Страница:
Последним сидел Гамилькар, его лицо скрывалось в тени. Калин и Ганс возражали против его присутст-
вия, но Эндрю настоял на своем. Всего семь месяцев назад этот человек был их врагом и чуть было не разгромил их, а сейчас он стал одной из ключевых фигур их союза, и возможно, именно он поможет им победить. Почти сорок тысяч карфагенян жили теперь в Республике Русь, поселившись вдоль побережья на границе с Римом. Их постоянные рейды на завоеванную территорию с целью спасения своих соотечественников раздражали врага и позволяли получать свежую информацию о его передвижении. Эндрю хотел, чтобы Гамилькар до конца осознал, что он и его люди теперь стали их союзниками, а сам Карфаген превратился в город, оккупированный врагом. Конечно, это вряд ли было возможно, если бы на совещание прибыл Марк, настолько глубоко укоренилась вражда между двумя народами. Хотя и было очевидно, что Гамилькар всеми силами души ненавидит мерков, Эндрю понимал некоторую опасность его присутствия в штабе, где обсуждаются планы военной кампании. Однако он так мало знал Русь, что вполне мог участвовать в этом первом совещании, а в дальнейшем, когда на столе появятся карты и другая секретная информация, он будет уже далеко отсюда.
— Господа, у нас впереди два дня, — тихо произнес Эндрю. — Давайте начнем.
Он кивнул молоденькому слуге, который вышел из крохотной комнатушки рядом с комнатой телеграфиста и направился к ним с подносом, уставленным кружками с традиционным русским чаем, настоянным на цветах липы. Слуга посмотрел на Эмила, прежде чем поставить кружку перед Эндрю, и доктор кивнул, разрешая.
— Ну наконец-то нормальный чай, а не мерзкая микстура, — со вздохом сказал строптивый пациент.
— Всему свое время, — отозвался Эмил. — Не пей слишком много и съешь что-нибудь.
Эндрю не хотелось спорить с врачом, тем более что второй слуга принес поднос с хлебом, на котором лежали толстые ломти свежего сыра. Для русских такое угощение казалось верхом роскоши, ведь во время войны пропал почти весь скот и теперь его поголовье только начало восстанавливаться. Калин, как правило, ел то же, что и простые люди, и Эндрю не раз видел, что на столе у него не было ничего, кроме хлеба с маслом.
— Ни к чему нам превращаться в бояр, — говорил Калин. И Эндрю понимал, что такая политика себя оправдывает.
Эндрю обхватил пальцами горячую кружку, наслаждаясь теплом, поднес ее к губам и сделал первый глоток. На лице его появилась восторженная улыбка — это была первая кружка чая за истекший месяц. Он уже вторично подхватил тиф и думал, что на этот раз ему не выкарабкаться.
Еще один глоток. Чай словно пробудил его к жизни. Эндрю поставил кружку и обвел взглядом собравшихся:
— Джон, начни, пожалуйста. Как у нас в целом обстоят дела?
Джон Майна открыл папку и посмотрел на друзей. В общем-то, бумаги ему были ни к чему, он и так помнил все цифры и факты наизусть.
— Производство снижается. Об этом мы говорили раньше. Дисциплина падает. Люди работают уже три года беспрерывно, за это время мы пережили две войны, и приближается третья. Количество больных возрастает.
— Зимой это не редкость, — ответил Эмил чуть ли не извиняющимся тоном. — И если бы не чистая вода и канализация, то заболеваемость была бы намного выше.
— Никто не умаляет ваших заслуг, доктор, — мягко сказал Калин. — Без вашей помощи мы бы вообще не справились.
— Я просто сообщаю факты. — добавил Джон, — и не больше того.
Эмил ничего не ответил, но Эндрю видел, что его друг воспринимает болезни как личное оскорбление.
— Что касается артиллерии: у нас триста десять легких четырехфунтовых пушек, сто двадцать двенадцатифунтовых «наполеонов» и двенадцать новых десятифунтовых «пэрротов», которые стреляют разрывными снарядами. Флот и береговая оборона имеют в своем распоряжении сорок два семидесятипятифунтовых орудия и двадцать длинноствольных, пушки, захваченные с разбитых кораблей Кромвеля, и пятьдесят пушек с галер. Шестьдесят четырехфунтовых пушек и дюжина «наполеонов» установлены на лафеты с большим углом возвышения для защиты от воздушных кораблей. Если понадобится, мы можем без труда приспособить их для стрельбы по наземным целям. В день производится около двухсот винтовок и еще столько же гладкоствольных ружей с кремниевым замком. Это в мастерских на Руси. В Риме такие работы только начались, поэтому они делают всего пару дюжин гладкоствольных ружей в день и два четырехфунтовых орудия в неделю. В следующем месяце, думаю, дело пойдет лучше.
— И сколько ружей у нас всего?
— Почти двадцать тысяч винтовок, стреляющих разрывными пулями, еще сорок тысяч обычных кремниевых ружей и тридцать тысяч гладкоствольных. Если бы мы не потеряли почти восемь тысяч пушек в морских баталиях, было бы, конечно, больше.
— Ну что ж, неплохо, — подвел итог Эндрю. — Вполне достаточно для шестнадцати дивизий, Пятого и Третьего корпусов вместе с гарнизонами и ополчением. — Но на этом фронте у нас остается только десять дивизий, — продолжил он. — Нужен еще корпус из трех дивизий в Риме на случай, если они нападут с той стороны, и один резервный в Суздале, который, если понадобится, можно отправить для подкрепления на восток или запад. У нас около шестидесяти тысяч человек по всей линии фронта, а врагов почти в шесть раз больше. — В следующем месяце будет новый корпус, — отозвался Джон.
— Люди плохо подготовлены, — возразил Ганс, посмотрев на Дмитрия.
— Мы сейчас обучаем почта сорок тысяч человек, — ответил Дмитрий. — В данный момент не более десяти тысяч имеют оружие, расчеты полевых батарей вместо пушек обучаются на макетах из бревен. Седьмой корпус нельзя выпускать в бой еще по крайней мере два месяца.
— Нам не дадут столько времени — вы слышали, что рассказывал Гамилькар, — сказал Эндрю, кивнув в сторону правителя Карфагена. Хотя тот уже немного говорил по-русски, улавливать быструю речь ему было трудно. Но, услышав свое имя, он решил сказать, что думает.
— Через месяц, — произнес он медленно, — когда вырастет трава для лошадей, они придут. Они появятся сразу после следующего полнолуния. У них это называется «праздник молодой травы».
