застывших лиц скота, выкопанного из могил.
Джубади посмотрел на трупы.
— Только через восемь или десять дней придет карфагенский скот, и можно будет думать о переправе, — сказал Джубади, ни к кому в частности не обращаясь.
— Пусть работают пленники, которых мы захватили сегодня утром, — рассмеялся Вука.
— Они бесполезны, — ответил Хулагар. — Их меньше сотни, и все они ранены. Они не могли сражаться, и только поэтому мы их захватили.
— Зачем тогда оставлять их в живых? — возмутился Вука.
— Они еще могут пригодиться, — сказал Джубади, чтобы закрыть тему.
Он посмотрел на дорогу. В тумане исчезал последний полк умена Навхаг.
— Передайте в Навхаг, чтобы к рассвету они добрались до реки и постарались переправиться. Может, скот деморализован и мы легко их захватим.
— Сомневаюсь, — обронил Музта.
— На сей раз они будут иметь дело с мерками, — прошипел Вука достаточно громко, чтобы Музта услышал его слова.
Кар-карт тугар повернулся к наследнику мерков.
— Разумеется, — сказал он.
— Дедушка!
Эндрю Готорн выскользнул из объятий матери и через комнату бросился к Калину, едва не сбив его с ног.
Улыбнувшись, Калин поцеловал внука в макушку и тотчас попал в объятия Тани и близнецов.
— Как у тебя дела, доченька? — спросил он, освободившись от цепких двойняшек и крестясь на икону.
Таня улыбнулась и погладила выпуклый живот.
— Еще один просится наружу, — сказала она.
— Этот мальчишка времени зря не теряет, — усмехнулся Калин, а она покраснела и рассмеялась.
— В доме Бог знает что творится! Ну и беспорядок! Таня кинулась к матери, которая в окружении троих бросившихся к ней внуков была похожа на наседку.
— Трое детей, — извиняясь, объяснила Таня. — Разве можно за всем уследить?
— И четвертый на подходе, — с гордостью объявил Калин.
Людмила расцеловала дочь.
— Найми служанку.
— У меня не будет слуг, — твердо сказала Таня. — И у Винсента тоже.
— Слышу речи истинной республиканки, — одобрил ее Калин и сел у окна, наблюдая за семьей, которая наконец-то была в сборе.
— К черту политику! — возмутилась Людмила. — Она дочь президента, жена генерала и посла.
— Вот поэтому у меня и не будет слуг, — заявила Таня. По ее тону было ясно, что эта тема закрыта.
— Воистину она твоя дочь, такая же упрямая, — усмехнулся Калин.
Он откинулся на спинку стула, блаженно вздохнул и положил свой знаменитый цилиндр на стол.
— Дочка, дай чего-нибудь попить.
— Я принесу, — сказала Людмила. — Пойдемте-ка, ангелочки. — И она увела детей в кухню.
— Что привело вас сюда? — спросила Таня. Калин обхватил ее за талию и посадил к себе на колени.
— Я уже большая девочка, папа, — прошептала она смущенно. — Для меня ты всегда останешься моей любимой малышкой, — ответил он, целуя ее в щеку и гладя по голове.
— Вид у тебя измученный. Ты устал? Он молча кивнул.
— Что-то случилось, иначе бы ты не приехал.
— Да, — коротко ответил он.
— Что же?
— Мы потерпели поражение. И потеряли почти целый корпус. — Он замолк, а потом добавил: — И Ганса.
— О Господи!
— Василий Александрович, Борис Иванович, Сергей Сергеевич, Юрий Андреевич, Михаил Эрнестович — все они погибли.
— И Юрий?
Калин кивнул. Таня пыталась сдержать слезы, она могла бы выйти замуж за Юрия, если бы не встретила Винсента.
— Григорий был ранен в голову и умер от раны, Семен потерял руку.
— А Эндрю Кин, Пэт?
— Эндрю выбит из колеи. Видишь ли, моя дорогая, мы, наверное, потеряем наш Суздаль еще до следующего полнолуния. Конечно, мы будем драться до конца, но если волк принялся копать, мышь не уцелеет.
— Поэтому ты здесь, папа?
— Я потом тебе все расскажу. У меня мало времени. Никто не знает, что я здесь. Мне надо встретиться с Марком, у меня для него новости, и он должен услышать их лично, а не по телеграфу.
