Тамука внимательно посмотрел на него:
— Он знает, что его наследник убил собственного брата. Он не видит угрозы, которая исходит от скота. Он не правит, Хулагар.
— Лучше забудь об этом, — сказал Хулагар. — Он -мой кар-карт и друг, и он всегда правил хорошо.
— Это твое дело, Хулагар, носитель щита. Ты знал, на что шел, позволяя себе относиться к нему как к другу.
Хулагар промолчал, не было смысла отрицать очевидную справедливость этих слов.
— Но он хорошо правит. Тамука не ответил. Хулагар оглянулся на Джубади, который ждал своего щитоносца.
— Ты не будешь больше щитоносцем зан-карта, — холодно сказал он.
Тамука усмехнулся:
— А кто будет охранять зан-карта от него самого, от тех глупостей, которые он то и дело совершает?
— Найдется кто-нибудь.
Тамука мысленно выругался — Хулагар его не поддержал, поэтому не стоило продолжать разговор. Не говоря ни слова, он развернулся и подъехал к Вуке. Тот, конечно, не слышал, о чем шла речь, но чувствовал, что его щитоносец чем-то недоволен, поэтому он радостно улыбнулся. Тамуку он ненавидел.
— Нужно немедленно бросить вперед десять уменов. Остальные подойдут в течение трех дней, — сказал Джубади. — Вскоре мы отведаем мяса русских. Летающие корабли отправятся на восток разведать, где спрятался скот. Здесь останется карфагенский скот — возделывать землю и искать пищу. Они сбежали, но мы все равно найдем их.
Он оглянулся на флаг, который по-прежнему развевался на ветру. Снова его кольнуло предчувствие, и он посмотрел на Хулагара.
— Новым кар-картом будет тот, кто сожжет флаг скорби, — прошептал Хулагар.
Джубади кинул быстрый взгляд на Вуку, который смотрел на флаг со странной смесью ужаса и надежды, словно это действительно был знак перехода власти от отца к нему.
— Я должен сделать это сам, — объявил Джубади.
Хулагар согласно кивнул.
Джубади глубоко вздохнул и послал лошадь вперед.
Хулагар снова всмотрелся в лес, у него опять возникло это странное чувство. Он поудобнее ухватил бронзовый щит.
Джубади продолжал спускаться к реке, где за утесом стоял броненосец янки.
— Пусть видят, как мы входим в их город, — сказал Джубади.
Воины, охранявшие Джубади, внимательно осматривали дорогу, от их взглядов не ускользало ничего — ни трупы лошадей, ни погибшие всадники, лежавшие в траве.
— Убивать с помощью расставленных на дороге взрывающихся снарядов — это трусость, — проворчал Джубади.
— Как бы то ни было, эти снаряды убивают, — отозвался Музта.
Музта посмотрел на холмы, которые высились за городом.
Джубади откинулся в седле, он был разочарован. Они пересекли реку и находились в сердце Руси. Потери оказались не так уж велики, учитывая, с чем им пришлось столкнуться. Янки дважды потерпели поражение, их моральный дух должен быть сломлен.
Джубади чувствовал, как устала его лошадь. Он даже не позаботился дать ей имя — слишком быстро они умирали. Конечно, скот — это скот, а лошадь — друг и товарищ, но если бы он думал о всех лошадях, которых потерял, его сердце уже давно разорвалось бы.
Рядом ехал Хулагар, прикрывая его щитом. Сколько раз он спасал его от смерти. Джубади внезапно снова вспомнил, как, думая, что никто его не видит, плакал его щитоносец, когда ему пришлось зарезать свою первую лошадь.
— Сегодня тепло, — сказал Джубади и посмотрел на небо.
— Я уж думал, дожди никогда не кончатся, — отозвался Хулагар.
— Погода должна была измениться, — рассеянно пробормотал Джубади.
Джубади недовольно смотрел на здания заводов, построенных янки. Ему так хотелось разгадать все их секреты, а хитрый скот оставил ему лишь бесполезные стены. Железный мост был до сих пор невредим. Этот мост раздражал его — то, как он был построен, выходило за пределы понимания Джубади. Кар-карт осознавал, что все вокруг было выше его понимания. Железная дорога, паровые машины, которые едут по ней, ружья, летающие корабли, железные корабли, которые не тонут в воде, — все это было неразгаданной тайной.
Он посмотрел на Тамуку, который ехал рядом с Вукой, прикрывая его щитом.
«Неужели молодой носитель щита прав? — подумал он. — Неужели весь скот надо убить? Кто же тогда будет нашей пищей? Кто будет выполнять всю работу? Кто будет делать наши луки и стрелы, седла и юрты, подковы для лошадей, доспехи, драгоценности?»
Джубади снова взглянул на город. Воины прочесывали здания, он видел, как мелькали в окнах их силуэты. На крыше какого-то высокого дома уже был установлен флаг мерков.
В городе никого не было. Он ожидал, что они сожгут Суздаль или он проедет по улицам, а скот будет лежать в грязи, демонстрируя свою покорность. Но ничего подобного не произошло.
Он посмотрел на Хулагара:
— Я хочу, чтобы завтра мы двинулись вперед с первыми лучами солнца. Нельзя дать им время на перегруппировку. Они на краю гибели и понимают это. Мы должны их настичь. Паровые машины не могут перевезти в Рим весь скот — у них слишком мало времени. Они остановятся на тех холмах, о которых говорил Музта, там мы их и настигнем.
Хулагар кивнул.
— Если мы быстро до них доберемся, возможно, скот запаникует и сдастся. Если же нет, мы дойдем до Рима и подчиним их.
Он посмотрел на сопровождающих его всадников.
— Это лишь временное отступление. Лисы сбежали, но мы их догоним. Не пройдет и половины луны, как мы окружим их.
Все радостно закивали, на лицах появились улыбки.
Джубади въехал на мост, подковы его лошади громко зацокали по настилу. Хулагар тревожно обернулся. Странно, но железных кораблей янки не видно, хотя мост — идеальное место для убийства: всего один залп картечи, и все, кто окажется на мосту, погибнут.
Впереди показались бастионы внешней линии укреплений. Наверху развевалось по ветру знамя. Хулагар нервно посмотрел на него. Джубади слез с лошади.
— Дайте мне факел, — произнес он.
— Подожди, мой карт, — остановил его Хулагар. По его знаку молчаливые всадники стали подниматься вверх по склону.
Они уже почти добрались до знамени, когда их ослепила вспышка света и раздался взрыв. Хулагар тотчас бросился к Джубади и прикрыл его своим телом.
Дым рассеялся. Воины пронзительно кричали. Один из них держал окровавленный обрубок нога, другой трясся в судорогах, третий лежал на земле, разорванный в клочья.
Оставшийся невредимым подошел к изувеченному товарищу и о чем-то спросил. Тот кивнул, сверкнуло лезвие сабли, и крик оборвался.
Хулагар медленно поднялся.
— Они знали, что это тебя убьет, — сказал он. — Это была ловушка.
Джубади посмотрел вверх.
— Ну, теперь, когда она сработала, давай сожжем эту штуку. Я устал и хочу есть. Нужно привести скот — мы насытимся сегодня ночью и забудем об этом.
Кто-то из воинов принес факел. Хулагар видел страх в глазах Джубади.