Услыхав о пире в полнолуние, все притихли, вспоминая те подробности, о которых поведал Юрий. Эндрю посмотрел на Гамилькара. Не меньше пятидесяти тысяч его соплеменников умрут той ночью.
— У них есть эти проклятые летающие машины, и они могут следить за нами, а мы нет, — проворчал Пэт.
— Мы вернемся к этому позже, — пообещал Эндрю, надеясь, что Чак сможет высказаться на сей счет определеннее.
Изобретатели, которые ранее так гордились техническим превосходством своей армии, были в шоке, когда выяснилось, что враг создал летающие корабли, которые могут передвигаться по воле человека, не завися от ветра.
В течение всей зимы, невзирая на погоду, воздушные машины мерков, похожие на огромные уродливые сигары, поднимались в небо, наблюдая за постройкой фортификационных сооружений и периодически бомбя Суздаль. Первое нападение, случившееся на следующий день после победы над «Оганкитом», превратило пороховой завод в груду развалин. Последующие налеты хотя и не были столь разрушительны, но тем не менее привели к неприятным последствиям — русские крестьяне смотрели на летающие машины мерков с ужасом. Два таких летающих шара долетели даже до Рима и разбомбили сортировочную станцию, там сгорело множество драгоценных товарных вагонов.
Эндрю откинулся на спинку стула и посмотрел на карту Потомака, расстеленную перед ним.
— Еще что? — снова обратился он к Джону.
— С продовольствием все в порядке. Слава Богу, в прошлом году урожай оказался лучше, чем ожидалось. Из Боба Флетчера получился отличный интендант, надо сказать. У нас имеется запас солонины на три месяца — свинина, говядина и даже это отвратительное сушеное китовое мясо, которое неизвестно за что любят римляне. Сухарей хватит на год. Русь обеспечена продовольствием до нового урожая. До тех пор пока мы будем рядом с железной дорогой, транспортных проблем не возникнет. На сегодняшний день у нас шестьдесят восемь паровозов и приблизительно семьсот вагонов. Можно без особого труда перебросить два корпуса до Рима и обратно. У резервного корпуса поезда стоят под парами, для других корпусов тоже можно в любой момент подать транспорт. Медного провода достаточно, как и цинка для получения водорода, а вот свинец закончился — сейчас используем остатки. Бревна для ремонта основных мостов готовы, так что в случае необходимости починить их можно быстро. Подходят к концу запасы чугуна и стали. Рельсов для укладки маловато, не хватает инструментов, а главное, людей, которые умеют класть рельсы. Запасы селитры для пороха ограничены, на Руси мы использовали уже почти все, и если бы не Рим, не знаю, что бы мы делали.
— Нельзя ли как-нибудь увеличить производство мушкетов? — спросил Ганс, возвращаясь к началу разговора.
Джон покачал головой: — В Риме только начали производить их, к концу месяца они научатся делать по семьдесят пять штук в день. Вспомни, что перед Тугарской войной мы и сами выпускали не больше сотни. Дело в том, что здесь у нас было три года, чтобы научить рабочих производству, а в Риме все приходится начинать с нуля. Получается замкнутый круг: нужно послать как можно больше наших людей в Рим, чтобы научить их, но в то же время, если большинство уедет, здесь будет некому работать.
— Может, послать рабочих с завода? — предложил Калин.
— Мы уже отправили в Рим двести человек, — отозвался Джон. — Если уедет еще кто-то, производительность снизится еще больше.
Эндрю посмотрел на Калина. Тот задумчиво теребил пуговицу на рубахе, как всегда, когда принимал какое-то решение.
— Пошлите еще пятьдесят человек, — наконец сказал он и махнул рукой, отметая возражения Джона.
Юлий, внимательно слушавший перевод Дмитрия, с благодарностью кивнул. Эндрю понимал, что, снизив производство оружия на двести штук в неделю здесь, они столько же получат от союзников.
— Нельзя ли взять людей со специальных проектов? — с надеждой спросил Джон и посмотрел на Чака, который тут же вскочил, размахивая руками, и с жаром принялся защищать свое детище.
— Может, сейчас и кажется, что они понапрасну тратят время, — заявил он, — но это потому, что такие вещи не делаются мгновенно. И только с их помощью мы сможем добиться успеха.
— А что уже удалось сделать? — спокойно спросил Эндрю.
— У нас сейчас всего шесть человек. Генерал Готорн предложил выпустить некоторое количество снайперских винтовок типа уитвортских, и мы этим как раз и занимаемся. Первый экземпляр сделали два дня назад. Он у меня с собой, если хотите, могу показать.
Эндрю кивнул.
Чак тотчас встал и открыл шкаф, в котором хранилось оружие. Оттуда он достал кожаный чехол, чуть ли не любовно положил его на стол и вытащил винтовку.
Пэт одобрительно присвистнул, Ганс встал со своего места, чтобы поближе рассмотреть оружие.
— У нас не было образца, — извиняющимся тоном сказал Чак.
— Отличная работа, — прошептал восхищенно Ганс и протянул руки, чтобы взять винтовку, потом, опомнившись, взглянул на изобретателя. Чак гордо улыбнулся и кивнул.
Ганс поднял длинноствольное ружье.
— Тяжеловато.
— Всего двадцать пять фунтов, — отозвался Чак. — Длина почти пять с половиной футов, ствол — из лучшей стали. В сечении — шестиугольник.
— Что-что? — Калин возбужденно и с любопытством посмотрел на ружье.
Чак взял у Ганса ружье, которое тот выпустил из рук с большой неохотой. Инженер снова положил его на стол и показал Калину:
— Внутри ствол не круглый, а шестиугольный. Вернувшись к шкафу, Чак достал коробку с патронами, обтянутую черной кожей. Открыв ее, он извлек патрон, который по форме напоминал головку болта, только в несколько раз длиннее. Притупленный с обоих концов шестигранник лежал у него на ладони.
— Трудная была работа. Пришлось повозиться с этими шестигранными стволами и пулями для них. Точность должна быть до одной тысячной дюйма. Никогда еще такого не делал.
— Пятьдесят квалифицированных рабочих в течение четырех месяцев возились с одним ружьем, — холодно сказал Джон.
— Мы столько всего узнали, пока работали над ним! — воскликнул Чак обиженно. — Эти пятьдесят рабочих стали инструментальщиками высочайшего класса, если уж на то пошло. Они могут сделать все, изготовить любой инструмент…
— Очень нам это понадобится в ближайшие два месяца! — бросил Джон.
— А как с дальностью стрельбы? — спросил Эндрю ровным тоном.