— Все знают, что что-то случилось. Со вчерашнего дня не поступало никаких сообщений.
Это я приказал, — признался Калин. — Чтобы не началась паника.
— Она почти началась.
— Но ты, моя ягодка, в безопасности. И дети тоже. Она хотела было возразить, думая о Кэтлин, о своих друзьях, но сейчас все было иначе. У нее трое детей и скоро родится четвертый — прежде всего она должна думать об их защите.
Он улыбнулся, полез в нагрудный карман и извлек оттуда маленький сверток. Таня развернула его — там оказался медовый пряник.
— Папа, мне же не восемь лет!
— Тогда просто представь себе, что ты еще маленькая, — предложил он.
Она положила голову ему на плечо.
— Как Винсент?
— По-прежнему, — ответила она. Калин понимающе кивнул.
— Он отдаляется от меня, — вздохнула она.
— Он теперь не так наивен, как прежде.
— Папа, ты знаешь, о чем я говорю. Раньше в нем была доброта, он был готов удивляться и восхищаться каждому творению Перма и Кесуса. Он не умел ненавидеть.
— А теперь умеет, — сказал Калин.
— Да.
— До того как закончится эта война, мы все научимся ненавидеть, — сказал Калин. — Может быть, нам нужна именно ненависть для того, чтобы победить. Кесус велел любить наших врагов. Отец Касмар уверяет, что даже мерки и тугары — его творения.
— И ты этому веришь?
— Трудно верить в такое, если знаешь, что твоих внуков живьем отправят в ямы.
— Не говори этого! — прошептала Таня и перекрестилась. — Самое ужасное, что ненависть сжигает душу Винсента. Дмитрий говорит, что после войны с мерками он стал холодным и безжалостным, с ним почти невозможно говорить.
— А каков он с тобой? Она вымучено улыбнулась:
— Он пытается жить как прежде. Я думаю, внутри он все тот же молодой человек, в которого я влюбилась, и он боится себя — такого, каким он может стать. Но между нами растет стена. Раньше он приходил домой, играл с маленьким Эндрю, качал его и гулял с ним, а теперь, когда — и если — он приходит, то забивается в угол и сидит там один. Он не хочет, чтобы его трогали. И сны, папа. Ему все время снятся ужасные сны. Почти каждую ночь он просыпается в холодном поту, с криком. Я пытаюсь помочь ему, но он не хочет пускать меня в свой мир.
— На него столько всего обрушилось, — мягко объяснил Калин. — И обрушится еще больше, прежде чем закончится война.
Он на секунду задумался.
— Мне нужны люди вроде него. Я бы отлично использовал еще сотню таких.
— Не забывай, что ты говоришь о своем сыне, — напомнила Таня.
Калин потрепал ее по колену.
— «Когда закончится жестокая война» — думаю, это подходящее название для песни.
— А как насчет «Тишины на Потомаке»? — раздался голос.
Они оглянулись и увидели Винсента, входящего в комнату. С его плаща стекали дождевые капли и образовывали лужицу на полу.
— В старом мире это очень известная песня.
— Не стоит над этим смеяться, — сказала Таня, встав с колен отца, чтобы взять у мужа плащ и кепи.
— Вчера утром мы потеряли линию Потомака, — тихо сказал Калин.
Винсент вздрогнул, потом овладел собой.
— Все настолько плохо? Калин кивнул и подошел к окну.
— Поэтому ты здесь?
— Не только.
— Расскажешь остальное? — Винсент вышел на кухню и через минуту вернулся с глиняным кувшином. Усевшись за стол, он налил вина в кружку и предложил Калину, тот отказался.
— Не рановато ли, сынок? Еще утро.
— Я только что услышал о том, что вчера мы проиграли войну, а ты читаешь мне лекцию о вреде пьянства. — Винсент усмехнулся и отпил глоток.
— Через сколько времени будут готовы твои два корпуса?
Винсент покачал головой.
— По крайней мере через месяц, и то едва ли. Думаю, нельзя выпускать на поле боя солдат, в которых не уверен. У нас слишком старое оружие, в основном гладкоствольные ружья, и совсем нет пушек. Если на них бросятся мерки, они разбегутся, и их всех перестреляют по одному. Мне нужно время.
Послышался стук, и Таня пошла открывать дверь.