— Откуда они знали? — прошептал кар-карт.
Он начал подниматься, Хулагар последовал за ним. Носитель щита огляделся. Кораблей на реке не было, на стенах стояла стража. Откуда они знали? Джубади подошел к флагу. — Это всего лишь кощунство! — крикнул он. Его голос разнесся далеко вокруг, его слышали все воины. — Я, Джубади, правящий кар-карт, плюю на происки наших врагов — скота.
Он поднес факел к флагу и держал его, пока тот не загорелся. Потом он отступил назад.
Хулагар снова посмотрел в сторону леса.
Откуда скот знает об их обычаях?
Внезапно он понял — Юрий.
Хулагар посмотрел на Тамуку, который с легкой улыбкой наблюдал за церемонией.
Юрий отбросил ткань и выглянул наружу. Первая волна мерков схлынула, они проехали, не заметив его. Одна из лошадей оступилась и сбросила всадника буквально в нескольких метрах от Юрия. Всадник, кажется, вывихнул ногу и так ругался, что Юрию стало смешно. Его никто не обнаружил.
Теперь пора.
Юрий вылез из вырытой между двумя валунами ямы и взобрался на один из них. Он пытался сдержать дрожь, не зная, дрожит ли оттого, что после долгого сидения в яме затекли руки и ноги, или от страха.
Он поднес к глазам подзорную трубу, выдвинул ее до отказа и осмотрелся. Вскоре он увидел его — по дороге двигался отряд всадников, и среди них знакомая фигура. Это был несомненно он — его посадка, манера езды. Это был не двойник, каких ему тоже случалось видеть.
Только то, что он знает Джубади, помогло ему убедить Кина доверить ему это задание. Было, правда, еще несколько карфагенян, но все они видели кар-карта лишь мельком. Только один человек мог сделать это — тот, кто ехал с ним бок о бок в течение двадцати лет, питомец носителя щита его сына. Только он мог узнать Джубади, где бы он ни находился и во что бы ни был одет.
Рядом был Хулагар. Юрий почувствовал сожаление. Носитель щита повернулся и посмотрел в сторону леса.
Неужели ему что-то подсказывает его «ту»? Юрий замер. Он убрал подзорную трубу, опасаясь, что Хулагар почувствует его взгляд.
Он почти физически ощущал, как щитоносец осматривается, вглядывается в каждый камень, в каждое дерево. Юрий знал слишком много случаев, когда дух «ту» предупреждал своего хозяина. От напряжения у него стало покалывать в затылке. Он ждал.
Хулагар повернул лошадь и поехал дальше, вслед за кар-картом Джубади.
Юрий медленно спустился вниз и достал длинный кожаный футляр, извлек из него металлическую трубку. В сыром воздухе ямы смешались запахи металла, дерева и масла.
Юрий перевел дух. У него было еще немного времени.
«Пять ударов сердца, и нажимай на крючок», — говорил Эндрю.
Небо темнело, обретая тот темно-синий оттенок, который появляется только после солнечного дня.
А на юге, должно быть, уже совсем тепло. Вожди возвращаются каждый в свой клан, жрецы готовятся к вечерней молитве. «By бак Нов домисак глорианг, нобис ку» («Услышьте меня, предки, вечно стремящиеся вперед по небу»).
Юрий прошептал эти слова и улыбнулся.
Кин был прав: за прошедшие годы он куда больше стал похож на мерка, чем на человека, на скота. Он даже стал гордиться своим господином, который был носителем щита самого зан-карта. Он, Юрий, разделял с ними стол.
И ему начало это нравиться.
Эндрю все понимал и поэтому не подпускал его к своему ребенку.
«Его ребенок. Мои дети».
И у него был ребенок — Ольга. Ее мать… Юрий улыбнулся. Она была из чинов: мягкая, нежная, с оваль-ным личиком, сама почти ребенок. Ее забили до смерти за то, что она пролила молоко на платье своей госпожи — первой жены Джубади. Сначала забили, а потом разрубили на куски и бросили в яму. «Дитя мое, Ольга. Я подумал, что лучше задушу тебя собственными руками, чем позволю швырнуть в яму. Я убил тебя.
Как давно это было?»
После Баркт Нома, где три реки впадают в соленое море. Четырнадцать сезонов.
Год за годом он лелеял свои воспоминания, свою ненависть, отвращение к себе за то, что ничего не делал. За то, что обгладывал кости, которые кидали из юрты рабам.
И все это время он провел в бесконечном пути. Он видел весь мир. Горы, пронзающие небо, соленые моря. Вода в них такая плотная, что на ней можно прыгать. Он видел неистовство бурь, небеса, озаренные вспышками молний, — тогда отважные вожди трусили, а он смеялся в душе. Он видел битвы, наблюдая их с высокого холма. Он видел, как умены рассекают океан зеленой травы. Они двигались так слаженно, словно их движением управляла одна рука.
Он видел двадцать разных народов — чинов, к которым принадлежала его возлюбленная, уби, толтеков, констанов, а также других русских, живших на самом краю света. Он видел, как горели их города, как покорялись их жители. Он слышал плач детей, которых кидали в ямы. И ужас пережитого сделал его бесчувственным, как камень.
Во всяком случае, так ему казалось.
А потом была Софи. Рабыня из Констана.
«Где она сейчас?»
Скорее всего, по прежнему в юрте Хулагара, и с ней его второй ребенок. На душе у него потеплело.
Тамука говорил: «Убей Кина, и они станут свободны, если нет — они попадут на стол в праздник полнолуния. И ребенок будет смотреть, как умирает его мать». — Не думай об этом, — прошептал он себе.
Со всем можно покончить легко и просто. Он посмотрел на кольцо, нащупал на нем небольшой выступ и подцепил его ногтем. Выскочила отравленная игла, невидимая в темноте.
«Почему бы и нет? Потому что я трус?» Он встряхнул головой. Страха в нем давно не осталось. Раб теряет все страхи, у него остается только надежда. Свободный человек боится смерти, потому что не хочет терять жизнь и наслаждение, которое она дает ему. Но для раба смерть означает освобождение.
«Почему бы и нет? — пульсировала в мозгу мысль. — Ведь в ту ночь, когда я впервые встретил его, я был готов. Может, мне помешал тот взгляд, спокойный и доверчивый, которым он посмотрел на меня?»
Кин принес с собой любовь, обычную человеческую любовь. Любовь и уют, которые есть в обычной человеческой семье, живущей без страха. Любовь и уют, которые могут быть в одночасье уничтожены из-за такого ничтожного проступка, как пролитое молоко. «Они думали, что я забыл.
Ведь для них я всегда был всего-навсего скотиной, без чувств и привязанностей. Но теперь они узнают».
Он мог только молиться о том, чтобы Софи поняла: по крайней мере малыш не узнает, что значит жить в мире, которым правят мерки. Потому что, если бы он убил Кина, они бы уж точно победили.
Кин заставил его опять обратиться против них. Юрий понимал, что его используют, что Кина не волнует происходящее с ним сейчас — лишь бы он сумел выполнить задуманное.
Юрий грустно улыбнулся своему чувству. Жалость к себе появилась впервые за многие годы.