— Это зависит от стрелка. Нужно, чтобы снайперы потренировались как следует.
Чак показал на оптический прицел, насаженный на ствол ружья.
— Его нужно еще выверять и налаживать — установить шелковые нити для перекрестья в оптическом приборе — дьявольская работа. Я уже отградуировал его — нанес деления, чтобы можно было определять расстояние, потом надо сделать поправку на ветер и влажность. Так что понадобится время, прежде чем эта штука найдет того, кто сможет ею воспользоваться на все сто процентов.
— На старой войне, я имею в виду еще в Америке, — вмешался Ганс, — я слышал, что один из наших снайперов уложил из такой винтовки генерала мятежников на расстоянии мили.
— Старина Джон Седжвик, командир Шестого корпуса, заполучил пулю в голову от вражеского снайпера с восьмисот ярдов, — сообщил Пэт, с уважением поглядывая на предмет спора.
— Несомненно, от этой штуки была бы большая польза, если бы не надо было ее поднимать пять минут и целиться еще столько же. Или вы думаете, что орда остановится и будет ждать, пока вы выберете, кого бы подстрелить? — не успокаивался Джон. — Выпиливание этих шестиугольников — пустая трата сил и времени.
Эндрю взглянул на Джона.
— Я обратился к Чаку с этой просьбой шесть месяцев назад, — объяснил он. — Конечно, не все еще готово, но, по-моему, игра стоит свеч.
— Так ты собираешься продолжать? — взвился Джон.
Эндрю целую минуту смотрел на ружье.
— Сколько еще таких у тебя сейчас в производстве?
— Это пока еще только образец, дело не поставлено на поток, сэр. Готовы еще две винтовки, но они не настолько хороши, как хотелось бы. Нужно их усовершенствовать.
— Совершенствуй, — тихо произнес Эндрю. — Но если один твой рабочий может научить изготавливать мушкеты пятьдесят римлян, от этого будет больше пользы. Придется отправить твоих людей к Марку.
Чак ничего не сказал, словно желал приберечь аргументы для спора по более важному вопросу.
— Что еще ты хотел сообщить? — спросил Эндрю, не слишком удивленный покладистостью молодого человека. Чак не был бы Чаком, если бы не приготовил для них какой-нибудь сюрприз.
— Мы сделали литейную форму по шаблону шарповского карабина сержанта Шудера и приготовили к работе машины, которые будут их изготавливать. В следующие три месяца я планирую выпустить небольшую партию карабинов этой модели.
— Что еще?
— В месяц мы выпускаем примерно сто револьверов для офицеров армии — они ничем не хуже наших собственных кольтов. Господи Боже, сэр, да я только и делаю, что изобретаю. На Земле у меня уже была бы куча патентов! — хмыкнул он.
— Ты бы лучше рассказал о тех несчастных «гатлингах», — гневно бросил Джон.
— «Гатлингах»? — переспросил Эндрю и вопросительно посмотрел на Чака, который наградил Джона яростным взглядом. — Мистер Фергюсон, об этом мы с вами ни разу не говорили.
— Я как раз хотел сказать, сэр, но вы спрашивали меня о другом, а Джон не давал и слова вставить, когда я хотел поднять этот вопрос. — Я твой непосредственный руководитель, — взревел Джон. Эндрю тотчас увидел, что в связи с этим вопросом между ними разгорелась настоящая вражда. Когда они только начали формировать армию, полк за полком, все они общались чаще и были ближе друг другу. Но сейчас количество людей в их армии превзошло все самые смелые ожидания — было мобилизовано сто пятьдесят полков и еще шестьдесят планировалось мобилизовать в следующие два месяца, когда римские новобранцы закончат тренировки и отправятся к месту дислокации. У него уже не хватало сил уследить за всем.
— Объясни, Чак, в чем дело, — наконец сказал Эндрю и успокаивающе посмотрел на Джона.
— Видите ли, сэр, у меня возникла одна идея, — начал Чак с энтузиазмом. — Я на самом деле ни разу не сталкивался с этой штуковиной, и, думаю, никто из наших ее не видел, но тот зубной врач из Индианы делал их. И я вспомнил, что генерал Батлер привез парочку для наступления под Питерсбергом. Вот я и решил сделать несколько набросков. Это очень просто: шесть стволов, которые вращаются на валу, — похоже на огромный револьвер. У каждого ствола — собственный казенник, и когда при вращении вала ствол оказывается внизу, патрон засылается в ствол, и казенник закрывает его, а когда ствол поворачивается, казенник открывается и использованный патрон выбрасывается наружу. Если вращать рукоятку, можно делать около двухсот выстрелов в минуту.
Чак оглядел присутствующих. Все молчали. Эндрю был заинтригован. Он что-то слышал о подобной машине, но никогда ее не видел.
У нас ограниченное количество боеприпасов — всего по сто пятьдесят патронов на человека Если пользоваться этой игрушкой, мы израсходуем их мгновенно, — вмешался Джон. — В прошлую кампанию мы потеряли чертову уйму оружия, и еще больше, когда мерки разбомбили склад с боеприпасами, а ты говоришь о машине, которая за десять минут израсходует патронов больше, чем целая бригада!
— Это мощный массированный огонь, — слабо возразил Чак.
— Отлично, рассказывай и остальное, — потребовал Джон.
Чак заколебался.
— Продолжайте, мистер Фергюсон. Вы же знаете, я вас почти во всем поддерживаю.
— Ну, я начал думать.
— Ты только этим и занимаешься, — добродушно проворчал Пэт, и все вокруг рассмеялись.
Чак улыбнулся в ответ:
— Сила пара, сэр, вот что нужно. Берем восемь или девять стволов, подсоединяем коленчатый вал к паровому двигателю, и пожалуйста — можно делать хоть две тысячи выстрелов в минуту. Этой штуковиной очень хорошо сбивать воздушные шары противника. Разумеется, мы в них стреляли, и не только из ружей, но даже из пушки, но они все равно не теряли способности к передвижению, потому что воздух из шара выходил медленно, и они успевали добраться до дома. С паровой пушкой мы сможем справиться с ними за несколько секунд. Пули просто разорвут оболочку шара в клочья. И стрелять можно на расстояние до шестисот ярдов.
Эндрю вновь посмотрел на Джона, который помотал головой.