— Ваше превосходительство. Вошел Марк.
— Строго говоря, я должен был бы ждать вас в зале для приемов, — заметил консул довольно холодно.
Калин встал и протянул ему руку. Марк слегка улыбнулся.
— Но в конце концов, русский живет со мной под одной крышей, так что будем считать, что первый визит вы нанесли именно мне.
— Мне сказали, что вы проводите смотр войск и скоро вернетесь, — произнес Калин извиняющимся тоном. — Я хотел повидаться с дочерью и внуками, раз уж выдалась свободная минутка.
Консул улыбнулся Тане и Людмиле, дети кинулись встретить «дядю Марка», и он обнял их по очереди.
— Полагаю, если вы приехали лично, новости действительно плохие, — сказал Марк, ставя детей, повисших на нем, на пол.
Калин кивнул Тане, и она, забрав малышей, вышла из комнаты.
— Вчера мы потеряли десять тысяч человек, линию Потомака и Ганса Шудера.
Марк ничего не сказал, но налил полную кружку вина и осушил ее тремя глотками. — Через две недели они будут у стен Суздаля, — продолжил Калин ровным тоном.
— А потом?
— До Рима они дойдут к концу лета, — отозвался Винсент.
Марк кивнул.
— Вы поедете со мной в Суздаль — поезд отходит через час. Винсент, ты мне тоже нужен.
— Спасибо за приказ. — Марк со стуком поставил кружку на стол. — Но, возможно, мне следовало бы остаться здесь и начать строить свою линию обороны. Русь станет для нас щитом.
— Я тоже на это надеюсь, но мы хотели бы вас кое о чем попросить, чтобы у нас появился шанс на выживание.
Марк кивнул:
— Что бы это ни было, я обещал вам свою помощь. Мы связаны договором.
Калин откинулся на спинку стула.
— Вам может не понравиться то, что вы услышите. И он начал излагать план.
Эндрю уселся на стуле поудобнее и предложил Юрию налить себе еще водки.
— Значит, он тебя разгромил, — произнес Юрий спокойно.
— Пока да, — отозвался Эндрю, немного задетый бесцеремонностью Юрия.
— Я знал, что так и будет. — Юрий взглянул на бутылку, прежде чем поставить кружку на стол. Он посмотрел на часы, тикающие в углу.
— И почему ты так решил? — спросил Эндрю.
— Он понимает тебя лучше, чем ты его.
— Поэтому, черт побери, ты мне и нужен.
— Я знаю. Эндрю встал.
— Кто ты, дьявол тебя возьми? — воскликнул Эндрю. — Какого черта ты вернулся?
Эндрю стукнул кулаком по столу.
Он слышал, как наверху завозилась Мэдди, раздался тоненький плач. Послышались шаги Кэтлин, и плач смолк.
В глазах Юрия был оттенок боли, когда он смотрел в потолок и прислушивался.
— Прекрасный звук, — прошептал он. — Плач ребенка, проснувшегося посреди ночи и вновь засыпающего в объятиях матери.
Он налил себе еще и вновь осушил кружку.
Эндрю внимательно смотрел на него. На минуту на обычно бесстрастном лице Юрия промелькнули чувства, которые он привык скрывать.
— Полагаю, в их планы входило не только разбить твою армию, но и захватить тебя самого, — наконец произнес Юрий, глядя прямо в глаза Эндрю.
— Зачем?
— Обычно мерки стремятся именно к этому. Вырвать сердце, лишить армию головы — и победа обеспечена. В войне против бантагов они послали полк в тысячу воинов, чтобы захватить кар-карта и убить его.
— Ну, это логично, — ответил Эндрю. Это был вопрос, который он не мог решить для себя. Он знал, что такова европейская традиция ведения войны -хотя в конце концов короли и герцоги поняли, что эта политика ведет к охоте на них самих. Веллингтон однажды сказал, что у джентльменов есть дела и поважнее, чем стрелять друг в друга. Но все равно, это казалось ему немного нелогичным.
— Вспомни, воина у мерков в крови, и каждое действие в ней заранее предопределено. Уверен, что на правом фланге у тебя сражался Вушка.
— Откуда ты знаешь? Юрий улыбнулся.
— Вушке дано право первым вступать в военные действия. Этот клан — старейший во всей орде, и он ревниво оберегает это право. — Но мы уничтожили почти две трети их умена. По-моему, это глупо — тратить элитные войска для лобовой атаки.