Он выглянул: три темные фигуры поднимались вверх по склону. Вспышка света… Он отсчитал пять ударов сердца. Грохот докатился до него.
Кин сказал, что это будет всего в тысяче ярдов отсюда, но расстояние не имеет значения. Юрий взял снайперскую винтовку и тщательно осмотрел шестигранный ствол, чтобы там не было ни песчинки.
Он тренировался с этой винтовкой ежедневно с тех самых пор, как Кин сказал, что это единственный путь к спасению. Эндрю разработал множество других планов — ловушки в городе, спрятанные на дороге мины, огонь с кораблей. Юрий смеялся над всеми этими способами. Он перестал смеяться, только когда увидел снайперскую винтовку собственными глазами.
Сначала он просто учился стрелять из нее, потом стал увеличивать расстояние. Тренировался в меткости рядом с рудниками за Форт-Линкольном. Сейчас холм скрывал от него этот форт.
Он смотрел на трепещущий на ветру флаг. Ветер дул с востока.
Если бы ветер был сильнее, если бы Джубади появился на дороге поздно вечером, если бы всадники были внимательней и заметили Юрия… Столько самых разных «если», но сейчас все они были на его стороне.
Он поднял тяжелую винтовку и уложил ее в желоб, выдолбленный в камне. Оружие плотно легло в приготовленное для него место.
Юрий уперся плечом в камень и посмотрел в специальную подзорную трубу, привинченную к стволу. Слегка перевел ствол влево. Немного ниже. Он почти незаметно передвинул винтовку, всего на какую-то часть дюйма. Во время тренировок он научился чувствовать свое оружие, сжился с ним.
Линии перекрестья на сей раз легли куда нужно. У него будет только один выстрел.
Он взвел курок.
Джубади поднимался к флагу. Юрий взял его на прицел.
Пять ударов сердца — ровно столько времени нужно, чтобы пуля дошла до цели.
Дым от факела в руке Джубади поднимался к небу.
Как трудно.
«Как бы к кар-карту не бросились верные стражи». Ветер. Дым от факела пошел прямо вверх.
Джубади наклонился и прикоснулся факелом к флагу.
Юрий дотронулся до курка. Он почти готов. Еще немного, и Джубади встанет именно на то место, которое он так хорошо изучил.
Джубади выпрямился, глядя, как горит черный флаг.
Юрий вздохнул и нажал на курок.
— Сэр, путь впереди свободен. Мерки на северной линии и под Вазимой. Сюда они доберутся через пару часов, а может, и быстрее. Чего мы ждем?
Эндрю посмотрел на телеграфиста, который беспокойно переминался с ноги на ногу.
— Еще немного, — прошептал он, глядя на запад.
Хулагар повернулся. Что-то было не так. Он это чувствовал. Он взглянул на Тамуку, который смотрел прямо ему в глаза.
Хулагар поднял свой щит и шагнул к Джубади. Не до ритуалов.
Юрий шепотом выругался, по лбу катился холодный пот.
Он отвел курок назад. Патрон застрял. Ломая ногти и не обращая внимания на боль, Юрий вытащил его из ствола.
Потом достал мешочек с патронами и вставил новый.
Снова прильнул к прицелу, слегка передвинув винтовку.
Так.
«Спокойно, — приказал он себе. — У тебя всего один шанс.
Не думай ни о чем. Ни о ней, ни о задушенном ребенке, который лежал у тебя на руках, ни о Софи, ни о ямах, ни о крови. Думай только об этом. Думай о двадцати годах, которые ты ждал, чтобы отомстить».
Он положил палец на курок.
И увидел, как Хулагар движется к его цели, чтобы закрыть ее, а ему наперерез идет Тамука. В голове Юрия словно вспыхнуло озарение — щитоносец зан-карта посмотрел прямо на него. «Неужели?…»
Он нажал на курок.
— Отойдите отсюда, мой карт! — прошипел Хулагар.
Джубади оглянулся на него, языки пламени лизали флаг.
— В этом месте что-то странное, — тихо произнес Джубади. — Мне так не хватает простора степей.
Хулагар оглянулся и краем глаза заметил что-то необычное.
Что это?
Тонкий дымок. Выстрел? Но стрелок не может быть так далеко.
Хулагар почувствовал, как замерло сердце. Замерло, а потом снова забилось.
— Джубади!
Хулагару казалось, что он движется под водой, так медленно он поворачивался. Он шагнул вперед и, подняв щит, постарался прикрыть своего кар-карта.
Джубади посмотрел на него, в его глазах было недоумение, на лице озадаченная улыбка… Внезапно выражение глаз изменилось.
— Нет!
В тот самый момент, когда Хулагар прикрыл щитом Джубади, он увидел дырочку в спине друга А в следующее мгновение из груди кар-карта хлынула кровь, заливая горящий флаг.
— Нет!
Джубади пытался повернуться. В его глазах уже застыло отражение вечности.
— Хулагар? — прошептал он.
Хулагар уронил свой щит, и тот упал наземь. Носитель щита подхватил своего друга.
Он чувствовал, как вытекает кровь из его тела, с каждым толчком унося драгоценные секунды жизни.
— Я сжег флаг своих собственных похорон, — прошептал Джубади, словно не понимая, как это могло случиться.
— Мой карт.
— Сон, — произнес Джубади.
— Подожди, мой карт.
На губах Джубади появилась тонкая улыбка:
— Этот скот…
По всему его телу пробежала дрожь, он уронил голову Хулагару на плечо. Носитель щита вгляделся в его лицо и застыл в молчании.
Джубади ва Гриска, кар-карт орды мерков, умер.
Хулагар стоял, держа в объятиях тело друга, чувствуя на щеке его последний вздох.
Все молчали, застыв на мгновение, словно Буглаа накинула на мир свое покрывало. Потом в небо поднялся горестный крик, через минуту подхваченный тысячами голосов.
Подошел Вука, его щитоносец прикрывал его. Хулагар посмотрел Вуке в глаза и увидел там страх, ужас от осознания, что этот удар мог поразить его самого.
— Вука ва Джубади, знай, что Буглаа забрала твоего отца, — дрогнувшим голосом произнес Хулагар. — Когда пройдет месяц траура, ты будешь объявлен кар-картом орды мерков.
Вука молча кивнул.
— Тамука, носитель щита, выполняй свои обязанности. Обеспечь его безопасность, пока мы не найдем убийцу.
Тамука кивнул молчаливым стражам, те плотным кольцом окружили наследника. Вука даже не обернулся, не дотронулся до тела отца. Его увели.
— У нас нет времени на траур, — сказал Тамука. глядя на Хулагара.
— Месяц траура будет соблюден! — выкрикнул Хулагар. — До объявления наследника править буду я, мы будем верны традициям. После этого орда двинется дальше.
— Поэтому они и подослали стрелка! — крикнул Тамука. Его голос был едва слышен на фоне рыданий.
— Когда месяц траура закончится, кар-карт получит свое отмщение, но не раньше. А теперь оставь меня!
Тамука колебался.
— Прости, мой друг, — прошептал он. Он дотронулся до плеча Хулагара.
Хулагар посмотрел в глаза Тамуке и все понял. Он и раньше подозревал, кто стоит за всем этим. Но для чего это Тамуке?