— Пустые выдумки! — раздраженно повторил он. — Я бы и рад поверить в нужность такой машины, Фергюсон, но ты забыл упомянуть, что речь идет о медных патронах. У нас кончились все запасы нитрата серебра и ртути для капсюлей винтовок и револьверов. А ты говоришь о сотнях тысяч снарядов, притом что орда пожалует через тридцать дней! Ты хочешь, чтобы сотни рабочих занимались проектом, который в самом лучшем случае сможет воплотиться к концу года. К тому же тебе нужны самые лучшие рабочие, мастера на все руки, а они, между прочим, всем нужны.
— Ну, попытаться-то можно…
— У нас нет времени, Чак, — сказал Эндрю с сожалением.
Он заметил, с какой злостью Чак посмотрел на Джона. Но тот был несомненно прав: сейчас сотня ружей важнее оружия, над которым нужно еще много работать.
— Армия увеличится сразу до четверти миллиона, если мы дадим людям это оружие, — возразил Чак. — Но мы не хотим… — добавил он, хмуро глядя в окно. Буря там кончилась, и теперь по стеклу барабанили капли дождя.
— Этот вопрос закрыт, Чак, — сказал Эндрю. — Но, может быть, у тебя есть еще что-нибудь?
— Только идея насчет ракеты, но Джон никогда не позволит ею заниматься.
— Он просто выполняет свою работу, Чак, — мягко сказал Калин. — У нас мало времени, а генерал Майна несет ответственность за обеспечение. Если нам не хватит запасов, и в первую очередь оружия, это будет стоить ему головы, а в конце концов и всем нам. Ты придумал массу замечательных вещей, и после того, как мы победим, я лично прослежу за тем, чтобы ты мог изобретать и дальше. А сейчас расскажи поподробнее об этой ракете.
— Ну, я совсем недавно начал о ней думать. Мы знаем, что они тоже стали использовать артиллерию. У нас будет около четырехсот пушек, когда начнется война, но проблема не в них, а в лошадях, которым придется перетаскивать их. Для батареи в шесть четырехфунтовых пушек нужно восемнадцать лошадей, для батареи двенадцатифунтовых «наполеонов» или новых трехдюймовых пушек понадобится больше сотни лошадей — а их у нас не так уж много. Здесь могли бы помочь ракеты.
Это жуткая вещь, — прервал его Пэт. — В начале войны в Штатах их завезли в Двадцать четвертую Нью-йоркскую батарею. Парни пережили кошмарное время: эти проклятые штуковины даже в стену здоровенного сарая попадали не всегда, а самое ужасное, что иногда они поворачивали в воздухе и падали на наши собственные позиции.
— Я знаю, — торопливо сказал Чак. — Но мы не будем стрелять в стену сарая, перед нами будет вся орда, а это гораздо более крупная цель. Я подсчитал, их надо сделать три фута длиной и шесть дюймов в диаметре. Они будут весить около двадцати фунтов каждый, а дальность стрельбы будет до трех тысяч ярдов. Преимущества такого снаряда очевидны. «Наполеон» со своим лафетом весит приблизительно тонну, столько же весит сотня ракет. Запустите одну из них в умен, и она обязательно в кого-нибудь попадет.
— А как быть с теми ракетами, которые упадут на нас?
— Мы можем спрятаться, — тихо ответил Чак. Пэт покачал головой. Эндрю посмотрел на главного специалиста по артиллерийскому делу, ожидая его решения.
— Легко говорить, когда тебе на голову не падала такая штука.
Чак ощетинился.
— Я сражался под Фредриксбергом и Колд-Харбором, сэр, — произнес он спокойно. — И я знаю, что значит оказаться под артиллерийским огнем противника. Даже если один из десяти снарядов упадет на нас, остальные девять достанутся врагу.
— Знаешь, парень, в этом что-то есть, — неохотно признал Пэт.
Чак выжидательно посмотрел на Эндрю. — Ты уже испытывал их? — спросил Ганс. Чак кивнул.
— И?
— Он полетел не в ту сторону, сэр.
— Прямое попадание в сарай, стоявший в пятистах ярдах позади нашей позиции. Отличный выстрел, — сообщил Джек Петраччи. — Спасибо за помощь, Джек, — пробормотал Чак. Эндрю рассмеялся и покачал головой:
— Продолжай с ними работать, посмотрим, что из этого получится. Но мне бы хотелось увидеть что-нибудь, из чего можно попасть в сарай, и именно в тот, в который прицелился, а не в стоящий в пятистах ярдах позади или где-то еще.
— Для каждой такой ракеты понадобится пятнадцать фунтов пороха, — сказал Джон. — Это семь выстрелов «наполеона».
— Думаю, для начала мы сможем выделить пару сотен фунтов, — предложил Эндрю. — Подумай пока над этим и займись револьверами, а карабины, снайперские винтовки и паровые пушки пока запрещены.
— Теперь о воздушных машинах? — предложил Калин.
Эндрю кивнул. Чак нервно откашлялся.
— Для их испытаний мы построили три больших ангара в лесу к северу от Рима. Мерки туда не залетают, поэтому не знают об их существовании. Если только они обнаружат нас, один-единственный факел, брошенный сверху, — и нам конец. Уже сделаны три шара и еще четыре пока в работе. Ну, и еще проблема с двигателем.
— А что с тем, который был на их шаре? — поинтересовался Калин.
— Он так и остался там, где упал шар. Его закопали.
— И вы не разобрали его?
— Я, конечно, любопытный, но не сумасшедший, — ответил Чак.
— В нем какой-то яд, — объяснил Эмил. — Мы знаем, что мерки, которые раньше летали на том воздушном корабле, умерли ужасной смертью. У них выпали волосы, потом их рвало кровью, а наши люди, которые подходили к машине после крушения, все заболели. Сейчас шестеро из них умерли, причем так же, как и мерки, — облысев и харкая кровью. Те, кто закапывал его, или в больнице, или в могиле.
— Проклятая машина в земле, и пусть там и остается! — твердо заключил отец Касмар. — Это дьявольское изобретение.
— С этим я спорить не стану, — отозвался Чак. «Какое счастье, — подумал Эндрю, — что воздушный корабль упал далеко от города». Он уже слышал о смерти несчастных крестьян, которые подходили к нему слишком близко. Эмил считал, что двигатель работает на мышьяке и этим объясняется выпадение волос и кровавая рвота. Но почему именно мышьяк и каким образом машина без всякого видимого топлива может передвигаться по небу? Силы, которыми завладели мерки, были ужасны, и вряд ли один человек способен разгадать загадку этой машины.
— Скоро мы будем летать?
Чак посмотрел на Джека, словно надеясь на его поддержку.
— Не знаю точно, все зависит от двигателя. Главное, чтобы был не слишком большой вес.