— Для них — совсем не глупо. Единственная их ошибка заключается в том, что, когда их души возьмет Буглаа, им нечем будет похвастать…
— Кто? — прервал его Эндрю.
— Буглаа — богиня смерти, которая скачет в ночи и забирает души погибших в битве, а потом относит их на вечные небеса. Но когда она прибудет, никто из них не сможет сказать, что он умер достойно, в честной схватке.
— Потому что мы — скот. Юрий кивнул.
— Шаманы оказались перед дилеммой, — сообщил Юрий с довольным смешком. — Им пришлось объявить, что все вы впали в безумие, в вас вселились злые духи, и поэтому смерть от рук скота тоже достойна.
— Значит, они считают нас злыми духами, — заметил Эндрю.
Юрий снова рассмеялся.
— Но духи скота — слабые. В мире полно духов, добрых и злых. Мерков защищают духи их предков, которые живут в вечном небе и смотрят на них.
— Если наши духи такие слабые, тогда как мы разбили тугар?
— Тугары. Их всегда считали глуповатыми, слишком гордыми. Хотя их поражение привело всех в ужас, в глубине души мерки радовались ему, потому что в нем они видели кару за то, что тугары разбили армию мерков при Орки.
— Говорят, что два умена тугар идут вместе с ордой мерков, — сказал Эндрю.
— Ты хорошо осведомлен.
— Каждый день к нам приходят несколько сотен беженцев из Карфагена. Гамилькар сообщает нам о том, что они рассказывают.
— Я бы на твоем месте был осторожнее.
— Почему?
— Еще один излюбленный прием. Проникнуть в стан врага. Рассказывают, что несколько оборотов назад один из питомцев мерков был продан кар-карту бантагов. Он отравил своего нового хозяина.
— Зачем?
— Ему пообещали, что, если он сумеет это сделать, его семью не отправят на пир полнолуния.
Эндрю зорко посмотрел на Юрия. Тот засмеялся и, опустив глаза, покрутил на пальце кольцо.
— Я рассказал тебе об этом, чтобы показать свою лояльность, хотя на самом деле и меня послали таким образом. Игра внутри игры.
— Я уже слышал об этом от Гамилькара в ту ночь, когда ты появился у нас.
— И он посоветовал отрезать мне язык, засунуть в рот и распять на стене города — так традиционно наказывают тех, кто ел мясо своих соплеменников.
Эндрю промолчал.
— Как мы говорили, тугары идут вместе с мерками. Я когда-то сделал браслет для кар-карта Музты. И даже присутствовал, когда его подносили.
— Музта…
— Ты его знаешь?
— Мы встречались однажды.
«Возможно, мы встретимся снова, Кин», — сказал он тогда. Он отпустил Кэтлин и Винсента — странный, рыцарский поступок. Совершенно непохоже на все то, что Эндрю знал об орде.
— Меня удивляет, что его оставили в живых после поражения и приняли к себе, — задумчиво сказал Эндрю.
— Я слышу в твоем голосе оттенок теплого чувства, — заметил Юрий.
— Скажем так: несмотря ни на что, он оказал мне большую услугу. Эндрю прислушался. Похоже, Кэтлин заснула, уложив Мэдди обратно в колыбельку. Они в безопасности — по крайней мере сейчас.
— Я слышал об этом. Некоторые сочли это признаком слабости. Странно, что его собственные воины не убили его. Каким-то образом он не утратил над ними своей власти. Впрочем, даже таким варварам, как тугары, трудно убить своего кар-карта.
Эндрю заметил, что в голосе Юрия прозвучали нотки превосходства — отношение, перенятое у его прежних хозяев.
— Кар-карт сам ведет войско в атаку? — спросил Эндрю.
— Редко. Он планирует битву, продумывает все детали. Ты видел флаги?
Эндрю кивнул.
— Мы думали, что это сигнальная система.
— Да, и просто удивительная. Синими флагами указывают направление движения. Красные — приказ вступить в бой. Сообщение может за несколько минут облететь всю армию, и оно не привязано к проводам, как у тебя. Вушка проводит первую атаку. Кар-карт остается в центре. Зан-карт, как правило, отправляется на передовую — закалить свой дух и потренироваться.
— Вука? — Да.