Носитель щита нового кар-карта повернулся и ушел, не обращая внимания на Музту и тугар, которые молча стояли неподалеку.
Хулагар поднял на руки тело Джубади и посмотрел на догоревший флаг, дым от которого поднимался в небо.
Один из стражей нашел укромную пещерку между двумя камнями. Там лежал труп стрелка.
— Мы нашли его!
Он схватил тело Юрия за руку и выволок наружу. Страж почувствовал легкий укол, словно напоролся на шип куста.
Скот смотрел на него мертвыми глазами, на губах у него застыла странная улыбка. Внезапно у воина закружилась голова. Он опустился на землю и снова посмотрел на мертвеца.
На пальце Юрия блестело кольцо, из которого торчала длинная острая игла.
Воин закричал, понимая, что ему уже никто не поможет.
Вскоре он тоже замолк навсегда.
— Поднимите сигнальный флаг, — скомандовал Буллфинч и посмотрел на мальчишку, который стоял рядом в рубке броненосца «Фредериксберг».
Он бросил быстрый взгляд на секретный приказ, который только что распечатал. В эту минуту с берега раздались душераздирающие крики.
— Мистер Тургеев.
— Да, сэр?
Буллфинч посмотрел на батарейную палубу, на зачехленные пушки и расплылся в улыбке.
— Передайте всей команде — правитель мерков умер. Теперь можно со спокойным сердцем выпустить в них несколько снарядов.
Впереди на «Новроде», стоявшем на якоре в нескольких милях от Суздаля, виднелись красные флажки. Сигнал передадут вниз по реке, а там с сигнальной вышки он пойдет дальше.
Небо потемнело, солнце почти скрылось за горизонтом, окрашивая нижние края облаков в пурпурный цвет.
Он услышал стук телеграфного ключа, и сердце у него замерло. Он ждал. Дверь в комнатку телеграфиста открылась, оттуда вышел парнишка и отдал ему бумагу.
Он раскрыл ее.
Целую минуту он смотрел на телеграмму, потом сложил ее и пошел в вагон.
Все терпеливо ждали, не понимая, зачем он остановил здесь поезд.
— Я только что получил сообщение с корабля Буллфинча на Нейпере, — тихо произнес Эндрю. — «На „Фредериксберге" — три красных флажка».
Он посмотрел на присутствующих, они озадаченно переглядывались.
— Джубади, кар-карт мерков, застрелен у ворот Суздаля снайпером.
Все загомонили.
— Это означает, — спокойно продолжил Эндрю, — что мерки прекратят все военные операции на ближайшие тридцать дней, пока не закончится срок траура. У нас будет время достроить оборонительную линию возле Кева и подготовиться к атаке. — Слава тебе, Господи. Аллилуйя, — вздохнул Калин. Эндрю кивнул, говорить он не мог.
Касмар встал.
— Это сделал Юрий?
— Да, Юрий.
— И?
— Скорее всего, он мертв. Он сказал мне, что сделает. Он знал, что не сможет спастись.
— Возможно, он обретет покой, — сказал Касмар, перекрестившись.
— Нас спас изгой, — сказал Калин, покачивая головой в недоумении. Он поднялся, подошел к Эндрю и пожал ему руку. — И ты нас спас.
— Нет, я всего лишь дал немного времени, — ответил Эндрю. — Нас спас Ганс, все те солдаты, которых мы потеряли, все люди, которые умерли. Именно они спасли нас, спасут позже. — Он заколебался. — А Юрий… он обрел покой и дал нам последний шанс. — Эндрю посмотрел на них. — Скажите машинисту, что можно отправляться.
Он хотел сказать, что их ждет впереди еще очень много испытаний. У них тридцать дней, а потом снова начнется война. Он подумал о письме Юрия, в котором тот объяснял, советовал и подсказывал, чего им ожидать. Вука, конечно, непредсказуем, но его следует опасаться меньше всего.
— Прости меня, — прошептал он и спустился на платформу. Он не слышал приветственных криков, не заметил, как поднялся боевой дух солдат, которые сразу вдруг поверили, что сумеют победить. Это была эйфория. Пусть ненадолго, но они снова обрели уверенность в себе.
Эндрю не мог ничего сказать. Только что умер человек, которого он послал на смерть своими руками. Война никогда не была делом личным, но сейчас…
С того самого дня, как он впервые увидел Юрия, в нем зрел этот план; в то утро, когда он услышал о смерти Ганса, этот план обрел реальные черты. Даже когда они проводили эвакуацию, он понимал, что им все равно не хватит времени. Им катастрофически не хватало времени с тех пор, как они решили противостоять тугарам.
Он просиживал с Юрием вечерами, обсуждая план во всех подробностях. И Юрий учил его думать, как думают мерки.
И этот план сработал.
Эндрю посмотрел на письмо от Юрия.
«Я знаю, что меня использовали обе стороны, особенно ты, но лишь для того, чтобы спасти мой народ, тех самых людей, которые с удовольствием убили бы меня. Идя на это, я жертвую теми двумя людьми, которых люблю. Я понимаю, что в любом случае мой поступок поможет Тамуке.
Но все равно я прощаю тебя, Эндрю Лоренс Кин».
Эндрю сложил письмо и сунул его обратно в карман.
Он хладнокровно и расчетливо убил своего противника. Это вовсе не означает, что Джубади не собирался убить его. Юрий никогда об этом не говорил, но Эндрю помнил рассказанную им историю о питомце, который решился убить кар-карта, чтобы спасти свою семью.
Сейчас не время винить себя. Это война на выживание. Если бы Юрий не убил того, кто превратил его в раба, через десять дней мерки уже были бы у Белых холмов, убивая тысячи беглецов.
Совершив это убийство, Юрий спас Русь, весь народ.
Но Эндрю это не нравилось.
Поезд тронулся, и он вскочил на подножку вагона.
Последний поезд из Руси.
Позади них была пустая земля, целый народ отправился в изгнание.
«Смогут ли они когда-нибудь вернуться? — подумал он. — Или это начало исхода, и нам придется обойти весь мир? Трудно предвидеть, какую борьбу нам придется выдержать, чтобы вернуться».Они вернутся, черт побери! Это их земля, их мечта, их дом. Суздаль принадлежит им. Даже если потребуется жизнь целого поколения, они вернутся. Возможно, он сам умрет, возможно, умрут и другие, но все равно останутся те, кто потом возвратится и победит.
Поезд начал набирать скорость. Маленькая станция осталась позади, здание полыхало на фоне закатного неба. Эндрю в последний раз оглянулся: вниз, к Нейперу, спускались холмы, позади лежала молчаливая земля, пустые поля, деревни, города. Молчали церковные колокола, которые всегда звонили на закате.
— Когда-нибудь мы вернемся.
Он обернулся к Кэтлин, она прислонилась к двери вагона, Мэдди спокойно спала у нее на руках. Они вместе смотрели на покидаемую землю.
— Ты сделал то, что должен был сделать.
— Это не значит, что мне это нравится.
— И хорошо, иначе бы я не смогла тебя любить.
Он посмотрел на нее, и впервые после смерти Ганса на его лице появилась улыбка.
Машинист прогудел какую-то печальную мелодию, словно посылая последнее «прости» родной земле, и их поезд поехал на восток, навстречу разгорающейся ночи.