— Может быть, стоит вернуться к проверенному типу? — спросил Эндрю.
вия, но Эндрю настоял на своем. Всего семь месяцев назад этот человек был их врагом и чуть было не разгромил их, а сейчас он стал одной из ключевых фигур их союза, и возможно, именно он поможет им победить. Почти сорок тысяч карфагенян жили теперь в Республике Русь, поселившись вдоль побережья на границе с Римом. Их постоянные рейды на завоеванную территорию с целью спасения своих соотечественников раздражали врага и позволяли получать свежую информацию о его передвижении. Эндрю хотел, чтобы Гамилькар до конца осознал, что он и его люди теперь стали их союзниками, а сам Карфаген превратился в город, оккупированный врагом. Конечно, это вряд ли было возможно, если бы на совещание прибыл Марк, настолько глубоко укоренилась вражда между двумя народами. Хотя и было очевидно, что Гамилькар всеми силами души ненавидит мерков, Эндрю понимал некоторую опасность его присутствия в штабе, где обсуждаются планы военной кампании. Однако он так мало знал Русь, что вполне мог участвовать в этом первом совещании, а в дальнейшем, когда на столе появятся карты и другая секретная информация, он будет уже далеко отсюда.
— Господа, у нас впереди два дня, — тихо произнес Эндрю. — Давайте начнем.
Он кивнул молоденькому слуге, который вышел из крохотной комнатушки рядом с комнатой телеграфиста и направился к ним с подносом, уставленным кружками с традиционным русским чаем, настоянным на цветах липы. Слуга посмотрел на Эмила, прежде чем поставить кружку перед Эндрю, и доктор кивнул, разрешая.
— Ну наконец-то нормальный чай, а не мерзкая микстура, — со вздохом сказал строптивый пациент.
— Всему свое время, — отозвался Эмил. — Не пей слишком много и съешь что-нибудь.
Эндрю не хотелось спорить с врачом, тем более что второй слуга принес поднос с хлебом, на котором лежали толстые ломти свежего сыра. Для русских такое угощение казалось верхом роскоши, ведь во время войны пропал почти весь скот и теперь его поголовье только начало восстанавливаться. Калин, как правило, ел то же, что и простые люди, и Эндрю не раз видел, что на столе у него не было ничего, кроме хлеба с маслом.
— Ни к чему нам превращаться в бояр, — говорил Калин. И Эндрю понимал, что такая политика себя оправдывает.
Эндрю обхватил пальцами горячую кружку, наслаждаясь теплом, поднес ее к губам и сделал первый глоток. На лице его появилась восторженная улыбка — это была первая кружка чая за истекший месяц. Он уже вторично подхватил тиф и думал, что на этот раз ему не выкарабкаться.
Еще один глоток. Чай словно пробудил его к жизни. Эндрю поставил кружку и обвел взглядом собравшихся:
— Джон, начни, пожалуйста. Как у нас в целом обстоят дела?
Джон Майна открыл папку и посмотрел на друзей. В общем-то, бумаги ему были ни к чему, он и так помнил все цифры и факты наизусть.
— Производство снижается. Об этом мы говорили раньше. Дисциплина падает. Люди работают уже три года беспрерывно, за это время мы пережили две войны, и приближается третья. Количество больных возрастает.
— Зимой это не редкость, — ответил Эмил чуть ли не извиняющимся тоном. — И если бы не чистая вода и канализация, то заболеваемость была бы намного выше.
— Никто не умаляет ваших заслуг, доктор, — мягко сказал Калин. — Без вашей помощи мы бы вообще не справились.
— Я просто сообщаю факты. — добавил Джон, — и не больше того.
Эмил ничего не ответил, но Эндрю видел, что его друг воспринимает болезни как личное оскорбление.
— Что касается артиллерии: у нас триста десять легких четырехфунтовых пушек, сто двадцать двенадцатифунтовых «наполеонов» и двенадцать новых десятифунтовых «пэрротов», которые стреляют разрывными снарядами. Флот и береговая оборона имеют в своем распоряжении сорок два семидесятипятифунтовых орудия и двадцать длинноствольных, пушки, захваченные с разбитых кораблей Кромвеля, и пятьдесят пушек с галер. Шестьдесят четырехфунтовых пушек и дюжина «наполеонов» установлены на лафеты с большим углом возвышения для защиты от воздушных кораблей. Если понадобится, мы можем без труда приспособить их для стрельбы по наземным целям. В день производится около двухсот винтовок и еще столько же гладкоствольных ружей с кремниевым замком. Это в мастерских на Руси. В Риме такие работы только начались, поэтому они делают всего пару дюжин гладкоствольных ружей в день и два четырехфунтовых орудия в неделю. В следующем месяце, думаю, дело пойдет лучше.
— И сколько ружей у нас всего?
— Почти двадцать тысяч винтовок, стреляющих разрывными пулями, еще сорок тысяч обычных кремниевых ружей и тридцать тысяч гладкоствольных. Если бы мы не потеряли почти восемь тысяч пушек в морских баталиях, было бы, конечно, больше.
— Ну что ж, неплохо, — подвел итог Эндрю. — Вполне достаточно для шестнадцати дивизий, Пятого и Третьего корпусов вместе с гарнизонами и ополчением. — Но на этом фронте у нас остается только десять дивизий, — продолжил он. — Нужен еще корпус из трех дивизий в Риме на случай, если они нападут с той стороны, и один резервный в Суздале, который, если понадобится, можно отправить для подкрепления на восток или запад. У нас около шестидесяти тысяч человек по всей линии фронта, а врагов почти в шесть раз больше. — В следующем месяце будет новый корпус, — отозвался Джон.
— Люди плохо подготовлены, — возразил Ганс, посмотрев на Дмитрия.
— Мы сейчас обучаем почта сорок тысяч человек, — ответил Дмитрий. — В данный момент не более десяти тысяч имеют оружие, расчеты полевых батарей вместо пушек обучаются на макетах из бревен. Седьмой корпус нельзя выпускать в бой еще по крайней мере два месяца.
— Нам не дадут столько времени — вы слышали, что рассказывал Гамилькар, — сказал Эндрю, кивнув в сторону правителя Карфагена. Хотя тот уже немного говорил по-русски, улавливать быструю речь ему было трудно. Но, услышав свое имя, он решил сказать, что думает.
— Через месяц, — произнес он медленно, — когда вырастет трава для лошадей, они придут. Они появятся сразу после следующего полнолуния. У них это называется «праздник молодой травы».