— Я слышал, именно из-за него вспыхнуло восстание в Риме.
— Горячая голова. Слишком много суетится и рвется в бой. Хотя на самом деле он — трус. Полная противоположность своему отцу. Джубади умен и дальновиден, он просчитывает все возможности, но в то же время храбр. Он научился всему от своего отца, который погиб при Орки. Такой урок не забывается. Поэтому все хитрости, которые ты придумал, он сумел заранее разгадать. Кампания прошлого года проводилась не только ради победы, но и для того, чтобы изучить тебя.
Даже в случае поражения он приобретал очень ценные сведения о тебе.
Эндрю откинулся на стуле. Правой рукой он поглаживал культю левой.
— Он знает, что ты будешь сражаться до конца. И надеется, что, если он разобьет твою армию здесь, на Руси, Рим снова подчинится его воле и все вернется на круги своя. А когда ситуация окажется безнадежной, он предложит тебе сдаться, поклявшись, что не убьет тебя.
— Значит, он плохо нас знает.
— Ты считаешь, что все почти безнадежно и поражения не избежать. Возможно, ты еще изменишь свое мнение.
«Если они справятся с нами, — подумал Эндрю, — со стороны Марка будет просто глупо не принять предложение. По крайней мере это даст им хоть какую-то надежду».
— А Вука ринется на нас очертя голову.
— Не сам, конечно, но он может послать других, даже не поставив в известность Джубади. Думаю, в глубине души он тебя боится. Ты — выше его понимания, вне традиций и обычаев. Он непредсказуем: хитрый, но в нем нет расчетливости и хладнокровия, присущих его отцу и щитоносцу Тамуке, которому я служил.
Эндрю встал и подошел к окну. Всего десять дней назад он танцевал здесь. Сегодня все опустело и замерло. Кажется, что здесь живут теперь одни духи.
Джубади. Он — враг. Беда в том, что он, Эндрю, слишком долго думал о своих врагах как о безликой орде. Надо лучше знать врага, чтобы победить его.
Он подумал о свертке, который так и остался лежать в углу комнаты. Сейчас самое время, но сначала он должен убедиться.
— Ты часто видел Джубади. — Каждый день с тех пор, как попал в юрту Тамуки. Там, где бронзовый щит Тамуки, там Вука и Джубади. Эндрю кивнул и с холодной расчетливостью спросил:
— Почему ты вернулся?
— У меня была причина, — прошептал Юрий. Он на минуту задумался, потом посмотрел наверх.
— Сколько лет твоему ребенку?
— Что? Почему ты спрашиваешь? — Голос Эндрю был холоден как лед.
— Просто интересно. Интересно, что я был у тебя несколько раз, но ни разу не видел твоего ребенка.
Эндрю почувствовал, как холод сковал его сердце. Он представил себе, как эти руки, руки каннибала, сидевшего за одним столом с мерками, дотрагиваются до его малышки.
Юрий усмехнулся и покачал головой.
— Я понимаю.
Эндрю смущенно отвел взгляд. То, что он чувствует, — неразумно. Этому человеку пришлось сделать то, что он сделал, ради выживания. Жить хочется всегда, даже если живешь в аду.
«Я думал, что я выше этого, что не буду чувствовать отвращения», — подумал он. Но при мысли о том, что Юрий дотронется до Мэдди, его пробирала дрожь. Кровь скольких детей на руках этого человека?
Он взглянул на Юрия:
— Извини.
— Ничего, я понимаю. Ты не виноват, это сильнее тебя. За год до того, как я попал к тугарам, я видел, как они похозяйничали в Суздале.
Он посмотрел куда-то вдаль, словно вспоминая, а потом снова заговорил:
— Меня уже собирались отправить в яму для пира. Я достал все золото, что у меня было, из тайника, я ползал на коленях, даря его. Одна из их женщин рассмеялась и пальцем поманила меня, так я не попал в яму. Меня взяли, чтобы я изготовил для нее ожерелье, потому что ее старый любимец умер. Она собиралась сделать меня своим новым любимцем, но зимой умерла, и я спрятался до весны. Я видел тех, кто путешествовал с тугарами, десятки тысяч любимцев, они пресмыкались, как и я. Я видел, как они едят из ям вместе с тугарами, как они дерутся за кость, а их хозяева смеются. Я их ненавидел… И они сами себя ненавидели, — прошептал он. — Никто из них не мог смотреть мне в глаза, они были отверженными. Когда я оставался с ними наедине, я плевал им в лицо, если они смотрели на меня. Я называл их предателями, спрашивал, почему они не возьмут кинжал и ночью не прирежут хоть одного из своих мучителей. Они уходили, говоря, что я не понимаю… А теперь я понимаю их, а ты нет.