— Он знает, что его наследник убил собственного брата. Он не видит угрозы, которая исходит от скота. Он не правит, Хулагар.
— Лучше забудь об этом, — сказал Хулагар. — Он -мой кар-карт и друг, и он всегда правил хорошо.
— Это твое дело, Хулагар, носитель щита. Ты знал, на что шел, позволяя себе относиться к нему как к другу.
Хулагар промолчал, не было смысла отрицать очевидную справедливость этих слов.
— Но он хорошо правит. Тамука не ответил. Хулагар оглянулся на Джубади, который ждал своего щитоносца.
— Ты не будешь больше щитоносцем зан-карта, — холодно сказал он.
Тамука усмехнулся:
— А кто будет охранять зан-карта от него самого, от тех глупостей, которые он то и дело совершает?
— Найдется кто-нибудь.
Тамука мысленно выругался — Хулагар его не поддержал, поэтому не стоило продолжать разговор. Не говоря ни слова, он развернулся и подъехал к Вуке. Тот, конечно, не слышал, о чем шла речь, но чувствовал, что его щитоносец чем-то недоволен, поэтому он радостно улыбнулся. Тамуку он ненавидел.
— Нужно немедленно бросить вперед десять уменов. Остальные подойдут в течение трех дней, — сказал Джубади. — Вскоре мы отведаем мяса русских. Летающие корабли отправятся на восток разведать, где спрятался скот. Здесь останется карфагенский скот — возделывать землю и искать пищу. Они сбежали, но мы все равно найдем их.
Он оглянулся на флаг, который по-прежнему развевался на ветру. Снова его кольнуло предчувствие, и он посмотрел на Хулагара.
— Новым кар-картом будет тот, кто сожжет флаг скорби, — прошептал Хулагар.
Джубади кинул быстрый взгляд на Вуку, который смотрел на флаг со странной смесью ужаса и надежды, словно это действительно был знак перехода власти от отца к нему.
— Я должен сделать это сам, — объявил Джубади.
Хулагар согласно кивнул.
Джубади глубоко вздохнул и послал лошадь вперед.
Хулагар снова всмотрелся в лес, у него опять возникло это странное чувство. Он поудобнее ухватил бронзовый щит.
Джубади продолжал спускаться к реке, где за утесом стоял броненосец янки.
— Пусть видят, как мы входим в их город, — сказал Джубади.
Воины, охранявшие Джубади, внимательно осматривали дорогу, от их взглядов не ускользало ничего — ни трупы лошадей, ни погибшие всадники, лежавшие в траве.
— Убивать с помощью расставленных на дороге взрывающихся снарядов — это трусость, — проворчал Джубади.
— Как бы то ни было, эти снаряды убивают, — отозвался Музта.
Музта посмотрел на холмы, которые высились за городом.
Джубади откинулся в седле, он был разочарован. Они пересекли реку и находились в сердце Руси. Потери оказались не так уж велики, учитывая, с чем им пришлось столкнуться. Янки дважды потерпели поражение, их моральный дух должен быть сломлен.
Джубади чувствовал, как устала его лошадь. Он даже не позаботился дать ей имя — слишком быстро они умирали. Конечно, скот — это скот, а лошадь — друг и товарищ, но если бы он думал о всех лошадях, которых потерял, его сердце уже давно разорвалось бы.
Рядом ехал Хулагар, прикрывая его щитом. Сколько раз он спасал его от смерти. Джубади внезапно снова вспомнил, как, думая, что никто его не видит, плакал его щитоносец, когда ему пришлось зарезать свою первую лошадь.
— Сегодня тепло, — сказал Джубади и посмотрел на небо.
— Я уж думал, дожди никогда не кончатся, — отозвался Хулагар.
— Погода должна была измениться, — рассеянно пробормотал Джубади.
Джубади недовольно смотрел на здания заводов, построенных янки. Ему так хотелось разгадать все их секреты, а хитрый скот оставил ему лишь бесполезные стены. Железный мост был до сих пор невредим. Этот мост раздражал его — то, как он был построен, выходило за пределы понимания Джубади. Кар-карт осознавал, что все вокруг было выше его понимания. Железная дорога, паровые машины, которые едут по ней, ружья, летающие корабли, железные корабли, которые не тонут в воде, — все это было неразгаданной тайной.
Он посмотрел на Тамуку, который ехал рядом с Вукой, прикрывая его щитом.
«Неужели молодой носитель щита прав? — подумал он. — Неужели весь скот надо убить? Кто же тогда будет нашей пищей? Кто будет выполнять всю работу? Кто будет делать наши луки и стрелы, седла и юрты, подковы для лошадей, доспехи, драгоценности?»
Джубади снова взглянул на город. Воины прочесывали здания, он видел, как мелькали в окнах их силуэты. На крыше какого-то высокого дома уже был установлен флаг мерков.
В городе никого не было. Он ожидал, что они сожгут Суздаль или он проедет по улицам, а скот будет лежать в грязи, демонстрируя свою покорность. Но ничего подобного не произошло.
Он посмотрел на Хулагара:
— Я хочу, чтобы завтра мы двинулись вперед с первыми лучами солнца. Нельзя дать им время на перегруппировку. Они на краю гибели и понимают это. Мы должны их настичь. Паровые машины не могут перевезти в Рим весь скот — у них слишком мало времени. Они остановятся на тех холмах, о которых говорил Музта, там мы их и настигнем.
Хулагар кивнул.
— Если мы быстро до них доберемся, возможно, скот запаникует и сдастся. Если же нет, мы дойдем до Рима и подчиним их.
Он посмотрел на сопровождающих его всадников.
— Это лишь временное отступление. Лисы сбежали, но мы их догоним. Не пройдет и половины луны, как мы окружим их.
Все радостно закивали, на лицах появились улыбки.
Джубади въехал на мост, подковы его лошади громко зацокали по настилу. Хулагар тревожно обернулся. Странно, но железных кораблей янки не видно, хотя мост — идеальное место для убийства: всего один залп картечи, и все, кто окажется на мосту, погибнут.
Впереди показались бастионы внешней линии укреплений. Наверху развевалось по ветру знамя. Хулагар нервно посмотрел на него. Джубади слез с лошади.
— Дайте мне факел, — произнес он.
— Подожди, мой карт, — остановил его Хулагар. По его знаку молчаливые всадники стали подниматься вверх по склону.
Они уже почти добрались до знамени, когда их ослепила вспышка света и раздался взрыв. Хулагар тотчас бросился к Джубади и прикрыл его своим телом.
Дым рассеялся. Воины пронзительно кричали. Один из них держал окровавленный обрубок нога, другой трясся в судорогах, третий лежал на земле, разорванный в клочья.
Оставшийся невредимым подошел к изувеченному товарищу и о чем-то спросил. Тот кивнул, сверкнуло лезвие сабли, и крик оборвался.
Хулагар медленно поднялся.
— Они знали, что это тебя убьет, — сказал он. — Это была ловушка.
Джубади посмотрел вверх.
— Ну, теперь, когда она сработала, давай сожжем эту штуку. Я устал и хочу есть. Нужно привести скот — мы насытимся сегодня ночью и забудем об этом.
Кто-то из воинов принес факел. Хулагар видел страх в глазах Джубади.