Услыхав о пире в полнолуние, все притихли, вспоминая те подробности, о которых поведал Юрий. Эндрю посмотрел на Гамилькара. Не меньше пятидесяти тысяч его соплеменников умрут той ночью.
— У них есть эти проклятые летающие машины, и они могут следить за нами, а мы нет, — проворчал Пэт.
— Мы вернемся к этому позже, — пообещал Эндрю, надеясь, что Чак сможет высказаться на сей счет определеннее.
Изобретатели, которые ранее так гордились техническим превосходством своей армии, были в шоке, когда выяснилось, что враг создал летающие корабли, которые могут передвигаться по воле человека, не завися от ветра.
В течение всей зимы, невзирая на погоду, воздушные машины мерков, похожие на огромные уродливые сигары, поднимались в небо, наблюдая за постройкой фортификационных сооружений и периодически бомбя Суздаль. Первое нападение, случившееся на следующий день после победы над «Оганкитом», превратило пороховой завод в груду развалин. Последующие налеты хотя и не были столь разрушительны, но тем не менее привели к неприятным последствиям — русские крестьяне смотрели на летающие машины мерков с ужасом. Два таких летающих шара долетели даже до Рима и разбомбили сортировочную станцию, там сгорело множество драгоценных товарных вагонов.
Эндрю откинулся на спинку стула и посмотрел на карту Потомака, расстеленную перед ним.
— Еще что? — снова обратился он к Джону.
— С продовольствием все в порядке. Слава Богу, в прошлом году урожай оказался лучше, чем ожидалось. Из Боба Флетчера получился отличный интендант, надо сказать. У нас имеется запас солонины на три месяца — свинина, говядина и даже это отвратительное сушеное китовое мясо, которое неизвестно за что любят римляне. Сухарей хватит на год. Русь обеспечена продовольствием до нового урожая. До тех пор пока мы будем рядом с железной дорогой, транспортных проблем не возникнет. На сегодняшний день у нас шестьдесят восемь паровозов и приблизительно семьсот вагонов. Можно без особого труда перебросить два корпуса до Рима и обратно. У резервного корпуса поезда стоят под парами, для других корпусов тоже можно в любой момент подать транспорт. Медного провода достаточно, как и цинка для получения водорода, а вот свинец закончился — сейчас используем остатки. Бревна для ремонта основных мостов готовы, так что в случае необходимости починить их можно быстро. Подходят к концу запасы чугуна и стали. Рельсов для укладки маловато, не хватает инструментов, а главное, людей, которые умеют класть рельсы. Запасы селитры для пороха ограничены, на Руси мы использовали уже почти все, и если бы не Рим, не знаю, что бы мы делали.
— Нельзя ли как-нибудь увеличить производство мушкетов? — спросил Ганс, возвращаясь к началу разговора.
Джон покачал головой: — В Риме только начали производить их, к концу месяца они научатся делать по семьдесят пять штук в день. Вспомни, что перед Тугарской войной мы и сами выпускали не больше сотни. Дело в том, что здесь у нас было три года, чтобы научить рабочих производству, а в Риме все приходится начинать с нуля. Получается замкнутый круг: нужно послать как можно больше наших людей в Рим, чтобы научить их, но в то же время, если большинство уедет, здесь будет некому работать.
— Может, послать рабочих с завода? — предложил Калин.
— Мы уже отправили в Рим двести человек, — отозвался Джон. — Если уедет еще кто-то, производительность снизится еще больше.
Эндрю посмотрел на Калина. Тот задумчиво теребил пуговицу на рубахе, как всегда, когда принимал какое-то решение.
— Пошлите еще пятьдесят человек, — наконец сказал он и махнул рукой, отметая возражения Джона.
Юлий, внимательно слушавший перевод Дмитрия, с благодарностью кивнул. Эндрю понимал, что, снизив производство оружия на двести штук в неделю здесь, они столько же получат от союзников.
— Нельзя ли взять людей со специальных проектов? — с надеждой спросил Джон и посмотрел на Чака, который тут же вскочил, размахивая руками, и с жаром принялся защищать свое детище.
— Может, сейчас и кажется, что они понапрасну тратят время, — заявил он, — но это потому, что такие вещи не делаются мгновенно. И только с их помощью мы сможем добиться успеха.
— А что уже удалось сделать? — спокойно спросил Эндрю.
— У нас сейчас всего шесть человек. Генерал Готорн предложил выпустить некоторое количество снайперских винтовок типа уитвортских, и мы этим как раз и занимаемся. Первый экземпляр сделали два дня назад. Он у меня с собой, если хотите, могу показать.
Эндрю кивнул.
Чак тотчас встал и открыл шкаф, в котором хранилось оружие. Оттуда он достал кожаный чехол, чуть ли не любовно положил его на стол и вытащил винтовку.
Пэт одобрительно присвистнул, Ганс встал со своего места, чтобы поближе рассмотреть оружие.
— У нас не было образца, — извиняющимся тоном сказал Чак.
— Отличная работа, — прошептал восхищенно Ганс и протянул руки, чтобы взять винтовку, потом, опомнившись, взглянул на изобретателя. Чак гордо улыбнулся и кивнул.
Ганс поднял длинноствольное ружье.
— Тяжеловато.
— Всего двадцать пять фунтов, — отозвался Чак. — Длина почти пять с половиной футов, ствол — из лучшей стали. В сечении — шестиугольник.
— Что-что? — Калин возбужденно и с любопытством посмотрел на ружье.
Чак взял у Ганса ружье, которое тот выпустил из рук с большой неохотой. Инженер снова положил его на стол и показал Калину:
— Внутри ствол не круглый, а шестиугольный. Вернувшись к шкафу, Чак достал коробку с патронами, обтянутую черной кожей. Открыв ее, он извлек патрон, который по форме напоминал головку болта, только в несколько раз длиннее. Притупленный с обоих концов шестигранник лежал у него на ладони.
— Трудная была работа. Пришлось повозиться с этими шестигранными стволами и пулями для них. Точность должна быть до одной тысячной дюйма. Никогда еще такого не делал.
— Пятьдесят квалифицированных рабочих в течение четырех месяцев возились с одним ружьем, — холодно сказал Джон.
— Мы столько всего узнали, пока работали над ним! — воскликнул Чак обиженно. — Эти пятьдесят рабочих стали инструментальщиками высочайшего класса, если уж на то пошло. Они могут сделать все, изготовить любой инструмент…
— Очень нам это понадобится в ближайшие два месяца! — бросил Джон.
— А как с дальностью стрельбы? — спросил Эндрю ровным тоном.
— Это зависит от стрелка. Нужно, чтобы снайперы потренировались как следует.