Эндрю сидел молча и смотрел на маятник часов, который качался из стороны в сторону, отсчитывая время. — Я ненавижу их за то, что они со мной сделали, — Юрий вздохнул. — Я ненавижу себя. Даже тебя я ненавижу, потому что тебе не довелось пережить то, что пережил я.
Он рассказывал обо всем совершенно спокойно, в его лице не дрогнула ни одна черточка. На губах застыла легкая усмешка, словно он знал нечто недоступное Эндрю.
— Я хочу отомстить, — прошептал Юрий. — В этом наши пути сходятся.
Эндрю уже принял решение, хотя при этом его не покидало чувство вины — слишком уж непохоже было это на те способы ведения войны, которые он знал. Но только так можно выжить. Юрий, наконец, был готов к тому повороту, о котором подумал Эндрю, когда они впервые встретились.
— Я помогу тебе, — сказал Эндрю. Он встал и, подойдя к шкафу в углу комнаты, открыл его и показал на сверток. — Ты отомстишь с помощью вот этого.
— Дальше ехать опасно, — сказал Хулагар, останавливая лошадь перед Джубади. Тот кивнул, соглашаясь со своим щитоносцем. На его лице появилась улыбка удовлетворения, когда он увидел поблескивающую между деревьями реку. На ее середине стоял броненосец, все его пушки были нацелены в лес. На другом берегу то и дело в воздух поднимались клубы дыма — разрывы снарядов.
— Ну вот мы и вернулись, — объявил Джубади. Хулагар улыбнулся и повернулся к воину, который ждал их. Тот низко поклонился и протянул кожаный сверток. Джубади достал оттуда меч и крепко сжал его рукоять.
— Я заметил место, куда ты его бросил, — объяснил Хулагар. — Этот воин был с уменом Дарг в передовом отряде. Он нырнул в реку и достал меч.
Джубади посмотрел на воина, кивнул в знак благодарности и слез с лошади.
— За подарок следует отблагодарить. — Джубади указал на лошадь.
Воин отступил на шаг.
— Нет, мой кар-карт, я не могу…
— Возьми ее и поезжай, — сказал Джубади с улыбкой. Воин улыбнулся в ответ и взлетел в седло.
— А теперь возвращайся, чтобы сражаться со скотом. С радостным криком воин повернул лошадь и галопом поскакал в лес.
— Мой кар-карт в хорошем расположении духа.
— Нужно вознаграждать верность и храбрость, — пояснил Джубади и знаком приказал Хулагару следовать за ним.
Они подошли к реке. Над головой кар-карта просвистела пуля, срезав по пути несколько веток.
Хулагар заслонил Джубади и заставил его отступить под защиту дерева.
— А тебя я ни разу не награждал, — задумчиво промолвил Джубади.
— Я — твой щитоносец, мне ни к чему безделушки и лошади.
— Хорошо сказано, — мягко сказал Джубади. — Верность у щитоносца в крови, она дана всем, кого ведет дух «ту».
— Что-то тревожит тебя, — заметил Хулагар.
— Тамука.
Хулагар промолчал, зная, что за этим последует.
— В битве он оставил моего сына, чтобы сразиться со скотом, и я вижу, как между ними проскальзывают искры ненависти. Не такими должны быть отношения между картом и щитоносцем.
— Да, мой карт, — отозвался Хулагар.
— Но почему такое произошло?
— А что думаешь ты, мой господин? Джубади рассмеялся:
— Ты спрашиваешь меня, потому что уверен, что я знаю ответ.
Хулагар кивнул.
— Он презирает Вуку, считая, что это он убил своего брата.
— Это твои слова, а не мои, — осторожно сказал Хулагар.
— Это произошло где-то здесь на реке, — тихо произнес Джубади и, невзирая на протесты Хулагара, вышел из-под защиты дерева, чтобы взглянуть на Нейпер. — Ты веришь, что Вука совершил убийство?