— Откуда они знали? — прошептал кар-карт.
Он начал подниматься, Хулагар последовал за ним. Носитель щита огляделся. Кораблей на реке не было, на стенах стояла стража. Откуда они знали? Джубади подошел к флагу. — Это всего лишь кощунство! — крикнул он. Его голос разнесся далеко вокруг, его слышали все воины. — Я, Джубади, правящий кар-карт, плюю на происки наших врагов — скота.
Он поднес факел к флагу и держал его, пока тот не загорелся. Потом он отступил назад.
Хулагар снова посмотрел в сторону леса.
Откуда скот знает об их обычаях?
Внезапно он понял — Юрий.
Хулагар посмотрел на Тамуку, который с легкой улыбкой наблюдал за церемонией.
Юрий отбросил ткань и выглянул наружу. Первая волна мерков схлынула, они проехали, не заметив его. Одна из лошадей оступилась и сбросила всадника буквально в нескольких метрах от Юрия. Всадник, кажется, вывихнул ногу и так ругался, что Юрию стало смешно. Его никто не обнаружил.
Теперь пора.
Юрий вылез из вырытой между двумя валунами ямы и взобрался на один из них. Он пытался сдержать дрожь, не зная, дрожит ли оттого, что после долгого сидения в яме затекли руки и ноги, или от страха.
Он поднес к глазам подзорную трубу, выдвинул ее до отказа и осмотрелся. Вскоре он увидел его — по дороге двигался отряд всадников, и среди них знакомая фигура. Это был несомненно он — его посадка, манера езды. Это был не двойник, каких ему тоже случалось видеть.
Только то, что он знает Джубади, помогло ему убедить Кина доверить ему это задание. Было, правда, еще несколько карфагенян, но все они видели кар-карта лишь мельком. Только один человек мог сделать это — тот, кто ехал с ним бок о бок в течение двадцати лет, питомец носителя щита его сына. Только он мог узнать Джубади, где бы он ни находился и во что бы ни был одет.
Рядом был Хулагар. Юрий почувствовал сожаление. Носитель щита повернулся и посмотрел в сторону леса.
Неужели ему что-то подсказывает его «ту»? Юрий замер. Он убрал подзорную трубу, опасаясь, что Хулагар почувствует его взгляд.
Он почти физически ощущал, как щитоносец осматривается, вглядывается в каждый камень, в каждое дерево. Юрий знал слишком много случаев, когда дух «ту» предупреждал своего хозяина. От напряжения у него стало покалывать в затылке. Он ждал.
Хулагар повернул лошадь и поехал дальше, вслед за кар-картом Джубади.
Юрий медленно спустился вниз и достал длинный кожаный футляр, извлек из него металлическую трубку. В сыром воздухе ямы смешались запахи металла, дерева и масла.
Юрий перевел дух. У него было еще немного времени.
«Пять ударов сердца, и нажимай на крючок», — говорил Эндрю.
Небо темнело, обретая тот темно-синий оттенок, который появляется только после солнечного дня.
А на юге, должно быть, уже совсем тепло. Вожди возвращаются каждый в свой клан, жрецы готовятся к вечерней молитве. «By бак Нов домисак глорианг, нобис ку» («Услышьте меня, предки, вечно стремящиеся вперед по небу»).
Юрий прошептал эти слова и улыбнулся.
Кин был прав: за прошедшие годы он куда больше стал похож на мерка, чем на человека, на скота. Он даже стал гордиться своим господином, который был носителем щита самого зан-карта. Он, Юрий, разделял с ними стол.
И ему начало это нравиться.
Эндрю все понимал и поэтому не подпускал его к своему ребенку.
«Его ребенок. Мои дети».
И у него был ребенок — Ольга. Ее мать… Юрий улыбнулся. Она была из чинов: мягкая, нежная, с оваль-ным личиком, сама почти ребенок. Ее забили до смерти за то, что она пролила молоко на платье своей госпожи — первой жены Джубади. Сначала забили, а потом разрубили на куски и бросили в яму. «Дитя мое, Ольга. Я подумал, что лучше задушу тебя собственными руками, чем позволю швырнуть в яму. Я убил тебя.
Как давно это было?»
После Баркт Нома, где три реки впадают в соленое море. Четырнадцать сезонов.
Год за годом он лелеял свои воспоминания, свою ненависть, отвращение к себе за то, что ничего не делал. За то, что обгладывал кости, которые кидали из юрты рабам.
И все это время он провел в бесконечном пути. Он видел весь мир. Горы, пронзающие небо, соленые моря. Вода в них такая плотная, что на ней можно прыгать. Он видел неистовство бурь, небеса, озаренные вспышками молний, — тогда отважные вожди трусили, а он смеялся в душе. Он видел битвы, наблюдая их с высокого холма. Он видел, как умены рассекают океан зеленой травы. Они двигались так слаженно, словно их движением управляла одна рука.
Он видел двадцать разных народов — чинов, к которым принадлежала его возлюбленная, уби, толтеков, констанов, а также других русских, живших на самом краю света. Он видел, как горели их города, как покорялись их жители. Он слышал плач детей, которых кидали в ямы. И ужас пережитого сделал его бесчувственным, как камень.
Во всяком случае, так ему казалось.
А потом была Софи. Рабыня из Констана.
«Где она сейчас?»
Скорее всего, по прежнему в юрте Хулагара, и с ней его второй ребенок. На душе у него потеплело.
Тамука говорил: «Убей Кина, и они станут свободны, если нет — они попадут на стол в праздник полнолуния. И ребенок будет смотреть, как умирает его мать». — Не думай об этом, — прошептал он себе.
Со всем можно покончить легко и просто. Он посмотрел на кольцо, нащупал на нем небольшой выступ и подцепил его ногтем. Выскочила отравленная игла, невидимая в темноте.
«Почему бы и нет? Потому что я трус?» Он встряхнул головой. Страха в нем давно не осталось. Раб теряет все страхи, у него остается только надежда. Свободный человек боится смерти, потому что не хочет терять жизнь и наслаждение, которое она дает ему. Но для раба смерть означает освобождение.
«Почему бы и нет? — пульсировала в мозгу мысль. — Ведь в ту ночь, когда я впервые встретил его, я был готов. Может, мне помешал тот взгляд, спокойный и доверчивый, которым он посмотрел на меня?»
Кин принес с собой любовь, обычную человеческую любовь. Любовь и уют, которые есть в обычной человеческой семье, живущей без страха. Любовь и уют, которые могут быть в одночасье уничтожены из-за такого ничтожного проступка, как пролитое молоко. «Они думали, что я забыл.
Ведь для них я всегда был всего-навсего скотиной, без чувств и привязанностей. Но теперь они узнают».
Он мог только молиться о том, чтобы Софи поняла: по крайней мере малыш не узнает, что значит жить в мире, которым правят мерки. Потому что, если бы он убил Кина, они бы уж точно победили.
Кин заставил его опять обратиться против них. Юрий понимал, что его используют, что Кина не волнует происходящее с ним сейчас — лишь бы он сумел выполнить задуманное.
Юрий грустно улыбнулся своему чувству. Жалость к себе появилась впервые за многие годы.
Он выглянул: три темные фигуры поднимались вверх по склону. Вспышка света… Он отсчитал пять ударов сердца. Грохот докатился до него.