Чак показал на оптический прицел, насаженный на ствол ружья.
— Его нужно еще выверять и налаживать — установить шелковые нити для перекрестья в оптическом приборе — дьявольская работа. Я уже отградуировал его — нанес деления, чтобы можно было определять расстояние, потом надо сделать поправку на ветер и влажность. Так что понадобится время, прежде чем эта штука найдет того, кто сможет ею воспользоваться на все сто процентов.
— На старой войне, я имею в виду еще в Америке, — вмешался Ганс, — я слышал, что один из наших снайперов уложил из такой винтовки генерала мятежников на расстоянии мили.
— Старина Джон Седжвик, командир Шестого корпуса, заполучил пулю в голову от вражеского снайпера с восьмисот ярдов, — сообщил Пэт, с уважением поглядывая на предмет спора.
— Несомненно, от этой штуки была бы большая польза, если бы не надо было ее поднимать пять минут и целиться еще столько же. Или вы думаете, что орда остановится и будет ждать, пока вы выберете, кого бы подстрелить? — не успокаивался Джон. — Выпиливание этих шестиугольников — пустая трата сил и времени.
Эндрю взглянул на Джона.
— Я обратился к Чаку с этой просьбой шесть месяцев назад, — объяснил он. — Конечно, не все еще готово, но, по-моему, игра стоит свеч.
— Так ты собираешься продолжать? — взвился Джон.
Эндрю целую минуту смотрел на ружье.
— Сколько еще таких у тебя сейчас в производстве?
— Это пока еще только образец, дело не поставлено на поток, сэр. Готовы еще две винтовки, но они не настолько хороши, как хотелось бы. Нужно их усовершенствовать.
— Совершенствуй, — тихо произнес Эндрю. — Но если один твой рабочий может научить изготавливать мушкеты пятьдесят римлян, от этого будет больше пользы. Придется отправить твоих людей к Марку.
Чак ничего не сказал, словно желал приберечь аргументы для спора по более важному вопросу.
— Что еще ты хотел сообщить? — спросил Эндрю, не слишком удивленный покладистостью молодого человека. Чак не был бы Чаком, если бы не приготовил для них какой-нибудь сюрприз.
— Мы сделали литейную форму по шаблону шарповского карабина сержанта Шудера и приготовили к работе машины, которые будут их изготавливать. В следующие три месяца я планирую выпустить небольшую партию карабинов этой модели.
— Что еще?
— В месяц мы выпускаем примерно сто револьверов для офицеров армии — они ничем не хуже наших собственных кольтов. Господи Боже, сэр, да я только и делаю, что изобретаю. На Земле у меня уже была бы куча патентов! — хмыкнул он.
— Ты бы лучше рассказал о тех несчастных «гатлингах», — гневно бросил Джон.
— «Гатлингах»? — переспросил Эндрю и вопросительно посмотрел на Чака, который наградил Джона яростным взглядом. — Мистер Фергюсон, об этом мы с вами ни разу не говорили.
— Я как раз хотел сказать, сэр, но вы спрашивали меня о другом, а Джон не давал и слова вставить, когда я хотел поднять этот вопрос. — Я твой непосредственный руководитель, — взревел Джон. Эндрю тотчас увидел, что в связи с этим вопросом между ними разгорелась настоящая вражда. Когда они только начали формировать армию, полк за полком, все они общались чаще и были ближе друг другу. Но сейчас количество людей в их армии превзошло все самые смелые ожидания — было мобилизовано сто пятьдесят полков и еще шестьдесят планировалось мобилизовать в следующие два месяца, когда римские новобранцы закончат тренировки и отправятся к месту дислокации. У него уже не хватало сил уследить за всем.
— Объясни, Чак, в чем дело, — наконец сказал Эндрю и успокаивающе посмотрел на Джона.
— Видите ли, сэр, у меня возникла одна идея, — начал Чак с энтузиазмом. — Я на самом деле ни разу не сталкивался с этой штуковиной, и, думаю, никто из наших ее не видел, но тот зубной врач из Индианы делал их. И я вспомнил, что генерал Батлер привез парочку для наступления под Питерсбергом. Вот я и решил сделать несколько набросков. Это очень просто: шесть стволов, которые вращаются на валу, — похоже на огромный револьвер. У каждого ствола — собственный казенник, и когда при вращении вала ствол оказывается внизу, патрон засылается в ствол, и казенник закрывает его, а когда ствол поворачивается, казенник открывается и использованный патрон выбрасывается наружу. Если вращать рукоятку, можно делать около двухсот выстрелов в минуту.
Чак оглядел присутствующих. Все молчали. Эндрю был заинтригован. Он что-то слышал о подобной машине, но никогда ее не видел.
У нас ограниченное количество боеприпасов — всего по сто пятьдесят патронов на человека Если пользоваться этой игрушкой, мы израсходуем их мгновенно, — вмешался Джон. — В прошлую кампанию мы потеряли чертову уйму оружия, и еще больше, когда мерки разбомбили склад с боеприпасами, а ты говоришь о машине, которая за десять минут израсходует патронов больше, чем целая бригада!
— Это мощный массированный огонь, — слабо возразил Чак.
— Отлично, рассказывай и остальное, — потребовал Джон.
Чак заколебался.
— Продолжайте, мистер Фергюсон. Вы же знаете, я вас почти во всем поддерживаю.
— Ну, я начал думать.
— Ты только этим и занимаешься, — добродушно проворчал Пэт, и все вокруг рассмеялись.
Чак улыбнулся в ответ:
— Сила пара, сэр, вот что нужно. Берем восемь или девять стволов, подсоединяем коленчатый вал к паровому двигателю, и пожалуйста — можно делать хоть две тысячи выстрелов в минуту. Этой штуковиной очень хорошо сбивать воздушные шары противника. Разумеется, мы в них стреляли, и не только из ружей, но даже из пушки, но они все равно не теряли способности к передвижению, потому что воздух из шара выходил медленно, и они успевали добраться до дома. С паровой пушкой мы сможем справиться с ними за несколько секунд. Пули просто разорвут оболочку шара в клочья. И стрелять можно на расстояние до шестисот ярдов.
Эндрю вновь посмотрел на Джона, который помотал головой.
— Пустые выдумки! — раздраженно повторил он. — Я бы и рад поверить в нужность такой машины, Фергюсон, но ты забыл упомянуть, что речь идет о медных патронах. У нас кончились все запасы нитрата серебра и ртути для капсюлей винтовок и револьверов. А ты говоришь о сотнях тысяч снарядов, притом что орда пожалует через тридцать дней! Ты хочешь, чтобы сотни рабочих занимались проектом, который в самом лучшем случае сможет воплотиться к концу года. К тому же тебе нужны самые лучшие рабочие, мастера на все руки, а они, между прочим, всем нужны.