Кин сказал, что это будет всего в тысяче ярдов отсюда, но расстояние не имеет значения. Юрий взял снайперскую винтовку и тщательно осмотрел шестигранный ствол, чтобы там не было ни песчинки.
Он тренировался с этой винтовкой ежедневно с тех самых пор, как Кин сказал, что это единственный путь к спасению. Эндрю разработал множество других планов — ловушки в городе, спрятанные на дороге мины, огонь с кораблей. Юрий смеялся над всеми этими способами. Он перестал смеяться, только когда увидел снайперскую винтовку собственными глазами.
Сначала он просто учился стрелять из нее, потом стал увеличивать расстояние. Тренировался в меткости рядом с рудниками за Форт-Линкольном. Сейчас холм скрывал от него этот форт.
Он смотрел на трепещущий на ветру флаг. Ветер дул с востока.
Если бы ветер был сильнее, если бы Джубади появился на дороге поздно вечером, если бы всадники были внимательней и заметили Юрия… Столько самых разных «если», но сейчас все они были на его стороне.
Он поднял тяжелую винтовку и уложил ее в желоб, выдолбленный в камне. Оружие плотно легло в приготовленное для него место.
Юрий уперся плечом в камень и посмотрел в специальную подзорную трубу, привинченную к стволу. Слегка перевел ствол влево. Немного ниже. Он почти незаметно передвинул винтовку, всего на какую-то часть дюйма. Во время тренировок он научился чувствовать свое оружие, сжился с ним.
Линии перекрестья на сей раз легли куда нужно. У него будет только один выстрел.
Он взвел курок.
Джубади поднимался к флагу. Юрий взял его на прицел.
Пять ударов сердца — ровно столько времени нужно, чтобы пуля дошла до цели.
Дым от факела в руке Джубади поднимался к небу.
Как трудно.
«Как бы к кар-карту не бросились верные стражи». Ветер. Дым от факела пошел прямо вверх.
Джубади наклонился и прикоснулся факелом к флагу.
«Давай».
Кар-карт Джубади отступил на шаг и поднял факел.Юрий дотронулся до курка. Он почти готов. Еще немного, и Джубади встанет именно на то место, которое он так хорошо изучил.
Джубади выпрямился, глядя, как горит черный флаг.
Юрий вздохнул и нажал на курок.
— Сэр, путь впереди свободен. Мерки на северной линии и под Вазимой. Сюда они доберутся через пару часов, а может, и быстрее. Чего мы ждем?
Эндрю посмотрел на телеграфиста, который беспокойно переминался с ноги на ногу.
— Еще немного, — прошептал он, глядя на запад.
Хулагар повернулся. Что-то было не так. Он это чувствовал. Он взглянул на Тамуку, который смотрел прямо ему в глаза.
Хулагар поднял свой щит и шагнул к Джубади. Не до ритуалов.
Юрий шепотом выругался, по лбу катился холодный пот.
Он отвел курок назад. Патрон застрял. Ломая ногти и не обращая внимания на боль, Юрий вытащил его из ствола.
Потом достал мешочек с патронами и вставил новый.
Снова прильнул к прицелу, слегка передвинув винтовку.
Так.
«Спокойно, — приказал он себе. — У тебя всего один шанс.
Не думай ни о чем. Ни о ней, ни о задушенном ребенке, который лежал у тебя на руках, ни о Софи, ни о ямах, ни о крови. Думай только об этом. Думай о двадцати годах, которые ты ждал, чтобы отомстить».
Он положил палец на курок.
И увидел, как Хулагар движется к его цели, чтобы закрыть ее, а ему наперерез идет Тамука. В голове Юрия словно вспыхнуло озарение — щитоносец зан-карта посмотрел прямо на него. «Неужели?…»
Он нажал на курок.
— Отойдите отсюда, мой карт! — прошипел Хулагар.
Джубади оглянулся на него, языки пламени лизали флаг.
— В этом месте что-то странное, — тихо произнес Джубади. — Мне так не хватает простора степей.
Хулагар оглянулся и краем глаза заметил что-то необычное.
Что это?
Тонкий дымок. Выстрел? Но стрелок не может быть так далеко.
Хулагар почувствовал, как замерло сердце. Замерло, а потом снова забилось.
— Джубади!
Хулагару казалось, что он движется под водой, так медленно он поворачивался. Он шагнул вперед и, подняв щит, постарался прикрыть своего кар-карта.
Джубади посмотрел на него, в его глазах было недоумение, на лице озадаченная улыбка… Внезапно выражение глаз изменилось.
— Нет!
В тот самый момент, когда Хулагар прикрыл щитом Джубади, он увидел дырочку в спине друга А в следующее мгновение из груди кар-карта хлынула кровь, заливая горящий флаг.
— Нет!
Джубади пытался повернуться. В его глазах уже застыло отражение вечности.
— Хулагар? — прошептал он.
Хулагар уронил свой щит, и тот упал наземь. Носитель щита подхватил своего друга.
Он чувствовал, как вытекает кровь из его тела, с каждым толчком унося драгоценные секунды жизни.
— Я сжег флаг своих собственных похорон, — прошептал Джубади, словно не понимая, как это могло случиться.
— Мой карт.
— Сон, — произнес Джубади.
— Подожди, мой карт.
На губах Джубади появилась тонкая улыбка:
— Этот скот…
По всему его телу пробежала дрожь, он уронил голову Хулагару на плечо. Носитель щита вгляделся в его лицо и застыл в молчании.
Джубади ва Гриска, кар-карт орды мерков, умер.
Хулагар стоял, держа в объятиях тело друга, чувствуя на щеке его последний вздох.
Все молчали, застыв на мгновение, словно Буглаа накинула на мир свое покрывало. Потом в небо поднялся горестный крик, через минуту подхваченный тысячами голосов.
Подошел Вука, его щитоносец прикрывал его. Хулагар посмотрел Вуке в глаза и увидел там страх, ужас от осознания, что этот удар мог поразить его самого.
— Вука ва Джубади, знай, что Буглаа забрала твоего отца, — дрогнувшим голосом произнес Хулагар. — Когда пройдет месяц траура, ты будешь объявлен кар-картом орды мерков.
Вука молча кивнул.
— Тамука, носитель щита, выполняй свои обязанности. Обеспечь его безопасность, пока мы не найдем убийцу.
Тамука кивнул молчаливым стражам, те плотным кольцом окружили наследника. Вука даже не обернулся, не дотронулся до тела отца. Его увели.
— У нас нет времени на траур, — сказал Тамука. глядя на Хулагара.
— Месяц траура будет соблюден! — выкрикнул Хулагар. — До объявления наследника править буду я, мы будем верны традициям. После этого орда двинется дальше.
— Поэтому они и подослали стрелка! — крикнул Тамука. Его голос был едва слышен на фоне рыданий.
— Когда месяц траура закончится, кар-карт получит свое отмщение, но не раньше. А теперь оставь меня!
Тамука колебался.
— Прости, мой друг, — прошептал он. Он дотронулся до плеча Хулагара.
Хулагар посмотрел в глаза Тамуке и все понял. Он и раньше подозревал, кто стоит за всем этим. Но для чего это Тамуке?
Носитель щита нового кар-карта повернулся и ушел, не обращая внимания на Музту и тугар, которые молча стояли неподалеку.
Хулагар поднял на руки тело Джубади и посмотрел на догоревший флаг, дым от которого поднимался в небо.
Один из стражей нашел укромную пещерку между двумя камнями. Там лежал труп стрелка.
— Мы нашли его!
Он схватил тело Юрия за руку и выволок наружу. Страж почувствовал легкий укол, словно напоролся на шип куста.
Скот смотрел на него мертвыми глазами, на губах у него застыла странная улыбка. Внезапно у воина закружилась голова. Он опустился на землю и снова посмотрел на мертвеца.
На пальце Юрия блестело кольцо, из которого торчала длинная острая игла.
Воин закричал, понимая, что ему уже никто не поможет.
Вскоре он тоже замолк навсегда.
— Поднимите сигнальный флаг, — скомандовал Буллфинч и посмотрел на мальчишку, который стоял рядом в рубке броненосца «Фредериксберг».
Он бросил быстрый взгляд на секретный приказ, который только что распечатал. В эту минуту с берега раздались душераздирающие крики.
— Мистер Тургеев.
— Да, сэр?
Буллфинч посмотрел на батарейную палубу, на зачехленные пушки и расплылся в улыбке.
— Передайте всей команде — правитель мерков умер. Теперь можно со спокойным сердцем выпустить в них несколько снарядов.
Впереди на «Новроде», стоявшем на якоре в нескольких милях от Суздаля, виднелись красные флажки. Сигнал передадут вниз по реке, а там с сигнальной вышки он пойдет дальше.
Небо потемнело, солнце почти скрылось за горизонтом, окрашивая нижние края облаков в пурпурный цвет.
Он услышал стук телеграфного ключа, и сердце у него замерло. Он ждал. Дверь в комнатку телеграфиста открылась, оттуда вышел парнишка и отдал ему бумагу.
Он раскрыл ее.
Целую минуту он смотрел на телеграмму, потом сложил ее и пошел в вагон.
Все терпеливо ждали, не понимая, зачем он остановил здесь поезд.
— Я только что получил сообщение с корабля Буллфинча на Нейпере, — тихо произнес Эндрю. — «На „Фредериксберге" — три красных флажка».
Он посмотрел на присутствующих, они озадаченно переглядывались.
— Джубади, кар-карт мерков, застрелен у ворот Суздаля снайпером.
Все загомонили.
— Это означает, — спокойно продолжил Эндрю, — что мерки прекратят все военные операции на ближайшие тридцать дней, пока не закончится срок траура. У нас будет время достроить оборонительную линию возле Кева и подготовиться к атаке. — Слава тебе, Господи. Аллилуйя, — вздохнул Калин. Эндрю кивнул, говорить он не мог.
Касмар встал.
— Это сделал Юрий?
— Да, Юрий.
— И?
— Скорее всего, он мертв. Он сказал мне, что сделает. Он знал, что не сможет спастись.
— Возможно, он обретет покой, — сказал Касмар, перекрестившись.
— Нас спас изгой, — сказал Калин, покачивая головой в недоумении. Он поднялся, подошел к Эндрю и пожал ему руку. — И ты нас спас.
— Нет, я всего лишь дал немного времени, — ответил Эндрю. — Нас спас Ганс, все те солдаты, которых мы потеряли, все люди, которые умерли. Именно они спасли нас, спасут позже. — Он заколебался. — А Юрий… он обрел покой и дал нам последний шанс. — Эндрю посмотрел на них. — Скажите машинисту, что можно отправляться.
Он хотел сказать, что их ждет впереди еще очень много испытаний. У них тридцать дней, а потом снова начнется война. Он подумал о письме Юрия, в котором тот объяснял, советовал и подсказывал, чего им ожидать. Вука, конечно, непредсказуем, но его следует опасаться меньше всего.
— Прости меня, — прошептал он и спустился на платформу. Он не слышал приветственных криков, не заметил, как поднялся боевой дух солдат, которые сразу вдруг поверили, что сумеют победить. Это была эйфория. Пусть ненадолго, но они снова обрели уверенность в себе.
Эндрю не мог ничего сказать. Только что умер человек, которого он послал на смерть своими руками. Война никогда не была делом личным, но сейчас…
С того самого дня, как он впервые увидел Юрия, в нем зрел этот план; в то утро, когда он услышал о смерти Ганса, этот план обрел реальные черты. Даже когда они проводили эвакуацию, он понимал, что им все равно не хватит времени. Им катастрофически не хватало времени с тех пор, как они решили противостоять тугарам.
Он просиживал с Юрием вечерами, обсуждая план во всех подробностях. И Юрий учил его думать, как думают мерки.
И этот план сработал.
Эндрю посмотрел на письмо от Юрия.
«Я знаю, что меня использовали обе стороны, особенно ты, но лишь для того, чтобы спасти мой народ, тех самых людей, которые с удовольствием убили бы меня. Идя на это, я жертвую теми двумя людьми, которых люблю. Я понимаю, что в любом случае мой поступок поможет Тамуке.
Но все равно я прощаю тебя, Эндрю Лоренс Кин».
Эндрю сложил письмо и сунул его обратно в карман.
Он хладнокровно и расчетливо убил своего противника. Это вовсе не означает, что Джубади не собирался убить его. Юрий никогда об этом не говорил, но Эндрю помнил рассказанную им историю о питомце, который решился убить кар-карта, чтобы спасти свою семью.
Сейчас не время винить себя. Это война на выживание. Если бы Юрий не убил того, кто превратил его в раба, через десять дней мерки уже были бы у Белых холмов, убивая тысячи беглецов.
Совершив это убийство, Юрий спас Русь, весь народ.
Но Эндрю это не нравилось.
Поезд тронулся, и он вскочил на подножку вагона.
Последний поезд из Руси.
Позади них была пустая земля, целый народ отправился в изгнание.
«Смогут ли они когда-нибудь вернуться? — подумал он. — Или это начало исхода, и нам придется обойти весь мир? Трудно предвидеть, какую борьбу нам придется выдержать, чтобы вернуться».Они вернутся, черт побери! Это их земля, их мечта, их дом. Суздаль принадлежит им. Даже если потребуется жизнь целого поколения, они вернутся. Возможно, он сам умрет, возможно, умрут и другие, но все равно останутся те, кто потом возвратится и победит.
Поезд начал набирать скорость. Маленькая станция осталась позади, здание полыхало на фоне закатного неба. Эндрю в последний раз оглянулся: вниз, к Нейперу, спускались холмы, позади лежала молчаливая земля, пустые поля, деревни, города. Молчали церковные колокола, которые всегда звонили на закате.
— Когда-нибудь мы вернемся.
Он обернулся к Кэтлин, она прислонилась к двери вагона, Мэдди спокойно спала у нее на руках. Они вместе смотрели на покидаемую землю.
— Ты сделал то, что должен был сделать.
— Это не значит, что мне это нравится.
— И хорошо, иначе бы я не смогла тебя любить.
Он посмотрел на нее, и впервые после смерти Ганса на его лице появилась улыбка.
Машинист прогудел какую-то печальную мелодию, словно посылая последнее «прости» родной земле, и их поезд поехал на восток, навстречу разгорающейся ночи.