— Ну, попытаться-то можно…
— У нас нет времени, Чак, — сказал Эндрю с сожалением.
Он заметил, с какой злостью Чак посмотрел на Джона. Но тот был несомненно прав: сейчас сотня ружей важнее оружия, над которым нужно еще много работать.
— Армия увеличится сразу до четверти миллиона, если мы дадим людям это оружие, — возразил Чак. — Но мы не хотим… — добавил он, хмуро глядя в окно. Буря там кончилась, и теперь по стеклу барабанили капли дождя.
— Этот вопрос закрыт, Чак, — сказал Эндрю. — Но, может быть, у тебя есть еще что-нибудь?
— Только идея насчет ракеты, но Джон никогда не позволит ею заниматься.
— Он просто выполняет свою работу, Чак, — мягко сказал Калин. — У нас мало времени, а генерал Майна несет ответственность за обеспечение. Если нам не хватит запасов, и в первую очередь оружия, это будет стоить ему головы, а в конце концов и всем нам. Ты придумал массу замечательных вещей, и после того, как мы победим, я лично прослежу за тем, чтобы ты мог изобретать и дальше. А сейчас расскажи поподробнее об этой ракете.
— Ну, я совсем недавно начал о ней думать. Мы знаем, что они тоже стали использовать артиллерию. У нас будет около четырехсот пушек, когда начнется война, но проблема не в них, а в лошадях, которым придется перетаскивать их. Для батареи в шесть четырехфунтовых пушек нужно восемнадцать лошадей, для батареи двенадцатифунтовых «наполеонов» или новых трехдюймовых пушек понадобится больше сотни лошадей — а их у нас не так уж много. Здесь могли бы помочь ракеты.
Это жуткая вещь, — прервал его Пэт. — В начале войны в Штатах их завезли в Двадцать четвертую Нью-йоркскую батарею. Парни пережили кошмарное время: эти проклятые штуковины даже в стену здоровенного сарая попадали не всегда, а самое ужасное, что иногда они поворачивали в воздухе и падали на наши собственные позиции.
— Я знаю, — торопливо сказал Чак. — Но мы не будем стрелять в стену сарая, перед нами будет вся орда, а это гораздо более крупная цель. Я подсчитал, их надо сделать три фута длиной и шесть дюймов в диаметре. Они будут весить около двадцати фунтов каждый, а дальность стрельбы будет до трех тысяч ярдов. Преимущества такого снаряда очевидны. «Наполеон» со своим лафетом весит приблизительно тонну, столько же весит сотня ракет. Запустите одну из них в умен, и она обязательно в кого-нибудь попадет.
— А как быть с теми ракетами, которые упадут на нас?
— Мы можем спрятаться, — тихо ответил Чак. Пэт покачал головой. Эндрю посмотрел на главного специалиста по артиллерийскому делу, ожидая его решения.
— Легко говорить, когда тебе на голову не падала такая штука.
Чак ощетинился.
— Я сражался под Фредриксбергом и Колд-Харбором, сэр, — произнес он спокойно. — И я знаю, что значит оказаться под артиллерийским огнем противника. Даже если один из десяти снарядов упадет на нас, остальные девять достанутся врагу.
— Знаешь, парень, в этом что-то есть, — неохотно признал Пэт.
Чак выжидательно посмотрел на Эндрю. — Ты уже испытывал их? — спросил Ганс. Чак кивнул.
— И?
— Он полетел не в ту сторону, сэр.
— Прямое попадание в сарай, стоявший в пятистах ярдах позади нашей позиции. Отличный выстрел, — сообщил Джек Петраччи. — Спасибо за помощь, Джек, — пробормотал Чак. Эндрю рассмеялся и покачал головой:
— Продолжай с ними работать, посмотрим, что из этого получится. Но мне бы хотелось увидеть что-нибудь, из чего можно попасть в сарай, и именно в тот, в который прицелился, а не в стоящий в пятистах ярдах позади или где-то еще.
— Для каждой такой ракеты понадобится пятнадцать фунтов пороха, — сказал Джон. — Это семь выстрелов «наполеона».
— Думаю, для начала мы сможем выделить пару сотен фунтов, — предложил Эндрю. — Подумай пока над этим и займись револьверами, а карабины, снайперские винтовки и паровые пушки пока запрещены.
— Теперь о воздушных машинах? — предложил Калин.
Эндрю кивнул. Чак нервно откашлялся.
— Для их испытаний мы построили три больших ангара в лесу к северу от Рима. Мерки туда не залетают, поэтому не знают об их существовании. Если только они обнаружат нас, один-единственный факел, брошенный сверху, — и нам конец. Уже сделаны три шара и еще четыре пока в работе. Ну, и еще проблема с двигателем.
— А что с тем, который был на их шаре? — поинтересовался Калин.
— Он так и остался там, где упал шар. Его закопали.
— И вы не разобрали его?
— Я, конечно, любопытный, но не сумасшедший, — ответил Чак.
— В нем какой-то яд, — объяснил Эмил. — Мы знаем, что мерки, которые раньше летали на том воздушном корабле, умерли ужасной смертью. У них выпали волосы, потом их рвало кровью, а наши люди, которые подходили к машине после крушения, все заболели. Сейчас шестеро из них умерли, причем так же, как и мерки, — облысев и харкая кровью. Те, кто закапывал его, или в больнице, или в могиле.
— Проклятая машина в земле, и пусть там и остается! — твердо заключил отец Касмар. — Это дьявольское изобретение.
— С этим я спорить не стану, — отозвался Чак. «Какое счастье, — подумал Эндрю, — что воздушный корабль упал далеко от города». Он уже слышал о смерти несчастных крестьян, которые подходили к нему слишком близко. Эмил считал, что двигатель работает на мышьяке и этим объясняется выпадение волос и кровавая рвота. Но почему именно мышьяк и каким образом машина без всякого видимого топлива может передвигаться по небу? Силы, которыми завладели мерки, были ужасны, и вряд ли один человек способен разгадать загадку этой машины.
— Скоро мы будем летать?
Чак посмотрел на Джека, словно надеясь на его поддержку.
— Не знаю точно, все зависит от двигателя. Главное, чтобы был не слишком большой вес.
— Может быть, стоит вернуться к проверенному типу? — спросил Эндрю.